Текст книги "Шестерки Сатаны"

Часть четвертая. ГОЛ В ОВЕР-ТАЙМЕ

ПРИБЫТИЕ

Надо сказать, что это перемещение в пространстве в кое-каких деталях отличалось от тех, что мне уже доводилось переживать и в снах, и наяву. Например, оно длилось, по-моему, несколько дольше. По крайней мере, я смог открыть глаза никак не раньше, чем через десять секунд. Кроме того, в ушах был какой-то странный звук, не то свист, не то писк. Причем временами казалось, будто он напоминает то ли сигналы азбуки Морзе, то ли невнятную человеческую речь. Такую, которую слышишь из приемника, плохо настроенного на волну. Пока этот самый свист-писк продолжался, глаза открываться не хотели и, наверное, не могли.

Тем не менее они все-таки открылись, и я убедился, что «Black Box» меня не подвел. Во всяком случае, он точно выполнил все мои просьбы.

Мы находились точка в точку там, где я очутился после того, как трусливо удрал с шоссе, оставив Ваню и Валета разбираться с «тиграми». То есть в пустынном холле «Горного Шале», где на сей раз даже Пепиты не было. Смотреть и ужасаться на наше появление из пустоты никому не довелось. Но я об этом и не жалел особенно.

Все были в сборе. То есть здесь же, в холле, кроме меня, находились: Гребешок, Луза, Валет, Ваня и дон Фелипе Морено. Все они к тому моменту, когда я открыл глаза, сидели в креслах, стоящих вдоль стен холла, и пока еще не пришли в сознание. Я подумал, что процесс переноса затянулся на десять секунд, потому что «черному ящику» пришлось затратить какое-то время на поиск и изъятие с моего носителя (то есть с мозга) памяти Сесара Мендеса. Ее отсутствия в голове я почти не ощущал. Кроме того, наверно, потребовалось время на приведение в человеческий вид Валета и Вани. Они были одеты в тот же самый камуфляж, который был на них во время боя в джунглях у вентиляционной шахты. Необходимо было также какое-то время на то, чтоб отыскать Гребешка и Лузу, которые, как известно, по моему приказу выпрыгнули в окно и убежали – я лично не знал, в каком направлении. Президента Морено особо искать не требовалось, к моменту переноса он находился в двух шагах от «черного ящика». Все трое последних были одеты в ту же самую одежду, в какой я их запомнил по президентскому дворцу, с тем же оружием и снаряжением, даже с теми же дырами, которые были приобретены по ходу той возни, которая там происходила.

Я уже окончательно освоился, а остальные что-то не приходили в себя. Мне даже на пару секунд показалось, будто «Black Box» вернул мне не совсем то, что надо… Например, трупы. С него ведь, строго говоря, не спросишь и на бабки не поставишь. Начнешь вякать, а он скажет: «Ты, сука, радоваться в натуре должен, что тебя самого с душой оставили! Понял?!»

Но эти леденящие душу сомнения длились недолго. Первым пошевелился в кресле сеньор Морено. Он открыл глаза и тут же закрыл, помотал головой из стороны в сторону и пробормотал:

– Боже мой, где я? – Хорошо еще, что он не узнал ни Ваню, ни Валета, потому что они, мирно сидючи в креслах, совершенно не походили на тех жутких «терминаторов», которые едва не разгромили все хайдийское войско.

Валет очнулся следующим и тут же толкнул в бок Ваню:

– Э, Вань, смотри!

– Да-а… – протянул тот, ошарашенно озираясь. – Ничего не понимаю…

Шумно чихнув, очухался Луза, сидевший между Валетом и Гребешком. Он сразу узнал своего юного товарища по «Белой куропатке» и испуганно отшатнулся. А когда такая махина отшатывается, то даже далеко не маленькие люди с атлетической фигурой, к каким относился Гребешок, рискуют слететь с кресла. Гребешок не слетел, но сурово выматерился.

– Ну ты, слонопотам! – проворчал он. – Аккуратнее!

– Миш, – совсем по-человечески спросил Валет. – Где мы, а?

– По-моему, в «Горном Шале»… – похлопал глазами Гребешок. – Ты лучше у Барина спроси, он знает…

– У этого, что ли? – Валет прикинул, что на Барина в этом доме больше всего похож сеньор Морено.

– Шале – это ж в Швейцарии, – со знанием дела сказал Ваня, – меня отец года два назад туда возил.

– Во болтун, – пробухтел Луза. – В Швейцарии он, с понтом дела, был! Вы с Валеркой к нам в «Куропатку» попали зимой 1996-го, так?

– Так… – согласился Ваня, недоуменно поморгав.

– Вы к этому времени уже по году отслужили, верно?

– Знаешь же, – нахмурился Валет, – чего спрашиваешь?

– Потому что у тебя друг фигово соображает. Сейчас 1997-й, стало быть, он два года назад уже в армии был, а не по загранкам катался.

– Девяносто седьмой? – округлил глаза Валет и переглянулся со своим друганом. У Вани тоже фары выкатились. Он явно считал, что сейчас 1996 год. Потом ему показалось, что «куропаточники» их разыгрывают.

Мне лично было очень жалко и Валерку, и Ваню. Потому что я уже понял: они ничегошеньки не помнят про то, что с ними было!

Со мной такое тоже было в прошлом году, когда я вышел из комы, провалявшись два года на койке в клинике Сан-Николас на Гран-Кальмаро. Впрочем, я довольно быстро все вспомнил. По крайней мере вспомнил все, что делал, пока не попал в больницу. Может быть, чуть-чуть неясностей осталось, но не так, чтобы много. Был, конечно, в моей жизни и такой случай, когда я абсолютно не запомнил то, что делал в пьяном виде. Это относилось к временам первой высадки на Хайди, когда нынешний президент, а тогда всего лишь мэр захолустнейшего и придурковатого города Лос-Панчоса, после совместного распития местного рома в компании со мной и Капитаном начал вести политические дискуссии. Убей меня Бог, если я хоть что-нибудь помню, кроме

того, что мне рассказала утром супруга мэра супертолстуха Мануэла Морено.Поскольку социал-демократические взгляды мэра нам по пьяни не понравились, он был заперт в туалете. Капитан, кажется, после этого задремал, а я, выкрикивая здравицы в честь Брежнева и Фиделя (Ильич-2 к этому времени уже полгода как помер), начал макать мэра головой в очко, и тот был вынужден пить воду из унитаза. По словам все той же сеньоры Морено, я вроде бы объявил ее национализированной и переспал с ней. Если ей это показалось прекрасным, то я устыдился так, будто меня уличили в скотоложстве со свиноматкой. Позже все эти события создали дону Фелипе репутацию несгибаемого демократа, пострадавшего от рук коммунистических варваров.

Но подобные случаи бывают со всеми. А Валерка с Ваней полтора года прожили, как роботы, действуя в разных углах России и мира, но ничего не запомнив… Хотя, может, и запомнили все-таки?

Чтоб не делать поспешных выводов, я спросил:

– Где вы вчера были, помните? Валера смешно наморщил лоб:

– По-моему, на базе.

– На какой базе?

– В «Куропатке»… – ответил за него Ваня.

– Ну ни фига себе! – пробормотал Гребешок. – Вас там контузило, что ли?

– Погоди. – Я отодвинул Гребешка в сторону. – Ваня, скажи четко, что помнишь последним?

Хоть я и сам не больно четко задал вопрос, Ваня все понял и сосредоточился.

– Последним… – пробормотал он. – По-моему, нам какой-то укол сделали.

– Точно! – подтвердил Валет, хлопнув себя по лбу. – Было такое дело. Нас Фрол отдал для каких-то экспериментов. Там, в «Куропатке», была лаборатория устроена. Самая главная была врачиха, такая полная, с длинными волосами, блондинка.

– Ага! – заторопился Ваня. – Ее Зинаида Ивановна звали. А еще была старушка. Рыжая такая, крашеная – Клара Леопольдовна.

– Еще Катя и Настя были, – почему-то хмыкнул Валерка, должно быть, вспомнив какой-то смешной эпизод.

– Вообще нам много уколов сделали, – сказал Ваня, – и тогда тоже память пропадала. А потом еще был отходняк, просыпались как мухи, еле ходили. Только-только отойдем – опять укол делают.

– И опять все no-новой, – добавил Валерка. – А этот укол, последний, где-то в апреле сделали.

– Точно, точно! – подтвердил Ваня. – Уже весна начиналась, но снег еще лежал.

– Теперь, блин, все понятно! – воскликнул Луза. – Я-то думал, что их Фрол тогда надул, а он их просто загипнотизировал.

– Ни хрена себе, – пробормотал Гребешок. – Год без памяти! Ну, вы точно монстры!

Наш базар, в котором не принимал участия только президент Морено по причине полного незнания русского языка, конечно, не мог остаться незамеченным. В холл с разных сторон вошли более-менее знакомые люди. Все опасливо посматривали на Ваню и Валета и что-то не выражали бурной радости по поводу их возвращения после многочасового отсутствия. Не иначе сеньора Эухения дозволила своим званым и не очень званым гостям посмотреть по телевизору спецвыпуск новостей, посвященный нападению монстров на президентский дворец.

– Во, – сказал Валерка, указывая пальцем на Вику, – это наш инструктор из «Куропатки». А вон стоит Зинаида Ивановна…

Валет показал правильно, но Ваня увидел Элен и сказал:

– Нет, она вон стоит, с другой стороны.

Народ, прислушиваясь к словесам пацанов, постепенно смелел. Тем более что автоматы Ваня и Валерка беспечно бросили у кресел. Когда они были биороботами, такого быть не могло ни при каких обстоятельствах. Разгильдяйство – чисто человеческое свойство.

Конечно, те несколько десятков человек, которые окружили нас, нельзя было назвать толпой, но все же было впечатление, что мы находимся на каком-то большом сборище. Холл, хоть и был просторным, но все же имел довольно ограниченную площадь. Публика вплотную еще не подошла, мы находились как бы в центре круга диаметром в пять метров. Хоть вприсядку пляши. Я разглядел Фрола – он близко не подходил, Ахмеда, Агафона, Налима, Лусию Рохас, Аурору, Пепиту, Клыка.

Наконец откуда-то сверху по лестнице спустился Чудо-юдо в сопровождении Эухении и Сарториуса. Публика перестала шептаться и расступилась. Впрочем, на первый план поначалу выдвинулась сеньора Дорадо. Эухения подошла к Морено

и сказала: – Сеньор президент, мы рады приветствовать вас в «Горном Шале». Как хозяйка этого скромного дома, я беру на себя смелость поблагодарить вас за то, что вы почтили его своим посещением. К сожалению, ситуация на Хайди в связи с некоторыми известными вам событиями крайне запуганная и неопределенная. Всего два часа назад «Радио Патриа», возобновив свои передачи после нескольких часов молчания, передало сообщение о вашей гибели при катастрофе вертолета. Из этой же передачи мы узнали о том, что вице-президент Хайди, прибыв вертолетом на Гран-Калъмаро, сделал заявление о сложении своих полномочий ввиду плохого состояния здоровья. Группа генералов и старших офицеров во главе с командиром отдельной бригады коммандос генералом Хесусом Флоресом заявила о сформировании Комитета Национального спасения и призвала все Вооруженные силы Хайди не исполнять никаких приказов, исходящих не от данного комитета. Почти одновременно министр полиции генерал Хуан-Карлос Буэнавентура сообщил по радиостанции «Вос де Лос-Панчос» о недостаточной достоверности сведений по поводу вашей гибели и сохранении им верности Конституции, не предусматривающей создания каких-либо чрезвычайных органов в Республике Хайди за исключением ситуации военного вторжения извне. Вместе с тем генерал Буэнавентура объявил, что в связи со сложением полномочий вице-президентом страны и отсутствием на острове практически всех членов кабинета министров он вынужден временно возложить на себя обязанности президента Хайди и сформировать Временное переходное правительство, которое намерено осуществлять государственную власть на острове до проведения новых президентских и парламентских выборов. Спустя тридцать минут «Радио Гран-Кальмаро» передало сообщение о вооруженных столкновениях в Сан-Исидро между тремя или четырьмя группировками, причем применяются танки и боевые вертолеты. Однако в последние часы появились признаки, что столкновения происходят и в других частях острова. Район «Горного Шале» находится на удалении примерно в 10 километров от ближайшей зоны боевых действий.

– Боже мой! – охнул Морено. – Боже мой! Какие негодяи! А вы, прорицательница, куда смотрели? Неужели не было возможности все это предсказать?!

Эухения отчетливо выговорила русское слово, очень похожее на «чудак», но обозначающее нечто иное. Должно быть, зря в России времени не тратила.

– Странно, – пробормотал президент, – она никогда не называла меня «мучачо»…

– Ладно, – сказал Чудо-юдо по-испански, – пора поставить точки над «i». Ване и Валере необходимо срочно обследоваться. Зинаида Ивановна, будьте добры этим заняться. Возьмите с собой не только Вику, но и Элен. Покормить их тоже не забудете, надеюсь. Сеньор президент, вас я попрошу пройти со мной, у нас есть много тем для разговора. Дима, Гребешок и Луза – ужинать, после чего можете отдыхать. Эухения, надеюсь, вы позаботитесь, чтоб ребята легли спать сытыми. Обещаю шесть часов сна, но не гарантирую. Всем остальным

– просьба разойтись и не болтаться по дому, а находиться в отведенных помещениях. Умберто, к вашим бойцам это тоже относится.

– Уи, мон женераль! – ответил Сарториус почему-то по-французски, явно немного кривляясь.

Все начали рассасываться. Зинка в сопровождении Вики и Элен повела на какое-то очередное потрошение так еще толком и не врубившихся в ситуацию пацанов. Сарториус подошел к Гребешку и Лузе и приказным тоном сказал:

– После ужина никуда не укладывайтесь, ясно? Возвращайтесь сюда, здесь вас будет ждать Фрол. Он вас проводит куда нужно.

– Мне тоже? – спросил я.

– У тебя свой папа есть, – сказал Сорокин язвительно. – Я тобой не командую. Можешь либо отцу подчиняться, либо собственной совести. Придешь – не прогоню. Не придешь – останешься там, где сам выберешь.

– Не шибко оптимистично, – заметил я.

– Но и пессимизма не просматривается. – Сарториус отправился в направлении лестницы, ведущей в подвал.

Я хотел было кое-что уточнить, но тут подошла сеньора Дорадо и, обворожительно улыбаясь – насколько это возможно в ее возрасте, – повлекла меня за собой. Следом поплелись Луза и Гребешок. Они тоже, как и я, начали ощущать жуткую усталость. Пепита и Аурора побежали куда-то вперед, должно быть, накрывать на стол.

– Надо же, Деметрио, я три года без малого провела в Москве, а увиделась с вами только сейчас.

– В течение первых двух лет меня в Москве не было. А в последний год, должно быть, наши дороги не пересекались. Ну и как вам понравилась Москва?

– Вы будете смеяться, но я не видела ничего, кроме ЦТМО. Это было нечто вроде почетной тюрьмы. Если бы не научная работа, которую мы вели с вашим отцом и его сотрудниками, я могла бы умереть от скуки. Но я узнала столько интересного, что не могу считать эти три года прожитыми зря. К тому же сеньор Серхио великолепно наладил работу моего здешнего Центра научной астрологии, экстрасенсорики, прогностики и нетрадиционных методов лечения, что прибыли его возросли почти втрое. Конечно, я очень переживала по поводу гибели Сесара Мендеса, но что поделаешь!

– А Лусия? – осторожно спросил я. – Чем она занималась?

– О, она тоже работала весьма напряженно. Правда, бедняжка несколько невнимательно относилась к собственному здоровью. Видимо, от усиленной мозговой деятельности у нее начались нервные или даже психические расстройства. Прошлой осенью, по-моему, в начале или в середине октября, у нее случился весьма серьезный срыв, когда она начала бредить, рассказывать какие-то ужасные, совершенно фантастические истории. Например, о том, что только что вернулась из Сибири, где общалась с инопланетянами, ночевала вместе с вами в какой-то охотничьей избушке…

– Надо же! – сказал я удивленно. Вообще-то мне не требовалось имитировать изумление. Меня действительно удивило, что Лусия, которая столь таинственно испарилась там, в ином потоке времени, оказывается, тоже кое-что запомнила. Позвольте, но ведь Чудо-юдо не мог не быть в курсе дела. То есть говорить о том, как это он мне говорил, будто вся сибирская авантюра мне приснилась или была загружена мне в голову какими-то диверсантами или врачами-вредителями, он мог только из соображений конспирации. Ведь если два независимых источника дают сходные данные, значит, они в значительной степени достоверны. А может, он и сам помнил что-нибудь? Но либо молчал и разубеждал меня по каким-то своим соображениям, либо его отвращал от этого не кто иной, как «Black Box». Возможно, пришельцы не хотели, чтоб мы сломали нашу Галактику и в этом потоке времени. Фиг его знает, может, число этих потоков не так уж и велико. Поломаешь Галактику в двух или трех временных потоках – и все, больше не восстановишь.

Впрочем, чужая душа потемки.

– Надеюсь, у Лусии уже прошли эти симптомы? – спросил я.

– Да, Деметрио, это ее больше не беспокоит. Вообще я мечтаю выдать ее замуж. Девочке уже далеко за тридцать, а она, по-моему, до сих пор девственница. Там, в ЦТМО, было множество мужчин, и некоторые ей, несомненно, симпатизировали. Но бедняжка никак не могла преодолеть синдром старой девы. Кроме того, она, видимо, была влюблена в Сесара Мендеса. Он ведь погиб где-то в Сибири, и, должно быть, это послужило причиной тех мозговых явлении, которые у нее начались.

– Надеюсь, теперь, когда вы вернулись на родину, у вас будет меньше проблем.

– О, наше возвращение весьма условно, – грустно сказала сеньора Дорадо. – Тем более что сейчас чуть ли не пятая часть населения уже удрала с острова.

– Вы можете предсказать, о чем будут беседовать дон Фелипе с моим отцом?

– Пока я бы воздержалась от предсказаний, – улыбнулась Эухения. – Хотя, безусловно, им есть о чем поговорить.

– Вы сделали такое солидное политическое заявление, что мне показалось, будто вы лучше других разбираетесь в ситуации на острове.

– Я просто озвучила то, что предложил дон Серхио. Вы прекрасно знаете, как делаются такие заявления, когда Чудо-юдо (это она по-русски сказала) хочет остаться в стороне. Просто он счел, что ему не стоит пока демонстрировать президенту, кто истинный хозяин на острове.

– Может быть, ему, как хозяину, пора бы прекратить эти разборки с применением танков и авиации?

– Я думаю, что пока это не входит в его планы.

– А если завтра или послезавтра вмешаются какие-нибудь «межамериканские силы» или просто морская пехота США?

– Это исключено. Интервенция на Хайди не окупит даже стоимости горючего, израсходованного одним авианосцем. В таких случаях янки не вмешиваются. Конечно, они понаблюдают, нет ли тут руки Гаваны или Пекина, но когда убедятся, что ничего такого не имеет мест, успокоятся.

– А рука Москвы их, стало быть, уже не волнует?

– Сергей Сергеевич действует не в интересах российского правительства.

– Но и не в интересах американского в таком случае.

Эухения только хмыкнула.

К этому времени мы уже поднялись на второй этаж и очутились в небольшой столовой, где уже возились Пепита и Аурора, расставляя тарелки. А по коридору какой-то лысый и толстенький официант уже катил какую-то тачанку с провизией.

Гребешок с Лузой несколько засмущались своего внешнего вида, уж очень они были закопчены, перемазаны во всяких неаппетитных и негигиеничных веществах. Я тоже выглядел не лучше.

– О, не беспокойтесь! – предупредительно произнесла Эухения, перехватив обеспокоенные взгляды бойцов. – Аурора, проводи молодых людей в душ.

– Сейчас мыться пойдем, – перевел я.

– А автоматы куда? – спросил Гребешок. – Конечно, я за него нигде не расписывался, но с ним, блин, спокойнее…

– Ничего, – сказал я, – сразу все не полезем. Один моется – два караулят.

– И бельишко дадут? – Лузу волновали другие проблемы. – На меня тоже? А то тут народ мелковатый какой-то.

– Не бойся, – успокоил я. – Здесь есть негритосы раза в три тебя толще.

– На фиг мне белье после негра-то? – проворчал детинушка.

– Сейчас, корефан, от тебя любой негр отшатнется, – хмыкнул Гребешок. – Глянешь в зеркало – умрешь!

Аурора сопроводила нас по коридору с несколькими поворотами до комнаты, похожей на хороший номер стандартной российской гостиницы. Я догадался, что это заведение было предназначено для проживания прислуги. Рядом было еще несколько таких с табличками: «Аурора», «Хосефина» и еще какими-то, но на той, куда мы пришли, таблички не было. Должно быть комната пустовала, и пустить в нее таких грязнаков казалось вполне допустимым.

– Классно! – заметил Луза, заглянув в ванную.

– Я принесу вам халаты, – сказала Аурора, – наверно, сеньора Эухения не будет ругаться, если в них и поужинаете. А эту одежду лучше просто выбросить.

Решился вопрос и с оружием. Несколько минут спустя после того, как Луза залез в ванну, появились Агафон и Налим.

– Так, – сказал основной из этой бравой четверки, – давайте все, что стреляет, и все, чем стреляют. Приказано прибрать к месту. Придете – получите обратно.

– Его почистить надо, – заметил Гребешок, – все в нагаре. Выстрелов по сто сделали…

– Не ваша забота, вам приказано отдыхать.

Я с легким сердцем сдал все инструменты. Может, с ними и спокойнее, но уж больно тяжело. Агафон и Налим увешались железом и свалили, потом Аурора притащила халаты, тапочки и тут же поскорее сбежала, потому что из ванной доносилось довольное рычание Лузы, оттиравшего грязищу. Оно напоминало рев молодого и полного сил медведя, а верная адъютантка Эухении таких зверей отродясь не видела и побаивалась.

В общем и целом, изведя почти все моющие средства, мы благополучно отмылись до приемлемого уровня и влезли в халаты. Оказалось, что, если затянуться потуже, то можно ходить как есть, то есть без трусов. Опасения вызывал только Луза. Халат у него на спине явно был готов разойтись по швам, а полы доходили только до середины бедер, как откровенная мини-юбка. Но все обошлось, и мы отправились жрать.

Конечно, никакого этикета мы не соблюдали, а лопали все подряд, не очень разбираясь в тонкостях кухни. Впрочем, там ничего особо тонкого не присутствовало. Наоборот, были большущие, но очень мягкие отбивные с картофельным пюре («Анкл Бэнс» небось), кукуруза с маслом, какое-то овощное сооружение, вроде салата, еще чего-то с рыбой и креветками. Что пили – не помню. Потому как довольно быстро я почувствовал сонливость – как-никак побегал немало за этот чертов день – и вроде бы попросился спать. Как в тумане помню, что меня, пошатывающегося – после одной поллитры так не ходят!

– кажется, довели до какой-то комнаты и закатили на кровать. Едва моя голова коснулась подушки, как я наглухо вырубился и никаких сновидений не увидел…