Текст книги "Все живы"

– Да пошел ты! – фыркнула Света. – Еще спалю на фиг. Так поедим. Борьк, ты это… вещи свои потом разберешь. Шмотки в шифоньер, я тебе полку освобожу, а учебники под раскладушкой пусть хранятся. Видишь, тесно у нас.

– Ну как, хорошо я шифоньер поставил? Одобрямс? – попытался обнять подругу Костя.

– Рямссс, рямссс, – засмеялась Света, и Борю покорежило от ее высокого, визгливого смеха, от этой невыносимой свистящей буквы, кто ее только придумал!

Но на него уже перестали обращать внимание. Отодвинув рукой всякий мелкий хлам на другую сторону стола, Света разорвала пергамент, в который Маринка упаковала пирожки, и сказала:

– Одни с мясом, другие с повидлом.

– И не перепутайте! – засмеялся Костя и, потирая руки, разломал один пирожок: – Так, вскрытие показало, что эти с мясом!

– Мам, а куда пирожок класть? – спросил Боря.

Света открыла рот, явно чтобы съехидничать, но все-таки встала, взяла с полки блюдце и протянула сыну:

– У нас здесь по-простому… Но если хочешь, можешь быть Самым Главным по Уборке. – И Света, явно довольная своим педагогическим талантом, надкусила пирожок.

– Ну что, хозяюшка, знакомство-то обмыть нужно! – просительно заговорил Костя и выжидающе взглянул на Борю: – Пиво пьете, молодой человек? Пятый класс, уже пора бы. Ну, я-то, конечно, чего покрепче…

– Маму не нужно бы пока дразнить, – неуверенно начал Боря, но Света его оборвала:

– Ты что думаешь, мать твоя совсем слабачка? Да я… да у меня воля крепкая. Раз решила – всё, точка! Выпей, Костян, разрешаю! Но в меру!

– Я свою меру знаю! Только кто ж мне ее нальет! – заржал довольный Костя, протянул руку и достал с полки бутылку с синей этикеткой «Пять озер», придвинул поближе стопку, налил дополна. Водка булькала так аппетитно, что Боре захотелось пить, и он спросил у мамы, которая быстро отвела глаза от бутылки:

– Мам, а у нас газировка была, помнишь?

– Не знаю, наверное, в машине осталась, – рассеянно ответила Света.

– А что есть попить?

– Дык вот! – Костя тряхнул бутылкой и засмеялся, потом взъерошил мальчику волосы: – Иди, там на кухне в кране водичка, а вон, на полке, стаканы.

Боря взял стакан и вышел из комнаты.

На кухне было душно, зато тихо. Три стола, два холодильника, один из которых очень громкий, зажаренная плита. В раковине стояла посуда, и Боря аккуратно отодвинул кран и долго умывался прохладной водой, намочил уши и виски. Напился, потом налил второй стакан и отошел к окну. С улучшением самочувствия он всё яснее начал осознавать свое положение. В голове само всплыло слово «жопа» – крепче слов он не употреблял. «Ну да, она и есть. Так, стоп. Сегодня первый день, а потом я ко всему этому привыкну и перестану замечать. Значит, так. Надо сосредоточиться. Мне здесь не нравится. Мама ведет себя странно и, кажется, мне совсем не рада. Скоро опять будет болеть спина от раскладушки, и все старания бабушки и врачей насмарку. И мои мучения с ЛФК и специальными стельками тоже. Уроки делать я буду за обеденным столом, а он липкий и завален всякой всячиной. Учебники под раскладушкой в пакете так и будут. Скоро начнется жара, и будет болеть голова. Комната вся прокуренная, даже под диваном я видел окурок. Разве можно курить в кровати?.. Или я просто такой привереда? Может быть, бабушка меня слишком ограждала от жизни? Нет, не может быть, что жизнь – такая. Ведь я был в разных домах и нигде такого не видел, как здесь. Да и раньше, когда я был маленьким, вроде бы такого не было. Или я не понимал?» Боря кивнул самому себе и попытался сосредоточиться на том, что же ему теперь делать. Но мозг отказывался думать об этом.

«Ладно, завтра. Нужно выспаться сначала. Так. Проветрить комнату, добыть чистую простыню. Интересно, одеяло-то мне найдется? Надо было у бабушки взять мое».

Чувствуя себя в режиме мобилизации, Боря допил стакан и вернулся в комнату.

– А я уж думала, ты соскучился по бабушке и ушел, – пошутила мама и снова визгливо рассмеялась. Она курила, стряхивая пепел в блюдце.

Боря заметил, что она стала какая-то красная.

– Мам, тебе жарко? Ты красная вся.

– Какое там жарко, холодно. Вот, греюсь сижу огоньком. – Она картинно провела рукой с сигаретой в воздухе и снова засмеялась.

Развалившийся на стуле Костя вскочил, потрогал ее голову:

– Да у тебя температура! Ты того, Светик, ложись давай. Аспирин есть?

– Был где-то. А чего это я, интересно? То-то меня ломает всю.

– Не простыла где?

– Нет, тепло же. Слушай, а это, может быть, ну, оттого, что завязала? И сплю плохо.

– Я ж говорил, бросать вредно. Ты же не алкашка какая-нибудь, чтобы совсем уж в завязку уходить. Ну, отдыхаешь вечерами. А что? Надо же и расслабиться после работы. Ладно, пойду аспирин поищу. На кухне?

Света кивнула, натягивая до подбородка второе одеяло.

– Мам, а мне что постелить? – решил выяснить Боря, пока мать не заснула.

– Там, в шифоньере поищи, – неопределенно махнула рукой мама и снова проворно спрятала ее под одеяло.

После недолгих поисков Боря обнаружил на нижней полке свою старую простыню с желтыми и коричневыми собачками, малы-шовское синтепоновое одеяльце и подушку, на которой всё еще была надета его любимая наволочка – синяя с корабликами. Пододеяльника не было. «Ладно, завтра получше поищу. Или купить ведь можно же?» – неуверенно подумал мальчик. Спать было еще рано, но сказались волнения и недосып. Он уже было лег, но окликнул Костю:

– Там пирожки бы в холодильник убрать…

– Хозяйственный какой у тебя сынишка! – одобрительно рассмеялся Костя. У него был приятный смех – на тех низких нотах, которые Боря переносил нормально.

– Ага, как хомяк. В садике свою котлетку просил для мамы завернуть, – снова визгливо засмеялась Света.

– А я тоже хомяк. Я твой хомячок. Где моя норка, я так по ней соскучился! Знаешь, как хомячки дышат?

Боря услышал, как он усердно засопел.

– Уйди, шее щекотно! – игриво ответила Света.

– Да отдыхай, Светик! Это я так, шучу. Ты вон горишь вся. Жаркая моя женщина! Слушай, а давай еще аспиринчику? А? Слетать за водичкой тебе?

– Н-не…

– Ну ладно, отдыхай. Я еще на кухне посижу. Там и водочка у меня осталась, и пирожки.

– Борьке оставь с повидлом, а с мясом доедай, а то пропасть могут.

– У меня не пропадут! – Костя погасил свет и захлопнул дверь.

Боря заснул быстро, как будто его выключили из розетки. Спал без сновидений, но иногда слышал мамины крики, ругань, стук, как будто кто-то швырялся предметами, а один раз был такой звук, как будто она упала с дивана. Ближе к рассвету он выполз в туалет и услышал из кухни голос дяди Кости, который с кем-то негромко разговаривал по телефону:

– Не знаю, что и делать, блин! Моя ночью колобродила. Сплю, а она как вскочит! Ночник засветил – глаза безумные, на дверь смотрит. Я к ней, а она с мужем-покойником разговаривает, вроде как он ее зовет. Потом кошку какую-то ловила. Меня вообще никак, представляешь? Будто меня и нет. Хотел еще аспирину дать – куда там. Что, водочную клизму? Тебе легко шутить, а мне-то каково, блин? Реально жутко, блин! Валить? Я уж думал. Да пацана жалко. Она ведь сына привезла, норм пацан. Не могу же я его с ней бросить. Ладно, завтра видно будет. Может, уговорю на больничку. Ну всё, пойду еще посплю, пока дрыхнет. Давай, пока! Сорян, что разбудил. Ты же просто спец по такому.

– А что с мамой? – заглянул на кухню Боря.

– Ты-то чё шаришься? ОРЗ у нее. «Очень резко завязал», болезнь такая. Ну, авось через неделю полегчает. Но это не точно. Ты смотри, поосторожнее. А то она глюки ловит. Ну, иди ложись. Только тихо, не разбуди мамку-то.

Остаток ночи прошел спокойно, а утром Света проснулась почти такая же, как обычно – раздраженная, но вполне вменяемая.

– Ну что, Боря, сейчас позавтракай пирожками и за работу. Твоя работа – это уроки. Ну, и убирать.

– Мам, а на площадку можно выйти? – посмотрев в окно на чудесное весеннее утро, спросил Боря.

– Вот уборкой мы займемся, уроки сделаешь, и можно.

– А тогда жарко будет.

– Так! Не пререкаться мне тут! – вскинулась Света, и Боря замолчал.

– Да ладно пацана-то строить! Светик, то есть Светк, ты это… дай мне пятьсот рубликов на сиги, а? Я потом верну, ты же знаешь! И к ужину чего куплю.

– На! Только чтоб сегодня нашел нормальную работу! Стыдобища – здоровый мужик у своей женщины на сигареты стреляет!

– Я сегодня на разгрузке поработаю и с ребятами побазарю. Мне Толян помочь обещался.

– Трепло твой Толян! – возмутилась Света, но милостиво встретила прощальный поцелуй в шейку и ласково проворковала: – Ну давай уже, вали. Пожрать чего купи, пельменей, что ли.

Проводив Костю, она повернулась к сыну:

– Тебя бабушка научила чай заваривать? Сделай себе в чашке, там пакетики на полке есть. А мне кофе, одну чайную ложку и две сахара.

– Мам, ты как себя чувствуешь?

– Ломает как-то, и башка раскалывается. Я с работы отпросилась до завтра, ну, похороны же. Так что сейчас будем делами заниматься.

После завтрака пирожками они и правда занялись делом: мама освободила полку для одежды, куда Боря выгрузил содержимое пакета, потом вместе убрали часть вещей со стола, он подмел в комнате и отмыл, как мог, пол, два раза выливая в унитаз черную воду. Мама командовала, одобрительно поглядывая на сына. Потом велела делать уроки, а сама куда-то ушла. Боря решил позвонить бабушке и дяде Володе. Нарочито бодрым голосом он рассказал ей, что всё в порядке, что они с мамой занимались уборкой, а сейчас он будет делать уроки. «Ты, ба, не волнуйся, главное. Тебе нельзя. Может, мама мне разрешит приехать на каникулы». С дядей Володей он был более откровенен и даже передал телефонный разговор Кости.

– Что с мамой? Это опасно? – спросил он.

– Будем надеяться, что обойдется, – уклончиво ответил дядя. – Ты, главное, если почувствуешь неладное – не стой столбом, а сразу беги. Прям быстро беги, понял?

– Да что неладное-то? – не понял Боря. – Если буйная станет, да?

– А вот этого лучше не ждать. Как заметишь стеклянные глаза – значит, она тебя не видит вообще. Или вместо тебя видит кого-то другого. Эх, Борян, и зачем тебя увезли? И сделать ничего нельзя: маму твою хрен убедишь, только врагом станешь. Ладно, племяш, если что – звони. Вместе будем думать. А за бабушку не беспокойся, к ней Маринка наведываться будет, если что не так, заметит. Она же у меня медсестра. И в церкви бабушке дела найдут, там тетки в таких делах опытные. А я тут решил пока на Севера податься, денег подзаработать к свадьбе. Знакомый сегодня позвонил, предложил устроить, ну, мы с Маринкой подумали и решили шанс не терять.

Боре после разговора стало спокойнее за бабушку, но тревожнее за маму. Да, нужно за ней приглядывать. Ему остро, до боли захотелось обратно, но он взял себя в руки и, застелив стол рекламной газетой, принялся за уроки. Мама всё не появлялась, и он на обед снова сделал себе чай и доел последний пирожок. Очень хотелось на воздух из прокуренной комнаты, но бросить квартиру открытой Боря не решился. Распахнув окно, он устроился на расшатанном стуле с книгой про океаны.

Вид огромного объема воды на обложке книжки действовал на Борю своеобразно: и воодушевлял, и тревожил одновременно. Прислушиваясь к этому приятному, но щемящему чувству, мальчик унесся мыслями так далеко от прокуренной комнатушки с грязными занавесками и небрежно застеленным диваном, что вздрогнул, когда вошел Костя.

– А мама где? – удивленно спросил он, вытаскивая из пакета какие-то консервы. – Вот, нам на разгрузке дали, пригодится. И колы тебе купил. Ты любишь колу?

Боря благодарно кивнул. Он был рад, что есть Костя. «Хотя бы не сбежал, а то что я с ней один буду делать?»

– Ну ладно, я гоу дальше арбайтен. Пригласили на халтурку одну.

– Дядя Костя, ты только вечером приходи пораньше, ладно?

– Что, стремно? Говорю же, ты умный пацан. Мне тоже стремно. Ну ничего, уж вдвоем-то мы сможем контролировать ситуацию, правда? Мы с тобой мужики или где?

После ухода дяди Кости Боря все-таки решился позвонить маме. Она ответила не сразу, и мальчик услышал женский смех и оживленные голоса.

– Мам, а можно я выйду погулять? Душно в комнате. Уроки я сделал.

– Выйди, выйди, погуляй, сыночек.

– А с дверью что делать?

– Там, на кухне в ящике запасной ключ от входной двери. А нашу так прикрой. Все равно соседи уехали.

– Мам, а ты когда придешь?

– Скоро, сыночек, скоро. Я тут к подружке зашла, у нее вечером день рождения будет, но я не пойду. Вот сейчас забежала поздравить, а меня тортом кормят. Тут некоторые гости пришли типа помогать, а сами уже отмечать начали. Но я кофе пью, ты не подумай.

– Молодец, мам. Да, у нас картошка есть?

– Под раковиной в пакете наша. А что?

– Дядя Костя забегал, принес рыбных консервов. Я подумал, что можно картошку сварить на ужин.

– Вот и почистишь после прогулки. Далеко не уходи, а то искать тебя еще.

– Я возле дома погуляю, на площадке.

С огромным облегчением Боря вышел на воздух и уселся на скамейку под большим тополем. Он вспомнил это дерево по острому запаху разогретых солнцем листьев. Как же давно это было! Он попытался представить, как уезжал с бабушкой от мамы. «Так. Я уехал, а мама осталась. Я плакал. Маму не помню почему-то. Помню только, что плакал, а бабушка мне дала киндер-сюрприз. Там был дельфин». – Нахмурившись, Боря изо всех сил напряг память, но картинка ускользала, подрагивала и расплывалась.

Двор был пустой – все, кто не в садике, уже погуляли, а садиковские еще не вернулись. Только в песочнице копошились двое упитанных малышей, валялось ярко-красное ведерко. Их бабушка читала небольшой журнал с рецептами, время от времени поглядывая на Борю. Наконец она не выдержала и пересела на его скамейку.

– Тут у тебя тенечек. Запарилась уже вся.

– А что же вы без панамки? Голову напечет, и давление может подняться. Это очень опасно, – авторитетно заявил Боря.

– А ты в гости приехал, да? – Пожилая женщина явно была впечатлена его ответом.

– К маме. Мы из тридцать восьмой квартиры. Меня Боря зовут.

– К Светке, что ли? – не смогла скрыть презрительной интонации соседка.

– Да, к ней. Вы ее знаете?

– Да ее не то что весь подъезд знает – весь дом. А ты где раньше жил, у бабушки?

– Да, в Даниловке. Бабушка такие журналы тоже любит, всегда их покупает.

– Понятно, – вздохнула соседка. – Вижу, ты хороший мальчик. А знаешь что, Боря… запиши-ка мой телефон. Меня баба Таня зовут. Если что – звони, не стесняйся.

Она продиктовала номер, поправила ему волосы, как несколько раз за день делала бабушка, и вернулась к песочнице. «Вот опять „если что“, всё время я это слышу», – подумал Боря, и его начало мутить – то ли от тревожного предчувствия, то ли от целой армии сладких пирожков, съеденных за эти два дня.

Он еще немного поболтался по раскаленной площадке, посидел на качелях, но боялся далеко отходить, чтобы не прозевать маму. Бабуля с внуками ушла, помахав ему рукой. Он тоже решил вернуться и сходить в душ.

Полотенце ему не выделили, но Боря нашел большое пляжное, с ярким тигром на зеленом фоне. После душа и колы стало повеселее, и он решил сразу почистить картошку к ужину. Это заняло много времени: картошка была с черными прожилками, и эти места приходилось обрезать в мусорное ведро, из которого несло табаком и чем-то тухлым. Пока он возился с картошкой, в дверь позвонили. Боря выглянул в глазок и увидел худенькую девушку. Открыв дверь, он с удивлением заметил, что девушка была в кофте на молнии и вид имела болезненный. Узнав, что мамы нет дома, она разочарованно вздохнула и ушла.

Вскоре вернулась мама. Рассеянно похвалив сына, она долго плескалась в душе, а потом легла на диван и задремала. Боря сел на стул и нашел себе занятие: зачеркивать все буквы «с» и «з» в газете. Было душно. Но вот Света зашевелилась, и он подошел, внимательно посмотрел на ее красное лицо.

– Сынок, давай с тобой поговорим. Как прошел твой день? Ты делал чистописание? У тебя плохой почерк. Та-ак, ты, что ль, кошку приволок?! Кто тебе разрешил? И когда только успел?

– Мам, ты чего? Здесь нет никакой кошки!

– Не ври мне! Так, смотри мне в глаза: здесь есть кошка? Я не буду тебя ругать.

– Нет здесь никакой кошки. Тебе что, опять кошка мерещится?

– Не смей из матери дуру делать! Совсем от рук отбился! Думаешь, у меня белка, да?

– Так белка или кошка? – совсем запутался Боря. – Мам, ты лучше отдохни, а я на кухне посижу, хорошо? Тебе принести попить? Дядя Костя мне колу принес, будешь?

Света устало кивнула. Передавая ей стакан, Боря почувствовал, что руки у нее ледяные. Потрогал лоб – горячеватый вроде. «Эх, скорей бы дядя Костя пришел!» – выходя на кухню с энциклопедией, подумал он.

Боря посмотрел на часы: почти шесть, а дяди Кости еще нет. Хорошо, что мама заснула. Ему тоже хотелось лечь на твердую поверхность – невмоготу было сидеть на табуретке, но пол на кухне был грязный. В комнате, конечно, уже почище, не зря же он ползал сегодня с тряпкой. Но там спит мама, и хорошо бы ее не будить до прихода дяди Кости. Хотя бы уже вернулся! Есть хочется, и картошка уже сварилась, вон как пахнет, несмотря на полотенце, в которое Боря ее заботливо укутал. Он прошелся по кухне, чтобы размять ноги, выглянул в окно. На площадке галдели дети, мерно поскрипывали качели. То ли от этого скрипа, то ли от голода Борю замутило, и он налил колы. Стало полегче. Ничего, еще немного потерпеть, и вернется дядя Костя, и они все вместе сядут ужинать…

Стукнула их дверь, и Боря вздрогнул. Он увидел маму, которая вышла в коридор и уставилась на что-то в сторону входа в квартиру. Дверь была не видна мальчику, но он знал, что там никого нет.

– Опять пришел, значит. – Мамин голос был грустным и усталым. – Ревнуешь меня, да? Ну, ревнуй-ревнуй, теперь хоть повод есть. Серега, ты пойми, не могу я с тобой идти. Сын наш у меня теперь живет, понимаешь? Уходи, ладно? Добром прошу, уходи.

Боря оцепенел от страха. Ему казалось, что он случайно заснул и видит это в дурном сне. А мама уже кричала на мертвого отца, становясь всё краснее:

– Не приближайся ко мне! Не доводи до греха!

Она быстро прибежала на кухню и, не обращая внимания на сына, схватила ножик – тот, которым Боря сегодня обрезал у картошки бока с черными прожилками. Он пару раз немного порезал его острым кончиком большой палец на левой руке.

– Опять эта кошка шарится! – Мама повернулась, пнула невидимую кошку, потом сделала несколько шагов в коридор и остановилась, глядя себе под ноги. – Откуда здесь эта проволока? – Она осторожно перешагнула через что-то, наклонилась, откинула это что-то в сторону.

Боря, не мигая, смотрел на маму. Если бы она сейчас повернулась к нему, он не мог бы даже спрятаться под стол.

– Подойдешь – я тебя пырну вот этим вот ножом. Он, знаешь, какой острый? Костик мне хорошо ножи точит, не то что ты, не допросишься… Так что больше ни шагу, ты меня понял? Ты понял?! – заорала она, потом снова пнула воображаемую кошку и отступила на два шага в сторону кухни, как будто к ней приближались со стороны двери.

Наступила тишина. Мама внимательно смотрела вперед.

И тут Боря с огромным облегчением услышал шум подъезжающего лифта, потом звук двери, которую открывал дядя Костя. «Наконец-то!» – подумал он и крикнул изо всех сил:

– Осторожно!

Мама повернулась было на крик, а потом всё произошло очень быстро. Боря услышал, как выругался дядя Костя, и одновременно увидел, что мама пошла на него, вытягивая вперед руку с ножом:

– Не подходи ко мне! Ты же мертвый, вот и будь мертвым!

– Боря, беги!!! – успел крикнуть дядя Костя, и мальчик услышал его вскрик на вдохе, а потом – хриплый стон.

Не помня себя от ужаса, он с воплем пробежал мимо неподвижной мамы, чуть не споткнувшись о голову упавшего дяди Кости, выскочил на площадку и помчался по лестнице. На улице было еще светло, и он, не снижая скорости, побежал вдоль дома, потом мимо следующего, дальше по улице, дальше, как можно дальше от этого места. Несколько раз он толкал кого-то, или кто-то толкал его. Боря уже тяжело дышал через рот, ноги были как ватные, когда он налетел на что-то твердое, появившееся откуда-то сбоку. Он остановился, пошатываясь, и увидел невысокого, худого человека с деревянным ящиком через плечо.

– Мальчик, прости! Ты не ушибся? Что с тобой?

Боря молча схватил его за полу светлой рубашки навыпуск. Говорить он еще не мог, только глубоко дышал.

– Так, давай вот здесь сядем, – увлек его на ближайшую лавочку мужчина. – Отдышись. У меня тут вода вроде еще осталась. – Он пошарил рукой в пакете и протянул небольшую бутылку с синей крышкой.

Боря взял ее, но сразу же уронил. Мужчина наклонился, поднял бутылку, сам открыл крышку и, придерживая руку мальчика, помог ему напиться. Боря настолько сбил себе дыхание, что ему приходилось несколько раз останавливаться. Потом они сидели молча. Мужчина терпеливо ждал, когда мальчик немного успокоится.

– Спасибо, – наконец просипел Боря.

– Что случилось? Тебя кто-то напугал? Давай я тебя домой провожу.

И тут Боря разрыдался – громко, с подвизгом, размазывая слезы, которые хлынули, как из какого-то фонтана.

– Так. Сидим. Спокойно сидим. Вот молодец. А теперь постарайся дышать через нос. Ну, давай вместе: глубокий вдох… Так, молодец. Еще разок! Замечательно! Теперь хлебни еще воды, осторожно только. Еще осталась? Умойся. Подставляй руки, я тебе полью.

– Не уходите, пожалуйста! – наконец смог проговорить Боря.

– Конечно, я никуда не уйду, – стараясь говорить медленно и спокойно, ответил человек. – Что с тобой случилось? Попробуй рассказать.

– Мама… дядю Костю… ножом.

– Так, понятно, – помолчав, сказал он. – А ты убежал, да?

Боря кивнул и опять всхлипнул.

– Ты далеко живешь?

– На Рокоссовского. – Он махнул рукой куда-то назад.

– Я тоже. Это улица Рокоссовского и есть. Так, я звоню в полицию.

Он достал телефон, набрал короткий номер и через некоторое время произнес в трубку:

– Добрый вечер! Тут вроде как мужчину ножом ударили. Да, Рокоссовского. А, уже выехали? Тут ребенок, он напуган очень. Да, сын. Куда? Понял, идем. Да, понятно, спасибо. – И повернулся к мальчику. – Давай еще посидим немножко, ты отдохнешь, и пойдем потихоньку. Там уже полиция начала разбираться. Ты, конечно, не будешь туда подниматься. Мы во дворе будем. Тебе зададут несколько вопросов, и всё.

– А маму куда? В тюрьму?

– Да, думаю. А ты что, хочешь с ней поговорить?

Боря замотал головой:

– Нет. А дядю Костю она… насмерть?

– Вот мы придем и всё выясним.

– А меня куда?

– В смысле? – не понял мужчина.

– Я там один ночевать не останусь, – всхлипнул Боря.

– У тебя еще есть родственники?

– У меня в городе дядя живет, только он в рейс уехал. А в Даниловке бабушка, и еще дядя Коля.

– А сколько до Даниловки?

– На машине три часа где-то.

– Значит, отправят тебя в Даниловку… Ну что, пойдем потихоньку? Давай-ка руку. На эту сторону, здесь этюдник.

– Вы художник, да?

– Художник. Алексей Степанович меня зовут. Идем[1]1
  Это третья книга, в которой появляются обитатели садового товарищества «Радуга». Первая книга называется «Надо жить», вторая – «Клетка для бабочки».


[Закрыть].

* * *

Они медленно дошли до места: Боря совсем выдохся, да и художник не хотел, чтобы мальчик попал на вынос тела или посадку в машину матери – хватит с него эмоций. Еще неизвестно, какой следователь попадется, а то возьмут в оборот. Но всё сложилось как нельзя лучше: тело еще не выносили, потому что в квартире работала следственная бригада, а маму уже увезли. Он подошел к стоящему у подъезда полицейскому и попросил сообщить об их приходе.

– Сын подследственной внизу, – передал по рации тот, и к ним почти сразу спустились двое: крупный мужчина примерно одних лет с художником, тоже под пятьдесят, и молодая женщина с приятным, но усталым лицом.

Они сели на лавочку, и мужчина, включив диктофон, попросил Борю рассказать, что произошло. Мальчик уверенно и внятно описал случившееся, но быстро сник: было видно, чего ему стоило так собраться. Под конец рассказа он спросил, уже заранее зная ответ:

– А дядю Костю… насмерть?

– Молодец, спасибо. Ты прекрасно справился. Да, мгновенная смерть. Он очень мужественно поступил, что не сбежал сразу, а крикнул тебе бежать.

Боря кивнул и всхлипнул.

– У нас еще будут к тебе вопросы, так что просьба не уезжать из города.

– А куда мне сейчас? – испуганно спросил мальчик. – Я думал, вы меня к бабушке в Данил овку отправите. Я здесь один на ночь не останусь!

– Об этом не может быть и речи. Комнату мы сейчас опечатаем, завтра продолжим. Там комитет по борьбе с наркотиками будет работать, и наверняка они захотят и с тобой побеседовать тоже. Знаешь, у нас есть детское отделение, ну, для потеряшек всяких, и вообще. Поночуешь там. Дежурная в коридоре будет, правда, она в другом крыле обычно на диванчике…

– Он может переночевать у меня, – заметив испуганные Борины глаза, предложил мужчина. – Я художник, приехал на этюды, здесь, на этой улице живу. Рокоссовского, 28, квартира 148. Алексей Степанович Савинов. Запишите мой телефон.

– Квартира 148? А вы знаете Ниночку и Володю Исаевых?

– Так я у них и остановился. Они на дачу переехали уже. Их сын мой ученик.

– Данилка? Вот как мир тесен. Моя супруга с Ниночкой работает в юридической конторе. Я про вас много слышал, и только хорошее. Ну что, Боря, как ты решил?

– Можно я с ним поживу, пока не разрешат уехать к бабушке?

– Ну, так и порешим. Давайте обменяемся телефонами. Я вам позвоню, и вы приведете Борю к нам в отделение. Здесь пара остановок, ну или даже пешком можно пройтись.

– Давайте после обеда. Утром я рисую на Мамаевом кургане. Возьму Борю с собой, потом мы пообедаем в кафе, и к вам.

– А можно мне вещи взять? И телефон? – спросил Боря, который только сейчас понял, что стоит в тапочках.

– Конечно. Только тебе там делать нечего. Вот, Людочка, решите, пожалуйста, проблему молодого человека.

Женщина устало улыбнулась, достала телефон и приготовилась делать заметки:

– Диктуй список, где что.

Боря задумался, потом начал объяснять:

– Пакет с учебниками под раскладушкой, вещи мои на полке в шифоньере, все детские мои, положите, пожалуйста, в пакет, он там же и лежит. На кухне книжка большая с морем на обложке, и телефон мой на столе. Там бабушкин номер, записать вам его надо, и дяди-Володин еще. Только, пожалуйста, ей осторожно как-нибудь, ладно? Бабушке нельзя волноваться… Да, кроссовки в коридоре и ветровка. И еще. – Он замялся. – Можно кастрюлю с картошкой? Я ее целый час чистил, жалко. И очень есть хочется, прям очень-очень. Еще консервы там на столе. Пожалуйста…

– Всё принесу, – сочувственно глядя на Борю, ответила Люда. – Эх, нет на твою маму отдела опеки! Учебники под раскладушкой!

До квартиры Исаевых добрались только через полчаса. Борю уже качало от переживаний и голода, когда они наконец зашли в светлый холл и с облегчением опустили на пол многочисленные пакеты. Боря хотел сесть рядом с ними, но художник помог ему сделать последнее усилие и добрести до кухни. Там он усадил мальчика на удобный пластиковый стул, быстро принес и разогрел картошку, кастрюля с которой так и была замотана в белое полотенце, открыл консервы, достал из холодильника сыр и колбасу. Они с аппетитом поужинали: несмотря на все волнения, Боря был очень голоден, да и художник тоже успел проголодаться.

– Так. Теперь в душ и спать. Я ночую в гостиной на диване, а тебе, думаю, подойдет комната Данилы, там вроде бы кровать удобная. Давай глянем, что у тебя есть из одежды. А эту в стиралку кинь, я потом поставлю.

В туалете Боря чуть не заснул, разглядывая разводы на плитках цвета морской волны, которыми были выложены нижние части стен. Кое-как сполоснувшись в душевой кабинке и с трудом натянув на влажное тело чистые шорты, он с помощью художника доковылял до кровати. Комната была небольшая, со светлокремовыми стенами, как и во всей квартире, и с огромной, почти до потолка, пальмой. Он встретил ее как старую знакомую: такая же, только поменьше, росла на кухне у бабы Гали.

– Всё, отдыхай. Спокойной ночи. Завтра я тебя разбужу пораньше, чтобы мы спокойно порисовали на свежую голову.

– Я не умею рисовать, – сонно пробормотал Боря.

– Да ладно, все умеют. Спи. Дверь оставить открытой? В коридоре свет не гасить? Или в полной темноте привык спать?

– Не знаю.

– Вот смотри, я погасил свет. Если закрыть дверь, то будет вот так.

В комнате стало темно, но сразу же осветился проем между занавесками.

– Какая конструкция. И по бокам, и сверху, как в театре каком-то. Это слово такое есть… не помню. Спокойной ночи. Если что нужно, зови.

Боря лежал и разглядывал тени в многочисленных живописных складках «конструкции», как обозвал этот занавесочный комплекс художник. Горизонтальная штора наверху шла красивыми волнами, и Боря, вытянув гудящие ноги, внимательно их разглядывал, пока незаметно не перешел в сон…Они с дядей Костей стояли на высокой палубе, а вокруг носились белые чайки, и золотистые блики скакали на волнах. Он чувствовал под ногами мерное покачивание корабля, уверенно шедшего прямо в море. Дядя Костя был капитаном.

– Хочешь подержаться за штурвал?

Конечно же, Боря хотел. С помощью дяди-Костиных крепких рук с синеватыми венами ему даже удалось немного повернуть тяжелое колесо из лакированного дерева с медными вставками, корабль чуть изменил направление, и мальчик пришел от этого в полный восторг.

– Вот видишь, всё просто. Главное – с курса не сбиться, – улыбаясь, сказал дядя Костя.

Сон был длинный и хороший. Он чувствовал, какая сила и уверенность исходила от капитана, и запомнил его слова: «Подрастешь – тоже станешь капитаном. Это несложно, главное – с курса не сбиться».

Боря проснулся сам, всё еще улыбаясь теплому сну. Из кухни пахло горячими бутербродами, что-то негромко напевал художник. «А ведь дяди Кости уже нет. Зачем мама его убила? Что это с ней было такое? Она ведь и меня могла…» Он представил, как лежит на грязном кухонном полу, а вокруг кровь, и его волосы тоже в крови. Вокруг ходят полицейские, фотографируют, негромко переговариваются. А кастрюля с картошкой так и стоит на плите под полотенцем, и на столе лежит его книжка с океаном на обложке. А он где? Там же, где сейчас дядя Костя. Может быть, на этом корабле? Или нет? Может быть, там просто темнота? Мальчик всхлипнул, вспомнив, как сразу по-доброму к нему отнесся этот большой краснолицый мужик с синими венами на руках. Колу ему купил. А потом спас от мамы.

– Проснулся? Вот и хорошо. Вставай, бутерброды готовы. Ну-ну, ты чего?

– Дядю Костю жалко. Он хороший. Я его во сне видел, – всхлипнув, ответил Боря.

– Иди умойся, и мне расскажешь свой сон, ладно?

День был чудесный. До Мамаева кургана они минут за десять доехали на автобусе, потом не торопясь прошлись пешком. Боря был так впечатлен огромностью памятника Родины-матери, что даже остановился. Алексей Степанович перевесил этюдник на другую сторону: вчера этот ящик настучал ему по ноге до синяка, пока они тащились с вещами до квартиры. Они медленно дошли до площади. Художник устроился перед первой из шести скульптур.