Текст книги "Цена победы. Россия. Лучшее из Истории. Эхо Москвы"

Л. МЛЕЧИН:

Там было три фронта. Действительно, перед ударом, перед реализацией плана «Тайфун», которым 28 сентября, потом 2 октября, нанесен был решительный удар, действительно немцы месяц себе взяли, они действительно немножко отдохнули за это время, подготовились к удару. Что делали месяц в Генеральном штабе Красной Армии – непонятно. Они ожидали удара по Минскому шоссе. Те ударили в другом направлении. Как они так промахнулись – невозможно понять, но промахнулись страшно, потому что Западный фронт под командованием Конева был рассечен на несколько частей и полностью попал в окружение, он просто перестал существовать, от него ничего не осталось также, как и резервный фронт маршала Буденного. Сидел маршал Буденный, ему звонил Сталин, спрашивал: «Где твои войска», – а он говорит: «А я не знаю», – и штаб сообщал: «Оперативной связи с армиями фронта не существует». Армию разрезали и понемножку уничтожили, это была страшная вещь, страшное поражение.

Д. ЗАХАРОВ:

Вот такие у нас были маршалы.

Л. МЛЕЧИН:

Маршалы и генералы, и вина за это лежит и на Сталине, и на начальнике Генерального штаба Шапошникове, который, вообще-то, был образованный военный офицер и предвидеть направление главного удара немцев должен был бы, но не сумел.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Не справился.

Л. МЛЕЧИН:

А Жуков был в тот момент в Ленинграде, с него другой спрос. Жуков, должен сказать, все-таки вернувшись под Москву, во-первых, что главное, он вселил уверенность в Сталина, что уже было важно и Сталин остался в Москве и Москва осталась, а во-вторых – Жуков, при всей сложности своего характера, может быть, в тот момент был тем единственным человеком, который мог взять на себя эту задачу, потому что все остальные бежали, это было Бог знает что. Вот Жуков, Рокоссовский… А Рокоссовского история, который получил приказ сдать армию, прибыть как раз… куда-то он должен был приехать, в какой-то один из городов, там наладить оборону. Он приезжает, там нет никаких войск, и когда он устраивает совещание, появляются немцы, он сам еле спасся.

Д. ЗАХАРОВ:

Ну да. Классическая картина 1941 года, которую он, собственно, описывал в мемуарах.

«Наше наступление на Юхнов встретило ожесточенное сопротивление немцев, и он был взят 5 марта».

Слушатель

В. ДЫМАРСКИЙ:

А при чем здесь осень 1941-го? А здесь написано, что в декабре подольских курсантов хоронить не могли.

Л. МЛЕЧИН:

Нет, я сказал, что после того, как в декабре стали отбивать, уже после этого и хоронили.

«Кстати, Старую Симферопольку, шоссе, в 1940 году строили под руководством немцев, и шли они как по написанному».

Слушатель

В. ДЫМАРСКИЙ:

Интересное сообщение, не знаю этого факта. Я не думаю, что там дорога имеет большое значение, кто ее строил, потому что дорога есть дорога…

Л. МЛЕЧИН:

Да и под каким руководством немцев в 1940 году? К счастью, еще никаких немцев не было.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Я тоже не слышал об этом.

Д. ЗАХАРОВ:

Да и дорога была бы, наверное, получше все-таки…

В. ДЫМАРСКИЙ:

Кстати, здесь опять повторяется, это очень распространенная тоже версия, что немцы не могли двигаться из-за грязи, распутицы и так далее. Ну, вроде говорят по сводкам метеослужбы…

Л. МЛЕЧИН:

6 числа выпал снег, ничего, они же вышли на шоссе, они оседлали Варшавское шоссе, вот по шоссе бы и шли на Москву, если бы их подольские курсанты не остановили. Как раз на шоссе стояли, я бы там только что, несколько дней назад.

Д. ЗАХАРОВ:

Леонид, я не подвергаю это сомнению, я просто вспоминаю мемуары того же Гудериана, который столкнулся с проблемой именно дикой грязи, сырого снега и прочего, когда грузовики вытаскивали тросами танки. Проблема для них была, потому что действительно гусеницы были узкие у немецких танков, они были предназначены для бросков именно по шоссе.

Л. МЛЕЧИН:

Ничего-ничего, я думаю, прошу прощения, что господин Гудериан не знал, как оправдаться за то, что в конце концов он потерпел здесь поражение.

Д. ЗАХАРОВ:

Я думаю, что ему это было достаточно безразлично, на самом деле.

Л. МЛЕЧИН:

Нет, ему не хотелось признавать, что он потерпел поражение, приятнее было сказать, что «Генерал-Мороз» погубил.

Д. ЗАХАРОВ:

Нет, в данном случае речь не о «Генерале-Морозе», а о количестве… даже если посмотреть хронику, сколько немецкой техники было взято под Москвой. Почему она была взята, почему они ее не вывезли? Да потому что она была непригодна к эксплуатации. Это была для них серьезная проблема, и они ее решили только к 1943 году, достаточно так по-взрослому

В. ДЫМАРСКИЙ:

Кстати, здесь две просьбы от Константина из Москвы и от Александра Грандовича тоже из Москвы, вопрос по генералу Власову, вот как Александр Иванович пишет, «который был героем битвы за Москву, его армия освободила Солнечногорск».

Л. МЛЕЧИН:

Точно, действительно, генерал Власов был один из тех генералов, командующих армией, чьи портреты были опубликованы во всех газетах вместе с портретом командующего фронтом Жукова, он орден потом получил и звездочку на погоны, и повышение, был отправлен замкомандующим фронтом. А я всегда говорил, что если бы судьба его сложилась иначе, не послали бы его туда командовать войсками, уже фактически обреченными на поражение, туда, в Мясной бор, то сейчас бы мы отмечали там столетие, стопятилетие, потом стодесятилетие Героя Советского Союза маршала Власова, был бы он похоронен на Новодевичьем кладбище и так далее.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Или у Кремлевской стены.

Л. МЛЕЧИН:

Ну, до Кремлевской стены он вряд ли бы дотянул, а до Новодевичьего кладбища точно совершенно. Ничем генерал Власов в ту пору, в 1941 году, не отличался от других советских генералов. А что один из секретарей московского района партии, Ростокинского, такого больше нет, Жиленков Георгий Николаевич, первый секретарь, ушел на фронт, был назначен членом Военного совета одной из армий, попал в плен и стал потом заместителем у Власова как раз в Комитете по освобождению народов России. Тоже ведь, рос очень быстро, сначала вторым секретарем, потом первым, быстро рос, его в Москве ценили, повышали.

«Скажите, есть ли данные по количеству населения Москвы на 1941 год?»

Татьяна из Москвы

Л. МЛЕЧИН:

Эти данные опубликованы. Если не ошибаюсь, 1 миллион 700 тысяч было на 1941 год, примерно на 300–400 тысяч уменьшилось, потому что эвакуировалось сколь-то, людей увозили и рабочих с заводами, но за счет беженцев увеличилось, большой поток беженцев шел, хотя потом комендант Москвы получил указание, в 20–30 километрах от Москвы пускать беженцев в обход, чтобы они в столицу не попадали.

Д. ЗАХАРОВ:

Почему?

Л. МЛЕЧИН:

Не хотели здесь лишних людей, кормить было нечем, не хватало продовольствия. Возникла ж очень быстро проблема с продовольствием. Ввели, кстати, сразу же, как это у нас бывает, столовые для начальства, комиссарские столовые так называемые, в каждом районе Москвы образовали по одной, и на заводах, на предприятиях – спецбуфеты, что, конечно, в условиях войны вызывало омерзение, естественно.

«Прекрасное предложение – возить иностранных туристов по местам нашей боевой славы. Пусть весь мир узнает, что тысячи бойцов, своими телами заткнувшие жерла немецких пушек, остались без погребения до сих пор. Хорошо бы иностранцам полюбоваться, как живут и уцелевшие ветераны, как стоят в очереди на машины с ручным управлением. Мы всегда озабочены тем, что подумают иностранцы. Может быть, тогда что-нибудь сдвинется с места, а то скоро и ветеранов не останется?»

Наташа Миронова, переводчик

Л. МЛЕЧИН:

Знаете, когда речь идет о непохороненных ветеранах, у меня мороз по коже. Это такое свойственное нашему начальству во все времена презрение к умершим. Это задача Министерства обороны. Но Министерство обороны раненые и убитые не интересуют, их же уже на фронт-то не пошлешь и даже красить заборы не поставишь, поэтому 60 с лишним лет прошло, а их никак не могут похоронить и неохота этим заниматься. А недавно в «Красной Звезде» читаю, образовали, наконец, ведомство, которое должно заниматься похоронами. На первом заседании что они решили? Просить создать загранпредставительство…

В. ДЫМАРСКИЙ:

Для выявления могил…

Л. МЛЕЧИН:

Да. Понимаете, это первое, что им пришло в голову, что надо при посольствах создать свои представительства и там сначала заняться…

Д. ЗАХАРОВ:

Ну да, естественно, а как же – не на Волховском фронте, где погибла 2-я ударная…

Л. МЛЕЧИН:

Да, туда, где погибла 2-я ударная, уже ездят каждый год только молодые ребята-волонтеры, а там бесконечное количество трупов, они кого-то находят, все-таки кого-то узнают, хоть по родственникам сообщат с опозданием на 60 лет, что с ним произошло.

«Некоторые издания утверждают, что Власов в Московской битве не принимал участия, он номинально был командиром армии, но фактически находился в госпитале».

Сергей

Л. МЛЕЧИН:

Понимаете, Власов стал предателем – негодяй, поступок негодяйский, он предал, он присягу нарушил, он предал родину, он был расстрелян, и, я считаю, справедливо, но при этом нельзя сразу говорить, что он в детстве и кошек мучил и еще что-то делать. Ну, есть же документы – он командовал армией, сражался нормально и, вообще, был хороший профессиональный военный, и все эти разговоры глупые, он мог перебежать же к немцам и в 1941 году, его же армия была окружена под Киевом, он выходил оттуда с трудом, был ранен, его несли. Хотел бы у немцев остаться – остался бы. Не было у него таких мыслей в 1941 году. А в 1942, когда он попал в безвыходное положение, тут он это и сделал. А в 1941 сражался, как все.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Что я хочу сказать нашим слушателям по поводу генерала Власова, что мы уже неоднократно говорили, и будет у нас отдельная программа, я думаю, что это такая фигура знаковая.

Д. ЗАХАРОВ:

Ну да, и почти миллион человек под его началом было.

Л. МЛЕЧИН:

Где-то да, 800 тысяч.

«Расскажите про генерала, который попал в плен на Вяземском направлении, а потом при освобождении был награжден и восстановлен в звании по указу Сталина. Это, видимо, для того чтобы подтвердить гуманизм вождя?»

Слушатель

В. ДЫМАРСКИЙ:

Что он не всех расстреливал, кого-то и восстанавливал.

Л. МЛЕЧИН:

Нет, не всех, нескольких человек… Лукина, поскольку он ноги потерял, подержали немножко, потом выпустили, дали возможность своей смертью умереть, да.

«Очень уважаю вашу программу, еще раз хочу сказать – все правда. Говорю, как очевидец – авиатехник 3-го истребительного авиаполка. Но до сих пор не могу понять – самолеты на границах, танки без обеспечений и так далее – это бардак, предательство, или мы действительно планировали нападение на Германию? Мне 85 лет, а до сих пор мне не ясно».

Вячеслав Алексеевич из Выборга, инвалид Великой Отечественной войны

Д. ЗАХАРОВ:

К сожалению, никто однозначно не может ответить на этот вопрос, но военное дело – это, как мне кажется, такая штука, где любой здравомыслящий военачальник планирует нанесение упреждающего удара, потому что война это не дуэль с куртуазными экивоками, война такое дело, где надо бить первым, если не хочешь потом об этом горько пожалеть. Но, я думаю, мы об этом узнаем еще нескоро.

«Когда мне было 12 лет в 1975 году, я под Юхновым вместе с родителями был в лесу и, можно сказать, видел все своими глазами. Мы выкапывали найденных нами людей, бывших, находили остатки от мест, где стояли пушки. Мне мама рассказывала, она воевала, и я это все прекрасно видел».

Павел из Москвы

В. ДЫМАРСКИЙ:

Спасибо вам, Павел, за ваше свидетельство. Я еще раз уточняю, у нас в гостях Леонид Млечин, телеведущий, писатель, историк. Кстати, на канале «ТВ-Центр» шел его четырехсерийный фильм «Москва в 1941-м. Битва за Москву».

«Я хотел дополнить ваш рассказ следующими цифрами. В составе трех фронтов, обороняющих Москву, было 800 тысяч бойцов, 782 танка, 540 тысяч самолетов, при этом немцы превосходили по людям в 1,25 раз, по танкам в 2,2, по орудиям и минометам в 2,1, по самолетам…»

Константин из Щелково

В. ДЫМАРСКИЙ:

Спасибо, Константин, за ваши сведения.

Л. МЛЕЧИН:

У вас тут на передаче очень подготовленные слушатели.

Д. ЗАХАРОВ:

Да, Военная энциклопедия времен Сталина…

Л. МЛЕЧИН:

Хорошо, когда люди интересуются военной историей.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Наша цель – это пробудить интерес.

Л. МЛЕЧИН:

Вы явно справляетесь с этим.

«Спасибо большое за передачу. Хочу поделиться грустной радостью. В среду на прошлой неделе мы поклонились останкам нашего дяди, которого нашли прошлым летом поисковые бригады из города Ярцево, рядом с Вязьмой. Он там воевал, он там погиб как раз вот в этом котле в 1941 году осенью.

Кстати, ваш однофамилец, Захаров Михаил Антонович».

Слушательница

Д. ЗАХАРОВ:

Ясно. Спасибо.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Спасибо.

Л. МЛЕЧИН:

Вот – чудовищная история, через столько лет человек, воевавший на фронте… А ужасно, знаете, все это не записано, все это пропадает, эта история войны, человеческих рассказов.

Д. ЗАХАРОВ:

Ну, есть такая фраза, в общем, аксиоматичная: война не окончена, пока не похоронен последний солдат.

«У моей мамы, дядя – дядя Ваня, – он пропал без вести, вроде бы котел Ельня-Вязьма-Ржев, вы неправильно называете, вот так называют обычно, то есть там больше миллиона русских было окружено».

Юрий Дмитриевич из Москвы

Д. ЗАХАРОВ:

Мы это знаем, как бы официальная цифра, которая фигурирует, это все-таки порядка 650 тысяч.

«Вот, я знаю, до недавнего времени один участник выступал, он просто плакал, потому что все погибли, а он остался жив, у него левая сторона пиджака вся в медалях».

Юрий Дмитриевич из Москвы

Л. МЛЕЧИН:

Скажите, а ваш дядя тоже там погиб или выжил?

«Он пропал без вести. Теперь насчет Сталина. У него был план вокруг Москвы выжечь деревни все широким поясом, чтобы немцам не было базы, и местное население, где были оккупированы эти места, они ловили таких поджигателей и выдавали немцам. Вот одной из них оказалась Зоя Космодемьянская».

Юрий Дмитриевич из Москвы

В. ДЫМАРСКИЙ:

Да, мы как раз об этом говорили перед программой. Но это мы отдельно еще расскажем. Потому что Космодемьянскую просто выловили, как поджигательницу.

«Только ее выдало не местное население, а с ней два напарника были, которые ее и выдали».

Юрий Дмитриевич из Москвы

Л. МЛЕЧИН:

Ну, их поймало местное население, а они уже сказали, что вместе с ними еще и девушка.

«Кстати, вы знаете книгу Бориса Вадимовича Соколова про Жукова? Ну вот, он там пишет, что панфиловцев на 28 было, а 130–140 погибли».

Юрий Дмитриевич из Москвы

В. ДЫМАРСКИЙ:

Ну, панфиловцы тоже отдельная история, мы по ней, наверное, еще будем говорить[3]3
  Программа, посвященная панфиловцам – с. 197


[Закрыть]. Спасибо.

У нас очень много просьб рассказать о чем-то – вот о боях под Нарвой в 1944 году, о блокаде Ленинграда. Я вам хочу сказать, что все будет, просто надо дождаться, потому что мы идем в хронологическом порядке. И, может быть, последнее, на что, Леня, очень быстро ты ответь, здесь тебя спрашивают конкретно, какую бы литературу ты посоветовал почитать о битве за Москву и вообще о ситуации в Москве.

Л. МЛЕЧИН:

Да не могу посоветовать никакой книжки целиковой, которую можно было бы прочитать, потому что книга такая еще не написана о том, о чем мы сегодня говорили. Это все существует только в разрозненном виде, это все еще надо создавать. Это к разговору о том, что история войны на самом деле не написана. И вот есть масса книг об обороне Москвы, хорошие альбомы «Тыловая Москва», но настоящая, главная книга еще не написана.

Панфиловцы

ВЕДУЩИЙ: В. Дымарский

16.10.2006

23:08–23:59

В. ДЫМАРСКИЙ:

Рядом со мной Андрей Мартынов, историк, который уже принимал участие в наших программах.

A. МАРТЫНОВ:

Добрый вечер.

B. ДЫМАРСКИЙ:

Сегодня мы обсуждаем тему, наверное, вы ее слышали, которую мы сформулировали очень коротко: «Панфиловцы». Речь пойдет о подвиге или так называемом подвиге, а, может быть, о реальном подвиге, здесь версий существует очень много, я сразу хочу сказать, что никаких окончательных выводов, наверное, мы делать не будем, мы просто вам расскажем, скорее, о версиях тех событий, которые произошли в ноябре 1941 года на разъезде Дубосеково – это знаменитая история 28-ми, как это в официальной версии, героев-панфиловцев.

«Господа, надеюсь, вы не будете утверждать, что подвига панфиловцев не было. Было много лжи. Их было не 28, а 130. Не все погибли. И еще расскажите об Иване Добробабине».

Александр Грантович из Москвы, учитель истории

В. ДЫМАРСКИЙ:

Вот Александр Грантович, в общем-то, в своем коротком вопросе, по-моему, очень точно сформулировал всю тему нашего сегодняшнего разговора, во всяком случае достаточно большую его часть.

А. МАРТЫНОВ:

Большую часть и достаточно точно.

В. ДЫМАРСКИЙ:

И давайте тогда просто сразу и зададимся вопросом – был ли подвиг?

А. МАРТЫНОВ:

Думаю, подвиг был. Но, наверное, не будем забегать вперед, а начнем в том порядке, в каком тогда еще советским гражданам поступала информация о событиях, которые произошли у Дубосеково. Начало было вполне в духе некоего социального заказа. 316-я дивизия генерал-майора Ивана Панфилова, солдаты которой и сражались у Дубосеково, в конце ноября получила гвардейское звание и под это дело советский официоз – «Правда», «Красная Звезда» и другие газеты – стали печатать очерки о героизме этой дивизии.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Я напомню здесь, просто чтобы по датам было понятно, вы говорите, что в конце ноября они получили звание гвардейцев…

А. МАРТЫНОВ:

Да, во второй половине.

В. ДЫМАРСКИЙ:

…а сам эпизод героической обороны панфиловцами, он по всем версиям официальным и даже не официальным – это 16 ноября.

A. МАРТЫНОВ:

Да, совершенно верно. Спустя десять дней появляется первое упоминание об этих событиях. Журналист Чернышев написал статью «Во славу бесстрашным патриотам». Согласно этой статье, гвардейское подразделение «основательно потрепало 60 танков противника», после чего «решив взять реванш, 54 танка атаковали позицию, которую занимала группа красноармейцев во главе с политруком Деевым, и эта группа держалась четыре часа». Буквально на следующий день другой журналист, Коротеев – сразу же скажу, что они вместе с Чернышевым посещали дивизию и каждый из них написал по очерку – написал другую заметку «Гвардейцы Панфилова в боях за Москву». Там он пишет о тяжелом сражении 5-й роты – на самом деле, кстати, это была 4-я рота, он ошибся, – состоящей из 28-ми человек, вот здесь появляется впервые эта цифра, сражавшаяся с танками. Статья Коротеева, как, кстати, и статья Чернышева, появилась в «Красной Звезде». Как появилась цифра 28 человек? Ортенберг.

B. ДЫМАРСКИЙ:

Ортенберг, я поясню, это знаменитая достаточно личность, главный редактор «Красной Звезды» и по тем временам эта должность была достаточно высокой в пропагандистской машине.

А. МАРТЫНОВ:

Практически где-то в ранге министра.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Ну, не министра, но известная личность.

А. МАРТЫНОВ:

То есть он мог давать прямые указания. В его подчинении были все фронтовые газеты реально. Так вот, Ортенберг, когда писалась эта статья, точнее, когда она была принесена, ее набросок ему, он спросил, сколько было солдат, на что Коротеев ответил «примерно 30–40, но два из них попытались сдаться и их убили сами красноармейцы». – «Значит, 30 человек, двух предателей быть не может, напишем один…»

В. ДЫМАРСКИЙ:

Можно, я вас здесь перебью, потому что по другой версии, после того, как Коротеев сообщил в редакцию об этом подвиге, и возникла цифра 30, уже в следующей статье, как бы главной, автором которой был литературный секретарь «Красной Звезды» Кривицкий, собственно говоря, от него пошла вся история героев-панфиловцев, там фигурировали все-таки еще 30, а потом Ортенберг сказал, что все-таки два предателя – это очень много, давайте оставим только одного, поэтому как бы осталось 29 человек, один из которых был предатель. Но это, я говорю, еще одна, другая версия.

А. МАРТЫНОВ:

По версии, по которой Коротеев давал показания следователю по делу Добробабина, об этом мы поговорим чуть позже, он там говорил, что как раз два предателя были уже отмечены и вычеркнуты из его текста. Ну, возможно, память его подвела. Здесь это уже, наверное, не столь принципиально.

И буквально на следующий день, то есть обратите внимание – три статьи об одном и том же подвиге подряд в трех номерах «Красной Звезды» – уже 28 ноября Александр Кривицкий пишет свою знаменитую статью «Завещание 28-ми павших героев». Интересно, прямо какая-то оговорка по Фрейду – «28 ноября», «28 героев». Так вот, именно в этой статье уже описаны основные каноны мифа о подвиге панфиловцев. Здесь и две исторические фразы, которые вкладываются в уста политрука Клочкова…

В. ДЫМАРСКИЙ:

Андрей, я вот здесь вынужден еще раз прервать, потому что надо прояснить один момент. Вы уже сказали, что политруком, первая фамилия, которую вы назвали, – был Деев, потом появился Клочков. Потом появлялись даже варианты Клочков-Деев, как двойная фамилия, и Деев-Клочков, тоже как двойная фамилия. Кто все-таки был политруком?

A. МАРТЫНОВ:

Чернышев пишет о Дееве.

B. ДЫМАРСКИЙ:

То есть это в первом варианте?

А. МАРТЫНОВ:

В первом материале. Это было связано с тем, что, когда он и Коротеев прибыли в расположение 316-й дивизии, они разговаривали с инструктором этой дивизии Егоровым, и Егоров по памяти сказал, что, под Дубосеково был бой, там командовал Деев.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Политруком был.

А. МАРТЫНОВ:

Да, политруком. Дальше, когда уже приезжает Кривицкий, он начинает искать Деева. Никто ему не может сказать. «Нет у нас такого политрука», – все отвечают офицеры. И дальше, как он пишет сам и как он говорил следователю по делу Добробабина в 1948 году, один из офицеров сказал: «А, Деев, знаю его. На самом деле его фамилия Клочков. Деев – это как бы прозвище». Дело в том, что он такой был деятельный человек и один боец-украинец назвал его Деевым от слова «деять», то есть «действует», «делает», и оно за ним так якобы закрепилось, что даже его только в документах называли Клочковым, а вот даже офицеры, начальники называли его Деевым. Вот такая, довольно своеобразная и, на мой взгляд, несколько искусственная версия.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Я здесь хочу еще рассказать и сделать ремарку, которую, собственно говоря, мы делали очень много раз, на протяжении уже больше года, как идет этот цикл, что мы как бы не подводим черту и не ставим точки над «i». Вот сегодняшняя история, история героев-панфиловцев, она еще раз подтверждает то, что мы, с одной стороны, не знаем точную историю, «мы», я имею в виду «мы, общество» – но, с другой стороны, нет, наверное, ни одного человека, который мог бы сказать, что он точно знает эту историю, поскольку в каждом из такого рода эпизодов и не только такого рода, но и в других эпизодах очень много версий, и поэтому я говорю еще раз, мы вас знакомим с версиями, но не преподносим истину в последней инстанции.

A. МАРТЫНОВ:

Разумеется. Так вот, в этой статье «Завещание 28-ми павших героев» складываются сами основные каноны мифа. Две исторических фразы, которые произносит Клочков «ни шагу назад» и «велика Россия, а отступать некуда, позади Москва», появляются в разных редакциях, потому что статья Кривицкого дорабатывалась, изменялась и на протяжении последующих уже публикаций, разные версии о количестве уничтоженных панфиловцами танков – оно варьируется в разных текстах от 24 до 18, в том числе упоминаются какие-то тяжелые немецкие танки, что само по себе довольно странно, потому что первые немецкие тяжелые танки, это «Тигры», они появились только в конце 1942 года, то есть буквально через год после этих событий. И, наверное, думается мне, все бы так и осталось, как писал Кривицкий, если бы не одно «но».

B. ДЫМАРСКИЙ:

Можно, я здесь вставлю еще одну ремарку, историческую на сей раз? Довольно любопытно, что незадолго до этого, когда шли вот эти тяжелые бои под Москвой, Конев в своих воспоминаниях написал такую фразу уже о тех боях: «Бежать было некуда, сзади Москва». И Жукову, когда он читал рукопись, а это был 1966 год, Жуков как бы был не только победителем в глазах общества, но и, по-моему, даже главным военным историком, ему эта фраза очень не понравилась коневская и он очень ее критиковал, но здесь, конечно, не за смысл, а за слово «бежать», я думаю. Но тем не менее у этой фразы «отступать некуда, за нами Москва» была вроде своя как бы предыстория.

А. МАРТЫНОВ:

Да, но только эти воспоминания писались уже после того, как маршал Конев прочитал статью Кривицкого. И все, повторяю, было бы, наверное, вполне так официально и тихо, если бы не одно событие, которое произошло после 1945 года. В числе героев-панфиловцев значился сержант Иван Добробабин. Он был посмертно, как и все герои, награжден Золотой звездой и Орденом Ленина, соответствующие почести. Но он выжил, он попал в плен и, более того, он служил во вспомогательной полиции. Насчет его службы есть две взаимоисключающие друг друга версии. Согласно одной, он укрывал раненых бойцов на оккупированной территории, окруженцев: на той территории, которую он контролировал, не было поймано ни одного партизана, он сообщал им об облавах и так далее, старался, чтобы не было каких-то репрессий по отношению к мирным гражданам. Согласно другой версии, он был таким, знаете, как Портос: «Я дерусь, потому что я дерусь», – он особо не заморачивался насчет идеологии, ему главное было воевать, и воевал, согласно второй версии, он и за немцев так же храбро, как за советскую власть, и даже был награжден медалью для восточных регионов.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Да, Андрей, но, вы знаете, вот здесь перед сегодняшним эфиром, видимо, когда прозвучал анонс, я получил материалы от, видимо, военного историка, ветерана Великой Отечественной войны Игоря Анатольевича Мясникова, который писал в газете «Московская правда» историю Добробабина. Он не просто писал, он с ним встречался в городе Цимлянске, где Добробабин жил последние годы. Вот по версии Игоря Анатольевича Мясникова, Добрбабин действительно как бы случайно… Ну, не то чтобы случайно, но когда он попал после этих жутких боев под Москвой и спасся, в деревню Перекоп, там его вроде бы спас местный староста Петр Бандура, который выдал этому Ивану Добробабину справку, что он является постоянным жителем села для того, чтобы немцы не заподозрили в нем пришлого человека и, соответственно, не применили бы к нему какие-то репрессии. И после этого Добробабин, хотя и служил у местного старосты, тем не менее сделал все возможное, действительно, для спасения наших людей, что, естественно, по этой же версии, не помешало тому, что он после войны был арестован, был обвинен в пособничестве врагу и осужден на пятнадцать лет. А в 1953 году, еще до XX съезда, как пишет Игорь Мясников, он написал письмо с просьбой его реабилитировать. Да, и по его рассказу, который описывает автор, Добробабин требовал на суде, чтобы были свидетели, он просил жителей села, чтобы они засвидетельствовали, как он себя вел в период оккупации, но этого сделано не было, как и не был предоставлен адвокат. По тем временам суд вершился известно по каким процедурам и нормам.

A. МАРТЫНОВ:

Судило особое совещание. На особом совещании просто адвокат не предоставляется.

B. ДЫМАРСКИЙ:

Главное, здесь надо, видимо, еще сказать о том, что явно совершенно является мифом то, что вот эти 28 панфиловцев, которые занесены во все скрижали, что они все погибли, поскольку помимо Добробабина есть еще одна история, о которой, кстати, тоже писал Мясников.

А. МАРТЫНОВ:

Это история Даниила Кужебергенова, который выжил. Выжило четыре человека из того официального списка героев, из 28. Также еще выжили Илларион Васильев, Григорий Шемякин и Иван Шадрин. Так вот, когда выяснилось, что Кужебергенов жив, то следователь (его фамилия известна – Соловейчик) просто в прямом смысле выбил из Кужебергенова показания о том, что он в этом бою не участвовал. И была попытка заменить его другим…

В. ДЫМАРСКИЙ:

И она удалась, эта попытка, потому что начали искать однофамильца Кужебергенова…

А. МАРТЫНОВ:

Нет, была еще, кроме этого, попытка заменить его другим бойцом из панфиловской дивизии, Вихровым, который погиб недалеко от Дубосеково. Согласно официальной версии, практически повторив подвиг панфиловцев, – с группой бойцов они подожгли несколько танков, были окружены, в итоге Вихров остался один и, якобы, пытаясь прорвать кольцо окружения, погиб. Но кто это мог видеть, кто засвидетельствовать? Если солдаты, то почему они не бросились ему на помощь? Если немцы, то кто ж из пленных так это все рассказывал? В любом случае Вихров погиб, погиб в эти же дни, и его пытались включить в список 28 панфиловцев.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Да, но чтобы закончить историю с Кужебергеновым: наши соответствующие органы начали искать человека с той же фамилией, в конце концов нашли человека, погибшего в 1942 году, Алиаскара Кужебергенова, и его как бы объявили тоже героем-панфиловцем и, собственно говоря, на Поклонной горе, как опять же пишет Мясников, в списке 28 героев, которые там высечены, фигурирует вот этот Алиаскар Кужебергенов, а Даниил Кужебергенов так и не сумел до конца восстановить справедливость…

A. МАРТЫНОВ:

А посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза и, если я не ошибаюсь, родственники получили награду.

B. ДЫМАРСКИЙ:

Получили все-таки?

A. МАРТЫНОВ:

Но он, если не ошибаюсь, по-моему, в 70-е годы скончался, а получил он ее то ли после перестройки, то ли в годы перестройки – это было пересмотрено дело, – или даже, может быть, уже после 1991 года, честно говоря, я просто боюсь ошибиться. Так вот, поймали Добробабина, начался суд. Естественно, стали допрашивать журналистов, как все это получилось. И здесь как раз…

B. ДЫМАРСКИЙ:

Возник Кривицкий.

А. МАРТЫНОВ:

Допрашивали и Коротеева, и Чернышева, всех трех журналистов – создателей этого мифа. И здесь стали возникать совершенно другие цифры, другие события, связанные с тем, что произошло под Дубосеково. Надо сказать, что Кривицкий довольно быстро стал указывать и признаваться, что его статья основана в значительной степени на вымыслах. Известна его фраза, которую он произнес не только следователю, но и потом, как мне рассказывали, он ее говорил тем своим знакомым, кому доверял: «Лидов выдумал Зою Космодемьянскую, а я – 28 героев-панфиловцев». Такая вот любопытная фраза.

В. ДЫМАРСКИЙ:

Андрей, еще один вопрос. Вот из того, что мы сказали, рассказали, все-таки складывается пока, на мой взгляд, впечатление, что вообще ничего не было.

Давайте все-таки ради правды исторической, объективности ради скажем, мы с Андреем беседовали и накануне эфира, и оба, естественно, сходимся на том, что подвиг был, только просто подвиг был совершенно в другом, как сейчас принято говорить, формате…