Текст книги "Суд Линча"

– Спасибо! Большое спасибо! Но ты можешь выключить мотор? Я хочу один вопрос задавать.

Водитель повернул ключ зажигания и подтянул ручник.

– Задавай!

– Говоришь, твой умный дед еще в середине шестидесятых годов предвидел крах этого строя. А как он оценивал идеологию марксизма?

– Сам дед был малограмотным и изучать марксизм из первоисточников он не мог. А в те времена, когда призрак только начал ходить по Европе, марксистскую идеологию кто как понимал сам, так и трактовал. Его друзья большевики в Тифлисе трактовали эту идеологию и, естественно, цель их борьбы так, что он не согласен был с такой идеологией. Ему казалось небогоугодным делом отобрать у богатых и отдать бедным. Во время службы в царской армии, еще до Первой мировой, некий капитан Оболенский, настоящий большевик, растолковал истинную цель борьбы большевиков, сущность марксистской идеологии, что, естественно, отличалось от объяснений тифлисских товарищей. Социалистический строй, по толкованию капитана, должен иметь такие законы, чтобы все люди от большого начальника до последнего дворника были равными, имели равные права. И самое главное, что импонировало деду в объяснениях Оболенского, это то, что при социализме все будут работать, как он выражался, в один котел, а из совместно созданного добра каждый человек будет получать по величине вложенного туда труда, а не по высоте занимаемой должности. Народовластие было бы народовластием, когда бы народ сам определял величину зарплаты руководителей любого ранга, от малого до большого, потому как народ – держатель власти, а начальство, высшие чиновники – слуги народа. Смеешься? Вот так и в действительности получилось. Поскольку зарплаты и другие льготы устанавливались наверху, чем выше сидел начальник, тем выше оценивался его труд. Советский чиновник стал нисколько не лучше царского, к тому же он не прочь был заниматься казнокрадством.

Поверил дед, что при социализме, действительно, такие будут порядки, он с симпатией отнесся к марксизму. А когда большевики какой-то небольшой железнодорожной станции спасли ему жизнь и бескорыстно помогли ему во многом, демонстрируя партийную солидарность, он всей душой расположился к большевикам и стал ярым поборником марксистской идеологии. Этой борьбе он отдал все, что мог отдать: годы, силы, даже все материальное, что сумел нажить до коллективизации. А когда дельцы от партии с помощью нечистоплотных интриг сумели его, своенравного и гордого большевика, выгнать из рядов партии, даже посадить в тюрьму, он разочаровался в людях, но к идеологии марксизма он относился с симпатией. Марксизм в трактовке капитана Оболенского он считал самой гуманной идеологией, руководствуясь которой надо строить такое общество, где закон был превыше всего и не мог любой ловкач трактовать его по своему. Правила жизни, как правила любой игры, надо придумывать до начала этой игры, а не по ходу. Достоинство человека этого общества, будь он дворником или пастухом, должно быть таким, как у самого высокого чиновника. Он шибко не любил слово «господин». Считал, что люди в обществе должны быть товарищами. Когда построенный ими строй, в котором он принимал самое активное участие, вышел не таким, о каком он мечтал, он обвинил гнилые элементы, просочившиеся в партию, которые не так трактовали «Азбуку Маркса», и надеялся, что придет время, появится новый человек и напишет новую «Азбуку Маркса».

– Какую азбуку?

– «Азбуку Маркса». Когда-то капитан Оболенский достал деду азбуку, по которой дед изучал русские буквы. В беседе с дедом капитан говорил: «Вот, как ты по этой книге изучаешь русские буквы, так и мы, большевики, по этим книгам изучаем марксизм». Дед их назвал «Азбуками Маркса» и полагал, что там написана конкретная программа действий. Когда убедился, что жизнь пошла не по тому руслу, о котором мечтали истинные коммунисты-большевики, он надеялся и был уверен, что кто-нибудь напишет новую азбуку, где забота о трудовом народе будет краеугольным камнем нового общества.

– И ты теперь ждешь, пока появится новая «Азбука Маркса», или собираешься сам писать?

– К сожалению, я не философ и даже не политик, я технарь, не хочу влезать не в свое дело, а то бы написал такую «азбуку», руководствуясь которой, всех наших новоиспеченных миллиардеров расстреляли бы без суда и следствия.

– Попробуй, тебе народ памятник поставит.

– На Лубянке? Потом придут другие и расстреляют этот памятник из крупнокалиберной пушки. Нет уж, дружище, пусть лучше поставят мне памятник на тридцатом километре Горьковского шоссе, где находится кладбище нашего района. Ну ладно, друг Антонов из чертовой дюжины, не унывай! А «Азбуку Маркса» напишет, обязательно напишет кто-нибудь. Когда первый блин получается комом, не перестают их печь, а мажут сковороду получше, разогревают посильнее, словом, находят оптимальный режим выпечки.

Антонов пожал руку водителя и вышел из машины.

– Еще раз большое спасибо, большевистский внук. Ты мне задал задачу со своей «Азбукой Маркса».

– Ну, бывай здоров!

– Бывай!

Водитель завел машину и уехал.

* * *

Вот заходит Павел Семенович домой. В коридоре тихо переобувается. Услыхав шорох, в коридор выходит Антонина.

– Павел? – удивляется она. – Ты что так рано покинул этот корпоративный сабантуй?

– Сабантуй не состоялся. Деловые партнеры не соизволили прийти.

– А что же так?

– У господ неотложные дела.

– Жалко, что не знали. Был здесь один твой студент, он срочно уезжает куда-то отдыхать, на какие-то острова, он назвал, я забыла. Говорит, он целый день на кафедре ждал, не дождавшись, решил зайти домой. Надо было какой-то зачет по теории машин и механизмов срочно сдать, не хочет с «хвостом» остаться. Там, на кухне, на столе оставил зачетку. Очень просил поставить зачет.

Павел Антонович вошел на кухню, подошел к столу, где лежала зачетка студента, взял зачетку и прочел фамилию:

– Кагулия Автандил.

И вдруг из зачетки выползла стодолларовая купюра. Павел Семенович берет ее и подходит к жене.

– А это что такое, взятка?

– Он говорил: «Пусть господин Антонов не считает это взяткой. Я на всякий случай хочу предотвратить непредвиденные ситуации: вдруг у него в авторучке кончилась паста, возле вашего дома нет киосков, он должен брать машину, поискать киоск, купить стержень. Я оставлю деньги на все расходы», – с ухмылкой оправдывалась Антонина. – Честное слово, я даже не смотрела, какие он оставил деньги. Говорил: «Если останется сдача, господин Антонов потом вернет».

Павел Семенович со злом бросает зачетку и деньги на стол и уходит в комнату.

– Я пошел спать!

– Так рано? А ужинать не будешь?

– Я по горло сыт сегодня.

* * *

Сокольнический парк Москвы. Недалеко от главного входа на скамейке сидит студенческий товарищ Павла Антонова, водитель «четверки». Рядом стоит мальчик лет четырех, видимо, внук. Дед разворачивает обертку «чупа-чупса» и дает внуку.

– На, бери свой «чупа-чупс», сейчас дед немного отдохнет, пойдем еще покатаемся на трамвае.

В это время к ним катится разноцветный мячик, а за мячиком бежит девчонка лет трех-четырех. Внук подбегает к мячу и ногой бьет сильно в сторону бегущей девочки. Мяч перелетает ее и катится в другую сторону.

– Шолтысек! – ругает дед. – Надо было руками поднять и отдать девочке. Это же не футбольный мяч, чтобы бить ногами.

– Внуку дал армянское имя? – слышится сзади голос Павла Антонова, который, держа за руку внучку лет шести, подходит к этой же скамейке.

– О, Антонов, привет! – поворачивается к нему его студенческий друг. – В Армении такого имени нет. Так звали одного шустрого футболиста эпохи нашей молодости то ли в польской, то ли в чехословацкой команде.

– Привет! – подходит к скамейке и здоровается Антонов. – С внуком-футболистом гуляешь в наших краях?

– В нашем городе нет ни метро, ни трамвая, а мой внук очень любит на них кататься.

– А я, как ушел на пенсию, со своей внучкой каждый день хожу в парк, гуляю с ней. – Обращается к внучке, – Ксюша, иди играй с мальчиком.

– Алеша, у тебя в кармане есть еще «чупа-чупс», угости девочку!

Антонов устраивается рядом на скамейке и глубоко вздыхает.

– Ну что, смирился с новыми порядками в стране? – спрашивает друг Антонова.

– Не спрашивай! Как говорится, не сыпь мне соль на рану. Богатейшая ресурсами страна, а народ живет на грани нищеты, особенно пенсионеры.

– «Армянскому радио» задавали вопрос: «Чем отличается европейский пенсионер от российского?», на что «Армянское радио» ответило: «Европейский пенсионер после выхода на пенсию отправляется по миру (с ударением на «и»), а русский – по миру (с ударением на «о»).

– Неужели наша страна беднее европейских?

– Страна-то богатая, но это богатство распределяется между его жителями неравномерно. К недавним выборам, когда от Союза правых сил выдвинул свою кандидатуру на пост президента Никита Белых, Союз правых сил выпустил газету, где, чтобы завоевать симпатии людей, которые еще по старой привычке ходят голосовать, то есть пенсионеров, привели такую, интригующую пенсионеров статистику: если ВВП России разделить на душу населения страны, это составит в месяц шестнадцать тысяч рублей, а у немцев – семьдесят семь тысяч рублей в переводе на наши деньги. Это понятно: у немцев промышленность работает стабильно, да и народа у них меньше. Теперь смотри, как распределяется эта сумма: Российский пенсионер получает только семнадцать процентов своей суммы, что составляет две тысячи семьсот двадцать рублей, а немецкий пенсионер получает сорок два с половиной процента от своей суммы, что составляет примерно тридцать три тысячи рублей. Зато зарплата депутата высшего органа, если у немцев составляет сто восемьдесят процентов, ровно столько, сколько зарабатывает учитель в Германии, у наших депутатов, как ты думаешь, какой процент?

– Если у них сто восемьдесят процентов, то у наших наверняка больше двухсот.

– Шестьсот восемьдесят семь процентов, примерно в шестнадцать раз больше, чем зарплата нашего учителя.

– Да! Как говорил твой дед, необходимо срочно написать новую «Азбуку Маркса», но наши политики от КПРФ что-то не торопятся сочинять такого программного документа.

– У меня есть один друг, Афанасий, старый коммунист, состоит в КПРФ, активист партии, ходит распространяет партийную литературу, особенно областную газету «Подмосковная правда», страницы которой переполнены портретами современных вождей КПРФ. Друг мой восхищается, как там критикуются действия единороссов. Я ему говорю, что надо брать симпатию читателей не острием критики или захаиванием других, а разумным программным предложением. Критика или захаивание – удел женщин на кухне в коммунальной квартире, а политик, чтобы доказывать, какой он хороший, не должен хаять других, мол, какие все плохие. Ты покажи свою программу, народ не глупый, сам разберется, кто какой. Ты скажи, говорю, как вернуть народу все прихватизированное добро? Говорит: «Надо отобрать у них, к чертовой матери!» Значит, надо в две тысячи семнадцатом году поднять народные массы и повторить события столетней давности?

– Нет! Россия насытилась революциями. Хватит. Если народ отверг образец того социалистического строя, что построили сто лет назад, а сейчас задыхается от такого дикого капитализма, где сотни человек владеют таким богатством, которым не владеют остальные сотни миллионов людей, созданию такого строя, который представляли старые большевики, типа того капитана, что обрисовал этот строй твоему деду…

– Капитана Оболенского.

– Я прихожу к выводу, что твой малограмотный дед был прав. Надо сначала написать толковую «Азбуку Маркса», такой программный документ, типа манифеста, а народ наш умный, образованный, поддержит создание общества равных. Народ, который жил однажды в такой системе, где хорошего было больше, чем плохого, только, как выражался твой дед, гнилые элементы испохабили его, поддержит создание нового общества, общества равных. Я считаю, что при этом даже неважно, как будет называться этот строй, кто будет править государством: Верховный совет, президент, король или генсек…

– Даже король? – прервал Антонова товарищ.

– А что? В России всегда уважали царя-батюшку. Только пусть это будет не наследственная, а выборная должность, дабы случайно не сел на трон наследник-придурок. страна должна иметь руководителя умного, заботливого. Он может быть выбран на этот пост бессрочно, но, как только натворит что-то плохое и народ будет недоволен его действиями, его можно будет сбросить и назначить на это место другого. Неважно, как будет именоваться его должность, важно, чтобы он защищал интересы трудового народа, который составляет подавляющее большинство в любом государстве. В стране должны быть твердые законы, которые исключали бы нетрудовое обогащение. А сами законы создавались бы не под диктовку олигархов, а по одобрению трудового народа. Вот здесь-то и нужна новая, хорошая «Азбука».

– Дедушка, у меня есть хорошая азбука, – встревает в разговор внучка Антонова. – Дядя Петр мне купил сумку-ранец, другие школьные принадлежности и хорошую азбуку.

– Ксюша, ты по этой азбуке будешь учиться писать и читать. Ты счастлива, у тебя есть азбука, а наша азбука, по которой мы должны учиться жить, пока еще не написана.

– Да?! – удивленным взглядом смотрела на деда внучка.

Антонов поднял ее за плечи, поцеловал и посадил на колени.

– Да, дорогая внучка, наша азбука еще не написана. Пока напишут… Дай бог, чтобы вы с этим мальчиком, Алешей, по ней учились жить, чтобы эта была хорошая азбука, в красной обложке.

Суд Линча

В однокомнатной квартире с весьма скромным убранством Валентина Матвеевна, женщина в возрасте около сорока лет, раскладывает диван, вытаскивает из него подушку и простыню, стелет простыню на диван и на него кладет подушку, затем заходит за ширму, которая отгораживает никелированную кровать в углу комнаты, снимает с кровати покрывало, складывает вчетверо и набрасывает на спинку. Затем берет ватное стеганое одеяло, выходит из-за ширмы и стелет одеяло на диван. После чего подходит к телевизору, выключает его и направляется на кухню.

На кухне сын Валентины Алик, небольшого роста, хилого телосложения, черноволосый парнишка около шестнадцати лет, ужинает. На столе кроме еды стоит бутылка с пивом.

– Я вечером в магазине встретила Марию Васильевну, – начинает разговор мать, – она сказала, что ты сегодня опять не был в школе. Сынок, так тебя и выгонят из школы. Когда же ты возьмешься за ум. Ладно, в институт с такими оценками не пойдешь, хоть среднюю школу закончи!

– Мать, ты темная женщина! Зачем мне среднее образование? Как ты говоришь, я не собираюсь продолжать учебу в институте. А аттестат зрелости можно купить очень дешево. Вот Анзору нужен был аттестат, он купил за лимон. Это он шикует. Если нужно будет, я куплю намного дешевле, за сто или двести тысяч.

– Сынок, я целый день на заводе маюсь, такие деньги за месяц не зарабатываю. Где же я их найду, чтобы ты купил аттестат, который мог бы бесплатно получить.

– Мать, аттестат мне ни за деньги, ни даром не нужен. Я лучше пойду работать.

– Ты еще несовершеннолетний, кто тебя возьмет на работу? Сынок, я лучше на двух работах буду работать, только бы ты учился, человеком стал. Где ты взял деньги на пиво?

– Это Анзор дал. Я ему помог в одном деле, он мне три штуки отвалил. Одну я разменял, а вот эти две штуки бери себе. – Вытаскивает из кармана две тысячерублевые купюры и отдает матери.

Мать берет деньги и на свет проверяет наличие водяных знаков.

– Настоящие, – произносит она и кладет в карман халата.

– А ты что думала? Анзор не фальшивомонетчик. Это Серый на цветном ксероксе перекопировал пятитысячник и хотел на рынке сбагрить, дурак, попался. Сейчас сидит в ментовке.

На глазах матери появились слезы. Она подошла сзади к сидящему сыну, двумя руками откинула его голову и поцеловала в лоб. Затем молча вытерла слезы, взяла пустую тарелку и подошла к раковине.

* * *

На улице зима. Вдоль гаражей одноэтажного гаражного кооператива проходит человек. Тусклые лампочки, которые горят на столбах у входа в кооператив, слабо освещают территорию безлюдного кооператива. Человек подходит к гаражному боксу под номером 59 и стучит условным знаком: один-два-один-один. Раздается щелканье засова, и открывается калитка. Открывший дверь здоровяк Матвей, увидев стучавшего, удивленно спрашивает:

– Колян? Тебе что, не спится? Заходи быстрей, холод не пускай! Мы же тут раздетые сидим.

Николай заходит в гараж. Гараж просторный. У правой от входа стены стоят «Жигули» девятой модели вишневого цвета. У левой стены, ближе к двери, стоит верстак. На нем стоит мощный электрический калорифер с отражателем, а рядом – электрообогреватель с вентилятором. Чуть подальше от верстака стоит стол с четырьмя стульями. На столе – различные напитки, мясные деликатесы, фрукты и нарезанные кусочки хлеба. В самом углу гаража стоит диван. На нем лежит Анзор, небольшого роста черноволосый мужчина с кавказской внешностью, держит в руках блокнот и делает какие-то записи. Услыхав слова Матвея, садится и удивленно спрашивает:

– Колян?

– Да, шеф, это я, – говорит вошедший Николай, рыжеволосый парень лет двадцати, также небольшого роста. – Меня из зала игровых автоматов выставили. Этот паразит прибалт нанял вооруженного охранника, такого же самопередвигающегося шкафа, как он, – показывает на Матвея, – тот меня взял за шкирку и выбросил в сугроб, как щенка. Я хотел пушку вытащить, но, вспомнив ваше предупреждение – «никакого криминала», – молча отошел без дани.

Анзор наливает стопку водки и протягивает Николаю.

– На, согрейся! Правильно сделал, что не учинил ничего скандального. Нам скандал не нужен, мы не криминальные элементы, мы защитники справедливости. Сделаем так, что теперь он будет платить в два раза больше.

– Я поджег бы его зал, но жалко детей: другая половина – это клуб детского творчества. Раньше все здание было Домом пионеров, но когда пионерия приказала долго жить, этот белобрысый прибалт сунул в лапу Сидоркина большие бабки и большую часть здания отнял у детей, – выпив стопку и положив в рот виноградинки, говорил Николай, жуя слова вместе с виноградом.

– Зачем поджигать, – спокойно замечает Анзор, – пусть он работает, и дети пусть творят, а ему преподнесем хороший урок, чтобы он понял свою ошибку: с нами так поступать нельзя, опасно.

– Анзор, если этот белокурый нашел новую «крышу», – влезает в разговор Матвей, – нам не миновать разборки.

– Никак в нашем районе новый авторитет появился? Какую он может «крышу» найти? Ментовскую? Ведь менты от нас кормятся. Я завтра выясню, что за охранник, – почесал затылок Анзор. – Тогда пошлем туда Алика.

– Кого пошлем? – поинтересовался Матвей.

– Алика, – отвечает Анзор. – Ты его не знаешь, это новая тактика. Я пару раз опробовал, действует безотказно. Алик – это бедный пацан, но с гонором. Любого предпринимателя выведет из себя. Любой уважающий себя мужчина захочет выйти из своего киоска и дать ему по физиономии. Как только это случится, тут появляются ребята типа Семы, Иркута, Питерца или, скажем, ты выйдешь на защиту бедного сироты. Никакого криминала, если вмешаются менты, это защита бедного ребенка и только!

* * *

Недалеко от центрального крытого рынка, на углу улицы, рядом с трамвайной остановкой стоит ларек с надписью: «Шаурма, напитки». Ларек огражден металлической оградой. Внутри ограды имеется три столика со стульями для посетителей, желающих отведать шаурму.

За одним из столов сидит Николай, не торопясь, кушает шаурму. К палатке подходит Анзор, берет порцию мяса, бутылку «фанты», пачку сигарет и садится не к Николаю, а за другой стол, словно не замечает присутствие знакомого человека. К палатке подходит Алик, сует голову в окошечко палатки и нюхает смачно.

– О! Шикарно пахнет! Дяденька, а это вкусное мясо?

– Кусна, малшик, кусна! – отвечает с азербайджанским акцентом продавец ларька.

– Не угостите ли меня, дяденька?

– Тэнги давай, малшик, тэнги!

– Откуда у меня деньги, дяденька? Я еще не работаю.

Продавец отрезает небольшой кусочек мяса и протягивает Алику.

– На, малшик, попробувай!

– Что ты мне отрезал кусочек, как коту Ваське? – берет мясо и швыряет в лицо продавца

– Ну ти, шинок непилакатарный! Ти атвали атсуда! Сичас выхажу, уши тэбэ атрэжу!

К окошку подходит другой мужчина, который сидел за перегородкой в палатке, видимо, владелец палатки в цивильной одежде с галстуком.

– Дерьма пожалел, басурманин! Я подожгу твой ларек, будешь знать! – закричал Алик.

Владелец палатки выходит на улицу, спокойно подходит к Алику, берет его за шиворот и говорит:

– Что ты разбушевался, мальчик? Иди отсюда и больше к этой палатке близко не подходи! – Берет за воротник и тащит в сторону. Алик сопротивляется, упирается ногами. Мужчина силой вытаскивает его за ограду и толкает в сторону рынка.

Алик падает на землю плечом и, схватившись за плечо, кричит, как резанный:

– Ох, плечо мое! А! А! А!

Со стороны рынка ускоренными шагами идут к нему здоровяк Матвей и такой же комплекции Семен.

– Кажется, это мой сосед по квартире кричит, – говорит Матвей и подбегает к Алику. – Алик, что случилось? Что с тобой?

– Наверное, сломал ключицу, – отвечает Алик. – Этот басурманин долбанул меня о землю.

– Такси! Такси! – кричит Семен.

К ним подъезжает «Жигули» вишневого цвета, та, что стояла в гараже у Анзора. Матвей берет Алика на руки, Семен открывает заднюю дверь, Матвей кладет Алика на заднее сидение.

– Дружище, на тебе деньги, отвези его в больницу! – протягивает руку Матвей, делая вид, что передает деньги. Закрывает дверь, и машина отъезжает.

Хозяин палатки, наблюдавший эту картину, заходит в палатку и закрывает дверь, щелкая засовом. Матвей подходит к двери палатки, видит, закрыта изнутри. Стучит.

– Эй, хозяин, налей-ка водички, руки помою, испачкал о ботинки мальчика.

Дверь открывается. Матвей и Семен заходят в палатку. Матвей берет за галстук хозяина палатки и затягивает так, что у того глаза выпучиваются.

– Ти чито дэлаиш? Атпусти! – с ножом в руке, которым режет шаурму, подходит к ребятам продавец.

– Дай сюда! – приказывает Семен.

– Чито давай? – дрожащим голосом спрашивает продавец и смотрит на Семена.

Вместо ответа он получает нокаутирующий удар по голове, падает на пол. Нож отлетает в сторону. Семен ногой наступает на шею лежащего продавца и давит. У того высовывается язык, и он начинает хрюкать. Семен пинает ногой так, что продавец отлетает в другой конец палатки. Затем поднимает огромный нож и кончик приставляет к глазу хозяина палатки.

– Какой глаз выколоть? Да они оба у тебя вылезают из орбиты.

– Ножом не надо, – говорит Матвей, – надо задушить или хорошенько излупить, чтобы он больше сирот не обижал.

Матвей скручивает его руки назад, держит так, а Семен начинает бить по животу, по голове, по солнечному сплетению. Вскоре хозяин палатки без сознания падает на пол.

– Дай воды! – приказывает Семен продавцу, который сидит на полу в углу палатки в луже: от страха он описался.

– Нэт, вистават не магу, – дрожащим голосом отвечает продавец.

Семен берет на полке откупоренную бутылку с каким-то напитком и выливает на лицо хозяина палатки. Тот очухивается и открывает глаза. Заметив это, Матвей спрашивает у Семена:

– Эдуард Иванович, ты хорошо знаешь юриспруденцию, сколько дают за нанесение увечья невинному?

– Невинному малолетнему ребенку? Если у нападавшего не было раньше судимости, то – около пяти лет, а если у него была судимость – то семь с лишним.

– Давай, иди, позвони откуда-нибудь в милицию, пригласи их сюда. Понятых надо не упускать. Тут, кажется, посетитель сидел, все видел, он и будет свидетелем. – Открывает дверь и кричит: – Гражданин, будьте добры, подойдите сюда!

В палатку заходит Николай.

– Я слушаю вас, товарищ… не помню вашу фамилию. Я вас видел где-то, кажется, в горкоме партии.

– Сейчас нет горкома партии, и это не важно, где вы могли встречаться! Скажите, вы видели, как этот гражданин ударил бедного пацана?

– Да, я тут сидел, кушал. Но он не ударил его, а швырнул его на землю, а пацан неудачно приземлился, переломал ключицу.

Семен берет хозяина палатки за шкирку, поднимает на ноги и говорит:

– Сейчас я поеду в больницу, узнаю, что с мальчиком. Ты не вздумай убежать! Твои данные в налоговой инспекции есть, я тебя из-под земли достану! Выбирай, что тебе лучше: или отдаем тебя в милицию, или, пока мальчик не выздоровеет, ты будешь ему платить по два, нет, по два – много, по одному миллиону в сутки, – говорит Матвей.

– Ребята, вы мне простите, я не хотел причинить вреда мальчику. Я вам заплачу, сколько скажете.

– Что? – рассердился Матвей. – Ты думаешь, мы взятки берем? На кой черт нам твои деньги! Значит платежеспособный. Тогда не будем заявлять в милицию. Вечером придет младший брат этого мальчика, отдашь миллион рублей. Так каждый вечер. Кстати, где твои деньги? Я хочу вернуть мои деньги, что отдал таксисту. – Матвей выдвигает полку прилавка, где лежат деньги, и демонстративно берет одну пятитысячную купюру, затем обращается к Николаю: – А ты, товарищ свидетель, прости за беспокойство, дело на него заводить не будем.

Матвей делает жест Семену, и оба выходят из палатки.

– Ребята, у вас крыша есть? – спрашивает Николай.

– Мы квартиру снимаем, отвечает хозяин палатки.

Николай смеется.

– Ребята, крыша – это не дом, кров, это ангел-хранитель, который будет вас охранять от таких нападок беспредельщиков. Крыша – это человек, кто гарантирует вашу безопасность, чтобы палатку не подожгли, чтобы вас не домогались, оставили в покое. Кто вам в этом деле помогает?

– Муж моей двоюродной сестры в милиции работает. Он похлопотал за меня. И когда мне разрешение дали – он помог, и когда место дали, где установить палатку.

– О! Простой милиционер – сейчас никто. В каждом районе города есть свой авторитет. Если он возьмет тебя под свое покровительство, его охранники будут ходить по этим местам. Если кто вас обидит, то они его сотрут в порошок.

– А дорого он берет за такую услугу?

– В тысячи раз дешевле, чем эти бывшие партийцы назначили тебе – по лимону в сутки.

– А где найти такого авторитета?

– Этот район, по моему, охраняет один крутой мужик по имени Анзор. Я могу узнать. Через неделю я буду здесь, скажу.

– А сегодня не можете узнать? Где этот товарищ? Могу я с ним поговорить?

– Ты папу римского увидел? Можешь с ним поговорить?

– Нет.

– Так и эти авторитеты. Ты можешь разговаривать только с его людьми, а использовать будешь уже его имя. Тогда будешь в безопасности.

– Я прошу, познакомьте меня с одним из его людей сегодня. Я умоляю. Хотите, я вам заплачу.

– Мне плата не нужна. Постараюсь помочь. Я сегодня поеду к моему племяннику, он у него работает, попрошу его, чтобы он вмешался. Вечером он подойдет сюда, ты здесь будешь?

– Если и закрою палатку, я буду внутри ждать, пусть подойдет. Я прошу, пусть сегодня подойдет.

– Хорошо, хорошо! Постараюсь я его найти. Сейчас сяду на трамвай и прямо к нему.

Хозяин палатки берет пятитысячную купюру и отдает Николаю.

– На! Берите такси и поезжайте, найдите его сегодня!

Николай берет деньги, бьет хозяина палатки по плечу, улыбается и выходит. Хозяин хочет подойти к сидящему в углу и плачущему продавцу, как к окошку подходит Анзор с пластмассовой тарелкой и вилкой.

– Хозяин, эту тарелку, вилку вам обратно сдать? – спрашивает он. – А вот бутылку-то я забыл на столе.

– Выбросите в корзину, она в углу стоит, а бутылку – мы уберем.

– Спасибо, очень вкусная шаурма! До свидания!

– До свидания, добрый человек!

* * *

Недалеко от рынка во дворе домов стоит машина «Жигули» девятой модели вишневого цвета. В ней сидят водитель, Матвей, Семен и Алик. Они весело разговаривают и смеются.

– Вот Колян идет, – замечает Матвей. – А вот и Анзор появился.

Первым подошедший к машине Николай вытаскивает из кармана пятитысячную купюру и протягивает вышедшему из машины Алику.

– На, держи! Это тебе дал хозяин палатки на такси. Молодец! Здорово сыграл свою роль.

Подошедший к машине Анзор тоже хлопает Алика по плечу и говорит:

– Теперь исчезни отсюда, чтобы он тебя больше не видел.

Он садится в машину, и машина уезжает.

Алик смотрит на зажатые в руке деньги, кладет их в карман и весело покидает двор.

* * *

Вечерело. Поток людей от рынка к трамвайной остановке стал меньше. Холодно. Все выходящие из здания крытого рынка поднимают воротники, ладонью прикрывают рот и нос и быстрыми шагами уходят. Палатка с надписью «Шаурма» уже закрыта, но через щели ставен видно, что внутри горит свет.

Из подъехавшего трамвая выходит Николай, внимательно смотрит вокруг, затем оглядывается.

– Ты где? – спрашивает он.

Мальчик лет тринадцати-четырнадцати, что стоял сбоку, отвечает:

– Я здесь.

Николай показывает палатку и говорит:

– Вот эта палатка, видишь?

– Вижу, – отвечает мальчик.

– Ну, давай, иди! Дверь с другого бока, если закрыта – постучи!

Мальчик направляется к палатке. Подходит к двери и стучит.

– Сейчас, сейчас! – кричит хозяин палатки и открывает дверь. Увидев мальчика, спрашивает: – Что тебе надо, мальчик?

– Эдуард Иванович сказал, что вы моему брату должны дать на лечение один лимон.

– Ты подожди здесь, мальчик! – Заходит в палатку и закрывает дверь. Затем вытаскивает мобильный телефон и звонит: – Алло! Рашид! Да, это опять я. Что же мне делать, его младший брат подошел, требует деньги? Через сколько? Через час? Раньше не можешь освободиться? Жаль! Эти? Из этих пока никого нет. Кажется, Анзор. Я бы с удовольствием, но где их найти? – Кладет телефон в карман и открывает дверь. – Мальчик, тебе придется немного подождать. У меня здесь таких денег нет, сейчас подойдет другой товарищ, принесет деньги, тогда я тебе заплачу.

– Дяденька, на улице такой мороз, не могу же я стоять на морозе?

– Рынок еще не закрыт. Иди, побегай по рынку, там тепло.

– Дяденька, я тороплюсь, мне еще уроки делать.

Тут подходит Николай, здоровается:

– Вечер добрый! Это ваш сын? Что-то на вас совсем не похож.

– Нет, это брат того мальчика, что упал неудачно.

– И зачем он пришел? За деньгами?

– Разумеется, говорит, Эдуард Иванович послал.

– Эдуард Иванович – бывший партиец, а КПСС сейчас приказала долго жить. Он пока не авторитет, чтобы распоряжаться. – Обращается к мальчику: – Мальчик, ты хорошо знаешь животных? – показывает маленькую статуэтку тигра, сделанную из глины с цветной эмалью, сувенир к «году тигра» по восточному календарю. – Что это за зверь?

– Тигр, – говорит мальчик.

– Пойдешь скажешь своему Эдуарду Ивановичу, что в палатке ты видел такую статуэтку тигра. Если еще раз он сунется в эту палатку, тигр превратится в настоящего зверя и загрызет его. Понял?