Текст книги "Суд Линча"

– Это же не граната, чтобы осколки полетели. Гильза лопается только с одного бока, а сама превращается в лепешку, – хоть с небольшим акцентом, но довольно чисто по-русски отвечает один из ребят и показывает сплющенную гильзу.

– Вообще-то здесь все плохо говорят по-русски, а ты довольно-таки чисто говоришь. Хотел спросить, не русский ли ты, но твои курчавые черные волосы выдают, что ты не русский.

– Я армянин, но учусь в русской школе. Вот он, – показывает на другого пацана, – учится в армянской школе Туманяна, он плохо говорит по-русски.

– Я нэ хуже тиваиво гавару руским языком. Русский школа не хажу, зато я живу читирнацти ваенни гарадоке. Там висе дети афицерски – руские, как же я синим разгавариваю? – возражает другой.

– Ребята, вы не знаете случайно, где дом моего дяди Петроса? – спрашивает Алик.

– Он офицер? В каком городке живет?

– Нет, он местный житель, армянин.

– А как его фамилия?

– Сисанян.

– Нашем школа учится Сисанян Хоренчик, не иво отэц ли? – спрашивает другой мальчишка, учащийся армянской школы.

– Я не знаю, как его детей зовут, знаю, что жену зовут Раксана.

– Да, иво мат завут тетя Раксана.

– Ты знаешь, где он живет? – спрашивает ученик русской школы.

– Знаю, канешна.

– Тогда отведи его, покажи их дом! Пока придешь, я заполню гильзы.

Мальчик встает, отдает другу лист бумаги, на котором была снятая со спичек сера, и говорит Алику.

– Пошли!

Мальчик поднимается по улице вверх, Алик следует за ним.

* * *

В одноэтажном городке Ахалкалаки почти все дома частные, каменные, построенные или из артикского туфа из Армении, или из базальтового местного камня с двухскатной крышей в основном из шифера. Вот один такой дом, огражденный небольшим каменным забором, на три окна с фасада и три окна со стороны двора. Во дворе имеется небольшой земляной участок с овощными грядками и с несколькими фруктовыми деревьями. Ближе к дому построен небольшой навес с длинным столом, вкопанным в землю. С двух сторон стола имеются так же вкопанные в землю длинные скамейки со спинками. На скамейке сидит развалившийся хозяин дома Петрос Сисанян, обняв одной рукой Алика, другой рукой – своего любимого сына Хоренчика.

– Вот какой у моего брата сын вырос! – прижимает к груди Алика. – Когда мой брат с твоей матерью приезжали к нам, тебя еще в проекте не было. Потом он писал, что ожидают ребенка. Потом отец твой заболел. Случилось так, что и я сильно захворал и не сумел поехать на похороны моего брата. Мать твоя, наверное, подумала, что дальнейшая ваша судьба нас не интересует, и не писала даже о твоем появлении на свет. А так ты мог все летние каникулы приезжать к нам отдыхать. Ты же наша кровь, наша родная кровь, – прижимает Алика к себе и целует его в лоб. – Говоришь, ты школу бросил из-за того, что открыл свой бизнес? И чем ты занимался?

– Купи-продайством.

– Да! Раньше это называлось спекуляцией и каралось законом. Сейчас это называется бизнесом. Вот наш сосед, на нашей улице живет, через несколько домов, на рынке у Патвакана аж четыре торговые точки открыл. Когда раздавали земли для строительства домов, мы с ним вместе строили наши дома. Тогда были как ровня, а сейчас он шибко разбогател так, что теперь на драной козе к нему не подъедешь. Он уже и машину купил грузовую, «бычок» называется. Что ты, прямо капиталистом стал.

– У него «крыша» есть, дядя? Хорошая «крыша»?

– Да, сынок, у него добротная крыша. Была она шифером покрыта, недавно купил он оцинковку, заменил, аж красной краской покрыл. Так что у него хорошая металлическая крыша.

– Дядя, – смеется Алик, – «крыша» – это не имеется в виду кровля. Из местных авторитетов кто охраняет его?

– На рынке у Патвакана есть охранники. Они на ночь закрывают рынок, охраняют, а утром открывают.

– Дядя, не такая охрана из ночных сторожей, а крутые ребята, которым он платит, а они оберегают его от всяких криминальных элементов.

– Телохранители? У нас, сынок, не принято иметь таких охранников, которые ходили бы везде и охраняли тебя.

– Ты что, дядя?! Эти крутые ребята не будут таскаться за каждым охраняемым. Охраняемые пользуются их именами, их авторитетом. Скажем, если кто вздумает рэкетнуть охраняемого, то тот заявляет своему авторитету, и они выходят на разборку с этими рэкетирами. Настоящая вооруженная разборка с пушками, с кровопролитием.

– Сынок, я ничего не понял из того, что ты сейчас так подробно объяснял.

– Вот я имел свое дело, свой бизнес, но за «крышу» не хотел платить нашему авторитету, его зовут Анзор. Он бы меня защитил. Но когда меня рэкетнули, то есть узнали, что я зарабатываю хорошо, велели платить дань, поделиться, принести им крупную сумму. Куда я должен был обратиться, если у меня не было хорошей «крыши»?

– В милицию, конечно.

– Вот моя мать сделала такую глупость, заявила в милицию. А это бандиты не любят. Кто заявляет в милицию, того сразу отвозят в лес, дают лопату и заставляют копать себе могилу. Затем шлепнут и закопают в этой могиле.

– А милиция что, не защищает?

– Милиция заодно с ними. Вот почему я срочно убежал оттуда, и так далеко убежал. Думаю, вы не выгоните, пока там утихомирится, все забудется.

– Что ты, сынок, живи здесь сколько захочешь. Вот мой единственный сын, бог не дал других детей, будешь ему родным братом. Если хочешь, мы тебя здесь поженим, хочешь – дом построим. Живи здесь, это земля твоего отца. В селе, недалеко отсюда, сохранился дом твоего деда, наш отцовский дом. Можешь там жить. А кто тебя заставил платить дань?

– Рэкетиры. Это такая криминальная группа крутых ребят с криминальным авторитетом. У вас здесь нет таких группировок?

– Нет, сынок. Здесь все люди друг друга знают, как подойдешь и скажешь, плати мне, поделись твоими доходами, иначе отвезу в лес, убью и закопаю. Моментально узнают об этом все, и весь район будет на тебя, на дурака, пальцем показывать, пока не посадят в тюрьму.

– А если тайком? Скажем, украсть детей и затребовать выкуп.

– У кого?

– Скажем, у этого вашего богатого соседа.

– У него одна дочь, первоклассница, и он очень любит ее. За свою дочь он любому горло перегрызет, убьет тебя раньше, чем ты успеешь его, как ты говоришь, ракетнуть.

– Рэкетнуть, дядя, – поправляет Алик. – Но откуда он может знать, кто это сделал?

– Дочь скажет, когда ее освободишь, она расскажет, кто ее украл.

– Ее можно украсть так, чтобы она не могла видеть, кто это сделал: завязать глаза, заткнуть рот, завязать руки, ноги и, наконец, надеть мешок на голову или сунуть ее в мешок.

В это время из дома выходит жена Петроса, Раксана, с подносом, на котором лежит большая миска с фруктами, бутылка с вином, графин с фруктовым соком, рюмка и стаканы.

– Идитэ руки помите, сичас обед будым! – своим запасом знания русских слов она обращается к сидящим.

– Ура! – кричит Хоренчик и, схватив с подноса персик и сунув в рот, вбегает в дом.

* * *

На улице, возле дома дяди Петроса, Алик ручным насосом подкачивает колеса велосипеда. Хоренчик держит велосипед.

– Ты хорошо катаешься на велосипеде? – спрашивает Хоренчик у Алика.

– У меня никогда велосипеда-то не было. Помню, в детстве был у меня трехколесный велосипед. А когда пошел в школу, всегда у матери просил купить мне двухколесный, а мать отвечала: «Денег нет!» Катался на чужих велосипедах.

В это время по улице проходит Сусанна, маленького роста девчонка с большим бантом на голове. Хоренчик и Сусанна переглядываются и показывают друг другу языки. Заметив это, Алик спрашивает:

– А это что за девчонка?

– Сусанна, дочь Карапета, нашего соседа, вон из того дома, возле которого стоит «бычок».

– Это тот сосед, на которого дядя Петрос всегда в обиде? Жена которого, как говорит дядя, королева Марго, недавно оскорбила его?

– Да, она дочь тети Марго.

– Так-так! – задумывается Алик, отдает насос Хоренчику и садится на большой камень-скамейку, что стоял возле входа в дом, у стены. – Тогда отнеси велосипед домой, пойдем на ту сторону того большого моста, куда на прошлой неделе ходили мы с тобой, где находится военный городок.

– Зачем?

– Мы с тобой сделаем сюрприз для дяди Петроса. Я не знал, что дочь у этого соседа – такая малютка. Мы с тобой ее похитим и затребуем от его отца большой выкуп.

– Миллион рублей? – заулыбался радостно Хоренчик от такого таинственного и заманчивого дела.

– Зачем миллион? Десять миллионов рублей или, как у вас они называются, лари? Они дороже, чем рубли?

– Лари – редко у кого есть. Только у тех, кто получает зарплату от государства. Большинство людей работают в военном городке, получают рубли или едут в Россию на заработки и привозят оттуда тоже рубли. На базаре торговля идет тоже в основном на российские рубли.

– Значит, десять миллионов российских рублей. Сейчас пойдем на ту сторону того большого моста, где военный городок, подготовим тайник, куда ее отец положит эти деньги.

– А зачем туда?

– Чтобы все подумали, что это сделали не мы с тобой, а кто-то из военного городка, и чтобы нам удобно было брать деньги без наблюдателей. Я помню, там мимо высокого каменного забора проходит дорога до ближайшего села, куда ходили мы с тобой. Там с одной стороны дороги забор, а с другой стороны – сначала обрыв в ущелье, затем ровное место. Наблюдателям там прятаться будет негде, а изнутри забора – ничего не увидишь: забор высокий.

– Ну, тогда поехали на велосипеде, я сяду на багажник.

– Нет, там возле русской школы до самого моста улица очень крутая. Я боюсь, что разобьемся. Отнеси велосипед, пойдем пешком.

Хоренчик берет велосипед и заносит в дом. Алик ходит по улице, словно ищет что-то. Заметив у соседнего дома кусочек ржавой продолговатой железяки, напоминающий длинную половину кованой декоративной петли для калитки, воткнутый в щель каменного забора, подходит, вытаскивает его, стучит об камень забора и кричит вышедшему из дома Хоренчику:

– Прихвати кусочек газеты!

– «Парос» годится? – спрашивает Хоренчик.

– Да хоть понос, лишь бы завернуть эту ржавую железяку.

Хоренчик заходит в дом и выносит старую потускневшую газету небольшого формата, отдает Алику.

– Это ваша местная газета? Почему называется «Понос»?

– Не понос, а «Парос», по-русски – «Маяк».

Алик берет газету, заворачивает в нее железяку и отдает Хоренчику.

– На, бери орудие труда! Это понадобится при выкапывании тайника.

– О! Будем тайник сооружать! Ура! – радостно произнес Хоренчик и, забрав железяку, гордо зашагал за Аликом.

Вот они переходят высокий железный мост над ущельем, соединяющий город с военным городком. Вот проходят мимо КПП и направляются по дороге, идущей вдоль каменного забора городка. Там, где дорога поворачивается направо вместе с забором, Алик подходит поближе к забору и оглядывается назад.

– Из-за обрыва, с другого берега ущелья это место не видно, а напротив – ровное поле, спрятаться негде, чтобы наблюдать за тайником, – вслух сделал свой вывод Алик. – Здесь мы найдем удобное место для тайника.

Взяв из рук Хоренчика железяку, он подошел к забору вплотную. Ударил острием железяки о засохшую землю и понял, что твердая каменистая земля не поддается копке без лопат и кирки.

– Ну и земля у вас! Невозможно копать.

Он заметил, что на стене между камнями большие щели. Сунул железяку в щель, пошевельнул и вытащил небольшой плоский камешек с самого низа каменного забора. Такой же камешек вытащил с другой стороны большого камня. Затем пошевельнул большой камень, и он стал поддаваться. Выбив мелкие камни вокруг него, стал потихоньку вытаскивать этот огромный булыжник.

– Ура! Вышел камень! – радостно закричал Хоренчик.

– Ты не ори! Следи, чтобы прохожие не видели нас за этим делом.

– Прохожих нет по дороге и машин нет.

Вытащив большой камень, Алик выгреб из нищи все, что откололось и упало. Затем прислонил туда камень.

– Теперь надо подсчитать, сколько шагов отсюда до того поворота, – сказал Алик и забросил железяку как можно подальше от этого места.

* * *

Вечерело. На улице, где стоят дома Петроса Сисаняна и Карапета Топикяна, уже темно. Тусклые фонари стоят только на перекрестках. Улица освещается в основном из окон домов да из лампочек, прикрепленных над дверьми, точнее, под козырьками, сооруженными над входной дверью у некоторых домов.

Вот к дому Топикяна подъезжает «бычок» хозяина дома Карапета. Жена Марго выскакивает на улицу и набрасывается с упреками на мужа, который хочет открывать очень высокие и широкие ворота гаража, выходящие прямо на улицу.

– Ну, где ты есть? Весь вечер я тебя ищу. Вагана попросила тебя найти. Рынок давно закрыт, а тебя все нет.

– Что случилось? Что же ты такая взволнованная?

– Сусанна пропала.

– Как пропала? Она же не иголка, чтобы упасть в стог сена, и нельзя было найти. Не пришла домой, значит, у подруг. Сейчас придет, я ей накажу, чтобы так поздно не гуляла неизвестно где!

– Не загоняй машину, поедем сейчас к Самвелу. Она была у них дома утром, я звонила, узнала. Как говорит жена Самвела, она, наверняка, у кого-нибудь из соседей смотрит видаки.

Карапет закрывает ворота гаража и садится в машину. Жена запирает входные двери дома и тоже садится в машину. Отъезжают.

Наблюдавший за этим Хоренчик, быстро заходит к себе домой. Дома отец спорит с Аликом:

– Сынок, как теперь подойдешь и скажешь ему, что дочь у нас, оплати выкуп, мы ее отпустим?

– Дядя, это не так делается. Вот я написал письмо, слушай! – читает письмо: – «Господин Топикян, прочтите это письмо внимательно! Ваша дочь у нас, в надежном месте на той стороне оврага, где военный городок. Если она дорога вам, соберите десять миллионов наличных рублей в мешок и положите в наш тайник, который находится в стене военного городка, ровно в двухстах шагах от первого поворота после КПП. Из стены вытащен камень, на камне лежит красная тряпка, за камнем – нища. Положите туда деньги (только днем), затолкайте камень на место и больше не появляйтесь на этой стороне оврага! Если вам дороги деньги, конечно, вы станете следить за тайником, чтобы узнать, кто будет их брать оттуда. Но если дорога вам дочь, не станете этого делать. Ни в полицию, ни командиру воинской части не станете сообщать об этом. И тут, и там есть наши люди, они сообщат нам, и вы больше не увидите живой свою дочь. Будьте благоразумным, наши люди везде будут следить за вами и за вашими людьми. Если заметим слежку с вашей стороны, пеняйте на себя. Не жадничайте! Если ваша дочь узнает, что из-за десяти миллионов вы отказались выполнять наши условия, она вас не простит и на том свете».

– Где ты, сынок, учился таким наукам? – после небольшого раздумья восхищенно произнес Петрос.

– У профессора Анзора и его друзей.

– Карапет любит свою дочь, конечно, он постарается получить ее живую. Но откуда ты знаешь, что там, в заборе, есть такой тайник?

– Мы с Хоренчиком его соорудили.

– Они только что сели в машину и уехали в дом двоюродного брата Самвела, – вмешался в разговор Хоренчик. – Давайте сейчас подбросим письмо!

– Сейчас не надо, это сделаем ночью. – возразил Алик.

– Правильно! – подтвердил Петрос. – Да еще на этой бумаге все твои пальцы. Иди сюда, Хоро! Надень перчатки, бери чистый лист и левой рукой перепиши все это письмо!

– Здесь ты прав, дядя, – согласился Алик.

* * *

Утро. Еще не совсем светло: солнце еще не вышло из-за гор Самсарского хребта, но в доме Топикяна уже все на ногах. Жена Марго готовит завтрак, а муж бреется перед зеркалом. Раздается телефонный звонок.

– Марго, бери телефон! – кричит муж.

– Алло! – слышится голос Марго. – Ваган-джан, это ты? Доброе утро! Не знаю, какое оно доброе. Встал, бреется. Сейчас позавтракаем, он выгонит машину, и мы подъедем. Как не надо выгонять машину? Ты подъедешь на своем «уазике»? Да? За Самвелом сам заедешь? Он уже у вас? Ну, мы вас ждем! Спасибо! Спасибо! – Кладет трубку.

На кухню заходит Карапет, вытирая лицо. Спрашивает у жены:

– Кто звонил?

– Брат мой Ваган. Самвел уже у него, еще двое ребят. Сейчас они подъедут на машине Вагана. Начальник полиции официально поручил ему заниматься поиском пропавшей племянницы. Так что тебе не велел он брать свою машину. Сейчас они подъедут. Давай садись, поешь!

Карапет садится за стол и вместе с женой завтракает. С улицы слышны звуки резко тормозящей машины.

– Вот они подъехали, – говорит Карапет и встает из-за стола.

– Ну, ты поешь пока, – говорит жена.

– Да еда в рот не лезет.

– Можно? – кричит в открытую входную дверь Ваган.

– Заходите, Ваган-джан, заходите! – кричит Марго.

В коридор заходят Ваган в серой форме грузинского полицейского, Самвел, здорового телосложения парень с черными усами и бородой, и двое других ребят. Карапет выходит им навстречу. В коридоре здороваются по рукам и заходят на кухню.

– Садитесь, я вас покормлю завтраком, – предлагает Марго.

– Спасибо, тетя Марго, – говорит Самвел, – мы только что у Вагана позавтракали.

– Ну что, – говорит Карапет, надевая на ходу пиджак, – пойдем сначала прочесывать лесной массив на Тавшанке, потом реку – с Тавшанки до большого ущелья.

– Мне кажется, в лесу бесполезно искать ее. Массив там небольшой, вряд ли могла она там заблудиться, – сделал свой вывод Самвел. – А вот могла ли она в речку попасть – это вопрос. Сейчас уже ночи холодные, днем речка не успевает нагреваться, никто сейчас в речке не купается. Зачем она пошла бы в речку, да еще одна? Ведь никто из ее подруг не ходил с ней и не видел ее ни вблизи Тавшанки, ни вблизи кладбища.

– А куда она делась? Вечером я обошла всех ее подруг, всех одноклассниц, всех знакомых, Карапет ездил в село, к родным. Нигде ее нет. Я думаю, вдруг какая-нибудь машина сбила ее, а водитель, гад, чтобы уйти от ответственности взял и выбросил ее в речку, – вытирая появившиеся слезы, высказывает свои предположения Марго.

– Вот это вполне вероятно, – согласился Самвел. – Тогда надо обшарить речку, начиная от богдановской дороги.

– Марго, ты останешься дома, тебе там нечего делать! Ты сиди и от телефона не отходи. Вдруг позвонят знакомые, о которых мы и не вспомнили, и сообщат, что она у них!

Так распорядился Карапет и, сделав ребятам жест рукой, направился к выходу.

Ребята пошли за ним. Вышли на улицу, сели в машину и поехали.

* * *

Хоренчик, который наблюдал за тем, как пятеро мужчин сели в милицейский «уазик» и поехали, побежал до угла улицы, чтобы посмотреть, в какую сторон они поедут. Заметив, что они поехали в сторону Богдановки, он прибежал домой и запыхавшийся стал рассказывать отцу и Алику, которые уже встали и пошли умываться.

– Они на полицейском «уазике» Вагана поехали, пять человек, вместе с Карапетом и Самвелом.

– В какую сторону поехали? – спросил отец.

– В сторону Богдановки, – ответил Хоренчик.

– Значит, заявили в милицию, а сейчас наверняка поехали сообщать военным, – грустно произнес Алик. – А ты, дядя, утверждал, что он очень любит свою дочь, не станет рисковать ее жизнью ради денег.

– Полицейской машиной управляет Ваган, это их родственник, и поехали они не туда. Если бы поехали к военному командованию, то они поехали бы в обратную сторону, на север, и мимо старой крепости спустились бы в овраг, чтобы перейти речушку и подняться к военному городку. Если они поехали в сторону Тавшанки, может быть, до Богдановки, значит, собирают деньги, – сделал свое заключение Петрос.

– Тогда мы с Хоренчиком сейчас позавтракаем и пойдем на ту сторону оврага, спрячемся, и будем следить, расставят ли они своих наблюдателей. Увидим, когда они будут класть в тайник деньги, – планировал свои действия Алик.

– Возьмите с собой еду и воду, наблюдайте до самой ночи, не показывайтесь, не высовывайтесь! – произнес Карапет и пошел умываться.

* * *

Уже вечерело. В доме у Топикяна Марго нервно ходит по комнате, часто смотрит в окно. Наконец, она берет телефон, открывает рядом лежащую телефонную книжку, но уже темно, нельзя прочесть. Она кладет трубку, подходит к выключателю, включает свет. Затем в телефонной книжке ищет нужный номер и набирает.

– Алло! Добрый вечер, Сусанн-джан! Нет! Нет! Никак! Что я? Я с ума схожу. Они весь день прочесывали всю Тавшанку, обшарили речку. Как, зачем речку? Думали, она утонула. Была бы жива, пришла бы домой. Нет! Ну зачем! Нет, конечно! Они сейчас поехали по селам, у близких и дальних родственников искать. Кто ее знает, зачем она могла поехать туда. А куда делась тогда? Сейчас ни волков, ни людоедов не водится в наших краях. Возрастом мала, чтобы думать о похищении женихами в качестве невесты. Не знаю, Сусанн-джан, не знаю! Сердце выходит из груди. Весь день валерьянку пью. Все тело дрожит, не могу успокоиться.

* * *

А в доме Сисаняна – только хозяйка дома Раксана взволнованно ходит по дому. То и дело выходит на улицу, смотрит налево, направо, видит, никого нет, заходит в дом, идет на кухню, щупает кастрюлю, еда еще горячая. Ставит чайник на газовую плиту, открывает кран газового баллона и зажигает газ. Тут заходят в дом Алик и Хоренчик.

– Ну, наканэц-то пиришли! Куда вы были? Прападали вэс дэн – взволнованно спросила Раксана. – Ужин давно астивал. Идитэ, помите руки и пирихадитэ кушат.

– А где дядя Карапет? – поспешил узнать Алик.

– Дядя Карапет село пашел. Недалеко зидес село, давно пашел и до сичас ище не вазвращался.

– Тетя, а эти люди в самом деле богатые?

– Багаты, сынок, очень багаты.

– А что же весь день не могли десять миллионов набрать и класть в тайник. Весь день разъезжают по селам, мимо военного городка тоже проехали до ближайшего села и быстро вернулись, но деньги в тайник так и не стали класть. А как там наша пленница?

– Пилачет, сынок, вэс дэн пилачет. Я ие успакаивал, гаварю: «Сусанчик, патерпи, скоро развяжут тэбэ и руки, и ноги, и глазы». Когда вытаскивала из рота тряпка, чтобы кармить, ана гаварит: «Тетя Раксана, гилаза балит». Я развязывала, пасматрела чито гилаз папал, нет, ничего.

– Тетя, вы что?! – закричал Алик. – Она вас узнала? Вы глаза ее развязали?

– Висего несколко сикунд, сынок, несколко сикунд, недолго. Тут же завязывала обратно.

– Ну что же вы наделали, тетя! Испортили все дело!

* * *

Очень красивое зрелище рассвет на Джавахетском плато, где расположен город Ахалкалаки. Медленно выходящее из-за гор Самсарского хребта солнце сначала освещает вершины окружающих высокогорную долину гор, затем яркие, словно лазерные, видимые лучи опускаются на долину, создавая длинные тени от домов, от деревьев. Только в последнюю очередь освещают низины и овраги.

На северном склоне горы Тавшанка расположено городское кладбище. Северный и восточный склоны этой небольшой горы засажены когда-то елками, и сейчас эти елки вырасли, образовав небольшой лесной массив. На склоне горы и на берегах проходящей здесь речки часто можно встретить пасущееся стадо из близлежащих сел.

Вот от села по грунтовой дороге в сторону Тавшанки идет небольшое стадо коров. Впереди стада идет пастух, а сзади – молодой парнишка с хлыстом в руке шагает чинно и на ходу откусывает завернутый в трубочку лаваш с брынзой. Идущая рядом собака, огромная кавказская овчарка, преданно смотрит ему в рот и облизывается. Парнишка время от времени отрывает кусок лаваша и подбрасывает вверх. Собака ловко схватывает кусок на лету и проглатывает. Проходя через небольшой мостик в низине, вдруг собака спускается к ручейку и начинает лаять. Мальчишка смотрит вниз, видит под мостом лежит завязанный в горлышке мешок. Спускается вниз, отдает оставшиеся кусочки от лаваша собаке, а сам, стряхнув руки, развязывает мешок.

– Мосо!! – кричит он истерическим голосом, увидев содержимое мешка. Он закрывает мешок и поднимается на дорогу.

– Инч э дзо? (Что такое, парень?) – отвечает пастух и уходит в одну сторону, чтобы коровы спускались с дороги вниз, к речке.

– Мешокин меч эн ахчка диакн э, ум гера эрек екел эр мер гюха, пнтрер ка. (В мешке труп той девочки, чей отец вчера приезжал в наше село, искал ее).

– Уртех э дзо? (Где это, парень?)

– Кармнджин така. (Под мостом).

– Дзерк чтас, дзо, те че матаспанутюна мер вра к цкен! (Руками не трогай, парень, а то нам пришьют убийство.)

– Хапа инч эненк? (А что делать нам?)

– Ур э хими читирнацти городоки афицернера, воронк амен аравот вазен ка джура логаналу, физарятка кэнен, кукан, энонц ксенк тох ахчка хора хабар тан. (Где-то вот-вот эти офицеры из четырнадцатого городка, которые каждое утро бегают на речку купаться, делают физзарядку, появятся, им скажем, пускай сообщат отцу девочки).

– Тэйя энонк вазен ка! (Вот они бегают!) – заметил молодой парень.

На горизонте появились трое мужчин, раздетые по пояс, в спортивном трико и в кроссовках, с полотенцами, у кого на шее, у кого в руках, бегут трусцой по дороге вниз к речке. Когда они поравнялись, пастух спросил:

– Товарищи офицеры, или как вас сейчас, господа офицеры, можно вас на минуточку?

– Какие проблемы, молодой человек? – спросил длинный и худой офицер с усиками.

– Здесь в мешке тело убитой девочки, отец которой вчера искал ее в лесу, в речке, ходил по селам. Не могли бы вы сообщить ему, пусть придет, заберет.

– Убитая девочка в мешке? Где? – спросил офицер.

– Зидес, под моста, сабака находил, – влез в разговор молодой парень и спустился вниз, под мост.

Офицеры тоже спустились. Увидев мешок и его содержимое, они минуту стояли молча, затем длинный офицер сказал:

– Вы побудьте здесь, я побегу, вызову нашу санитарную машину, пусть пока отвезут в городской морг, а там найдут ее родителей. Вообще-то для порядка и полицию надо сюда вызывать.

Сказав это, офицер отдает свое полотенце другому, а сам бежит напрямик в сторону четырнадцатого военного городка.

* * *

В доме Топикяна Карапет с женой завтракают. Раздается телефонный звонок. Марго поднимается и подходит к телефону.

– Алло! Доброе утро, Ваган-джан. Да, он встал, конечно! Разве уснешь? Он тоже всю ночь не спал. Сейчас, сейчас, передам! – обращается к мужу. – Ваган тебя просит срочно.

Карапет подходит и берет трубку.

– Ваган-джан, привет! Что случилось?

В трубке слышит голос Вагана:

– Я об этом не хотел сообщить Марго, дабы ей плохо не стало. Утром под мостом возле Тавшанки офицеры из четырнадцатого военного городка нашли труп девочки. Вызвали полицию. Меня еще не было на работе, туда поехал дядя Серго. Он Сусанну в лицо не знает хорошо, звонит мне, говорит: «По-моему, это ее труп». Ее отвезли в городскую больницу. Сейчас она в морге. У нас сейчас будет построение, я освобожусь после этого мероприятия. Поезжай в больницу, посмотри, она ли.

Карапет, не говоря ни слова, выбегает из дома во двор, оттуда заходит в гараж и открывает двери гаража, ведущие на улицу. Хочет вернуться, чтобы сесть в машину, вдруг замечает лежащий возле порога лист бумаги. Он мог бы не обратить внимания на него, но бросилась в глаза крупная надпись в виде заголовка: «Господин Топикян, ваша дочь у нас». Он поднимает бумагу и начинает читать.

Удивленная внезапным уходом мужа из-за стола, не говоря ни слова, его жена тоже бежит за ним. И вот она прибежала в гараж и стоит возле него, наблюдает, как он, прочитав бумагу, стал, как сумасшедший бить себя по голове, убиваться и кричать, как резаный:

– Доченька, ты меня прости! Из-за моей нерасторопности ты поплатилась жизнью. Почему я в эти дни ни разу в гараж не заходил? Почему эту бумажку не увидел раньше? Я бы не десять миллионов, я бы все мое состояние отдал, лишь бы тебя освободить. Прости, дочка! Прости меня, прости!

Жена выхватывает из его рук бумажку, хочет прочесть, но залившиеся в глаза слезы не дают этого сделать. На этот крик прибегают соседи и входят в открытую на улицу дверь гаража. Карапет рыдал и кричал:

– Почему ты, Господи, не послал меня, дурака, в гараж, чтобы эту бумагу я увидел вчера? Я бы этим гадам отдал десять таких выкупов, чтобы спасти мою дочь.

– Что с дочерью? Что сказал Ваган?

Не сумев прочесть бумагу, она отдает ее подошедшей к ней соседке, а сама двумя руками поворачивает к себе лицо мужа, который сидел на бампере машины, прижал голову к радиатору и плакал.

– Дочери твоей уже нет в живых. Ваган сказал, что она уже в морге городской больницы. Вымогатели убили ее из-за того, что я вовремя им не отдал выкуп. Из-за моей нерасторопности погибла моя дочь. Ах, погибла моя дочь!

Марго стала кричать, рвать волосы и потеряла сознание. Соседка, стоящая рядом, поддержала ее, вытащила на улицу, положила на тротуар и обратилась к подошедшей дочери:

– Люсине, тащи воду, бегом!

Люсине побежала в дом напротив, а Карапет, вытащив из кармана ключи от зажигания, хотел сесть в машину, но его руку сзади схватил стоящий рядом сосед.

– Дядя Карапет, тебе нельзя в таком состоянии садиться за руль. Дай мне ключи, я поведу машину.

– Спасибо, Акоп-джан, на ключи! Быстрей поехали в морг, там труп девочки, утром нашли где-то под мостом, посмотрим, моя ли дочь.

– Может быть, и не Сусаннин труп, зачем убиваться так?

Карапет садится в кабину машины, а Акоп – за руль. Заводит он машину, медленно выгоняет из гаража и быстро мчится по улице. Спустя пару минут, он уже въезжает на территорию больницы. Там, во дворе больницы уже стоял Самвел. Машина Карапета остановилась возле него. Из кабины выскакивает Карапет и бросается к Самвелу с вопросом:

– Она?

– Она, – отвечает Самвел, обнимая залившегося слезами Карапета, успокаивает его: – Мужайся! Мужайся!

– Где она, в морге?

– Нет, я ее взял оттуда. Она на заднем сиденье моей машины.

– Как они ее, задушили или отравили?

– Нет, ножом.… На теле множество ножевых ран.

– А-а-а! – скрипя зубами, закричал Карапет.

Ноги у него ослабли, вот-вот бы упал он на землю, если бы не поддержал его Самвел.

Толпа зевак, что стояли у машины Самвела, подошли и окружили их.

– И у нас появились свои Чикотилы, сексуальные маньяки, – начал рассуждать один из них. – Надо теперь всем быть начеку.

– Не сексуальные маньяки, а вымогатели, – тихо произнес Карапет. – Они затребовали выкуп, но письмо подбросили под дверь гаража, а я туда не заходил, не видел это письмо. Ах, не видел, Самвел-джан, не видел это письмо!

Самвел обращается к Акопу:

– Акоп, ты отгони его машину в гараж, а мы на моей машине приедем.

Акоп садится в машину Карапета, разворачивается и уезжает, а Самвел, поддерживая Карапета, направляется к своей машине.

* * *

Весть разлетелась по городу мгновенно.

Вот у входа на территорию рынка стоят четыре женщины с тяжелыми сумками в руках, обсуждают:

– О господи Иисусе, теперь и детей опасно выпускать на улицу. Хорошо у Карапета деньги водятся, он мог бы отдать десять миллионов, если бы вовремя заметил их письмо. А если моего внука украдут, где найдет такие деньги мой зять-голодранец? – говорит одна пожилая женщина.

– Раньше о таком роде вымогательств знали только из американских романов. Сейчас это и у нас стало в порядке вещей. При советском строе такого быть не могло. А сейчас…. Еще капитализм-то не построили, но уже ощущаем болезни этого строя в нашем быту, – высказывает свои мнения вторая, молодая женщина.