Текст книги "Суд Линча"

– Понял.

– Как твой брат?

– Не знаю, он в больнице. Мать ездила навещать, меня не взяла с собой.

– Теперь иди домой и скажи Эдуарду Ивановичу все, что я велел сейчас. Понял?

– Понял.

– Ну, иди! Вот твой трамвай подходит.

Мальчик бежит в сторону остановки.

– Ну что, не нашли своего племянника? – спрашивает хозяин палатки.

– Если бы не нашел, кто бы дал мне эту статуэтку? Нашел. Ходил он, договорился с Анзором. Все в порядке. Но, уходя домой, мальчик поскользнулся и упал на перекрестке. КамАЗ тормознул, но не сумел остановиться, юзом проехал по ногам. Недавно звонит он из больницы, говорит: «Дядя, выручи! Я не могу выполнить поручение Анзора, а это ему не понравится. Если я не смогу выполнять, я должен поручать это кому-то». Вот я вместо него доставил тебе этот талисман. Анзор – хозяин своего слова, раз обещал защитить тебя от всякого криминала, то не оставит тебя в беде. На, бери эту статуэтку, остальное – зайдем, я объясню.

Хозяин палатки радостно берет статуэтку, открывает дверь палатки и рукой делает жест, чтобы Николай зашел в палатку. Николай и он заходят, хозяин запирает дверь.

* * *

Знакомый гараж Анзора. Так же у правой стены стоит «Девятка» вишневого цвета, на верстаке горят электрообогреватели. На диване сидят Анзор, Матвей и Николай, пьют пиво прямо из горлышек бутылок.

– Значит, этот прибалт никак не хочет признать нас? – спрашивает Анзор у Николая.

– Пару раз после того случая, как меня охранник вышвырнул, подходил я к нему и объяснял бессмысленность его отказа от крыши. Говорю: «Ты так потеряешь больше от всякого рода криминала, от чиновников». Говорит: «Я не терплю, когда мною командуют другие, указывают, что мне делать. Я решил нанимать легальных охранников, значит, так и будет. Нужно будет – найму еще нескольких охранников».

– Значит, богато живет, – замечает Анзор, – доходное заведение. Значит, надо его хорошенько приучать. Пошлем сначала Алика. Этот охранник его выходки не сможет терпеть, вышвырнет. Думаю, жестоко вышвырнет. Тогда подойдете вы, три-четыре здоровяка, проучите его, затем прибалта. Вот это отдадите Алику, – вытаскивает Анзор резиновый небольшой шарик, чуть больше сантиметра диаметром, с красной жидкостью внутри.

– Что это такое? – спрашивает Матвей.

– Это что-то вроде краски под кровь, артисты его применяют. Не подставлять же парню нос, чтобы охранник его разбил?! Это он тайком подержит в руке, когда упадет на землю, ладонь поднесет к носу, нажмет сильно, шарик лопнет. Нос и рот у него вся будут в крови. Тут подойдете вы, направите его, окровавленного в больницу, затем займетесь разборкой, выясните причину грубого обращения с несовершеннолетним.

– Дай-ка, посмотрю, – говорит Матвей и берет у Анзора шарик. – Кровь? Во, придумали хитро!

– Ничего хитрого. Это то ли красное вино, то ли какая-то краска. Мне принесли целую пол-литровую бутылку. А такой шарик придумал Мишаня. Из воздушного шарика сделал такие расфасовки с этой жидкостью внутри.

– А лопнет ли он? – спрашивает Матвей и сильно сжимает.

Шарик лопается, и жидкость разлетается, обрызгивая всех.

– Ну, ты, Мотя, придурок! – негодует Николай, вытаскивает носовой платок и вытирает капли, долетевшие до его одежды.

* * *

Шумная группа школьников, около десяти человек, идет по улице. В руках у каждого модели самолетов. Проходят они по улице, застроенной пятиэтажными домами советских времен. В одном месте между домами стоит небольшой одноэтажный особняк, огражденный невысокой металлической оградой. От ограды, что стоит рядом с тротуаром до самого здания, метров десять. На фасаде здания красуется надпись: «Зал игровых автоматов «Жетон». Ребята заходят в калитку и по асфальтированной дорожке идут до особняка, но не входят в мерцающую огнями парадную дверь здания, а обходят особняк слева и направляются к двери сзади здания, где на небольшой табличке имеется надпись: «Клуб технического творчества» и заходят туда.

К калитке особняка подходит Алик. Он смотрит на стоящих на этом же тротуаре возле соседнего дома Матвея, Семена и еще двух таких же здоровых ребят, уже ему знакомых Иркута и Вячеслава, которого друзья зовут Питерцем. Матвей дает знак, чтобы он заходил в калитку. Алик заходит туда и направляется к двери зала игровых автоматов.

– Подойдем поближе, – говорит Матвей.

– Как скажешь, товарищ секретарь горкома, – с ехидством произносит Семен.

– Ты что, секретарем горкома работал? – спрашивает Вячеслав.

– Да это Колян, придурок, выдумал. Я даже членом партии не состоял. Говорит: «Так будет солиднее, когда заступаешься за бедного пацана», – рассказывает, словно оправдывается, Матвей.

И они подходят к углу дома, откуда хорошо видно и здание, и сверкающая огнями дверь.

– Ты уверен, что охранник выйдет из себя и грубо толкнет или ударит этого парня? – спрашивает Вячеслав у Матвея.

– Уверен, конечно! Алик любого выведет из терпения. Вот спроси Иркута, он расскажет, как на днях на проспекте он довел до истерики хозяина одной палатки. Когда тот отказался ему дать без денег пачку поп-корна, Алик разошелся, рассвирепел: мол, я сейчас обижу твою мать и ты мне целый самосвал этого дерьма привезешь с извинением. Естественно, тот жлоб не смог терпеть такого нахальства, вышел из своей палатки и хорошенько поддал ему. Благо, мы вовремя подоспели, а то бы он в самом деле его изуродовал.

– Ребята, смотрите, дверь шатается, но не открывается, – вмешался наблюдавший за дверью игрового зала Семен. – За дверью идет возня. Пошли поближе!

Все умеренными шагами двинулись вдоль металлической ограды к калитке. И не ошиблись: вдруг открывается дверь и огромного роста здоровяк, взяв одной рукой за воротник Алика, вытаскивает его из здания, ставит на землю и сильно пинает ногой. Алик делает два шага и падает на асфальт, прижимая руки к лицу.

– Чтоб ты к этому зданию близко не подходил, нахал! – кричит охранник.

– А-а-а! – визжит Алик, встает полусогнутый и мотается, как пьяный.

Лицо у него все в крови.

– Ребята, кажется это мой сосед по квартире, – говорит уже подошедший к калитке Матвей. – Алик, что с тобой?

– Этот верзила долбанул меня головой об асфальт, – отвечает Алик, – голова кружится.

Матвей подходит и берет его на руки.

– Эдуард Иванович, останови какую-нибудь машину, надо его срочно отправить в больницу, – обращается Матвей к стоящему у калитки Семену. – Кажется, у него сотрясение мозга.

– Такси, такси! – кричит Семен.

К зданию подъезжает «Жигули» девятой модели вишневого цвета. Семен открывает заднюю дверь, а Матвей кладет Алика на заднее сиденье.

– Дружище, нате вам деньги, отвезите мальчика в ближайшую больницу!

Машина отъезжает. Ребята вчетвером подходят к наблюдавшему за этими действиями охраннику.

– Так этому нахалу и надо, – говорит охранник и хочет зайти в здание.

– В этом ты уверен? – говорит Матвей и двумя руками крепко держит запястье левой руки.

Вячеслав схватывает правую руку. Семен открывает двери здания, и охранника заводят в небольшую прихожую здания, запирают входную дверь изнутри.

– У тебя совесть есть? – обращается Матвей к охраннику. – Этот мальчик – сирота. Он один содержит больную мать и двух младших сестер. Если он надолго выйдет из строя, бедная семья погибнет от голода.

– Я выполняю свою работу, я охранник, – говорит охранник и хочет вырвать свои руки, но видит, что это не удается, и перестает брыкаться.

– Грязная у тебя работа, – говорит Семен и начинает бить кулаком по лицу, по груди, по животу, словно боксер тренируется на груше.

Охранник не выдерживает удары и оказывается в глубоком нокауте: ноги подкашиваются, и он падает на пол. Иркут, что стоял без дела, вносит «свой вклад», нанося несколько ударов ногой по ребрам лежащего без сознания охранника. Затем Матвей берет за одно плечо, Вячеслав – за другое, поднимают охранника, ставят на ноги, прижимая к стене. Семен шлепает его по щекам. Охранник приходит в себя и открывает глаза. Тут же, ощущая острую боль в боку, двумя руками держится за бок, нагнувшись вперед, останавливает надолго дыхание, а затем, корчась от боли, делает глубокий вдох.

– Кто тебе велел с людьми так поступать? Хозяин? Как его зовут?

– Арнольд, – еле выговаривает охранник.

Открывают дверь зала и, держа охранника под руки, проводят его в служебную комнату. Играющие в зале, в их числе и Анзор, только взглядом провожают их. В служебной комнате светловолосый хозяин зала по имени Арнольд сидит за столом на вращающемся кресле. Справа у стены стоит металлический сейф с открытой дверью. Арнольд берет со стола пачку голубых сторублевых купюр, бросает в сейф и закрывает двери. Видя вошедших людей, быстро садится в кресло. На столе стопками стоят, по десять штук в стопке, сторублевые, пятидесятирублевые и десятирублевые монеты в несколько рядов. Вошедшие ребята охранника сажают на стул у стенки. Матвей подходит к столу, смахивает стоящие стопками монеты на пол, и садится на стол, напротив Арнольда. Заметив, что тот хочет встать с кресла, Матвей сильно бьет его по макушке и сажает обратно в кресло

– Ты Арнольд, хозяин этого заведения? – спрашивает он.

– Что вы позволяете себе? Я сейчас позвоню в милицию! – негодует Арнольд.

– Не ты, а мы сейчас позвоним и в милицию, и в комиссию по делам несовершеннолетних, и в другие инстанции. Мы не воры и не хулиганы, мы случайные прохожие. Видели, как твой охранник изуродовал несовершеннолетнего мальчика, пришлось нам вмешаться. Сейчас разберемся, какая организация утвердила служебную инструкцию твоей охранной службы, пойдем, с ними разберемся. Покажи-ка инструкцию!

– Какую инструкцию? – мертвым голосом произносит Арнольд.

– Инструкцию об охранной службе, или, как у них называется, права и обязанности охранника. Какой охранной фирме он подчиняется? Кто его начальник?

– Он мне подчиняется, а инструкции пока нет.

– Значит, ты дал такую команду избивать до полусмерти детей? Знаешь, что бить носом об асфальт очень больно, особенно для неокрепшего организма несовершеннолетнего? – Говоря это, он кладет свою ногу на кресло, между ног Арнольда, берет его за волосы и тянет голову на себя, резко бьет о свое колено. – Больно? Конечно, больно. Но это еще не так больно: об мягкое колено. Сейчас пойдем на улицу, попробуем носом об асфальт шарахнуть.

Из носа Арнольда хлынула кровь. Тот вытаскивает носовой платок и прижимает к носу.

– Что же вы хулиганите! Я это дело так не оставлю! – кричит Арнольд.

– Ну нахал! Еще и возникает! – говорит Матвей и вместе с креслом опрокидывает его на пол.

Арнольд хочет встать, но подошедший Иркут бьет ногой по животу, по ребрам, по голове, пока он не перестает делать попытки встать.

Семен ставит кресло на место, поднимает окровавленного Арнольда и сажает в кресло.

– Вызови милицию, – говорит Матвей Семену, – пусть закроют это заведение, где детей бьют так безбожно. Пусть отберут у него лицензию.

– Я сейчас позвоню в больницу, узнаю, что с мальчиком. Там в приемном покое моя знакомая работает, – говорит Семен и берет телефон, набирает номер. Несколько раз делает недовольный вид, якобы занят телефон. Наконец кричит: – Алло! Валюша, ты что так долго трепешься? Здравствуй, дорогая! Да это Эдуард Иванович, узнала? Валюша, скажи, пожалуйста, не к вам привезли одного мальчика с разбитым носом? Да, по моему Алик звать, это сосед одного моего знакомого. Он жив? Что, что? Сотрясение мозга? А зачем рентген? Разбита переносица! Но будет мальчик жив? Ну слава богу! Спасибо, Валюша, за информацию.

– Ну, как пацан? – спрашивает Матвей

– Жив, но изуродован здорово: сотрясение мозга, нос в лепешку, какая-то кость переносицы треснута, другая какая-то хрящевая кость разбита, словом, вся кожа на лице у мальчика содрана, – грустно произносит Семен.

– Жалко, симпатичный был парень. Теперь будет со шрамом, нос в картошку. Главное, что долгое время не сможет работать. Ведь он единственный в семье приносящий домой деньги: мать больная, младшие сестры на его шее сидят. – Обращается к Арнольду: – Видишь, к чему приводит ваша алчность наживы? Наверно, ты дал команду охраннику пускать сюда только людей с деньгами, а таких пацанов вышвыривать за порог. Они тебя доходу не приносят. Теперь, как говорится, жадность фраера сгубила. Этот пацан принесет тебе только расходы. В милицию звонить не будем. Закрывать твое доходное дело не выгодно: тебя арестуют, некому будет помочь семье этого мальчика. Пока он будет лежать в больнице, ты будешь им помогать, по два миллиона, нет, по два – много, по одному миллиону в день будешь платить, иначе заявим в милицию, и пойдешь вместе со своим охранником под суд. А сейчас пока будешь платить за моральный ущерб и, как говорится, за испорченный товарный вид, – показывает на нос. – Ты не говори, что сам не обижал мальчика, это сделал охранник. На него не вали! Он выполнял твои распоряжения. Если ты собственноручно не написал ему инструкцию, это не снимает с тебя ответственность.

Матвей открывает сейф, видит там пачки денег. Берет самую маленькую пачку из сторублевых купюр, которую хозяин перед их входом положил туда.

– Доходное заведение, полон сейф деньгами, – замечает Семен.

– Это его деньги, – говорит Матвей. – Мы же не воры, чтобы брать деньги без спроса из чужого сейфа. Это я возвращаю мои деньги, что отдал таксисту, который отвез мальчика в больницу. – Обращается к охраннику: – Ты видел, что я таксисту отдал деньги?

– Видел, – прижимая бок, с трудом отвечает охранник.

– Нам чужие деньги не нужны. Вечером придет младшая сестра этого парня, и ты ей заплатишь миллион.

– Может, он и не понимает, что такое миллион, – вмешивается в разговор Вячеслав, – по жаргону современных бизнесменов миллион – это лимон.

– Вот ты и заплатишь по лимону каждый день, пока мальчик не поправится, – продолжил спокойно Матвей, – только не вздумай отказать на лечение мальчика, тогда, это я обещаю, на собственное лечение потратишь намного больше. И не вздумай скрыться, твои данные в налоговой инспекции есть, я тебя из-под земли достану!

Матвей пачкой денег, взятых из сейфа, бьет по окровавленному носу Арнольда и дает знак ребятам, чтобы выходили. Все выходят.

Как только закрывается дверь, Арнольд кричит на охранника:

– Я тебя уволю! Что это за мальчик? Зачем ударил головой об асфальт?

– Ты на меня не ори! Уволю… Я сам не хочу работать у тебя! Я сколько раз говорил: «Не жадничай, заплати за крышу, работай спокойно». Сейчас вся страна в руках криминала. Без авторитетной крыши всякие такие лбы будут бить тебя, кости ломать. Скажи спасибо, что они твои автоматы не раздраконили. Я твое заведение могу охранять от всякой шпаны, типа этого нахального мальчика. С такими лбами что я могу делать?

* * *

В переулке, недалеко от зала игровых автоматов, стоит знакомая «девятка» вишневого цвета. В ней сидят водитель и Алик. Впереди этой машины, чуть ли не впритык, стоит иномарка цвета «металлик». К машинам подходят четверо ребят: Матвей, Семен, Иркут и Вячеслав. Увидев их, Алик выходит из машины. Подошедший первым к машине Матвей вытаскивает из кармана пачку сторублевых купюр, которую взял из сейфа Арнольда и отдает Алику.

– На, держи! Заслужил, молодец!

Алик берет деньги и кладет в нагрудный карман.

– Вы будете ждать Анзора? Тогда мы поехали! – говорит Вячеслав и вместе с Иркутом садится в иномарку.

– Встретимся в гараже через час, приходите! – говорит Матвей и садится в «девятку». – Сейчас подойдет Анзор, поедем в ментовку поздравлять Кузьмича с прибавкой звезды на погонах.

Иномарка уезжает.

– Садись в машину, – обращается Матвей к Алику, – увезем тебя отсюда, и недельки две ты в эти места не появляйся, чтобы эти ребята тебя не видели!

* * *

Квартира Валентины Матвеевны. Она в халате на кухне чистит картошку, моет и режет в сковородку. Окончив резать, закрывает крышку, вытирает руки и отправляется в комнату. Там на комоде стоит будильник. Она смотрит на часы и говорит:

– Уже шесть часов, сейчас сын придет, а ужин еще не готов.

Тут со стороны входной двери слышится щелканье. Это Алик открывает двери. Мать услышав щелканье, выходит в коридор. Алик заходит в квартиру, закрывает за собой дверь и радостно обращается к матери:

– Мама, ты вчера говорила, что надо за квартиру, за свет платить, да денег нет: вашу зарплату на заводе задерживают. На тебе деньги! – Вытаскивает из кармана пачку сторублевых купюр и протягивает к матери.

– Не воровал ли, сынок? Откуда у тебя эти деньги?

– Мама, я не хочу в тюрьму сесть, зачем я пойду воровать? Это я заработал сегодня. Матвей мне дал эти деньги и хвалил за работу.

Мать берет деньги, вытирает рукавом халата появившиеся на глазах слезы и целует сына в лоб.

– Вот увидел бы твой отец, каким стал взрослым сын, от радости у него бы второй инфаркт случился. У него сердце было слабое. Ну давай, раздевайся, вымой руки, сейчас картошка пожарится, садись ужинать!

Алик раздевается, переобувается. Мать уходит не кухню.

– Сегодня Мария Васильевна опять приходила к нам домой, – из кухни громко говорит Валентина Матвеевна, чтобы сыну было слышно, – спросила, почему ты не ходишь в школу. Я ответила, что ты уже устроился на работу, а сама думаю: «Осталось учиться совсем мало, хоть бы пошел сын, продолжил учебу, получил аттестат зрелости».

– Мама, я уже говорил тебе, эти бумажки сейчас продаются по бросовой цене. На днях Иркут даже диплом институтский купил. Зачем мне тратить годы из-за этого дурацкого аттестата? Если шибко нужно будет, я его куплю.

Моет быстро руки и заходит на кухню.

* * *

На улице весна. Солнце греет слабо, но светит ярко. Люди ходят уже без верхней одежды, только некоторые носят легкие ветровки. Вот по улице идет Алик без головного убора, но в теплом, пушистом свитере, держа руки в карманах брюк. Заметив на тротуаре нарисованные мелом «классики», вытаскивает руки из кармана и на одной ноге начинает прыгать по клеткам. Затем, заметив на противоположной стороне улицы крупную вывеску – «супермаркет» и над дверью мелкими буквами ленточку с надписью «Мы открылись, добро пожаловать!», Алик произносит:

– Ого! Надо зайти, посмотреть.

Растоптав зеленые насаждения между тротуаром и проезжей частью, отправляется напрямик к магазину, не обращая внимания на проезжающие машины, которые резко тормозят и сигналят ему. Он спокойно поднимает руку, мол, подождете, и чинно проходит улицу. На другой стороне улицы, между проезжей частью и тротуаром две женщины высаживают цветы на фигурно выложенной булыжниками клумбе. Алик, наступая на булыжники, перепрыгивает через клумбу. Во время прыжка из-под ноги сдвигается булыжник и сминает высаженный цветок.

– Мальчик, ты что, слепой? Вон в двух шагах «зебра», пошел бы по переходу, а ты цветы топчешь! – кричит на него работница.

– Не ори, бабка, сама зебра! А я имею право ходить там, где мне надо.

– Грубиян! – кричит одна работница.

– Да не грубиян он, – спокойно отвечает другая, – он просто нахал, да еще тупой. Небось, родители из «новых русских», он возомнил, что ему теперь все дозволено.

Эти слова Алик не слышит, он подходит к двери супермаркета, видит – стеклянные двери сами раздвигаются. Он отходит на два шага, двери автоматически закрываются.

– Сим-сим, открывай двери! – говорит он и делает два шага вперед, двери открываются.

Тут поток входящих и выходящих людей не дает возможности ему продолжить развлечение. Махнув рукой, он входит в магазин. Стоит и смотрит на непривычное расположение внутри магазина: нет прилавков с товарами и продавцами, прямо расположены кассы. Их много. Мимо них проходят покупатели. Кассиры проверяют, считают стоимость товаров и берут деньги. Он такое обслуживание видел, так как раньше в их городе были два продовольственных магазина самообслуживания. Справа было новшество: ряд ящиков, как камеры хранения на вокзалах. Подходит он, щупает массивные деревянные гири, привязанные к ключам у открытых ящиков с номерами этих ящиков. Затем закрывает один из ящиков, вытаскивает ключ и вставляет в замок другого, закрытого ящика. Старается открыть, но ключ не поворачивается.

– Умно придумано! – бормочет под нос и ставит ключ в свое место, открывает ящик и отходит.

К нему подходит здоровый мужчина в униформе охранника.

– Мальчик, вход там, – показывает левую сторону, где стоит турникет с голубой стрелкой, указывающей во внутрь торгового зала. – Здесь выход без покупок, – показывает на турникет с изображением кирпича в кружочке.

– Без сопливых обойдусь! – грубит Алик и проходит влево, заходит в торговый зал. С изумлением смотрит на изобилие продуктов, разложенных на полках.

– Мама, купи мне сникерс! – громко говорит мальчик лет семи и тащит коляску с набранными продуктами в ту сторону, где на полке лежат сникерсы.

Женщина подходит туда, берет с полки два батончика сникерса и кладет в коляску. Заметив это, к полке со сникерсом подходит Алик. Берет он с полки сникерс, срывает обертку и начинает есть.

– Алик, здравствуй! – слышится сзади женский голос.

Алик поворачивается и видит знакомую девчонку-одноклассницу.

– Люся? Здравствуй, моя одноклассница! – Чуть погодя, добавляет: – Бывшая.

– Ты почему не стал ходить в школу?

– Я уже окончил полный курс среднего образования экстерном. Хочешь сникерс? – Берет с полки сникерс и протягивает Люсе.

– Ты что, в этом магазине хозяйничаешь?

– Я хозяйничаю везде! В этом магазине я впервые.

– Спасибо, Алик! Я не балую себя такими сладостями. И вообще в магазине нельзя кушать. Надо их оплатить в кассе, потом есть.

– Кому-то нельзя, а мне можно. И тебе разрешаю! – Срывает обертку и отдает Люсе. – А что касается оплаты, я фантики сохраню и при выходе оплачу. На, ешь, не стесняйся!

Люся берет сникерс, хочет откусить, но, опомнившись, убирает в карман.

– Спасибо, Алик! – шепотом говорит она. – Я его потом съем. Какой ты стал крутой!

– А ты тогда не хотела со мной переспать, оскорбила меня и убежала. Помнишь?

Люся сразу изменяется в лице, вытаскивает из кармана сникерс, бросает на полку и убегает в другую сторону.

– Дура! – презрительно произносит Алик, берет этот сникерс и пару новых, кладет в карман и направляется в сторону касс, на ходу кушая сникерс. Подойдя к кассе, бросает на стол две обертки и тысячерублевую купюру и говорит кассирше:

– Четыре сникерса!

Кассирша в недоумении. Она берет две обертки и смотрит на Алика.

– А где другие?

Алик вытаскивает из кармана два целых и один развернутый батончик сникерса и кладет на стол.

Кассирша смотрит на сникерсы и на обертки, говорит:

– Три батончика и два фантика, значит пять штук, а не четыре.

– Ты дура, что ли? – злится Алик, берет одну обертку, кладет к развернутому сникерсу. – Вот три, а одну – я съел. Сообразила? – Берет два неразвернутых батончика и хочет уходить.

– Гражданин, возьмите и эту! – кричит кассирша и протягивает ему развернутый сникерс.

– Жри сама! – грубит Алик и уходит. – Будь здорова!

– Гражданин! – снова кричит кассирша.

Здоровяк охранник подходит к Алику, берет его за шиворот и тащит к кассе.

– Возьмите сдачу и чек! – говорит кассирша и протягивает ему деньги с чеком.

– Не нужна мне сдача! – ворчит Алик и старается вырваться из рук охранника. – Дайте этому фраеру!

– Мне твои подачки не нужны! – со злостью говорит охранник, берет у кассирши деньги, сует ему в карман, тащит его к выходу и выталкивает за дверь.

Оказавшись на улице, Алик падает на землю и кричит:

– А-а-а!..

Потом, опомнившись, что здесь нет анзоровских ребят, встает, отряхивается и проходит дальше.

* * *

Знакомый ряд гаражей в одноэтажном гаражном кооперативе, где находится гараж Анзора. По этому ряду весело подпрыгивая проходит Алик. Останавливается он возле гаража под номером 59 и стучит условным знаком: один-два-один-один. Дверь открывает Матвей, смотрит на Алика и жестом дает знак, чтобы тот заходил в гараж. Алик заходит.

Внутри гаража та же самая привычная обстановка, только обогреватели не горят. На диване сидят Анзор и Николай.

– Шеф, ты меня звал? Здравствуйте!

– Да садись! – предложил Анзор. – Хотя тебе и садиться будет некогда. Ты в киоске, что за автостанцией, скандал учинил?

– Было дело, шеф, отрицать не буду.

– Ты девке два зуба выбил?

– Кажется, так.

– И все бабки у нее отобрал?

– Так она сама виновата, начала артачиться, и в позу встала. Тогда я…

– Тогда ты и попался, тебя вычислили, – прервал его Анзор. – Это уже бандитизм. За это что полагается?

– Выпороть меня хорошенько.

– Выпороть – это не наказание, это воспитание, а мы не педагоги, воспитанием не занимаемся.

– За нашу безопасность, – влезает в разговор Николай, – следовало бы тебя отвезти в лес, дать лопату, чтобы сам выкопал себе хорошую могилу, поглубже, шлепнуть тебя и закопать в этой могиле.

– Так вот, – продолжает Анзор, – заявление лежит в ментовке. Я попросил ментов сегодня не предпринимать ничего. Учитывая твою преданность нашему делу, мы тебя, как обрисовал Колян, в лес не поведем. Тебе надо рвать когти. Через двадцать четыре часа… нет, уже через двенадцать часов чтобы ты был за пределами нашего города, даже нашей области. Подумай, парень! Не вынуждай нас самим избавляться от тебя.

* * *

Вот по улице бежит Алик, сжав фуражку в кулаке. Он часто оглядывается по сторонам, словно кто-то преследует его. Подбегает к своему дому, еще раз оглядывается, чтобы убедиться, нет никого в засаде, и забегает в подъезд. Запыхавшись, поднимается на свой этаж и звонит в квартиру.

– Сейчас, сейчас! – слышится голос матери.

Как только открывается дверь, Алик забегает в квартиру и закрывает за собой дверь.

– Что же ты, сынок, так взбудоражен? Свой ключ потерял, что ли?

– Нет, мама, я спешу, мне не до ключа.

– Что случилось? Куда торопишься?

– На меня наезжают, мама. Мне надо ноги в руки и подальше от нашего города.

– Как это наезжают? Кто?

– Это такие преступники, мама, ты их не знаешь. Кто-то им сказал, что я большие бабки зарабатываю, так они велели поделиться с ними. Если я до завтра не принесу им десять тысяч долларов, они меня убьют.

– Ты не беспокойся, сынок, у меня в милиции есть один знакомый милиционер, мой бывший ухажер, он защитит тебя от бандитов. Я сейчас же поеду к нему.

– Мама, ни в коем случае! Тогда они и меня убьют, и тебя, и твоего бывшего ухажера. Не ходи никуда! Не вздумай! Я убегу из дома. Они могут прийти меня искать, возможно, что даже в форме милиционера. И предлог у них будет другой, будто я где-то что-то натворил нехорошее. Ты скажешь, что я еще домой не приходил, ушел из дома и не появлялся больше. Только не знаю, куда бы убежать! Нет ли у тебя знакомых в других областях?

Мать в смятении ходит по коридору.

– Вот что, сынок, ты уедешь в город Ахалкалаки, к брату своего отца. Они люди, как мне казалось, добрые, родство чтут. Они тебя примут. Непременно примут. Поживешь пока у них, а там видно будет.

– А где это… как ты назвала? Ахар…

– Ахалкалаки – это город в Грузии.

– А ты говорила, что у меня отец был армянином?!

– Да он армянин, но жил в Грузии. В этом городе, вообще в этом районе, живут одни армяне.

– А где он находится?

– У самой турецкой границы. Мы с твоим отцом были там, когда тебя еще не было. Ты отсюда полетишь до Москвы, из Москвы полетишь до Ленинакана, такой город есть в Армении, а оттуда до Ахалкалаки ходят автобусы. Завтра я поищу, где-то у отца твоего была туристическая карта Кавказа. Когда-то он меня возил по маршруту Ереван – Тбилиси – Батуми. Мы неделю купались в Черном море, потом поехали в этот город и недельки две побыли у его родных.

– Какое завтра, мать? Через двенадцать часов я уже должен быть за пределами нашей области. Ты не хочешь, чтобы твоего сына отвели в лес и там закопали? Собери мои вещи на дорогу и все эти названия городов, имена и фамилии людей запиши на бумаге. Я не могу все запомнить.

Мать открывает платяной шкаф, вытаскивает оттуда чемодан, открывает его и все содержимое чемодана вываливает на пол. Затем бросает чемодан на кровать, садится сама рядом с ним, закрывает руками лицо и начинает рыдать.

* * *

Вот автобус с надписью «Ереван – Ахалкалаки» подъезжает к городу Ахалкалаки. В автобусе у окна сидит Алик и смотрит в окно. Рядом сидящий молодой человек с грубым акцентом говорит Алику:

– Дуруг, вот пачити пириехали. Эта гара Тавшанка называться. За эта гара – наша город.

– Может, ты знаешь, где в городе дом моего дяди. Я забыл, как его зовут, но у меня написано. Сейчас я достану бумагу, скажу.

– Зиря не пастараться даставать, висе равно я иво не знать. Я живу в село, петнацат километр далеко от город. Городские люди я не знать. Но ни переживать. На автостанция спрасиш, тэбе падсказать. Наша города – не болшой, висе знать дуруг дуруга.

– У вас в городе трамваи или троллейбусы ходят?

– Зачем тирамвай, кагда на адин канец города чихнош, на дуругой канец слышана.

Пока они разговаривали, автобус уже проезжал по нижним улицам, где только одноэтажные дома. Алик, заметив это, спросил у друга:

– Что-то в вашем городе только дома и ни одного магазина?

– Зачем так сказать, дуруг? Это в село толко адна магазин. Зидес много магазин. Ани на централни улице, ищо у базара и винотри базара.

Автобус въезжает на территорию автостанции, огражденной небольшим каменным забором, прижимается возле станционного здания к забору и открывает двери. Люди покидают автобус. Выходит и Алик со своим приятелем-попутчиком.

– Ну, дуруг, дасвидани! Вот автобус до наши село стаит, я побежать, – пожимает руку Алика и, взяв на плечо свой небольшой мешок, бежит к автобусу.

– До свидания! – говорит Алик и, взяв свой чемодан, направляется к выходу из территории автостанции.

Улица вдоль забора автостанции, если ее можно было назвать улицей, никогда не знала, что такое асфальт. Если и когда-то засыпали гравием, то, поскольку она с большим уклоном, дождевые и талые воды уносили щебень и оголили большие плоские камни, создавая ямы и ухабы. Только Алик начал размышлять, куда идти, вверх или вниз, вдруг с верхней стороны раздается громкий хлопок, словно стреляли из ружья. Алик повернулся туда, видит два мальчика лет десяти, один из которых кладет на оголившийся с краю дороги большой камень что-то, напоминающее простреленную гильзу от мелкокалиберной винтовки, а другой берет большой булыжник и бросает на нее. Раздается громкий хлопок. Ребята радостно убегают к забору автовокзала, где на земле лежат их «боеприпасы»: несколько гильз и спички. Один из ребят вытаскивает из кармана нож, берет спички и ножом соскребает серу, а другой держит лист бумаги, на который падает снятая со спичек сера, затем берет гильзу и туда высыпает серу. Алик довольно долго наблюдает за действием ребят, затем спрашивает:

– Вы не боитесь, что при взрыве осколки могут ранить вас?