Текст книги "Кукла, висящая вниз головой. Новеллы"

Кукла, висящая вниз головой
(добрая сказка)

Вы, конечно, спросите, зачем мы всё это затеяли, Моз и я. Видит Бог, хотел бы я вам ответить. Прикидываться праведниками в нашем положении как-то и не к лицу, однако совсем без оправданий начинать такой рассказ нельзя, иначе вы не почувствуете к нам ни сочувствия, ни симпатии. Если верить той статейке в Сан, люди редко дочитывают до конца истории, главные герои которых им несимпатичны. Если вы, как большинство современных людей, страдаете нехваткой времени, лучше бы вам, пожалуй, и не браться за этот рассказ, так как вы не найдёте в нём ничего полезного для своего читательского кругозора. «Фи, – скажете вы, перевернув последнюю страницу, – всё это так скучно, и к тому же такая чушь!» Можете не верить мне, но всё, что я вам рассказываю – чистейшая правда, и приключилась эта история не далее как в рождественский Сочельник. Не верите мне – спросите у Моза.

Итак, меня зовут Чарли Браун, моего друга – Моз Хантер, и ранним утром 24 декабря 1898 года мы решили ограбить Лиловый особняк на Литтл-стрит. Докой по части новых затей в нашей парочке всегда был Моз, так что его первого и осенило.

– А что, старина, – проговорил Моз, делая большой глоток пива из оловянной кружки, – не почистить ли нам тот миленький розовый домик? Бетт Фокс, тамошняя служанка, говорит, что хозяева вместе с детьми приглашены на праздник к старому судье Миду. Дом будет пустовать всю ночь… И ещё я знаю, под каким цветочным горшком хозяин держит ключ от задней двери. Как тебе мысль, а?

Мы сидели в пивнушке на набережной: на последние гроши я купил нам по кружке дешёвого пива и пакет каштанов. Так себе еда, но лучше, чем ничего.

– Грабить в Рождество – это пошлость, – вяло откликнулся я, сколупывая с каштана тёплую скорлупу, – и не только пошлость, а, пожалуй, ещё и богохульство.

Меня окатило морозным ветром из распахнувшейся двери, и я поёжился под своим пальтишком. Моз запустил красные руки в карманы.

Зима в этом году выдалась страшно холодной: Темза впервые за несколько десятилетий покрылась льдом, мостовые замёрзли, а дворникам приходилось каждое утро долбить лопатами слежавшийся снег на улицах. По ночам мело, по утрам сквозило, днём запах лакрицы из аптечных лавок отдавал насморком и ангиной, а вечерами на Лондон падали такие тоскливые сумерки, что, казалось, конца этому безобразию не придёт никогда. Быть бездомным вообще скверно, но не иметь крыши над головой в огромном замёрзшем городе – это, я считаю, худшее испытание из всех, что Господь посылает человеку. Вот, допустим, мы схватим простуду – или я, или Моз, или мы оба вместе. И что тогда? Чья добрая рука протянет нам кружку с отваром шиповника или шоколадом? В чьём доме сможем мы найти услужливо разведённый огонь в камине, грелки в постелях и порцию хинина на завтрак? Ха-ха! Умирать в лондонских потёмках – это отвратительно, господа, это отвратительно, это гораздо отвратительнее того небольшого проступка, который мы намеревались совершить. Впрочем, кажется, я уже начинаю оправдываться.

Несмотря на моё возражение, Моз отлично понял, что я в конце концов соглашусь. Я всегда с ним соглашался, понимая, что без Моза пропаду. Что я, я – неудавшийся поэт, всю свою недолгую юность пробарахтавшийся в душных объятиях Вордсворта, Теннисона и Шелли, бездельник, чьи стихи не приняли ни в одном издательстве. Я ноль, я ничтожество, я съёжившийся от ветра лист, рано отлетевший от древа великой британской литературы. Я нежизнеспособен. Вот Моз – другое дело. Видели бы вы, как он играет в карты – последние несколько месяцев мы только благодаря этому и выживали. К сожалению, слава шулера уже шла впереди него, и редкий дурак садился с ним теперь за карточный стол. Моз не унывал, он был сыном докера и знавал ещё не такие тяжёлые времена. Он весёлый парень. Но, похоже, в этот раз мы крепко засели на мели, и даже карты наше финансовое положение не поправят.

Ограбление.

– Да ты его наверняка видел, этот особняк! – Настаивал Моз. – Здоровенный, а охраны почти никакой, даже собак нет! Хозяин думает, что, раз он племянник судьи Мида, к нему никто и не сунется… Это наш звёздный шанс, Чарли, дружище! Розовый дом, понял?

– Лиловый, – кисло уточнил я.

– Да нет, говорю тебе, розовый…

– Он не розовый, а лиловый. Это такой цвет. Как зимние сумерки над рекой, когда небо расчистится.

Моз отмахнулся от моих слов.

– Ну хорошо, лиловый. Так что? Идём? Ты как?

Я поболтал в руках кружку с остатками коричневатого пойла.

– Гнить нам с тобой за решёткой, Моз.

– В нашем случае особой разницы нет, – пожал плечами мой приятель, – а только, я тебе скажу, такой возможности больше не представится.

И я согласился. Вот только не надо делать такие лица. Вы поголодайте хотя бы с недельку, поспите зимой под мостом на ящиках из-под картошки, а потом мы с вами снова обсудим этот вопрос.

Подготовка к мероприятию заняла не более получаса: мы раздобыли суконные мешки для добычи, Моз на всякий случай хорошенько наточил нож, я успокоил нервы двумя шариками хлорала, и ровно в десять часов вечера, убедившись, что от ворот Лилового особняка отъехали два кэба, мы потихоньку открыли чугунную дверцу в сад, которая даже не скрипнула, и без всяких проблем оказались на территории особняка.

Я не слишком тороплю события? Мы подбираемся к самому интересному, но перед самым интересным в серьёзных повестях полагается сделать паузу и немного помучить читателя лирическим отступлением. Как порядочный человек, я недолго задержу вас на пороге открытия. Всё же стоит, пожалуй, упомянуть, что после гнусного промозглого дня город окутал прозрачный предрождественский вечер, пахнущий корицей и карамелью, что по тихо сияющей мостовой вилась легчайшая призрачная позёмка, и что редкие снежинки, оседающие на стекло уличных фонарей, мерцали, как зеркальная крошка. В общем, всё вокруг так и трепетало в ожидании чуда, и морозный воздух драгоценным зельем лился в мои лёгкие, и глаза мои увлажнились от волнующего предчувствия, но тут Моз решительно взял меня за рукав и поволок за собой по дорожке между костистых кустов рододендрона.

Мы обогнули фасад особняка, облицованный лиловым камнем, прошли мимо обложенных морскими раковинами, чуть припорошенных снегом куртин, и практически мгновенно оказались у двери чёрного хода. Всё было и впрямь очень просто. Моз пошарил рукой под грудой каких-то глиняных черепков в углу крошечной веранды, с тихим удовлетворённым бормотанием извлёк оттуда ключ и, не колеблясь ни секунды, отпер дверь с таким видом, будто делал это великое множество раз.

– Прошу, – вежливо пригласил он.

Хозяева особняка, очевидно, следили и за дверными петлями, и за состоянием полов: дверь, открываясь, не издала даже легчайшего скрежета, а половицы, на которые мы ступили, отличались идеальной упругостью в меру сухого дерева. Дом встретил нас гостеприимным теплом и темнотой. Аккуратно затворив дверь, Моз быстро зажёг принесённую нами маленькую керосиновую лампу и зашагал вперёд, с любопытством оглядываясь по сторонам. Я поплёлся за ним.

Тёплый шар света, в котором мы оба находились, чуть покачивался в такт шагам Моза. Мы миновали кладовку, прачечную и кухню, из которой плыли запахи бекона и шоколадного пирога, вышли к чёрной лестнице и поднялись на второй этаж. Тут только я догадался спросить, куда мы идём.

– В спальню хозяйки, – приглушённо ответил Моз, – как думаешь, где в этом доме ещё могут быть драгоценности?

Тёмный коридор с дверями по обеим сторонам был тих и пуст. Мне стало не по себе от того, что я не видел, где он заканчивается – окон здесь не было, а света, исходящего от лампы, не хватало.

– И которая тут хозяйкина спальня? – Шёпотом поинтересовался я.

– Откуда я знаю! – Огрызнулся Моз. – Попробуем определить.

Ближайшая дверь оказалась запертой. Моз чертыхнулся и дёрнул следующую. Так и есть: заперто. И следующая тоже.

– Однако, – Моз вручил мне лампу и извлёк из кармана нож, – мне и в голову не могло прийти, что в доме, где нет никакой охраны и где ключ от входной двери хранят на задней веранде, домочадцы привыкли запирать свои комнаты. Тэкс, попробуем…

Он начал ковыряться ножом в замке ближайшей комнаты. Я стоял рядом и пытался светить ему так, чтоб было лучше видно. Но то ли лезвие было слишком велико, то ли картёжником Моз был лучшим, чем взломщиком, однако дверь и не думала поддаваться.

Хорошо начавшееся предприятие грозило обернуться позорным фиаско. Моз покраснел от натуги и прикусил губу.

– Ладно, – сказал он через пятнадцать минут, выдохшись, – попробуем следующую.

Ещё через пять минут Моз ухитрился сломать нож.

– Проклятье! – Чуть не в полный голос воскликнул он.

В доме что-то скрипнуло. Лампа дрогнула в моих руках.

– Воровать в Рождество – большой грех! – Сказал я, надеясь, что голос мой не дрожит. – Господь предупреждает нас, чтобы мы оставили сие непотребное дело и убирались восвояси, а не то…

– Заткнись и иди сюда! – рявкнул Моз.

Я подошёл. Четвёртая от лестницы дверь была приоткрыта.

– По-моему, – робко вставил я, – за этой дверью что-то скрипело.

– Чушь, – сказал Моз.

Однако входить он не спешил. Немного подумав, Моз приник лицом к щели и прищурил глаза.

– Что там? – Еле слышно выдохнул я. – Там кто-то есть?

– Да никого там нет. Только вот…

Моз замолчал и вгляделся ещё пристальнее. Я заметил, что лицо его еле заметно дрогнуло.

– Что? – Беззвучно произнесли мои губы.

– Там что-то болтается посреди комнаты. – Моз оторвался от зрелища и перевёл взгляд на меня. – Посмотри сам. Там что-то похожее на…

Я попятился.

– Да стой ты! Там какая-то штука, похожая на… на куклу, висящую вниз головой.

Не знаю, почему, а тут меня мороз по спине продрал. Не хотел я смотреть на эту куклу, не хотел ни за что на свете.

– Вот дела! – Слабо удивился Моз.

А затем он рывком распахнул дверь и зашёл, скрылся из виду.

– Моз! – Простонал я.

– Да заходи ты, не трусь!

Вот что мне оставалось делать? Я покрепче вцепился в лампу и шагнул в комнату. И первым, что увидели мои глаза, была обычная девчачья кукла из бисквита, подвешенная за ногу к потолку. Вообще говоря, довольно дорогая кукла: жёлтенькие кудряшки, синие юбки из настоящего шёлка, на батистовых панталончиках кружево. Подол закрывал ей пол-лица, так что я смог разглядеть лишь две слабые тени на месте куклиных глаз да краешек безвольно повисшей фарфоровой ручки.

– Гм. – Сказал Моз.

Если бы был в силах говорить, я сказал бы то же самое. С тех пор как меня выперли из Кембриджа, я видел много забавных, нелепых, а порой и страшных вещей, но такая картинка предстала перед моим взором впервые. Обалдев от гротескности этого зрелища, я даже не стал разглядывать саму комнату, и Моз, похоже, тоже. Через несколько минут, опомнившись, мы всё-таки огляделись по сторонам, но не обнаружили в комнате больше ничего интересного, если не считать двух маленьких кроваток у стены и груду игрушечных солдатиков, паровозиков и сабель, сваленных в углу.

– Детская, – с облегчением определил я, – детишки развлекаются.

– Угу, – сказал Моз, – но вряд ли здесь есть драгоценности.

– Драгоценности в сейфе, – вдруг произнёс чей-то тихий, но при этом звонкий голос, – только вам его ни за что не открыть.

Мы с Мозом встретились глазами и, увидев перекошенные от страха лица друг друга, разом закричали и ринулись к двери, где и застряли благополучно, не в силах двинуться ни взад, ни вперёд.

– Да не бегите вы! – Взволновался голос, – Посмотрите на меня, я же с вами разговариваю!

Трясясь в ознобе, мы обернулись и увидели, что кукла, покачиваясь на тонкой леске, повернулась к нам и пытается крошечными ручками оправить подол, стеклянные глаза её поблёскивают, а щиколотка, стянутая узлом, дрожит, как живая.

Ужас да и только.

– Господа воры, не пугайтесь! Вы же видите, что я совершенно беспомощна!

– Моз, – шёпотом пробормотал я, – она разговаривает.

Моз нахмурился.

– Какой-нибудь механизм, Чарли. Эти современные игрушки…

– У меня совсем нет времени! – Повысила голос кукла, – Прекратите нести чепуху и подойдите ко мне!

Мы высвободились из дверного узилища и опасливо приблизились к кукле.

– Прежде всего, – став любезной, сказала кукла, – я хочу сообщить вам обоим, что воровать – нехорошо.

Мы промолчали.

– Не хотите ли вы меня отвязать? – Осведомилось ожившее создание.

Мы синхронно замотали головами.

– Понятно, – кукла вздохнула! – тогда я должна вам кое-что рассказать. У меня всего-то часа полтора.

– А потом что? – Спросил я.

– А потом Рождество, – сказала кукла, – и я вновь превращусь в безмозглый кусок фарфора. Мы, куклы, оживаем только в рождественский сочельник. Вы разве не знали?

Естественно, ничего такого мы не знали.

– Собственно говоря, далеко не все куклы оживают, даже и на одну ночь в году, – призналась кукла, – но меня попросил об этом мой знакомый ангел. Попросить-то попросил, а вот не отвязал почему-то, – кукла сморщила личико, – наверное, торопился к себе на небо. Или ещё куда.

– Какой ещё ангел? – Не знаю, как у Моза, а у меня от всех этих разговоров просто ум за разум зашёл.

– Ангел-хранитель моей хозяйки, малютки Амалии, – сказала кукла, – раз уж моя бедная девочка попала в беду, пришлось мне ожить. А этот противный мальчишка…

Тут у Моза подогнулись колени и он сел прямо на пол. Кукла недовольно взглянула на него и ускорила темп рассказа:

– Короче, дело было так. Нас с моей бедной малышкой Амалией вчера украли разбойники. Руководит ими Генри Моррисон, бывший партнёр хозяина этого дома, Аарона Мида. У них было общее дело, потом Моррисон обжулил Мида, и они разбежались. Но Моррисон остался должен Миду кучу денег, взять их ему негде, и он решил устроить бывшему партнёру ужасную праздничную пакость: украсть его дочку, потребовать за неё выкуп, а уже из этого выкупа заплатить долги. Вот какой негодяй этот Генри Моррисон! В общем, мы с Амалией и няней вчера гуляли в парке, тут на нас набросились двое мужчин, оттолкнули няню, затолкали нас с бедной девочкой в карету и увезли. Амалии завязали глаза, но я-то всё видела! Я знаю, где находится подвал, куда нас с ней бросили! А потом этот противный Моррисон отобрал меня у бедной малютки и вместе с письмом для выкупа подбросил к двери Лилового особняка, как доказательство того, что Амалия у похитителей. Так что сегодня вся семья уехала к судье Миду вовсе не затем, чтобы праздновать Рождество. Им нужно до утра решить вопрос с деньгами, иначе, как сказал Моррисон, малышку убьют!

Кукла перевела дыхание и заговорила снова.

– Вот тут-то ко мне и явился ангел Амалии. Он так растерялся, бедняга, что не знает, как ему поступить: на Небе все так заняты приготовлениями к Празднику, что ангел боится, как бы там не забыли про его подопечную. От меня, конечно, толку мало, но я обещала помочь, чем смогу. И тут этот негодный мальчишка!.. Вилли, брат Амалии, почему-то решил, что это я виновата в пропаже его сестрёнки. Это он привязал меня к потолку и лишил всякой возможности действовать. Казнил меня, вы представляете?!

– Ты что-нибудь понимаешь, Чарли? – Спросил Моз.

– А ты, Моз, что-нибудь понимаешь?

– Понимаю, – сказал мой друг, – мы с тобой оба сошли с ума.

– На болтовню времени нет! – Рассердилась кукла, – Немедленно отвяжите меня и пойдём спасать Амалию! Быстрее!

Не загружая вас, дорогие читатели, лишними подробностями, скажу, что мы с Мозом, находясь в каком-то отупении всех чувств и рассудка, отвязали нашу невозможную собеседницу от нитки, к которой она была привязана, вместе с ней спустились по лестнице и вышли на улицу через ту же заднюю дверь. Каждый из нас наверняка думал о том, что не далее как через несколько дней мы окажемся в лечебнице для душевнобольных, где нам теперь, после того, что мы видели, самое место.

– Быстрее! – Торопила кукла. – У меня остался час!

Кэбов в эту пору на улице было не сыскать, да и денег у нас не имелось вовсе, так что мы побрели пешком. Кукла сидела на плече у Моза и кричала ему в ухо, в какую сторону поворачивать.

Везде было очень тихо, даже ветер совершенно исчез. Со звёздного неба медленно падал ласковый спокойный снежок, а фонари сонно помаргивали, освещая нам путь.

– Ускоряемся! – Крикнула кукла и стукнула Моза ручкой по уху, – Осталось два квартала!

– Да помолчи ты! – Моз потёр замёрзшей рукой ушибленное ухо. – Хорошо тебе, малявка, – едешь, как на лошади! Интересно, как быстро ты добежала бы без нашей помощи, своими-то ножонками!

Я удивлённо поднял брови: кажется, Моз пришёл в себя. Или, наоборот, совершенно свихнулся, раз препирается с куклой.

– Стоп. Поворот направо. – Через несколько минут сказала кукла. – Видите деревянный настил? Вход в подвал – под ним. Давайте туда, только без шума.

– А где разбойники? – Тихонько осведомился я.

– Понятия не имею. – Спокойно ответила кукла.

Ну просто здорово.

Я разгрёб руками доски, стараясь не шуметь, и под ними действительно обнаружился люк. Незапертый. Поднатужившись, мы с Мозом откинули тяжёлую крышку. Внутри, естественно, было темно, виднелась только верхняя ступенька.

Я хотел пойти первым, но Моз, стиснув зубы, отстранил меня и полез вниз. Кукла держалась за его шею и нашёптывала что-то ободряющее. Я спустился следом.

Когда наши глаза привыкли к темноте, мы увидели маленькую девочку, спящую на топчане в углу, и одного из похитителей, который уставился на нас, разинув глаза и рот, и даже не кричал от удивления.

– Ш-ш-ш, – сказала кукла, строго погрозив разбойнику пальцем, – не кричи.

Глаза охранника вылезли из орбит, когда он понял, что голос доносится от куклы в синем шёлковом платье, сидящей на плече высокого мужчины.

– Она верно говорит, – подтвердил Моз, – не кричи, хуже будет.

Разбойник кивнул, закатил глаза и сполз по стене в обморок.

– Полчаса, – сказала кукла, – мы должны вернуться домой за полчаса. Берите мою хозяйку и пошли.

Моз поглядел на меня. Сглотнув, я приблизился к спящей девочке: бедная малютка устала и наплакалась, от переживаний она спала так крепко, что не почувствовала даже, как я взял её на руки.

– Замёрзнет, – тихо сказал Моз.

Спохватившись, я снял с себя пальто, завернул в него ребёнка и, крепко прижимая малютку к себе, кое-как выбрался из душного подвала. Моз с куклой поднялись за мной.

Воистину, всё происходящее в ту ночь было фантастическим. Нам не встретилось ни одного прохожего. Я не околел от холода. Я даже не уронил Амалию, хотя до этого ни разу в жизни не носил на руках детей. Без всяких неприятных приключений мы добрались до Лилового особняка, снова прошли через чёрный ход, быстро поднялись по лестнице и вошли в детскую. Я осторожно уложил девочку на кроватку и укрыл её одеялом. Она лишь чуть повернулась во сне и пробормотала что-то жалостное.

– Спасибо, – сказала кукла, посмотрев сначала на меня, а потом на Моза серьёзными глазами, – вы оба – просто молодцы. Разрешаю вам свернуть мне шею.

– Э-э-э… возразил я.

– Просто отсоедините мою голову от шеи, а потом прикрепите обратно! – Подсказала кукла. – И достаньте листок бумаги, который во мне лежит. Только аккуратно – не люблю, когда копошатся у меня во внутренностях.

Услышав приказ, Моз без лишних рассуждений взял несчастную куклу за горло, оторвал – да! – ей голову, запустил в шею два пальца и вытащил листок папиросной бумаги, свёрнутый в трубочку.

– Тьфу, до чего щекотно! – Поморщилась белобрысая куклина голова. – Ну всё, хватит, верните мне моё туловище!

Воссоединившись со всеми своими бисквитными причиндалами, кукла велела нам развернуть послание.

– Тут какой-то план! – Сказал Моз.

– Да. Моя первая хозяйка, прабабушка Амалии, закопала на Литтл-стрит свои драгоценности, – подтвердила кукла, – а чтоб не забыть, где они спрятаны, записала для самой себя маленькую шпаргалку… В общем, думаю, вы заслуживаете награды. Только, пожалуйста, не думайте, что откопаете там золотые горы – все эти рубины и аметисты существенно подешевели за пятьдесят лет. Но на то, чтоб начать вести честную жизнь, вам обоим хватит.

– О, – сказал я, – спасибо.

– Спасибо, – откликнулся Моз.

– Можете идти, – милостиво сказала кукла, – через пять минут Рождество. Ангел проводит вас.

Мы переглянулись.

– Ангел?

– Ну да, – кукла слегка удивилась, – а вы его разве не видите? Рядом с Амалией? Он говорит, что на Небе видели ваш поступок. Вы хотели совершить злодейство, а в результате сделали доброе дело. И всё из-за такой умницы, как я!

Кукла запрыгнула на кроватку к спящей девочке, легла рядом со своей хозяйкой и довольно зевнула.

– Вы бы поторапливались, – предупредила она, – не ровен час, хозяева вернутся, объясняйся ещё с ними…

Голос её становился всё тише и тише, будто уходил куда-то вдаль, а потом совсем пропал, и кукла застыла на крахмальных простынях, тусклая и неподвижная, как все куклы.

Естественно, вы не поверили ни единому моему слову.

Вполне понятно, учитывая тот факт, что мы с Мозом теперь сидим в кутузке. Только не подумайте, что за грабежи. Просто славным рождественским утром, когда я и мой приятель брели по набережной, живо обсуждая произошедшее, чтобы разобраться, приснилось нам или нет, нам навстречу попался полисмен. Он был зол, раз его заставили дежурить в Рождество, и он без лишних церемоний упёк нас с Мозом на десять дней за бродяжничество. Эти строчки я пишу, сидя на нарах, а Моз рядышком дуется в карты с другим бродягой.

…Если честно, я и сам не уверен, что это была не коллективная галлюцинация или что-нибудь в этом роде. Только листок с загадочным планом, материальнее материального, спрятан у меня за отворотом пиджака. Он настоящий, кто бы что ни говорил.

Да ладно, ладно, я знаю, что никакого плана не существует, а если и существует, то мы с Мозом в жизни с ним не разберёмся. Моз вообще не умеет читать, а я при всём своём кембриджском образовании едва могу разобрать эти прабабушкины каракули. Как вы думаете, стоит ли верить тому, что говорят куклы? Вот-вот, я тоже пожимаю плечами. Ничего мы, конечно, не найдём, никаких драгоценностей.

– Моз, – говорю я, – но с воровством завязываем.

– Завязываем, – бормочет Моз Хантер, тасуя колоду, – хватит с меня…

Вот так-то. А что касается клада – ну, от нас ведь не убудет, если мы всё-таки попробуем его найти?

В этом мире ещё и не такие чудеса случаются, право слово.