Текст книги "#Охотник на волков"

Первой, как ни странно, заговорила Аэле:

– Русалки из рыб.

– Я представлял их себе несколько иначе, – произнес Слэйто. Он осторожно оглядел берег, стараясь особо не высовываться из-за ветвей. – Вроде других таких тварей не видно.

– Не видно поблизости, – уточнила я. – А сколько их в воде, мы можем только гадать. Надо посмотреть, можем ли мы миновать все озера, не приближаясь к ним ближе, чем на пять метров. Видел, как эти твари прыгают?

– Русалки из рыб… – зачарованно повторила Аэле.

– Да, душа моя, можно сказать и так. – Маг приобнял девушку. – Но мы с Лис что-нибудь придумаем.

– Вы не поняли… Русалки появляются из рыб. Древние-мы – из деревьев. В кого бы и во что бы бы эти прозрачные и противные штуки ни решили пролезть, непременно рождается монстр. – Она посмотрела на нас, переводя взгляд с одного на другого в поисках понимания. – А что, если эта пакость решит проникнуть в человека? Чем это обернется, останется ли человек человеком? И самое главное – можем ли мы от этого защититься?

Мы промолчали. Как взрослые, которые не знают, что ответить чересчур любопытному ребенку. Я избрала самый простой выход, к которому нередко прибегала всю свою предыдущую жизнь, а именно не стала лишний раз задаваться вопросами, на которые не могла найти ответа. Судя по взгляду, Слэйто был полностью со мной солидарен.

* * *

Мы проходили мимо десятков озер. Небольшие и покрупнее, большинство их были скрыты речными ивами и кустарником, так что мы особо не вглядывались в воду. Но каждый всплеск заставлял нас оглядываться, а меня – нервно теребить перевязь с мечом.

Душный пасмурный день никак не мог разродиться грозой. Туман то почти рассеивался, то снова сгущался, словно молочный кисель. После увиденного на берегу первого озера даже обычно болтливая Аэле шла молча. Она боялась, что Пушок прыгнет в один из водоемов, или подойдет слишком близко к воде, – но уговорить лиса не подходить к озерцам даже ей не удавалось.

Интересно, будь Пушок Сияющим из сказки о Лисьем Чертоге, хватило бы ему сил в зверином обличье противостоять русалкам, что водились в здешних водах?

День начинал затухать, когда мы подошли к мостовой переправе, которая, надо признать, выглядела весьма внушительно для маленькой южной провинции. Огромное озеро перед нами раскинулось, насколько глаз хватал; вероятно, оно питалось из той сети мелких озер, которые мы миновали. Зеленоватая вода подрагивала от ветра и покрывалась мелкой рябью. То здесь, то там на поверхности появлялись круги, словно рыба, охотившаяся на мошек, «выходила подышать», как говорил Атос. Да только вряд ли здесь оставалась обычная рыба.

Какой бы вид ни имел мост, в нем-то и была проблема. Толстые сваи, обвитые водорослями и мхом, уходили в воду. Деревянное перекрытие из толстых досок со стороны казалось достаточно надежным, чтобы выдержать караван с вьючными животными. С нашего берега хорошо проглядывался конец моста, упиравшийся в широкую дорогу. По моим расчетам, она была немного восточнее Центрального Тракта.

Так вот, мост поднимался над гладью озера лишь на пару десятков сантиметров. Расстояние с мою ладонь разделило бы таящую опасность воду и наши ступни, решись мы пойти по мосту. Поэтому другой берег казался недоступным, несмотря на то, что гладь озера выглядела вполне мирно.

– Как думаешь, Слэйто, сколько тварей там прячется?

Мне хотелось, чтобы мой вопрос прозвучал иронично, но голос предательски дрогнул. Даже встреча с Поглощающим теперь казалась мне менее пугающей. Представить, как идешь по мосту, а твою лодыжку обхватывает рука водяного – скользкая, мертвенно-бледная, с острыми когтями. Бр-р!

– Мы не будем проверять их число, – отозвался маг.

– Не можем же мы перелететь через озеро? – Аэле с надеждой заглянула в лицо своего жениха. – Или можем?

– Я придумал кое-что другое. В воздух я троих не подниму, но на короткое время смогу защитить нас на мосту.

Магия, конечно… Мне показалось, белые всполохи вокруг Слэйто затанцевали живее. Когда такое происходило, он становился другим. Гораздо более пугающим и далеким, нежели паренек из деревни, брошенный в воду. Я пожала плечами:

– Так действуй, колдун.

Слэйто повернул голову и обратил на меня холодный взгляд разноцветных глаз: один зеленый, другой голубой. Меня словно колодезной водой окатило. Нечто подобное он проделывал в Лароссе, читая меня как открытую книгу, но сейчас… что-то пошло иначе. Словно мое тело, зараженное черной магией, решило дать ему отпор. Я буквально услышала треск, с каким столкнулись две наших силы. А после этого на миг мне показалось, что сущность Слэйто раскололась. Я не могла бы сказать точно, что произошло, но выглядело это так, будто маг разделился на несколько цветных слоев.

Все это не продлилось и пары секунд. Аэле, смотревшая на озеро, даже не заметила этой мгновенной дуэли. А Слэйто отшатнулся, однако на его губах играла легкая улыбка:

– Неплохо, Лис, очень неплохо. Но не называй меня колдуном, это… расстраивает.

– Какие мы нежные… – проворчала я. Мне надо было быстро сменить тему. Маг не должен был догадаться, что после этого столкновения я еле стою на ногах, а единственное мое желание – это проблеваться. – Мы же вроде торопились? Начинай свои ритуалы.

Слэйто вздохнул:

– Ты ведь ничего не знаешь о магии, девочка? – Девочка?! Это что-то новое. – Просто знаешь, что в Королевстве ею обладают только злые Поглощающие и Сияющие. А в чем суть магии, откуда она берется и куда уходит, тебе неведомо.

Я выразительно посмотрела на него.

– Попытаюсь объяснить это простыми словами. – Слэйто задумчиво сорвал травинку и начал ее жевать. – Представь, что у человека от утра до вечера есть некий запас силы. Он может пахать в поле, собирать урожай, пасти скот. От того, насколько часто он использует свои силы, зависит то, сколько их у него остается. Если он до обеда успел переделать сотню дел, то в полдень его сморит сон. Но на следующий день он будет полон сил.

– К чему эти деревенские метафоры? Тебе надо поспать перед тем, как колдовать?

– Отдохнуть, – кивнул он и достал из кармана жилета небольшой мешочек. Когда Слэйто его открыл, воздух наполнил сильнейший аромат, который нельзя было спутать ни с одним другим запахом. – Кое-что употребив перед этим.

В Королевстве не любили говорить о проблемах. Да, у нас идет гражданская война, кто-то всегда голодает, а банды наемников рыскают по маленьким беззащитным деревенькам. В целом же у нас все хорошо. Дети радуют глаз и душу, мужья любят жен, а молодежь послушна старикам. Долгое время худшим, с чем сталкивались люди, было пьянство, ведь выпивох предостаточно в каждой деревне. А затем из порта Тонхи в Королевство пришла первая партия «элеевых слез».

Наркотик оказался достаточно дешевым, чтобы быть доступным каждому, и достаточно сильным, чтобы вскружить голову не только тощему мальчишке с торчащим кадыком, но и двухметровому мужчине. Красновато-коричневый порошок, вроде песка, начал появляться и к северу, и к югу от Врат Ремира. Его вдыхали, клали под язык, мешали с алкоголем и при сильной жажде втирали в нанесенные самим себе раны, так порошок быстрее попадал в кровь. Доза чуть больше или чуть меньше обычной могла легко прикончить покупателя «слез», поэтому торговцы дурманом были аккуратны – к чему терять клиентов?

В легионе я почти не слышала об «элеевых слезах», но не потому, что наркотик был под запретом (если уж на то пошло, пьянство тоже не поощрялось). Просто в нашу страну откуда-то извне «слезы» попали не более двух лет назад, и, когда я служила в Алой Розе, этой гадости в Королевстве еще не было и в помине. Зато когда я оттачивала свое мастерство в ратаране, а затем в Лароссе, эта гниль укоренилась в ноздрях и легких людей.

«Элеевы слезы», в отличие от опиума, не делали пристрастившегося к ним человека апатичным и вялым. Напротив, помимо ожидаемой эйфории с каждой дозой он получал заряд сил и невиданной бодрости. Тело, конечно, обманывало «слезных» наркоманов – никаких сверхсил бедняги не обретали. Просто каждый орган начинал работать на износ, и это, конечно, приводило к довольно скорой кончине каждого любителя этого зелья после того, как он начинал его употреблять.

– Маг-наркоман… Потрясающе, – пробормотала я и посмотрела на Аэле. Девушка выглядела растерянной и напуганной, она не сводила глаз с едко пахнущего мешочка. «Она знала об этом, – мелькнула у меня мысль. – Все это время она знала, что он принимает. Просто она ума не приложит, что с этим делать». Словно подтверждая мои слова, девушка пожала плечами и развернулась к озеру. – И давно?

– Почти все время пути, – ответил Слэйто, сбрасывая с плеча на землю дорожный мешок. – Возможно, то, что я скажу, прозвучит как оправдание, но «слезы» помогают мне колдовать. От них больше пользы, чем вреда. Без них в последнее время мне не хватает запала.

– Почему тогда я не замечала у тебя «элеевых глаз»? – Так знающие люди, например, лекари, называли такое покраснение белков глаз, как если бы в них лопались враз все сосуды. Виной всему был наркотик, попадающий в кровь из легких или слюны.

– Малые, очень малые дозы, – произнес маг. Мне хотелось верить, что он смущается, но на самом деле Слэйто словно не считал свою зависимость чем-то, заслуживающим внимания. – Сегодня малой дозы не хватит. Придется принять приличную порцию.

Пока я беспомощно наблюдала, как Слэйто на тыльной стороне руки делает аккуратную дорожку из порошка, в голове у меня потихоньку в единую картину сложились все детали этой головоломки. Неадекватные ответы, быстрая речь, резкие движения. Хотя он все время был у меня на виду, с самого начала путешествия, я не видела очевидного. Слэйто склонил голову и поднес к своему тонкому носу руку с наркотиком, чтобы его вдохнуть. Я не могла больше за этим наблюдать и повернулась к Аэле.

Девушка стояла, обхватив себя руками за плечи, словно мерзла, несмотря на окружавшую нас жару. Взгляд ее беспокойно метался по поверхности озера, но мне показалось, что мысли ее заняты отнюдь не русалками. Как давно знала Аэле о пристрастии своего жениха? Пыталась ли она бороться с дурной привычкой Слэйто? Или просто стала невольной заложницей этой его зависимости?

Я услышала протяжный вдох сзади. Слэйто зашелся в кашле.

– Только не убей себя, – мрачно бросила я через плечо.

– Лис, – позвал он, и голос его прозвучал настолько жалко, что я пересилила себя и обернулась.

То, что я увидела, противоречило моему представлению о типичных наркоманах. Да, глаза Слэйто покраснели и резко выделялись на ставшем бледном лице. Но не было ни бодрой улыбки, ни резких движений, свойственной всем любителям «слез». Напротив, маг выглядел собранным, решительным, словно его тело было натянутой тетивой лука. А магия… Что творила светлая магия Слэйто, было уму непостижимо. Белые языки выбивались из-под одежды, лизали все окружавшие нас кусты и камни на расстоянии метра. Магия искрила и разве что не шипела.

– Помнишь наш уговор, Лис? Случись что со мной, ты сама доведешь до белой башни Аэле и поможешь ей открыть килиаз. А сейчас со мной может случиться что угодно.

– Не напрашивайся на жалость, от меня ты ее вряд ли дождешься, – сказала я. Соврала. Мне уже было жалко Слэйто. – Что Аэле станет делать с найденным в башне сокровищем, если тебя не будет рядом? Кому тогда пригодится ее страсть?

– О, это будет подарок всему миру, поверь мне, я знаю, о чем говорю, дорогая.

– Ты… дурак, – только и сказала я, и это прозвучало очень по-детски.

– Неужели тебе жалко старого наркомана вроде меня, а?

Хотя он старался придать уверенности своему голосу, ее ему катастрофически недоставало. Маг выглядел испуганным.

– На тебя мне плевать, но она… – Я обернулась и еще раз окинула взглядом хрупкую фигурку в ободранном платье, которое трепал ветер. – Она будет опечалена. А расстраивать ее я не хочу.

* * *

Слэйто полыхал белой магией, как костер. Он расположился на выложенных из мешков вещах, и накрыл глаза и лоб снятым платком.

– Я же говорил, ты ее полюбишь. Потому что ее невозможно не любить. Такая она, наша девочка. А теперь утихни, Лис. Ты кипишь внутри, словно котелок. Видимо, от злости на меня. Еще немного, и твоя темная магия начнет взрываться, как зерна кукурузы на раскаленной сковороде. А мне надо отдохнуть.

– Как долго? – Хотя небо было чистым и до сумерек оставалось достаточно времени, переходить озеро в темноте мне совсем не хотелось.

– Час, может, два. Развлеки себя, почитай книгу. Далеко уже дошла?

– Все еще ни одного убитого волка. А охотник, кажется, влюбился.

– О, моя любимая глава, – сказал Слэйто и замолчал. Пламя его светлой магии стало ровным, как огонь в затухающем очаге.

Аэле устроилась в ногах мага вместе с Пушком.

Я взяла в руки старый томик. Дурацкое чтиво, но делать больше было нечего. Я вновь погрузилась в мир Королевства двухвековой давности.

#Волк одиннадцатый

СИЖАРЛЕ

На что похож Сижарле? На ленивую кокетку на исходе юности. Она уже не столь наивна и мила с кавалерами, однако не потеряла своего очарования. Этакая скучающая барышня среди желтой глицинии.

Весь город запружен этими цветами. Каждая решетка, каждый карниз, каждые ворота – всюду колышутся длинные кисти цветов, вызывая аллергию и непрекращающийся насморк.

И посреди этого желтого венка кипит такая суетливая жизнь, что просто диву даешься. Бестолковыми развлечениями («А вы были в театре? Постановка Монтиака просто бесподобна!») заполнена каждая минута местных кумушек и сплетников. Театр, бал, пикник, прогулки на лодке. По сравнению с грязным Кармаком или утонченной Лакциной Сижарле кажется даже не кокеткой, а… потаскушкой?

Я стал грубее. Это говорит мне и мой славный друг Арлин, храни боги его душу. Неудивительно, что я стал бирюком – ведь моему читателю известно, какие приключения обрушились на меня в двух последних городах, а Арлин не знает. Светлое сердце, он словно канарейка – так же прост и добродушен. Каждое утро он начинает с того, что выставляет на заднем дворе своего дома двадцать блюдец с молоком для дворовых кошек. Сидит на крыльце и гладит без устали своих отъевшихся красавиц, щурится на солнце и воображает себя самым счастливым человеком на свете.

Несмотря на внешний вид – а он красив, как белокурый ангел (простите подобное сравнение мужчине), – Арлин не просто глупый красавчик, но и ловкий охотник. Пока я кочую по стране, этот хитрец обнаружил возле Сижарле новый вид волков: лесные пушистые, так он их прозвал. С фантазией у него явно беда. Эти волки мельче почти всех сородичей, а их мех золотисто-песочного цвета нежен и очень тонок. Хорошую волчью шубу из такого зверя, конечно, не сшить, но на воротник для модницы – в самый раз. А в Сижарле модниц гораздо больше чем тех, кто нуждается в шубе.

Я так и не встретил лесных пушистых волков в перелесках вокруг Сижарле, но в местном обществе охоты меня предупредили, что зверь это хитрый, пугливый и что выследить его крайне сложно. По сути, преуспел в этом только Арлин да пара ребят, которые время от времени напрашивались к нему в помощники. Что и позволило моему предприимчивому другу открыть единственную в городе лавку по торговле мехом лесного пушистого волка и взвинтить до небес цены на этот дрянной, в общем-то, товар.

С Арлином мы были дружны с детства, наши родители – люди немалых заслуг – встречались на раутах, а мы – в детских комнатах. И, будучи пылкими искателями приключений, мы примерно в одном возрасте оба бросили дом и отправились покорять Королевство. Хотя наши стремления были схожи, внешне мы разнились, словно день и ночь. Я высок и строен, тогда как Арлин плечист и коренаст. У меня длинные и гладкие волосы цвета воронова крыла, а у моего друга шелковистые светлые кудри до плеч. Я загадочный красавец-джентльмен (как бы мне хотелось думать), а он душа компании. Мы настолько противоположны друг другу во всем, что для окружающих была и остается загадкой наша долгая и нерушимая дружба.

Что ж, читатель, если вам интересно, я раскрою секрет: наша с Арлином дружба зиждется на предельной честности, добропорядочности и вере в то, что наша связь превыше любых незначительных обид.

Поэтому, даже несмотря на мой скептицизм, мне легко понять, почему Арлин осел в Сижарле. Этот город создан для моего друга: от первого кирпича в фасаде дома до последнего флюгера на крыше. И не было по всему Королевству места более подходящего для Арлина, чем эта клумба с глицинией.

Простите, что отвлекся, мой читатель, ведь я начал эту главу со слов о сладости и хрупкости любви неспроста.

Среди глицинии, театров и променадов в Сижарле вырос удивительный цветок, не похожий на остальных местных жительниц, хохотушек и кокеток. Леди Мури была самым утонченным созданием, какое я только видел. Мне казалось, что после Лакцины и страшного открытия истинной сущности Мишаи мне будет противна сама мысль о противоположном поле. Я больше не верил глазам серны и грациозности дикой кошки. Каждая женщина была опасна и могла скрывать мрачный секрет. Посему я пил травяные чаи, восстанавливал силы и пытался забыть кошмары, наполнявшие мои сны. А затем Арлин представил мне Мури.

Она была словно недописанная картина. Не слишком образована, чтобы быть навязчивой, не слишком красива, чтобы кружить голову. Молчалива, что отличало ее от большинства подруг-трещоток. Но каждая сказанная Мури фраза была уместна. Она не бросала слов на ветер, это точно, а ее мысли были свободны и настолько ясны, что оставалось лишь удивляться, как могло подобное утверждение сорваться с языка молодой хорошенькой девушки.

То же касалось и ее облика. Черные глаза и темно-русые волосы не вызывали у публики поэтических восторгов. Но стоило этой хрупкой малышке улыбнуться, глядя на вас, как сердце начинало таять. Улыбка, тихий вкрадчивый голос, сделанное кстати замечание – и вот вы уже попадали в плен к маленькой Мури.

Я был влюблен и окрылен этим чувством. Почему я пишу в прошедшем времени? Потому что не далее как вчера Арлин сделал Мури предложение руки и сердца, и она благосклонно его приняла. И, несмотря на то, что я отдыхал душой в обществе этой леди и излечивал сердце, я рад за моего друга. Великолепный выбор. Браво, Арлин!

* * *

Сегодня с утра я сидел на заднем крыльце магазина Арлина и помогал ему кормить кошек.

– Ах вы, мохнатые негодницы, – шутливо покрикивал Арлин. – Всю ночь гуляли, а с утра вернулись ко мне? Проголодались, мошенницы?

Кошки ответили ему дружным, но нестройным мяуканьем. Пока мой друг разливал в блюдца жирные сливки, только что купленные у молочника, я поглаживал одного из котят. Серый карапуз никак не мог одолеть высокую ступеньку, и я ему помог. На лбу его выделялось пятно необычной формы, словно белый мазок, сделанный богами. Отметина напоминала звезду с пятью лучами, один из которых был длиннее прочих.

– Ты, я вижу, сдружился с сиром Звездочетом, – заметил Арлин. – Он настолько любит гулять по ночам, что одна из звезд поцеловала его прямо в лоб.

– Ты словно сам поцелован звездой, Арлин! – воскликнул я, прижимая к себе мурлыкающего котенка. – Только посмотри на себя! Владелец прибыльного дела, жених прекрасной девушки, полный жизненных сил и здоровья молодой мужчина. Словно Горуда стоит у тебя за плечом.

Мой белокурый друг рассмеялся, сверкнув своими белоснежными зубами:

– У меня есть своя теория на этот счет, дружище. Я всегда был честен с близкими, никогда их не обманывал и не предавал их доверия. Считай, что это мой дар жизни и людям, за который я ничего не жду взамен, но неизменно получаю добро в ответ.

Да, мало осталось людей, подобных Арлину. Но тем они ценнее.

* * *

В прошлый раз я писал про честь и достоинства моего друга. Что ж, не иначе как мрачной иронией можно назвать то, что я его предал. Словно запачкал грязью его сверкающие волосы. Жалею ли я? Тысячекратно. Повторил бы я свой мерзкий поступок? Не могу ответить…

Сижарле – город, которому неведомо уныние. Но вовсе не потому, что его жители не видят дальше собственного носа. Тут, как и везде, совершаются преступления и есть бедняки.

Но что делает этот город самим собой, так это Сады. Это не просто место для отдыха – главное место развлечений всего Королевства. Сюда съезжаются аристократы, банкиры, торговцы, чтобы затеряться среди цветущей глицинии и договориться о выгодных контрактах, заключить губительный для них самих союз или просто напомнить деловым партнерам, что сделка в силе.

Отнюдь не глициния привлекает в Сижарле – просто пару десятков лет назад правительство разрешило осуществлять тут любые сделки. Что бы ни было решено в Сижарле, здесь оно и остается. Государство не получит ни куппа из сделанных в Садах платежей, о заключенных здесь секретных союзах никогда не станет известно за пределами города.

Именно поэтому Сады Сижарле были спланированы таким образом, что все, кому это требовалось, могли без труда затеряться среди зелени и глицинии. Они сродни лабиринту, где в потайных уголках вершатся судьбы всего нашего государства.

Сюда и увлекла меня леди Мури накануне тридцатого дня рождения Арлина. Понимая, что девушка намерена сделать своему жениху особенный подарок к празднику, я предположил, что она хочет спросить моего совета. Ведь никто не знает Арлина лучше, чем его старый друг.

Губки Мури были влажными, глаза лихорадочно блестели. Она была прекрасна, как всегда, но я запрещал себе даже мимолетную мысль о романтических чувствах в ее отношении. Как только она приняла предложение Арлина, как женщина она для меня исчезла.

Мы углубились в Сады и затерялись в одном из зеленых туннелей. Когда мы наконец вышли на свет, вокруг не было ни души, звонко пели птицы и солнце освещало старый фонтан, вода в котором давно покрылась ряской. Присев на старинную кладку, я начал расспрашивать Мури о причине нашей встречи.

Мне хочется, чтобы читатель понял: я не держал ничего непристойного в уме. Я был уверен, что могу помочь невесте друга. Поэтому я осторожно, шаг за шагом выведывал, чем могу быть полезен. Сам себе я казался более добрым дядюшкой, нежели молодым мужчиной.

Мури все больше отмалчивалась, но глаза ее блестели все ярче. И наконец на одном из моих вопросов леди разрыдалась, и из нее хлынули не только слезы, но и откровения.

Мог ли джентльмен вроде меня выслушивать такое? Следовало ли мне как верному другу заткнуть уши и бежать прочь из Садов? На этот вопрос у меня нет ответа. Я знаю наверняка лишь то, что сидел и слушал, как девушка, которую я вожделел с первого дня нашего знакомства, признавалась мне в том, что воспылала страстью ко мне. Мури говорила и говорила. О том, как ошиблась, когда выбрала Арлина, не зная меня. Какой низкой она себя ощущает из-за лжи такому славному человеку, как мой друг. Что как бы она ни старалась ее скрывать, правда все равно всплывет. Ведь все, о чем она может думать, это мои губы, руки, плечи…

Она рыдала все отчаяннее, и я, не в силах больше это выдерживать, привлек Мури к себе. Просто желая ободрить. Но, почувствовав тепло моих рук, она прижалась ко мне всем телом, словно ища защиты. Я пытался отстранить ее, но все было тщетно. Ее дыхание было горячим, а грудь, сквозь корсет задевавшая мою руку, трепетала. Я проиграл битву с ней и со своей совестью.

Мы разделили мягкую траву возле фонтана, как ложе любви. Все произошло настолько быстро и было так постыдно, что об этом не пристало бы даже писать. Да простит мне читатель это отступление, но я считаю себя подкованным в вопросах обращения с дамами. И хоть никогда не кичился своими победами на любовном фронте, но каждая барышня, решившая подарить мне свое тепло, могла не сомневаться, что я отнесусь к ней со всей нежностью и уважением, которое у меня есть. С Мури все оказалось иначе.

Это были две минуты моего и ее позора. Смятение, взмокшие лица, куча исподних юбок, задранных ей на грудь и закрывающих от меня девичье лицо, искаженное гримасой страсти. Мы были подобны двум диким куницам, сцепившимся в природном грехе, но мало напоминали людей. Стыдно и мерзко, и ничего общего с любовью, которую, как мне казалось, может подарить мне Мури.

Когда все закончилось, моя леди поправила корсет, сказала, что произошедшее между нами ошибка, и спешно покинула сад. А я лежал со спущенными штанами на смятой траве у фонтана, смотрел на трещины в кладке обрамления и пытался заставить себя почувствовать сожаление. Лакцина и Кармак что-то надломили во мне, прав был Арлин.

Я стал не столько жестоким, сколько безразличным. Мне почему-то было плевать на невинность моей случайной любовницы (а невинна ли она?) и на то, станет ли произошедшее помехой ее грядущей свадьбе. Единственным чувством, которое еще слабо трепыхалось у меня внутри, была жалость по отношению к Арлину, ведь друга я действительно считал ангелом, сошедшим с небес. Он не заслужил этого предательства.

Пообещав себе и богам, что подобный стыд не повторится, я покинул Сады. Но на следующий день ко мне в каморку на втором этаже, которую я снимал у местного ростовщика, постучали. Это была Мури – бледная, словно фарфоровая статуэтка, и сосредоточенная. Ни слова не говоря, она прошла внутрь; я тоже промолчал и закрыл за ней дверь.

Так просто и легко мы приняли решение продолжить нашу связь. Мури отложила свадьбу якобы в связи со смертью тетушки, она даже соблюдала траур. Арлин печалился и все чаще уходил один охотиться на своего лесного пушистого волка. Меня все-таки донимал стыд перед другом, и я отписал на него поместье моего отца – в качестве свадебного подарка. Арлина это потрясло, и он долго не хотел подписывать бумаги на право собственности. Но потом принял мой дар. Ну, конечно же, принял, кто же в здравом уме откажется от такого подарка?

Мури навещала меня не слишком часто – через день или два. Поначалу я боялся, что соседи ее заметят, и старался побыстрее впустить мою гостью. Но потом заметил, что визиты Мури часто совпадали с приходом бакалейщика или временем стирки жены ростовщика. Те все видели и все понимали – просто им было плевать. Равнодушием болел не только я. Под маской нескончаемого веселья Сижарле был старой усталой шлюхой, которая роется в вашем кошельке в поисках мелочи и которую не волнует, как вы будете жить, когда ее покинете.

Поначалу я и правда пытался доставить Мури радость. Я старался. Но все было тщетно, и тогда я пустился в разврат. Я творил с ней то, чего не позволяют себе иные похотливые старики в борделях. А она молча терпела. Безмолвно и равнодушно. Мне было не ясно, зачем она приходит. Больше не звучали слова любви или обещания. Ушли в прошлое ласки. Вскоре не стало даже поцелуев. Осталась лишь животная страсть, которая не дарила радости ни Мури, ни мне. А еще мы были холодны друг к другу и, возможно, даже испытывали обоюдное презрение.

Когда я понял, что иначе с ней уже не будет, то предложил Мури пожениться.

– Арлин не должен пострадать от наших ошибок, – сказал я. – Мне кажется, Мури, было бы честнее нам его не дурачить. Давай сходим в Церковь Элеи и узаконим… это.

Она взглянула на меня из-под своей темной челки и усмехнулась. Мури больше не походила на ту маленькую девочку, которую я встретил впервые в Сижарле. На меня смотрела самая настоящая волчица. А ее хищная улыбка напоминала оскал зверя на моей броши охотничьего сообщества. Арлин, так любивший давать имена новым видам волков, назвал бы эту волчицу «бездушно красивой».

– Зачем бы мне выходить за тебя? Арлин обладает большим состоянием: его родители богаче, а дело процветает. Ты в муках совести даже отписал ему еще одно поместье.

– Но ты его не любишь! – воскликнул я.

– Я и тебя не люблю, – холодно сказала Мури. – Ты достаточно взрослый, дорогой, чтобы понимать, что любви не существует.

Мы сидели на продавленной койке, еще хранившей тепло наших тел и запах близости, и были далеки друг от друга настолько, насколько это только возможно. Мы были двумя бессердечными тварями, не связанными ничем, кроме общей лжи.

– А зачем нам тогда эти встречи?

– Ты не догадался? Я удивлена. Ты выглядел дураком только первые три раза. – Мури тихо рассмеялась. – Арлин бесплоден, но он об этом не знает. Его родители никогда не поверят в то, что их сыночек не может посадить семя в лоне женщины. Значит, виновата буду я. Меня выставят из дома еще до того, как я успею разобрать свадебные подарки. Все знают, ничто не скрепляет брак лучше, чем наследник. Но нельзя же сделать отцом своего чада первого попавшегося мужчину. Мне требовался кто-то, кто не станет предъявлять права на ребенка и исчезнет из города.

Я окаменел от ее слов. Меня использовали как источник семени. Обмануть друга с его невестой – это бесчестно. Но оставить ему свое дитя было уже слишком низко, даже для меня.

– Но почему я, Мури?

– Ты хорош собой и нигде долго не задерживаешься. Ты оставишь во мне свое семя и покинешь Сижарле, мучимый виной перед лучшим другом, которому наставил рога.

Она вышла из комнаты, тихо посмеиваясь.

* * *

Я собираю вещи спокойно. Только самое необходимое: рубашки, штаны, сменную пару сапог. Укладываю их в кофр ровно, слой за слоем. Тетрадь со своими записями я положу на самый верх: пока еще не все сказано.

Я покидал Кармак и Лакцину, как пес с подожженным хвостом. Бежал от страха и злости ночью. Сейчас яркий день, на улице ослепительно цветут желтые глицинии, и я слышу детский смех. Я уже не бегу – я удаляюсь.

Я возвращаюсь воспоминаниями в сегодняшнее утро и только плотнее стискиваю зубы.

Слова Мури не могли разбить мне сердце – я не чувствовал к ней ничего, даже похоти уже не испытывал. Но оставлять невинного Арлина с подобной фурией я не мог. Собрав всю волю в кулак (или, как говорят на Крае, «собрав свои постас»), я направился в лавку моего друга. Каждый день с часу до трех он обычно полировал там прилавок и любезничал с городскими кумушками.

Зайдя в лавку с вывеской «Пушистый волк», я обнаружил, что Арлин покинул прилавок и хозяйничал где-то в подсобном помещении, среди полок и стеллажей. Звать его я не стал, вместо этого решил хорошенько оглядеться. Я бывал тут пару раз, но не обращал внимания на товар, выставленный в витринах. Теперь же на это появилось время. Я все еще не знал, как начать разговор, и поэтому без особых мыслей перебирал перчатки и муфточки, выложенные на столешнице красного дерева.

Лесной пушистый волк, хоть и имел ржаво-песочный окрас, судя по предлагаемым товарам, бывал и полосатым, и пятнистым. Этот загадочный зверь с тонкой шерстью не стоял нигде в виде чучела. Ни одной шапки с хвостом, ни одной оскаленной морды. Самым крупным изделием в магазине, явно вывешенным недавно, оказался небольшой жилет, сшитый из различных по размеру лоскутков. Я дотронулся указательным пальцем до накладного кармана. Мех на нем был чуть светлее самого жилета. Что-то неправильно было с этим карманом. В миг, когда я понял правду, сзади раздался голос: