Текст книги "#Охотник на волков"

#Волк четырнадцатый

Мне не хотелось лишний раз открывать дневник охотника на волков. Последняя прочитанная глава была буквально пропитана горечью и разочарованием, и мне казалось, что впереди охотника вряд ли ждет что-то хорошее. Но то, как недвусмысленно Слэйто намекал, что все ответы хранятся в этой потертой книжке, влекло меня к ней.

Так что во время очередного привала, убедившись, что Аэле играет с Мастосом, а маг занят приготовлением обеда, я устроилась на старом пне, покрытом с одной стороны подозрительно выглядящими грибами. Закладкой мне служил высохший лист дуба, хрусткий и поблекший. Он был заложен уже близко к концу. Я раскрыла страницы дневника.

ХОЛОС

Я пытался разбудить свою человечность, звал ее, но она не отзывалась. Окружающие меня люди казались бледными тенями. Монстрами, скрывающими за уродливой внешностью еще более гнусную сущность. Я не мог доверять никому и, стараясь оставлять в стороне крупные города, шел проселочными дорогами, выменивая у купцов-путешественников сыр из козьего молока и хлеб. Я мог бы прокормить себя охотой, но, стоило мне найти дичь, видел в глазах диких животных отражение палача, и руки мои начинали дрожать. Поэтому мне пришлось расстаться с большей частью дорогих моему сердцу вещей.

* * *

Последней платой за еду стала моя брошь, знак принадлежности к гильдии охотников. Блеск серебра поблек, и вещица из моих рук легко перешла в потные ладони торгаша. Я не жалел ничего из своего прошлого.

Теперь я уже не знал и того, куда мне идти. Друзья, родители, учителя – ни к кому я не мог обратиться за помощью. А что, если в красивых и грустных глазах моей матери я увижу ненависть или ложь? Пускай у меня лучше останутся нетронутыми прекрасные воспоминания о прошлом. Они поддерживали во мне жизнь, но не давали ориентиров. Поэтому я бесцельно побрел на юг.

Мелкие деревеньки, которые я встречал на пути, походили одна на другую, как горошины в стручке. Южане в меру своих сил служили королю: воздавали ему денно и нощно почести, вкладывая в каждый поклон свои пот и кровь. Сытые и довольные ребятишки бегали и играли в незатейливые игры между исправными домиками. Северяне могли сколько угодно клеймить короля, но достаточно было вглядеться в довольные лица простых работяг из южной деревни, чтобы забыть о любых обвинениях в адрес правителя.

Зная, что творится за пределами страны – хоть в том же Крае, – было забавно наблюдать, как высокородные жители Королевства упорно не замечают своего благоденствия. Помнится, мой учитель по истории говаривал: «Сытая деревня и отсутствие воинского призыва – лишь это позволяет леди-истории благосклонно оценить труд правителя». Ну да о чем это я, можно подумать, аристократов когда-либо заботила сытость деревни. Все те же, что и сотни лет назад, пороки: алчность, гордыня, жажда власти, – это единственное, что имеет значение для сильных мира сего.

Я находился довольно близко к границе с Краем и Заокраиной, когда зашел в маленькое село Холос. Как и во многих приграничных местечках, люди тут занимались в основном обменом товаров из соседних стран. Климат Края сказался на западном юге нашей страны не лучшим образом – пыль степи портила плодородные земли.

Поэтому все чаще мне на обмен предлагали черные как смоль тамаки, магические амулеты заокраинцев, стальные палаши кочевников и прочий подобный хлам, который был мне без надобности.

Не раздобыв на дороге никакого пропитания, я заставил себя зайти в Холос. В местном трактире я запросто мог бы получить и ужин, и ночлег в обмен на последний перстень, подарок моего отца. А я скучал по кровати с мягкой периной. О боги, мне хотелось также горячую ванну принять, смыть с себя грязь и сбрить бороду. Но в трактире я бы наверняка обнаружил множество людей, грязных хищных людей, которые бы следили за мной, как крысы в погребе наблюдают за беспомощным котенком. Так что мысль о перине и ванной пришлось оставить, и я, словно побирушка, принялся стучаться в дома. Но мне не открывали! Я слышал приглушенный шепот за дверьми, звук шагов, шумное дыхание, но хозяева так и не показались. Ставни словно сами по себе захлопывались у меня перед носом, а двери изнутри запирались на щеколды.

Я, конечно, мало походил на добропорядочного путешественника. Моя одежда обтрепалась, волосы спутались. Но чтобы мой вид так пугал селян, что те не решались даже заговорить со мной, такого я представить не мог.

Почти отчаявшись, я постучал в маленький серый домишко, стоявший сиротливо на отшибе Холоса. Сначала, как и в других случаях, не получил никакого ответа. Но когда я уже собрался уйти, вернуться в лес и тихо скончаться там возле какого-нибудь пня от голода и усталости, входная дверь приоткрылась. Пара горящих живым любопытством глаз уставилась на меня. Ребенок, девочка лет девяти, смотрела так, словно я был неведомым существом, а не человеком. Затем, обернувшись, она воскликнула:

– Мам, это не бандит!

Босые пятки простучали по полу, и молодая ещё селянка оттащила девочку от двери так грубо, что, казалось, едва не оторвала ей руку. Лишь спрятав свое чадо за спину, она испуганно воззрилась на меня. Но, должно быть, выглядел я так жалко, что буквально за долю секунды страх в ее глазах сменился сердечной жалостью.

Женщина устало вздохнула и открыла дверь широко, пригласив меня войти. Я пытался объяснить на пороге, что мне нужно только немного еды, но она меня не слушала. Девочка резво схватила меня за рукав и затащила в дом и в историю жизни своей семьи.

Жиоза, хозяйка дома, рано потеряла мужа. В Холос часто заявлялись бандиты из Края. Пытаясь защитить село, местные жители собрали дружину, но сопротивлялась она ровно полчаса, а потом матерые преступники просто перевешали всех непокорных мужчин. Теперь Холос считался селом вдов и стариков, плативших мерзавцам дань.

Муж Жиозы не успел оставить ей никаких средств, чтобы она могла покинуть село, но зато подарил величайшее счастье ее жизни: золотоволосых двойняшек – мальчика Лада и девочку Пиони. Первые годы молодая женщина пыталась накопить денег, чтобы уехать навсегда из места, где она потеряла мужа. Но с течением времени все более убеждалась в тщетности своих усилий. Необходимость кормить и воспитывать двух детей отнимала все ее силы и время. На пустые мечтания их уже не оставалось.

Эта семья с трудом сводила концы с концами, и стол их был скуден. Но жило в этом доме кое-что поважнее достатка, а именно сострадание. Оно и побудило Пиони впустить в дом незнакомца, когда все их соседи из страха перед чужаком заперли свои двери.

Я разделил с Жиозой и ее детьми их скромную трапезу, состоявшую из квасков, житицы вперемешку с рисом и свежеиспеченного хлеба. Еще два пышных каравая остывали на скамье. Вероятно, это и было все пропитание семьи на неделю. Когда мы утолили голод, мать решила развлечь своих детей сказкой.

Она рассказывала, что далеко на юге, почти на самой границе с Краем, есть удивительное, волшебное место. Заброшенный яблоневый сад, дикий и разросшийся на многие мили. В саду стоят восемнадцать белых статуй волков. Люди говорят, что каждый, кто приходит в Волчий сад, может затеряться среди статуй и найти покой и умиротворение. Ни один из живых больше не видел никого, кто посетил этот сад, может, все они стали эльфами или ветерком в поле.

На мой взгляд, сказка вышла слишком грустной для детей возраста Лада и Пиони, но, может, жизнь в Холосе и не располагала к веселью. Я пытался расплатиться за ужин своим перстнем, но Жиоза лишь устало отмахнулась. Позднее, убирая со стола грязную посуду, она накрыла мою ладонь своей и попыталась заглянуть мне в глаза, но я отвел взгляд. Молодая одинокая вдова привечает в своем доме путника. Было ли ее прикосновение случайностью, или же я далеко не первый мужчина, который в обмен на ужин должен был исполнить роль мужа ночью? В любом случае, она ничего не попросила, а я ничего не предложил. Во мне ещё свежа была память о похотливом союзе двух тел в Сижарле.

Мне отвели место возле лавки с хлебами – на пол бросили два соломенных тюфяка. После того как я последние недели спал на жесткой земле, подложив под себя хвою, даже такая убогая постель показалась мне божественным даром. Я поблагодарил хозяйку, и в доме задули все свечи. Лад и Пиони еще недолго переговаривались шепотом, пока мать на них не прикрикнула. Вскоре ровное дыхание трех спящих людей наполнило домик на окраине Холоса.

А я вот не мог заснуть. Странные мысли крутились у меня в голове. Я представлял, как утром говорю Жиозе, что решил задержаться на пару дней. Как чиню ее протекающую кровлю. Как помогаю Ладу строить ветряную мельницу, а для Пиони мастерю простеньких кукол из соломы и лент. Возможно, не сразу – но я приживусь.

Стану обитателем этого дома и членом этой семьи, стану им нужным. Мужчиной, мужем, защитником. Буду вести простую жизнь, полную труда и забот. Буду делить ночью ложе с пышногрудой Жиозой, воспитывать ее детей, которые когда-нибудь назовут меня отцом.

Я расхохотался так громко, что даже испугался, что разбужу кого-нибудь. Но, судя по мерному дыханию, мой приступ веселья никому не помешал спать. Какая чушь. Как такое могло прийти мне в голову? Что эти трое людей значили для меня, что я предался таким фантазиям? Они просто пыль под ногами, как и я сам. А если так, то какой смысл временить до утра? Мне захотелось немедленно покинуть этот дом, манящий взглядом Пиони и мягкими ладонями ее матери. Я вскочил и собрался за пару секунд. Мой взгляд задержался на свежеиспеченном хлебе. Один каравай, всего один – так я уговаривал себя, покидая Холос. Семья Жиозы не стоит на краю нищеты, они найдут, что съесть. Да, я не заплатил за этот хлеб. Но вдова сама не взяла перстень! Разве я не роздал все, что у меня было, алчным торговцам? Я отдавал бесценные украшения за жалкие крохи. Я страдал. Так пусть страдает и Жиоза! Люди не были ко мне добры, так почему я должен быть добр к Жиозе и ее детям?

Эти мысли не покидали меня по пути из Холоса. Я шел и вел сам с собой ожесточенный спор, то уверяя себя, что по праву взял хлеб, то повергаясь в пучину сомнений. Рассвет застал меня на открытой ветрам дороге. И с первыми лучами солнца я упал на колени и закричал в бессильной ярости. Я ничего не мог поделать со своим внутренним голосом, который настойчиво мне твердил: «Они пустили тебя в свой дом. Они тебя накормили и дали тебе ночлег. Они тебе доверились. А что сделал ты? Украл у беззащитных детей хлеб».

Я развернулся и побежал обратно. Круглый хлеб под мышкой смялся. Но это уже не имело значения. Да, Жиоза с детьми наверняка будут сердиться, может, даже станут кричать. Но я вымолю у них прощение, если придется, буду на коленях просить. Возможно, даже задержусь в Холосе на день или на два. Если Жиоза разрешит, починю ей крышу…

Я почти ликовал, когда вбежал в деревню. Уже наступило позднее утро, но, как и вчера вечером, на улицах было пусто. Селяне все так же оставались в своих домах. Интересно, а как скоро я узнаю местных жителей? Вдруг они не такие монстры, как горожане?

Пронзительная тишина стояла над Холосом. Я подошел к домику на отшибе. Дверь была приоткрыта, но ни звука не доносилось изнутри. Может, Жиоза с детьми ушла куда-то по делам?

Но стоило мне войти внутрь, и хлеб выпал из моих рук и покатился по полу, залитому кровью. Стрелы с серебристым оперением, какие используют бандиты с Края, торчали из стены, пригвоздив Пиони, будто сломанную куклу. Глаза девочки были широко раскрыты, словно она утром открыла дверь очередному страннику, но тот оказался не таким безобидным, как я. Ее брат лежал под столом с колотой раной в боку. Жиозу я нашел на кухне: неестественно раскинув ноги, женщина, вчера коснувшаяся моей руки, лежала лицом вниз. У нее между лопатками торчала рукоятка кухонного ножа. Бандиты даже не потрудились использовать собственное оружие. Нелепая до ужаса мысль крутилась у меня в мозгу: «Ни мать, ни девочку не насиловали. Их убили быстро. Мальчика не забрали в плен. Быстро. Быстро. Все произошло очень быстро. Хорошо».

Я вышел из дома Жиозы и направился к ее соседям. Мне хотелось попросить их помочь предать земле семью вдовы. Но везде меня встречали приоткрытые двери и густой запах крови. За одну ночь бандиты из Края вырезали целое село и увели всех животных. Я не нашел ни одной живой души, ни даже курицы или поросенка. Может быть, другого бы и озадачило такое бессмысленное проявление ярости, но мне все казалось закономерным. Зло было в природе человека – в его сердцевине. А ночная резня просто стала одним из его проявлений.

Мою жизнь спасла кража хлеба, с которым я скрылся в ночи. Останься я в селе – был бы уже мертв так же, как Жиоза, Лад и Пиони. Как все вокруг. Отвратительная кража спасла мою никчемную душу.

Я не мог заставить себя вернуться в дом вдовы. От ужаса и омерзения к себе. Я склонился над лоханью, из которой ещё вчера хлебали воду свиньи, и вгляделся в свое отражение. На меня смотрела Фавика. На меня смотрели доктор Эркиль и Мишая. На меня смотрели Арлин и Мури. На себя смотрел я сам – такой же монстр, как и все чудовища, которых я встречал на своем пути. Не лучше их. Не чище их. Грязный воришка, купивший себе жизнь украденным караваем.

Мне хотелось лишь одного – забвения. И теперь я знал, куда двигаться. На юг, к самой границе Края, где разросся огромный заброшенный яблоневый сад. Куда приходят уставшие от жизни люди и исчезают там навсегда.

* * *

Я закрыла книгу. Оставалось не так много страниц. Я знала, куда направлялся бывший охотник. В то же место, куда спешили и мы. Но я не могла заставить себя дочитать его историю. Подняв глаза от кожаного переплета, я встретилась взглядом со Слэйто. Маг выглядел измотанным и грустным, но он с неизменной улыбкой кивнул на книгу в моих руках, словно побуждая закончить чтение. Однако я убрала дневник в дорожный мешок. Всему свое время. И это время я выберу сама.

Если задуматься, Королевство – небольшая страна. Месяц понадобится на то, чтобы из северного порта Ларосса дойти до южных границ с Краем. Повидать несколько сезонов, перебить несколько десятков монстров. Полтора месяца назад я спала на верхнем этаже «Хлипкого моста» и мечтала лишь о новых кинжалах с острова Симм, похожих на маленькие сабли. А сейчас? Я бреду, изнывая от удушающей жары, на юг в компании с Сияющим, девочкой с лисом и старым монахом. Я иду к руинам святилища богини, где нам предстоит открыть некий ларец и получить… Что мы там найдем?

Крайниец, цыганка и девчонка. Такой отряд отправлялся к башне на севере. Я бежала наперегонки с ветром за своей мечтой, а в итоге вместе с ветром меня догнала смерть и отняла самое дорогое, что у меня было. Я оглянулась на моих спутников. Слэйто вполголоса рассказывал что-то, склонившись к Аэле; почувствовав мой взгляд, он улыбнулся.

Несравнимо, говорила я себе, даже сравнивать не смей. Это будет пятном на памяти Атоса. Но чем дольше я себе это твердила, тем больше уверялась, что и Слэйто с Аэле стали моей новой семьей. Я готова убивать за них. Лишь бы мне не пришлось выбирать из них двоих…

– А чем ты занимаешься в свободное время, Мастос? – Слэйто, вероятно, решил, что должен исполнить условия уговора и развлечь старика беседой.

– Хожу то здесь, то там. Иногда задерживаюсь в деревнях и учу ребятишек. – Сухим узловатым пальцем монах указал на крытые соломой хижины деревни чуть в стороне от дороги. – У детишек так мало шансов выжить в наше смутное время. Если мальчик глуп, то он попадет солдатом в армию, если девочка глупа – она окажется там же, но в другом качестве. – Монах покачал головой. – Я учу их не арифметике, а мудрости. Как выбрать профессию, путь в жизни, как сохранить добро в сердце и не стать жертвой игр сильных мира сего.

– И что, помогает? – Я сорвала колосок и жевала его, выдавливая растительный сладкий сок.

– Не знаю даже. Я словно старый ветер. Налечу, взбаламучу озеро, и меня несет дальше. Может, от меня вреда больше, чем пользы.

Слэйто похлопал монаха по плечу:

– Такие люди, как ты, помогают, не сомневайся. В детстве со мной произошла… неприятность. – Маг внимательно на меня посмотрел, точно боялся, что сболтну лишнего. Я лишь пожала плечами. – Я тогда долго болел, не мог встать с постели. Мать часами простаивала на коленях перед изображениями богов, какие смогла найти в нашей глуши. Но я не поднимался. Я словно потерял волю к жизни. Но затем человек вроде тебя пришел в нашу деревню. Не человек богов, но человек знаний. Он не пытался вылечить меня травами или заговорами. Он рассказывал мне истории. Прекрасные сказки о смелых исследователях, которых суть жизни интересует настолько, что они забывают про здравый смысл.

– Очень похоже на вас с госпожой Лис. – Монах потер шершавой ладонью свою бородку.

– Не человек богов, говоришь? С недавних пор я перестала верить в людей Церкви. Лет пятнадцать назад в Крае Церковь Прощения устроила миссию. – Я выразительно посмотрела на Мастоса. – И был бунт.

Старик вздохнул:

– Хоть я и не принадлежу к служителям Церкви, но та трагедия больно ударила по каждому адепту веры. Край и отношение в нем к религии уже никогда не будут прежними.

Аэле с Пушком обогнала монаха. В отличие от нас со Слэйто, девушка полностью оправилась после пережитого в Русалочьей пади и была довольна собой и миром, как всегда.

– А что произошло в этой миссии? – полюбопытствовала она.

– Убийство детей, – ответила я и вспомнила своего хмурого товарища-крайнийца. Его ненависть к Церкви, первоначальную ненависть к ока, ненависть к дружбе. И благоговение перед женщиной, погубившей его.

– Лис'йонок.

Я вздрогнула, как будто меня ударили хлыстом. Это слово! Монах присел возле Пушка и чесал зверя за ухом. Заметив мой ошарашенный взгляд, старик пояснил:

– Моя третья жена так называла этих животных.

– Она была ока?

Старик нахмурился:

– Она была заокраинкой, не ока.

Совпадение, о котором я подумала, казалось слишком неправдоподобным, но я все-таки решила спросить:

– Ее ведь звали не Извель?

– Нет – Машра. – Монах улыбнулся, а взгляд его затуманился, словно он смотрел в свое прошлое. – Смелая была, чертовка. И, пожалуй, из всей нашей религии она только лис и любила.

– А при чем тут лисы? – Аэле склонила голову, и я вдруг заметила, что девушка стала выглядеть старше. Она по-прежнему была свежа и румяна, но что-то в ней в корне изменилось. Я привыкла относиться к ней как к ребенку, но сейчас она была гораздо более похожа на старика монаха.

– Я хочу вам рассказать одну сказку…

– Никаких сказок! – прервала я Мастоса. Возможно, слишком грубо, но старик лишь улыбнулся. – Считайте, что я с ума схожу, стоит мне только услышать сказку.

Мастос ласково потрепал Аэле по плечу:

– Думаю, рано или поздно ты все равно ее услышишь, девочка моя. Сказителей очень много.

Юг Королевства был не только житницей всей страны. Это был благодатный край пастбищ, садов, полей, да что там говорить – это был край, полный жизни. Как бы северяне ни кичились своей выносливостью и твердостью характера, выработанной в ходе длящейся поколениями борьбы с суровой природой, я как истинная южанка считала, что в глубине души они нам завидовали.

Мы уже покинули Раздолье Флавис, по сути, пройдя лишь по малой его части. Влажная жара из-за обилия озер, вишневые сады и деревни со злаковыми полями остались за спиной. Климат менялся, словно сообщая, что мы приближаемся к Краю.

Когда-то в детстве я была частой гостьей библиотеки замка, принадлежавшей нашему земельному Лорду. Конечно, дети оружейника обычно не допускались в подобные места – книги в захудалых провинциях вроде нашей всегда были и останутся на вес золота. Поэтому библиотеку легко можно сравнить с сокровищницей. Но ведь я обучалась с юным господином, а чтение, по мнению наших учителей, как нельзя лучше способствовало развитию неокрепших детских умов.

Поэтому я частенько пробиралась в библиотеку, стараясь не попадаться на глаза господину Норду, главному дворецкому замка – сухому, как щепка, и столь же безучастному истукану. А попав в королевство книг, чувствовала себя, как сладкоежка на ярмарке. Меня окружали пыльные толстые тома, в которых можно было найти ответ на какой угодно вопрос. В душе я, конечно, мечтала отыскать пример того, как простая девочка может выйти замуж за наследника земель. Но жизнь распорядилась иначе – и сейчас я думаю, что все разрешилось к лучшему.

Именно из книг в библиотеке я почерпнула первые знания о соседних странах. И если о Заокраине сообщались лишь скупые сведения, словно авторы книг боялись навлечь на себя проклятие магии, гнавшееся за ока, то Край был описан очень подробно.

Он был скучный, этот Край. Никаких бандитов и пиратов, как в Элдтаре, никакой военной дисциплины и обожествления правителя, как в Тилле, никаких секретов, как на острове Симм. Даже магического бедствия, как в Заокраине, там не было. Это была голая степь, наполненная смуглыми пепловолосыми наездниками, которые жили большими семьями, чтобы выжить, и разводили скучных животных вроде яков. Они носили странные теплые одежды, чтобы избежать жары своей степи, и пили странные напитки вроде жирового кофе.

Из этой страны происходил мой учитель и друг. Но Атос был сыном Королевства, сколько бы времени он ни провел на родине, она не оставила на нем заметного отпечатка: ни привычек, ни верований. Только волосы, смуглая кожа да внушительный рост выдавали в нем иноземца, хотя и это, конечно, не мало.

Но я помнила рассказы о Крае. Именно поэтому по отдельным признакам, которые бы не почувствовала менее чуткая натура, я ощущала Край везде. В облачках светлой пыли, вьющейся у нас под ногами. В узорах на стенах редких хижин, встречающихся на пути. Сам воздух стал иным.

Когда-то давно Королевство шаг за шагом поглотило Край. Эта страна осталась независимой только на бумагах. Политически, социально и экономически Край зависел от аристократов Королевства гораздо больше, чем того хотелось бы его жителям. Но здесь, так близко от границы с ним, ты понимал, что можно забрать землю и купить жизнь каждого человека, но душу страны украсть невозможно.

Не раз и не два я видела около разукрашенных белой глиной хижин детей. С бледновато-золотистой кожей и светлыми волосами, будто присыпанными солью. Природа брала свое: смешанные браки между двумя соседствующими расами не поощрялись, но кто мог запретить подобные союзы на краю цивилизации? Я невольно задумалась, выглядели бы мои дети от Атоса так же, если бы нам с ним суждено было стать мужем и женой? Но достаточно было сказать себе: «Какая чушь!», чтобы мысли покинули мою дурную голову.

Тем более, что на дороге впереди я заметила какое-то движение. Это была узкая проселочная дорога, метра два шириной. Она хорошо просматривалась на большое расстояние, поэтому незнакомцев мы заметили издали. Я напряглась. Наша группа представляла собой легкую добычу для любого бандита. Две девушки (мой меч никто в расчет не брал, и зря, конечно), старик и Слэйто, который, надо признать, не внушал ужаса из-за своей худобы и идиотской улыбки, застывшей на лице. Поэтому более десяти человек на пустынной дороге было для нас дурным знаком.

– Расслабься. – Слэйто сжал мое плечо чуть сильнее, чем ему стоило себе позволять. – Я вижу багряные мундиры. Это солдаты легиона леди Крианны. Они не нападают на путников.

Я исподлобья глянула на мага:

– Я служила в легионе, Слэйто. И как бы я себя ни уверяла, что гнусное поведение солдатни – это лишь следствие послабления со стороны командования… Я навидалась всякого. Поэтому любые люди с оружием для меня угроза. Так что держи свой волшебный порошок наготове.

Слэйто пожал плечами, словно разрешая мне остаться при своем мнении, и добавил:

– Леди Крианна уже старуха, но она планирует занять престол. Если она примется убивать мирных жителей направо и налево, то ей недолго оставаться на троне. Хотя… Это было бы к лучшему. В конце концов, мы оба знаем самого близкого по родству к покойному королю наследника. А дружба с потенциальным королем, вообще-то, полезная штука.

Я вспомнила усталого, поседевшего Гардио, который отправился в свой личный яростный поход борьбы с чудовищами. У меня был Слэйто, который мог заморозить целое озеро, а что было у моего несчастного друга?

Тем временем легионеры приблизились к нам, и, к счастью, мои страхи оказались напрасны. Не знаю, решились бы эти вояки напасть, будь они чуть целее, да это и не важно: мы встретились с передвижной частью полевого госпиталя – и значит, нам повезло. Те, кто мог сам идти, несли на носилках товарищей, которым повезло меньше.

Вся эта картина напомнила мне палатки лазарета, темно-синие с вышитыми на них серебряными звездами. Я буквально почувствовала в воздухе терпкий запах лекарских снадобий.

Солдаты проходили мимо нас словно призраки. Они не обращали внимания на нашу странную группу, просто смотрели перед собой пустым взглядом. Иногда слышался негромкий крик или стон раненого. Когда скорбная процессия миновала нас, я проговорила:

– Следуя к своей цели, забываешь, что идет война. У нас был удивительно мирный путь из самого Ларосса. Это, пожалуй, первое свидетельство войны, которое попалось нам на глаза.

Монах сокрушенно покачал головой, а Аэле словно не слышала меня. Она становилась все более задумчивой и отстраненной. Наверно, мне следовало поговорить с ней. Пушок вертелся возле ног девушки, но даже на него она уже не обращала внимания. Слэйто пнул лежавший на дороге камень, и я заметила, как сильно за месяц износились его сапоги.

– Это далеко не первое свидетельство войны, Лис, – произнес маг слегка насмешливо. В такие минуты я не сомневалась, что ненавижу его. – Возле Янтарного перешейка мы видели братскую могилу, в Тополисе грузили ткань, предназначенную для военных палаток. В деревне, где живет твой друг-кузнец, стоял постоем полк солдат. А после Заячьей пади почти на каждом километре стояли «красные столбы». Отметки легионов о нейтральной земле, где бои не ведутся.

Я ошарашенно посмотрела на мага:

– Как я могла не заметить всего этого?

– Может, ты была слишком занята разгадыванием нашей с Аэле тайны или слишком погружена в мысли о природе чудовищ? В любом случае, жизнь не стоит на месте, и, думаешь ты о ней или нет, война в Королевстве будет продолжаться.

Мастос и Аэле уже ушли вперед и не слышали всех этих слов, я же раздраженно поправила перевязь:

– Возможно, я и потеряла бдительность, но это оттого, что приходится думать о слишком многом. Коронация, монстры, Поглощающие, война – все это связано!

– Я поражаюсь тебе, вроде бы взрослая девочка, а все еще веришь в то, что все в этом мире взаимосвязано, и у каждого события есть причина и следствие. Монстры никак не связаны с Поглощающими, я это уже говорил. А война не связана с монстрами. То, что все эти события происходят вокруг тебя, еще не значит, что ты некое связующее звено. Просто еще одна песчинка в океане истории.

– Может быть, тогда господин Всезнайка объяснит мне, почему все это свалилось на Королевство одновременно?

Я насупилась, а маг задумчиво поглядел вслед нашим удаляющимся компаньонам.

– Может быть, потому, что, как говорят в Тилле: «Беда, как скандальная баба, всегда приводит с собой лучших подруг». Лис, тебе надо дочитать книгу. – Слэйто произнес это так настойчиво, что я невольно нащупала кожаный переплет томика в дорожном мешке. – Тогда тебе многое станет понятнее и ты не будешь путать мягкое с мокрым.

* * *

Мы устроились на ночлег в сухой ложбине, полной добротного валежника и маленьких песчаных барсучков. Что до разведения костра, я взвесила все за и против и пришла к выводу, что не стоит привлекать излишнее внимание. Кто знает, сколько еще солдат бродит по округе. Не все из них могут быть вымотаны и ранены. Однако когда вдалеке завыли волки, а шерсть на загривке Пушка вздыбилась, я изменила свое мнение.

Мастос, видимо, бодрился лишь для виду, целый день на ногах вымотал старика, и он почти сразу заснул у потрескивающего костра. Я пыталась разговорить Аэле, но безуспешно: наша птичка словно отрешилась от окружающего мира. Она отвечала односложно или вовсе пропускала вопросы мимо ушей. Отблески огня плясали на ее маленьком лице, и я с ужасом обнаружила, что девочка снова выглядит гораздо старше: без привычного румянца, осунувшаяся и сосредоточенная. Пришлось выведывать, что с ней происходит, у ее жениха.

– Что с Аэле? – тихим голосом обратилась я к магу.

– А что с ней? – отозвался Слэйто, который поджаривал нанизанный кусками на симмскую саблю хлеб.

– Ты разве не видишь? Она выглядит… старой. И усталой. Сама на себя не похожа.

– Может, ты просто не приглядывалась к ней раньше? Наше путешествие подходит к концу, и мы все сбрасываем свои маски.

– И какие же маски сбросили мы с тобой?

– Я сбросил маску простачка и таинственного незнакомца. Ты знаешь, что я Сияющий…

Я резко обернулась к Аэле, но та пребывала в мире своих грез и не слышала слов мага.

– А ты наконец перестала притворяться женщиной, повидавшей жизнь, искушенной в грехах, которая настрадалась так, что не позволяет себе испытывать никаких эмоций.

Я почувствовала, как краска заливает мое лицо. Ах, вот как, значит, я выгляжу со стороны: как полная гордыни и жалости к себе притворщица?

– Ты не выглядишь так, Лис. – Слэйто взглянул мне в лицо. – Нет, я не читаю мысли, просто ты слишком громко думаешь. Ты не выглядишь так, ты просто думаешь о себе так. Заставила себя думать о глупости вроде того, что близость с людьми приносит боль или что, чувствуя ответственность за кого-то, ты становишься слабой. Даже наверняка придумала для этого какую-то глупую метафору.

– Пустая скорлупа грецкого ореха, – еле слышно прошептала я. Мне хотелось провалиться под землю от стыда.

– Ну да. А на самом деле все, что отделяет тебя от человеческой жизни, – ты сама. Никакая трагедия прошлого не заставляет тебя наказывать себя. Раз за разом только собственное чувство вины, Лис, макает тебя головой в это болото. А там удобно, правда? Можно относиться к людям, как к вещам, и не переживать из-за пустяков. Жить без чувств намного удобнее, в этом и есть скрытый эгоизм. Поверь, я знаю, о чем говорю. А, черт!

Кусок хлеба свалился с его сабли в костер; взметнувшиеся искры улетели в темнеющее небо.

– Ты не знаешь меня настоящую, – возразила я, но мои слова прозвучали настолько жалко, что я и сама была готова это признать.

– А мне кажется, что знаю. – Маг даже не смотрел в мою сторону, сосредоточенно пытаясь саблей достать из огня уже обуглившийся хлеб. – Ты слишком много думаешь о своем умении махать мечом и уме, но ты добрая и чуткая. Чересчур высокомерная, но очень жертвенная. Любишь изображать ледяную глыбу, но я не знал никого, кто мог бы любить так же страстно, как ты.