Текст книги "Девять совсем незнакомых людей"

Глава 12

ЗОИ

Зои стояла внизу лестницы за тяжелой дубовой дверью медитационной комнаты, она согнулась пополам, уперев руки в колени, пыталась перевести дыхание.

В последнее время с ней изредка случались приступы паники, хотя и не очень сильные. Не настоящие приступы – настоящие, насколько она знала, бывают ужасны, требуют вызова «скорой», а на нее просто откуда ни возьмись накатывало ощущение, будто у нее вдруг резко учащается сердцебиение, как если бы она крутила педали велотренажера. Пыхтеть и отдуваться на велотренажере было вполне естественно, но не сидя же на коврике со скрещенными ногами и ничего не делая, только слушая психованную тетку, которая рассказывает о смерти.

Зои приложила руку к груди. Кажется, все в порядке. Это не приступ астмы. Просто обычная паника.

Она всегда умела вычислить причину. В этот раз причиной были бредовые рассуждения Маши о том, каким замечательным был ее околосмертный опыт. И Зои сразу вспомнила стихи, которые ее дядя Алессандро читал на похоронах ее брата, – «Смерть ничего не значит»[5]5
  Первая строка стихотворения Генри Скотта Холланда «Смерть ничего не значит».


[Закрыть]. Зои стала думать о том, что она ненавидит это стихотворение, потому что оно сплошная ложь – ее брат не ушел в соседнюю комнату, он ушел вообще, навсегда, замолчал, ни эсэмэски, ни поста, ни твита, ни слова, – и тут же почувствовала, что ей не хватает дыхания и в голове только одна мысль: выйти отсюда.

Она расстроилась, что ей пришлось нарушить благородное молчание, в особенности после того, как чихание ее отца привело к настоящему хаосу в комнате. Люди, приехавшие в пансионат, понятия не имели, что это еще самый тихий его чих. Один из учеников как-то сделал трехминутный ролик под названием «Мистер Маркони чихает». Фильм представлял собой монтаж из записей с кадрами, где ее отец чихает. Ролик пользовался огромной популярностью.

– Кто-то просматривал наши вещи, – раздался из комнаты за дверью мужской голос.

Она готова была поставить деньги на то, что это потасканный тип, ростом почти с ее отца, а в ширину раза в два больше. Ответа Зои не расслышала.

Она поднялась по узкой лестнице, со всей силы толкнула вторую тяжелую дверь, ведущую назад, в главную часть дома.

Она не могла исчезнуть надолго, потому что ее родители станут волноваться, что не так уж сильно раздражало ее. После смерти Зака они вели себя так, будто жизни Зои постоянно угрожает опасность и только постоянная тайная бдительность ее родителей может спасти ее. Мать и отец искренне верили, что если Зои не будет сделана прививка от гриппа, если тормоза ее машины не проверять каждые полгода, если у нее не будет плана возвращения домой, то она умрет. Все было просто. И когда они как бы невзначай спрашивали что-нибудь вроде: «Ты пользуешься „Убером“?», то отводили глаза, изображали руками какую-то деятельность, но не могли скрыть страха, стоящего за их словами. Потому-то она и не протестовала против их опеки. Делала вид, что ничего странного не происходит, когда мать подкрадывалась к ее кровати и пыталась услышать, как она дышит, хотя, в отличие от Зака, у которого с детства была астма, у Зои ее никогда не было. Она запрещала себе раздражаться и позволяла им слушать свое дыхание, отвечала на расспросы и постоянно успокаивала, ведь они так нуждались в ее утешениях.

И сейчас она не исчезнет. Она только побудет десять минут наедине с собой, а потом проскользнет назад в надежде, что сумасшедшая Маша к тому времени уже загипнотизирует всех и все они будут безмолвно медитировать.

Она прошла в Лавандовую комнату, не встретив никого из персонала. Комната более чем соответствовала своему названию: здесь в изобилии стояли вазы с лавандовыми веточками, мягкая мебель была обита тканью лавандовых оттенков, а на тот случай, если до кого-то еще не дошло, стены лавандового цвета были украшены картинами с изображением лаванды.

Зои подошла к окну, которое выходило прямо на розовый сад – прямоугольник сочной зеленой травы, очерченный высокими живыми зарослями, с клумбами крупных белых роз. Завтра на рассвете они отправятся туда заниматься тайцзи.

В целом действительно очень приятное место, хотя и скучноватое. Но если они и в самом деле обыскивали вещи – это просто беспредел! К счастью, Зои предприняла кое-какие меры предосторожности. На всякий случай. Она знала, как проносить алкоголь на безалкогольные вечеринки. Она завернула свою контрабанду, как подарок, используя пузырьковую пленку, чтобы скрыть форму винной бутылки, а к этому приложила открытку с надписью: «Счастливого юбилея, мама и папа!» Она проверила, когда пришла в свой номер, – подарок остался в ее сумке целехоньким.

На двадцать первый день рождения Зака она собиралась в полночь сказать тост в его честь, подняв бокал вина. Когда они с Заком родились, учитель математики из школы отца подарил каждому по бутылке «Гранжа» – странный подарок младенцам. Бутылки, видимо, нужно было хранить в подвале с контролируемой температурой, но в семье Зои плохо разбирались в алкоголе. Вино все эти годы простояло у задней стенки платяного шкафа, за банными полотенцами, в ожидании их двадцать первого дня рождения. Судя по сведениям в Интернете, этот конкретный виноградник давал «превосходную крепость, вкус сушеных фруктов и пряностей, а также долгое, сильное послевкусие».

Зак счел бы такое описание забавным: «долгое, сильное послевкусие».

Она прошлась взглядом по плавным очертаниям зелено-голубых холмов на горизонте и подумала о своем бывшем бойфренде, о том, как настойчиво он уговаривал ее присоединиться к нему и его друзьям в поездке на Бали, чтобы заняться серфингом. Когда она ответила, что это невозможно, он подумал, что это просто отговорка. «Я должна быть с родителями, – сказала она ему. – В любое другое время, кроме января». В конечном счете он разозлился, потом они взяли паузу, а затем вообще расстались. А она прежде думала, что любит его.

Зои тихонько стукнулась лбом об оконное стекло. Неужели он думал, что она хочет быть здесь с родителями? Неужели он думал, что она не предпочла бы Бали?

Прошлый январь был ужасен, ее родители словно сгорали изнутри: внутри бушевал пожар, а они делали вид, что все прекрасно.

– Привет. Вас зовут Зои, верно? Мы уже встречались. Я Фрэнсис.

Зои отвернулась от окна. Землянично-светловолосая дама с ярко-красной губной помадой, которой ее отец морочил голову на лестнице. Она поправляла старомодную заколку из черепахового панциря, лицо у нее раскраснелось.

– Привет, – сказала Зои.

– Я знаю, мы не должны говорить, но у меня ощущение, что это стало незапланированным перерывом в благородном молчании Маши.

– Что там происходит?

– Там возникла серьезная неловкость, – сказала Фрэнсис, садясь на один из лавандовых диванов. – Господи, это же один из тех диванов, в которых можно утонуть. – Она подсунула две подушки себе под спину. – Ой-ой, моя спина. – Она поерзала на месте. – Нет, все в порядке. Так лучше. Вы знаете этого человека – такой раздражительный тип с сухим кашлем? Впрочем, не мне об этом говорить. Не подходите ко мне слишком близко – не хочу вас заразить, хотя, думаю, мои микробы приятнее, чем его. В общем, он сильно возмущается, потому что, судя по всему, пытался протащить контрабандой маленькую плитку шоколада, ну и… мне неловко об этом говорить, но они взяли кое-что и из моей сумки, и я чувствовала себя как бы обязанной поддержать этого ворчуна. Ну, то есть это ведь вторжение в частную жизнь, так нельзя поступать, у нас есть права! – Она ударила кулаком по воздуху.

Зои села на диван напротив и улыбнулась при такой экспрессии.

– Но я стушевалась, так как не хотела, чтобы все знали, что я привезла контрабанду, которую конфисковали. Я знаю, что это не эпизод реалити-шоу «Выжившие», но я не хотела вступать в союз с этим человеком, потому что он кажется таким… в общем… и я сказала, что мне тоже нужно подышать воздухом. Думаю, я в жизни не делала ничего смелее.

– Я тоже привезла контрабанду, – сказала Зои.

– Правда? – Фрэнсис оживилась. – Они ее нашли?

– Нет. Если они и обыскивали мою сумку, то контрабанду пропустили. Я ее завернула как подарок для родителей.

– Гениально. И что же это?

– Бутылка вина, – сказала Зои. – Вино очень дорогое. И еще пакетик шоколадных корзиночек «Ризиз». У меня зависимость.

– Вкуснота, – вздохнула Фрэнсис. – Поздравляю. Мне нравится ваша искренность.

– Спасибо, – сказала Зои.

Фрэнсис взяла подушку и обняла ее:

– Я вполне могу десять дней обойтись без вина. Просто я… в общем, не знаю, просто озорничала.

– Мне даже не нравится пить вино, – сказала Зои.

– Вот как. Вы просто хотели доказать, что можете победить систему?

– Я взяла вино, чтобы выпить за моего брата. Ему бы исполнился двадцать один год через несколько дней. Он умер три года назад.

Она увидела неизбежно сочувственное лицо Фрэнсис.

– Ничего, – поспешила сказать она. – Мы не были близки.

Люди обычно испытывали облегчение, когда она говорила это, но лицо Фрэнсис ничуть не изменилось.

– Сочувствую, – сказала она.

– Ничего. Я уже сказала, мы… не очень ладили, – попыталась прояснить Зои.

Не напрягайся! Все уже прошло.

Она вспомнила свою подругу Кару, которая на следующий день после похорон Зака сказала: «Ну, вы хотя бы не были близки». Кара со своей сестрой были неразлейвода.

– Как звали вашего брата? – спросила Фрэнсис, словно это могло иметь какое-то значение.

– Зак, – ответила Зои, и его имя прозвучало как-то странно и мучительно. В ушах зашумело, и на мгновение ей показалось, что она потеряет сознание. – Зои и Зак. Мы были близнецами. Очень претенциозные имена.

– Я думаю, красивые имена, – сказала Фрэнсис. – Но если вы близнецы, значит ваш день рождения тоже через несколько дней.

Зои вытащила лавандовую веточку из вазы и начала ее потрошить.

– Формально. Но я больше не праздную свое рождение в этот день.

Она официально перенесла свой день рождения на восемнадцатое марта. Более приятная дата. Более прохладное, менее беспокойное время года. Восемнадцатого марта был день рождения бабушки Марии, которая говорила, что в ее день рождения ни разу не случалось дождя, может, так оно и было; все говорили, что нужно проверить по архивным данным – вдруг это какое-то явление, отмеченное только бабушкой Марией, но ни у кого так и не дошли руки.

Бабушка Мария всегда говорила, что доживет до ста лет, как ее мать, но умерла через месяц после Зака – его смерть разбила ее сердце. Так сказал доктор, что она умерла от разбитого сердца.

– Зак умер за день до нашего восемнадцатилетия, – сказала Зои. – Мы собирались устроить Зет-вечеринку. Я сказала, что наряжусь Зои. Тогда это казалось очень смешным.

– Ах, Зои.

Фрэнсис подалась вперед, и Зои почувствовала, что ее собеседница хотела к ней прикоснуться, но пресекла поползновение.

– Поэтому я и перенесла свой день рождения, – сказала Зои. – Это типа несправедливо по отношению к отцу и матери – отмечать свой день рождения на следующий день, когда они все еще абсолютно раздавлены после годовщины. Январь для моих родителей – тяжелый месяц.

– Это и понятно, – отозвалась Фрэнсис; ее глаза горели сочувствием. – Для всех вас тяжелый, я думаю. И поэтому вы решили, что неплохо будет… уехать?

– Мы хотели какое-нибудь тихое место. И лечебный пансионат показался нам вполне подходящим, потому что мы все сильно нездоровы.

– Правда? Глядя на вас, этого никак не скажешь.

– Ну, для начала, в моем питании слишком много сахара, – сказала Зои.

– Сахар – новый негодяй, – заявила Фрэнсис. – Раньше это были жиры. Потом их вытеснили углеводы. За всем и не уследишь.

– Да, вы правы, но сахар действительно плох, – произнесла Зои. – Держаться от него подальше вовсе не трудно. Все знают, что сахар вреден. Проведено столько исследований. Мне нужно избавиться от этой зависимости.

– Мм, – промычала Фрэнсис.

– Я ем слишком много шоколада и подсела на диетическую колу, вот почему у меня такая плохая кожа. – Зои приложила палец к прыщику около губы. Она не могла удержаться – все время трогала его.

– У вас великолепная кожа! – воскликнула Фрэнсис, энергично жестикулируя, вероятно, потому, что пыталась не смотреть на прыщик Зои.

Зои вздохнула. Люди должны быть честными.

– Мои родители помешаны на физических упражнениях, но у моего отца зависимость от фастфуда, а у матери нарушение пищевого поведения. – Она задумалась; ее матери не понравилась бы ни одна часть этого разговора. – Пожалуйста, не говорите ей. На самом деле у нее нет нарушения пищевого поведения. Просто она необычно относится к еде.

Мама и до смерти Зака была такая. Она не выносила обильных застолий, и это было проблемой, потому что она вышла за человека из большой итальянской семьи. Хизер страдала изжогой, желудочными спазмами и другими проблемами пищеварения, о которых она говорила очень уклончиво. Она никогда не видела в еде только еду. Она всегда реагировала на пищу с повышенной эмоциональностью. Она голодала, или мучилась несварением, или хотела чего-нибудь особенного и недостижимого.

– А что с вами? – спросила она Фрэнсис, желая сменить тему, ведь она и без того слишком много рассказала о себе и о своей семье этой незнакомой женщине. – Почему вы решили сюда приехать?

– Понимаете, я изнурена, у меня что-то случилось со спиной, я никак не могу отделаться от простуды, и я думаю, мне не помешало бы похудеть на несколько килограммов… Обычный набор среднего возраста.

– А сколько вашим детям? – спросила Зои.

Фрэнсис улыбнулась:

– У меня нет детей.

– Вот как. – Зои была смущена, она боялась, что совершила какую-то сексистскую ошибку. – Прошу прощения.

– Нечего извиняться, – сказала Фрэнсис. – Это был мой выбор – не иметь детей. Я никогда не видела себя матерью. Никогда. Даже ребенком.

«Но выглядишь ты как настоящая мать», – подумала Зои.

– И мужа у меня нет, – призналась Фрэнсис. – Только два бывших. И бойфренда нет. Я очень одинока.

Смешно, когда дама ее возраста говорит слово бойфренд.

– Я тоже очень одинока, – вздохнула Зои, и Фрэнсис улыбнулась, словно Зои сказала что-то остроумное.

– Мне недавно казалось, что я влюблена, но он оказался совсем не тем, за кого себя выдавал, – сказала Фрэнсис. – Любовь обернулась интернет-разводкой. – Она обозначила кавычки пальцами.

«Боже мой, – подумала Зои. – Какая же ты, наверное, глупая».

– А чем вы зарабатываете на жизнь? – Она изменила тему, потому что в буквальном смысле краснела от стыда за эту женщину.

– Я пишу любовные романы, – сказала Фрэнсис. – Или писала. Может быть, мне придется сменить профессию.

– Любовные романы, – повторила Зои.

Все хуже и хуже. Она старалась сохранить бесстрастное выражение. Бога ради, пусть хоть не эротические!

– Вы читаете? – спросила Фрэнсис.

– Иногда, – ответила Зои; любовных романов она никогда и ни за какие коврижки не читала. – А почему вы стали автором любовных романов?

– Когда мне было пятнадцать, я прочла «Джейн Эйр», то время моей жизни было странным и печальным, у меня умер отец, во мне бурлили гормоны, я скорбела и была очень впечатлительной. А та знаменитая фраза – вы ее знаете: «Читатель, я вышла за него замуж» – оказала на меня очень сильное воздействие. Я сидела в ванной и бормотала себе под нос: «Читатель, я вышла за него замуж», – а потом рыдала. Я просто зациклилась на этой фразе. Читатель, я вышла… ах-ах-ах! – Она приложила руку ко лбу, продемонстрировала безутешные рыдания девочки-подростка.

Зои рассмеялась.

– Вы ведь читали «Джейн Эйр»? – спросила Фрэнсис.

– Кажется, я видела фильм, – ответила Зои.

– Вот и хорошо, – сочувственно сказала Фрэнсис. – В любом случае я знаю, что строчка «Читатель, я вышла за него замуж» стала фактически клише, и сейчас она часто возникает в других обстоятельствах: «Читатель, я развелась с ним». «Читатель, я убила его». Но что касается меня в то время моей жизни, в этих словах… что-то тронуло меня до глубины души. Я помню, как меня поразило, что всего шесть слов могут оказывать на меня такое влияние. И видимо, у меня развился интерес к силе слов. Первая моя любовная история была написана под сильным влиянием Шарлотты Бронте, только без сумасшедшей на чердаке. Мой главный герой представлял собой крутой замес из мистера Рочестера и Роба Лоу[6]6
  Мистер Рочестер – персонаж романа «Джейн Эйр»; Роберт Лоу – американский актер.


[Закрыть].

– Роб Лоу! – воскликнула Зои.

– У меня на стене висел постер с его фотографией, – сказала Фрэнсис. – Я до сих пор чувствую его губы. Очень гладкие и бумажные. Матовый глянец.

Зои хихикнула:

– То же самое я чувствовала по отношению к Джастину Биберу.

– Здесь, возможно, есть одна из моих книг, – сказала Фрэнсис. – В таких местах мои книги часто бывают. – Она оглядела полки с романами в мягких обложках и улыбнулась с выражением гордости. – Оп-па! – Она встала, держась за спину, подошла к одной из полок, присела и вытащила затрепанную книгу в мягком переплете. – Вот, пожалуйста. – Фрэнсис передала книгу Зои и со стоном плюхнулась обратно на диван.

– Потрясающе! – воскликнула Зои.

Книга выглядела ужасно.

Назывался роман «Поцелуй Натаниэла», на обложке красовалась девица с длинными вьющимися светлыми волосами, задумчиво смотрящая на море. По крайней мере, она не выглядела эротической.

– А мою последнюю книгу отклонили, – сказала Фрэнсис. – Так что мне, возможно, придется искать новую работу.

– Ой, – сказала Зои. – Сочувствую.

– Да… – Фрэнсис пожала плечами, едва заметно улыбнулась Зои, подняв ладонь, и Зои поняла, что она хочет сказать.

Эрин, подружка Зои, думала, что ей не разрешено жаловаться на жизнь, не предварив своей жалобы словами: «Я знаю, это мелочи в сравнении с тем, что пережили вы», – при этом нужно было напустить на лицо скорбное выражение и широко раскрыть глаза. И Зои всегда отвечала: «Эрин, уже три года прошло, ты можешь жаловаться на свою жизнь!» А теперь она сочувственно кивнула, думая при этом: «Ты права, если на твоей машине нужно заменить три покрышки, это еще не повод страдать».

– Пожалуй, я должна спуститься, – сказала Зои. – Мои родители с ума сходят, если не знают, где я. Они бы не прочь поставить на меня маячок.

Фрэнсис вздохнула:

– Пожалуй, и мне пора. – Однако даже не шелохнулась и вопросительно посмотрела на Зои. – Вы думаете, мы и правда преобразимся через десять дней?

– Не уверена в этом, – ответила Зои. – А вы?

– Не знаю, – сказала Фрэнсис. – У меня такое ощущение, что с этой Машей возможно все. У меня от нее мурашки.

Зои рассмеялась, потом они стали смеяться вместе, и тут вдруг зазвонил колокол, громко и настойчиво, словно сигнал тревоги.

Они вскочили на ноги, и Фрэнсис ухватила Зои под руку:

– Бог ты мой, как в школе-интернате! Вы думаете, нам попадет? Или это пожар и мы должны эвакуироваться?

– Думаю, это, вероятно, означает, что молчание возобновляется.

– Да, вы правы. Ладно, вернемся вместе. Я пойду первая, я старше, я ее не боюсь.

– Боитесь-боитесь!

– И правда, я в ужасе! Быстро, идем! Встретимся по другую сторону тишины.

– Я прочту ваш роман.

Зои прихватила книгу в бумажном переплете, и они покинули Лавандовую комнату, направившись к лестнице. Зачем она только это сказала, ей же никогда не нравились любовные романы? Зато Фрэнсис ей очень понравилась.

– Во время молчания читать запрещено.

– Я бунтовщица, – сказала Зои и сунула книгу под топик, за пояс велосипедных штанов.

Девушка обдумывала беззлобную шутку в ответ на слова Фрэнсис о шоу «Выжившие», но та вдруг резко остановилась и повернулась к Зои, сияя улыбкой:

– Ах, Зои, я с удовольствием заключу с вами союз.

И вдруг обеим показалось, что этот союз уже заключен.

Глава 13

МАША

Две гостьи, Зои Маркони и Фрэнсис Уэлти, отпросившись из медитационной комнаты, так пока и не вернулись. Молчание было нарушено, и один из гостей, Тони Хогберн, теперь требовал свои деньги назад и грозил сообщить о «Транквиллум-хаусе» в Департамент по защите прав потребителей, бла-бла-бла. Маша слышала такие угрозы и раньше. Остальные гости смотрели на все это с любопытством или озабоченностью.

Маша поймала встревоженный взгляд бедняги Яо. Он был человеком беспокойным. Но она не видела причин для волнений. Она легко справится с этой детской истерикой несчастливого, нездорового человека. Решая неожиданные проблемы, она заряжалась энергией. В этом состояла одна из ее сильных сторон.

– Я буду счастлива вернуть вам ваши деньги. – Она устремила взгляд на Тони, словно бабочку насадила на иглу. – Вы можете собрать ваши вещи и немедленно уехать. Позвольте предложить вам добраться до ближайшей деревни, где есть отличный паб, он называется «Львиное сердце». В их меню есть что-то под названием «Мега-гига-бургер», к которому прилагается неограниченное количество картошки фри и лимонада. Звучит великолепно, правда?

– Безусловно, – воинственно ответил Тони.

Но при этом он не попытался встать. Ах ты мой умничка, я тебе нужна. Ты знаешь, что я тебе нужна. Ты больше не хочешь быть тем, кто ты есть. Конечно не хочешь. Кто бы захотел?

Он ерзал под ее взглядом, словно стараясь стать невидимым, но она ему не позволяла.

– Насколько я понимаю, вы недовольны, что мы обыскали вашу сумку, но в условиях вашего договора с пансионатом четко оговорено наше право осматривать ваш багаж и конфисковывать контрабанду.

– Серьезно? Кто-нибудь это читал? – Тони оглядел присутствующих.

Наполеон поднял руку. Его жена Хизер устремила взгляд в потолок.

– Вероятно, это было напечатано мелким шрифтом, – сказал Тони; его лицо покрыл пятнистый румянец цвета подготовленного к жарке стейка.

– Рост бывает болезненным, – сказала ему Маша ласковым голосом. Он был ребенком. Большим рассерженным ребенком. – В том, что вам предстоит, не все покажется приятным и удобным. Но потерпите десять дней! Человек в среднем проживает около двадцати семи тысяч дней.

Вспышка Тони весьма кстати давала ей возможность сформировать их ожидания и определить будущее поведение. Она говорила, обращаясь будто бы к нему одному, но послание предназначалось всем им.

– Вы свободны уехать в любой момент, Тони. Вы не заключенный. И это лечебный пансионат, а не тюрьма. – (Несколько человек фыркнули.) – И вы не ребенок! Можете пить то, что хотите пить, есть то, что хотите есть. Но существует причина, которая привела вас сюда, и, если вы решите остаться, я прошу вас целиком и полностью согласиться с нашими условиями и довериться мне и другому персоналу «Транквиллум-хауса».

– Да, хорошо, это… Я говорю, наверное, не прочел толком мелкий текст. – Тони поскреб небритое лицо и потеребил брючины своих кошмарных джинсов. – Мне просто не понравилось, что мои сумки обыскивали.

В его голосе больше не слышалось агрессии. Теперь он казался смущенным. Его глаза смотрели из темницы его несчастного измученного тела, спасение от которого стало для него насущной необходимостью.

Она победила. Теперь он принадлежит ей. Он станет красавцем, когда она закончит. Они все станут красавцами и красавицами.

– У кого-нибудь есть еще претензии, прежде чем мы возобновим молчание?

Бен поднял руку. Маша заметила, что его жена скользнула по нему перепуганным взглядом и чуть отодвинулась.

– Мм… Да, у меня всего один вопрос. Скажите, машины стоят под крышей?

Она несколько секунд смотрела на него – достаточно долго, чтобы помочь ему осознать всю прискорбность сильной привязанности к вещам мирским.

Он смущенно заерзал.

– Они стоят под крышей, Бен. Пожалуйста, не беспокойтесь, они в полной безопасности.

– Понятно, но… мм… где они? Я все обошел и просто не вижу, где… – Он, не переставая говорить, снял бейсболку и энергично потер затылок.

На короткое мгновение перед мысленным взором Маши возник другой мальчик в бейсболке. Он шел к ней, такой незнакомый и в то же время близкий. Она почувствовала, как волна любви накатывает на нее, и скрестила руки, чтобы незаметно ущипнуть себя за бицепс, сильно ущипнуть, чтобы стало больно и видение пропало, осталось только то, что было здесь и сейчас. Важные задачи, стоящие перед ней.

– Бен, как я и сказала, все машины в абсолютной безопасности.

Бен открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но его жена прошипела неразборчиво сквозь зубы, и он умолк.

– Если все согласны, я бы хотела вернуться к благородному молчанию и начать нашу медитацию с инструктором. Яо, прозвони, пожалуйста, в колокол, чтобы сообщить нашим отсутствующим гостям, что мы были бы признательны им, если бы они появились здесь.

Яо ударил в колокол колотушкой, сделав это, наверное, чуть сильнее, чем сделала бы Маша, и через несколько секунд в комнату с извиняющимися и виноватыми лицами вернулись Фрэнсис и Зои.

Маша прекрасно знала, что они разговаривали между собой. Может, между ними завязалась дружба, за которой потребуется наблюдение. Смысл молчания и состоял в том, чтобы предотвращать такие вещи. Она дружелюбно улыбнулась им, когда они уселись на свои коврики. Родители Зои вздохнули с облегчением.

– Сегодня вашим инструктором буду я, – сказала она. – Но медитация – это персональный опыт. Пожалуйста, прогоните ваши ожидания, настройтесь на возможности. Это называется сидячей медитацией с инструктором, но сидеть вам вовсе не обязательно! Прошу вас, найдите самое удобное и естественное для вас положение. Некоторые, вероятно, останутся в позиции со скрещенными ногами, некоторые предпочтут сесть на стул и поставить ноги на пол. Некоторые, возможно, захотят лечь. Тут нет никаких жестких обязательных правил.

Она смотрела, как каждый из них с сосредоточенным видом выбирает позу. Фрэнсис легла на спину. Тони подошел к стулу и сел, Наполеон сделал то же самое. Другие остались на своих ковриках, скрестив ноги.

Маша дождалась, когда все разместятся:

– Теперь закройте глаза.

Она ощущала их неуверенность. Их тревоги, надежды, мечты и страхи. Ей это было под силу. Смотреть на них сверху вниз доставляло ей удовольствие.

Когда-нибудь интервьюеры спросят: «Вы нервничали, когда впервые вводили новый протокол?» – и Маша ответит: «Ничуть. Мы провели исследования. Мы с самого начала знали, что нас ждет успех». Может, лучше будет признаться, что немного она все же беспокоилась. Люди в этой стране в восторге от смирения. Самый большой комплимент, который можно сделать успешной женщине, – это назвать ее скромной.

Она посмотрела на своих девятерых гостей: все они покорно закрыли глаза в ожидании инструкций. Их судьбы были в ее руках. Она собиралась изменить их не на какое-то время, а навсегда.

– Мы начинаем.