Текст книги "Девять совсем незнакомых людей"

Яо увидел себя на том стуле, увидел, как его маленькая пухлая рука тянется к кастрюле с кипящей водой.

– Смотри. – Маша показала на экран. – Наконец-то у нас какой-то прогресс.

Глава 55

ФРЭНСИС

Фрэнсис и Тони сидели рядышком в дружеском молчании. Сидели уже почти все, кроме Наполеона, который непрерывно вышагивал по комнате. Никто уже не пытался подыскать код к замку на двери.

Кто-то напевал «Ты мигай, звезда ночная». Фрэнсис решила, что это Наполеон. Она молча пропела слова вместе с ним: «Высоко ты надо мной, как алмаз во тьме ночной».

Она вспомнила вечер, когда медитировала под звездами и вместе с Джиллиан неслась под звездным небом. Ларс прежде пел «Люси в небесах с алмазами». Именно эта песня транслировалась, когда она первый раз легла на раскладушку.

Она в уме перебрала другие мелодии, которые звучали в наушниках.

«Винсент».

«Если загадываешь звезду».

«Лунная соната» Бетховена.

Во всех этих произведениях присутствовали звезды, или небо, или луна.

Что вчера сказала Маша? Что-то вроде: «Всю жизнь вы смотрели вниз. Пора поднять голову».

– Думаю, от нас требуется поднять голову, – сказала Фрэнсис и встала.

– Что? – Ларс приподнялся на локте. – Что нужно сделать?

– Все музыкальные вещи были про звезды, луну и небо, – ответила Фрэнсис. – И Маша сказала, что мы должны поднять головы.

Те, кто помоложе, завелись первыми. Зои, Бен и Джессика встали и принялись обходить комнату, глядя на сводчатый каменный потолок с искривленными деревянными стропилами. Те, кто постарше, присоединялись с некоторым с запозданием, настороженно.

– И что, по-вашему, мы ищем? – спросил Наполеон.

– Не знаю, – сказала Фрэнсис, а минуту спустя печально добавила: – Может, я и ошибаюсь.

– Я вижу! – воскликнула Джессика.

Фрэнсис проследила направление ее взгляда:

– Я вообще ничего не вижу. Зрение просто ужасное.

– Там стикер, – сказал Тони. – Стикер с золотой звездой.

– Какой нам прок от стикера? – поинтересовалась Кармел.

– Там над стикером на стропиле что-то есть, – сказала Зои.

– Это пакет, – уточнил Наполеон.

– А я так ничего и не вижу, – произнесла Фрэнсис.

– В оберточной бумаге. – Хизер взяла Фрэнсис за руку, пытаясь направить ее взгляд в нужную сторону. – Там что-то засунуто между двумя стропилами, где они сходятся, что-то замаскировано под дерево.

– Да-да, – сказала Фрэнсис, – теперь вижу.

На самом деле она ничего не видела.

– Ну, тогда давайте достанем это, – предложила Джессика Бену. – Подними меня на плечи.

– Не буду, ты беременна, – возразил Бен. – Возможно, ты беременна.

– Па, подними меня, – попросила Наполеона Зои. – Ты самый высокий.

– Думаю, нам не хватит роста. – Наполеон наклонил голову, прикидывая расстояние. – Даже если ты встанешь мне на плечи, все равно не дотянешься.

– Самое очевидное – бросить что-нибудь, чтобы выбить пакет оттуда, – предложил Ларс.

– Я подпрыгну и вышибу его, – вызвался Тони. Он посмотрел на стропило, и глаза его загорелись. – Мне нужно, чтобы двое из вас меня подтолкнули.

– Не можете же вы так высоко прыгнуть, – удивилась Фрэнсис.

– Я получал приз за лучший перехват три года подряд, – заявил Тони.

– Не знаю, что такое «лучший перехват», но это невозможно, – сказала Фрэнсис. Но нельзя же всерьез думать, что кто-то может подпрыгнуть так высоко. – Вы покалечитесь.

Тони посмотрел на нее:

– Фрэнсис, вы когда-нибудь бывали на играх австралийской футбольной лиги?

– Насколько я понимаю, вы прыгаете энергетически…

– Давайте серьезно, – сказал Ларс. – Нам нужно бросить что-нибудь туда, выбить этот пакет со стропил.

– Мы подпрыгнем, – сказал Тони, словно самому себе. – Мы подпрыгнем энергетически.

– Это очень впечатляющий прыжок, – вставила Фрэнсис. Она припомнила свою давнюю ошибку – как она издевалась над Генри, когда тот захотел научиться летать на дельтаплане, – ему тогда было пятьдесят лет. Все ее подруги только покачивали головой. Ах, Фрэнсис, никогда не говори мужчине в разгар его кризиса среднего возраста, что он чего-то не сможет. Генри три месяца брал уроки пилотирования и получил хроническую травму бедра, прежде чем доказал свою правоту.

– Мое высшее достижение составляло около двенадцати футов. – Тони посмотрел на потолок. – Дотуда я допрыгну без проблем.

– От спины того игрока из Коллингвуда, верно? – спросила Хизер. – Джимми Мойса? Мы с Наполеоном были на той игре.

Наполеон процитировал:

– «…прыжок в небеса, в славу, в легенду – потом падение на землю (Икар в футболке) под пронзающий душу свисток».

– Это стихотворение о футболе? – спросила Фрэнсис.

– Да, Фрэнсис, – учительским тоном произнес Наполеон. – Оно называется «Высокий прыжок», его написал Брюс Доу. О том, что прыжок – проявление человеческого стремления летать.

– Очень милые стихи, – заметила Фрэнсис.

– Да боже мой, может, мы забудем о стихах и футболе и подумаем, как достать эту штуку? – возмутился Ларс, взял пустую бутылку из-под воды, прицелился ею, как копьем, и бросил к потолку.

Бутылка ударилась о стропило и упала на пол.

– Я достану этот пакет, – сказал Тони, и его грудь и плечи расправились, как у супергероя.

Глава 56

ЯО

Что они делают? – спросила Маша.

– Я думаю, Тони хочет оттолкнуться от их плеч, будто снова играет в футбол, – обеспокоенным тоном сказал Яо.

– Это безумие! – воскликнула Маша. – Он слишком тяжелый! Он им переломает кости!

– Они голодные и усталые. Им трудно просчитывать последствия.

– Но ведь то, что от них требуется, так очевидно! – сказала Маша.

– Да, – согласился Яо. – У Ларса была верная идея.

– Почему бы им не построить обычную человеческую пирамиду? – произнесла Маша, и Яо с удивлением понял, что она говорит серьезно. – Они не слишком умны. Вот в чем проблема, с которой мы столкнулись, Яо. Они не умные люди.

Глава 57

ФРЭНСИС

Наполеон и Бен расположились под стропилами и напряглись, наклонив головы.

– Может, нам подпрыгнуть одновременно с вами? – предложил Наполеон. – Чтобы дать вам больше высоты?

– Нет, – ответил Тони. – Просто стойте неподвижно.

– Я не думаю, что это хорошая идея, – сказала Кармел.

– Это нелепая идея! – заявил Ларс.

– Уж если вы об этом сказали… – начала было Хизер, но слишком поздно.

Тони от двери с ходу набрал полную скорость. Он подпрыгнул вертикально, одной ногой оттолкнулся от спины Наполеона, другой – от плеча Бена.

На долю секунды Фрэнсис увидела в мужчине средних лет молодого человека. Спортсмен, которым он был когда-то, оставался в нем, в его теле, в решительном взгляде.

Он подпрыгнул невероятно высоко! Он сможет! Какой герой! Одной рукой он ударил по стропилу, но потом со страшным грохотом упал на пол и оказался на боку. Наполеон и Бен бросились в разные стороны, сыпля проклятиями.

– Такой исход нетрудно было предугадать, – вздохнул Ларс.

Тони сел, держась за локоть, лицо его было белым как мел.

Фрэнсис опустилась рядом с ним на колени, чтобы поддержать его, хотя при этом у нее хрустнуло в коленке.

– Как вы?

– В порядке, – сказал он сквозь сжатые зубы. – Кажется, я вывихнул плечо.

Желудок у Фрэнсис чуть не вывернулся наизнанку, когда она увидела, что рука у Тони в плечевом суставе имеет какой-то странный пугающий вид.

– Не шевелите рукой, – велела Хизер.

– Наоборот, – сказал Тони. – Как раз и нужно пошевелить, чтобы она встала на место.

Он шевельнул рукой, послышался громкий щелчок.

Фрэнсис рухнула без сознания ему на колени.

Глава 58

ЗОИ

Несчастный отец Зои обхватил себя руками, пытаясь дотянуться до того места, на которое пришлась вся тяжесть Улыбчивого Хогберна. Зои немного удивилась, что ее мать позволила состояться этому физическому упражнению. Может, все объяснялось действием наркотика или ее заполошной яростью по поводу наркотиков, а может, они с отцом зафанатели при виде знаменитости – легенды австралийской футбольной лиги.

– Приношу всем извинения, – сказал Тони. – Мне прошлой ночью приснилось, что я снова играю. Мне показалось… показалось, что это не составит труда. – Он легонько похлопал Фрэнсис по щеке. – Приходите в себя, дама-писатель.

Фрэнсис смущенно поднялась с колен Тони, прижала палец к центру лба, огляделась:

– Так пакет у нас?

– Не совсем, – ответил отец Зои, который никогда не хотел, чтобы кто-то чувствовал себя лузером. – Еще бы чуть-чуть!

Зои посмотрела вокруг – не найдется ли чего-нибудь, чтобы бросить в стропило. Она взяла бутылку с водой емкостью в три кварты, взвесила ее на ладони, прицелилась…

Она попала в пакет с первого раза. Тот упал Бену в руки.

– Хороший бросок. – Бен протянул конверт ей.

– Спасибо, – сказала она.

– Открывайте! – менторским тоном приказала Джессика, словно Зои еще долго собиралась рассматривать пакет.

В пакете лежало нечто полутвердое – какой-то предмет в пузырчатой пленке. Она повозилась с липкой лентой и в конце концов разорвала оберточную бумагу.

– Осторожно, – сказала ей мать. – Может, там что-то хрупкое.

Зои сорвала ленту с пузырчатой пленки и вспомнила, как распаковывала подарок на день рождения, окруженная гостями, не сводившими глаз с нее и Зака. Завтра их двадцать первый день рождения. Пришло время воспользоваться подарком. Когда они вернутся в Мельбурн, подумала Зои, она скажет родителям, что хотела съездить в «Ла Фатторию» за пиццей, чтобы отпраздновать двадцатиоднолетие. Она вдруг почувствовала, что, может быть, пора уже вернуться к той жизни, какой они жили до смерти Зака. Без него, конечно, так уже не будет, так уже никогда не будет, но вернуться можно. Она, как в старые времена, снимет со своего блюда оливки и оставит их на краю тарелки для Зака.

И ей вдруг очень, очень захотелось пиццы. Рот наполнился слюной, когда она подумала о пепперони. Она больше не будет считать, что пепперони – нечто само собой разумеющееся.

Зои сняла пузырчатую пленку. Внутри оказалась маленькая деревянная, ручной раскраски кукла – маленькая девочка в косынке и переднике. Краснощекая, с недоуменно поднятыми бровями. Она, казалось, говорила Зои: «Привет!»

Зои покрутила ее в руках, перевернула.

– Это русская кукла, – сказала ее мать.

– Ах да. – Зои свинтила верхнюю часть: внутри оказалась еще одна кукла.

Зои протянула половинку матери и открыла следующую матрешку.

Через несколько секунд на полу между ними стоял ряд из пяти последовательно уменьшающихся фигурок.

– Постойте, это ведь последняя? – сказала Кармел. – Она пустая. Обычно последняя – самая маленькая куколка, и она не полая.

– И никаких сообщений? – спросила Фрэнсис. – Я думала, в последней будет код!

– И что значит вся эта фигня? – поинтересовался Бен.

– Не знаю, – ответила Зои, пытаясь скрыть зевоту.

Она вдруг почувствовала изнеможение. Она истосковалась по своей кровати, по своему телефону, по пицце, она хотела, чтобы все это поскорее закончилось.

– Ну все, теперь это уже по-настоящему начинает выводить меня из себя! – возмутился Ларс.

Глава 59

МАША

Маша увидела, как улыбка облегчения начинает сходить с лица следящего за экраном Яо.

– Постойте, а почему в матрешке нет кода? – Он посмотрел на Машу. – Мы ведь планировали положить записку в последнюю матрешку.

Маша подняла последнюю крохотную матрешку с клавиатуры, где та стояла.

– Да, ты прав. Таков был первоначальный план.

– Так почему ее там нет? – Брови Яо сошлись на переносице, как у матрешки.

– Мне было прозрение во время медитации, – ответила Маша. – Я вдруг поняла, что нужно сделать, чтобы после их психоделического опыта они достигли истинного преображения. Все, что происходит с девятью гостями в данный момент, – в буквальном смысле коан. Это коан в действии.

Он наверняка должен оценить такой блестящий план.

Яо смотрел на нее, не понимая.

– Коан – это парадокс, который ведет к просветлению! – воскликнула Маша. – Коан демонстрирует адекватность их логического мышления.

– Я знаю, что такое коан, – проговорил Яо.

– Когда они сдадутся и примут тот факт, что решения нет, вот тогда они и станут свободны. Вот центральный парадокс этого коана, – сказала Маша. – Решение не есть решение.

– Решение не есть решение, – повторил Яо.

– Именно. Ты помнишь этот коан? Учителя, который жил затворником на горе, один человек спросил: «Где путь?» – и учитель ответил: «Какая это прекрасная гора». Человек был разочарован. Он сказал: «Я не спрашиваю тебя про гору, я спрашиваю, где путь!» На что учитель ответил: «Пока ты не преодолеешь эту гору, сын мой, ты не обретешь пути».

– Значит, в данном случае гора – это… запертая дверь?

– Запиши это подробно, – нетерпеливо сказала Маша. Она показала на экран и на его блокнот. – Не забудь. Это очень важно для книги, которую мы напишем.

– Они провели там слишком много времени, – сказал Яо. – Они голодны и устали. Они голову потеряют.

– Именно! – подтвердила Маша. Она сама не ела уже бог знает сколько дней. И не спала с ночи перед началом терапии. Маша легонько прикоснулась к груди Яо кончиком пальца. Она знала силу своего прикосновения к нему. Она пока еще не до конца использовала эту силу, но, если потребуется, сделает это. – Именно. Они должны потерять голову. Ты это знаешь. «Я» есть заблуждение. «Я» не существует.

– Да, конечно, – согласился Яо. – Но, Маша…

– Они должны сдаться, – сказала Маша.

– Я думаю, они сообщат о нас в полицию, – заметил Яо.

Маша рассмеялась:

– Яо, помнишь слова Руми? «Между представлением о добре и зле простирается целое поле. Я встречу тебя там». Разве это не прекрасно?

– Не думаю, что систему правосудия интересуют поля, – сказал Яо.

– Мы не можем поставить на них крест, – показала на экран Маша. – Они прошли долгий путь.

– И сколько вы собираетесь держать их взаперти? – напряженным и тонким голосом спросил Яо, словно превратился вдруг в старика.

– Это неправильный вопрос, – нежно проговорила Маша, не отрывая глаз от монитора: несколько гостей снова собрались у двери в комнату медитаций. Они по очереди опробовали разные комбинации кодов. Ларс ударил в дверь кулаком, как избалованный ребенок.

– Думаю, я бы их выпустил, – сказал Яо.

– Они должны сами открыть дверь, – возразила она.

– Они не могут, – пробормотал Яо.

– Могут, – заявила Маша.

Она подумала о счастливых жизнях в Австралии, которые эти люди получили от рождения. Они никогда не видели пустых полок в магазинах – только изобилие супермаркетов. Им не требовались ни находчивость, ни предприимчивость. Когда часы показывали пять, они выключали свои компьютеры и спокойно отправлялись на побережье, потому что сотня выпускников университета не стояла в очереди, чтобы занять их место.

«О да, я тоже однажды стояла в очереди за билетами на „Ю-Ту“», – сказала одна австралийка, когда Маша рассказала ей о жутких очередях, на несколько дней, в посольство, о том, как они с мужем сменяли друг друга, и Маша ответила: «Да, очень похоже».

Она вспомнила, что ее муж получил повестку с требованием явиться в КГБ, когда они были в процессе оформления.

– Все будет хорошо, – сказал ей муж. – Нет проблем.

Он уже чувствовал себя почти австралийцем, и выражение «нет проблем» существовало в его душе еще до того, как он научился говорить, но в советскую эпоху люди получали такие повестки и больше никогда не возвращались домой.

Маша высадила его у высокого серого здания, он поцеловал ее и сказал: «Езжай домой». Но домой она не поехала, она просидела в этой машине пять часов. От страха, закипающего в ее сердце, запотевали окна, и она никогда не забудет того облегчения, которое испытала, когда увидела мужа, идущего к машине. Он улыбался, как мальчишка на австралийском пляже.

Всего через несколько месяцев они стояли в аэропорту с американскими долларами, спрятанными в носках, а ухмыляющийся таможенник переворачивал содержимое их аккуратно упакованных чемоданов. Они были предателями страны – покидали ее, и бусы ее бабушки рассыпались, бусинки покатились по полу, словно кусочки ее сердца.

Только те, кто боится потерять все, испытывают истинную благодарность за свою счастливую жизнь.

– Мы должны напугать их, – сказала она Яо. – Вот что им нужно.

– Напугать? – Голос Яо дрожал. Он, вероятно, тоже устал и был голоден. – Не думаю, что мы должны пугать наших гостей.

Она встала. Яо посмотрел на Машу, как ее ребенок, как ее любовник. Она чувствовала эту нерушимую духовную связь между ними. Он ее никогда не предаст.

– Сегодня будет темная ночь их души, – заявила она.

– Темная ночь души?

– Темная ночь души крайне важна для быстрого духовного роста, – объяснила Маша. – У тебя была собственная темная ночь души. У меня тоже. Чтобы они снова стали цельными, нужно сначала их разбить.

Она увидела сомнение в его глазах, подошла поближе к нему, так близко, что они почти касались друг друга.

– Завтра они родятся заново, – сказала она.

– Я не уверен…

Маша подошла еще ближе и на долю секунды опустила глаза на его губы. Пусть дорогой мальчик думает, что невозможное возможно.

– Мы делаем для этих людей нечто чрезвычайное, Яо.

– Я хочу их выпустить, – сказал Яо, но в его голосе не было уверенности.

– Нет, – возразила Маша. Она нежно поднесла руку к его шее так, чтобы он не увидел серебряного блеска шприца. – Нет, ты их не выпустишь.

Глава 60

ФРЭНСИС

Фрэнсис крутила в руках пустую бутылку из-под воды, снова и снова, пока та не упала и не покатилась по полу.

– Прекратите! – строго произнесла Кармел, и Фрэнсис почувствовала, что именно таким тоном она говорит с расшалившимися детьми.

– Извините, – проговорили обе одновременно.

Часы Наполеона показывали девять вечера. Они провели здесь уже более тридцати часов. Они не ели больше двух суток.

Кто-то начал жаловаться на головную боль, головокружение, усталость, тошноту. Время от времени волны раздражения прокатывались по комнате. Люди говорили друг другу резкости, потом извинялись, потом снова переругивались. Голоса дрожали от эмоций, скатывались в истерический смех. Кто-то засыпал, а потом просыпался с громким вскриком. Наполеон был единственный, кто все время оставался спокоен. Он словно сделался их неофициальным лидером, хотя и не пытался командовать.

– Не пейте слишком много воды, – сказала Хизер Фрэнсис, когда увидела, что та в очередной раз возвращается из туалета с наполненной бутылкой. – Пейте, только когда начинает мучить жажда. От избытка воды можно умереть, потому что вы так вымоете все соли из организма. У вас может случиться остановка сердца.

– Хорошо, – безропотно согласилась Фрэнсис. – Спасибо.

Она думала, что вода приглушает чувство голода, хотя ей не так уж сильно хотелось есть. Думала, будет хуже. Чувство голода достигло пика перед тем, как они нашли бесполезную русскую куклу, а потом стало медленно стихать, превратилось в нечто отвлеченное; Фрэнсис одолевало какое-то смутное желание, но еда не казалась ответом на него.

Ее подружка Эллен была сторонницей периодических голоданий. Она говорила Фрэнсис, что во время голоданий испытывает эйфорию. Фрэнсис никакой эйфории не чувствовала, но у нее было такое ощущение, будто ее мозг вычистили и выскребли, не оставив ничего. Отчего это – от наркотиков или голодания?

Что бы это ни было, ясности не наступило, поскольку она с трудом могла отделить то, что случилось на самом деле, от того, чего с ней не было. Приснилось ли ей кровотечение из носа в бассейне? Она ведь в действительности не видела отца вчера ночью, верно? Конечно не видела. Но воспоминание о разговоре с ним казалось Фрэнсис более ярким, чем память о кровотечении.

Как это могло случиться?

Время замедлилось.

И снова замедлилось.

Замедлилось.

До.

Такой.

Степени.

Что.

Стало.

Таким.

Медленным.

Что.

Стало.

Неопределенным.

Еще немного – и время остановится, в буквальном смысле остановится, и все они навечно застрянут в одном мгновении. Эта мысль не казалась ей слишком фантастической после вчерашнего коктейля, когда время удлинялось и сжималось снова и снова, словно растягиваемый и отпускаемый кусок резины.

Началась долгая и эмоциональная дискуссия о том, когда выключать свет и выключать ли его вообще.

Фрэнсис как-то не пришло в голову, что естественного освещения здесь нет. Догадался об этом Наполеон. Это он, проснувшись сегодня утром, обнаружил выключатель. Он сказал, что ползал по комнате на четвереньках вдоль стен, пока не нашел его. Наполеон щелкнул выключателем, чтобы продемонстрировать, как будет выглядеть комната без освещения, и комната погрузилась в густую непроницаемую темноту, которую Фрэнсис восприняла как смерть.

Фрэнсис предлагала выключить свет в полночь. Она хотела спать: во сне время идет незаметно, и она знала, что не уснет при свете. Другие боялись спать в темноте и говорили, что должны быть готовы к немедленным действиям.

– Кто знает, что они еще придумают? – Джессика недовольно посмотрела на камеру.

В какой-то момент она смыла с лица всю косметику и стала выглядеть лет на десять моложе, даже моложе Зои: слишком молода для беременности, слишком молода для богатства. Без макияжа стали заметны следы косметологических усовершенствований, но с годами это пройдет, как подростковые угри.

– Не думаю, что посреди ночи произойдет что-то плохое, – сказала Кармел.

– Нас будили для медитации под звезды, – напомнила Хизер. – Тут все возможно.

– Мне понравилась звездная медитация, – вздохнула Кармел.

Хизер вздохнула в ответ:

– Кармел, вам необходимо пересмотреть ваше отношение к тому, что здесь происходит.

– Я за то, чтобы выключить, – тихо сказала Фрэнсис.

Наполеон показал им, где по углам комнаты расположены микрофоны. Он сказал всем шепотом, что если они хотят поделиться чем-то между собой, чтобы это не услышали посторонние уши, то должны делать это тихо.

– Я думаю, мы должны вести себя так, чтобы у Маши сложилось впечатление нашей полной покорности.

– Согласна, – прошептала Зои. – Она прямо как моя учительница математики в одиннадцатом классе. Нужно было всегда давать ей понять, что она одержала верх.

– Я предпочел бы, чтобы свет оставался, – сказал Тони. – Если мы не можем видеть, что тут происходит, то рискуем оказаться в невыгодной ситуации.

В конечном счете желающих оставить свет включенным оказалось больше, чем сторонников выключения.

На том и порешили. Свет остался. Изредка слышались тихие голоса, как в библиотеке или приемной врача.

Долгие периоды молчания.

Фрэнсис все время ворочалась, но тут же вспоминала, что у нее нет никакого выбора, она даже не имеет возможности просто выключить свет. Иногда женщина чуть не вскакивала на ноги, прежде чем осознать, что самое важное, о чем она думала, – это составление плана, который поможет им выйти из комнаты. Ее подсознание отказывалось смиряться с лишением свободы.

К Фрэнсис подсела Кармел:

– Как вы думаете, у нас уже начался кетоз?

– Что такое кетоз? – спросила Фрэнсис, хотя прекрасно знала ответ.

– Это состояние, в котором организм начинает сжигать жир, потому что…

– Вам не нужно терять вес, – оборвала ее Фрэнсис.

Она пыталась сдерживаться и не огрызаться, но вопрос Кармел разбудил в ее голове мысли о еде.

– Я раньше была тоньше, – сказала Кармел и вытянула перед собой совершенно нормальные ноги.

– Мы все были тоньше, – вздохнула Фрэнсис.

– Прошлой ночью у меня случилась галлюцинация, – казалось, у меня нет тела, – сообщила Кармел. – У меня такое чувство, что подсознание пытается дать мне какой-то знак.

– Это все такие темные вещи. Какой это мог быть знак? – задумчиво проговорила Фрэнсис.

Кармел рассмеялась:

– Я знаю. – Она схватила себя за складки на животе, сжала их. – Я зациклена на самоотвращении.

– Чем вы занимались, пока у вас не было детей? – спросила Фрэнсис.

Она хотела знать, есть ли у Кармел в жизни что-то еще, кроме детей и отвращения к себе. Когда Фрэнсис была начинающей писательницей, ее подруга посетовала, что матери в ее книгах слишком однообразны, а Фрэнсис тогда втайне подумала: «Разве они могут быть другими?» После этого она попыталась придать им больше глубины. Она даже делала их главными героинями, хотя никак не могла понять, что ей делать с детьми, пока их матери влюбляются. Когда ей возвращали из редакции замечания, на полях повсюду рукой Джо было написано: «Кто присматривает за детьми?» Фрэнсис пришлось перечитать рукопись и, где необходимо, ввести бебиситтеров. Это раздражало.

– Работала на рынке прямых инвестиций, – сказала Кармел.

Господи Исусе! Фрэнсис до такого никогда не додумалась бы. Она даже не знала толком, что это значит. Что общего может быть между рынком прямых инвестиций и любовными романами?

– Вам… нравилась ваша работа? – Наверняка это безопасный вопрос.

– Очень! – ответила Кармел. – Я очень ее любила. Конечно, с тех пор много лет прошло. Теперь я на неполной ставке, стартовая позиция, в принципе, это ввод данных с целью поддержать приток наличности. Но в прежние времена я делала неплохую карьеру. Я задерживалась на работе. Вставала в пять утра, проплывала несколько раз бассейн от стенки до стенки, ела, когда душа пожелает, и женщины, твердившие о своем избыточном весе, нагоняли на меня тоску. – (Фрэнсис улыбнулась.) – Я знаю. А потом я вышла замуж, нарожала детей и полностью погрузилась в обязанности матери. Мы планировали иметь только двоих детей, но муж хотел сына, так что мы не оставляли попыток. Вот у меня и родились четыре девочки. И тут муж ни с того ни с сего сказал, что я больше не привлекаю его, и ушел.

Фрэнсис несколько секунд размышляла об особой жестокости такого слишком уж обычного разрыва семейных отношений в среднем возрасте, о том, как он уничтожает самооценку женщины, а потом сказала:

– А он вас все еще привлекает?

Кармел задумалась.

– Иногда. – Она прикоснулась большим пальцем к безымянному, на котором не было обручального кольца. – Я все еще любила его. Я знаю, что любила, потому что иногда думала: «Ах, как хорошо, что я все еще его люблю, было бы так неловко, если бы не любила».

Фрэнсис взвесила все, что тут можно было сказать. «Вы еще познакомитесь с кем-нибудь». «Вам не нужен мужчина, вы самодостаточны». «Ваш вес не определяет ваши достоинства». «Вы должны полюбить себя». «Давайте поговорим о чем-нибудь другом – только не о мужчинах, а то мы не пройдем тест Бекдел»[21]21
  Тест Бекдел – проверка текста на гендерную предвзятость.


[Закрыть].

– Знаете что? – сказала она. – Я думаю, у вас совершенно точно кетоз уже начался.

Кармел улыбнулась, и в этот момент в комнате погас свет.