Текст книги "Записки психиатра"

Измена

Когда Ольга бывала с мужем в театре или появлялась с ним в обществе, ее часто спрашивали:

– Это ваш отец?

– Муж! – с гордостью отвечала Ольга. Несмотря на разницу в двадцать лет, она очень любила своего мужа.

Да и можно ли было его не любить? Он был умен, заботлив, интересен. У нее с ним было много общего. Он – главный инженер, она – конструктор. Оба работали в одном учреждении. И разве он старый, если плавал быстрее ее, ходил на лыжах увереннее и был вынослив в работе, как юноша?

У Ольги были все условия для хорошей жизни. Горячая любовь мужа, уютная квартира. Они никогда не разлучались надолго. Последнее лето вместе провели у ее родственников на Кубани. Когда Ольга куда-нибудь уходила, Лев Адамович неохотно ее отпускал. – «Мне скучно будет, Олеся», – говорил он.

Однажды она собралась поработать в технической библиотеке.

– Олеся, ты опять уходишь? – спросил Лев Адамович и, как всегда, сквозь толстые стекла очков Ольга увидела знакомое выражение неподдельной грусти.

– Да, мой друг. Надо приготовиться к докладу.

– Ну, иди, – неохотно согласился он и спросил, скоро ли она возвратится.

– Часа через три.

Библиотека оказалась закрытой и Ольга вернулась.

– «Сделаю ему сюрприз», – подумала она и тихо вошла в квартиру. Раздался телефонный звонок. Ольга услышала сдержанный голос мужа. Она прислушалась к приглушенным словам, но смысла не поняла.

– Встретимся у СКМ? Все готово? Когда? Сегодня в десять? Хорошо… и прибавил несколько слов по-французски.

«Что за странный разговор?», – подумала Ольга и решительно открыла дверь. Лев Адамович повесил трубку.

Сдержанность в голосе, странные слова, тревожное выражение лица и то, что он сразу повесил трубку при ее появлении, – все показалось Ольге необычным.

– Ты кому звонил?

– Это звонили мне по службе, – ответил Лев Адамович и крепко обнял жену; знакомое выражение радости снова засветилось в его глазах. Затем он сообщил жене, что сегодня в министерстве у него совещание.

– А ты никуда не собираешься?

– Нет. Пораньше лягу спать, – солгала она, внезапно вспомнив телефонный разговор мужа и загадочное «СКМ».

«Что-то тщательно выбрился и галстук надел новый», – ревниво подумала Ольга.

Все происшедшее было так необычно, что она решила проверить мужа. Прежде она никогда этого не делала. Эта мысль и теперь оскорбляла ее. Но жгучая ревность заставила забыть все доводы рассудка. Быстро накинув пальто и платок, Ольга осторожно вышла вслед за мужем.

Был темный сентябрьский вечер. Моросил дождь. Изредка с деревьев слетали начинающие желтеть листья и прилипали к мокрой мостовой.

Лев Адамович торопливо шел вперед. У трамвайной остановки несколько раз взглянул на часы и быстро вошел в первый вагон трамвая. Ольга едва успела вскочить на ходу в прицепной. На пятой остановке он вышел из вагона и, перейдя на другую сторону, медленно направился вперед. Ольга устремилась вслед за ним.

«То спешил, а сейчас словно гуляет», – подумала она, стараясь не потерять его из виду.

Он пошел еще медленнее и вдруг оглянулся. Ольга наклонила голову и стала рыться в сумочке. «Только бы не узнал», – подумала она, чувствуя, как горит ее лицо. «Нет, не узнал», – решила она. Лев Адамович быстро скрылся в парадном большого дома. Она подождала секунду и вошла следом за ним.

Его тяжелые медленные шаги гулко раздавались в каменных сводах подъезда.

«Может быть, он просто зашел за кем-нибудь? Но тогда к чему это загадочное СКМ?. Вот поворачивает по лестнице. Опять поднимается… Остановился! Кажется, третий этаж. Звонит. Один, два, три, четыре, пять… Странно! Почему так много звонков? Может быть населенная квартира»?

Открылась и захлопнулась дверь. Ни одного слова не было произнесено. Значит его ждали… К женщине пошел, если такая тайна…

С бьющимся сердцем Ольга стала подниматься на третий этаж. Голова ее вдруг отяжелела. К горлу подкатил клубок.

Внизу хлопнула дверь. Кто-то быстро поднимался по лестнице. Она пошла выше. Негромко разговаривали двое мужчин. Если они начнут подниматься сюда, она пойдет им навстречу. Но голоса вдруг затихли. В просвет лестницы Ольге не удалось разглядеть людей на площадке третьего этажа. Она услышала пять отрывистых звонков. Дверь открылась и закрылась без единого звука. Ольга спустилась на третий этаж и, подойдя к двери, прочитала: «инженер Семен Казимирович Мигульский».

«Отдельная квартира, – подумала Ольга. – Почему же звонили пять раз?»

Она вышла на улицу и записала номер дома.

«Что же это такое? Может быть, холостая вечеринка? Но как он может мне лгать?»

Вечер показался Ольге еще темнее. Сырость липла к лицу, как будто туманом застилало глаза.

Дома Ольга быстро разделась и легла в постель. Мысли путались, и она никак не могла понять, что случилось.

«Семен Казимирович Мигульский», – произнесла она вслух, и внезапно стало ясным загадочное СКМ.

Она последовательно вспоминала разговор мужа по телефону и все, что произошло дальше.

В первый раз она почувствовала себя одинокой. Стала вспоминать свое прошлое. Жизнь ее сложилась так, что незаметно она потеряла друзей: Лев Адамович заменил ей всех. Теперь, когда у нее появилась мысль, что она может остаться одна, ей стало страшно.

Муж вернулся трезвым, чем окончательно сбил жену с толку. Она притворилась спящей и украдкой наблюдала, как он раздевался, лег и долго ворочался в постели. Он был явно озабочен. Наконец, послышалось его глубокое дыхание. Ольга смотрела на мужа широко открытыми глазами. При слабом свете ночной лампочки его лицо выглядело бледным, страдальческим. Ольга старалась в чертах любимого лица разглядеть правду. Но даже во сне оно было непроницаемо, как маска. Тонкий, красивый изгиб рта, острый прямой нос, густые черные брови, высокий лоб и резкая проседь у висков – все это было ей так знакомо!

Спустя несколько дней раздался телефонный звонок. Ольга взяла трубку.

– Льва Адамовича нет дома, – ответила она.

– Передайте ему, что сегодня в одиннадцать вечера ему надо заехать по важному делу, он знает куда… в министерство. Скажите, звонил Мигульский.

– Хорошо, – ответила она и, ослабев, опустилась в кожаное кресло.

«Еще раз проверю», – решила она и написала мужу записку:

«Звонил какой-то Мигульский, просил тебя сегодня в 11 часов вечера заехать в министерство по важному делу. Я буду у Ельцовых. Твоя О.».

Телефона там нет, и он не сможет проверить. Ольга долго бродила по улице. Вечер выдался еще темнее, чем в тот раз, только не было дождя. К одиннадцати часам она была у дома, где жил Мигульский. Скоро показалась стройная фигура мужа. Он вошел в парадное, а Ольга следом за ним. Как и в первый раз, послышалось пять звонков. Дверь захлопнулась. «Вот оно, министерство!»

Был момент, когда Ольга хотела позвонить, ворваться в это таинственное убежище и сразу покончить с мучительным сомнением. Удержало благоразумие. Она решила до конца действовать осторожно.

Происходило что-то странное, но с кем? А вдруг она только набросит тень на любимого человека?

У Льва Адамовича и Ольги был общий друг и сослуживец – Гвоздев. Не было человека милее Гвоздева. Простое, открытое лицо. Веселый и добродушный, он всегда готов был помочь друзьям и товарищам. По крайней мере Ольга была о нем такого мнения. С ним-то и решила она поговорить и узнать, нет ли любовной истории у мужа?

На следующий день в обеденный перерыв Ольга встретилась с Гвоздевым и ему все рассказала.

– Дорогая Ольга Ивановна! – с неподдельной искренностью воскликнул он, – откуда у вас такая нелепая мысль? Дай бог, чтобы еще кто-нибудь так любил, как любит вас Лев.

– Вы правду говорите?

– Он чист, как агнец… Я по секрету вам сообщу:… готовится один проект… и авторы – мы…

Ответ Гвоздева успокоил Ольгу, и она сразу заметила яркий солнечный день и голубое небо.

Они шли по гранитной набережной широкой реки. Живой блеск воды успокоил ее. Однако она спросила:

– Почему я никогда не видела работы мужа над проектом? Зачем такая конспирация?

– Тс… с… значит, так надо… Серьезные изобретения до поры следует тщательно скрывать…

– Ну, тогда я спокойна!

– Вы никому об этом не говорили? – равнодушным тоном спросил Гвоздев.

– Нет.

– Пока этого делать не стоит, а за Льва я ручаюсь.

Ольга признательно пожала ему руку и почти совсем успокоилась.

Прошло две недели. Поводов к беспокойству не было, но в начале сентября у Ольги начался озноб и повысилась температура. Это заставило ее пойти в поликлинику.

Осмотрев Ольгу, врач рекомендовал исследовать кровь. В мазке крови, взятой из пальца, были найдены малярийные плазмодии.

Передавая рецепт на акрихин, врач высказал предположение, что, возможно, пациентка заболела малярией во время отдыха на Кубани, где эта болезнь еще появляется в отдельных местах. Объяснив Ольге, как принимать акрихин, он отпустил ее домой.

– Я не доверю тебя ни одному амбулаторному врачу, – заявил муж. – Ты будешь лечиться только у нашего друга Ивана Карловича Крофельда.

Вечером Лев Адамович привез жену к доктору.

Крофельд любезно улыбался, его водянистые голубые глаза выражали сочувствие. Он приставил трубку к груди пациентки, выслушал ее, а затем прощупал увеличенную селезенку.

Его руки показались Ольге холодными, липкими, как и его водянистый взгляд.

– У вас тяжелая форма малярии. Надо серьезно лечиться. Ассистентом я назначаю вашего мужа. Доверьтесь нам, и с малярией мы быстро покончим.

Крофельд вручил рецепты Льву Адамовичу и, добродушно улыбаясь, распрощался.

Вечером у Ольги повторился сильный приступ малярии. В последующие дни Лев Адамович никуда не ходил. Он много раз в течение дня давал жене желтые таблетки акрихина и какую-то микстуру.

Прошло несколько недель. Приступы малярии прекратились. Ольга решила не принимать больше лекарств. Но Лев Адамович продолжал давать ей большие дозы акрихина.

– Надо заглушить малярию, – настаивал он, заботливый и внимательный больше обычного. – Ты еще очень больна!

У Ольги кружилась голова, ее поташнивало, дрожали ноги, плохо спала по ночам, чувствовала странное напряжение во всем теле. Принимала акрихин, но лучше ей не становилось.

В выходной день пришли в гости два инженера и Гвоздев с доктором Крофельдом.

Накануне Ольга не могла уснуть, но странное дело, она казалась более бодрой, чем всегда. Мало этого, она ощущала необычайное возбуждение.

После первой рюмки вина Ольга почувствовала прилив безотчетного веселья. Она хохотала, обнимала Льва Адамовича, мешала ему говорить по телефону.

Ольга видела, озабоченное лицо мужа, слышала недоуменные вопросы гостей, но это ее веселило еще больше. Впечатления были ярки, стремительны, она не успевала их осмыслить.

Лев Адамович спешил закончить разговор по телефону. Ольга сзади обняла мужа и, вырвав трубку, с силой бросила ее на крышку рояля. Трубка разлетелась на куски. Ольга хохотала.

Вслед за резким звонком появился человек в белом халате. Он считал пульс, говорил о каком-то «экзогенном типе реакции». Слова были непонятны. Ольга задыхалась от хохота. Человек в халате был похож на Льва Адамовича, и Ольга пыталась его обнять. Двое санитаров потащили ее из квартиры. Теперь она была в состоянии гневного исступления. Она приняла санитаров за участников совещаний в квартире Мигульского и закричала, забилась в их руках. В последнюю минуту Ольга увидела около себя бледное лицо мужа. За толстыми стеклами очков тревожными и страшными казались его глубоко сидящие карие глаза, а рот нервно подергивался.

Вырываясь, Ольга задела его очки. Они упали на пол и разбились. Затем ее куда-то везли, а она словно забылась в тяжелом сне.

…Тусклый свет лампочки едва освещал огромную палату. Ольга открыла глаза и удивилась, что муж ввернул в люстру такую маленькую лампочку. «Сейчас, наверное очень поздно», – решила она и снова задремала. Разбудил плач какой-то женщины. «Странно, – подумала Ольга, – кто может плакать в нашей квартире?» Хотела приподняться, чтобы выпить воды. Страшная тяжесть в голове потянула ее обратно на подушку…

«Пить хочется», – подумала Ольга и протянула руку к тумбочке, на которой всегда стоял графин с водой. Рука не нашла знакомого предмета. Это ее удивило еще больше, чем маленькая лампочка в люстре.

Напрягая ослабевшие мышцы, Ольга приподнялась на постели и огляделась. В плохо освещенной комнате стоял ряд кроватей. Вокруг двигались люди в больничных халатах.

«Это еще сон, – решила Ольга, – сейчас проснусь!» Широко раскрыв глаза, она увидела то же самое и начала цепенеть от страха.

Головокружение, тошнота мешали вспомнить, как все началось. «Где я? Как сюда попала?»

Стало невыносимо душно. Громко, редкими толчками билось сердце.

К постели Ольги подошла женщина. Размахивая широкими рукавами серого халата, она поманила Ольгу и вдруг, нахмурившись, удалилась в сторону. Ольга не разглядела ее лица, но горящий, напряженный взгляд женщины поразил ее. «Я в психиатрической больнице!» – в ужасе подумала она. Все сразу стало понятно. Отсутствие тумбочки с графином, синяя тусклая лампочка, плач…

Невероятная сила подбросила Ольгу с постели. Она бросилась вперед, к огромной двери, застучала в нее кулаками. Женщина с горящим взглядом устремилась прямо к ней и, схватив за рубашку, оттащила от двери. Ольга закричала диким голосом. Изнутри поднималось что-то мутящее, сдавливающее дыхание.

Прибежали санитарки, оттянули Ольгу от двери. Она сопротивлялась и исступленно кричала, но скоро обессилела.

Синяя лампочка, женщина, люди в белых халатах – все качнулось и поплыло. Во рту стало горько. Ольга вцепилась в чью-то руку, словно стараясь вылезти из душной ямы, но стремительно, неудержимо упала в темную глубину. Больше она ничего не слышала и не чувствовала…

В эту ночь я была дежурным врачом и меня вызвали к больной. Она лежала без сознания. Желтоватое лицо, частый, неровный, слабый пульс, расширенные, неподвижные зрачки, затрудненное дыхание – все это заставляло тревожиться. Больной сделали подкожное впрыскивание сердечных средств и осторожно перенесли в отдельную спокойную комнату – изолятор.

Подозревая острое отравление, я распорядилась произвести анализы, а больной промыть желудок и кишечник. К утру пульс несколько выровнялся, дыхание стало более глубоким. Больная пришла в себя.

– Где я нахожусь? – спросила она.

– В больнице.

– Нет… Это сумасшедший дом, – силясь что-то припомнить, возразила она.

– Это больница и я – ваш врач.

– Как все смешно! – вдруг рассмеялась больная и попыталась вскочить с постели.

По ее напряженному лицу, по импульсивным поступкам видно было, что она еще не в полном сознании.

В палате осталась медицинская сестра, а я ушла.

В течение последующих дней больная начала ходить, но оставалась еще в том же состоянии. Легкая желтушная окраска лица не была похожа на обычную печеночную желтуху. Дежурные медицинские сестры записывали в дневник состояние больной. Отмечалось, что она еще плохо спит, не к месту весела и, видимо, галлюцинирует, что подтверждалось приступами внезапного страха.

Результаты специальных исследований показали наличие в организме большого количества акрихина и белладонны – яда, который в народе называют беленой. Видимо, больная без разрешения врача принимала не совместимое с акрихином лекарство, что и привело к отравлению.

– Как вы думаете, – спросила я старшего врача, – чем еще можно помочь больной?

– Сделайте спинномозговой прокол.

– Выпустить некоторое количество спинномозговой жидкости, чтобы облегчить внутричерепное давление?

– Не только это, но если окажется отравление.

– То яд можно обнаружить в спинномозговой жидкости?

– Конечно! – твердо ответил старший врач.

Я сделала прокол. Небольшое количество прозрачной жидкости было собрано в стеклянную пробирку и отправлено в лабораторию.

Исследование выявило наличие в организме большого количества акрихина. Вероятно, больная принимала его без врачебного контроля. Вместо несомненной пользы, которую обычно приносит акрихин больным малярией, произошло отравление, при котором нормальная психическая деятельность нарушается. Причина болезни была найдена.

Скоро произошло знакомство и с ее мужем. О сущности ее болезни я умолчала. Опыт научил меня этому.

Искренность заботы мужа о жене не вызывала сомнений. Он много рассказывал о своей Олесе.

Я спросила его о дозах акрихина, которые принимала больная. Он вынул из бумажника подписанный врачом рецепт со штампом поликлиники и показал мне. Дозы были минимальные и не могли вызвать подобное состояние.

– Может быть, она принимала акрихин помимо этого?

– Это, пожалуй, могло случиться… Ей хотелось поскорее выздороветь и пойти на работу…

Он рассказал мне о начале ее болезни, подчеркнул, что в течение нескольких месяцев Ольга была неестественно подозрительна, выслеживала его (он узнал это от товарища), высказывала ряд нелепых бредовых предположений.

«Может быть, – подумала я, – это начало шизофренического процесса, который просто совпал с лечением малярии? Но откуда и каким образом больная получила такое огромное количество акрихина?» Не верилось, чтобы так бесконтрольно лечил врач. Я позвонила в районную поликлинику к доктору, фамилию которого запомнила из рецепта. Врач сообщил мне, что больная была у него только один раз и он ей выписал минимальные дозы акрихина. Значит, имелся другой источник, из которого больная черпала акрихин.

Если произошло отравление организма, то следует не только оказать скорую помощь, но также выяснить, где, чем и при каких условиях отравлен человек. Мало того, надо не допустить и других случаев отравления людей. Условия отравления оставались неясными. С нетерпением я ждала полного возвращения сознания больной, но оно возвращалось медленно. По мере того, как из организма выводился акрихин, менялась и картина болезни. Напряженность и веселость Ольги сменились тоскливым, угнетенным настроением.

– Вас что-то тяготит? – спросила я ее. – Вы тоскуете, озабочены и поэтому плохо спите? Поделитесь со мной, расскажите о себе. Поверьте, вам станет легче.

Ольга неожиданно согласилась. Осторожными вопросами я втянула ее в дружескую беседу. Она рассказала мне о страстной любви к мужу, о ее «преступлении» перед ним. Винила себя за недоверие к нему, унизительную слежку. Она рассказала о друзьях мужа – докторе Иване Карловиче Крофельде, его методе лечения.

Рассказ больной о таинственном посещении Львом Адамовичем квартиры Мигульского заинтересовал меня.

– Удалось вам что-нибудь выяснить?

– Да, наш общий друг Гвоздев рассеял мои сомнения. – Больная сообщила мне и ответ Гвоздева.

После беседы с больной мне было многое неясно. Почему муж больной показал мне только рецепт на акрихин, выписанный врачом поликлиники, и ни слова не сказал о лечении жены у частного врача Ивана Карловича? Скрыл и то, что он руководил ее лечением. Почему друг дома Гвоздев так неясно ответил Ольге на вопрос. Кто эти люди, с которыми она советовалась?

Надо было и мне с кем-нибудь посоветоваться, чтобы разрешить свои сомнения.

Видимо, Ольга еще не совсем выздоровела и доверять ей полностью не следовало.

В больнице секретарем партийной организации был старый, всеми уважаемый терапевт Петр Андреевич К. Я рассказала ему об этой больной, о своих сомнениях. Он сам вызвался побеседовать с больной.

На следующий день Петр Андреевич так же, как раньше Гвоздев Ольгу, спросил меня:

– Вы никому не говорили о том, что рассказали мне?

– Нет.

– Прошу вас, помолчите денек-другой и, главное, ничего не говорите мужу больной.

Непривычно взволнованный, Петр Андреевич пожал мне руку и снова направился к больной. В течение нескольких часов он внимательно исследовал мою пациентку, читал историю ее болезни, делал какие-то пометки в своей тетради. Он вызвал лаборантку, которая по его указанию проводила специальные анализы.

Волнение секретаря партийной организации свидетельствовало о том, что отравление акрихином не случайное. Эта мысль не давала мне покоя. Несколько дней я не видела старого терапевта. Но скоро он появился – как-то вдруг и рано утром, еще до моего обхода больных.

Петр Андреевич плотно прикрыл дверь кабинета и сказал:

– Муж вашей больной и его сообщники арестованы. Их разоблачению помогла наша пациентка. Они изменники Родины! Думаю, что мы будем выступать свидетелями на судебном процессе…

– Мы?

– Да, мы!

Будущее покажет

Пусть читатель представит себе невысокого, коренастого человека с густой шевелюрой каштановых волос, с бледным задумчивым лицом. Это доцент Аркадий Григорьевич Сосницкий, преподаватель литейного дела. В институт он приходил точно, минута в минуту. Его серые глаза постоянно выражают недовольство. Студенты избегают сдавать ему зачеты.

Только однажды в зачетную сессию лицо Аркадия Григорьевича озарилось улыбкой. Перед ним сидела студентка с пушистой светлой косой и, не опуская своих синих глаз, смело отвечала по экзаменационному билету. Маленькая загорелая рука уверенно выводила мелком формулы на черной доске, а экзаменатор невольно останавливал взгляд на стройной фигурке девушки.

В зачетной книжке студентки стояли пятерки. Доцент без колебания поставил ей пять и особенно красиво расписался.

В этот день к экзаменуемым студентам Аркадий Григорьевич был не так строг и формален, как обычно. Теперь везде он стал замечать синеглазую с пушистой косой девушку. Студентка мелькала перед ним на зачетной сессии, в аудитории на его лекции, у подъезда института.

После встречи с Ниной Лариной его охватило такое настроение, словно он попадал в солнечный луч. Да и что в этом удивительного? Правда, ему уже тридцать четыре года, но выглядит он значительно моложе.

Однажды, проходя по бульвару на Чистых Прудах, Аркадий Григорьевич еще издали заметил на скамье Нину Ларину. Она читала книгу и коса ее спадала до колен.

Аркадий Григорьевич направился прямо к ней.

– Здравствуйте! – сказал он особенно вкрадчивым и красивым голосом. Девушка кивнула головой и радушно улыбнулась.

– Вас, кажется, зовут Ниной? – спросил он, хорошо зная, что ее зовут именно так.

– Да.

Аркадий Григорьевич уверенно завладел вниманием девушки, как завладевал слушателями на лекции.

– Вы, так усердно читаете, что, верно, и в кино не ходите? – спросил он.

– Некогда… Все занимаюсь.

– Хотите, пойдем сегодня на «Веселые звезды»? У меня есть билеты… – неожиданно для себя солгал Аркадий Григорьевич.

– Хорошо, – просто согласилась девушка и встала, чтобы идти в институт.

Назначив свидание у кино «Ударник», Аркадий Григорьевич расстался с Ниной и молодцевато впрыгнул в отходящий автобус. Справившись с делами, он заехал домой, побрился и, пригладив свои густые брови, вдруг вспомнил, что билетов в кино у него нет. Надо было торопиться. Однако Аркадий Григорьевич выехал только тогда, когда тщательно разгладил электрическим утюгом складку своих брюк.

В кассе все билеты уже были проданы…

– А я вам, гражданин, говорю третий раз… билетов нет и не будет, – ответила кассирша, и деревянное окошечко захлопнулось перед самым носом расстроенного доцента.

– Вот так вагранка! – вслух произнес Аркадий Григорьевич и вышел к подъезду кино.

– Дядя… а дядя… купи три билетика, только сразу, а то мне некогда… Я хотел идти с братьями, но нам некогда. – произнес какой-то мальчишка.

– Чего тебе?! – сердито буркнул Аркадий Григорьевич, но вдруг сообразил, что речь идет о билетах в кино.

– На «Веселые звезды»?

– Да… Вы только не кричите. Пойдем за уголок к мосту…

Аркадий Григорьевич пошел вслед за мальчиком.

– Ты говоришь, три билета стоят пятнадцать рублей, но мне вовсе не надо трех билетов… Ты продай мне только два…

– Не желаете, не надо… Я лучше их сюда брошу…, сказал мальчуган, указывая на урну, и, презрительно сплюнув, отошел.

– Стой! Возьми, грабитель, – произнес Аркадий Григорьевич, вынимая деньги и отсчитывая десять рублей.

– Не выйдет, дядя… Мне нужно сразу продать три билета… Я сколько стоял… Да вот возьму и совсем не продам и все тут… – вдруг рассердился мальчуган.

– Да ведь ты заставляешь меня брать лишний билет! Вот я тебя к милиционеру потащу.

– За что? – смущенно сказал мальчик, крепко сжимая в кулачке билеты, и Аркадий Григорьевич увидел энергичное личико с негодующими глазенками.

– Не надо мне твоих билетов… Мне совсем не нужны твои три билета! – рассердился Аркадий Григорьевич.

– Скупяга! – сказал мальчуган и пошел в сторону.

Он был уже далеко, когда доцент сообразил, что Нина придет через несколько минут, а билетов у него нет. Догнав мальчишку, он сунул ему пятнадцать рублей и с тремя билетами пошел к «Ударнику».

«Сейчас один билет сдам в кассу», – подумал он.

– Чем это вы расстроены? – спросила Нина, подходя к нему.

– Так просто… – ответил Аркадий Григорьевич. Отдать билет в кассу он постеснялся.

После сеанса Аркадий Григорьевич и Нина до троллейбусной остановки шли пешком и непринужденно разговаривали, словно давно были хорошими товарищами.

– Знаете, Нина, все годы жизнь для меня имела мало интереса… Только теперь я понял, что жизнь имеет смысл.

Он хотел сказать еще что-то. Нина смутилась и перебила его вопросом:

– У вас, видно в жизни четкий режим?

– Да… У меня раз навсегда заведенный порядок. Я работаю не больше положенных часов… берегу себя…

И Аркадий Григорьевич рассказал об укладе своей холостой жизни, о работе.

Нина поняла, что общественная сторона жизни его почти не интересовала, коллектива он сторонился. Доцент рассказал также о своих родителях. Они приучали его быть бережливым, педантичным, соблюдать порядок во всем и везде.

– А где родители сейчас?

– Мать жива, здорова, – ответил Аркадий Григорьевич. – Отец помешался и умер, когда неожиданно сгорел наш дом со всем имуществом… Дело в том, что отец, отказывая себе во многом, постоянно стремился копить ценности. И когда все сгорело, то, естественно…

– У него не оставалось ни прошлого, ни настоящего, ни будущего?

– Да… – грустно согласился доцент и задумался. Потом грусть прошла, и Аркадий Григорьевич, не лишенный остроумия, шутил, а Нина весело смеялась. Они прошли весь мост и улицу до самого Арбата, где жила Нина.

На углу площади Аркадий Григорьевич остановился у цветочного ларька и купил Нине очень красивый, дорогой букет цветов.

– Какой он щедрый, – подумала Нина.

Мимо проезжали троллейбусы, шли плавной толпой люди, а Аркадий Григорьевич с воодушевлением говорил:

– Знаете, Ниночка, иногда такая встреча, как наша, может изменить многое… Вы очень хорошая девушка и недалекое будущее покажет…

Прошел месяц. Аркадий Григорьевич узнал, что Нина живет с матерью. Он стал присматриваться к семьям своих знакомых. Оказалось, что в одной семье бесконечные бытовые неприятности исходили от своенравной тещи. В другой семье теща была воплощением добродетелей. Она несла на себе всю тяжесть домашнего хозяйства и отлично воспитывала детей.

Закоренелый холостяк познакомился с матерью Нины, она ему понравилась. Однако «настоящее объяснение» он все откладывал со дня на день. Наконец день этот наступил. Торжественное настроение захватило Аркадия Григорьевича, как мощная теплая волна. Он ехал в трамвае и думал о том, что в выходной день на карнавале, где-нибудь в парке, под большим деревом он назовет чудесную девушку с синими глазами своей.

Трамвай грохотал, а Аркадий Григорьевич думал о Нине, о будущем. Его мысли витали в облаках. Он не заметил, что Нина стоит сзади него и с нетерпением ждет, чтобы он оглянулся. Какая удивительная случайность.

– Гражданин, берите билет, – напомнила молодая кондукторша с сердитым лицом.

– Пожалуйста, – сказал Аркадий Григорьевич, и, немного порывшись в аккуратном кожаном кошельке, подал деньги.

Нина видела лицо Аркадия Григорьевича. Она знала – он думает о ней.

– Получите сдачу и билеты, – громко произнесла кондукторша.

– Какую мелочь набрала, – недовольно проговорил Аркадий Григорьевич.

С легким замиранием сердца Нина ожидала, что доцент быстро положит деньги в карман и обернется к ней.

– Боже мой, сплошная мелочь!..

Аркадий Григорьевич сунул билет в карман пиджака, переложил деньги в левую руку, стал их считать.

Пятнадцать… семнадцать… двадцать одна… тридцать… сорок две…

Нина с недоумением смотрела на человека, который совсем недавно преподнес ей такой дорогой букет, а теперь мучительно долго отсчитывает копейки.

Нина облегченно вздохнула, когда Аркадий Григорьевич, наконец, взял последнюю монету в правую руку. Однако он не спрятал деньги, а обратился к кондукторше…

– Милая, в сдаче не хватает пятнадцати копеек… Это нечестно…

– А вы посчитайте лучше…

Аркадий Григорьевич, недовольно покачав головой, что-то сказал на тему о нечестных кондукторах и принялся снова пересчитывать сдачу.

– Ну, что, гражданин, убедились?

– Извините…. сдача правильная… – несколько смутившись, ответил Аркадий Григорьевич.

– Интеллигентным еще считается… Не доверяет… Да где это видно? – ворчала сердитая кондукторша.

И долго еще слышался ее недовольный голос. Аркадий Григорьевич оглянулся и увидел Нину. Радость встречи заслонила смущение.

– Так в выходной вместе на карнавал! – повеселевшим тоном спросил Аркадий Григорьевич.

Нина прямо посмотрела ему в глаза и устало, без улыбки сказала:

– Будущее покажет…

Сухо пожав руку недоумевающего доцента, девушка скрылась в станции метро. Больше они не встретились.

Сосницкий обратился в психоневрологический диспансер по поводу бессонницы и стал моим пациентом. Расспрашивая его и Нину, которую мне удалось разыскать, я и узнала всю эту историю.

Помнится, писатель Л. Андреев говорил: мелочь тем и отвратительна, что она мелочь, что в одну коробку ее улягутся тысячи, что нет уголка в жизни, куда бы она не была напихана. Умирают и родятся люди только раз, а мозоли носят на ногах десятки лет… И если человек не сумеет отвести мелочи ее надлежащее место, поддается ей, а поддавшись, сделает ее своим господином, он превращается в самое жалкое и нелепое существо в мире.