Текст книги "Побег из Эдена"

Необыкновенное посвящение Эдена

– Как ты догадалась, что он не настоящий? – спросил Чарли у Дэз, как только они вышли из автобуса.

– Случайно заметила, что он тени не отбрасывает, – ответила та. – В вампиров я не верю, а полдень давным-давно миновал, методом исключения пришла к выводу, что так может себя вести только голограмма.

– Может, ты и про это тайное Эденское Посвящение что-нибудь знаешь? – подмигнул Спаркл и легонько толкнул Дэз локтем.

– Кстати, я тоже первый раз в жизни об этом слышу, – поддакнул Макс. – А ты, Кемпински?

– Как-то в Сети случайно наткнулась на чей-то приватный разговор. Один обещал провести «Эденское Посвящение» за пятнадцать тысяч кредитных единиц. Второй очень хотел купить, но за десять. Они упорно торговались. Вот и все. Самой интересно, что это за штука такая.

– Может, какое-то облучение? – предположил Макс. – Стимуляция мозговой активности? После чего еще, интересно, можно научиться давать сто процентов правильных ответов на любом экзамене?

– А может, какая-то хитрая нейролингва? – высказал свою догадку Чарли.

– Хватит гадать, – перебила их обоих Дэз. – Меньше чем через час узнаем наверняка. Но, сказать по совести, мне здесь нравится все меньше и меньше.

Громов и Спаркл уставились на нее круглыми глазами и спросили хором:

– Почему?!

Кемпински недовольно огляделась вокруг:

– Какое-то все здесь... неживое. Вот видите – даже трава и кустарник, не говоря уже о цветочных клумбах. Разве настоящая трава такой бывает? Она слишком... слишком идеальная. Вся зеленая! Ни одной сухой или желтой травинки. Ни одного листика, поеденного гусеницами. Цветы стоят все один к одному – ни увядших, ни бледных не видно. И в той оранжерее, где эта их гордость «Кибела» стоит, точно такие же растения. Ни одного больного или хотя бы кривенького!

После некоторой паузы Чарли неуверенно возразил:

– Ну... возможно, я ошибаюсь... но, наверное, у них тут селекция и растения генетически модифицированы. По-моему, ничего странного.

Дэз только махнула на него рукой.

Они снова разошлись по комнатам.

Макс, как только вошел, сразу увидел висящий на прикроватной лестнице длинный чехол. Подойдя поближе, заметил небольшую открытку, приколотую к вешалке.

Уважаемый Максим Громов! Сегодня вы стали полноправным учеником лучшей в мире школы – Эдена. Администрация сердечно поздравляет вас с этим великим достижением. На память о сегодняшнем дне мы дарим вам настоящий смокинг. Он останется у вас навсегда вне зависимости от того, насколько успешной будет ваша учеба. Надевайте, и будьте счастливы.

P. S. Обратите внимание, на полу стоит коробка с ботинками.

Громов расстегнул чехол и осторожно провел рукой по мягкой натуральной черной ткани. Ничего подобного он в жизни не видел. Разве что в витринах самых дорогих магазинов, в которые никогда не заходил.

Осторожно вынув из чехла вешалку, на которой кроме смокинга висели еще брюки, белая рубашка и галстук-бабочка, Громов обнаружил на внутренней стороне чехла подробную инструкцию в картинках, объясняющую, как все это следует надевать. Она оказалась весьма кстати. Подобные наряды большая часть новичков Эдена доселе видела только на церемониях для королевских особ, кинозвезд, да еще Нобелевских лауреатов. Обычно все участники подобных торжеств в один голос возмущались, что достать настоящий смокинг с каждым годом все труднее и труднее. Найти их можно только у старьевщиков и антикваров, а те заряжают на предметы роскоши довоенной эпохи баснословные цены. Кажется, всего месяц назад медиа с удовольствием пережевывали скандал с одним известным актером. Тот сшил новенький смокинг из дорогой синтетической ткани, а затем попытался придать ему вид настоящего – чуть-чуть потер местами, пришил заплаточки на локти, посадил пару пятен. Но подделку все равно разоблачили и подняли беднягу на смех. Он потом долго оправдывался, что сам-де будто бы пал жертвой обманщика-антиквара.

Макс переоделся. Однако ни в узкое зеркало шкафа, ни в крохотное квадратное зеркало в ванной рассмотреть себя ему не удалось. Непривычнее всего чувствовали себя ноги в старомодных жестких кожаных ботинках.

Неожиданно ожил микрофон в «ухе».

– Пожалуйста, подойдите к автоматическому укладчику волос в санузле, – раздался приторный голос Квизианса.

Ручка двери в ванную со стороны соседа дернулась.

– Эй, ты там еще долго? – раздался чей-то недовольный голос.

– Пять минут, – наобум ответил Громов.

Он подошел к неизвестному аппарату на стене возле душевой кабины. Аппарат напоминал мотоциклетный шлем для яйцеголовых циклопов.

– Похоже, это... – пробормотал Макс, не обнаружив больше ничего, что могло бы претендовать на роль автопарикмахера.

– Дотроньтесь до сенсорного экрана. Затем следуйте указаниям меню. Желаю удачи, – и Квизианс отключился.

Макс дотронулся до маленького серого экранчика на поверхности устройства. Тот мгновенно ожил, на нем возникло некое унылое существо в черном, с ножницами вместо рук. Жестом оно поинтересовалось, в какую дверь ему идти – в мужской зал или женский. Громов послал его в мужской. Оказавшись в «мужском зале», существо указало на журналы, живописно раскиданные по столику в центре этого помещения. Журналы были тематические. Громов решил, что «ультрамодный колорстайлинг» ему точно не нужен, и ткнул в «классические вечерние укладки». Существо печально кивнуло. Затем осторожно взяло своими клешнями архаичный фотоаппарат и щелкнуло Громова. На экране тут же возникли фотографии с различными вариантами укладки волос. Макс выбрал «послевоенный гламур второй половины XX века» – гладкую, тщательно зачесанную назад.

Снова на экране появилось существо и, щелкая руками-ножницами, вежливо попросило: «Пожалуйста, поместите вашу голову в колпак». Странно, что создатель сего замысловатого устройства почему-то поленился вставить в него даже простейший голосовой динамик. Слова возникали над головой существа в виде букв, как на старинных комиксах.

– Интересно, какой шутник тебя придумал? – проворчал Громов.

Взяв двумя руками аппарат, он приподнял его и с большим сомнением надел себе на голову.

В следующее мгновение Громову показалось, что его сейчас затянет в этот колпак целиком. Он судорожно вцепился в края аппарата. Ощущение было такое, что волосы ожили и устроили демонстрацию. Они то вставали дыбом, то вертелись в различных направлениях. Наконец сверху брызнула струя чего-то ароматного. Раздался долгий резкий сигнал, означающий, что операция завершена.

Макс осторожно снял колпак и поглядел на экран. Ножницерукое существо кисло произнесло: «Уверен, вы не будете довольны, но я старался. Приходите еще» – и удалилось в нарисовавшуюся рядом с ним дверь. Сенсорный экран погас.

Громов посмотрел на себя в зеркало и не сразу понял, кто это. На него смотрел совсем взрослый юноша с внешностью медиазвезды. Прическа вышла идеальной.

– Хм... Неплохо для маниакально-депрессивного автопарикмахера-мутанта, – заметил Макс.

Громкий стук в дверь со стороны соседа не позволил занимать санузел дольше.

Громов открыл замок, перед ним тут же возник сосед. Высокий черный парень с мрачным лицом. Макс посмотрел на него снизу вверх и увидел, что голова соседа тщательно побрита наголо.

– Н-да... – задумчиво протянул Громов. – Бедняга-робот решит, что над ним издеваются...

– Что? – не понял сосед.

– Так, ничего, – едва сдержал улыбку Макс. – Кстати, меня зовут Максим. Максим Громов. А ты?..

– Феникс Дрэдд младший, – сухо представился сосед. – Послушай, Максим Громов, может, после того как ты узнал мое имя, пустишь меня в сортир? Или надо еще какие-то данные сообщить?

– Ой, прости, – опомнился Макс. – Извини.

Он поспешно попятился, освобождая санузел. Закрыв дверь, Громов заметил на стене экран общения с администрацией. Среди прочих кнопок на нем горела «Предложения по улучшению быта». Макс нажал ее. Появилась сияющая сфера.

– Рада выслушать ваши предложения по улучшению быта, – патетично сообщил электронный женский голос.

Громов оперся рукой о стену и доверительно сообщил сфере:

– Знаете, я понял, что индивидуальные санузлы – это неразрешимая проблема цивилизации. Должно быть, наштамповать миллиард нанороботов проще, чем хотя бы просто удвоить количество ванных комнат.

– Я рада, что вы поделились со мной своими философскими мыслями, – бесстрастно ответила сфера. – Когда у вас появятся свои варианты решения проблемы – обязательно сообщите. Буду рада вдвойне. И не вздумайте извиняться, что зря отняли мое время. В конце концов, я всего лишь высокоинтеллектуальная интерактивная программа управления жилой средой студенческого городка на пять тысяч человек. До свидания. Желаю приятного дня.

Экран погас.

Громов хмыкнул, отметив, что чувство юмора у разработчиков жилой среды Эдена на высоте.

Микрофон в «ухе» снова ожил:

– Пожалуйста, будьте готовы к выходу. Через десять минут к подъезду будет подан транспорт. Церемония начинается через полчаса, – голос Квизианса звучал почти так же проникновенно-торжественно, как у сферы в экране обратной связи.

* * *

– Прямо как «Кении»[37]37
  «Кении» – самая крупная и престижная премия в области видеоискусств, кино и телетеатра. Изначально возникла как независимая сетевая альтернатива официальных пафосных кинопремий XX века. Постепенно престижность «Кении» в глазах зрителей приобрела высочайший статус. Из события андеграунда церемония вручения «Кении» превратилась в самое ожидаемое и громкое событие культурной жизни хайтек-пространства. Победителям вручается углепластиковая статуэтка молодого зрителя – с вытаращенными от изумления глазами и открытым ртом.


[Закрыть]! – Дэз довольно улыбалась, оглядываясь по сторонам.

Чарли не мог отвести от нее глаз. Кемпински досталось нежно-голубое струящееся платье из настоящего шелка. Из ее волос автоматический укладчик соорудил элегантный тяжелый узел.

Паола Дебрикассар прошла вперед, окинув Дэз презрительным взглядом, но ничего не сказала. Ее огненно-красный наряд из блестящей тафты и фамильные грозди рубинов на шее, ушах и запястьях явно имели меньший успех, чем простенькое платье Кемпински и сама Дезире без всяких украшений. Даже Крэг с Дэйвом притихли и украдкой поглядывали в сторону Дэз.

Вновь прибывшие поднимались в главный зал церемоний и торжеств Эдена. Шли, как полагается, по красной ковровой дорожке. Старшекурсники стояли по обеим сторонам – тоже в смокингах и вечерних платьях. Ежесекундно сотни фотороботов, скользящих вокруг и висевших в воздухе, щелкали вспышками. Впервые с того момента, как они расстались в аэропорту, Громов увидел Милоша Радовича, Сонг Ким-Дук и Карлу Маэлз.

Радович шарахался от вспышек и дергался каждый раз, когда кто-то случайно дотрагивался до его рукава. Роскошный смокинг Милоша неведомым образом мгновенно превратился в подобие его школьной формы – нечто мятое, грязное, бесформенное с отвисшими локтями и коленками.

Сонг Ким-Дук в черном атласном платье-футляре шла медленно, с таким выражением лица, будто участвует в похоронной процессии. Карла, напротив, была чересчур весела. Улыбалась во весь рот и махала рукой зрителям. Ее коляска-трансформер уверенно шагала по лестнице, бережно неся свою хозяйку, облаченную во что-то розовое, воздушное, донельзя напоминающее сахарную вату.

Широкая мраморная лестница вела в гигантский, больше похожий на крытый стадион, зал.

Директор встречал новичков у огромных дверей. Впрочем, назвать так титаническое сооружение за его спиной можно было разве что условно. Оно больше напоминало монументальные ворота Трои, восстановленной не так давно лотеками для привлечения туристов.

– Это же сам доктор Синклер! – катился по рядам восхищенный шепот.

Громов, увидев директора, почувствовал себя странно. От кончиков пальцев вверх по ладоням пошел холод. Он поднялся вверх по рукам, переполз на шею и распространился по всей голове, начиная с затылка.

Директор Эдена с мягкой улыбкой на лице приветливо оглядывал новичков, постепенно собиравшихся на верхней площадке лестницы. Когда он встретился глазами с Громовым, тому показалось, что взгляд доктора Синклера стал чуть более внимательным и задержался на нем. Это длилось долю секунды. «Должно быть, показалось, – подумал Громов. – Это все сны».

– Дорогие друзья, – обратился к новичкам директор Эдена. – Я приветствую всех вас. Я рад, что вы присоединились к нашей семье. Я надеюсь, Эден станет вам родным домом, а годы, проведенные здесь, – лучшими годами вашей жизни. Но довольно высоких слов! Звучат они глупо, а чувств все равно не передают. Следуйте за мной. Пора каждому из вас узнать свое предназначение. Однако умоляю: не надо слепо в него верить. На моей памяти случалось, что кто-то попадал на бионику, а выдающиеся открытия совершал в нейролингвистике. Разумеется, это скорее исключение, чем правило. Но вы все же должны помнить о его существовании.

Громову показалось, что доктор Синклер снова посмотрел ему в глаза чуть дольше, чем остальным.

– Интересно, как он добивается такого эффекта? – будто про себя спросил вполголоса Чарли. – Говорит со всеми, причем через громкую связь, а кажется, что обращается лично к тебе.

Максим покосился на Спаркла и вздохнул. Значит, все-таки показалось...

Друзья вошли в огромный зал овальной формы, напоминавший фантастических размеров яйцо, наполовину закопанное в землю. Сверху прозрачный купол, вниз по окружности зала один за другим идут ярусы, как в римском амфитеатре.

Каждый ярус представлял собой стол и скамью для сидения.

– Почти как классы в Накатоми, – сказала Дэз.

В самом дальнем конце зала громоздилось что-то вроде высокого помоста, переходившего в круглую, довольно большую арену. В центре этой арены в воздухе висело довольно странное сооружение. Ни тросов, ни опор, ни каких-либо других креплений не было видно.

Новички с любопытством разглядывали его, напирая друг на друга, чтобы побыстрее спуститься и увидеть это неизвестное чудо техники вблизи.

Сооружение напоминало огромный древний каменный бублик метров десять в диаметре. Круглое, вытесанное из цельного пористого камня – оно неведомым образом парило в полуметре от земли.

Спустившись чуть пониже, Громов заметил, что по внутренней части каменного бублика тянется широкая металлическая полоса.

Чарли чуть прищурился, пытаясь прочитать полустертые, едва заметные буквы, выбитые по кругу.

– Ad cogitandum et agendum homo natus est, – произнес он.

Переводчик Максима почему-то не сработал.

– Это латынь? – интуитивно догадавшись, спросил Громов.

– Ага, – кивнул Чарли и перевел: – Для мысли и действия рожден человек.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась Дэз. – Мертвые языки же не обязательны. Их не дают в нейролингву.

– Я учил сам, – заявил Спаркл. – Просто так, для удовольствия.

Дэз и Макс с улыбкой переглянулись.

Квизианс и две его помощницы в форме администраторов помогали новичкам занять места за каменным кругом. Старшекурсники Эдена с шумом рассаживались на ярусах.

– Интересно, что это такое? – Дэз задрала голову вверх, разглядывая «бублик». – Я прочитала об Эдене все, что смогла найти, но описания этой штуки мне не попадалось. Это точно.

– Может, что-то новенькое, – пожал плечами Чарли.

Дэз тихонько толкнула локтем Макса, показывая в сторону лестницы.

Громов повернул голову и увидел Тайни. Доктор Льюис, улыбаясь и помахивая рукой остальным, волок за собой понурого насупившегося Бэнкса.

– Ба, кто это! – заржал Крэг. – К нам ведут мистера Большую Задницу!

Паола и ее подлизы как по команде повернулись в сторону Тайни. Тот болезненно дернулся, будто хотел сбежать. Но доктор Льюис неожиданно легко удержал его. Они вышли на арену.

Тем временем на кафедру взошел высокий сутулый человек с пронзительными черными глазами и глубокими залысинами.

– В этом году, – объявил доктор Синклер, – честь обратиться с приветственной речью от имени Эдена ко всем вновь прибывшим предоставляется профессору Борисову, руководителю факультета софт-инжиниринга.

Профессор Борисов долго мялся и откашливался. Наконец сбивчиво и торопливо принялся читать свою торжественную речь. Что-то насчет будущего, которое начинается сейчас, и возможности посмотреть в лицо вечности.

Очень скоро его нервный дергающийся голос начал теряться в шуме голосов. Похоже, старшекурсникам было не очень-то интересно слушать про вечность. Им не терпелось обменяться текущими новостями, как это всегда бывает у студентов в начале нового учебного года.

– Сегодня великий день для каждого из вас... – говорил профессор Борисов, но Максим не слушал – все его внимание было приковано к происходящему с Тайни. Чарли и Дэз тоже смотрели в его сторону.

Доктор Льюис подвел Бэнкса к Громову и поставил рядом, потом направился к Паоле и Крэгу. Максим изо всех сил напряг слух, пытаясь различить, что он говорит Дебрикассар. Но ничего не вышло – речь оратора на кафедре звучала очень громко, в толпе на ярусах продолжали обмениваться репликами. В общем, в зале стоял такой гул, что услышать разговор доктора Льюиса и Паолы было невозможно.

Тут Максим заметил, что Дэз как-то странно улыбается. На его биофон пошла запись с ее мобильника – в «ухе» послышался голос Льюиса. Громов понял, что на биофоне Дэз установлена функция «акустический сенсор».

– Я не люблю тупиц, поэтому говорю только один раз, – говорил доктор Льюис Паоле. – Меня не волнует, кто ваш отец и что ваша семья владеет остатками природных ресурсов всего северного полушария. Если вы хотите пережить этот семестр и поучиться хоть немного в следующем – оставьте Тайлера Бэнкса в покое. Если я увижу... Нет, если мне хотя бы покажется, что вы его чем-то расстроили, ваша жизнь превратится в ад. Вы меня поняли, ученик Дебрикассар?

– Вы не имеете права со мной так разговаривать! – та вспыхнула от гнева.

– Жаль вас огорчать, – мило улыбнулся доктор Льюис, – но права середняка, даже с таким большим самомнением, как ваше, остались за воротами Эдена. Здесь не ценятся ни деньги, ни фамилии – только мозги. А у Бэнкса их явно больше, чем у вас. Добро пожаловать в жестокий мир интеллектуального отбора! Да, кстати... Об этой штуковине, – доктор оскалился в белозубой улыбке, показывая на каменный бублик. – Молитесь, чтобы она не отправила вас на отделение бионики, ученик Дебрикассар.

В этот момент Максу и Дэз пришлось отвернуться, потому что Паола стала подозрительно на них посматривать. Их внезапное веселье показалось ей подозрительным.

Тайни несмело подвинулся ближе к Громову и даже чуть заметно улыбнулся.

– Мы рады тебя видеть! – Дэз тут же схватила Бэнкса за руку и энергично ее встряхнула.

Максим тоже хотел сказать что-нибудь приветственное, но тут профессор Борисов закончил свою речь, и началось нечто удивительное.

Каменный бублик пришел в движение. Внутри него по широкому металлическому ободу пошли сильные электрические разряды. Все затихли.

Интенсивность и частота этих разрядов стремительно нарастали. Многотонная каменная штуковина вертелась все быстрее и быстрее.

Скоро она стала казаться огромным сияющим шаром. Белые молнии бежали по ней как кровеносные сосуды. Их сухой треск сливался в странную мистическую мелодию.

– Почему нет ветра? – раздался справа тихий шепот Дэз.

Максим пожал плечами. Он и сам никак не мог понять, почему воздух не приходит в движение. Ведь бешено вертящаяся каменная махина должна набрать огромную центробежную силу! Но с учетом того, что они уже успели увидеть сегодня, в Эдене вообще не слишком ревностно соблюдаются законы физики.

Сияющая сфера уже выглядела как огромный белый шар вроде солнца. Все словно перестали дышать. В громадном зале, битком набитом людьми, повисла мистическая, величественная тишина. Шар обратился в чистый свет, а затем остановился.

Тихий выдох, восхищенный и изумленный, прокатился под куполом зала протяжным: «А-аа-ах!»

Каменный контур оставался на месте – он нисколько не изменился. Тот же пористый старый известняк. Но внутри него!

– Это же... это Вселенная! – прошептала Дэз.

Внутри каменного кольца была тонкая дымка, пелена, сквозь которую были видны уходящие вверх заполненные нарядными учениками Эдена ярусы. Но при этом та же самая туманность казалась бесконечной, многоцветной, объемной, как целый космос! Внутри нее можно было разглядеть целые созвездия, разноцветные пятна галактик, мерцающие туманности, вспышки пульсаров.

– Вы, должно быть, хотите знать, что это такое? – раздался тихий, исполненный гордости и торжества голос доктора Синклера. – Если честно – мы и сами не знаем. Пока мы открыли только одно свойство этой штуковины: она прекрасно справляется с профориентацией. Достаточно один раз пройти сквозь нее – и ты понимаешь, зачем родился на свет. Хочу сразу предупредить вас, дорогие новички, что ощущение очень необычное. Не зря мы называем это, – доктор Синклер показал на висящую в центре арены галактику-дымку, – Поцелуем Бога. После того как вы пройдете сквозь эти ворота, ваша сознание изменится и обратной дороги не будет. Но перемены эти к лучшему. Вам понравится. Так не станем же больше медлить. Последнее, что скажу: все, что вы увидите и услышите там, только для ваших глаз и ушей. Рассказывать кому-либо об этом необязательно. Ну? Кто решится идти первым?

Дэз было рванулась вперед, но тут...

– Я! – раздался в полной тишине твердый, звонкий голос Паолы Дебрикассар.

Громов чуть дернул бровью. Несмотря на всю злость и вредность Паолы, в храбрости ей отказать нельзя. Кемпински фыркнула, явно рассердившись, что опоздала на какую-то ничтожно малую долю секунды.

Дебрикассар решительно пошла к порталу, шурша своим огненно-красным платьем. Двое помощников уже успели подкатить к неподвижно парящей аномалии две небольшие лесенки, установив их по обе стороны от каменного круга. Та лестница, по которой предполагалось спускаться после Посвящения, имела перила.

Паола поднялась. Глубоко вдохнула, словно собиралась нырять, и прошла прямо сквозь портал.

Едва ее нога ступила на лестницу, ведущую вниз, она тут же судорожно схватилась за перила, чтобы не упасть. По лицу Дебрикассар пробежала странная судорога. Паола порывисто дышала и озиралась по сторонам так, словно не могла понять, где находится.

Тут раздался вкрадчивый, вежливый голос интеллектуальной системы Эдена:

– Ученик Дебрикассар, вас всегда интересовала природа человеческой жестокости, не так ли? Отделение бионики предоставляет все возможности для изучения этого вопроса. Вы согласны?

Паола едва заметно кивнула.

– Отлично, вы зачислены, – сообщила система.

Максим заметил, что по лицу Дэз пошли красные пятна, а на лбу выступил пот. Кемпински выглядела очень испуганной. Громов придвинулся чуть поближе к ней, взял ее руку и крепко сжал. Дэз глубоко вдохнула. Максим подумал, что это довольно странно – она ведь хотела пойти первой, а теперь вдруг испугалась. Сегодня Громов определенно не понимал Кемпински.

Новички потянулись к порталу один за другим. Волнение нарастало. Несколько человек нетерпеливо переминались с ноги на ногу, дожидаясь своей очереди. Некоторые же, наоборот, стояли поодаль, взирая на сияющий внутри каменных ворот космос со страхом и недоверием.

Радовича и Маэлз без колебаний зачислили на отделение бионики. Сонг Ким-Дук – на отделение софт-инжиниринга. Крэг Девиль попал на техническое, выяснилось, что ему требуется работа, где не надо думать, но желательно точно выполнять указания. Сосед Громова – Феникс Дрэдд младший – был зачислен на отделение точных наук за выдающееся понимание квантовой картины мира.

Очередь неумолимо несла друзей к порталу. Первым оказался Тайни. Возле ступенек он замялся и сделал резкое движение в сторону, словно хотел сбежать. Однако Спаркл легко и изящно, как бы случайно, успел поймать Бэнкса. Тот обреченно опустил голову и начал подниматься. Осторожно, словно пробуя температуру, сунул носок ботинка в портал. Шагнул и... мгновенно оказался с другой стороны. Его лицо выражало непонимание.

Интеллектуальная система не сразу подала голос.

– Да, несомненно, бионика... – произнесла она наконец. – У вас огромный талант, ученик Бэнкс. А как вы им распорядитесь – большой вопрос. Впрочем, избрать военную карьеру никогда не поздно.

Чарли и Максим переглянулись. Ничего себе! Проще представить лысую белку, чем Тайлера в военной форме.

Следующим шел Спаркл.

Он уверенно поднялся. Лицо его побледнело так, что даже веснушки стали едва различимы. Но Громов не заметил страха в глазах Чарли. Спаркл чуть задержался у преграды, с любопытством разглядывая чудесный многоцветный мираж, колыхавшийся внутри каменного кольца. Протянул руку, осторожно, не касаясь дымки, провел ладонью вдоль нее. И спокойно, без дрожи или сомнения, шагнул через преграду.

Оказавшись с другой стороны, Чарли чуть пошатнулся и схватился за перила.

– Добро пожаловать, ученик Спаркл, – сказала система. – У вас действительно большие способности к нейролингвистике, но это не то, что вы думаете. Сейчас вы увидели, в чем ваш подлинный талант, не так ли? Это вас напутало. Не бойтесь. Я зачислю вас на нейролингвистику без колебаний, потому что теперь вы знаете, зачем она вам нужна.

Макс и Дэз озадаченно посмотрели друг на друга. Громову стало ясно, что думают они об одном и том же: что такого мог узнать о себе Чарли Спаркл за считанные доли секунды, что проходил через кольцо?

– Надеюсь, он расскажет, – пожала плечами Дэз. – Твоя очередь.

Она кивнула Громову на лестницу. Максим удивленно вздрогнул. Странно, хотя он знал, что ему вот-вот предстоит преодолеть пять ступенек к Эденскому Чуду, – все равно оторопел. Во рту пересохло. Снова появился холод в руках, точно такой же, как при встрече с доктором Синклером. Он быстро распространялся от кистей к затылку.

Громов медленно поднялся, холод, разливавшийся по его телу, казался холодным свинцом. Ноги отяжелели и едва двигались. Космос внутри каменного кольца пришел в движение. Громов как завороженный глядел на стремительно закручивающийся звездный водоворот. Лестница под ногами куда-то поплыла.

«Только бы не потерять сознание. Только не сейчас!» – мелькнула мысль, и в этот момент его с внезапной силой, будто, в вакуум, втянуло внутрь каменного кольца.

* * *

А-а-ах...

Громов опустил ногу. Под ней оказалась твердая опора. Открыв глаза, он с удивлением увидел себя внутри белого коридора эденского технического центра.

Громов смотрел на свое отражение в стеклянной стене одной из темных пустых лабораторий.

– И это все, что я должен был узнать от Вселенной? – спросил он, оглядевшись.

Отражение секунду оставалось обычным, а затем вдруг начало меняться, будто возникло не на стекле, а на поверхности воды и вот-вот исчезнет под порывом ветра. Едва заметная рябь успокоилась, и Максим увидел... отражение девушки. На вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать. Длинные рыжие волосы собраны назад в хвост. На ней была черная полувоенная одежда вроде той, что носят «солдаты» лотеков. Девушка что-то говорила. Ее лицо показалось Громову отчаянно знакомым. Где-то он его уже видел...

Свет в коридоре погас. Вспыхнули тревожные красные огни охранной системы. Пустой коридор разом погрузился в зловещий багровый полумрак.

– Попытка проникновения в пятом секторе, – раздался спокойный голос интеллектуальной системы жизнеобеспечения, – сектор обесточен.

Справа замелькали мощные лучи фонарей. На этаже появились двое охранников в серых костюмах. Откуда они взялись?

– Эй! Подними руки! – окликнул один из них Максима. – Ты что здесь делаешь?

Один из охранников подошел вплотную и поднес сканер к смарт-карте, болтавшейся на шее у Макса.

Молча прочитав информацию, сказал:

– Идемте с нами, вам придется ответить на несколько вопросов.

– Подождите, пожалуйста, – раздался рядом негромкий, но отчетливый голос доктора Синклера. – В этом нет необходимости. Ученик Громов оказался здесь по моей вине. Я вызвал его. Нет нужды это проверять.

– Но, сэр...

Охранник машинально посветил фонарем в лицо директору, тот закрылся рукой от ослепительно яркого света.

– Ох... простите! – тут же начал извиняться сотрудник. – Я не хотел. Это вышло случайно. Доктор Синклер, я должен...

– Считайте, что в данном случае я отдал вам личное распоряжение, – ответил директор Эдена. Тон его остался мягким и вежливым, но Максу стало не по себе.

– Да, да... – охранник смешался. – Простите, сэр. Я...

Он отпустил Громова и сделал несколько шагов назад, продолжая бормотать извинения.

– Иди за мной, – коротко приказал Максу доктор Синклер.

Он шел по коридору легким широким пружинистым шагом, не сбавляя темпа около пяти минут. Громов едва успевал за директором, удивляясь, как тому удается ходить с такой скоростью, с какой большинство людей бегает, и при этом не терять достоинства.

Доктор Синклер остановился так резко и внезапно, что Громов налетел на него.

– Простите... – пробормотал он.

– Ничего, – доктор отряхнул рукав своего белого пиджака, вынул из кармана тонкую узкую пластину и вставил в слот, едва различимый на стене.

Только после этого Максим заметил, что они остановились у дверей лифта.

Легкие, алюминиевые по виду створки бесшумно распахнулись.

Такого лифта Макс не видел никогда в жизни. Разве что на фотографиях в медиа. Внутренняя поверхность кабины обшита резными деревянными панелями и отделана дорогим гобеленом. Вместо кнопок – один хромированный рычаг. Его рукоятку обтягивала черная блестящая кожа.

Доктор опустил рукоятку вниз, лифт так легко и бесшумно пришел в движение, что только по специфическому щекотанию в животе можно было догадаться, что кабина летит с громадной скоростью.

«Интересно, мы едем вверх или вниз»? – подумал в этот момент Макс.

Двери открылись, и у Громова пресеклось дыхание.

– Я весьма старомоден, – сказал доктор Синклер, – потому что до неприличия стар. До войны мой офис находился в отеле «Националь». Когда стало ясно, что вражеская авиация собирается оставить от Парижа лишь воспоминания, я приказал перевезти все сюда. Весь этаж, целиком. Перед вами, юноша, то немногое из довоенной роскоши, что удалось спасти. Вы поражены? О! А если бы вы видели Венскую оперу! Версаль! Все сгорело...

Медленно продвигаясь по огромному кабинету с арочными витражными окнами, Максим не удержался и дотронулся до крышки комода, обитого кожей. Все двадцать его квадратных ящичков открывались при помощи латунных ручек в форме обезьяньих голов.

– Я заметил, у вас хороший вкус, ученик Громов, – сказал директор, усаживаясь в огромное кресло, высоченную спинку которого венчала искусно вырезанная угрожающе рычащая морда льва. По обеим сторонам красовались фигурки других животных. Сверху вниз: гиены, шакалы, потом травоядные, зайцы, а в самом низу мыши.

– Александр Грейс, который сделал это кресло и вообще большую часть мебели, находящуюся здесь, был настоящим художником, – пояснил доктор Синклер, положив руки на бараньи головы, служившие подлокотниками. – С помощью этого кресла он изобразил пищевую пирамиду. Снизу вверх. А в центре сидящий человек. Сначала я думал, что он хотел показать господство человека над остальными видами. Оказалось – нет. Спросив самого Грейса, получил совсем другой ответ. Человек не имеет к природе никакого отношения – вот такая мысль. Он что-то вроде оккупанта.