Текст книги "Новая судьба"

– Ну, Тиша, так Тиша! – согласилась я. – Присаживайтесь и рассказывайте, что там у нас.

– Так, – начал он. – От парадной-то замок, как был, так и есть нетронутый. От «черной», – он сморщился, – при желании и гвоздем открыть можно. А вот от кабинета… – он многозначительно посмотрел на меня, явно зная уже, что я здесь главная, и горестно вздохнул: – Какую вещь загубил, паршивец! И цены немалой, и сделана была добротно!

– В Швейцарии по спецзаказу делали! – веско добавил Вадим, на что Тиша тут же охотно отозвался:

– Ну-у-у! Это, конечно, да! Это мастера! Они умеют! – и тут же простецки добавил, обращаясь ко мне: – Только ведь нет такого замка, чтобы его открыть нельзя было! Уж ты мне, матушка Елена Васильевна, поверь!

Я повнимательнее присмотрелась к его рукам, точнее, к татуировкам колец на его пальцах и, не удержавшись, восхищенно воскликнула:

– Ого! – Передо мной сидел вор в законе! Естественно, бывший.

– Вижу, разбираешься ты, матушка! – тихонько рассмеялся он и на какое-то мгновение его взгляд стал таким, каким был когда-то: тяжелым, властным, давящим, но он тут же опустил глаза, а, когда поднял их на меня, то передо мной опять сидел добродушный и уютный старичок. – Захотелось, понимаешь ли, на старости лет человеческой жизнью пожить. Так что ты во мне не сомневайся! Пан не сомневается, вот и ты на это от дела не отвлекайся!

– Да, по-моему, это ты, Тиша, отвлекаешься, – возразила я, переходя на «ты», и напомнила: – Мы с тобой вроде о замке начали говорить…

– Вот-вот, матушка! – тут же поддержал меня он. – И ведь говорил я Пану: «Давай, – говорю, – я для хозяина сам замок сделаю! Да такой, что об него, кто хошь, зубы обломает!». Так нет же! На заграничное потянуло! – возмущенно пробурчал он. – Вот и получайте теперь!

– Так ты же сам только что сказал, что нет такого замка, который открыть нельзя! – удивилась я и съехидничала влегкую: – Или ты ревнуешь молодежь к своим былым свершениям? К тому, что такие классные специалисты выросли?

– Я, когда этого специалиста увижу, – наклонившись ко мне, словно по секрету, сказал Тиша, – руки ему вырву и к тому месту приставлю, откуда они у него аккурат и растут. Нашла специалиста! Тоже мне!

– Но замок-то он открыл! – удивилась я.

– Это не он открыл! – внезапно разъярился Тиша. – Это инструмент открыл! Да такой, что с ним и пятилетний ребенок любой швейцарский сейф, как коробку конфет откроет! Да вот только не к рукам ему эта гармонь, коль он замок повредить умудрился!

– Подожди-подожди! – остановила его я и, пристально глядя на него, спросила: – Ты о каком-то конкретном инструменте говоришь, как я поняла. Так?

– Ну, так! – нехотя буркнул он себе под нос.

– Ты, Тиша, не молчи! – вкрадчиво попросила его я, подпустив в голосе металла. —Ты, Тиша говори! Мы же с тобой теперь в одной лодочке плывем! Случись чего, вместе и на дно пойдем!

– Да понимаю я! – отмахнулся он и, увидев, что я курю, тоже потянул из кармана брюк пачку «Примы» и начал неторопливо закуривать, явно размышляя, что можно сказать, а что – нет. – Ну, слушай, матушка! – видимо, решившись, сказал он. – Был такой мастер – Никитушка. Руки! – он восхищенно помотал головой. – Только целовать! Всего четыре полных комплекта он за свою жизнь и успел сделать – спился! – пояснил он. – Вот бывают люди, что всю жизнь пьют, и ничего. А у него организм такой особый был, что быстро он к этому делу пристрастился. А какая же работа, когда руки ходуном ходят? Уж мы и стыдили его! И, грешным делом, били – несильно, правда! А все без толку! А, с другой стороны, сами виноваты – ему же за инструмент бешеные деньги платили! Его же отмычки в любой замок, как нож в масло входили! Эх! – он горестно махнул рукой, а я не торопила его, понимая, что никуда он теперь не денется и все расскажет, ну, пусть через пять, через десять минут, но расскажет обязательно. И он, видимо, оценив мою деликатность и терпение, наконец, сказал: – Отмычка-то, которой кабинет открывали, Никитушкиной работы была.

– А где теперь его инструменты? У кого они? – осторожно поинтересовалась я.

– У кого? – он тяжело вздохнул и сказал: – Ну, один набор у меня, – и, предупреждая мой вопрос, добавил: – В целости и сохранности. Второй – в музее на Петровке, третий, как я слышал, в Америку один из наших увез. А четвертый… – он замолчал и я, не выдержав, укоризненно протянула:

– Ти-и-ша!

– Ну, у Коваля четвертый! – нехотя пробормотал он.

– То есть у Петра Петровича Ковалева? – заорала я, подскочив, и уставилась на него во все глаза.

– Ну и что? – не поняв моего волнения, удивился Тиша. – Он по молодости лет, ох, и лихим взломщиком был.

– Вадим!.. – я повернулась к нему, чувствуя, что у меня невольно дергается уголок рта.

– Я забыл вам сказать, Елена Васильевна, что Владимир Иванович ездил к этому человеку и получил от него твердые гарантии, что его… – Вадим замялся. – Скажем так, партнер, больше не практикует, и мы можем быть спокойны.

– Дай-то бог! – пробормотала я. – Очень хочу в это верить! Но… – я повернулась к Тише и спросила: – А Коваль не мог этот набор кому-то продать?

– Вряд ли! – с сомнением в голосе, немного подумав, сказал он. – Вещь, конечно, цены немалой… Очень даже немалой! Но… Нет! – решительно заключил он. – Коваль не бедствует, чтобы ради денег с таким набором уникальным расставаться. Да и память о молодости это. А потом, купи у него кто-нибудь этот инструмент, слушок бы обязательно прошел! Слаб человек! – осуждающе сказал он. – Не удержался бы и обязательно похвалился, чем теперь владеет.

– А украсть у Коваля не могли? Он же уезжал куда-то надолго? – спросила я, и Тиша уставился на меня, как на сумасшедшую.

– Матушка! Да ты ль поняла сама, чего сказала? – обалдело спросил он. – У Коваля украсть! Надо ж было такое удумать! Никитушкин инструмент – вещь легендарная! Его ни с каким другим не спутаешь! И в кармане не спрячешь! А как вызнают люди, кто этакое сотворил, то и жить этому умельцу до первой сходки – это, если он из наших. А, коль чужой, так его и без нее порешат!

– Значит, это совершенно нереально? – уточнила я, и Тиша в ответ только покивал головой. – Ну, раз так, Тиша, то мне, – я уперлась локтем в стол, подперла голову кулаком и самым будничным тоном закончила: – телефон Коваля нужен.

Услышав это, Тиша подавился сигаретным дымом и закашлялся, а потом, вытерев выступившие слезы, хрипло спросил:

– Откуда ж я тебе его, матушка, возьму?

– Елена Васильевна! – встрял Вадим. – У Владимира Ивановича должен быть.

– Естественно, – согласилась я. – Да вот только самого Владимира Ивановича нет, и ждать его времени тоже нет. Или вы думаете, что я у него в кабинете обыск устраивать буду? – Вадим только растерянно пожал плечами. – Вот именно! Да и не держит он такие вещи на открытом месте. Небось, в сейфе запер!

– Матушка! – обрадовался Тиша. – Да я тебе этот сейф… – начал, было, он, но под моим взглядом быстро увял и потупился.

– Ти-и-иша! – укоризненно сказала я. – Неужели тебе легче сейф вскрыть, чем к Филину съездить? Ведь наверняка знакомы! Ну, что тебе стоит поинтересоваться у него телефоном своего бывшего коллеги. Тем более, что Коваль от дел отошел и женился к тому же!

– Ну, знаком я с Филином! – нехотя согласился он. – Только к нему я не поеду – поругались недавно.

– Чего же это вы не поделили? – удивилась я.

– Так! – неопределенно ответил он, глядя в сторону, и, вздохнув, пообещал: – Ладно! Добуду я тебе телефон! Позвоню кое-куда и выясню! – а потом с совершенно непонятным мне выражением лица, покачивая головой, сказал: – Ох, и хватка у тебя, матушка! Мертвая! И знаешь чего? – он немного подумал, колеблясь: говорить или нет, а потом все-таки сказал: – А ведь ты, матушка, Пана со временем заменишь! Попомни мое слово – заменишь!

– Ну это уж, Тиша, как пойдет! – ответила я и, возвращаясь к дню сегодняшнему спросила: – Ты замок-то от кабинета наладить сможешь? Не стоять же там парню столбом несколько дней!

– А! – отмахнулся, поднимаясь, Тиша. – Дело нехитрое! Сейчас и займусь! Ну, пойду я, матушка! А то у тебя сейчас дел невпроворот, а я тут тебе своими рассуждениями стариковскими голову морочу. А, как телефончик-то узнаю, так тут же и приду!

Он вышел, а смотрела на закрывшуюся за ним дверь и мысли у меня в голове плясали польку-галоп: то, что сказал Тиша, могло объяснить все сразу, а могло и запутать ситуацию еще больше.

– Елена Васильевна! – как сквозь вату, донесся до меня голос Вадима.

– А? Что? – очнувшись от своих размышлений, спросила я.

– Я понял, о ком вы сейчас думаете… – начал, было, он, но тут дверь распахнулась, и вошедший парень в камуфляже с порога громко и радостно сказал:

– Командир! Докладываю: мы нашли!

На минуту в комнате повисла мертвая тишина, а Светлов, недовольно скривившись, показал парню глазами на меня, давая понять, что докладывать нужно мне, и тот тут же повернулся в мою сторону.

– Виноват, Елена Васильевна! Мы нашли!

– Что вы нашли? – внезапно пересохшими губами спросила я, и под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия.

– Елена Васильевна! Этого словами не описать! Нет! – поправился он. – Описать-то можно, только вы не поверите. Это видеть надо!

– Значит, будем видеть! – решительно произнесла я, поднимаясь. – Куда идти?

– Вообще-то, – замялся парень, – далековато идти придется.

– Ничего! Я уже предупреждала Кирилла Владимировича, что набегаться нам придется досыта, так что мы ко всему готовы.

Выйдя с территории усадьбы, мы свернули налево и двинулись вдоль ограды. Идти нам пришлось не меньше получаса, когда мы увидели впереди группу светловских бойцов и большую черную овчарку, которая равнодушно посмотрела на нас и тут же отвернулась – мы были ей совершенно неинтересны (без команды, конечно!).

– Ну, что вы здесь нашли? – спросила я, подходя к ним.

– Да вот выяснили, как он в усадьбу проник, – сказал какой-то парень и, судя по тону, явственно ощущая, что я ему не поверю, объяснил: – Он через ограду перепрыгнул.

На миг я опешила, а потом раздраженно спросила:

– Это, что? Шутка? Так обстановка к ней как-то, знаете ли, не располагает!

– Да нет, Елена Васильевна! – вздохнув, словно он лично был в этом виноват, ответил он. – Он действительно перепрыгнул через ограду.

– Молодой человек! – сквалыжным тоном начала я. – Эти бетонные плиты высотой никак не менее трех метров…

– Три с половиной, – деликатно дополнил Светлов и уточнил: – И на столько же в землю уходит. Ну, чтобы никто подкоп не мог устроить.

– Тем более! – подчеркнула я. – Поверху идет «колючка»…

– Под напряжением, – опять уточнил Светлов.

– Хорошо, – кивнула я. – Значит, все в сумме это дает никак не менее четырех метров. Так такую высоту, насколько мне известно, даже олимпийские чемпионы не берут! И потом, где же тогда шест? И как охрана могла прошляпить человека, который прет такую орясину? Или он, по-вашему, с места сиганул? Или здесь мертвая зона?

– Позвольте мне все-таки объяснить! – терпеливо заметил парень и начал рассказывать: – Здесь не мертвая зона. Камеры, вообще, установлены так, что мертвой зоны не существует. По всей видимости, этот человек – профессионал высочайшего класса и кроме того он очень хорошо подготовился. Смотрите, – показал он, – на расстоянии пяти метров от ограды вся растительность выкорчевана и тут ровное, забетонированное место, а вот дальше идут кусты с деревьями. Он прополз через кусты…

– Но они должны были шевелиться, и это не могло остаться незамеченным для охраны, – попыталась возразить я, на что парень отреагировал совершенно спокойно:

– Ветер! Он качал ветки деревьев, и тень от них двигалась по земле и кустам, вот на это никто и не обратил внимания. Потом он подошел сзади к этому дереву, – он показал на мощный и старый дуб, – и залез на него.

– Дорогой мой! – иронично сказала я. – Я в детстве сама лазала по деревьям, как обезьяна, и хорошо знаю, что для того, чтобы забраться на них, нужны ветки хотя бы в пределах досягаемости, а здесь они начинаются метрах в трех от земли. Ствол же такой толстый, что его не обхватить.

– А он… – начал, было, парень, а потом сказал: – Рискнете? – и кивнул на влажную, размокшую от растаявшего снега и еще не высохшую землю.

– Рискну! – бодро ответила я, и мы все двинулись к дубу.

– Смотрите! – сказал парень и показал на свежие глубокие царапины на коре дерева с противоположной от ограды стороны. – У него на руках и на ногах были приспособления, что-то вроде когтей, так что ему ничего не стоило забраться наверх, выбрать там ветку попрочнее и поудобнее, пройти по ней до конца, раскачаться и… И перелететь через ограду.

– У него, что, крылья на ногах? – обалдело спросила я. – Тут до ограды метров семь, не меньше… Ладно! Пусть шесть, если считать длину ветки! Да и там, уже внутри усадьбы, ему, как минимум, еще два метра запаса надо было иметь. Итого: восемь. Для того, чтобы прыгать, ему нужен был запас высоты. Ограда со всем, что на ней, вкупе дает четыре метра, так что прыгать ему нужно было метров с пяти, а, скорее, с шести. Предположим, что все было, как ты сказал, но с каким же тогда ускорением ему приземляться пришлось? Да он бы себе руки-ноги переломал! А он после этого еще по дому шастал!

– Да нормально он приземлился! – ответил мне второй парень. – Неаккуратно только!

– В каком это смысле? – прищурилась на него я.

– А прямо на лужайку! Ее деревья от солнца не затеняют, вот на ней молодая трава и вылезла уже вовсю, а он, падая, ее и повредил. Мы потому на вот это место, – он потопал ногой по земле, – и вышли, что там, – он махнул рукой в сторону усадьбы, – Буран, – он кивнул на овчарку, – забеспокоился. Мы его с поводка спустили, и он тут же к лужайке рванул. Присмотрелись мы, как следует, к траве и по следам на земле, а точнее, в земле, поняли, что это из-за ограды кто-то прилетел. Пошли сюда, чтобы все прочесать, а Буран нас прямо к этому дереву и привел.

– Ну, прямо Бэтмен какой-то! – раздался восторженный возглас Григория – он и сюда, проныра, пробрался! – Как же здесь интересно жить! В Америке такое только в фильмах увидеть можно, а здесь – прямо в жизни!

– Ну, что ж, давайте пойдем и посмотрим, как это все с другой стороны выглядит. – Я взяла Григория под руку и двинулась в обратный путь, негромко и с ласковой угрозой в голосе отчитывая его: – Гришенька! Твое дело – компьютеры, программы и все такое прочее. И сейчас тебе следовало бы, как и обещал, что-то там с письмом мудрить или рядом с отцом сидеть и досье изучать – вдруг тебе с твоим нестандартным, как мне Егоров сказал, мышлением какая-нибудь светлая мысль в голову придет, а ты тут зря время теряешь, по пленэру таскаясь.

Григорий насупился, обиженно пошмыгал носом, но ничего не сказал и я поняла, что он со своей неуемной, нерастраченной в детстве, которого у него, в общем-то, и не было – какое же детство в интернате? – тягой к приключениям будет постоянно путаться у меня под ногами. Почти со скандалом отправив его обратно в «техцентр», я вместе с Николаем, Вадимом, Светловым и его парнями прошла до лужайки, которую уже начало пригревать, а заодно и освещать, скупое по ранней утренней поре апрельское солнышко. И, только низко наклонившись к земле, я смогла разглядеть, что трава действительно была немного, почти незаметно примята.

– Интересно, как же этот супермен обратно выбрался? – устало спросила я.

– Еще не знаем, – пожали плечами парни. – Будем искать!

– Ну, бог вам на помощь! – сказала я. – И поторапливайтесь, ребятки! Сами понимаете – время дорого!

Светлов остался со своими бойцами, а мы направились в «техцентр» и по дороге Егоров, видя мой совершенно убитый вид, шепнул мне на ухо, явно желая немного отвлечь:

– Ленка! Я забыл тебе сказать, что нарыл кое-что по «осам», да только все на английском языке, а я в нем – ни бельмеса – я же немецкий учил. Я тебе звонил в санаторий, когда все это нашел, да твоя церберша, в смысле, Галина, меня отшила.

– П-п-по «осам»? – заикаясь от волнения, спросила я и потрясенно воскликнула: – Как же ты умудрился? Без знания-то языка?

– Обыкновенно! – отмахнулся он. – Неужели ты думаешь, что для того чтобы латинскими буквами написать слова «оса» и «Остерин» нужно обязательно язык знать. Ну, в общем, написал я их и стал шарить. Вот и нашел. Делов-то!

– Мыкола! Ты гений! – восхитилась я.

– Сам знаю! – самонадеянно заявил Егоров и тут же улыбнулся, чтобы я не подумала, что он это всерьез, а я тут же всполошилась:

– А Григорий этого не видел? Для него же английский практически родной! А то с его характером…

– Ленка! – укоризненно покачал головой Колька. – Это я только с виду полный дурак, а на самом деле – всего лишь полудурок и понимаю, что спички детям – не игрушка. И, попади ему это в руки, он таких дров наломает, что потом хлебать – не расхлебать!

И тут мне пришла в голову очень неплохая идея, и я обратилась к Вадиму, который шел, напряженно о чем-то думая, немного в стороне от нас.

– Вадим! – позвала я его по имени, справедливо решив, что, если уж я со всеми остальными на «ты» и без прочих официальностей, то и с ним можно. – Что ты знаешь обо всей этой истории с «осами»? – спросила я, когда он подошел поближе. – Я потому спрашиваю, что Николай сумел обнаружить некоторые документы о них, но они на английском языке. Отдавать их для перевода Григорию – так потом беды не оберешься, а в чужие руки – вообще, нельзя. Так не мог бы ты?..

– Я понял, – кивнул головой он. – Об «осах» я знаю, естественно, все тоже, что и вы…

– «Ты!» – поправила его я.

– Хорошо! – кивнул он. – Ты с Павлом Андреевичем и Владимиром Ивановичем – это же моя работа. Так что я их, конечно же, переведу. Где они?

– Здесь, – ответил Николай. – В смысле, в «техцентре». Я думал, что, поскольку ими никто больше не интересуется, то эта тема уже и закрыта навсегда. Я о них потому никому и не говорил.

– Тогда давай мухой за ними и неси сюда – мы с Вадимом в кабинете будем, – предложила я, и Егоров почти бегом бросился за документами.

По дороге в кабинет я попросила Вадима организовать нам туда кофе, побольше и покрепче.

– Вообще-то, ты, Елена, – усмехнулся он, – уже и сама можешь здесь распоряжаться.

– Брось, Вадим! – отмахнулась я. – Делать мне больше нечего, как свое самолюбие по мелочам тешить.

В результате к Колькиному появлению кофе был уже сервирован и я, удобно устроившись в кресле и, наконец-то, добравшись до своей сумки, с удовольствием закурила «свою» сигарету – я уже много лет предпочитала только с ментолом и от всех остальных очень скоро начинала кашлять.

– Вот! – заявил с порога Колька и передал Вадиму лазерный диск.

Тот аккуратно взял его и спросил:

– И где же вы, Николай Владимирович, это найти смогли?

– Ой, не пытай ты меня, гражданин начальник, про то место заветное! – дурашливо начал Колька, но я остановила его:

– Мыкола! Кончай хохмить! Это же действительно секретная информация. И просто так нигде быть не могла.

Егоров понял, что я не шучу, и серьезно ответил:

– Ну, в ЦРУ!

– Где? – потрясенно воскликнули мы с Вадимом в один голос.

– Ох, грехи наши тяжкие! – вздохнул Егоров. – Ну, в базу данных ЦРУ я влез. Пошарил там… Аккуратно… Вот и надыбал.

– Ты… ты… ты понимаешь, что ты наделал? – срывающимся голосом заорал Вадим, от волнения переходя на «ты». – Ты же Павла Андреевича под монастырь подвел! О, господи! – горестно простонал он. – Заставь дурака богу молиться!..

– Вы, Вадим Родионович, если в чем не шмендеферите, так молчите и тогда сойдете за умного! – окрысился на него Егоров. – Я не вчера родился! И на компьютере умею не только в «Тетрис» играть! Взлом они, конечно, уже давно обнаружили, а вот, кто и откуда к ним влез, они никогда не найдут!

– Точно? – уже спокойнее и с откровенной надеждой в голосе спросил Вадим. – Вы гарантируете?

– Отвечаю! – закуривая, чтобы успокоиться, ответил Колька. – Это две недели назад было! Если бы они за это время докопались, то уже дали бы о себе знать.

– Ну, слава богу! – от облегчения Вадим только что лужей по креслу не растекся.

– Все! – решила я сказать свое веское слово. – Эмоции выплеснули? Отношения урегулировали? – Они, не глядя друг на друга, кивнули – Ну тогда шагай, Николай, трудиться, я тоже своими делами займусь, а Вадим Родионович пока переводить будет.

– Извини, Лена, но мне надо к переговорам готовиться, так что я уж попозже немного. Ты не возражаешь?

– Хорошо! – согласилась я

Колька все еще недовольно кивнул и ушел, а я повернулась к Вадиму и предложила:

– Вадим, подробный письменный перевод ты действительно сделаешь попозже, а прямо сейчас давай посмотрим, что там есть хотя бы в первом приближении. – Вадим обалдело уставился на меня, и я спросила: – Ты чего?

– Лена, я думал, что ты полностью доверяешь Егорову.

– Вадим, – серьезно ответила я. – Жизнь свою я ему доверю, не раздумывая, но! Однажды он уже рассказал нам с Орловым то, чего ни в коем случае рассказывать не имел права. Так, какие у меня гарантия того, что он не поделится этой, – я кивнула на диск, – информацией еще с каким-нибудь человеком, заслуживающим, по его мнению, полного доверия? А нету их! Так что лучше уж перебдеть, чем недобдеть

– Я понял, Лена, – кивнул Вадим, вставляя диск в компьютер и, когда на экране монитора появился английский текст, пробегая глазами по строчкам, начал медленно говорить: – Это доклад ЦРУ, представленный сенатской комиссии по безопасности. Тут говорится, что летом 82-го года в СССР был поставлен эксперимент по созданию диверсионного отряда из лиц… – он осекся, а потом растерянно прошептал: – приговоренных к расстрелу.

– Чего?! – буквально подскочив на месте, заорала я и во все глаза уставилась на него. – Ну, тогда я поняла, почему в тех многочисленных статьях, что перед свадьбой везде, где только можно и нельзя, публиковались, о том, что Ирочка по отцу принадлежит к роду Остерманов, говорилось, а вот о ее матери не написали ни строчки. Хотя… К расстрелу женщин, как и несовершеннолетних, вообще, никогда не приговаривали. Для них, насколько я помню из институтского курса, в 82-ом году «вышкой» было десять лет и давали такой срок только за убийство, причем не абы какое, а с отягчающими.

– А я понял, о чем в тот день, когда Остерин с Ириной Георгиевной встретился, он с Павлом Андреевичем наедине здесь в кабинете разговаривал, когда все разошлись, – задумчиво сказал Вадим.

Некоторое время мы молчали, переваривая эту потрясающую новость, а потом я сказала:

– Ну, давай продолжай, что ли? – и он стал переводить дальше:

– Официально они все считались мертвыми, а их родственники должны были служить гарантией того, что они будут честно служить, – он замолчал и, пробежав глазами дальнейший текст, продолжил: – Руководителем проекта стал генерал-лейтенант Макаров.

– Был такой, – подтвердила я. – Это друг Остерина, который в 91-ом в результате несчастного случая погиб.

– Ага! – кивнул Вадим, не отрывая глаз от монитора. – А непосредственной подготовкой отряда занимался генерал-майор Остерин. Подготовка осуществлялась в специально созданной для этого колонии «ОС-8», начальником которой был назначен Остерин, поэтому отряд назвали «Оса». Американцы пытались внедрить в этот проект своего агента по кличке Лиса, но не смогли, хотя кое-какую информацию он им все-таки сообщал. Например, то, что в отряде восемь человек, из которых один, командир отряда и сын Остерина Дмитрий, является кадровым офицером, а остальные семь – бывшие заключенные. Тут их клички, – он поднял на меня глаза. – Надо?

– Конечно, надо, – кивнула я.

– Хорошо, – Вадим поморщился – дым от моей сигареты шел ему прямо в лицо, и я пересела, чтобы он ни на что не отвлекался. – Значит, так. Командир отряда Бан, дальше идут Тил, Бакс, Сол, Лап… Елена, у меня получается «Лапша», – он поднял на меня недоуменный взгляд.

– Не отвлекайся! Как получается, так и получается, – успокоила его я.

– Ну, тогда это, наверное, Грач, – продолжил он. – А вот это… Кха… Похоже, это Ханум, мать Ирины Георгиевны. И последний… – Вадим пожал плечами. – Елена, последнего звали «Десять».

– Ты ничего не путаешь? – удивилась я.

– Да вот же написано, – он ткнул пальцем в экран – действительно, написано: Ten.

– Тен, тен, – вслух повторяла я. – Что это может значить? – я растерянно посмотрела на него.

– А почему ты не удивляешься, что могут значить Тил, Бан или Сол? – в свою очередь спросил меня он.

– Подожди! – остановила его я. – Насколько я помню, Остерин говорил не «Тил», а «Тиль», значит, «Сол» это вполне может быть «Соль», а «Тен», соответственно, «Тень»? А?

– Скорее всего – да, – задумчиво согласился Вадим. – Они же писали русские слова латинскими буквами, а мягкого знака в английском языке нет.

– Ну, тогда, с этим все ясно, хотя и непонятно, что это нам дает, – заключила я и спросила: – Что там дальше?

Вадим опять углубился в текст и начал переводить:

– К подготовке были привлечены лучшие силы, их тренировал, какой-то Учитель, причем это с большой буквы написано, который… – Вадим обалдело уставился в монитор, потом растерянно посмотрел на меня и, наконец, сказал: – Который был ниндзя.

– Твою мать! – заорала я, подскочив, как ужаленная, и начала расхаживать по кабинету. – Ну, вот только этого нам для полного счастья и не хватало! А, может, они еще и инопланетян к подготовке привлекали? Ну, полный дурдом! – и, немного успокоившись, спросила: – Что они там еще понаписали?

– Так… – сказал Вадим, прогоняя текст вниз. – Так… Вот. База отряда находилась на территории Афганистана недалеко от Мазари-Шерифа… Дальше идет перечисление операций, в которых участвовал отряд… Тут Азия, Южная Америка, Африка, Афганистан … – медленно перечислял он, пробегая глазами по тексту, и вдруг остановился. – Вот! – и начал переводить дословно: – «К сожалению, наш агент в июне 85-го года был переведен для дальнейшего прохождения службы в Эстонию и вернулся на работу в Москву только в декабре 88-го года, когда и сообщил нам, что отряд по-прежнему существует. Мы тут же потребовали от советского правительства выдачи нам этого отряда и получили согласие, но отряд погиб в январе 89-го года, когда их машина сорвалась в пропасть».

– Все правильно! Как Остерин и говорил, отряд погиб. Но, черт побери меня совсем! – не выдержала я. – Хоть дерись, но не тот хвост у этого кота! Их лучшие специалисты готовили! Аж ниндзя к этому делу привлекли! А они взяли и в пропасть свалились! Как это глупо! Невероятно глупо и нелепо!

– Но ведь Орлов совершенно определенно сказал, что машина сорвалась в пропасть у него на глазах, и ни у кого из «ос» не было ни единого шанса спастись. И, кроме того, Дмитрий Георгиевич обязательно дал бы как-то знать своему отцу, что остался жив. Да и Ханум постаралась бы найти возможность связаться с ним. Не забывай, что у него жила их с Дмитрием дочь!

– Да помню я все это, Вадим! – скривилась я. – Все я прекрасно помню! Но Остерина весной перевели в Москву и его адреса никто в Ташкенте не знал. Ведь Уразбаева, когда Ирочку нашла, наверняка пыталась его отыскать, чтобы сообщить о ней, но не смогла.

– Но тогда Ханум связалась бы хотя бы с матерью! – возразил мне Вадим.

– Опять не проходит! – отмахнулась я. – Когда я поисками Ирочкиных родителей занималась, то выяснила, что Вера Николаевна летом 82-го переехала из Казани в Баратов, и связи между ними, я думаю, не было, потому что именно Остерин посылал ей Ирочкины детские фотографии. Да и потом, Вера Николаевна обязательно сказала бы нам, если бы ее дочь была жива! Ну, пусть не нам! Но Ирочке она обязательно сказала бы – Ханум же ей все-таки родная мать!

Я встала и начала разгуливать по кабинету, а Вадим спросил:

– Дальше переводить, Лена?

– Потом Вадим, когда у тебя свободное время появится – вряд ли там будет что-то уж очень интересное – отряд-то погиб.

– Елена, а ты не считаешь, что мы немного отвлеклись от темы. Нам сейчас надо о дне сегодняшнем думать. Кто нам угрожает, мы выяснили, а теперь не мешало бы узнать, кто проник в усадьбу и что он хотел сказать этой запиской?

– Кто, я теперь могу сказать совершенно точно – это был так называемый «Иван Иванович Кузнецов», потому что свои инструменты Коваль никогда в жизни из рук бы не выпустил, а вот своему любимому персональному киллеру вполне мог отдать для работы. И, хоть дерись, но имеет этот Иван самое прямое отношение к отряду! И татуировка осы у него именно оттуда! – уверенно заявила я. – А, если учитывать, что их готовил ниндзя, то становится понятно, что подобные выкрутасы, вроде перелета через стену, ему вполне по силам – если верить фильмам, то эти люди еще и не на такое способны.

– Но Коваль сказал, что этот человек отошел от дел и нам его бояться нечего, – напомнил мне Вадим.

– Так это бояться! – возразила я. – А вдруг он по совершенно неизвестной нам причине перешел на нашу сторону и хочет нам помочь. Ведь именно кто-то из его людей прошлым летом по заказу Лоринга и Коновалова директора судоремонтного завода с сыном кончил, как, впрочем, и Наумова с телохранителем! Так что «Кузнецов» вполне в курсе происходящего и, опасаясь, что эти мерзавцы собирается нам крупно напакостить, почему-то предостерег нас. Но почему?!

Вадим сидел и напряженно о чем-то думал, а потом хоть и с сомнением в голосе, но согласился со мной.

– Хорошо, Елена, не будем исключать того, что в силу ряда неизвестных нам обстоятельств этот человек мог перейти на нашу сторону. Но тут возникает вполне резонный вопрос: почему он предупредил нас именно таким образом? Почему он просто не позвонил в офис или не отправил письмо? Так что исключать тот вариант, что он все-таки, вопреки утверждению Коваля, не отошел от дел и взялся за старое, а записка была подложена с целью демонстрации силы, чтобы заставить нас нервничать и наделать ошибок, тоже не стоит.

– Ты бы, Вадим, еще предположил, что это эдакое своеобразное официальное объявление войны, – не удержавшись, съязвила я, возвращаясь в свое кресло. – А, что? Как там какой-то древний князь писал? «Иду на вы!»? Так, может, ты думаешь, что и наш «Кузнецов» решил, что, наконец-то, нашел для себя достойного противника и хочет сразиться с ним по всем правилам рыцарского боя? Ты на это намекаешь? – Вадим только пожал плечами, а я категорично заявила: – Ерунда! – а потом объяснила: – Как мне кажется… Да нет! Я точно знаю, почему он не обратился к нам как-то иначе. А потому, что тогда его предупреждение мы могли бы просто проигнорировать! Мало ли, что какой-нибудь псих мог написать или наговорить! А тут он, повозив нас мордой по столу и наглядно продемонстрировав нашу уязвимость, так нас взбодрил, что мы теперь будем носиться, как посоленые! Так что своей цели – предупредить нас об опасности, он добился! Можешь мне на это что-то возразить? – Возражений не последовало, а я, скривившись, почти простонала: – Ох, «Кузнецов-Кузнецов»! Что ж ты за человек такой невероятный? И где мне тебя искать, чтобы выяснить, что ты затеял? – я поднялась и снова стала разгуливать по кабинету, напряженно размышляя, а потом остановилась и решительно заявила: – Вот что, Вадим! Сейчас обо всем этом, – я кивнула на компьютер, – знают только Павел с Остериным, которые естественно будет молчать, и, может быть, Орлов, но из него и клещами слова не выжмешь. Вот и нам с тобой следует помалкивать.