Текст книги "(Не)женская экономика. Как гендерное неравенство ограничивает наш экономический потенциал"

2
Что стоит за большими данными?

Графики, описывающие женскую экономику, говорят нам, что произошло, но не объясняют почему. Для разработки плана разумных изменений, однако, важно понимать, что именно стоит за этими данными, иначе наши практические шаги ни к чему не приведут или даже причинят вред. Теперь, когда мы представляем картину в целом, необходимо как можно ближе подойти к предмету, который она изображает, и поискать что-то похожее на повествование, а не на электронную таблицу. Позвольте мне это проиллюстрировать и рассказать, чем закончилась история с проектом по раздаче прокладок в Африке, а потом переключиться на другую тему и рассказать об американских школах бизнеса.

Начиная в 2008 году работать с прокладками, мы надеялись ответить на вопрос, который уже привлекал большое внимание в политических кругах. Первые данные выявили сильную корреляцию между средним образованием женщин и ростом ВВП, однако в беднейших странах девочки редко заходили дальше начальной школы. Никто не знал, почему конкретно происходит отчисление, и на эту тему существовало много объяснений: их привлекают к работе по дому, родители предпочитают вкладываться в образование мальчиков, девочки постарше должны заботиться о младших братьях и сестрах.

В Гане было принято считать, что девочки-подростки бросают школу из-за меркантильности: предпочитают обменивать секс на новую одежду и мобильные телефоны. После этого следовало «справедливое наказание» в виде беременности, а затем вынужденное отчисление из школы – по крайней мере, так мне с возмущением объясняли. Как бы самодовольно ни звучала эта история, нужно признаться, что она объясняла еще одно явление: чем больше девочек шло в школу, тем ниже была подростковая фертильность. Обратная корреляция между школьным образованием и беременностью выглядела достаточно логично, но было не вполне ясно, почему какой-то из этих факторов должен вести к росту ВВП (рис. 5).

Поступление женщин в среднюю школу и ВВП, 2015 г.

Подростковая фертильность и ВВП, 2015 г.

Рис. 5. График сверху показывает, что ВВП растет по мере того, как растет число девочек-подростков, продолжающих обучение школе. Обратите внимание, что преимущество дает не окончание школы, а переход в средние классы: каждый год, который девочка проводит в школе, приносит пользу и ей самой, и государству. Нижний график показывает, что чем меньше подростков беременеет, тем выше ВВП. Таким образом, чем больше девочек переходит в средние классы, тем реже подростковая беременность, и в обоих случаях идет вверх ВВП.

Источник: база данных Всемирного банка, доступ 15 декабря 2018 г. (последние доступные данные).

Наша гипотеза заключалась в том, что девочкам в бедных районах не хватало санитарного ухода, поэтому, когда у них начинались менструации, им приходилось несколько дней в месяц проводить дома. Мы предположили, что эти прогулы приводят к отставанию в учебе, девочки теряют мотивацию, и в конце концов их отчисляют. После отказа от школы у них не остается никаких других вариантов, кроме как выйти замуж. Если получится переломить такую закономерность, повышение образованности девочек приведет к росту женского трудоустройства, что, в свою очередь, будет стимулировать экономический рост, и у девочек появится больше вариантов. С ростом уровня жизни расширится налоговая база, поэтому, если государство начнет предоставлять прокладки, полученные преимущества могут окупить затраты.

Наша гипотеза о связи между менархе – первой менструацией – и отчислением выглядела довольно правдоподобно, если посмотреть на момент в жизни, когда это происходит (рис. 6), а не на этап образования. Тем не менее против этой логики возражали специалисты по международной помощи – сотрудники благотворительных организаций, а также государственных и международных агентств, – потому что в бедных деревнях проблему менструации никто не поднимал[28]28
  Когда мы начинали исследование, единственным ученым, который занимался этим вопросом, была доктор Марни Зоммер из Школы здравоохранения Мэйлмена при Колумбийском университете в Нью-Йорке. Мы были знакомы с доктором Зоммер и сотрудничали с ней, и она разделяла наш скептицизм. Впоследствии она основала глобальное сообщество ученых и специалистов, сосредоточенных на влиянии гигиенических проблем на бедных школьниц.


[Закрыть]. Агентство США по международному развитию (USAID) отвергло нашу идею как легкомысленную, другие считали ее плодом западного воображения. В то время общепринятый подход к борьбе с отчислениями ограничивался кампаниями, в ходе которых родителей с помощью плакатов пытались убедить, что девочкам надо давать образование. И он не работал.

Типичная траектория школьного обучения девочек в Гане и Уганде, около 2008–2011 гг.

 Рис 6. Этот линейный график составлен на основе сотен снимков и полевых заметок, которые мы с коллегами собрали о школьном обучении в сельских и пригородных районах Ганы, а позже и Уганды (там было проведено рандомизированное исследование предлагаемого вмешательства). Он показывает, что число учениц в школах резко падает в период, когда большинство из них достигает возраста от одиннадцати до четырнадцати лет.

Когда я объединилась с британскими коллегами в Аккре, мы занялись получением разрешения на полевую работу от местных чиновников и одобрения комитета по этике. Мы также стали посещать местные неправительственные организации (НПО), рассчитывая на их содействие в практической проверке гипотезы. Однако на этом этапе нас ждало неожиданное препятствие: каждый раз нас встречали отговоркой – сотрудники НПО заявляли, что у женщин уже есть прокладки или что для этих нужд имеется какое-то древнее ритуальное приспособление и оно отлично работает. Все эти версии при этом были высосаны из пальца: никто никогда не поднимал этот вопрос в беседах с самими женщинами.

Офис CARE International в Кумаси, на юге Центральной Ганы, был нашим последним шансом убедить какую-нибудь НПО нам помочь. Первые двадцать минут я и мой коллега Пол Монтгомери были уверены, что нам откажут и здесь. Вдруг в комнату вошел крупный мужчина, он ничего не говорил и специально не вмешивался в наш разговор. Все замолчали и повернулись в его сторону. Мужчина объяснил, что, услышав о цели нашего визита, решил выяснить для себя, является ли гигиена причиной данной проблемы. Он поехал в деревни, поговорил с женщинами и только что оттуда вернулся. «Да, все так и есть, – сказал он без обиняков, а потом, садясь, добавил: – Просто они об этом не говорят». Чуть позже мы с Полом сели в его в грузовик и отправились беседовать с женщинами с одобрения старейшин.

Большого человека звали Джордж Аппиа. Каждый раз он звонил вождям заранее, поэтому племенные советы уже были готовы нас принять. Когда мы приезжали, нас приветствовали поющие и танцующие женщины – обожаю этот ритуал. Однако потом мы рассаживались, и оставались одни только ответственные мужчины, так что нам неизбежно приходилось обсуждать, как привлечь женщин к разговору.

Одна деревня запала мне в память. Мы уселись под большим деревом. Перед нами был совет, целиком состоящий из немолодых мужчин. Мы спросили, не присоединится ли к нам кто-нибудь из женщин, и услышали заверения, что в этом нет необходимости. Мы повторили просьбу, и женщин все же позвали: они собрались под другим деревом – так далеко, чтобы мы друг друга не видели и не слышали. Тогда мы попросили пригласить женщин поближе и сказали, что наш проект касается женских проблем. Совет дал добро, и женщины сели вместе со всеми. Когда мы объясняли проблему, в глазах мужчин появился шок, затем неловкость, и, наконец, их взгляд стал просто стеклянным: они явно не хотели не только говорить, но даже думать на эту тему. Я сказала, что мы можем побеседовать с женщинами и в более укромном месте, и мужчины с облегчением согласились.

Мы пошли в пустой школьный класс и теперь уже без обиняков объяснили, в чем заключается наша задача. Женщины проявили живой интерес, но они еще никогда не видели прокладку, поэтому им было трудно себе представить, что им нужно одобрить. Я покупала прокладки в киосках по дороге, чтобы посмотреть, какие варианты и по какой цене здесь имеются, поэтому у меня с собой были образцы. Я взяла из держателя для стаканов в машине полбутылки теплой кока-колы. Когда женщины собрались ближе и вытянулись, чтобы посмотреть, девушка из CARE полила газировкой вдоль прокладки, а потом подняла ее вверх и показала, что коричневая жидкость не протекает. «А-а-ах!» – выдохнули женщины хором, а затем рассмеялись. Их предводительница, которую называли «королевой-матерью», воскликнула, что исследование одобрено единогласно.

Однако прежде чем перейти к собственно полевым испытаниям, мы опросили сотни людей по всей Гане – учителей, медсестер, представителей школьных администраций, родителей и учеников – и пришли к выводу, что девочки действительно бросают школу из-за того, что им доступны только импровизированные гигиенические материалы. И дело было вовсе не в том, что у них пропадает охота учиться, а в принудительных браках, беременности или решении бежать.

Когда у девочки начинаются менструации, – рассказали нам, – местные мужчины считают ее созревшей и, следовательно, пригодной для брака и доступной в сексуальном отношении. С этого момента отец стремится побыстрее выдать дочь замуж, чтобы получить за нее «выкуп» – значительную сумму, которую уплачивает жених. Обычная ставка за жену – около пятисот долларов: за такие деньги можно купить корову, и останется еще полторы сотни. Кроме того, замужество снимает с родителей обязанность содержать девочку и давать ей образование, так что ранний брак выглядит отличной сделкой.

Чаще всего отец выбирает кандидата, который предложил выкуп побольше, или заключает сделку с человеком, которому задолжал. Однажды я спросила ганского учителя, есть ли у дочерей выбор, за кого выйти замуж. «Нет! – отрезал он. – Если ты женщина, ты не выбираешь!» Я больше не поднимала эту тему, так как не поняла, возмущен он этим обычаем или тем, что я посмела задать такой дерзкий вопрос.

После свадьбы дочь обычно переезжает в семью мужа, часто в деревню на некотором удалении, и теперь обязана отдавать любые свои заработки самому супругу или его родне. Таким образом, родители не видят никакого экономического смысла держать дочерей в школе: они скорее вложатся в образование сыновей, ведь мальчики останутся дома, со временем унаследуют хозяйство и будут помогать им в старости. Такой уклад, распространенный по всему развивающемуся миру, приводит к тому, что предпочтение отдают в первую очередь мужскому потомству.

Девочки в Гане беременеют вне брака по многим причинам, и страсть и желание получить удовольствие здесь не на последнем месте. В то же время весьма распространен и «коммерческий секс» в обмен на какие-то услуги, предметы или деньги, так как у девочек мало возможностей что-нибудь заработать. Если школьницу воспитывают не родители, а родственник – а так бывает нередко, учитывая эпидемию ВИЧ/СПИД, – после начала менструаций ее зачастую просто лишают экономической поддержки, поскольку она уже женщина и должна сама о себе заботиться. Как нам говорили матери, тети и бабушки, от девочки часто ожидается «найти себя парня», который будет ее содержать, – особенно если она хочет остаться в школе. Если же она беременеет, а парень не берет ее замуж, нищета ждет и ее саму, и ребенка.

Отнюдь не столь уж редко беременность становится результатом изнасилования. Когда я узнала, насколько распространен принудительный секс и как терпимо к нему относятся, у меня наступил шок. Исследование 2012 года, охватившее пятьдесят тысяч школьниц из десяти африканских стран, показало, что сексуализированное насилие пришлось пережить трети шестнадцатилетних девочек – обычно после примерно двенадцатилетнего возраста, когда наступает половое созревание. Принуждение встречалось чаще в тех общинах, где было благосклонное отношение к коммерческому сексу и многие взрослые сами сталкивались с ним[29]29
  Neil Andersson, Sergio Paredes-Solís, Deborah Milne, Khalid Omer, Nobantu Marokoane, Ditiro Laetsang, and Anne Cockcroft, “Prevalence and Risk Factors for Forced or Coerced Sex Among School-Going Youth: National Cross-Sectional Studies in 10 Southern African Countries in 2003 and 2007”, BMJ Open 2 (2012): e000754.


[Закрыть].

Когда односельчанам становилось известно, что у девочки начались месячные, мужчины начинали ходить за ней в школу и из школы. Такое поведение – его часто называют «ухаживаниями» – популярно в развивающихся странах. Насильник может уладить проблему с отцом, женившись на девочке: перенесенная травма, похоже, мало кого волнует, ведь сексуальная агрессия со стороны мужчин считается здесь делом житейским. Мы видели множество кампаний, пропагандировавших половое воздержание, но было очевидно, что нежелательные беременности и болезни, передаваемые половым путем, не исчезнут от призывов «просто сказать “нет”».

Мы поняли, что многие девочки действительно уходят из школы из-за беременности, к которой приводит вовсе не желание стильно одеваться и иметь крутой мобильник, как утверждает общественное мнение. Школьниц толкает к этому сильнейшее сексуальное давление, зачастую с применением насилия, а также полное отсутствие возможности заработать. Если получится как-то притормозить это давление, ВВП, несомненно, вырастет не только благодаря улучшению трудовых ресурсов, но и тому, что многие социальные, медицинские и экономические расходы, связанные с подростковой фертильностью, пойдут на спад. По оценкам Всемирного банка, если задержать девочек в школе до двенадцатого класса, это сэкономит бедным странам от пятнадцати до тридцати триллионов долларов США за счет производительности и заработков в течение жизни. Детские браки стоят миру около 1,4 процента ВВП ежегодно – в среднем это четыре триллиона долларов США[30]30
  Quentin Wodon, Claudio Montenegro, Hoa Nguyen, and Adenike Onagoruwa, Missed Opportunities: The High Cost of Not Educating Girls (Washington, DC: World Bank Group, 2018), https://openknowledge.worldbank.org/handle/10986/29956; Quentin Wodon, C. Male, A. Nayihouba, A. Onagoruwa, A. Sa– vadogo, A. Yedan, J. Edmeades, et al., Economic Impacts of Child Marriage: Global Synthesis Report (Washington, DC: World Bank and International Center for Research on Women, 2018), https://www.icrw.org/wp-content/uploads/2017/06/EICM-Global-Conference-Edition-June27-FINAL.pdf.


[Закрыть].

Чтобы что-то изменить, крайне важно держать менструации в тайне. К несчастью, материалы, которыми девочки пользуются вместо прокладок, сразу же их выдают: это различные тряпки, обычно обрывки старой одежды, но иногда и набивка матрасов – и вообще все, что поглощает жидкость. Все это, как правило, впитывает жидкость недостаточно хорошо и часто протекает. Если это происходит в общественном месте, например в школе, все становится ясно.

Но проблемы на этом не кончаются. Импровизированные прокладки надо как-то стирать, а в деревнях нет не только водопровода, но зачастую и мыла и даже места, где можно их незаметно высушить. Ткань полощут в реке – вода там далеко не всегда чистая – и прячут для просушки в укромном месте, обычно под кроватью, где темно и грязно. Поскольку ткань в дефиците, приходится экономить каждый клочок и использовать его заново, даже если он еще влажный. Через пару дней появляется характерный, всем знакомый запах, и некоторые открыто делают замечания на эту тему. Медицинские организации учат девочек вывешивать ткань на солнце, но оттого что лохмотья с пятнами крови появляются у всех на виду, уязвимость только повышается. Мужчины в Северной Гане как-то признались моему коллеге – тоже мужчине, – что вид повешенной для просушки окровавленной ткани их возбуждает, так как это значит, что девочка внутри «готова».

Усугубляет ситуацию и плохая инфраструктура. Школ мало, и они расположены далеко друг от друга. Дороги размывает так сильно, что ходьба по ним похожа на скалолазание. Импровизированные прокладки при движении сдвигаются под нижним бельем, повышая вероятность протечки. Во многих школах туалетов нет вовсе, в других отхожие места заколочены досками. Иногда имеется один общий туалет для мальчиков и девочек. Воды, чтобы помыться, не бывает никогда.

Девочки, которые решаются отправиться в школу во время месячных, весь день волнуются по поводу возможных пятен. Принятые здесь методы преподавания – учитель рассказывает материал, а ученики при ответе на вопрос должны вставать – тревогу только усиливают. Знания проверяют тоже в устной форме – путем пересказа. Страх, что сзади юбки появится кровь, отбивает у школьниц всякую охоту вести себя активно. Таким образом страх мешает учиться.

Девочки, у которых менструация появляется в школе, часто убегают из класса и прячутся в подлеске, чтобы сменить прокладки: если это какие-то обрывки тряпок, делать это неудобно и неопрятно. Пока они спускают нижнее белье, на них может напасть кто угодно – некоторые мужчины только этого и ждут. Итак, существующие практики только повышают риск обнаружения, и последствия могут быть куда серьезнее, чем простое смущение.

Одноразовые прокладки в таких условиях дают большие преимущества. Но мы были готовы к тому, что на Западе найдутся и те, кто будет выступать за тканевые варианты по экологическим соображениям. Мы провели небольшой тест нескольких тканевых прокладок в крупной средней школе и пришли к выводу, что девочки, если у них есть деньги и возможность, покупают себе одноразовые варианты – ради них они предпочли бы отказаться от еды. При этом одноразовые прокладки в большинстве удаленных деревень были недоступны, что представляло собой проблему распределения[31]31
  Linda Scott, Paul Montgomery, Laurel Steinfield, Catherine Dolan, and Sue Dopson, “Sanitary Pad Acceptability and Sustainability Study”, октябрь 2013 г., https://www.doublexeconomy.coin/wp-content/uploads/2010/09/7PageReport.pdf.


[Закрыть], а о менструальных чашах и тампонах речи быть не могло: вставлять инородный предмет в девственницу в этих местах считается строжайшим табу.

Все эти обстоятельства подвели нас к первой пробе коммерческих прокладок, которые мы доставили самостоятельно. От тканевых вариантов мы отказались сразу, поскольку одноразовые просто чище: ведь прокладки неспроста называются гигиеническими, а у тканевых, как их ни складывай, с этим проблемы. Еще одноразовые прокладки несравнимо надежнее: липкая пластиковая полоска не только защищает от протечек, но и фиксирует прокладку на белье и позволяет поменять ее за считаные секунды. Те варианты, которые мы в конце концов отобрали для тестирования, могли при необходимости выдержать целых восемь часов. Из-за плохого питания менструации у африканских школьниц не такие обильные, как у их сверстниц на Западе: большинству хватает одной прокладки в день и, следовательно, одной упаковки из десяти штук в месяц – заплатить за нее один доллар в состоянии даже в самых бедных общинах. Если не считать пластмассовую полоску снизу, прокладки были биоразлагаемые, но мы в любом случае нашли отличный способ их утилизировать. Угандийский инженер Мозес Мусаази изобрел для этого специальный сжигатель, который можно было прикрепить к стенке туалета. Снаружи была щель, в которую девочки могли незаметно просунуть прокладку, а потом достаточно было поднести спичку, и все сгорало при температуре для медицинских отходов и без выбросов в атмосферу.

Здесь стоит также учитывать то, что, если из-за отсутствия одноразовых прокладок подростки убегают и рожают детей, подобный безудержный рост населения не может не сказываться на состоянии окружающей среды. Более того, на Западе девочки используют в четыре – шесть раз больше прокладок и вдобавок стирают их моющими средствами. Это им надо поработать над собой, а африканские школьницы не должны расплачиваться за грехи богатых стран.

Убедить самих девочек было нетрудно. Они прекрасно понимали, что образование для них – самый надежный шанс изменить жизнь к лучшему. Некоторые, у кого были старшие сестры, уже пытались скрывать от родителей месячные. Благодаря чистым, эффективным, одноразовым прокладкам на липучке у них появлялся шанс сохранить свою частную жизнь в тайне и, возможно, отложить первый сексуальный контакт. Конечно, однажды появятся вторичные половые признаки и тайное станет явным, но даже если прокладки подарят еще хотя бы несколько лет, это будет иметь огромное значение для самих девочек, их детей и общества в целом. Но чтобы девочки могли повлиять на собственную судьбу, о менархе нужно было предупредить их заранее. О менструациях редко говорили даже в семейном кругу. Когда девочки впервые видели выделение крови, они начинали паниковать и рассказывали об этом матерям, а те, в свою очередь, говорили отцу, что пришло время устроить брак. Поэтому с разрешения родителей и школ мы не только протестировали бесплатные прокладки, но и занялись «санпросветом» на тему полового созревания.

Пилотные результаты в Гане показали, что девочки, получившие прокладки и необходимую подготовку, проводили в школе больше дней, а последующее крупное рандомизированное исследование в Уганде дало умеренные доказательства, что прокладки в сочетании с санитарным просвещением снижают уровень отчислений[32]32
  Julie Hennegan, Paul Montgomery, Catherine Dolan, MaryAlice Wu, Laurel Steinfield, and Linda Scott, “Menstruation and the Cycle of Poverty: A Cluster Quasi-randomised Control Trial of Sanitary Pad and Puberty Education Provision in Uganda,” PLOS ONE 11, no. 12 (2016): e0166122.


[Закрыть]. Но мы теперь знали, что наше решение если и не сможет остановить сексуальное и экономическое давление, то хотя бы способно его замедлить. Чтобы дать девочкам полную свободу выбора, надо заняться негативным мужским поведением: традицией «ухаживать» за школьницами и продавать дочерей тому, кто больше за них даст.

Сразу после окончания работы в Гане мы с Кэтрин Долан – моим давним научным партнером – полетели в Бангладеш, чтобы изучить сельскую систему распределения: ее внедряла CARE Bangladesh, неправительственная организация, с которой мы сотрудничали. Их идея заключалась в том, чтобы для трудоустройства бедных женщин создать сеть продаж: женщинам предлагалось разносить товары по домам. Но были и другие идеи, которыми они очень хотели с нами поделиться и получить экспертную оценку. Однажды после обеда мы уже собирались погрузиться в «инфолодку» – речное судно, оснащенное коммуникационными технологиями, обеспечивающими женщинам в селах доступ к интернету, – когда нас попросили немного задержаться. Как нам объяснили, издалека едет человек, который хочет поговорить по поводу проекта с прокладками. Мы увидели мчащуюся к нам машину. Из нее выпрыгнул высокий молодой человек и, оказавшись на расстоянии слышимости, сразу же начал рассказывать, что руководит школьной спортивной программой для девочек, но они массово уходят, достигнув половой зрелости. Потом он сел к нам в лодку, чтобы можно было подробнее все обсудить, пока мы будем плыть вниз по реке.

Ситуация, которую он описывал, почти в точности повторяла наши наблюдения в Гане, за исключением двух аспектов. Во-первых, последствия внебрачного секса в Бангладеш гораздо тяжелее. Брак здесь тоже организует отец, но если девочка переспит с кем-то еще – даже в случае изнасилования, – она больше не сможет выйти замуж и будет считаться «опозорившей» семью. Родственники-мужчины могут ее за это просто убить: подобные шокирующие «убийства чести» популярны и на Ближнем Востоке. Если девочка отвергнет выбор отца, ее ждет жестокое наказание вплоть до увечий и ослепления кислотой. Поскольку «ухаживания» есть и в Бангладеш, а риски ужасают, родители чаще сами забирают дочерей из школы.

Во-вторых, в Бангладеш принято не выкупать невест, а выплачивать им приданое: семья сама платит жениху за то, что он берет дочь в жены. Размер приданого непомерный и может соответствовать многомесячному доходу бедной бангладешской семьи. Но если девушка совсем юная, сумма уменьшается, поэтому существует сильный экономический стимул выдавать ее замуж пораньше. В культурах, где распространено подобное приданое, девочки считаются финансовым бременем, и иногда родители избавляются от них сразу после рождения: детоубийство такого рода распространено в Бангладеш, Индии и Китае настолько, что население этих стран имеет опасный перекос в мужскую сторону.

Мы с Кэтрин слушали рассказ молодого человека и в ужасе переглядывались: оказывается, обстоятельства, которые казались нам такими локальными, специфичными для Ганы, могут быть проявлением глобальной закономерности. Между африканскими странами и Бангладеш существуют очевидные культурные различия, однако механизмы – все эти ухаживания за школьницами и торгующие дочерьми отцы – оказываются теми же и дают тот же результат: девочек либо лишают шанса на независимость и подчиняют мужчине, либо отталкивают, обезображивают и даже убивают.

Прошло десять лет, и программы предоставления прокладок стали популярным инструментом экономического развития. Над тем, чтобы обеспечить девочек средствами личной гигиены, работают и неправительственные организации, и государственные органы; уже выросло целое сообщество ученых, которые занимаются данной темой. Местные предприниматели стали производить доступные, безвредные для природы варианты и хорошие средства утилизации. Однажды мне позвонила руководитель группы ООН по водным ресурсам и санитарии и спросила по поводу прокладок. Как она мне объясняла, у них идут дебаты о политике, и комитет считает, что дело даже не столько в образовании, сколько в человеческом достоинстве: доступные прокладки должны быть одним из прав человека. Я почувствовала гордость за проделанную работу! А ведь если бы мы поверили тому, как данные интерпретируют сторонние наблюдатели, – всем этим рассказам, будто бы девочки торгуют собой за модную одежду и теряют интерес к учебе или уходят домой помогать матерям, – мы бы не попали в цель и приняли неверные решения.

Сейчас я провожу исследование в Уганде и хочу посмотреть, помогают ли мобильные банковские счета сельским жительницам контролировать свои заработки. Тогда, в 2000-х годах, опрошенные нами матери были не против, чтобы их дочери вместо окончания школы выходили замуж, и обвиняли в беременностях или побегах их самих. Сегодня я спрашиваю новое поколение матерей, на что они откладывают деньги, и слышу, что они хотят дать своим дочерям возможность остаться в школе. Такой ответ я получаю, даже если сами женщины в школу не ходили: им хочется, чтобы у дочерей судьба была другой. Мы можем помочь исполнить это желание, расширяя их экономические возможности.

Теперь давайте вернемся в США и посмотрим на ту же ловушку: склонность исключительно на основе количественной информации делать выводы, которые несправедливо принижают женщин и ведут к ошибочным практическим шагам. Данные тут будут другие, однако между столь непохожими ситуациями мы увидим неожиданное сходство.

В развитых странах, разумеется, есть свои гендерные проблемы. На Западе образованные люди, как правило, считают себя выше дискриминации по половому признаку, однако крайняя предвзятость в этом отношении наблюдается даже среди преподавателей элитных университетов. В 2014 году, например, в американскую прессу просочились две истории о гендерном неравенстве в лучших бизнес-школах. В одном случае независимые наблюдения показали, что школа бизнеса Калифорнийского университета «недоброжелательна по отношению к сотрудницам», в другом случае Гарвардская школа бизнеса устроила у себя «гендерную перестройку»[33]33
  “Women Faculty Face Bias at UCLA”, Los Angeles Times, 8 октября 2015 г.; Melissa Korn, “Gender Bias Alleged at UCLA’s Anderson Business School”, Wall Street Journal, 4 июня 2014 г.; Jodi Kantor, “Harvard Business School Case Study: Gender Equity”, New York Times, 7 сентября 2013 г.; Katy Waldman, “Harvard Business School Apologizes for Sexism on Campus,” Slate, 29 января 2014 г.


[Закрыть].

По просьбе Bloomberg я написала пост в блоге, где заявила, что существуют серьезные статистические доказательства наличия половой дискриминации во всех школах бизнеса в США. Данные Ассоциации по развитию университетских бизнес-школ свидетельствовали, что среди учебного персонала женщины составляют менее тридцати процентов (рис. 7) – и в значительном большинстве работают по временному договору, – а на высших должностях всецело господствуют мужчины. Женщинам платили меньше независимо от должности. Главной проблемой были увольнения и отказ в приеме на работу: женщины уходили с учебных должностей быстрее, чем приходили. Хуже всего ситуация оказалась на финансовых факультетах: в национальном масштабе они на восемьдесят процентов были укомплектованы мужчинами, а среди полных профессоров (высшая ступень иерархии) мужчины составляли девяносто процентов. В финансах был самый большой гендерный разрыв в оплате труда, и сотрудниц там нанимали, удерживали и продвигали меньше, чем в любой другой дисциплине. В заключение я призвала школы посмотреть правде в глаза и признать неравное отношение к полам, а не приглаживать ситуацию, как обычно[34]34
  Linda Scott, “Let’s Be Honest About Gender Discrimination at Business Schools”, Bloomberg, 28 июля 2014 г. См. также: David Moltz, “The B-School Glass Ceiling”, Inside Higher Education, 23 февраля 2010 г.


[Закрыть].

Трудоустройство, продвижение и заключение постоянных договоров с женщинами в школах бизнеса, 2013 г.

Рис. 7. На графике показана доля женщин в учебном персонале четырех самых популярных кафедр в бизнес-школах. Обратите внимание, что кафедры финансов принимают меньше женщин после окончания вуза, меньше их удерживают и меньше продвигают на высшую ступень по сравнению с любой другой дисциплиной.

Источник: American Association of Collegiate Schools of Business.

У финансовых факультетов на этот счет уже есть готовая отговорка: женщины просто недостаточно хорошо знают математику, чтобы преуспеть в этой области. Один профессор финансов из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе в ответ на мой пост в блоге написал в Huffington Post статью, где утверждал, что особые усилия по привлечению женщин снизили бы общее качество учебного персонала[35]35
  Bhagwan Chowdhry, “Would a Push to Hire More Women Reduce Gender Pay-Gap? Not Until We Fix the Pipeline”, Huffington Post, 30 ноября 2014 г.; Larry Gordon, “Women Faculty Face Bias at UCLA,” Los Angeles Times, 4 октября 2015.Bhagwan Chowdhry, “Would a Push to Hire More Women Reduce Gender Pay-Gap? Not Until We Fix the Pipeline”, Huffington Post, 30 ноября 2014 г.; Larry Gordon, “Women Faculty Face Bias at UCLA,” Los Angeles Times, 4 октября 2015.


[Закрыть]. Другие сотрудники того же университета – и женщины и мужчины – связались со мной в частном порядке. Они жаловались, что мой пост представляет гендерную проблему как нечто обычное для всех бизнес-школ, но при этом конкретно в Калифорнийском университете ситуация просто вопиющая. Особенно их сбивало с толку то, что во главе школы стояла одна из немногих женщин-деканов бизнес-школ в США; правда, было ощущение, что она палец о палец не ударяет, чтобы исправить ситуацию (позже эти опасения подтвердил независимый отчет)[36]36
  Это мнение выражали в беседах со мной в 2014 году сотрудники Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Анализ, проведенный компанией Korn Ferry, которая специализируется на управленческом консультировании, также указывал на нежелание декана заниматься гендерным разнообразием и определял это как препятствие на пути к прогрессу. Korn Ferry, Gender Equity Final Report, июль 2015 г., https://www.anderson.ucla.edu/documents/areas/adm/dean/Korn-Ferry-Gender-Study-FINAL.pdf. Газета Los Angeles Times также сообщала, что руководство школы «не демонстрирует» целенаправленного намерения и активного поведения, необходимых для повышения разнообразия. Gordon, “Women Faculty Face Bias at UCLA.”


[Закрыть].

Я обратилась к статистике из рейтинга школ бизнеса Financial Times. В Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе представленность женщин действительно была одной из худших. Но он оказался в престижной компании: внизу списка преобладали топовые школы, в том числе Колумбийского, Чикагского и Гарвардского университетов. В то же время некоторые высокорейтинговые школы, например Йельского университета, Калифорнийского университета в Беркли и Северо-Западного университета, имели больше сотрудниц, доказывая тем самым, что можно быть одновременно и успешными, и гендерно сбалансированными.

У школ с плохой представленностью женщин наблюдалась еще одна общая черта: колоссальные финансовые факультеты, укомплектованные в основном мужчинами предпенсионного и пенсионного возраста[37]37
  Я поняла это, когда зашла на страницы кафедр финансов этих школ и проверила даты окончания образования в резюме всех сотрудников. Затем я посчитала соотношение пожилых и молодых мужчин и сравнила общее число сотрудников финансовых кафедр с общим числом преподавателей в данной школе.


[Закрыть]. Эти пожилые профессора начинали преподавать еще в 1970-х годах, в первые годы женского движения, и напрямую ощутили воздействие первых программ «позитивных действий». С 1972 года правительство США делало акцент на политике разнообразия, в рамках которой активно подталкивало университеты нанимать женщин, но этой группе высококлассных бизнес-школ каким-то образом удалось пережить четыре десятилетия и совершенно не измениться. Без сознательного сопротивления это было бы просто невозможно. Никаких сомнений: эти ребята научились отгораживаться от равенства полов.

Женское движение 1970-х годов скептически относилось к традиционному американскому браку, в котором женщина сидит дома, а мужчина платит по счетам. Я подозревала, что у большинства этих мужчин жены не работают – как это было принято во времена их молодости, – и позже моя догадка подтвердилась. Судя по данным исследований, американцы с неработающими женами чаще полагают, что для организации вредно нанимать слишком много женщин, и принимают решения, мешающие квалифицированным женщинам развивать карьеру. Для начала они проводят четкую линию между домом и работой, а потом настаивают, чтобы женщина осталась по «домашнюю» сторону. Один мужчина из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе сказал: «Я смотрю на это так: собралась работать – иди работай. Никаких отдельных стандартов из-за детей, родителей и тому подобного. Хочешь всем этим заниматься – сиди дома». Сотрудницы этого университета рассказывали, что их часто списывают по семейным причинам: «Один говорит: „Раз она столько делает, она наверняка игнорирует собственных детей“, другой говорит: “Она ужасная мать”»[38]38
  В отчете Gender Equity Final Report компании Korn Ferry также есть указание, что жены сотрудников кафедры финансов Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе остаются дома. Я спрашивала об этом респондентов во время наших бесед, и большинство это подтвердило. Sreedhari D. Desai, Dolly Chugh, and Arthur P. Brief, “The Implications of Marriage Structure for Men’s Workplace Attitudes, Beliefs, and Behaviors Toward Women”, Administrative Science Quarterly 59, no. 2 (2014): 330–365. Korn Ferry, Gender Equity Final Report.


[Закрыть].