Текст книги "(Не)женская экономика. Как гендерное неравенство ограничивает наш экономический потенциал"

Ученые подчеркивают, что, несмотря на долгую эволюцию в условиях насильственного социального доминирования мужчин, эта ориентация очень уступчива. Отчасти дело в том, что головной мозг дает нашему виду особое умение оценивать ситуацию и реагировать на нее быстрыми и радикальными изменениями. Благодаря в том числе этому умению человек разумный заселил весь мир, а наши двоюродные братья и сестры по-прежнему живут исключительно в Африке.

Поведение, которое в конечном счете сделало людей самым агрессивным и разрушительным видом на планете, проявилось вскоре после того, как Homo sapiens покинули родной континент[80]80
  В книге The Goodness Paradox Рэнгем утверждает, что люди миролюбивы по сравнению с другими приматами, так как у них меньше конфликтов с летальным исходом между самцами одной группы, однако на войне они более склонны убивать. Скорее всего, оба показателя не учитывают насилие против самок.


[Закрыть]. Хотя когда-то считалось, что предшествующие виды Homo вымерли еще до нашего появления, новые археологические открытия указывают, что их истребили сапиенсы в процессе миграции через Европу и Азию. Более того, распространение человечества по морю и суше привело к исчезновению колоссального числа других видов млекопитающих: огромных крыс, гигантских вомбатов, мамонтов, мастодонтов, гигантских львов, гигантских ленивцев. В Северной Америке из сорока семи видов крупных животных до вымирания было доведено тридцать четыре. В Южной Америке вымерло пятьдесят из шестидесяти. В Австралии из двадцати четырех видов, весивших хотя бы сорок пять килограммов, люди истребили двадцать три[81]81
  Harari, Sapiens.


[Закрыть].

Тысячи лет люди оставляют за собой выжженную землю и теперь наконец достигли того момента, к которому в итоге придут воинственные шимпанзе. Мы расширяли границы своего ареала, пока не поставили под угрозу собственное существование. Из-за применения философии «выживает самый приспособленный» для оправдания набегов и погромов – что проявляется даже в экономике – нам теперь придется начать делиться, иначе мы вымрем. Мужское доминирование оказалось катастрофой.

Мужчина – это добытчик

Мужчины тысячи лет держат в своих руках экономические ресурсы, но это не значит, что они хорошие добытчики.

Первая человеческая экономика была основана на охоте и собирательстве. Миф гласит, что охотой занимались мужчины, а женщины тем временем собирали и работали рядом с домом, чтобы присматривать за детьми. Гетеросексуальные отношения тем самым обеспечивали самой паре и их детям сбалансированную диету. Подобное гендерное разделение труда стало архетипом для всех ролей в экономике, и в большинстве культур теперь есть «мужские» и «женские» профессии.

Однако эта красивая история не подтверждается фактами. Какие-то выводы о древних обществах охотников и собирателей мы можем сделать по тем немногочисленным племенам, которые сохранили этот образ жизни и стали предметом изучения антропологов. Женщины в этих племенах тоже охотятся: обычно они вместе с мужчинами ловят небольших животных недалеко от дома. Мужчины охотятся на крупную дичь, однако такие походы случаются нечасто. Этот способ получения пищи вообще не слишком эффективен, и мясо, как правило, не составляет значительную часть рациона: в основном люди питаются растительными продуктами. Это, впрочем, не мешает мужчинам бесконечно рассказывать захватывающие истории про охоту на крупную дичь, и мясо в результате твердо ассоциируется с мужественностью. Некоторые антропологи полагают, что охоту вообще правильнее воспринимать как утверждение статуса среди мужчин, чем погоню за питательными веществами[82]82
  Michael Gurven and Kim Hill, «Why Do Men Hunt? A Reevaluation of „Man the Hunter” and the Sexual Division of Labor», Current Anthropology 50, no. 1 (2009): 51–74.


[Закрыть].

Древнейшие люди не образовывали нуклеарных семей. Как шимпанзе и бонобо, они изначально «сходились и расходились»: отправлялись собирать пищу в небольших, непостоянных группах, а потом сбивались в более крупные сообщества, чтобы спать и делить еду. Раньше считалось, что распределение продовольствия делало собирателей равными, однако более поздние исследования показали, что равенства между полами не было[83]83
  John D. Speth, «Seasonality, Resource Stress, and Food Sharing in So-Called „Egalitarian” Societies», Journal of Anthropological Archaeology 9, no. 2 (1990): 148–188.


[Закрыть].

Антропологи проанализировали данные об охотниках и собирателях, полученные в двадцатом веке, и обнаружили, что женщины стабильно получают меньше мяса и жира и поэтому питаются хуже. Неравенство возникает по нескольким причинам. Когда мужчины все же идут на охоту, они поедают самые жирные и питательные части туши прямо на месте, прежде чем отнести домой оставшееся мясо. После возвращения пищу делят согласно ритуалам, которые определяют, кто будет есть первым и какие части животного кому достанутся, и женщины часто оказываются в менее привилегированном положении. Один антрополог отмечает, что «очередность распределения (старшие мужчины, мужчины-охотники, дети, собаки и женщины) указывает на то, что у женщин с наибольшей вероятностью развивается недостаточность питания»[84]84
  Speth, «Seasonality, Resource Stress, and Food Sharing in So-Called „Egalitarian” Societies», p. 161, цитирует Basil S. Hetzel, “The Chance Nutrition of Aborigines in the Ecosystem of Central Australia”, в The Nutrition of Aborigines in Relation to the Ecosystem of Central Australia: Papers Presented at a Symposium, CSIRO, 23–26 октября 1976 г., Canberra, ed. B. S. Hetzel and H. J. Frith (Melbourne: Commonwealth Scientific and Industrial Research Organization, 1978), 148–188.


[Закрыть]. Существуют табу на употребление определенных видов пищи определенными категориями в определенное время, от которых обычно тоже страдают непривилегированные женщины. Гендерное неравенство в разделении еды у собирателей часто бывает настолько сильным, что женщины хронически недоедают, а это приводит к низкой фертильности, недостаточной массе тела при рождении, а также высокой детской и материнской смертности. Все это сложно назвать полезными для адаптации явлениями[85]85
  Speth, «Seasonality Resource Stress, and Food Sharing in So-Called „Egalitarian” Societies».


[Закрыть].

Поскольку охотники склонны съедать самые ценные части туши еще до возвращения домой, они питаются лучше всех и становятся крупнее, сильнее и популярнее других мужчин. Обычаи распределения пищи связаны с престижем и властью и порождают иерархию, на вершине которой стоят старейшины племени, а чуть ниже – охотники. Дело здесь явно именно в мужском статусе, а не в снабжении женщин и детей едой, так как и тем и другим остаются лишь объедки.

Свидетельства неравного распределения пищи дают скелетные останки доисторических людей. В 2008 году вышло исследование, авторы которого оценили все надежные данные о зубах из всех раскопок в мире. Они обнаружили, что на всех континентах у женщин зубы разрушены больше, чем у мужчин[86]86
  L. R. Lukacs and L. M. Thompson, “Dental Caries Prevalence by Sex in Pre-History: Magnitude and Meaning”, in Technique and Application in Dental Anthropology, ed. Joel D. Irish and Greg C. Nelson (Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2008), 136–177.


[Закрыть]. Вероятнее всего, женщины ели больше углеводов, а мужчины – больше мяса, что согласуется с этнографическими данными, но археологи указывают и на другую вероятность: пищевая недостаточность, заметная по женским останкам, отчасти стала результатом того, что они получали недостаточно калорий, чтобы компенсировать тяжелый труд. Нагрузка на кости женщин, найденных в некоторых раскопках, указывает, что они выполняли работу, требующую значительных физических усилий[87]87
  Alison A. Macintosh, Ron Pinhasi, and Jay T. Stock, “Prehistoric Women’s Manual Labor Exceeded That of Athletes Through the First 5500 Years of Farming in Central Europe”, Science Advances 3, no. 11 (29 ноября 2017 г.): eaao3893. Другие источники о женщинах в доисторический период: Rosemary A. Joyce, Ancient Bodies, Ancient Lives: Sex, Gender, and Archaeology (New York: Thames and Hudson, 2008); J. M. Adovasio, Olga Soffer, and Jake Page, The Invisible Sex: Uncovering the True Roles of Women in Prehistory (Walnut Creek, CA: Left Coast Press, 2007); Kelley Hays-Gilpin and David S. Whitley, Reader in Gender Archaeology (New York: Routledge, 1998); и Margaret Ehrenberg, Women in Prehistory (London: British Museum Publications, 1989).


[Закрыть].

Не позднее верхнего палеолита – каменного века – начали появляться зачатки организованного патриархата[88]88
  Wrangham, The Goodness Paradox.


[Закрыть]. Мужчины стали собираться в небольшие группы, часто вокруг альфа-самца, чтобы командовать другими, особенно женщинами. Из правил и практик, которые они вырабатывали, со временем сложились законы и институты, позволявшие поддерживать патриархат большим обществам. Так, мужчины-собиратели образовывали братства, которые встречались в особом месте и хранили свои мистические тайны. Женщин настолько подчеркнуто исключали из этих организаций, что ту, которая случайно появлялась на ритуале или увидела какую-нибудь мистерию, жестоко наказывали – как правило, смертью. Чисто мужские организации, как и утаивание важной информации от женщин, часто встречаются в истории.

Со временем мужская агрессия лишь набирала обороты. Охотники и собиратели в одном клане дрались между собой и иногда убивали друг друга, мужчины били и убивали женщин. Человека от прочих приматов отличает большая клановая воинственность по отношению к чужакам. В качестве даров на переговорах между воюющими племенами использовали женщин. Ричард Рэнгем, один из ведущих специалистов по эволюции, описывает такие обычаи у австралийских аборигенов. «В опасных ситуациях племя могло послать женщин на сексуальную миссию: поприветствовать потенциальных захватчиков. Если незнакомцы были готовы отказаться от нападения, они показывали это намерение путем полового сношения с парламентершами, если нет – отсылали их обратно и нападали. Финальный этап заключения мира между племенами почти всегда включал обмен женами»[89]89
  Wrangham, The Goodness Paradox.


[Закрыть]. Женщины уже на заре истории были пешками войны, трофеем, средством заключения альянсов. Какой же ужас они должны были при этом чувствовать!

Когда люди перешли к оседлому образу жизни, межгрупповая борьба начала приводить к набегам и создала новый источник средств к существованию: взять силой. Самые агрессивные захватчики просто стирали поселения с лица земли, подобно шимпанзе-гангстерам, и насилия в жизни человека стало еще больше. Как и у шимпанзе, разрушение более миролюбивых сообществ и захват женщин для размножения начали подталкивать наш вид к насильственному доминированию, и в конце концов охота и набеги переросли в феномен всемирного масштаба: экономику воинов.

С этого момента человеческая история стала напоминать четыре тысячи сезонов «Игры престолов». Военные общества путем завоеваний накапливали огромные состояния[90]90
  Lisbeth Skogstrand, “The Role of Violence in the Construction of Prehistoric Masculinities”, in Archaeologies of Gender and Violence, ed. Uros Matie and Bo Jensen (Oxford: Oxford University Press, 2017), 77–102.


[Закрыть]. Короли и императоры, а также их многочисленные приспешники контролировали богатство и раздавали его лучшим воинам, наделяя их – как до этого охотников – материальными благами и престижем. Самые агрессивные мужчины получали и многочисленных жен, а с ними больше возможностей оставить свой след в пуле генов, чем миролюбивые собратья. Возможно, именно это подтолкнуло человечество сделать выбор в пользу доминирования.

Человеческие общества не приветствуют желание женщин иметь оружие и уметь им пользоваться. В целом женщинам никогда не позволялось воевать и участвовать в различных занятиях, развивающих силу и ловкость – например, спорте. Поскольку сила и размеры тела зависят от хорошего питания и упражнений, нормы, держащие женщин взаперти и без достаточного питания, привели к тому, что они стали меньше и слабее.

Иногда разница в питании увеличивалась еще больше. Так, в современном Перу были найдены два захоронения с останками времен первого тысячелетия. Оба места раскопок относятся к культурам воинов с господством альфа-самцов, строгой иерархией. Во всех социальных классах у женщин обнаружены признаки длительной пищевой недостаточности в период вынашивания ребенка[91]91
  Julie Farrum, “Gender and Structural Violence in Prehistoric Peru”, in Archaeologies of Gender and Violence, ed. Uros Matie and Bo Jensen (Oxford: Oxford University Press, 2017), 247–262.


[Закрыть]. Недоедание в детстве задерживает рост и сказывается на развитии когнитивных способностей, поэтому удерживание мужчинами пищи делало женщин не только менее крупными, но и менее способными думать, и это лишь добавляло новые аргументы в копилку патриархального доминирования.

С появлением экономик войны патриархат превратился в зверя с двумя рогами: насилием и алчностью. Отношение мужчин-властителей к другим народам в собственной стране и на войне предвещало экономическую философию нашего времени. Завоеватель имеет право уничтожать и грабить все на своем пути просто потому, что у него есть для этого сила. Победитель забирает все. Мощь – это право. Военные вожди подчиняли себе целые популяции, принуждая рабов признавать свою власть, а религиозные верования часто оправдывали такие поступки как проявление некоего божественного плана[92]92
  Cynthia Eller, The Myth of Matriarchal Prehistory (Boston: Beacon Press, 2000).


[Закрыть].

Развивалось не только военное дело, но и сельское хозяйство. Владение землей также часто приводило к конфликтам. Как мы видели, в сельскохозяйственных экономиках женщинам приходится несладко и снабжение у них было, безусловно, плохое. Однако нет причин считать – как утверждают некоторые, – будто именно крестьянский труд стал источником подчинения женщин. Есть слишком много свидетельств того, что с женщинами дурно обращались задолго до его появления. Более того, экономики, где не возделывают землю, а, например, пасут скот, тоже воинственны и женщины в них также порабощены.

Когда в западные страны пришла индустриализация, семьи начали покупать еду и другие необходимые вещи за деньги. Мужчины держали в руках и этот ресурс, поскольку монополизировали оплачиваемый труд. Именно на этом этапе на первый план выходит нуклеарная семья с одним мужчиной-добытчиком. Но даже в современных постиндустриальных обществах всевластный глава семейства, равно как и в бедных странах, иногда наказывает свою женщину и детей лишением еды и необходимых предметов.

Уже к середине двадцатого века на Западе самодостаточная нуклеарная семья повсеместно считалась общественным идеалом, но с 1970 года такое разделение гендерных ролей постепенно выходит из моды. Это, несомненно, огорчает консерваторов, уверенных, что это естественный уклад и его обязательно надо сохранить. При этом традиционная семья с одним мужчиной-кормильцем была стандартом лишь около полутора веков из двухсот тысяч лет истории человечества[93]93
  Stephanie Coontz, Marriage, a History: How Love Conquered Marriage (London: Penguin Books, 2006).


[Закрыть]. Поскольку подобная модель семьи, скорее всего, уходит в прошлое, в итоге она может оказаться просто маленьким колебанием на временной шкале нашего вида.

Природа не наградила мужчин благодетельной ролью обеспечения женщин и детей. Напротив, всю историю они контролировали распределение ресурсов и получали власть, могли лишать необходимого, иногда до крайней степени.

Женщинам природой предписано сидеть дома и заботиться о детях

«Женщины зарабатывают в среднем меньше мужчин. Это правда, – писал в журнале Forbes в 2015 году Тим Уорстолл. – Неправда, видимо, в том, что это результат дискриминации. Скорее все сводится к разной реакции мужчин и женщин, когда они становятся родителями. Учитывая, что быть млекопитающим и живородящим – довольно центральные характеристики человека как вида, гендерный разрыв в оплате труда может оказаться одной из тех проблем, которые не поддаются решению»[94]94
  Tim Worstall, “The Gender Pay Gap Is the Result of Being a Parent, Not Discrimination”, Forbes, 1 октября 2015 г., https://www.forbes.com/sites/timworstall/2015/10/01/the-gender-pay-gap-is-the-result-of-being-a-parent-not-discrimination/#2732829aac7f.


[Закрыть].

В последние годы апологеты вроде Уорстолла все чаще указывают на материнство как повод загнать женщин обратно домой и говорят, что из-за нашей животной природы женщины с детьми должны перестать работать, а если не перестают – им надо меньше платить. Однако даже у млекопитающих есть разные подходы к воспитанию потомства. Приматы, например, имеют два варианта. В одном случае мать делает все сама, в другом – о детях заботятся все члены группы, как самки, так и самцы. Мать по-прежнему остается главным опекуном, но пока она собирает пищу, сородичи присматривают за ребенком и оказывают ей другую помощь. Такое распределение ухода называют «алломатеринством» от древнегреческого άλλος – «иной».

У шимпанзе матери часто уходят из стаи на время родов, могут оставаться на расстоянии целый месяц и после этого не позволяют другим дотрагиваться до своих детей. Первые два года жизни младенец держится за маму и до пятилетнего возраста не отходит от нее дальше нескольких метров. Он ходит с ней собирать еду и охотиться, учится обеспечивать себя на ее примере. Однако мать не просто делает то, что ей присуще, а охраняет потомка от агрессивных самцов. У бонобо, где имеет место алломатеринство, матери не только разделяют уход с другими самками, но и позволяют самцам держать своих детей, играть с ними, делиться пищей и кровом.

У обоих ближайших к нам видов главным опекуном является мать. Более того, матери – кормильцы у всех приматов и других млекопитающих[95]95
  Sarah Hrdy, Mother Nature: Maternal Instincts and How They Shape the Human Species (New York: Ballantine, 2000).


[Закрыть]. Они вносят самый большой вклад в потомство и важнее для выживания вида, чем отцы. Однако выполнять свои функции они могут, только если имеют возможность искать и приносить пищу – с детьми или без них.

Для человека характерно именно алломатеринство. Матери берут везде с собой детей, даже маленьких, но при этом разделяют заботу о них с другими членами сообщества. Общая забота о потомстве существовала на протяжении почти всей человеческой истории: попечение, усыновление и удочерение были всегда, присмотр за детьми в течение дня – не новое изобретение. Другой характерной чертой нашего вида является то, что мужчины способны заботиться о детях так же, как женщины, если не считать грудного вскармливания[96]96
  Hrdy, Mother Nature.


[Закрыть]. Алломатеринство считается одним из самых полезных для адаптации свойств, поэтому общество, которое не дает матери быть добытчицей и держит отцов на расстоянии, как это происходит в постиндустриальной экономике, подрывает эволюционные преимущества человечества.

Мужчины выполняют более трудную, опасную и важную работу

После того как в 2011 году в отчете Белого дома написали, что на каждый доллар, заработанный мужчинами, женщинам платят только семьдесят пять центов, Стив Тобак отреагировал на сайте CBS News возмущенной статьей, где попытался оправдать этот разрыв. Мужчины выбирают опасную работу, заявил он, и за нее «естественно, больше платят». Затем он причислил к «опасным» следующие профессии: «рыбаки, лесорубы, летчики, крестьяне и скотоводы, кровельщики, металлурги, сборщики мусора и вторсырья, специалисты по установке и ремонту промышленного оборудования, водители грузовиков, строительные рабочие»[97]97
  Steve Tobak, “The Gender Gap Is a Complete Myth”, CBS News, 11 апреля 2011 г., https://www.cbsnews.com/news/the-gender-pay-gap-is-a-complete-myth/.


[Закрыть].

Как вы можете заметить, некоторые профессии в этом списке не слишком опасны, а в других – например, рыболовстве и фермерстве – по всему миру работает много женщин. Тем не менее Тобак настаивал, что женщины предпочитают не заниматься этими работами, подразумевая, что они для этого слишком трусливы. Разделяя работы по этому стереотипу, он вторил популярной стратегии оправдания экономического неравенства.

Мужчины действительно ведут себя рискованно значительно чаще женщин, однако поиск опасности – необязательно позитивное качество. Из-за любви к риску мужчины, например, более склонны к употреблению алкоголя и наркотиков и более подвержены несчастным случаям. Рискованные ситуации повышают уровень тестостерона, а это, в свою очередь, заставляет мужчин недооценивать угрозу и действовать безрассудно – не лучшая черта, если работа опасная, не правда ли?

Отчасти из-за стремления к опасности мужчины не в пример чаще совершают всевозможные преступления, особенно связанные с насилием. В любой стране, для которой есть данные – а их примерно сотня, – мужчины составляют девяносто и больше процентов заключенных в тюрьмах и виновны практически во всех насильственных преступлениях. В большинстве случаев нападают они не на женщин, а на других мужчин. Самый частый сценарий: двое мужчин выясняют, кто из них главный, после чего один из спорщиков атакует – и убивает – другого. Управление ООН по наркотикам и преступности сообщает, что в глобальном масштабе мужчины составляют девяносто шесть процентов убийц и семьдесят процентов их жертв. С наибольшей вероятностью преступниками становятся люди, исходящие прежде всего из традиционного понимания мужественности. Их поведение обходится дорого. В Соединенных Штатах происходит двадцать три миллиарда преступлений ежегодно. Они приносят жертвам пятнадцать миллиардов долларов убытка и вынуждают государство тратить на полицию и тюрьмы еще сто семьдесят девять миллиардов[98]98
  Jonathan Gibbons, Global Study on Homicide (Vienna: United National Office of Drugs and Crime, 2013). См. Федеральное бюро тюрем, май 2019 г., https://www.bop.gov/about/statistics/statistics_inmate_gender.jsp, и World Prison Brief, февраль 2016 г., http://www.prisonstudies.org/news/more1035-million-people-are-prison-around-world-new-report-shows; Kathryn E. McCollister, Michael T. French, and Hai Feng, “The Cost of Crime to Society: New Crime-Specific Estimates for Policy and Program Evaluation”, Drug and Alcohol Dependency 100, nos. 1–2 (1 апреля 2010 г.): 98–109; Dorian Furtuna, “Male Aggression: Why Are Men More Violent?” Psychology Today, 22 сентября 2014 г., https://www.psychologytoday.com/us/blog/homo-aggressivus/201409/male-aggression.


[Закрыть].

Поскольку мужчины так часто становятся жертвами собственного неразумного поведения, лишать матерей мотивации обеспечивать потомство неприемлемо и опасно, ведь вероятность, что ребенок потеряет отца, гораздо выше. Если посмотреть на картину в целом, нет смысла платить больше людям, которые рискуют по-глупому, и меньше тем, кто с большей вероятностью останется кормильцем.

Люди, приводящие аргумент «доплаты за опасность», часто вспоминают миф про охотников и собирателей: охота не только считается опаснее, но и требует «мужских» способностей, например быстро бегать и далеко видеть, а также умения пользоваться оружием и ставить ловушки[99]99
  James Owen, “Men and Women Really Do See Things Differently”, National Geographic, 6 сентября 2012 г., https://www.nationalgeographic.com/news/2012/9/120907-men-women-see-differently-science-health-vision-sex/.


[Закрыть]. Охота считается первопричиной того, что мужчины ходят на работу, а женщины сидят дома. Но поскольку охота уже тысячи лет является еще и спортом и даже развлечением для привилегированных слоев населения, стоит два раза подумать, считать ли ее вообще работой.

Рассказы о мифических охотниках доходят до утверждений, что по этой причине сегодняшние мужчины агрессивнее на работе – будь то поиск новых клиентов или просьба повысить зарплату – и активнее делают карьеру, в то время как многие женщины даже не пытаются. «Исходное» гендерное разделение труда также приводят в оправдание мужской агрессии против женщин на рабочем месте: «мужчины просто такие», а женщинам надо привыкнуть и нарастить «толстую кожу».

Такого рода разговоры также опираются на археологическую теорию происхождения человека, широко распространенную в 1960-х годах[100]100
  «Мужчина-охотник» был не просто одним из культурных мифов, но и названием научной школы в приматологии и эволюционной теории, которую очень активно популяризировали в 1950-х и 1960-х годах. Эту школу продолжают так называть во многих дисциплинах, включая антропологию, археологию и приматологию. Раньше этот подход считался влиятельным и обоснованным, но с тех пор был опровергнут и устарел. Ключевой публикацией стал сборник эссе по результатам научной конференции 1966 года, на которой впервые собрались влиятельные ученые, работающие в рамках этой теории: R. B. Lee and I. Devore, eds., Man the Hunter (Chicago: Aldine, 1968), 293–303. Роберт Ардри написал на эту тему серию из четырех книг, первой из которых была African Genesis 1961 года. По некоторым из них были сняты документальные телефильмы. Наверное, самым популярным изложением данной теории стала «Голая обезьяна» Десмонда Морриса, которая выходила в Daily Mail и в 1967 году была издана отдельной книгой. В 2011 году журнал Time включил ее в список «100 лучших нехудожественных книг всех времен», http://entertainment.time.com/2011/08/30/all-time100-best-nonfiction-books/slide/the-naked-ape-by-desmond-morris/.


[Закрыть]. Влияние нарратива про «мужчину-охотника» по-прежнему заметно в мультфильмах о пещерных людях и музейных картинах, где одетые в шкуры мужчины грозят дубинами большому зверю. Ребекка Солнит в статье для Harper’s Magazine в 2015 году подытожила этот миф кратко:

Рано или поздно в разговоре о том, кто мы, кем мы были и какими можем стать, кто-нибудь расскажет историю про Мужчину-охотника. Это история не только о Мужчине, но и о Женщине с Ребенком. Вариантов бесчисленное множество, но все они выглядят как-то так: в первобытные времена мужчины шли на охоту и приносили домой мясо, чтобы прокормить женщин и детей, а те просто сидели у них на шее. В большинстве случаев история разворачивается в нуклеарных ячейках, то есть мужчины снабжают собственную семью, а женщинам не от кого получить помощь в уходе за детьми. В любой версии женщины – это багаж, который приносит потомство[101]101
  Rebecca Solnit, “Shooting Down Man the Hunter”, Harper’s Magazine, 1 сентября 2015 г.


[Закрыть].

Мужчина-охотник, говорили археологи середины двадцатого столетия, был плотоядным существом с инстинктом убийцы, которого у женщин попросту не было. Он был высок и ходил прямо, чтобы высматривать в саванне крупную дичь. Большой мозг подсказал ему идею, которая отделила людей от животных: сделать инструменты, особенно для умерщвления добычи. Мужчина-охотник путешествовал в чисто мужских группах и часто подолгу отсутствовал дома.

Так вот, этот сценарий полностью опровергнут. Зубов, характерных для плотоядных животных, нет ни у нас, ни в останках наших предков. Первые люди были невысокими и жили они не в саванне, охотясь на крупную дичь. Их домом были деревья, а не пещеры, ели они главным образом растения, и размер мозга у них был как у шимпанзе. И еще – чаще они сами становились добычей, а не хищниками[102]102
  Robert W. Sussman, Man the Hunted: Primates, Predators, and Human Evolution (New York: Basic Books, 2005); Robert W. Sussman, “The Myth of Man the Hunter, Man the Killer, and the Evolution of Human Morality”, Zygon 34, no. 3 (1999): 453–471.


[Закрыть]. Никто не знает, мужчины или женщины изобрели орудия труда. Тем не менее Мужчина-охотник продолжает навязывать гендерные роли в экономике.

Те, кто пытается оправдать экономическое неравенство между полами, утверждают, что мужская работа тяжелее и труднее женской. По мнению этих людей, женщинам можно платить меньше и хуже с ними обращаться, потому что они слишком слабы, чтобы делать то, что делают мужчины. Считается, что этой идеей в экономическом развитии и международной политике мы обязаны датскому экономисту Эстер Бозеруп, которая полагала, что женщины стали подчиненными, поскольку из-за физической слабости не могли пахать. В 1970 году аргумент Бозеруп возымел огромный эффект, но его действие можно видеть по сей день[103]103
  Ester Boserup, Woman’s Role in Economic Development (London: Earthscan, 1970).


[Закрыть]. Например, в 2011 году в журнале The Economist вышла статья «Плуг и современность: негибкое отношение к женщинам коренится в древнем сельском хозяйстве», где утверждалось, что, по данным последних исследований, женщины были равными до появления плуга, а после его изобретения потеряли равенство на пять тысяч лет[104]104
  Alberto Alesina, Paola Giuliano, and Nathan Nunn, “On the Origins of Gender Roles: Women and the Plough”, Quarterly Journal of Economics 128, no. 2 (2013): 469–530; “The Plough and the Now”, Economist, 21 июля 2011 г., https://www.economist.com/node/18986073. См. также: Fernand Braudel, On History (Chicago: University of Chicago Press, 1982).


[Закрыть]. Упомянутое исследование, проведенное Альберто Алесиной и Натаном Нанном из Гарварда и Паоло Джулиано из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, теперь обязательно к прочтению во многих колледжах и породило еще один миф в оправдание экономического неравенства между полами.

Экономическая подчиненность женщин слишком жестока, слишком распространена и слишком устойчива, чтобы сваливать вину на земледельческую технологию пятитысячелетней давности. Более того, плуг обычно тянут или толкают не люди: в него запрягают крупных тягловых животных. Плуги с ранних времен оснащали колесами, а потом и сиденьями, чтобы следить за работой животных. Сколько силы верхней части туловища требовалось для этого, точно не известно.

Как и с охотой, дело не столько в неспособности женщин пахать, сколько в том, что никто не замечает, когда они этим занимаются. На протяжении многих веков им приходилось брать на себя этот труд каждый раз, когда умирал или терял трудоспособность муж или отец. Они пахали, когда мужчины уходили на войну и если мужчины с войны не возвращались. В Великобритании и Соединенных Штатах, например, во время обеих мировых войн женщин официально привлекали к земледелию – в том числе к вспашке, что прямо следует из вербовочных материалов того периода (рис. 10)[105]105
  Judy Barrett Litoff and David C. Smith, “To the Rescue of the Crops”, National Archives’ Prologue Magazine 25, no. 4 (1993), https://www.archives.gov/publications/prologue/1993/winter/landarmy.html; Melissa Walker and Rebecca Sharpless, Work, Family and Faith: Rural Southern Women in the Twentieth Century (Columbia: University of Missouri Press, 2006); Sue Kazeman Balcolm, Women Behind the Plow: Work Makes Life Sweet (North Dakota: Tri County Alliance, 2017); Elaine Weiss, Fruits of Victory: The Woman’s Land Army of America in the Great War (Lincoln, NE: Potomac Books, 2008); Susan Hagood Lee, Rice Plus: Widows and Economic Survival in Rural Cambodia (London: Routledge, 2012); H. Elaine Lindgren, Land in Her Own Name: Women as Homesteaders in North Dakota (Fargo: North Dakota Institute for Regional Studies, 1991).


[Закрыть].

Рис. 10. Слева – вербовочный плакат британской Женской земледельческой армии времен Первой мировой войны. Справа – американская «крестьянка» военного времени.

Источники: фотография земледельческой армии – Hulton-Deutsch Collection / Corbis Historical / Getty Images; фотография сельскохозяйственной работницы – Bain News Service / Buyenlarge / Getty Images.

Женщины не только достаточно сильны, чтобы толкать плуг, но и способны тянуть его вместо скота. Я нашла путевые заметки 1870 года, где американец описывает сцену, которая, по его словам, была популярна в Германии. Мужчина впрягал в плуг свою жену, а потом садился в маленькое сиденье, погонял ее, как животное, и покуривал. Автор утверждал, что немки с гордостью делали это для своих мужчин (хотя на самом деле ни с одной из них не общался), и бранил американских женщин, которые тогда впервые начали организовываться, называя их эгоистичными, ленивыми, капризными и не желающими как следует заботиться о своих мужчинах[106]106
  Theophilus Liefeld, Faces and Phases of German Life (New York: Fowler & Wells, 1910).


[Закрыть].

Я считала эту историю сомнительной до тех пор, пока не обнаружила еще одну фотографию, на этот раз из Канады начала 1900-х годов. На ней двенадцать женщин – иммигранток из Российской империи – впряглись в плуг, а мужчина его толкает – видимо, для равновесия. Мне кажется, эта картинка говорит сама за себя: нельзя оправдывать гендерное неравенство сказками про плуги или притянутыми за уши обобщениями, где мужской труд оказывается более тяжелым. Экономическая подчиненность женщин проистекает из власти мужчины, заставляющего их работать и прислуживать за меньшую оплату или вовсе без оплаты. Причина в мужской агрессии и контроле над ресурсами, а не в их природном превосходстве как более сильных, смелых и важных.

Женская работа всегда имела большое значение для развития национальных экономик, но ее редко замечали, и историки ее обычно игнорируют. Вопиющий пример – это производство китайского шелка во времена древних торговых путей. В 130 году до н. э. династия Хань открылась для торговли с Западом и подключилась к торговой сети, связывавшей Китай со Средиземноморьем, Западной Азией и Индийским субконтинентом. Поскольку Китай обогатился благодаря торговле шелком, этот маршрут стал известен как Великий шелковый путь. Но вы можете читать на эту тему, пока не заболят глаза, и не найти ни слова о том, что роскошную ткань, которой эта страна обязана своим развитием, делали именно женщины[107]107
  См., в частности, Peter Frankopan, The Silk Roads: A New History of the World (London: Bloomsbury, 2015).


[Закрыть].

Производство шелка в Китае было тяжелым, даже жестоким занятием. Именно из-за него возник обычай бинтования ступней – канонический символ женской подчиненности. В начале двадцать первого века Лорел Боссен и Хилл Гейтс побеседовали с последней живущей женщиной, которой бинтовали ноги. Они установили, что эта процедура не была связана с сексуальностью, как считалось ранее: девочек в возрасте от трех до пяти лет калечили, чтобы они по многу часов сидели смирно и пряли. Когда-то спрос на шелк стал столь велик, что женщины едва справлялись с заказами и трудились день и ночь. Давление было таким сильным, что матери сами веками наносили увечья собственным дочерям[108]108
  Laurel Bossen and Hill Gates, Bound Feet, Young Hands: Tracking the Demise of Footbinding in Village China (Stanford, CA: Stanford University Press, 2017).


[Закрыть]. Считается ли это тяжелой, опасной и важной работой?