Текст книги "Прах и тень"

Глава 17
Человек в униформе

На следующий день было около шестнадцати часов, когда в гостиную вошла миссис Хадсон:

– Мистер Холмс, к вам пришла мисс Монк. С ней какой-то мужчина.

– Отлично, миссис Хадсон. Проводите их ко мне наверх. – С удивившей меня живостью детектив вскочил с дивана. – Несмотря ни на что, мы продвигаемся вперед, Уотсон. Как поживаете, мисс Монк?

Она, по-видимому, стремглав взбежала по лестнице: ее спутник все еще с трудом поднимался следом.

– Я привела его! – возбужденно прошептала Мэри Энн. – Как только вы сказали мне о веточке винограда, я пошла по следу, и разрази меня гром, если бы я не сумела его отыскать. Пришлось потратить шиллинг, чтобы уговорить его прийти сюда.

Человек, вошедший в гостиную, был худым, с сединой в волосах и большим носом. На щеках – глубокие морщины, на лице – выражение недовольства, которое, как мы скоро убедились, менялось в сторону покорности, разочарования или нескрываемого презрения в зависимости от сиюминутных обстоятельств. Но в первый момент по его водянистым голубым глазам и упрямому подбородку было видно, что он весьма не в духе.

– Меня зовут Шерлок Холмс, – радушно представился мой друг, – а это доктор Уотсон.

– Я знаю, кто вы и чем занимаетесь, – огрызнулся вошедший, – а вот зачем я тащился через весь Лондон, чтобы увидеть вас, пока непонятно.

– Это мистер Мэтью Пакер, – поспешно сказала девушка. – Он действительно живет на другом конце города, на Бернер-стрит. Продает фрукты прямо из окна своего дома. Верно я говорю?

– С этим трудно поспорить.

– Рад приветствовать вас, мистер Пакер! – с нескрываемым энтузиазмом воскликнул детектив. – Присядьте поближе к камину. В это время года нас всех донимает холод, и ваш ревматизм, должно быть, разыгрался не на шутку.

– Я не жаловался на свои хвори, но, если уж вы узнали про них, не говорите откуда, – сказал мистер Пакер, проходя к плетеному креслу.

– Доктор Уотсон, – сказал Холмс, скрывая приятное изумление под маской простодушия, – кажется, вы говорили, что лучшее средство от ревматизма – стакан доброго бренди?

– И не один раз. Налить вам, мистер Пакер?

– Не откажусь. А теперь пусть эта юная дама объяснит, зачем отвлекла старика с утра пораньше от дел в лавке.

– Видите ли, мистер Холмс, – вступила в разговор Мэри Энн, – я шла по Бернер-стрит и увидела в окне мистера Пакера свежий черный виноград. И сразу же вспомнила несчастную женщину, убитую рядом с клубом. Ее ведь нашли с веточкой винограда в руке! Черного, как раз такого, что продаете вы, мистер Пакер, – добавила она с лучезарной улыбкой.

– Уж не хотите ли вы сказать, что эту женщину убил я, – ухмыльнулся старый плут, – а вы привели меня на допрос к этим джентльменам?

– Ничего подобного, мистер Пакер, – ответил сыщик с печалью в голосе. – Крайне маловероятно даже то, что вы заметили нечто полезное для нас.

– Именно об этом я твержу вашей сумасшедшей помощнице.

– Единственная надежда на успех зиждется на предположении, что вы, возможно, видели в тот вечер женщину с цветком, приколотым к жакету. Красный цветок на фоне белого папоротника. Но, как я уже сказал, ситуация почти безнадежная. Похоже, Джек Потрошитель умнее всех нас.

Выражение презрительности на лице торговца сменилось гримасой снисходительности.

– Говорите, к ее жакету был приколот красный цветок? – спросил он, потягивая бренди.

– Да, – вздохнул детектив. – Боюсь, все бесполезно.

– Как это ни смешно, но я действительно продавал виноград женщине с красным цветком. Платил, естественно, мужчина, но она все время стояла рядом.

– Удивительное совпадение! Вы случайно не запомнили какие-то особенности ее лица или фигуры?

– Весьма унылая особа, – ответил старик Мэтью. – Светлокожая, с темными кудрями, а юбка, капор, корсаж, меховая оторочка жакета – все черное.

– В самом деле? – холодно спросил Холмс.

– У нее было волевое лицо, если вы понимаете, что я хочу сказать: квадратные челюсти, высокие скулы…

– А ее спутник?

Шерлок выглядел, как всегда, бесстрастным, но я видел, что он весь внимание.

– Обычный парень среднего роста, плотный, крепкого телосложения. Одет просто, как клерк или лавочник, – сюртук и суконная шляпа. Перчаток не было.

– Ваш рассказ чрезвычайно заинтересовал меня, мистер Пакер. – Нотка показного равнодушия уже не слышалась в голосе моего друга. – А лицо? Вы можете описать этого человека?

– Правильные черты, гладко выбрит. И знаете – я уже видел его раньше.

Тут уже Холмс не сдержался, подавшись вперед всем телом.

– Да что вы говорите!

– Похоже, живет где-то по соседству, уж больно физиономия знакомая.

– Не припоминаете, где видели его раньше?

– Где-то поблизости. В пабе или на рынке.

– А род его занятий и место жительства вам неизвестны?

– Я лишь сказал, что встречал этого парня, но не говорил, будто его знаю.

Холмс нервно сжал пальцы, но голос его остался ровным:

– В какое примерно время вы продали им виноград, мистер Пакер?

Он пожал плечами:

– Думаю, часов в двенадцать.

– Вы рассказывали об этом полисменам?

– Полиция! – фыркнул Мэтью. – О чем мне с ними разговаривать? Понятное дело, они стучали мне в дверь, хотели узнать, не заметил ли я чего-нибудь. Ну, я им и сказал, что видел в половине первого, когда закрывал лавку. Ровным счетом ничего.

– Вы не стали сообщать полиции, что заметили нечто подозрительное?

– Господи, да что подозрительного, когда люди покупают гроздь винограда?

– Пожалуй, вы правы. И все же, мистер Пакер, не вспомните ли еще что-нибудь про ночь убийства и того человека?

– Ну что ж, за бренди, которым вы меня столь любезно угостили, я припомню еще одну подробность, – соблаговолил ответить торговец. – Наверное, они не были большими друзьями, но женщина встречала и ранее этого парня, не носившего перчаток, точно вам говорю.

– Почему вы так решили? – спросил Холмс.

– Он покупает виноград, а женщина и говорит ему: «Они ведь тебя не хватятся сегодня вечером?» А он ей раздраженно: «О ком ты говоришь?» А она: «Я тебя раскусила, но не обижайся – в этой одежде ты выглядишь великолепно».

– Она имела в виду его наряд?

– Точно, – согласился старик, допивая оставшееся бренди. – Не возьму в толк, с чего она так сказала: в его одежде не было ничего примечательного. Она просто потеряла голову от этого типа, если то, что вы говорите, верно. Через час она уже была мертва.

Холмс ничего не сказал в ответ: мысли его были далеко. Наш гость демонстративно откашлялся и встал:

– Так или иначе, джентльмены, мне пора идти. К тому же не представляю, что за польза от ваших расспросов.

– Ради бога, извините за беспокойство! – воскликнул я.

– Пять женщин мертвы, а у вас даже нет подозреваемых! Результат пока неважный. Что ж, дайте мне знать, если что-то выйдет. Но я сильно сомневаюсь. Мне пора возвращаться в лавку.

– Простите, мистер Пакер, но, боюсь, вам придется еще задержаться.

– Неужели? И зачем, позвольте спросить?

Холмс приблизился к пожилому мужчине, остановившись в паре дюймов и буквально нависнув над этим вспыльчивым человеком. Бледный, с подвязанной рукой, он выглядел чрезвычайно устрашающе.

– Я весьма благодарен, что вы к нам зашли. Думаю, вам известно, что Скотланд-Ярд тоже разыскивает Джека Потрошителя. Если вы до сих пор не поняли, что располагаете важной информацией, я считаю своим долгом разъяснить, в каком положении вы оказались. Мы сейчас возьмем кэб и отправимся прямиком в Скотланд-Ярд, где вы в точности повторите моему другу Лестрейду все, что сказали нам. И не дайте мне повода заподозрить хотя бы на мгновение, что вы сочувствуете Джеку Потрошителю.

Старик Мэтью растерялся, не зная, что ответить.

– Итак, в путь. Уотсон, будьте так любезны, принесите мое пальто. Мисс Монк, я не хочу отнимать у вас время, поэтому не предлагаю ехать с нами. Сердечно благодарю, что привели к нам этого человека. Прошу вас следовать с нами, мистер Пакер.

Вот так начался день, ставший радостным для нас и принесший много беспокойства мистеру Пакеру. Лестрейд охотно записал его показания, потом пригласил старика в морг, где ему показали не Элизабет Страйд, а Кэтрин Эддоуз. Торговец решительно заявил, что никогда ее не видел, и тогда ему предъявили для опознания труп Страйд. На этот раз он уверенно подтвердил, что это и есть женщина, покупавшая виноград. Близился вечер. В награду за правильную идентификацию убитой Пакера доставили к сэру Чарльзу Уоррену, которому наш свидетель в третий раз дал показания. После этого мы с благодарностью отпустили его.

– Должен признать, что деньги, заплаченные вами мисс Монк, окупились достаточно быстро, – сказал я Шерлоку, когда мы ехали в кэбе.

– Теперь область поисков чрезвычайно сузилась, – с подчеркнутой медлительностью проговорил детектив. – Вместо того чтобы напрягать силы, выискивая англичанина ростом пять футов семь дюймов, мы откроем охоту на гладко выбритого англичанина ростом пять футов семь дюймов, с правильными чертами лица.

– Что же мы в итоге имеем из показаний Пакера?

– На мой взгляд, представляют интерес два момента.

– Отсутствие перчаток?

– Браво, Уотсон! Эта деталь сужает социальную сферу поисков: не думаю, что представители низших слоев Уайтчепела надевают перчатки к обеду. А второй момент?

– То, что Пакер раньше встречал его где-то поблизости?

– Мой дорогой друг, естественно, мы не забываем – отличное знание Уайтчепела этим человеком предполагает, что он бывал там и раньше.

– Ну, тогда странная реплика о его одежде – если, конечно, Пакер все верно расслышал.

– Уотсон, вы определенно делаете успехи. Да, эти слова чрезвычайно меня заинтересовали. Вероятно, этот парень решил, что будет меньше бросаться в глаза в наряде обычного добропорядочного британца.

– Не понимаю почему.

– Неужели? – улыбнулся Холмс. – Вы удивляете меня, мой мальчик. Возьмем такой пример. Допустим, мне надо подробно описать вас. Если бы мы не были знакомы и физиогномика не была частью моей профессии, я бы сказал, что у вас правильные черты лица. В конце концов, этот термин означает симметрию, не более.

– Я теряюсь в догадках, как Страйд узнала этого человека и стало ли это причиной ее смерти.

Внезапно Холмс рассмеялся.

– Предположим, ваши лондонские друзья достаточно наблюдательны, чтобы опознать вас при встрече. Если вы оденетесь как простой моряк, они поймут, что это вы?

– Думаю, да.

– Вы уверены? Если вы в своей нынешней одежде внезапно окажетесь в Индии, тамошние друзья вас узнают?

– Некоторые да, а кто-то, наверное, и нет, – признал я.

– Почему же?

– Моя внешность сильно изменилась. К тому же я всегда был в армейской форме.

– А вот теперь я растолкую свои доводы, – сказал сыщик с обычным для него отсутствующим выражением лица. – Уж коли есть вероятность, что коллеги не узнают вас в толпе, если вы не будете одеты в униформу, как можно ожидать этого от незнакомого человека? Но в этом мире существуют люди с хорошей памятью на лица, и Элизабет Страйд была одной из них. Большинство не узнало бы не слишком запоминающееся лицо вне привычного окружения, а она сумела это сделать. К сожалению, ей не удалось ничего рассказать: вскоре она погибла.

– Вы правы, Холмс, – сказал я, подумав. Ход его мысли стал теперь для меня абсолютно ясен. – Штатское одеяние существенно изменяет облик человека, если до этого он постоянно носил униформу.

– В ближайшее время я направлю все свои усилия на поиски этого Джонни Блэкстоуна, – отозвался мой друг. – Боюсь только, это займет немало времени.

Глава 18
Трофеи

Утро шестого октября выдалось туманным и холодным, влажный воздух норовил проникнуть в жилища сквозь окна и дымоходы. Было где-то часов восемь, когда раздался короткий стук в дверь и вошел Холмс с чашкой кофе в руке.

– Какие новости?

– Сегодня погребение Элизабет Страйд. Если хотите, поедем вместе на Восточное Лондонское кладбище – я выяснил, что ее хоронят там.

– Буду готов через десять минут.

– Кэб прибудет в половине девятого.

Я быстро оделся и, наскоро позавтракав, уселся в пролетку рядом с Холмсом.

– Ожидаете каких-то событий?

– Не имею ни малейшего представления, что может случиться. Именно поэтому мы и едем туда.

– Но вы что-то подозреваете?

– На Мэрилбоун-роуд открылся новый вегетарианский ресторан. Насколько мне известно, появление таких заведений во многом связано с нашими восточными колониями, но подобная практика имеет и достаточно долгую британскую историю. Так, сэр Исаак Ньютон испытывал ужас перед кровяной колбасой.

Я подавил любопытство, зная, что ничто на свете не заставит Шерлока Холмса делиться информацией, когда он к этому не расположен. Мы закутались в свои пальто. Холмс погрузился в раздумья, а я проклинал тонкие стенки кэба, нисколько не защищавшие от непогоды. Я смотрел, как мелькают улицы за окном. Нога ныла от сырости, проникавшей внутрь экипажа.

Железный забор отделял Восточное Лондонское кладбище от дороги, травяная лужайка за воротами была обсажена по краям ольхой, горным ильмом и кленами, темневшими в утренней мгле. Туман висел в воздухе, подобно призраку, и я закутался в шарф поплотнее.

– Холмс, а где же часовня?

– Здесь ее нет. Этому кладбищу не более пятнадцати лет, оно предназначено для местных жителей. Одно из непредусмотренных последствий того, что население города за пятьдесят лет увеличилось вдвое и достигло четырех миллионов человек: куда девать мертвых?

Около десятка мужчин и женщин стояли в ожидании рядом с низкой лачугой. Они собрались вокруг тележки, на которой лежал длинный предмет, завернутый в рваную мешковину. В нескольких ярдах стояли констебль и доктор Мур Эгер.

– Доброе утро! – поприветствовал офицера Холмс. – Что привело вас сюда?

– Здравствуйте, сэр. Инспектор Лестрейд распорядился, чтобы полиция присутствовала на похоронах жертвы убийства.

– Весьма разумное решение.

– Да, мистер Холмс. Правда, не знаю, следует ли нам обеспечивать порядок или просто показаться публике…

Холмс рассмеялся:

– Полагаю, даже видимость работы полезна Скотланд-Ярду.

– Я этого не говорил, сэр, – рассудительно заметил констебль, поднимая воротник. – Однако нас здесь ждали, если вы меня понимаете.

– Несомненно. Вот и служитель церкви. Давайте присоединимся к траурной процессии.

Приходской священник, тяжело дыша, подошел к тележке. Его гладкое, лоснящееся лицо было угрюмо, из-под пальто выглядывал белый пасторский воротничок. Мы шли на некотором расстоянии от тела покойной, достаточно далеко, чтобы избежать лишних пересудов, но настолько близко, чтобы слышать тихие голоса остальных участников процессии. Без сомнения, Холмс с его обостренными чувствами различал слова даже лучше меня.

– Не слишком впечатляющее зрелище, – заметил светловолосый мужчина, от которого даже за несколько ярдов разило рыбой.

– Сам знаешь, у Лиз не было родственников, – отозвалась укутанная шалью молодая женщина в черной соломенной шляпе.

– Она постоянно жила в нужде. Ей никогда не везло.

– По крайней мере, ее не разрезали на куски, как ту, другую девушку. Все-таки не такая страшная участь.

– Если бы не мысли о том, чья же очередь следом, я бы смогла снова наконец спокойно спать, – сказала другая женщина. Чувствовалось, что она вот-вот разрыдается. – Прошлой ночью крыса как выскочит на аллею, я аж завизжала от страха.

– Ну, я не такая. Тесаку непросто будет поймать меня в темном углу.

– Сегодня – да, но назавтра тебе захочется глотнуть джина, и где тебя тогда искать?

– Где-нибудь на Уайтс-роу с задранными на голову юбками.

– Оставь Молли в покое, Майкл.

– Он прав. Молли, как и всех нас, так и тянет на улицу.

Мы пришли на отдаленный участок кладбища, где, казалось, поработали не могильщики, а гигантские кроты. Земля была перевернута, кучка свежего грунта лежала рядом с ямой глубиной шесть футов и примерно такой же длины. Надгробных памятников нигде не было: увиденное прискорбным образом напомнило мне сделанные наспех военные захоронения.

– Это здесь, Хоукс? – спросил священник.

– Вот ее могила, – проворчал владелец похоронного бюро. – Участок один пять пять ноль девять.

Священник, не теряя времени даром, скороговоркой прочитал заупокойную молитву, в то время как Хоукс и кладбищенский служитель взяли с тележки завернутое в саван тело и опустили в могилу.

– Элизабет Страйд была неимущей, – тихо сказал мой друг, – и ее хоронят за счет прихода. И все же больно осознавать, что человеческое существо, и без того страдавшее без меры, вот так завершает свой земной путь.

Церемония закончилась, и немногие присутствовавшие быстро разошлись. Остался только рыжеволосый темноглазый мужчина средних лет, казавшийся скорее разъяренным, чем объятым скорбью. Он поднял с земли камень и бросил в распорядителя похорон Хоукса с криком:

– Я относился к этой женщине как к королеве, а вы швыряете землю в ее могилу, словно она дохлая собака, которую бросили в реку!

– Идите прочь! – огрызнулся Хоукс. – Я исполняю свои обязанности, именно за это мне платят. А если вам не нравится, хороните ее сами.

Мужчина с безумными глазами прошел мимо нас. Тут его взгляд упал на закругленный шлем и полосатый нарукавник[20]20
  Полосатая лента на обшлаге полицейского в течение долгих лет служила его отличительным знаком (прим. автора).


[Закрыть] констебля. Рыжеволосый приостановился, угрожающе бормоча вполголоса:

– Будь я копом, патрулирующим Уайтчепел той ночью, наложил бы на себя руки от стыда!

– Уходите отсюда, мистер, – отозвался полицейский. – Мы делаем что в наших силах.

– Тогда возьмите нож и полосните им по своей драгоценной глотке!

– Вы пьяны, и, если не успокоитесь, придется вас арестовать.

– Лучше разыщите того, кто убил Лиз, а если не можете, убирайтесь к черту!

– А кто вы, сэр, позвольте спросить? – вмешался Шерлок Холмс.

– Майкл Кидни, – ответил скандалист, с трудом сохраняя равновесие. – Я был ее мужем и непременно найду убийцу, пока вы, свиньи, роетесь носом в грязи.

– А, владелец висячего замка! – воскликнул сыщик. – Скажите, она полюбила вас до того, как вы заперли ее на ключ, или после?

– Ах ты дьявол! – прорычал Кидни. – Она порывалась бросить меня, только когда была пьяна. А кто вы такой и откуда так много знаете?

– Меня зовут Шерлок Холмс.

– Ах вот оно что! – Кидни распалился еще больше. – Я слышал, что, возможно, Потрошитель – это вы и есть!

– Да, были такие обвинения.

– Так что тогда вы делаете на ее похоронах?

– Вас это не должно беспокоить. Послушайте мой совет, Кидни, не лезьте не в свое дело.

– Пришли полюбоваться на свою работу?! – завизжал он. – Злорадствуете, насмехаетесь над Богом и теми, кто любил ее?

Кидни, растрепанный и неистовый, замахнулся кулаком на Холмса, но мой друг без труда уклонился от удара. Я бросился к негодяю, чтобы схватить его за руки, но тут вмешался полицейский, пригрозив Кидни дубинкой.

– Пойдешь с нами. И помни: пикнешь еще раз – так отделаю, что родная мать не узнает.

Мы вытащили эту упирающуюся скотину на улицу, где нам улыбнулась удача в лице еще одного полисмена, патрулирующего свой участок. Передав Кидни в руки блюстителей закона, я вернулся туда, где оставил Шерлока. Мой друг сидел на траве, задумчиво поправляя перевязь.

– У этого констебля, похоже, крутой нрав, – заметил я.

– Не круче, чем у Кидни, – отозвался Холмс, недовольно поморщившись. – Хорошо еще, что не разгорелась серьезная драка, а то бы ему крепко досталось.

– Даже раненный, вы остаетесь грозным противником, и я очень рад, что силы возвращаются к вам с каждым часом. Но послушайте, Холмс, вам удалось выяснить то, что хотели?

– Полагаю, мне следует объяснить, зачем я вытащил вас в эту жуткую сырость, – сказал мой друг, когда мы направлялись к дороге. – Как ни странно, мне пришла в голову та же мысль, что и Майклу Кидни. Эти убийства совершаются самым вызывающим образом и сопровождаются громкой шумихой, раздуваемой прессой. А что, как не похороны жертвы, способно привлечь любопытствующих?

– Потрошитель не настолько глуп, чтобы появиться тут.

– Я и не ожидал, что он придет, но в его письмах есть нотка тщеславия, которая давала мне такую надежду. Он с каждым разом наглеет все больше и очень скоро рискует окончательно зарваться, – предсказал мой друг. – Надеюсь, это случится до того, как еще кто-нибудь будет убит.

В следующий понедельник, вернувшись из клуба после партии в бильярд, я застал в гостиной любопытную сценку: Холмс растянулся на канапе, задрав ноги на спинку и поместив под голову подушки. Шейку скрипки он просунул сквозь ткань своей перевязи, а левой рукой царапал по струнам, извлекая жуткие, пронзительные звуки, что, очевидно, означало высшую степень меланхолии. Я направился в спальню: его странные музыкальные опыты действовали мне на нервы, особенно сейчас, когда он играл левой рукой. Однако Холмс остановил меня вопросом:

– Как поживает ваш приятель Терстон?

Я изумленно повернулся:

– Откуда вы знаете, что я встречался с Терстоном?

Он положил скрипку на прикроватный столик и сел.

– Месяцев восемь назад вы с горечью заявили, вернувшись из клуба, что не собираетесь больше играть там в бильярд, поскольку никто из оппонентов не сравнится с вами в мастерстве. Между собой мы сыграли с тех пор только раз, и я нахожу, что вы действительно грозный противник. Месяц назад вы взяли верх над новым членом клуба по фамилии Терстон. С тех пор вы не отказались от своего хобби, при этом ваше мастерство никуда не делось.

– Но как вы узнали, что я играл в бильярд?

– Вы обедали дома, а вчера не было матча по регби, который вы обычно обсуждаете со спортсменами из вашего клуба.

– Неужели все мои действия настолько очевидны?

– Только для искушенного наблюдателя.

– А вы, я вижу, посвятили свой досуг музыке.

– Так кажется на первый взгляд, но на самом деле я присутствовал на похоронах Кэтрин Эддоуз. Полная противоположность тому, что мы наблюдали недавно. Около пяти сотен человек, если я правильно определил на глаз, полированный гроб из вяза, да такой, что покойную было видно через стекло, публика на улицах: иммигранты, местные, обитатели Ист-Энда, Уэст-Энда, полиция Сити и Лондона, – да вдобавок еще и частный детектив-консультант. Видите, какой эффект дает небольшая сумма денег?

Я хотел было ответить, но тут раздался резкий стук в дверь. Вошла миссис Хадсон с небольшим пакетом:

– Это доставили с почтой, мистер Холмс. Когда я относила наверх чай, собиралась прихватить и пакет, но кошка вцепилась в него, словно в какое-то лакомство.

Холмс вскочил с канапе, как собака, почуявшая след, и кинулся к столу для химических опытов, где мощная лампа позволяла все хорошо разглядеть. Сила в правой руке Холмса сохранилась, и он был способен кое-как пользоваться здоровой конечностью. Разрезав карманным ножом бумагу, в которую была завернута деревянная коробка, Холмс стал внимательно изучать ее через лупу, что-то удовлетворенно бормоча. Возился он так долго, что я под конец просто изнемог от желания узнать, что все же лежит внутри коробки.

И вот сыщик приоткрыл крышку и разгреб ножом какое-то сено, под которым блеснул серебряный предмет.

Холмс нахмурился и, обернув руку куском ткани, извлек маленький портсигар. Детектив осмотрел его со всех сторон, но не нашел ни одной царапины на поверхности металла – вещица была совершенно новой. Вытащив из портсигара записку, Холмс бросил его на стол.

Текст послания гласил:

Мистер Холмс!

Вы потеряли портсигар. На этом я не вырезал монограмму – не было времени, – но вы, конечно, сделаете это сами, если пожелаете. У меня много работы: точу ножи (слишком часто приходится ими пользоваться в последнее время), но я не настолько занят, чтобы не передать мои наилучшие пожелания вам и доктору. Надеюсь, вы не думаете, что я отошел от дел, – работы еще предстоит много.

Ваш

Джек

PS – Не было времени отчистить нож от вашей крови, до того как выпотрошил последнюю девчонку. Какая же это была веселая неразбериха!

Я изумленно уставился на Холмса:

– Наверное, потеряли портсигар, когда столкнулись с убийцей. Точно помню, как вы просили мой.

Он не ответил.

– Холмс, но это полная чушь! Зачем ему присылать вещь, которая вам даже не принадлежит?

– Страница вырвана из записной книжки, стандартный карманный размер, черные чернила, и если повезет…

Вытащив кусок графита, Шерлок слегка провел им по бумаге и издал радостный крик, когда на ней появились какие-то знаки.

– Что вы там нашли?

Он с явным удовлетворением передал мне записку, и я увидел надписи, которые обнаружились:

245—11:30

1054—14

765—12:15

– Холмс, что же это такое?

– Оттиск предыдущей страницы. Признаюсь, пока я ничего не понял. Это, конечно, не означает, что написанное не поддается расшифровке. Никаких отпечатков пальцев ни на бумаге, ни на портсигаре, что очень странно: либо он носит перчатки с момента покупки вещи, либо тщательно стирает все свои следы. У этого коллекционера трофеев светлые волосы, он чрезвычайно педантичен. Я не сомневаюсь, что рядом с его жилищем находится конюшня, поскольку это сено недавно было в непосредственной близости от лошади. Сегодня этот человек присутствовал на похоронах Кэтрин Эддоуз. А пакуя эту коробку, – торжествующе закончил Холмс, – он курил сигарету. Пепел упал на сено.

Детектив соскреб ножом хлопья белого мягкого пепла на кусок промокательной бумаги и показал их мне через лупу.

– Я вижу волосяной мешочек, который вы обнаружили между бумагой и коробкой, а также почтовый штемпель – он, несомненно, показывает, что отправитель находился вблизи кладбища. А пепел? Поможет ли он выследить преступника?

Мой друг раздосадованно отбросил лупу, скомкал бумагу в кулаке и, прежде чем ответить, сделал очень глубокий и медленный вздох.

– Боюсь, что нет.

– Но почему? – вопросил я.

– Потому что он курил мои сигареты.

Новость была неприятная, но сказать мне было нечего, поэтому я промолчал.

– Теперь насчет трофеев, – уже более спокойно продолжал Холмс, вытаскивая из держателя стеклянную пробирку и зажигая горелку с синим пламенем. – Насколько нам известно, он забрал с собой матку и почку. Безусловно, у него и мой портсигар: иначе как бы он узнал, что на нем монограмма?

– Холмс, что вы делаете?

Мой друг лукаво взглянул на меня, устанавливая пробирку с водой над горелкой. Затем вытащил пузырек с белоснежными кристаллами из кожаного футляра, отрезал от испачканной бумаги клочок с темным пятном и швырнул в кипящую воду.

– Как вы полагаете, Уотсон, что это за пятно? Чернила? Грязь? Краска?

– Не очень приятно думать об этом… но, Холмс… да, конечно! – воскликнул я, наблюдая, как он тщательно смешивает в пробирке капельки жидкостей из разных склянок. – Как же я мог забыть! Когда мы познакомились, вы как раз говорили что-то непонятное о своем открытии…

– Дело в том, что тест Шерлока Холмса на гемоглобин – огромное достижение в криминалистике, у меня ушло четыре месяца на его разработку, – сказал сыщик небрежно[21]21
  Шерлок Холмс усовершенствовал свою формулу определения уровня гемоглобина в тот же день, когда он был представлен доктору Уотсону их общим знакомым Стэмфордом. Холмс в то время искал кого-нибудь, с кем он мог бы на па́ру снять квартиру на Бейкер-стрит (прим. автора).


[Закрыть]. Откупорив пузырек, он вытряхнул бледные кристаллы в воду, где распадалась черная бумага, и выключил горелку. – То был во многих смыслах исторический день, друг мой Уотсон, и я приглашаю вас его отметить.

Я взял полученную им прозрачную жидкость и нерешительно вылил несколько капель в воду. На наших глазах она окрасилась в угрожающий темно-бордовый цвет.

– Это кровь, – сказал друг бесстрастно. – Я так и думал. Еду в Скотланд-Ярд. Не стану, как скряга, пользоваться своим открытием один после всех неприятностей, которые мы доставили Лестрейду. Будьте так любезны, дождитесь меня. Есть некоторая вероятность, что я попрошу вас внести денежный залог.