Текст книги "Супружеский долг"

Глава 14

Эмма очнулась в маленькой каморке с голыми каменными стенами. Ей трудно было дышать, голова раскалывалась от боли, одежда липла к телу, руки и ноги невыносимо ломило.

– Как мы себя чувствуем? – Перед ней стойл Бертран. Голос его звучал чертовски самодовольно.

Эмма открыла рот, чтобы высказать ему свое возмущение: сначала ее ударили по голове, затем, бесчувственную, завернули в пыльный ковер и, перекинув через седло лошади, трясли по бесконечным дорогам. Но вместо этого она издала лишь хриплый стон.

– Хочешь пить? – Бертран двинулся к двери. – Сейчас принесу тебе чего-нибудь. А ты пока отдыхай. Дорога была долгой.

Эмма проводила его яростным взглядом и горестно вздохнула. Сделав усилие, она села на кровати и внимательно огляделась вокруг. Смотреть особенно было не на что. Кровать, на которой она сидела, являлась единственной мебелью в этой каморке. Еще было окно и маленький камин. Стиснув зубы, она встала и, шатаясь, подошла к окну. Расстояние, которое она проделала, было невелико, но ей показалось, что она совершила целое путешествие.

Прислонившись к подоконнику, пленница глубоко вдохнула сладостный свежий воздух, льющийся из квадратного проема, и подставила лицо лучам заходящего солнца. После нескольких часов езды в пыльном ковре она наслаждалась этими дарами природы, возвращавшими ей жизненные силы. Через некоторое время боль и ломота в теле стали проходить. Теперь ей надо было спокойно обдумать свое положение. Оно было незавидным.

Ее похитили и заперли в башню люди, желавшие смерти ее мужу. И ребенку, если она его носит на самом деле.

Проведя ладонью по животу, Эмма слегка его помяла, но не почувствовала ни боли, ни напряжения. А ведь после такой длительной и тяжелой скачки, которую она выдержала, у нее мог быть выкидыш. Возможно, она все-таки не беременна? Она обрадовалась такой возможности, но тут же покачала головой. Полностью исключить вероятность беременности она не могла, а если так, то из-за ее задиристых насмешек над Бертраном она подвергала свое будущее дитя огромной опасности. Его мать теперь постарается вызвать у нее выкидыш.

«Отсюда надо выбраться, и как можно скорее!» – подумала Эмма. Она сосредоточенно всмотрелась в пейзаж за окном. Замок Бертрана был старым и гораздо меньше, чем Эберхарт. Окно, из которого она выглядывала, находилось на боковой стене здания.

Высунувшись из него по пояс и повернув голову направо, она смогла увидеть боковую стену, окружавшую внутренний двор и сторожевую башенку, одну из двух охранявших подъемный мост. В ней несли дозор двое караульных. Она поспешила спрятаться, чтобы ее не заметили. Затем поглядела вниз на землю.

До земли было далеко. Очень далеко! Прямо внизу под окнами вдоль стены шла узкая полоска травы, затем ров, видимо, окружавший весь замок. За ним на сотню футов простиралась широкая поляна, а дальше начинался лес. Нет, так не убежать. А летать она не умеет.

Эмма вздохнула и, отвернувшись от окна, снова обвела глазами свою темницу. Каменные стены, голый каменный пол, кровать и дверь. Если невозможно бежать через окно, остается выйти в дверь. Правда, она услышала скрип засова, когда выходил Бертран. Значит, ей придется каким-то образом вынудить его отодвинуть засов. Эмма была полна решимости. Возможно, ей удастся уговорить его свести ее вниз по лестнице. Разумеется, сначала надо будет завоевать его доверие. Легче всего это будет сделать, убедив его, что предпочитает брак с ним замужеству с Эмори. Добиться этого вовсе не трудно. Бертран – это было очевидно – очень высокого мнения о себе. Она наблюдала это на своей свадьбе с Фальком, а также последние дни при дворе. Да, убедить его будет легко. Если только ее не стошнит от этого.

«Ты обязана сделать это, – твердо повторила она себе. – Иначе они убьют твоего мужа и дитя, которое, возможно, ты носишь под сердцем».

Эмори придержал коня, затем совсем остановился и обернулся. Блейк и король подъехали к нему и встали рядом.

– Вряд ли они поехали в его замок. Лошадь Бертрана везет двоих. Он не может настолько нас обогнать. Если бы он действительно направлялся к себе домой, мы настигли бы их несколько часов назад.

Король помолчал, пристально вглядываясь во вставший перед ними лес, затем обернулся на дорогу, по которой они приехали. Прищурившись, он смог заметить показавшуюся на ней вдали красную нитку, как раз преодолевавшую холм. Это были его люди. Эмори скакал с такой быстротой, что его войско не успевало их нагнать. Издали отряд королевских солдат казался единым длинным существом. Ярко-красной гусеницей, переползавшей преграду.

– Может быть, он знает более короткую дорогу? – промолвил король.

– Думаете, это вероятно? – нахмурился Эмори. Король Ричард пожал плечами:

– Мне вспоминается, что на карте его владения ближе полета ворона. Но из-за глубокой реки требуется объезд, удлиняющий путь на несколько часов.

Блейк кивнул:

– Да, я помню крутой поворот дороги перед рекой, где мы повернули несколько часов назад.

Ричард снова обратился к Эмори:

– Вероятно, там поблизости есть место, где в определенное время года реку можно переехать вброд. Но знает об этом лишь тот, кто здесь живет или часто путешествует по этим краям.

Лицо Эмори от беспокойства выглядело изможденным.

– Но что, если такого брода нет? Если Бертран просто поехал другой дорогой и вовсе не в эту сторону?

Король нетерпеливо нахмурился. Он не раз бился рядом с этим человеком, но никогда не видел его таким неуверенным и нерешительным. Что, черт возьми, с ним произошло?

– Эмори, его замок всего в часе езды отсюда! – В голосе короля звучало явное раздражение. – Почему бы нам не закончить то, что начали? Доберемся туда и выясним на месте.

– Да, конечно, вы правы.

– Хм… – Ричард пристально посмотрел на него и покачал головой.

Этот человек был не в состоянии ясно соображать. Если они обнаружат, добравшись до замка Бертрана, что леди Эммалена там, Эмори наверняка бросится напролом и будет убит. Если дать ему такую возможность. «Нет, – решил Ричард, – такой возможности я ему не дам».

– С этого момента ты едешь за мной! – резко объявил он Эмори и послал коня вперед.

Когда Бертран вернулся, Эмма сидела на кровати. За ним вошла служанка с кружкой меда. Эмма благодарно улыбнулась женщине, принимая долгожданное питье, стараясь при этом не слишком морщиться от вида шрамов и синяков на ее лице. Жестокое обращение леди Аскот со своими слугами было известно всем.

– Пейте, – предложил Бертран, когда женщина оставила их наедине. – Вы, наверное, умираете от жажды.

Выдавив из себя улыбку, Эмма поднесла кружку к губам и замерла, вспомнив о яде в эле своего мужа. Нет, она не боялась, что отравят ее, – она беспокоилась за своего ребенка. Что, если леди Аскот захочет испробовать один из тех «способов», о которых она говорила? Тех, в которых Гита так прекрасно разбирается, тех, которые вызывают выкидыш?

Заметив, что Бертран при виде ее колебаний нахмурился, Эмма медленно подняла кружку и, притворяясь, что делает глоток, осторожно понюхала напиток. Ничего необычного она не учуяла, но решила не рисковать.

Отхлебнув крохотный глоточек, она опустила кружку и улыбнулась Бертрану:

– У вас очень довольный вид, милорд.

Губы Бертрана растянулись в ухмылке. Ее шаловливая улыбка заставила его расслабиться.

– Так и должно быть. Ведь я близок к тому, чтобы получить все, о чем мечтал!

Эмма вспыхнула от гнева. Впрочем, она сразу опустила голову, надеясь, что Бертран припишет ее румянец смущению, и пролепетала:

– Я, наверное, ужасно выгляжу?

– Да.

Любезность явно не относилась к числу его достоинств. Эмма вздохнула, представив растрепавшиеся волосы, отдельными прядями падающие на усталое лицо, платье, помятое и пыльное, золотая ткань которого стала тускло-горчичной. Несомненно, лицо ее тоже выглядит не лучшим образом… А если она хочет преуспеть в своих планах, ей надо быть привлекательной.

Бертран смотрел, как Эмма старается привести себя в порядок, считая, что это делается ради него. Женщины в его присутствии всегда прихорашивались. Чаще всего это его раздражало, но сейчас он испытывал совершенно иные чувства. Сердце его преисполнилось радости. Душа взмыла ввысь. Леди Эммалена хотела его. Он не сомневался, что рано или поздно этим кончится. Как же это чудесно, когда твои надежды сбываются!.. Он хотел… он хотел… он тоже хотел ее!

Изумлению Эммы не было границ, когда Бертран внезапно накинулся на нее. Она не была к этому готова и, издав слабый протестующий крик, отпрянула. Но он, выбив из рук Эммы кружку, повалил ее на постель…

Сгущались сумерки. Укрывшись за деревьями, они разглядывали замок.

– Ее держат здесь.

– Да, – согласился с королем Блейк. – Поглядите, у них поднят подъемный мост. Замок запечатан, как бочонок с порохом.

Эмори собрался послать своего коня вперед, но король Ричард и Блейк с двух сторон ухватили его за поводья и удержали на месте.

– Нет, Эмори, подожди, – настаивал Блейк.

– Ждать?! Они держат в плену мою жену!

– Что ты собираешься сделать? Подъедешь и постучишь в ворота? – угрюмо возразил Блейк.

– Блейк прав. Мы должны дождаться наших солдат. Само их присутствие будет нам подмогой. Поехали! – Король повернул коня и оглянулся на Эмори, который застыл в нерешительности. – Мы отдохнем и продумаем, что предпринять.

Поникнув в седле, Эмори кивнул. В словах короля Ричарда был здравый смысл. Настоящий воин не мчится напролом, он продумывает каждый свой шаг и потому побеждает. Эмори ведь прекрасно знал это. А сейчас чуть было не рванул очертя голову. Что с ним происходит? С того момента, как похитили Эмму, он потерял всякую рассудительность. Зато теперь им движут интуиция и предчувствие. Он ведь догадался, что упавший из ковра предмет принадлежит его жене, еще до того, как взял его в руки и хорошенько рассмотрел. Раньше с ним такого не случалось. Правда, никогда прежде не подвергался опасности человек, которого он любит.

Эмори вздрогнул. Любит?! Черт возьми! Опять это нелепое слово! Такое простое для такого непростого и мучительного чувства. Неужто он на самом деле любит свою жену? Он, безусловно, испытывал к ней вожделение. Кровь его бурлила, переполненная страстью к ней. Можно сказать, что она ему нравится… Она такая сообразительная и ловкая. Ему это было приятно. Еще она обаятельная. Последний месяц она много раз заставляла его смеяться, иногда сама того не желая. Трудно представить, какой безрадостной была его жизнь до женитьбы на Эмме. Такой станет она в будущем, если Эмма умрет.

Эта мысль пронзила его отчаянной болью. Нет, он не может ее потерять! Любит ли он ее или не любит, ему нравилось иметь ее под рукой! Пожалуй, она ему необходима! Он отдаст за нее жизнь, хотя лучше бы этого не пришлось делать. Он рассчитывал провести еще много долгих лет с этой своенравной красоткой. Она не может взять и умереть!

Эмори снова поглядел на замок. Где ее держат? Что с ней делают? Если Бертран или эта старая ведьма, его мать, причинят Эмме вред, он убьет их обоих. Медленно!..

– Эйнфорд!

Эмори вздохнул и послал коня вслед за королем. Ему надо взять себя в руки. Надо успокоиться и придумать какой-нибудь план. Его жена не погибнет. И он тоже. Бертрану не владеть ею!

– Нет, милорд, нет! Пожалуйста, возьмите себя в руки! – лепетала Эмма, упираясь в грудь ошалевшего Бертрана и содрогаясь от его омерзительных поцелуев. – Мы так не можем!

– Не можем? – Он поднял голову и нахмурился: – Ты этого не хочешь?

Эмма растерянно заморгала. Скорее она согласилась бы… Впрочем, это не важно. Она сейчас не могла себе позволить быть капризной. Чтобы убежать, ей надо во что бы то ни стало завоевать его благосклонность.

– Ах, разумеется, хочу… Но, милорд, потерпите, ради Бога! Мы должны проявить выдержку.

– Но почему?

– Почему? – Прикусив губу, она отчаянно искала предлог отказать ему. – Я… у меня женские дни.

– Женские дни… – Он растерянно сглотнул, лицо исказилось отвращением. Однако он тут же нахмурился. – Но ведь у вас будет ребенок.

– О да, но понимаете… Я… – Эмма на миг замолчала, глядя на него невидящим взглядом, и в тот же миг поняла, как спасти дитя, возможно, зреющее в ней. Смущенно улыбнувшись, она опустила глаза – Но, милорд, неужели вы в это поверили?

– Что?

– Ну-у, вы же так умны, вы наверняка догадались, что это всего лишь уловка.

– Уловка?

– Да. Мой муж решил, что тогда вы оставите его в покое.

У Бертрана брови полезли на лоб.

– Он так решил?

– Ну да. Но вы ведь разгадали обман? Во время последнего нападения он чуть не погиб. Ему повезло, что он выжил. Но теперь он стал бояться, что в следующий раз его обязательно убьют… – Мысленно она попросила у мужа прощения за эту ложь.

– Он боится?

– Боится. Поэтому он настоял, чтобы я говорила всем, будто беременна. Конечно, я не хотела делать это…

– Не хотела?

– Ах, милорд, разумеется, нет! Зачем? Чтобы лишиться возможности стать вашей женой? Отказаться от такого мужа, как вы? Такого… хорошего… э-э… красивого… умного?

Он самодовольно напыжился, но вдруг подозрительно сощурил глаза:

– Так зачем же вы мне солгали?

– Зачем?

– Да. В саду его не было. Вы могли сказать мне правду.

– Понимаете ли… Все это так, но если бы он узнал, он бы меня побил.

– Побил вас? – Глаза Бертрана расширились от удивления.

– Да-да. Он угрожал мне… – Говоря эту чушь, Эмма сама себе удивлялась. Она так бойко сочиняла одну сказку за другой… Ей даже начало это нравиться.

– Не может быть!

– Нет, может, – беспечно продолжала она. – А он такой крупный мужчина. Я побоялась, что если он ударит меня, то убьет.

– О да. Несомненно, – согласился Бертран, слушая ее жалобные речи. Поморщившись, он признался: – Моя мать тоже слишком любит пользоваться тростью, но, конечно, ее побои лишь оставляют синяки. Убить они не могут.

Эмма не знала, что на это ответить, так что просто сочувственно покивала головой.

– О любовь моя! – внезапно воскликнул Бертран, прижимая ее к груди. – У нас гораздо больше общего, чем я мог надеяться. Мы будем счастливы вместе. Я все сделаю для этого! – Он подтвердил свое обещание поцелуем, от которого Эмма внутренне содрогнулась.

– Пожалуйста, милорд, – взмолилась она, когда он вновь повел цепочку мокрых поцелуев по ее шее. – Мои женские дни…

– О да! – Бертран тотчас отпустил ее. – Я прошу прощения, что забылся. Но я так счастлив!..

– Да, конечно, – с облегчением промолвила Эмма.

– Я едва могу дождаться часа, когда мы увенчаем нашу страсть соединением. Я буду тебе нежным любовником, дорогая. Ты больше не будешь страдать под неуклюжими лапищами Эмори.

– Я и выразить не могу, какие чувства пробуждают во мне твои слова! – с притворной радостью вскричала Эмма, а затем, выдавив из себя улыбку, добавила: – Могу ли я еще чем-нибудь подкрепиться, милорд? Эта кружка пролилась… – В доказательство она подняла с пола пустую кружку.

– Да-да, сейчас же! – Он поспешно подошел к двери и, отворив ее, громко крикнул служанку.

– Я думала, что мы спустимся вниз и сами… – пробормотала она, когда он снова закрыл дверь.

– О нет. Матушка сказала, что вы должны оставаться под замком, пока… – Он замолк, а Эмма недоуменно нахмурилась. – Прости, моя любовь, но матушка всегда поступает по-своему. Но это долго не продлится. Как только Эмори умрет, мы поженимся, и ты будешь свободна.

Эмма с трудом удержалась от слез. Она так надеялась получить хотя бы некоторую свободу передвижений! Тогда она нашла бы способ сбежать. Однако ничего из этого не получилось.

Вздохнув, она подошла к окну и стала смотреть на лес за рвом. Расстояние до него было не слишком велико. Если бы ее темница была расположена чуть пониже, например на втором уровне, она бы спрыгнула вниз. Но ведь здесь так высоко… – Эмма опять тяжело вздохнула.

Видя ее огорчение, Бертран и сам нахмурился.

– Прости, – продолжил он, помолчав. – Может быть, я могу сделать что-то еще, чтобы облегчить твое пребывание здесь? Например, принести тебе нитки и иголки для вышивания? Или книжку?

Когда Эмма не откликнулась на его предложение, он грустно вздохнул, с тоской рассматривая ее силуэт на фоне окна. Внезапно он оживился:

– Может быть, ты хочешь сменить одежду? Я велел сшить для тебя платье. – Она резко обернулась к нему, и Бертран, смутившись, добавил: – На всякий случай.

Эмма отвернулась, не желая продолжать этот разговор, но чувствовала, что Бертран все еще неуверенно переминается у нее за спиной.

– Оно желтое, – пытался заинтересовать он ее. – Ты в нем будешь выглядеть прелестно.

«Словно у меня желтуха», – мрачно поморщилась Эмма. Желтый цвет ей не шел, а вот в золотом она выглядела очень мило. Впрочем, дело вовсе не в цвете. Она не надела бы ни одного платья, сшитого по его заказу. Дерзость этого поступка вынудила бы ее отказаться. Какое бы платье он ей ни принес, она разорвет его на клочки и растопчет. Или сделает из него веревку, чтобы повеситься…

– Веревку?.. – выдохнула она, глядя вниз на узкую полоску земли под окном.

– Что ты сказала?

Эмма повернулась к нему и обольстительно улыбнулась.

– Да, пожалуй, сменить платье будет приятно, – проворковала она и подумала, что одним платьем ей не обойтись, нужно что-то еще попросить. – А тряпки?

– Тряпки? – растерянно моргнул Бертран.

– Мне нужны тряпки, милорд. Много тряпок.

– Много тряпок?

– Да, для моих женских дней. – Когда он недоуменно нахмурился, Эмма широко улыбнулась: – Для меня это всегда ужасное испытание. Они длятся долго, и кровь течет ручьем, как река Темза. Мне понадобится много чистой ткани. Очень много.

– Очень много? – Взгляд его бегло коснулся низа ее живота, и он позеленел, словно его сейчас вытошнит.

Эмма с невероятным удовольствием наблюдала его смущение.

– Да. У меня кровь идет так сильно, что однажды почти утопила Эмори. Моя служанка говорит, что никогда не знала женщины с такими обильными кровотечениями. Она каждый раз удивляется, что я не истекаю кровью до смерти… Что-то неладно, милорд? Вы так бледны.

– Нет-нет! – Судорожно глотнув, он попятился к двери. – Я сейчас же велю прислать вам чистого полотна. – Спотыкаясь, он выбрался из комнаты и с силой захлопнул за собой дверь.

Эмма лучезарно улыбнулась и вновь выглянула в окно, внимательно оглядывая стену замка и окружающую местность. Ее нельзя было назвать совсем не охраняемой. На углу стоял на страже один человек, и второй – там, где стена здания смыкалась со стеной, окружавшей внутренний двор. Эмме оставалось только надеяться, что, если она дождется ночи, темнота и скука придут ей на помощь.

Через некоторое время после ухода Бертрана дверь отворилась. Вернулась служанка с полной кружкой взамен пролитой. Еще она принесла зажженную свечу, и Эмма только тогда поняла, что день близится к концу. «Вскоре эта свеча потребуется для работы», – подумала Эмма, когда вслед за тем служанка принесла желтое платье и множество чистых полотняных лоскутьев. Напуганный ее рассказом, Бертран не поскупился на материю. Он прислал гораздо больше, чем она смела надеяться. Женщина положила платье и лоскутья на кровать и удалилась.

Как только дверь за ней закрылась, Эмма взяла платье в руки и стала его рассматривать. Оно не было легким и воздушным, не соответствовало ее возрасту и к тому же оказалось уродливым, как смертный грех, но веревка из него должна была получиться неплохая. Затем она принялась выбирать лоскутья подлиннее и попрочнее. Насмешливая улыбка тронула ее губы: Бертран, видимо, принял ее слова за чистую монету.

Эмма уселась на постели и начала рвать платье на длинные полоски и связывать их концы. На всю работу ушло гораздо больше времени, чем она рассчитывала. Руки ее ныли, но, едва покончив с платьем, Эмма занялась лоскутьями.

Неожиданно она услышала скрип отодвигаемого засова. Сердце Эммы екнуло, она торопливо спрятала плоды своих трудов под одеяло и уселась сверху, чинно сложив руки на коленях.

К ее крайнему изумлению, на пороге появилась леди Аскот. Эмма попыталась встретить испытующий взгляд матери Бертрана с самым благожелательным и спокойным видом.

– Мой сын говорит, что ты не беременна, – металлическим голосом произнесла она.

– Да, – не дрогнув, ответила Эмма.

– Ты солгала.

– Я уже объяснила Бертрану, что лорд Эмори приказал мне…

– Он рассказал мне об этом…

Эмма замолчала, пытаясь угадать причину прихода злобной дамы.

– Ты действительно любишь моего сына?.. Эмма напряглась. Начиналась самая сложная часть игры.

– Боюсь, что не так хорошо его знаю, чтобы утверждать, будто испытываю к нему столь сильные чувства, но я и вправду предпочитаю его…

– Ты снова лжешь!

Эмма замерла при этих словах:

– Я…

– Гита мне рассказала.

Эмма подняла брови:

– Что именно она вам рассказала?

– Он смотрит на тебя обожающими глазами, как полный болван.

– Эмори? Нет, он„.

– Он подчинился глупым требованиям де Ласси, чтобы только угодить тебе. – Эмма растерянно заморгала. – Не хотел позорить тебя при дворе. Гита слышала, как они с Блейком говорили об этом.

Как странно! Ей он сказал, что решил надеть новый наряд, потому что его туника порвалась при нападении разбойников.

– Она также рассказала мне, – продолжала чеканить слова леди Аскот, – что ты получаешь удовольствие, совокупляясь с ним.

Эмма залилась алым румянцем:

– Я…

– Орешь, как кошка, каждую ночь и почти каждое утро.

Она открыла рот, лишившись дара речи. Господи! Неужели они с Эмори так шумели? И весь замок их слушал? Ей надо будет обсудить это с мужем. Не может же она наслаждаться его ласками, зная, что к ним прислушиваются все обитатели замка?!

– И все-таки ты сказала моему сыну, что любишь его. Почему? – Эмма на секунду задумалась, и леди Аскот ответила вместо нее: – Несомненно, ты надеешься как-то использовать его для побега. Он достаточно самонадеян и глуп, чтобы это у тебя вышло. – Она посмотрела на Эмму пронзительным взглядом. – Но ты забыла, что есть я. Так что берегись, девчонка! Ничего у тебя не выйдет. Ты останешься тут, в этой комнате, до смерти Эйнфорда. А затем обвенчаешься с моим сыном.

– Пока я жива, этого не будет! – яростно возразила Эмма. Притворяться теперь было бесполезно.

– Тогда ты умрешь.

Эмма сжала губы и молчала. Леди Аскот усмехнулась:

– В любом случае замком Эберхарт будет владеть мой сын. Это справедливо. Он должен был перейти в его владение после смерти Фалька. – Внезапно она улыбнулась. – Теперь, когда мы поняли друг друга, я тебя покину. Похоже, у тебя пропал аппетит, так что велю слугам не беспокоиться о твоем ужине.

С этими словами она повернулась и вышла из комнаты.

Некоторое время Эмма мрачно жгла яростным взглядом закрытую дверь, затем вытащила из-под одеяла веревку и решительно продолжила работу. Часы бежали, Эмма трудилась не покладая рук. Она уже связывала последние отрезки материи, как в дверь легонько постучали, и раздался скрип отодвигаемого засова.

Досадливо поморщившись, Эмма вновь убрала свою веревку под одеяло и выжидательно посмотрела на дверь. На этот раз появился Бертран. Эмма насторожилась, неуверенная, сообщила ему мать о ее разоблаченном притворстве или нет. Когда он, слегка улыбнувшись, прикрыл дверь, она поняла, что леди Аскот промолчала.

Повернувшись к Эмме, Бертран от изумления открыл рот, увидев на ней грязное платье.

– Ты не надела платье, которое я послал? Оно тебе не понравилось?

Эмма замерла, проклиная свою глупость и гордыню, но затем принудила себя улыбнуться и соврала:

– Я в таком ужасном состоянии, что боюсь испачкать твое платье. Лучше будет, если я надену его завтра, после того как вымоюсь.

– О, какая ты умница! – Бертран успокоился и шагнул вперед, – Я подслушал, как матушка приказала слугам не приносить тебе ужина. Вот я и принес тебе еды.

Он полез в карман, достал оттуда яблоко и куриную ножку и подал ей, а потом уселся рядом на постель.

Яблоко выглядело заманчиво, но куриная нога показалась ей несъедобной. К ней прилипли крошки и какие-то обрывки ниток – словом, всякий скопившийся в кармане мусор. Однако Эмма благодарно улыбнулась ему и надкусила яблоко. Только теперь она поняла, насколько голодна. А ей предстоит долгий и утомительный путь. Скорее всего до ближайшего владения или соседнего замка ей придется добираться пешком.

Если подумать серьезно, у нее почти не было шансов на побег. Но сидеть сложа руки и ждать известий о смерти мужа, за которой неизбежно последует брак с ничтожным человеком, она не могла. Кроме того, она надеялась на случайную помощь. Может быть, она наткнется на разбойников, ей удастся договориться, чтобы ее проводили ко двору за хорошее вознаграждение.

– Что ты такого наговорила матушке? Она так довольна.

Эмма недоуменно посмотрела на него:

– Твоя мать велела слугам не кормить меня, потому что мной довольна?

– Нет. Это она делает, чтобы показать, кто здесь хозяйка. Она и со мной так поступает. Отправляет спать без ужина. Но после свидания с тобой она все время улыбается.

Эмма с трудом представляла себе, как может взрослый мужчина позволять так обращаться с собой. Подумать только, его отсылали в постель голодным! Пусть это делала мать, но… Впрочем, Бертран не раз выказывал себя трусом, и притом весьма недалеким. Отмахнувшись от мысли о Бертране, Эмма стала думать о его матери. Несомненно, леди Аскот обрадовалась успешному продвижению своих планов, а не каким-то поступкам или словам Эммы. Однако это предположение Эмма решила держать про себя.

– Возможно, ее порадовало, что мы нравимся друг другу, – пробормотала она, отводя в сторону глаза.

Бертран оживился при этих словах:

– Да-да, возможно, так и есть! Эмма откусила еще кусочек яблока.

– Как вы собираетесь убить моего мужа? – Она старалась задать этот вопрос небрежным тоном, но понимала, что напряжения в голосе скрыть полностью не сумеет.

Однако Бертран не обратил на это внимания:

– Об этом должен позаботиться канцлер Арундел. Эмма чуть не подавилась яблоком:

– Архиепископ?!

– Ну да. Он друг матушки и собирается отравить Эйнфорда при дворе. Вероятно, он уже сделал это. Мы ждем известия каждую минуту. Тогда мы сможем пожениться. – Произнося это, он улыбнулся Эмме, но затем вздохнул: – Теперь мне надо идти, пока матушка не заметила моего отсутствия. Она будет недовольна, что я тебя навещаю, потому что приказала никого к тебе не пускать.

Говоря это, он встал и наклонился к Эмме для поцелуя, как вдруг заметил лежащие около нее на постели остатки полотняных тряпок и отступил с чуть брезгливой улыбкой.

– Нам, по-видимому, придется день-два обождать со свадьбой, но это сделает брачную ночь только слаще.

Эмма улыбнулась, но как только за Бертраном закрылась дверь, улыбка сменилась гримасой отвращения. Бросив недоеденное яблоко, она снова достала веревку. Слова Бертрана привели ее в состояние отчаяния. При мысли о том, что ее муж, может быть, уже мертв, все сжалось у нее внутри. Запретив себе думать об этом, она привязала к самодельной веревке.. последний лоскут и подошла к окну.

Снаружи было совершенно темно. Казалось, что под окном разверзлась бездонная пропасть. В тишине изредка перекликались караульные. Проверив каждый узел и убедясь в крепости веревки, она привязала один ее конец к стойке кровати, а другой сбросила вниз. Он бесшумно исчез в ночной темноте.

Выждав еще немного, Эмма осторожно забралась на подоконник. Вполне возможно, подумала она, что кто-то из дозорных поднимет глаза и заметит в темноте блеск ее золотого платья. Но теперь ничего уже нельзя изменить. Увы, в ее гардеробе не осталось ни одного темного платья! Эмори требовал, чтобы в ее нарядах ничто даже отдаленно не напоминало траур, которым она его встретила в день свадьбы. При первом же свидании с ним она выскажет ему все, что думает по этому поводу. Представить себе, что его, может, уже нет в живых, она категорически отказывалась. Он умирать не должен! И все тут! Она этого не потерпит! Не смеет он оставлять ее вдовой, и не только потому, что она не хочет выходить замуж за Бертрана. Проклятие! Она, кажется, привыкла иметь его под боком, привыкла заниматься с ним любовью… В самом деле, ее колени слабели, едва он дотрагивался до нее, а от его улыбки день ей казался ярче. Каким же грустным и серым станет мир без него! Боже! Она любит его!

Эти мысли придали ей храбрости. Эмма перекинула ноги через подоконник и, крепко вцепившись в веревку, начала спускаться.