Текст книги "Монстр лазейку найдет!"

И судьба изменится.

Навсегда.

КОМУ: КЛЕО

30 окт 13:07

КЛОДИН: Отсчет пошел! До ДВ – семь часов! Как украшения? ####

КОМУ: КЛОДИН

30 окт 13:07

КЛЕО: Беб и Гасина трудились над ними все утро. Сейчас заканчивают. Закончат – напишут мне, чтобы я пришла посмотреть. Я пришлю фотки. Танцплощадка готова, кабинку диджея привезли. Ждем продукты. ^^^^

КОМУ: КЛЕО

30 окт 13:08

КЛОДИН: ОМГ – это кошмар! Продукты должна была закупать мама! Мы останемся без еды!!! ####

КОМУ: КЛОДИН

30 окт 13:10

КЛЕО: Я поручу это Бебу и Гасине, когда они управятся с украшениями. Ты ни о чем не беспокойся: главное, выберись из дома, выгляди царственно и смотри, чтобы тебя не поймали! Кстати, готовь уши к поездке в Изумрудный Город! Когда приедешь, тебя будут ждать изумрудные серьги тети Нефертити. С Днем Рождения! ^^^^

КОМУ: КЛЕО

30 окт 13:11

КЛОДИН: Что, правда? ОМГ, спс! Что бы я без тебя делала? ####

КОМУ: КЛОДИН

30 окт 13:11

КЛЕО: Сидела бы в «Логове».)) Пошла готовиться. Мне надо вскружить голову всей бейсбольной команде! Пока. ^^^^

КОМУ: МЕЛОДИ

30 окт 13:13

КЛОДИН: Все будут? ####

КОМУ: КЛОДИН

30 окт 13:13

МЕЛОДИ: Некоторые идут на Леди Гагу, они опоздают. Остальные сказали «Да».

КОМУ: МЕЛОДИ

30 окт 13:14

КЛОДИН: Круть! Жалко, многих ЛОТСов не будет. ####

КОМУ: КЛОДИН

30 окт 13:14

МЕЛОДИ: Мне тоже.) Удачно выбраться из дома! Счастливого Дня Варенья! До скорого.

Глава 20
Мама рулит!

Телефон Клодин звякнул – Клео снова спрашивала «Когда тебя ждать?» Она поспешно отключила мобильник.

– Напомни, почему я решила застроить День Варенья так близко к полнолунию? – спросила она у Ляли, спускаясь по лестнице, устеленной зеленым ковром.

– А мы тебя предупреждали! – напомнила Ляля, подняв бледный палец. – Но ты настаивала, что он должен совпадать с твоим днем рождения, иначе это будет не взаправду.

– Эх, лучше бы вы меня отговорили! А то мне пришлось провести весь день рождения, занимаясь эпиляцией и подстригая ногти. И бегая в туалет!

– Ну а ты чего ждала после того, как высосала два чайника успокоительного чая «Тихо-мирно»?

Ляля улыбнулась, гордо демонстрируя безупречно белые клыки.

– Ну надо ж было что-то делать! – огрызнулась Клодин. – До превращения всего два дня, я себя совершенно не контролирую!

Она остановилась перед зеркалом в холле, проверить, как выглядят ее кудряшки. Кудряшки по-прежнему были тугими и блестящими. У нее есть еще минимум три часа, пока отросшие волосы не начнут распрямляться под собственным весом. Доехать и пофоткаться времени хватит.

– Может, это и неплохо, что День Варенья отменился, – заметила Ляля, стоя рядом с Клодин и подкрашивая губы. Несмотря на многолетнюю дружбу, Клодин до сих пор иногда вздрагивала, обнаружив, что подруга не отражается в зеркале. – По крайней мере, можешь не бояться нечаянно кого-нибудь сожрать!

– Ну, Ляль!

– Да шучу, шучу, – Ляля хихикнула. – Все равно, отметить твой день рождения в кругу семьи тоже будет неплохо.

Клодин кивнула, с нетерпением ожидая момента, когда можно будет посвятить подругу в свой план. Скрывать это от Ляли было все равно, что сдерживать икоту после вишневой колы. Но впереди еще ждет большой семейный ужин. А если отношения Клео с Дьюсом чему-то научили Клодин, так это тому, что влюбленная девушка язык за зубами держать не способна. Непринужденная атмосфера семейного праздника непременно заставит расслабиться, и секретная информация ненароком выплывет наружу. Одна случайная оговорка Ляли, и вечеринке Клодин конец, как злодею в сериале «Закон и порядок».

Оказавшись в коридоре, Ляля зашагала в сторону ресторана, цокая каблуками ботильонов с открытым носком, чтобы отворить дверь и пропустить Клодин вперед. Ее шелковистые волосы, собранные в высокий хвост, весело раскачивались из стороны в сторону. В своем темно-сливовом мини-платье из жатого шифона вампирша смотрелась очаровательно. Бледная кожа чуть-чуть разрумянилась, косметика была наложена безупречно, умные черные глаза словно сияли внутренним светом. Со времени ее приезда сюда скромное обаяние Ляли становилось все менее скромным и все более обаятельным. Ну что ж, по крайней мере, сегодня ей не придется тратить свое очарование на этих недорослей – братьев Вульф. Ее ждет незабываемый вечер и восторг самых сливок школы Мерстон! Клодин не терпелось рассказать ей обо всем. То-то Ляля обрадуется!

– Голодная? – застенчиво спросила Ляля у подруги.

– Не особенно, – ответила Клодин, хотя аппетит у нее был волчий. Борясь с нарастающим желанием попировать, она целый день жевала жвачку, как настоящая голливудская дива. В конце концов, ей надо еще втиснуться в платье четвертого размера и блистать на танцполе! Сегодня ее ждет диско-бал! А фрикадельки подождут до завтра.

– А жаль. Потому что… – Ляля распахнула дверь в ресторан и крикнула: – Сюрприз!

«Что еще…»

Из динамиков грянуло «Raise Your Glass»[23]23
  «Поднимем бокалы». – Прим. перев.


[Закрыть] Пинк. Когда зазвучал припев, Дон встал и поднял пакет молока.

– Мы все знаем, как ты мечтала о Дне Варенья – и вот он настал!

Блюда и тарелки, как обычно, были уже наполовину пусты, а животы ее братьев наполовину полны.

– Вилки в сторону! – потребовала Ляля, не подозревая, какая сила воли требуется для этого за два дня до полнолуния. Тем не менее мальчишки послушались – то ли из уважения к сестре, то ли под обаянием ее лучшей подруги. И на счет «три» они, все как один, опустились на одно колено и запели «С днем рожденья, Клодин!».

Когда все умолкли, Клодин яростно зааплодировала. На глаза у нее навернулись слезы. Она бросилась обнимать братьев и Лялю, а Гарриет тем временем щелкала фотоаппаратом.

– С ума сойти! – сказала она, восхищаясь всем, что они сделали.

От бара к камину тянулся огромный транспарант, сделанный из старых белых скатертей. На нем было баллончиком написано: «С ДНЕМ ВАРЕНЬЯ, ДИНИ!» На столах горели свечи, отбрасывающие причудливые тени на каменные стены. За столами восседали манекены, которые отец привез со стройки. Манекены поднимали бокалы с шампанским – очевидно, безалкогольным, – в ее честь. Благодаря сканеру, старым фотоальбомам и фотопринтеру с функцией увеличителя у всех манекенов были лица гостей, приглашенных на ее День Варенья. Это было похоже на блог Переца Хилтона – жутко и в то же время завораживает.

Клодин охватили эмоции. Ее братья, конечно, старомодные шовинисты, и все-таки она их обожает! И, очевидно, они ее тоже… Если бы они только знали, что она планирует сбежать сразу, как только развеется дым потушенных свечек! Она почувствовала себя виноватой от одной мысли об этом.

– Папа ужасно жалеет, что не смог сегодня приехать, – сказала мама, закрывая объектив своего «Никона».

– Да ладно, ничего, – сказала Клодин. И не кривила душой: в отсутствие дотошного папы сбежать из дома будет куда проще.

– Он пытался выбраться на денек, – продолжала Гарриет, – но Пэниссы – очень требовательные клиенты…

– И у них огромный Пэнисс! – фыркнул Ниньо.

Мальчишки заржали. Клодин тоже. Лялю передернуло.

Клод снял свою темно-синюю вязаную кофту и накинул ей на плечи. Ляля, похоже, удивилась. Он пожал плечами, как будто сделал бы это для кого угодно. Они, точно звезды, снимающиеся в одном фильме, обманывали себя, делая вид, будто их отношения – тайна для всех. Как будто роскошный ирокез Клода, который он так и носил с тех пор, не говорил открытым текстом о том, как он предан Ляле.

– Погоди! – улыбнулась Гарриет. – Ты ведь еще не видела своего подарка!

Кирпич полез под стол и вручил Клодин крутейшую профессиональную машинку «Зингер» – «Singer XL-150».

– Это караоке! – торжественно объявил он.

– Ни фига подобного! – возразил Войу, шлепнув Кирпича салфеткой по затылку. – Это швейная машинка.

– Ага, как же! – Кирпич закатил глаза. – Там же написано – «Singer»[24]24
  «Singer» значит певец, хотя в данном случае это название фирмы и фамилия ее основателя. – Прим. перев.


[Закрыть], что я, не вижу?

Все засмеялись.

Клодин заглянула в карамельно-золотистые глаза матери, удивляясь, как это семья позволила себе такой дорогой подарок.

– Это была идея Ниньо, хотя мы все в нее вложились, – сказала Гарриет, поняв, чем озабочена дочь. – В девятом номере все равно придется менять драпировки, и я надеялась, что ты поможешь мне пошить новые…

Сердце Клодин испуганно стукнулось о ребра.

– Ниньо!

Он загородился салфеткой.

– Извини, – пробубнил он. – Мне просто не хотелось стоять и снимать, пока ты будешь шить все это вручную. Это ж сколько часов бы ушло!

– Ну да, разве что мистера Штейна привлечь – вот кто шить умеет! – сострил Дон.

Все расхохотались, кроме Клодин. Ох уж этот Ниньо! Из-за ее предательства она теперь чувствовала себя, как колумбийский кофе, – перемолотой под эспрессо.

– Мам, ты не волнуйся! Я все сделаю, как было, честное слово!

– Да нет, зачем же? – улыбнулась Гарриет. – Тебе уже шестнадцать, тебе нужна отдельная ванная, так что можешь переселиться туда.

Клодин запрыгала и дважды обняла маму: один раз – за то, что та дала ей жизнь, а второй – за то, что не мешает ей украшать жизнь по своему вкусу. Сегодня – право на творчество, завтра – водительские права! Она наконец-то вкусила первый ломтик свободы. Однако совершенно не насытилась. Ей хотелось еще и еще! Это было так вкусно…

После того как все до отвала наелись неприлично роскошного семислойного шоколадного торта, который испекла Гарриет, мальчишки убежали смотреть футбол. Ляля планировала после матча встретиться с Клодом у камина и «надрать его лохматый зад, обыграв его в шахматы». Но Клодин попросила отложить партию на другой день. В конце концов, сегодня ее день рождения, и ей нужна девичья компания! Ей хочется побыть наедине с подругой. Ляля усмехнулась над собой – какая же я недотепа! – и охотно согласилась.

– Может, займемся занавесками для нашей новой комнаты? – спросила Клодин. Она старалась говорить о пустяках, пока их могут слышать. У Гарриет, которая как раз запирала ресторан, был самый острый слух во всей семье. Так что с ней всегда было лучше перестраховаться.

– А что, твой папа действительно привез все эти манекены со стройки? – спросила Ляля.

– Угу. Он сносил старый универсам и манекены оставил себе. Ты бы видела, что он иногда приносит с работы! У меня дома – целый сарай всякого старья. Покрышки, ткани, гвозди, аккумуляторы для сотовых…

– Да ну? – Ляля зевнула. – Ужасно интересно.

– Еще бы! Видела бы ты, какие замечательные вещи там попадаются!

Дойдя до конца коридора, Клодин схватила холодную руку Ляли и потащила подругу через холл.

– Куда ты?..

– Тсс-с!

– Ох! – Ляля наконец сообразила, что к чему.

Прижав палец к губам, Клодин завела Лялю в женский туалет и открыла воду, заглушая какую-то заезженную джазовую мелодию. Тихая гавань на две кабинки была уставлена, увешана и устелена мешочками с ароматическими смесями, розовыми лампочками, пушистыми туалетными сиденьями, домоткаными ковриками, персиковыми занавесками и двуслойной туалетной бумагой, являя собой яркий контраст с суровой обстановкой отеля.

Клодин сунула руку под розовую занавеску с оборками, скрывавшую пространство под раковиной. И достала оттуда два одинаковых пакета «L. L. Beans», чехол для платья и ключи от грузовичка.

– Все, поехали праздновать!

Ляля схватилась за живот.

– Слушай, давай отложим уроки вождения до завтра, а? – попросила она. – Я съела тонну всего, и…

– За рулем будешь ты, а не я! – пояснила Клодин, вылезая из джинсов.

– И куда же мы едем? – осведомилась Ляля, наматывая на палец свой длинный хвост.

– На мою вечеринку! – сказала Клодин так, будто это было очевидно. – Все состоится!

– Как?!

– Клео помогла с оформлением, а Мелоди взяла на себя гостей. Народу будет полно!

– Упырственно! – просияла Ляля, а потом спросила: – Постой, а почему Мелоди знала, а я – нет?

– Потому что родители не в курсе. Мы сбежим из дома!

Клодин расстегнула зеленую шерстяную толстовку и бросила ее на коврик.

– Я тебе платье сшила, но ты и так смотришься идеально. В сливовом ты выглядишь как персик!

Ляля отвернулась и подкрасила губы розовым блеском.

– До сих пор не верится, что ты научилась краситься, не пачкая себе все лицо! – Клодин улыбнулась. Она была в таком приподнятом настроении, что сейчас роман Ляли с Клодом ее ничуть не огорчал. К тому же для подобных мелких чувств есть свое время и место. Сейчас это казалось таким вчерашним – детский сад, вторая четверть! Девушка, у которой есть своя комната и крутая машинка «Зингер», уже слишком взрослая, чтобы дуться на подругу из-за таких пустяков.

– Ну? – спросила Ляля, скрестив на груди бледные руки.

– Что – «ну»?

– Ну, и почему же ты мне ничего не сказала? – осведомилась Ляля.

Клодин сбросила кеды.

– Не хотела, чтобы моя мама все узнала.

– Серьезно? – Ляля закатала рукава кофты Клод. – А с чего бы это я стала рассказывать твоей маме?

– Ты бы – не стала. Ты бы сказала моему брату, а он бы передал маме.

– Так он не знает?

– Нет, конечно! – рявкнула Клодин, разозлившись на Лялю за то, что та разозлилась. Сейчас они должны были торопливо переодеваться и заговорщицки пересмеиваться, пьянея от возбуждения и опасности. Поправлять друг другу прическу, застегивать молнии на платьях. А потом, держась за руки, выбежать на стоянку, спотыкаясь на каблуках и нащупывая ключи от машины. А потом – врубить свои айподы. Обсуждать, как Клодин появится на публике… Ну что угодно, только не как сейчас!

– Так Клод не едет?

– Нет, не едет. Никто из них не едет.

Клодин расстегнула чехол с платьем и послала воздушный поцелуй сиренево-серому шедевру, что был внутри. Глубокий треугольный вырез, радужный отлив, черный пояс с металлическим блеском…

– По-моему, не хуже, чем платье-халат от Дианы фон Фюрстенберг, а?

Ах, если бы у нее было время непринужденно его надеть! Но – увы: она втиснулась в него, как обезумевшая от спешки модель на неделе высокой моды, и торопливо натянула ботильоны из змеиной кожи. Да здравствует луна: все сидело как влитое!

Клодин торопливо освежила макияж, еще разок прошлась по ногам бритвой, надушилась парфюмированной дымкой для тела с ароматом черной смородины, встала на крышку унитаза и посмотрелась на себя в зеркало. Из зеркала ей улыбнулась шестнадцатилетняя девушка в элегантном платье под настроение, с пышными каштановыми кудрями, сияющими глазами и с обещанными изумрудными сережками Клео.

– Поехали! – сказала она, спрыгнув на пол.

– Я даже не знаю… – сказала Ляля.

Клодин застыла.

– Что-о?

– По-моему, одним ехать опасно…

– Опасно или неинтересно? – рискнула уточнить Клодин.

Глаза Ляли потемнели.

– Ты на что намекаешь? – осведомилась она, показав свои вампирские зубы.

– На то! Ты готова была ехать, пока думала, что Клод тоже едет! – сказала Клодин, подбирая одежду с пола и запихивая ее в сумку. В основном затем, чтобы чем-нибудь занять свои трясущиеся руки.

– Потому что я думала, что он нас защитит, если что-нибудь случится! – сказала Ляля чуть громче, чем следовало.

– Да ничего не случится! Вот, гляди!

Клодин включила мобильник и протянула его Ляле. Там была куча эсэмэсок от Клео и Мелоди, которые спрашивали, где же они, и звали приезжать поскорее.

– Видишь? Все отлично!

Ляля отвела взгляд от экрана, раздираемая противоречивыми чувствами.

– Если дядя Влад узнает, что я сбежала из отеля, он меня убьет… А если узнает мой папа, он убьет меня еще раз!

– Да откуда они узнают-то? Дядя твой в Портленде, папа – на яхте. А потом, ты все равно уже мертвая!

– Кло, это опасно! Пожалуйста, не надо! Может, все-таки возьмем Клода?..

Клодин не выдержала этого спора вполголоса. Она уже и так опаздывала на собственный День Варенья! А если она не поедет прямо сейчас, она вообще его пропустит…

– Ладно, Ляль, забудь. Я одна поеду.

Она бросила сумки под раковину. И, ни слова не говоря, выскользнула на улицу и помчалась на стоянку за домом. Стоявший там грузовичок, верой и правдой отслуживший много лет, выглядел готовым на все. В том числе и на пятнадцатиминутную поездку с неопытной, но решительной шестнадцатилетней девушкой за рулем.

Клодин отперла водительскую дверцу и внезапно осознала, как непривычно находиться один на один с грузовиком. Ну кого она обманывает, думая, будто справится с этой штукой в одиночку! Может, Ляля права? Может, попросить Клода? Может, он… Нет! Независимость – не то блюдо, которое подают с двумя ложками! Его надо есть в одиночку.

Переведя дух, вдохнув храбрости, кислорода и получив от Клео очередное «Ты где?», Клодин открыла дверцу. По крайней мере, подушки безопасности здесь новые…

– И куда же ты собралась?

Водительское сиденье было занято.

«Мама!»

– Красивое платье, – заметила Гарриет, положив обе руки на руль.

Динь!

Клодин не стала читать эсэмэску.

– Я все объясню! – сказала она. Хотя что тут объяснять? Как объяснить женщине, которая всю жизнь обхаживает шестерых мужчин, что ей хочется независимости?

– Про вечеринку я в курсе, – сказала Гарриет, глядя сквозь лобовое стекло на темную стоянку, как будто вела машину.

Сердце Клодин «Титаником» пошло ко дну.

– Откуда?

Гарриет подергала себя за ухо.

Динь!

Еще эсэмэска…

«Неужели это все происходит на самом деле? Неужели этого платья, которое я шила несколько месяцев, не оценит никто, кроме моей мамы?»

– Прости… – прошептала она холодному ветру.

– Зачем, Дини?

Клодин принялась тщательно обдумывать свой ответ. Вот бы сказать что-нибудь такое, чтобы разжалобить маму! «Я чувствовала себя заброшенной… Я жажду внимания… Я умру, если не поеду на эту вечеринку…»

Гарриет взяла дочь за подбородок и заглянула ей в глаза.

– Если хочешь, чтобы с тобой обращались как со взрослой, веди себя как взрослая! Может, сядешь в машину и расскажешь все, как есть?

Мать была права. А потом, она же все равно все слышала. Что уж теперь скрывать!

Клодин доплелась до пассажирской дверцы и залезла в машину. Рядом с ее выходными ботильонами валялись старые раздавленные стаканчики из-под кофе. На зеркале заднего вида болтался новый освежитель воздуха с сосновым запахом. Воздух между ними был жесткий и ледяной. Но сейчас, пожалуй, было не самое подходящее время просить Гарриет включить отопление.

– Ну?

– Все, как есть? – начала Клодин. – Если честно, то мне хотелось праздника. Чтобы друзья, и платье, и подарки… в общем, все, как надо. Чтобы этот вечер был мой, и только мой. Не тройняшек. Не Клода. Не Войлы. Не Кирпича и не Ниньо. Только мой. И потом, когда все говорили, что это слишком опасно, я…

Губы у нее задрожали. Клодин отвела глаза: в шестнадцать лет реветь неприлично!

– Меня просто так достало, что все кругом знают, как мне будет лучше!

Она вытерла щеки.

– Как будто вы все думаете, что я совсем бестолковая, а это неправда! Я умею обращаться со всеми инструментами в папиной мастерской! Я бегаю быстрее любого из парней в нашем классе! Я учусь на «отлично», я сама себя обшиваю, и я ни разу в жизни не бывала ни в кабинете директора, ни в полицейской машине – а это больше, чем могут сказать о себе мои братья! Я никогда в жизни не устраивала погром в кафе из-за того, что мне не хватило колбасок – это больше, чем может сказать о себе моя сестра. А еще я веду видеоблог, и его смотрят семь человек, и одна из них сказала, что я очень естественно держусь перед камерой и мои находки очень оригинальны.

Слезы текли все сильнее, размывая дымчатые тени. Хотя какая разница? Все равно она никуда не уедет дальше этой стоянки… Наверно, ближайшие лет десять.

– Наверно, я хотела доказать, что уже достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения.

– Садиться за руль без прав – это не решение, Дини. Это преступление.

– Ну, я собиралась вызвать такси! – соврала Клодин.

– И что бы ты сказала водителю? Чтобы он отвез тебя на вечеринку, которая может оказаться ловушкой?

Гарриет стянула резинку с хвоста и тряхнула своими рыжевато-каштановыми волосами. С обеда они успели отрасти минимум на дюйм.

– Это не решения, это ошибки.

– А что такого страшного в ошибках? – рявкнула Клодин. Она отвернулась к окну и пробормотала: – Впрочем, откуда мне знать? Мне же не дают их совершать!

После этого наступила тишина, нарушаемая только позвякиванием приходящих эсэмэсок.

Гарриет кашлянула.

– Я тебя прекрасно понимаю.

Клодин, не веря своим ушам, обернулась к матери. Потрескавшееся сиденье голубой кожи протестующе скрипнуло.

– Ты меня понимаешь?

Динь!

Гарриет крутила золотое обручальное кольцо у себя на пальце.

– Я ведь была совсем как ты, когда была помоложе. Я не выносила, что мама и старшие сестры мной все время командуют. И я стала после школы работать официанткой, накопила денег и в лето перед колледжем отправилась путешествовать с рюкзаком по Европе. И мне было так хорошо на воле, что я решила там остаться. Следующие два года я работала в ресторанах, понемножку учила разные языки, встречалась с самыми удивительными людьми.

Клодин испытывала восторг и огромную зависть. Наверное, так себя чувствуют те, кто умеет летать. Почему мама об этом раньше никогда не рассказывала?

– И что же заставило тебя вернуться?

– Мужчина по имени Кларк.

Гарриет улыбнулась, внезапно сделавшись похожей на девчонку – наверное, так она выглядела в те дни.

– Мы познакомились в кафе в Амстердаме и целые две недели путешествовали вместе, а потом он вернулся домой, в Америку. Он умолял меня поехать с ним, но я отказалась. Я сказала себе, что никогда не стану следовать за ним – и ни за каким другим мужчиной. И вот он уехал, а я осталась.

Клодин развернулась лицом к матери.

– И все? Он не пытался заставить тебя поехать с ним?

– О, твой папа был для этого слишком умен! – хмыкнула Гарриет. – Он сказал мне, что я совершаю большую ошибку, а потом отошел в сторону и предоставил мне возможность ее совершить. Короче, через четыре дня я уже сидела в самолете.

Она помолчала и взяла Клодин за руку.

– Но теперь твой папа уже не тот. Он сильно размяк с годами. Помнишь, как он плакал на третьей «Истории игрушек»?

Клодин хихикнула.

Гарриет вздохнула.

– Самое трудное в работе родителя – это видеть, как дети совершают ошибки. Инстинкт велит тебе их защищать. Но ты права, Дини. Иногда приходится отойти в сторону и позволить вам совершать ошибки. Самое большее, что мы можем, – это быть рядом, чтобы помочь вам расхлебать заварившуюся кашу.

Динь!

– Кто-то пытается до тебя достучаться.

– Это, наверно, Клео и Мелоди хотят знать, где я…

Клодин выключила телефон. Все равно они рано или поздно догадаются…

– Пристегнись.

– Что-что?

– Давай живей! – Гарриет завела мотор. – Поехали уже на твой День Варенья.

Сердце у Клодин забилось чаще.

– Как?

– Может, ты и права, – сказала мама, включая отопление. – Может, все обойдется. Но я все-таки буду рядом, на всякий случай.

– Спасибо, мамочка! – И Клодин крепко-крепко обняла Гарриет. И спросила: – А можно я за руль сяду?

Гарриет расхохоталась.

– Ну и нахалка же ты! – ответила она, медленно выезжая задом со стоянки.

– Стой! Стой! – послышался знакомый голос.

Гарриет нажала на тормоза.

– Если уж ты твердо решила ехать, дай я поведу! А то ты же водишь, как…

В окне водительской дверцы появилась запыхавшаяся Ляля.

– Ой! Миссис Вульф! Извините… Я… я… я думала, это не вы…

Щеки у нее покраснели. Клодин никогда еще не видела ее такой румяной.

Клодин подалась вперед и замахала рукой:

– Вся в порядке, Ляль! Мама за нас!

– Ну, ты же не хочешь, чтобы такое чудесное платье пропало впустую? – сказала Гарриет.

Ляля заметно смутилась.

– Запрыгивай! – распорядилась Гарриет. – Мы уже и так опаздываем!

Вампирша с восторгом послушалась, втиснувшись на переднее сиденье рядом с Клодин.

– Ур-ра-а! – завопили они, когда Гарриет вырулила на шоссе и помчалась навстречу тому, что, возможно, было первой – и самой кошмарной – ошибкой в жизни Клодин.

Это было здорово!