Текст книги "Монстр лазейку найдет!"

Глава 5
Место для сердца хочет того, чего ему хочется!

Сорокапятиминутная поездка в «Бриджпорт-Вилледж» стоила того. Новый телефон можно было бы купить и через Интернет, но так Фрэнки впервые побывала в настоящем «Apple Store». Изящные гаджеты, которые так и просятся в руки. Создания человеческого гения. Заряженные электричеством. Оживающие от одного прикосновения. Фрэнки подумывала о том, чтобы сменить имя на айШтейн и поселиться тут навсегда.

Вивека делала вид, будто интересуется ноутбуками: улыбалась, не разжимая губ, и вежливо кивала.

– Приятно все-таки иногда выбираться из Салема! – говорила она, стараясь на всякий случай держаться поближе к дочери.

– Да, действительно, – поддакнула Фрэнки, хотя понимала, что Вивека имеет в виду совсем не покупку телефона в Портленде. Имелось в виду, что тут можно было не опасаться, что владелец магазина решит проверить у них документы прежде, чем пустить их внутрь. Не озираться при каждом порыве ветра: не за ними ли пришли? Не заглядывать в Интернет в поисках оскорбительных сообщений. Не ежиться от подозрительных взглядов водителей встречных машин. Не думать о том, не напрасно ли они остались и ввязались в битву, которая, возможно, была проиграна с самого начала.

– Подарочная карта у тебя с собой? – спросила Вивека. В ее лиловых глазах не играли привычные искорки.

Фрэнки расстегнула свою стеганую сумочку, она же портативное зарядное устройство, внезапно ощутив собственное превосходство над всеми этими гаджетами, выставленными в витринах. Она, в отличие от них, могла по нескольку дней обходиться без подзарядки – они в своем изящном минималистичном мирке могли об этом только мечтать.

– Можно я тут погуляю? – спросила она, протягивая конверт, полученный от Влада.

Вивека окинула помещение взглядом опытного разведчика. Дети резались в компьютерные игры, сидя за низким круглым столиком. Немолодая пара взяла в заложники консультанта, забрасывая его вопросами о различиях между Mac и PC, паслись хипстеры, три крашеные блондинки в футуристических одеяниях нависли над айпадом последней модели.

– Хорошо. Только далеко не уходи, я быстро.

В другое время Фрэнки посмеялась бы над мамой за то, что та над ней так трясется, но, учитывая обстоятельства, она пообещала держаться поблизости и поскорей улизнула, пока мама не передумала.

Блондинки, не отрываясь, смотрели на экран. Заинтригованная, Фрэнки принялась подбираться поближе к ним.

Этот звук не спутаешь ни с чем. Отважно! Мощно! Революционно! «Мировая премьера нового клипа Леди Гаги!» Она сунула руки в карманы своих новых обтягивающих брючек карго в стиле милитари, чтобы не искрить, и спросила, нельзя ли ей тоже посмотреть.

Девушки не решились хоть на миг отвести взгляд от экрана, но блондинка в буклированном шарфике слегка подвинулась. Однако не успела Фрэнки рассмотреть, как клип уже кончился.

– Это ее лучший клип! – воскликнула блондинка в солнечных очках «с брызгами от мороженого», сдвинутых на макушку.

– Да ты про каждый клип так говоришь, – заметила девушка в легинсах, обмотанных полицейской лентой.

– Подождем концерта, – сказала Буклированный Шарфик.

– А вы на ее концерт идете?! – ахнула Фрэнки.

– Через тринадцать дней! – просияла Очки с Мороженым.

– А ты? – спросила Полицейская Лента, не замечая, что у нее передние зубы измазаны красной помадой.

– Ах, если бы! – вздохнула Фрэнки. – Но ведь билетов не достать, только по знакомству!

– А вот и нет! – объявила Буклированный Шарфик, обнимая за плечи Полицейскую Ленту и Очки с Мороженым. – Мы ночевали у кассы…

Фрэнки, чувствуя глубокое душевное родство с ними за любовь к Леди Гаге, тут же призналась:

– Ой, я вообще с самого рождения была маленьким монстром. Месяц назад я покрасила волосы…

Но тут Вивека внезапно ухватила Фрэнки за ворот ее свитера в черно-розовую полоску и потащила прочь из магазина.

– Что такое? Мамочка, что ты делаешь? Ты купила телефоны?

– Никаких разговоров, пока не сядем в машину! – отрезала Вивека. – Ни единого слова!

Наверное, с подарочной карточкой что-то не так… Наверное, случилось что-то ужасное…

Вивека захлопнула дверцу «Вольво», врубила радио – «На случай, если вдруг кто-нибудь подслушивает» – и прошипела:

– Ты чем думаешь, а?

– Я?! – Фрэнки заискрила. – А что я сделала-то?

Вивека с размаху воткнула ключ в замок зажигания.

– Не делай вид, будто ничего не понимаешь! Ну как ты могла, Фрэнки? После всего, что случилось! Как?!

Фрэнки нервно захихикала.

– Мам, правда, ну что я сделала?

– Ты сказала совершенно незнакомым людям, что родилась монстром!!!

Вивека выключила зажигание и уронила голову на руки.

– Мало того, что ты снова – снова! – подвергла себя опасности, но еще и это словечко! Оно же оскорбительное! Что с тобой случилось?

Фрэнки расхохоталась.

Вивека уставилась на нее, словно не веря своим ушам. Ее гладкий черный хвост, против обыкновения, выглядел совершенно растрепанным.

– И что тут смешного?

– Ма-ам! Если бы я хотела бросаться в глаза, я начала бы с того, что соскоблила бы с себя эту забивающую поры косметику!

– Тогда зачем…

– «Маленький монстр» – это от Леди Гаги! Она так называет своих фанатов. ЛОТСы тут совершенно ни при чем!

– Да?

– Да! Так что я себя совершенно ничем не выдала.

– Что, правда?

Фрэнки вскинула брови, как бы говоря: «Ну мам, ты что думаешь, я совсем дурочка?»

Лицо Вивеки медленно, как восходящим солнцем, озарилось улыбкой. Лиловые глаза снова заискрились.

– Ну как хорошо!

Она притянула Фрэнки к себе, в свои пахнущие гарденией объятия и принялась плакать и смеяться одновременно.

– Честное слово! – Фрэнки снова хихикнула. – Ты телефоны-то купила?

– Ну да…

Вырулив на шоссе, Вивека сказала:

– Такое впечатление, что ты справляешься с этой ситуацией куда лучше меня.

По ветровому стеклу барабанили капли дождя.

– Вообще-то нет, – призналась Фрэнки.

Вивека озабоченно взглянула на дочь:

– Мне надо думать о том, как сделать, чтобы все объединились, а я не могу думать ни о чем, кроме Бретта!

Фрэнки вздохнула.

– Я до сих пор не верю, что он мог так мной воспользоваться!

От того, что она сказала это вслух, ей сдавило грудь.

– Представляю, как это мучительно!

Вивека положила руку на плечо Фрэнки.

По правде говоря, то, что Бретт исчез из ее жизни, тяготило Фрэнки куда сильнее, чем сам факт предательства. Но ее рассудительная мама этого просто не поймет. «Ну как можно тосковать по тому, кто причинил тебе боль?» – скажет Вивека. А Фрэнки только пожмет плечами в ответ – и почувствует себя еще более несчастной.

– Из этого можно извлечь полезный урок, – сказала Вивека.

Фрэнки смотрела в окно, на проносящиеся навстречу машины. Не хотела она никаких уроков. Она хотела вернуть Бретта!

– Знаешь, может быть, до тех пор, пока нормалы не станут более толерантны, тебе все же стоит побольше общаться с мальчиками-ЛОТСами? Вот, например, братья Вульф – очень славные ребята!

Фрэнки хотелось воскликнуть: «Ой, мам, ну ты прямо, как они все!», но она промолчала. Отчасти мама была права. Зачем напрашиваться на неприятности? Это звучало совершенно логично. Но у чувств своя логика.

Место для сердца хочет того, чего ему хочется!

И, увы, ее месту для сердца хотелось Бретта.

Глава 6
Материнская травма

Проблема с Джексоном разрешилась. Он остался в Салеме. И теперь, когда на этот счет можно было не тревожиться, перед Мелоди в полный рост встала другая проблема, о которой она изо всех сил старалась не думать.

Но это было невозможно.

Разговор с Ману на фотосессии для «Teen Vogue» лип к ее мыслям, как шерстяная юбка к ногам.

– Твоя мать здесь?

– Нет, я приехала с сестрой.

– Хорошо. Скажи Марине, что Ману передает ей привет. Сколько воды утекло!

– Кажется, вы меня с кем-то перепутали.

– О, нет! Этот голос ни с чем невозможно спутать. Как и голос твоей матери. Марина могла сподвигнуть кого угодно абсолютно на что угодно, так это было упоительно.

– Извините, но мою маму зовут Глория. Глория Карвер. Из Калифорнии.

– Ты уверена?

– Ману, ну конечно, она уверена! – оборвала писца Клео. – Я думаю, она в курсе, кто ее мать.

Ману всматривался в лицо Мелоди с таким выражением, что Клео сделалось бы жутенько, не знай она его.

– Ману!

Писец покачал головой.

– Ты права. Я принял тебя за другую. Я, помнится, слыхал, что у дочери Марины совершенно незабываемый нос. Почти как горб верблюда, – хохотнул Ману. – А у тебя – безукоризненный. Моя ошибка. Извини.

Старые фотографии Мелоди порхали вокруг ее босых ног, словно осенние листья на ветру. Они улеглись, когда вентилятор развернулся влево, взметнулись снова, когда он развернулся вправо. Мелоди не знала, сколько времени она просидела так под своей кроватью-чердаком, загипнотизированная порханием фотографий и вращением вентилятора. Десять минут? Час? Весь вечер? Это было неважно. Вентилятор и фотографии создавали четкий ритм. На это можно было положиться. Этому можно было доверять.

Все воскресное утро она провела, копаясь в старых альбомах, пытаясь как-то убедить себя, что Ману ошибся. А весь день она изучала каждую фотку. Неужели ее нос до операции действительно выглядел как верблюжий горб? А может, младенцем она была куда больше похожа на свою мать, чем теперь! А может, там найдется хотя бы одна фотография из роддома, с нею, Мелоди, закутанной в розовый конверт, на руках у Глории? Потому что младенческих фотографий Кандис там было тыщ тридцать!

Самое тщательное исследование не дало никаких результатов, которые подтвердили бы то, что сказал Ману. Однако и опровергнуть его слова ничто не опровергло. Единственный минус, к которому пришла Мелоди: если она хочет получить ответ, ей придется задать вопрос. И вот теперь она сидела в своей полосатой пижамке «J. Crew», с нечищеными зубами, с волосами, пахнущими пончиками после «Crystal’s Coffee», и размышляла, так ли уж ей хочется знать правду.

Нет, конечно, если Глория скажет: «Ну да, само собой, я – твоя родная мать» – и представит неоспоримые доказательства, это будет чудесно. Но любой другой ответ будет означать, что она и здесь тоже чужая…

– Кандис! – окликнула Глория, шагая по коридору. – Пожалуйста, скажи, что моя белая шелковая блузка у тебя и что она чистая!

Мелоди закатила глаза, радуясь, что ее комната запирается. «Хорошо, наверно, жить, когда твоя главная проблема – это пропавшая блузка!»

– А я думала, что твои вещи собирает папа! – донесся до Мелоди голос Кандис. – Это же ваша традиция, верно?

– Теоретически – да, но в прошлом году он вместо саронга положил в чемодан скатерть, и я не хочу рисковать. Я беру с собой еще одну сумочку с самым необходимым. Только это между нами, ладно?

«Тайны, тайны, всюду тайны! Как это на них похоже!»

– Ой, ну я даже не знаю… – уклончиво ответила Кандис. Блузку она явно потеряла, либо испачкала, либо продала. – Папа же хочет сделать тебе сюрприз, потому и вещи собирает сам. По-моему, так куда романтичнее! Просто положись на него, мам. И забудь про эту блузку. Расслабься!

– Кандис, сейчас не время дурачиться! – перебила мама. – Он с минуты на минуту вернется домой, и…

– Глория! – окликнул снизу Бо. – Гло-ория-а!

– Найди блузку! – прошипела мать прежде, чем отозваться: – Я тут!

Послышались его шаги по истертым деревянным ступеням.

– Ты просто не поверишь, – вздохнул Бо. – Отель «Логово» закрыт! Там у них какое-то частное мероприятие.

– Как? Ты уверен? – ахнула Глория. – Но ведь Крамеры должны прийти меньше чем через час! Что же я на стол-то подам?

У Мелоди внутри все упало. Она совсем забыла, что сегодня к ним в гости придет пластический хирург с семейством!

– Я заехал в «Эгейскую лазурь», в «Руссо» – оба заведения закрыты на ремонт. Пришлось пойти в «Мандаринский дворец».

– Ой, фу! – буркнула Кандис.

– Бьюсь об заклад, это все из-за той передачи! – заявила Глория.

– Как? Ты что, думаешь, всеми этими ресторанами владели ЛОТСы? – спросил Бо. Слышать от него это слово было странно и не очень приятно. Как когда он говорил «Круто!» или «Эсэмэсни мне!».

– А что тут удивительного? – сказала Глория. – Возможно, они покинули город.

– Ну, по-моему, ты излишне драматизируешь ситуацию! – заметил Бо.

По спине у Мелоди пробежали тревожные мурашки. А ведь Джексон действительно чуть не уехал! «А если бы я не сумела его удержать?»

– Посетители в салоне сегодня разговорились между собой, и какая-то пожилая женщина, делавшая себе химию, заявила, что ЛОТСов следует принудительно поселить на барже где-нибудь в центре Тихого океана. Ее в детстве страшно напугал фильм «Франкенштейн», она говорила, что до сих пор до истерики боится людей с квадратными головами. Бедняжка даже Арнольда Шварценеггера без ужаса видеть не может. Это ее собственные слова.

– Бабуся ушла! – заметила Кандис.

Мелоди невольно хихикнула. Умеет все-таки сестрица поднять настроение, даже в самые мрачные времена!

– Лично я не вижу, в чем проблема, – добавила Глория. – Пока эти ЛОТСы не лезут в мою жизнь, мне все равно, чем они занимаются – главное, чтобы ногти на людях не стригли. Вот этого я точно не выношу. Это мерзко. Ну ладно, пойду, выложу это китайское блюдо в кастрюлю, пока меня не застукали. Кандис, скажи Мелоди, что хватит зубрить. Ужин через полчаса. Пусть примет душ.

– Эй, слыхала? – осведомилась Кандис, постучавшись к Мелоди. – Мамочка считает, что ты грязная!

Мелоди нехотя поднялась на ноги и отперла дверь.

– Тут пахнет депрессией! – заявила Кандис, вломившись в комнату. – Что стряслось?

Ее волосы были собраны в высокий пучок; глаза были накрашены снежными тенями для век, губы – морозной губной помадой – скромный макияж для воскресного вечера в кругу семьи.

– Что, Джексон передумал и свалил?

Мелоди покачала головой.

– Ты, вообще, причесывалась?

Мелоди проигнорировала подколку. Колени ныли, ноги кололо. Интересно, сколько же она тут просидела?

– Можно спросить у тебя одну вещь?

Кандис бросила взгляд на свою грудь.

– Да, они настоящие!

– Перестань, это важно!

Слова, липкие от эмоций, с трудом отрывались от губ Мелоди.

Кандис привалилась к противоположной стене и скрестила руки поверх платья-комбинации цвета слоновой кости.

– Ну, валяй!

– Помнишь, я тебя спрашивала, не знаешь ли ты, кто такая Марина?

Кандис кивнула – может быть, чересчур энергично. Ей просто нравилось мотать волосами, когда они собраны в пучок.

– Так вот, я почему спрашивала… Когда мы были на фотосессии для «Teen Vogue» и я пела верблюдам, Ману мне сказал, что у меня голос, совершенно как у моей матери, Марины. И когда я ему сказала, что маму зовут Глория, он так посмотрел, как будто мне не поверил. А потом вспомнил, что у дочери Марины был нос как верблюжий горб.

Мелоди схватила с пола пачку фотографий и веером распахнула их перед собой.

– И смотри, правда, как горб!

– Ну так спроси у мамы, – посоветовала Кандис, как будто речь шла о лишнем пирожке.

– Не могу…

– Почему?

Мелоди пожала плечами. Ну как объяснить своей бесстрашной сестре, что она боится узнать правду? Что она предпочтет мучиться неизвестностью, чем узнать, что она – чужая в этой семье? Что она…

– Ма-ам! – окликнула Кандис.

– Ты чего? Прекрати!!!

– Ма-ма!

– Кандис! Перестань! Ну, пожалуйста…

– Чего? – отозвалась с кухни Глория.

– Вы не могли бы подняться сюда на секундочку? Мелли хочет спросить вас с папой о чем-то важном!

У Мелоди отвалилась челюсть. Бешено колотящееся сердце сжалось от ужаса. Ей хотелось накинуться на сестру и отдубасить ее. Избить до крови. Затолкать ее волосы в вентилятор, чтобы они намотались на лопасти…

– Что-нибудь случилось? – спросила Глория, отворяя дверь. На ней были кухонные варежки от Ива Сен-Лорана – подарок одного важного клиента, с которым она работала еще в Беверли-Хиллз.

– Что-нибудь не так? – спросил Бо, заглядывая в комнату из-за ее спины. – Мелли, ты почему еще не одета? Крамеры будут с минуты на минуту!

– Ну давай, спрашивай! – приказала Кандис. И удалилась.

Родители смотрели на Мелоди нетерпеливо и озабоченно.

– Э-э… – Мелоди набрала воздуху в грудь. «Вот когда больше не смогу не дышать, тогда спрошу!»

Грудь заболела.

В висках застучало.

Голова закружилась.

Все тело заныло.

– Мелли, в чем дело? – спросила Глория, подойдя ближе. – Живот болит?

– Может, ей таблетку дать? – спросил Бо: он явно не решался говорить с дочерью о менструациях напрямую. – У меня есть…

– Ф-фу-у-у-у-ухх! – выдохнула Мелоди. – Кто такая Марина?

– Кто-кто? – переспросила Глория.

– Марина. Вы знаете женщину по имени Марина? – сказала Мелоди, уже помедленнее.

– Нет, – покачала головой Глория.

– Ну, может быть, это какая-нибудь ваша старая знакомая?

– Никогда о такой не слышала. А что?

– К чему вообще это все? – перебил Бо.

Мелоди накрыла волна облегчения. Плечи сразу встали на место. Сердцебиение замедлилось. «Ману ошибся! Ошибся!»

Она получила ответ на свой вопрос на миллион долларов. Теперь можно было выделить эту тему и удалить ее из головы. В конце концов, что, ей не о чем больше думать? У нее Джексон есть! Однако оставался еще один вопрос, на миллиард долларов. Необходимо было задать и его тоже.

Мелоди снова набрала воздуху в грудь и дождалась, пока боль в груди вынудит ее сделать выдох.

– Маматымнероднаямама? – выпалила она единым духом.

Глория ахнула и прикрыла рот рукой. Ее зеленовато-голубые глаза расширились, она бросила взгляд на Бо. Он положил руку на ее кухонную варежку, давая понять, что он с ней.

«О господи!»

Кровь гулко пульсировала в ушах. В деснах. В корнях волос. Мелоди чувствовала, что ее вот-вот стошнит. Вокруг все плыло, звуки сделались отдаленными и гулкими. Со временем этот момент обретет резкость. Он останется в ее памяти в HD-качестве, как минута, которая изменила всю ее жизнь…

– Вы что, издеваетесь? – крикнула Мелоди.

– Давай потом поговорим, ладно? – начала Глория. – Вот сейчас поужинаем, сядем и…

– Я не голодная!

Мелоди не хватало воздуха. Она сунула ноги во вьетнамки, схватила ближайшую толстовку, протиснулась мимо родителей и сбежала по лестнице вниз.

– Ты куда? – окликнул Бо. – Через десять минут Крамеры придут! Они хотят познакомиться с нашей семьей!

– Ну, тогда я вам тем более ни к чему! – крикнула Мелоди и с размаху захлопнула за собой дверь.

Глава 7
Душ и бритва

Эта Вульф скоро охрипнет!

«Если я оставлю еще одно сообщение, я начну разговаривать, как робот! – подумала Клодин, швыряя на кровать свою «Моторолу Karma». – Куда все делись? Почему у всех только голосовая почта? И почему мне никто не перезванивает?» Если бы не стопка ответов на приглашение на День Варенья – двадцать семь «да», и ни единого «нет»! – она бы, пожалуй, начала сильно сомневаться в собственном великолепии…

Клодин не терпелось встретиться с подругами. Она в триллионный, наверно, раз осторожно выглянула в окошко своей комнаты. Ну все, уже недолго…

Зеваки-нормалы наконец попрятали свои фотоаппараты и начали расходиться восвояси. Глухой тупик, где жили в основном «монстры», явно был не тем местом, где им хотелось находиться теперь, когда садилось солнце. Клодин это вполне устраивало. Весь день она пряталась у себя в спальне, слушая лязг гантелей и штанги Клода за стенкой. Высунуть нос наружу, подышать свежим осенним воздухом было строго-настрого запрещено. Музыку не крутить, свет не включать, к окнам не подходить – все ради того, чтобы никто не заподозрил, что они дома. Если бы можно было выйти в Сеть, она бы сменила статус в «Фейсбуке» на «Рапунцель»!

Однако же нельзя сказать, чтобы время было потеряно совсем уж впустую. Клодин проспала до полудня, потом пятьдесят минут провела в душе, не заваленном ничьей шерстью, с фруктовыми шампунями и гелями для душа и новой бритвой «Gillette Venus». Безразмерную сувенирную футболку с логотипом «Логова» она затолкала поглубже в шкаф Дона, а вместо нее натянула черный жатый свитерок и джинсы «Hudson», которые делали ее выпуклости гладкими, как дынька. Разрисовала ногти радугой земляных тонов, набила туалетными принадлежностями и самой необходимой одеждой сумку на колесиках, которую собиралась взять с собой в отель.

Клодин позвонила Ляле, Лагги, Фрэнки, Юлии, Билли, Джексону, даже Дьюсу. И каждый раз ей отвечала голосовая почта. «Нет, ну что такое?!»

Внезапно Клодин в голову пришла мысль, более тревожная, чем сирена. «А вдруг их тоже заставили уехать?!» Шелковистая каштановая шерсть у нее на загривке встала дыбом. Не может быть! У нее День Варенья через две недели! Ей надо обсудить плейлисты, подготовить настольные украшения, договориться насчет костюмов, поэкспериментировать с макияжем, с прическами, обдумать виш-лист[8]8
  Лист желаний от англ. «wish» – желание.


[Закрыть], составить неприглашение Клео…

«У-у-у!»

Клод крякнул и уронил штангу. Спинка кровати – сетка-рабица, покрашенная золотой краской из баллончика, – загремела.

– Слушай, хватит уже! – крикнула Клодин, постучав в стенку. – На улице стемнело. Нормалы разошлись. Иде-о-ом!

Судя по треску липучки, Клод снимал перчатки. Ур-ра-а! Пять минут в душе, и старший брат будет готов! Клодин надела малиновые замшевые туфли на плоской подошве, взяла чемоданчик, видеокамеру, швейный набор, клеевой пистолет, краски с блестками и платье для Дня Варенья, которое она шила себе сама, на случай, если опять придется удирать. Обычно Клодин была не из тех, кто готовится к худшему, но через два дня хождения в шмотках из сувенирной лавки любая девочка начнет задумываться…

– Чур, я пойду первым! – сказал Клод, останавливая сестру свеженакачанной рукой. К его блейзеру прилип аромат сандалового одеколона и пряди каштановых волос. Он потянулся к латунной дверной ручке с дрожью актера из фильма ужасов.

Клодин хихикнула.

– Ну, чего ты так драматизируешь?

– Сказала девушка с кучей сумок!

Клодин отпихнула его и сама отворила дверь. Ночной ветерок, похожий на прохладный поцелуй в щеку, показался удивительно свежим по сравнению с затхлой атмосферой опустевшего дома.

Окрестности переменились. Тут сделалось почти что жутко. Обходя уличные фонари, они крались через соседские газоны. Заглядывали в окна, тихонько стучались в стекло.

Повсюду были признаки жизни: у края тротуара мусорные баки, на кухнях свет, столы накрыты, еда на тарелках, второй канал по телевизору, грязные кроссовки у порога, велик на дорожке… Не хватало только самих жильцов.

– Куда же все подевались? – гадала Клодин, стучась в двери к Лагги дверным молоточком в виде русалки. Во дворе по-прежнему изрыгали воду фигурки дельфинов в фонтане, и в бортике бассейна с черным дном по-прежнему бурлило джакузи… – Они как будто… как будто исчезли!

– А ты им звонить пробовала?

Клодин метнула в его сторону гневный взгляд – дескать, не задавай идиотских вопросов!

Над головой зашелестели кроваво-красные листья японского клена. Клод прижал палец к губам и ухватил сестру за рукав.

– Да расслабься ты! – буркнула Клодин. Сердце у нее заколотилось. – Это просто ветер!

– Да нет! – возразил Клод, насторожив уши. – Я шаги слышу.

Клодин знала, что тут с братом спорить не стоит. Слух у него был даже лучше, чем у нее. Она высунулась из-за его плеча.

– Это девочка. Она бежит… на ней шлепки… она хлюпает носом… ее тошнит… нет, не тошнит – она плачет. Назад!

Клод прижал ее к холодной стеклянной двери дома тети Корал.

Мимо дома промчалась Мелоди Карвер. Клодин ужасно обрадовалась.

– Мел!.. – окликнула было она. Но Клод зажал ей рот.

– С ума сошла?!

Клодин лизала его соленую ладонь, пока он ее не отпустил.

– Как ты думаешь, чего она плачет? Вдруг она что-то знает? Надо ее найти и…

– Она нормалка! Ей доверять нельзя. А потом, что она может знать?

Клодин подумала, не напомнить ли ему, что Мелоди встречается с Джексоном. Что она на их стороне. И что нормал – не значит враг по определению. Двадцать семь ответов «да» это вполне доказывают. Но Клод явно слишком очумел, чтобы прислушаться к голосу разума. И это его-то отец оставил за старшего?

– Ну ладно, сдаваться еще рано!

– Хорошо. Попробуем еще один дом. Как насчет…

Он помолчал, словно задумался, и наконец предложил зайти к Ляле.

Они принялись петлять по кварталу, описывая нечто вроде бесконечной буквы «W». Вдоль стены одного дома, потом вдоль другого, третьего, четвертого… Клодин с трудом волокла свой чемоданчик по некошеной траве.

И вот они дошли до старинного особняка в викторианском стиле. Дом Ляли, скрытый раскидистыми ветвями и листвой кленов, был укрыт от посторонних глаз лучше всех прочих домов в квартале. Внутри всегда царила тьма, однако мерцание канделябров дяди Влада наполняло его жизнью. Сегодня в окнах ничто не мерцало. Никаких признаков жизни не наблюдалось.

В конце квартала вспыхнул свет фар.

– За мной! – прошипел Клод и шмыгнул за деревья.

Клодин попыталась последовать за ним, но колесики чемоданчика то и дело застревали.

– Подожди!

Фары приближались. Клод наклонился, одной рукой подхватил чемоданчик, второй утащил сестру за ствол клена. Несколько секунд спустя по улице медленно прокатил седан «BMW» с номером «КРАМЕР 1». Будто искал что-то… или кого-то.

– Надо убираться отсюда! – потребовал Клод.

– А как же Ляля?

– Ее явно нет дома, – сказал он, вытянув шею в сторону безмолвного особняка.

– Давай в убежище заглянем? Вдруг они все там.

– Можно попробовать. – Клод поймал на лету падающий лист. – Все равно домой идти нельзя.

До Риверфронта было восемь кварталов. Поездка казалась постапокалиптической. Салем выглядел безжизненным и призрачным.

– Хорошо, что мы тут! – сказала Клодин, покосившись на профиль Клода, ведущего машину. Черты лица у него были очень правильные. Глаза не слишком широко расставлены, как у Кирпича. Нос не широкий, как у Войу. Губы полные, но не пухлые, как у Ниньо. Скулы точеные. По сравнению со скулами Дона они были, как койка по сравнению с двуспальным ложем. – Признайся, ты же рад, что я с тобой поехала?

– Это зависит от обстоятельств, – ответил Клод, не сводя глаз с пустынной улицы.

– От каких обстоятельств?

– От того, сумею ли я вернуть тебя домой целой и невредимой.

– Клод! Я всего на год моложе тебя. Можешь обо мне не тревожиться, – сказала Клодин. Но она понимала, что дело не в возрасте. Тревожиться о женщинах – у Вульфов это инстинктивное. Мужчины сильнее. Они лучше слышат. Быстрее бегают. Все это – факты. Однако же ум и отвага тоже что-нибудь да значат! А Клодин и того, и другого было не занимать.

Войдя в ЛИТ, штаб-квартиру ЛОТСов, брат с сестрой остановились и застыли, глядя на гору каменных мобильников и удостоверений.

– Теперь понятно, отчего на звонки никто не отвечает… – пробормотала Клодин.

Клод был слишком ошарашен, чтобы что-то ответить. Они молча вернулись к машине.

Неужели ее друзья действительно уехали из города? Неужели одна-единственная телепередача уничтожила целое сообщество? Где же их мужество? Где же их гордость? Где элементарные правила приличия? Неужели они не знают, что некрасиво согласиться прийти на День Варенья, а потом свалить?

– Не будет у меня Дня Варенья! – хлюпала носом Клодин по дороге домой.

Клод взглянул на нее, словно ушам своим не поверил.

– И это все, что тебя волнует? Твоя вечеринка?

– Нет… – всхлипнула Клодин. Совсем не все. И все-таки… В кои-то веки все должно было вертеться вокруг нее, быть посвящено ей, и только ей. Не ей и ее братьям, не ей и ее семье, не семейному бизнесу, не всем ЛОТСам в целом. Только она. Клодин-Люсия Вульф. Хотя, конечно, она бы ни за что не призналась в этом человеку, которого вполне устраивает получить на день рождения упаковку спортивных носков и гору пончиков с сахарной пудрой. – Я просто хочу сказать, нам надо их всех разыскать. Надо вернуть их домой, чтобы все стало, как раньше!

– Кому это – «нам»? Потому что ты сегодня же ночью поедешь обратно в логово. Мы правильно сделали, что спрятались. Ситуация явно небезопасная, иначе бы все остальные по-прежнему были здесь.

– А как же ты сам?

– Тренер сказал, что я могу переночевать у него.

Клод по привычке свернул на Рэдклиф-вэй. Он поспешно вырулил обратно и подъехал к их новой стоянке, за три квартала от дома.

– Сейчас схожу заберу спортивную форму и отвезу тебя в отель.

– Нет уж! Если ты остаешься, я тоже останусь.

– Через мой лохматый труп, – ответил Клод, глуша мотор. – Я больше не хочу за тебя отвечать. Это слишком тяжело. Мне нужно сосредоточиться на футболе.

В отчаянии Клодин выдернула ключи из замка зажигания, выскочила из машины, размахнулась и запульнула их в овраг.

– Ну вот, теперь мы оба точно остаемся!

Клод бросился было в кусты, но тут же сообразил, что сейчас слишком темно. Он сгреб себя за волосы и рванул изо всех сил.

– Ты что, вообще психическая?

Клодин, вся вибрируя от прилива адреналина, твердо зашагала домой. Может, она и психическая, но предпочитает называть себя решительной!