Текст книги "Вот это женщина!"

Глава пятая

Он должен уйти. Она боялась его. Ее паническое бегство окончательно убедило его в этом. И у нее была причина для страха. В ее доме поселился незнакомец, принеся с собой в ее тихий уютный мирок только беспокойство и неприятности.

Уйти.

Кроме того, у него были и другие причины для ухода. Оставаясь в этом теплом и гостеприимном доме, он расслабится, а ему нужно быть жестким и целеустремленным, чтобы добиться своей цели. У него не должно быть никаких чувств, кроме жажды мести.

Время пришло.

Где его одежда? Киган оглядел комнату. Деревянные полы покрыты домоткаными половичка ми. Старинная лампа «Тиффани» стояла на столике возле кровати. Дом Рен напоминал ему маленькую ферму его дедушки и бабушки, затерянную в лесах Висконсина. Их дом был таким же уютным, наполненным радостным детским смехом. До при хода в дом Рен Киган не вспоминал об этом много лет. Он глубоко вздохнул. Летние месяцы, про веденные в доме дедушки, были лучшим временем его детства.

Но Киган и не хотел об этом вспоминать. Такие воспоминания только усугубляли чувство потери. Только оглядывая окружающий мир холодным отстраненным взглядом, можно было смириться с ужасной болью, которую Киган испытывал постоянно. В его жизни нет больше места нежности. Больше никогда не будет.

Он увидел, что джинсы и рубашка аккуратно повешены на спинке кресла. Его потрепанная сумка и шляпа примостились на сиденье рядом с курткой. Потом Киган увидел носки ботинок, выглядывающие из-под края белоснежной простыни, свесившейся с кровати.

Все на месте, сдано согласно описи, подумал Киган, кроме «магнума».

Возможно, Рен и отдаст ему пистолет, если он хорошо попросит ее. Если она откажется… Кигану не хотелось даже думать о том, что придется где-то добывать другой.

Проведя рукой по чисто выбритому лицу, он вспомнил нежные прикосновения Рен, когда она водила по его щекам бритвой. Почему же он постоянно об этом думает? Все его мысли должны быть сосредоточены на единственной цели, а не на тонких пальчиках Рен Мэттьюс, пробегающих по его лицу.

Соберись, Уинслоу, мысленно скомандовал он, но душа и тело отказывались повиноваться приказу. Сматывайся отсюда, пока эта женщина не завладела твоими мыслями настолько, что ты уже не сможешь выбраться с этой фермы.

Да. Именно этого Киган и боялся. Именно по этому ему надо было срочно уходить. Он не мог позволить себе чувствовать к Рен ничего, кроме благодарности.

Опираясь обеими руками о спинку кресла, Киган встал. Это движение стоило ему многих сил. Одеяло, которым укрыла его Рен, сползло на пол, но он даже не наклонился, чтобы поднять его.

Тяжело дыша, он пошатнулся. Голова кружилась.

Теперь потихоньку.

Медленно, шаг за шагом, Киган обошел кровать. Всего несколько метров показались ему целыми милями.

Ты сможешь. Тебе надо отсюда выбраться. Нельзя дать Хеллеру снова уйти. Только не на этот раз. Ведь теперь он совсем близко. Внутренний голос, звучавший в его голове, вливал новые силы в его ослабевшее тело.

Несколько минут он сидел на краешке кровати и отдыхал. А потом начал одеваться.

Он выглянул в окно. Было уже гораздо темнее, чем он ожидал, и по оконному стеклу снова дробно застучал град.

Черт побери, как некстати.

Откуда-то снова накатила боль, сжав его легкие и не давая дышать.

Ну же, слабак, поднимайся. Перестань жалеть себя и берись за дело!

У него есть дело. Он должен наказать негодяя.

Киган потянулся за рубашкой. Она была чистой и пахла мылом. Рен. Она постирала и погладила его одежду, пока он спал.

Его охватило чувство вины. Рен Мэттьюс не заслуживала, чтобы ее хоть как-то задели жестокость и несправедливость жизни, олицетворением которой был Киган Уинслоу. Он был переполнен злом и жаждой мести. Он считал месть достойным делом. Кроме того, он не мог рассчитывать на правосудие. Око за око. Именно так считал его отец. И когда Киган думал о том, что Хеллер сделал с его семьей, в его душе загорался пожар ярости, наполнявшей его силой и желанием разрушать.

А как же прощение? Христианское милосердие? – спрашивала его совесть. Ведь Мэгги хотела бы, чтобы ты простил.

Мэгги, мягкий, нежный человечек. Они были очень странной парой – милосердная защитница природы и животных и по-армейски строгий полицейский. Она окружила его неведомой ему до тех пор заботой и подарила чудесную дочку, а он помогал ей видеть мир не только в розовых тонах. Мэгги часто говорила, что он должен снова жениться, если с ней что-нибудь случится. Но Киган даже думать об этом не мог. И до встречи с Рен Мэттьюс он находил всех других женщин совершенно неинтересными. Сейчас же, как ни странно Кигану было это сознавать, в присутствии Рен у него возникало непонятное ощущение близости.

И этого ощущения следовало избегать. Если не ради себя, то ради Рен.

Да, Мэгги бы простила. И точно так же простила бы Рен Мэттьюс. Простила бы любого, кто причинил ей вред. Эти женщины были слишком нежны, слишком заботливы, слишком чувствительны к страданиям других. А Киган Уинслоу был устроен совсем не так.

Что произошло, то произошло. Мэгги и Кетти ушли навсегда. И месть не вернет их назад, зато вполне может разрушить для тебя всякую надежд на новую любовь, говорило сердце Кигана.

Может быть, и так, но будет совсем непросто заглушить клокочущую ненависть, бывшую его верное спутницей последние восемнадцать месяцев.

Прости!

Нет! Он едва не выкрикнул это вслух. Он не сможет, не захочет простить. В его сердце не было места прощению. Это для слабых. Для Кигана не было бы большего наслаждения, чем посмотреть в глаза Хеллеру, когда он будет молить о пощаде.

Киган сжал зубы и саркастически улыбнулся. Да. Он полон желания мстить, все остальное неважно.

Натягивая через голову рубашку, он сел на постель и прислушался, чувствуя, как воздух с шумом входит и выходит из его легких. Наверняка он заработал пневмонию. По крайней мере, бронхит Но такие мелочи не могли отвлечь его от цели.

Давай же, сказал себе Киган. Ты можешь. Хеллер здесь, совсем рядом. Ты знаешь, что у него е этих краях есть семья. Ты никогда еще не был так близко от него. Сейчас нельзя останавливаться.

На данный момент все, что ему требовалось, – это карта и телефонный справочник. Оглядев комнату, Киган увидел небольшой черный аппарат, под которым примостилась не слишком объемистая телефонная книга. Пройдя через комнату, он взял ее и открыл на букве «X». И тут же его взгляд наткнулся на имя – Джим Хеллер.

Его пальцы дрожали от злобы и ненависти, когда он искал адрес. Вот и он: Фарм-роуд, 132. Как далеко это от дома Рен? Ему не хотелось спрашивать у нее дорогу. Чем меньше она знает о нем и его целях, тем лучше. Надо просто попросить карту.

Он надел джинсы и снова остановился передохнуть. За окном была почти чернильная темно та. Поднялся ветер, качая ветви деревьев и свистя в щелях и трубе.

Но что с того? Надо двигаться.

Нагнувшись, Киган долго шарил под кроватью, пока не нащупал ботинки. Они были вычищены и отполированы до блеска. Снова Рен.

Грудь его сжало странное чувство. Ему это не понравилось. Не нравилась забота о нем: то, что Рен наводила блеск на его туфли, стирала ему одежду, сбивала жар, брила его, в конце концов. Надо было как можно скорее покинуть это место, иначе это причинит боль им обоим.

Он зажал в руке ботинки и вздернул голову. По шее прошел спазм. Комната завертелась. Ко лени подогнулись, и Киган растянулся на полу.

Черт!

Неважно, насколько сильно его желание сбежать отсюда, ему придется взглянуть правде в глаза. Он слишком слаб, и ему придется остаться, пока силы не вернутся, хотя бы частично. Остаться под опекой добросердечной женщины, которая не побоялась взять на себя заботу о такой темной личности, как он, Киган Уинслоу.

– Киган?

Рен нерешительно постучала в дверь. Она несла поднос с тарелкой куриного супа и большой кружкой молока. Если бы не забота о здоровье пациента, Рен обходила бы эту комнату стороной и он был бы предоставлен самому себе. Но, рассуждая здраво, она просто не могла так поступить. Хотел Киган признавать свою слабость или нет, этот человек в ней нуждался. Рен и так оттягивала тот момент, когда ей придется вернуться.

– С вами все в порядке?

Не получив ответа, Рен забеспокоилась.

– Мистер Уинслоу? – Она сжала ручку двери и приоткрыла ее, заглядывая в узенькую щелку. Петли скрипнули. В комнате было темно. Рен нашарила выключатель и зажгла свет.

Она нашла его лежащим на полу. Он был полностью одет. Глаза открыты, но невидяще смотрят в потолок.

– О, Боже всемогущий! – воскликнула она, быстро входя в комнату и ставя поднос на столик. Неужели он снова упал? – Что случилось?

– Со мной все в порядке. – Киган отмахнулся от ее заботливых рук.

– Почему вы встали с постели? И зачем оделись? – Рен стояла над Киганом, глубоко засунув руки в карманы передника. Несмотря на его грубость, Рен не могла успокоиться. Надо было убедиться, что ее непоседливый больной ориентируется во времени и пространстве. Та шишка, что красовалась на его затылке, могла иметь серьезные последствия.

Это все ее вина. Не надо было оставлять Кигана одного: он не мог возвращаться в кровать без посторонней помощи. Надо было забыть о своих чувствах, спрятать их подальше и остаться со своим подопечным. А вместо этого она позорно сбежала, напуганная своими эмоциями, стоило ей притронуться к этому опасному незнакомцу. Что же в нем было такого, что взывало к ее плотскому началу, и как же ей скрыть свою реакцию?

– Как вас зовут? – спросила она требовательно.

– Я знаю, кто я, – раздраженно проговорил Киган.

– Тогда скажите мне.

Он приподнялся на локте и окинул ее взглядом.

– Киган Уинслоу.

– Откуда вы?

– Ниоткуда. Мой отец – военный.

– Не слишком точная информация.

– Что вы от меня хотите?

Злость, прозвучавшая в его словах, задела ее. Она же просто беспокоилась о нем. Ее губы задрожали.

– Ладно. Вы не обязаны отвечать.

– Простите, – извинился Киган. – Боюсь, я не слишком хороший пациент. Ненавижу быть беспомощным.

– Все в порядке. – Рен незаметно сморгнула слезы, скопившиеся в уголках глаз. С чего это она стала такой чувствительной?

– Чикаго, – неожиданно произнес он.

– Что?

– Я из Чикаго.

– Я так и подумала. Вас выдает акцент.

– Из вас вышел бы неплохой детектив. Да. Точно.

Он бы так не сказал, если бы понял, что она неспособна распознать мошенника.

– Какой сегодня день? – спросила Рен, снова переводя разговор в безопасное русло медицины.

– Вообще-то, я давно не заглядывал в календарь, но это никак не связано с сотрясением мозга.

– Сегодня – канун сочельника, – проинформировала она. – Двадцать третье декабря.

– Вот как.

– Так зачем вы встали?

– Я хотел одеться, а потом почувствовал слабость. И подумал, что лучше будет немного отлежаться на полу.

Рен осуждающе поцокала языком и вздохнула.

– Скажите, ради бога, почему вы не остались в постели?

– Мне пора уходить.

– Вы еще слишком слабы. Температура только-только спала. Путешествовать в такую погоду – не лучшее решение.

– Я так и понял. – Его тон был холоден и насмешлив.

– Может быть, эта идея – последствия жара и лихорадки, – поддразнила Рен Кигана.

– Я не могу торчать здесь вечно. У меня есть дело, которое не терпит отлагательства.

– Мистер Уинслоу, вы очень упрямый человек.

Она посмотрела на него, их взгляды снова встретились. Рен вздрогнула и отвела глаза. То, что она увидела в темных глубинах его глаз, вы звало у нее холодную дрожь.

– Мне это не раз говорили.

Интересно кто? – подумала Рен. Его жена? Не его ли упрямство послужило причиной их ссоры? Она снова начала гадать, разведен он или вдовец.

– А суп пахнет очень аппетитно. – Киган сел и с интересом посмотрел на тарелку.

– Рада слышать, что к вам вернулся аппетит. – Рен улыбнулась, довольная, что пациент, видимо, идет на поправку.

Но он не улыбнулся ей в ответ. И она вдруг почувствовала, что ведет себя глупо.

– Вам надо лечь.

Он ухватился за ее руку и позволил Рен поднять его на ноги. Она пыталась не думать о том, что его сильная, загрубевшая ладонь крепко сжимает ее руку. И старалась подавить сложные чувства, обуревавшие ее смятенную душу, предупреждая ее, что надо быть настороже.

Мужчина стоял, большой и высокий, словно башня. Киган посмотрел вниз. Рен подняла глаза, чтобы убедиться, что он твердо стоит на ногах, но потеряла всю свою уверенность и спокойствие, увидев в его глазах что-то горячее и сверкающее. Его взгляд упал на ее губы. Она с ужасом подумала, какие мысли сейчас владеют им. И уж конечно, он не хотел ее поцеловать

Он передвинулся ближе.

Нет. Она этого не вынесет. Рен поспешно от вернулась, прежде чем стало ясно, в самом ли деле он хотел поцеловать ее или всему виной головокружение и ей просто померещилось.

– Вот так, – сказала она, жалко улыбнувшись. – Садитесь.

Киган откинулся на подушки. Вот и хорошо. Ей точно померещилось. Какое-то временное помешательство. Конечно, он не собирался ее целовать. Было бы очень глупо так думать. И было страшно думать о том, как хотела она этого поце луя. Почувствовать прикосновение этих обветренных губ…

Вспомни о Блейне, вспомни о Блейне, твердила она себе. Однажды ты уже была уверена, что этот мужчина – для тебя. Посмотри, что из этого вышло.

Господи, о чем она думает? Она же не мечтает о серьезных отношениях с Киганом Уинслоу? Он же в ее жизни только случайность. Он уйдет, как только к нему вернутся силы. Кроме того, Рен ничего о нем не знает. И все же нельзя было не обращать внимания на тот странный теплый комок, который возникал у нее где-то в области солнечного сплетения каждый раз, когда она смотрела на Кигана.

Что ж, это только жалость, Рен. Жалость, и ничего больше. Он несчастный и одинокий человек, и ему удалось задеть в твоей душе некоторые струны. Не надо смешивать сочувствие с влечением, сказала она себе.

– Спасибо, – сказал Киган и взял поднос. Рен часто заморгала, внезапно придя в себя.

– Ой…

Она смутилась. На какую-то секунду он почувствовал страстное желание поцеловать теплые губы Рен, впиться в них долгим, глубоким поцелуем. Но Киган ничем не показывал своего смятения, в то время как Рен залилась краской. В этот момент он забыл обо всем: о своих ожогах и страданиях, о Мэгги и Кетти, даже о своей ненависти к Хеллеру. Для него существовали только ясные, лучистые глаза Рен, только ее нежные губы…

Щемящее чувство исчезло, и Киган сразу почувствовал себя предателем. Он виновато опустил глаза и уставился в тарелку, где в бульоне плавали кусочки цыпленка, морковки, сельдерея и колечки лука, смешанные с тонкой вермишелью. Над белой фарфоровой тарелкой все еще легким облачком поднимался пар. Кроме супа, на подносе сто яла высокая кружка с молоком и роза в крошечной вазочке. Киган сжал губы в жесткую линию. Его Мэгги любила добавлять такие вот милые мелкие детали к их трапезам. Свечи и цветы, не громкая музыка – все это делало их дом еще более уютным. Может быть, именно этим его привлекает Рен Мэттьюс? Потому что напоминает ему любимую жену, потерянную навсегда?

– Что это такое? – тихо спросил Киган, дотрагиваясь до розы.

– Просто кусочек шелка. Я делаю их сама и подумала, что цветок вас порадует.

Он был неожиданно тронут таким простым жестом. Что-то теплое и нежное шевельнулось в его сердце. Киган на мгновение закрыл глаза и отвернулся.

– Если вы не возражаете, – попросил он вежливо, стараясь говорить как можно более сухо, – я хотел бы пообедать в одиночестве.

– А, понятно.

В ее голосе Кигану послышалась обида, но он не отважился поднять глаза на свою благодетельницу. Ему не хотелось поощрять ее чрезмерную заботу или то нежное чувство, которое росло в нем самом. Этот день был очень длинным, и Киган ужасно вымотался. Удар головой тоже не мог пройти бесследно. Этим вполне можно было объяснить его вдруг вспыхнувшую эмоциональность.

– Я не привык к обществу, – сказал он, что бы как-то оправдать свою просьбу.

– Конечно. Я понимаю. Мне тоже не по душе компания.

Высоко подняв подбородок, она, хромая, вы шла из комнаты, и Киган почувствовал себя подлецом. Черт, почему он жалеет эту девчонку? Ему же нет до нее никакого дела. У него и так проблем хоть отбавляй.

Ну и скотина же ты, подумал Уинслоу. Но он предпочел не услышать голоса совести, потому что так лучше для всех: и для него, и для Рен. Тем более что его охватило странное чувство: ведь она может в него влюбиться, влюбиться в человека, который задумал убийство.

* * *

Ты ошибаешься, Рен. Он и не думал тебя целовать. Ты ему даже ни капельки не нравишься. Но это и к лучшему. Рен скребла на кухне кастрюлю.

Час назад она на цыпочках прокралась обратно в комнату Кигана и забрала поднос. Он лежал на кровати с закрытыми глазами, но Рен чувствовала, что он только притворяется спящим. Ладно, если так ему легче…

Может быть, к завтрашнему дню погода сжалится над ней и улучшится. Тогда можно будет вырваться из дома и как-то отвлечься от тех странных и пугающих ощущений, которые возни кают в ней в присутствии Кигана Уинслоу.

Пироги, которые она испекла для своих знакомых, лежали на столе, упакованные в красные пластиковые пакеты, перевязанные зелеными лен точками. Было грустно думать, что ей не удастся вручить подарки, над которыми она так трудилась. Но еще грустнее была возможность застрять на Рождество здесь, да еще с таким гостем.

Рен взглянула на часы. Восемь вечера. Вытерев руки, она включила радио и скрестила пальцы – на счастье. Пусть новости будут хорошими.

Пожалуйста, пусть выглянет солнце, и завтра будет прекрасный день, помолилась про себя Рен.

Последние аккорды рождественского гимна «Ночь тиха» разносились по кухне. Она прошла в гостиную и подбросила в камин еще одно полено. Выглянув на крыльцо, Рен посмотрела на свою жалкую елку. Елка казалась такой же одинокой, как и сама Рен. С этим надо было что-то делать. Мигающие огоньками гирлянды, цепочки из цветной бумаги и попкорна, разноцветные шарики…

Рен провела рукой по волосам и вспомнила далекие рождественские дни, проведенные с мамой и папой. Когда тетя Тобби и дядя Рей, и их дети Луи, Джин и Карен жили совсем неподалеку. До того как произошла авария. До того как дядю Рея перевели работать в Саудовскую Аравию.

Тогда их дом звенел от шуток и смеха. Закаты вались вечеринки с множеством гостей. Они води ли хороводы, пили яблочный сидр и горячий шоколад. Тогда мама пекла разные пироги и кексы, которые, выстроившись в ряд, остывали на подоконнике. Веселый дядя Рей одевался Санта-Клаусом, а тетя Тобби с воодушевлением помогала ему в роли маленького эльфа. Папа вслух читал рождественские истории, а мама развешивала на камине носки. Никто из них не подозревал, какая трагедия их ожидает.

Рен сжала кулаки, чтобы не расплакаться. За чем, зачем она принесла домой эту нелепую елку? Неужели она верила, что это жалкое дерево заполнит пустоту в ее сердце?

– Хорошие новости для любителей холодного и снежного Рождества, – сообщил Рен голос диктора. – Ледяная корка остается на земле, температура упорно продолжает держаться на очень низкой отметке. Ожидается легкое потепление, но к завтрашнему вечеру пройдет плотный густой снегопад. Для большинства жителей Техаса это Рождество запомнится на всю жизнь. Такой холодной и ветреной погоды они, скорее всего, больше не увидят. Так что пусть те из вас, кто планировал какое-нибудь путешествие, снова сядут к камину и отдыхают. Лучше уж наслаждаться снегопадом из окна теплого дома.

Услышав прогноз, Рен тихо застонала. О, нет. Конечно, ребенком она молилась о снеге на Рождество. Но тогда Бог редко выполнял ее просьбу. Зато сейчас, когда ей совершенно не хотелось это го, он, похоже, решил порадовать ее, наконец вы полнив детское желание. И заодно запер ее в доме вместе с Киганом Уинслоу.

Упрямо тряхнув головой, Рен скрестила на груди руки. Что же теперь делать? Она не может попросить его уйти. Он болен, а погода становится все хуже.

Так, если он остается с ней на Рождество, то ему непременно нужен подарок. Что же ему подарить? Рен коснулась указательным пальцем губ, обдумывая возникшую проблему. Можно связать ему свитер.

За два дня?

Это было вполне возможно. Если начать прямо сейчас и поработать часть ночи. Все равно она не сможет заснуть, когда за стеной в соседней спальне спит Киган Уинслоу.

Почему бы и нет? Рождество – такой праздник, когда обязательно нужны подарки. В это время никому нельзя оставаться одному, нельзя грустить. По крайней мере в этом году Киган и она будут вместе на Рождество.

В ней снова проснулся угасший было энтузиазм. Да. Поднявшись на ноги, Рен поспешила в холл, чтобы найти шерсть и побыстрее начать вязание. Может быть, она даже успеет связать шарф к свитеру.

Она уже шла в свою комнату за рукоделием, как вдруг ее остановил странный звук. Рен замерла и прислушалась, наклонил голову.

Что бы это могло быть?

Звук был очень странным, приглушенным и сдавленным. Рен стояла очень тихо и неподвижно, едва осмеливаясь дышать и вслушиваясь снова и снова.

Вот он опять. Звук сдерживаемого рыдания.

Дверь была слегка приоткрыта. Рен подкралась поближе и осторожно, кончиками пальцев, приоткрыла ее еще на дюйм. Остановилась на пороге, вглядываясь в темноту внутри комнаты.

Она увидела сидящего на краешке кровати Кигана. Голова опущена на грудь, плечи поникли – во площенная фигура отчаяния. Сердце Рен сжалось.

Она не верила своим глазам. Этот сильный, молчаливый мужчина плачет?!

В смятении Рен сморгнула слезы с ресниц. Сколько ночей провела она сама в слезах, одинокая и всеми покинутая, глубоко несчастная? Но она никак не ожидала слез у такого человека, как Киган. У человека, у которого был заряженный пистолет и который никому не верил.

Рен подумала, что таким его сделали обстоятельства, о которых она могла лишь догадываться. И они же заставили его плакать.

Не так давно она верила, что броня, которую он создал вокруг себя, настолько тверда и непробиваема, что он никогда не позволит себе проявлять свои чувства так открыто, эмоционально. Рен, скорее, ожидала от него циничного отношения к жизни и сомневалась, что он способен чувствовать так глубоко.

Рен понимала, что лучше сейчас оставить его одного, и тихо попятилась назад. Ей было ясно, что Киган, скорее всего, будет стыдиться собственной слабости и сердиться за то, что Рен была ее невольным свидетелем.

Сдерживая дыхание, девушка прошла назад через холл и, вздохнув, села за вязальную машину.

Оказывается, рядом с ней был человек еще более несчастный, чем она. Кто-то, кто нуждался в добро те и заботе, но боялся попросить об этом. И боль его была столь сильной, что разрывала сердце Рен.

Надо что-нибудь для него сделать. Нельзя же просто смотреть, как он страдает, даже не пытаясь помочь. Впрочем, в ее силах сделать для него счастливым хотя бы это Рождество. Показать, что не все еще потеряно. И неважно, что было в прошлом, – жизнь продолжается.

Наступило такое время, когда Рен должна была перестать жалеть себя и начать делать что-то для других. Может быть, это Господь послал ей Кигана Уинслоу и этот ледяной шторм, чтобы удержать его здесь.

Решив так, Рен вздернула подбородок и начала строить планы…