Текст книги "Сэндсторм"

Глава 17

На душе у Абделя аль-Хони скребли кошки. Омар Джаллуд – за то, что Абдель прозевал перестрелку в квартире Чарли, – отправил его в Англию с заданием убить Джека Дауни. Абдель спросил у Джаллуда, зачем тому понадобилась смерть жирного американца, на что Джаллуд ответил, что Дауни – глава заговора, составленного ЦРУ с целью прикончить Лидера. Список, украденный из сейфа явочной квартиры на острове Гезира, заменили новым, который прислали из Триполи, и в нем имя Джека Дауни значилось чуть ли не первым. Кроме того, Джаллуд достаточно прозрачно намекнул на то, что американцам помогает изменник из числа офицеров ливийской армии. Прямых доказательств нет, но косвенных хоть отбавляй… Абдель был настолько шокирован этим известием, что громко рассмеялся, – и понес заслуженное наказание. Пока он, обливаясь потом, выполнял серию из ста приседаний, Джаллуд просвещал его относительно опасностей, которые таятся в смехе. Омар искренне полагал, что непристойное фырканье, которое именуют «смехом», сродни чиханию, каковое, как известно, является признаком простудного заболевания. Смех – нечто неприличное, симптом морального разложения под влиянием капиталистической пропаганды. Запыхавшийся Абдель поторопился утвердительно кивнуть в ответ на вопрос, все ли он понял, хотя в глубине души испытывал определенные сомнения.

В аэропорту Абделю пришлось вытерпеть еще одно унижение: чтобы улететь тем же рейсом, на который взял билет Дауни, он был вынужден занять место в салоне для курящих.

А воздух в Лондоне был немногим чище, чем в прокуренном салоне «747»-го. Одна радость – следить за перемещениями Дауни оказалось легче легкого. Абдель надеялся, что Дауни приведет его ко второму человеку в списке, высокому американцу по имени Чарли. Нетрудно было догадаться, что, раз Дауни заинтересовался Чарли, тот тоже каким-то образом замешан в заговоре. Во всяком случае, Джаллуд велел убрать обоих, и Абдель не имел ровным счетом ничего против.

В зоопарке положение слегка ухудшилось. День выдался холодный и дождливый, а потому посетителей было всего ничего, и прятаться от Дауни сделалось несколько затруднительно. Абдель давно заметил любопытную вещь: почему-то в тех местах, которые предназначены для прогулок, практически невозможно именно прогуливаться, так же как нельзя, к примеру, околачиваться без дела в общественном туалете – тебя обязательно в чем-то заподозрят. Когда Дауни вошел в инсектарий, Абдель задержался на улице, не зная, что предпринять. В конце концов он решил подождать снаружи.

Дауни пробыл в инсектарии не более пяти минут, по истечении которых чуть ли не выбежал из здания. Абдель направился за ним. Дауни взошел на пешеходный мостик, который вел к Сноудоновскому птичнику, остановился, облокотился на перила и уставился на воду внизу. Абдель затаился в ожидании.

Из инсектария вышел толстый коротышка в черных кожаных брюках и желтой футболке. Он зажимал пальцами нос и громко выражал свое недовольство. Дауни поглядел на него, повернулся и двинулся дальше по мосту в направлении птичника, который представлял собой территорию в несколько акров натянутой над землей сетки, что крепилась к многочисленным металлическим подпоркам. Внезапно, когда Абдель был на середине моста, Дауни развернулся и зашагал обратно! Абдель дал задний ход, сбежал с моста и врезался в мужчину в кожаных брюках – того самого гомосексуалиста, который пытался соблазнить Дауни. Гомик ударил Абделя в лицо. Тот мотнул головой, схватил обидчика, поднял в воздух и швырнул в канал. «Голубой» плюхнулся в воду и исчез под слоем зеленоватой пены. Черная кожаная перчатка с шипами на некоторое время задержалась на поверхности, а затем благополучно отправилась на дно. Из птичника донесся крик; впечатление было такое, будто кто-то трясет мешок грецких орехов. Рябь на воде улеглась как по мановению волшебной палочки. Гомик так и не вынырнул, словно его и не было. Мгновение спустя Абдель понял, что в суматохе совсем забыл про Дауни, который не преминул улизнуть.

Глава 18

Дженнифер Форсайт относилась к числу тех женщин, которые все делают по собственному разумению. Дауни знал, что торопить ее бесполезно. Он выполнил свою задачу – в чем ему в очередной раз помогли такие черты характера, как хитрость и жестокость; теперь оставалось только ждать. На обратном пути из Чок-Фарма он не позволил себе произнести ни единого словечка, хотя с языка рвались целые фразы. У двери магазина Дауни назвал Дженнифер свой отель и номер, а потом вежливо откланялся. Следующие три дня он провел, сидя в кресле у окна – читал Сун Цзы и Клаузевица, смотрел телевизор, все подряд: игровые шоу, спортивные передачи, новости. Напряженное ожидание сказалось на аппетите.

Дауни ел, не переставая, и вскоре уже знал по имени всех гостиничных официантов. В промежутках между чтением, едой и телевизором он лежал на диване, глядел в потолок и прислушивался к шагам в коридоре, шуму, с каким двигались лифты, и приглушенному расстоянием смеху.

Дважды он вызывал по телефону в свой номер дорогих и чрезвычайно изобретательных проституток, причем оба раза подчеркивал, что у женщин должны быть длинные огненно-рыжие волосы. Будучи прагматиком, Дауни ограничился только этим требованием, обойдя молчанием ум, цвет глаз и акцент; он полагал, что с развлечениями не стоит искушать судьбу, и действовал по принципу: бери, что дают. Получив от проституток все, что хотел, Дауни вел их в ванну и там неподвижно стоял под душем, пока его мыли. Женщинам не нравилось мочить волосы, однако Дауни платил им дополнительно, оставляя достаточно толстые пачки купюр по пять фунтов на столике возле кровати. Он постоянно принимал меры к тому, чтобы не видеть, как проститутки берут деньги, даже вжимался лицом в подушку, едва его слуха касался шелест пересчитываемых бумажек. Джек Дауни был современным человеком, однако воображал себя в какой-то мере романтиком.

Он боялся заснуть, ибо во сне являлся труп. Сценарий сна оставался одним и тем же. Дауни попадал в кабинет дантиста, и там, в зубоврачебном кресле, сидел мертвец – рот широко разинут, голова болтается из стороны в сторону, – а дантист сверлил зуб, вычищал полость и не переставая жаловался на то, как тяжело работать с мертвецом, тем более когда у того сломана шея. Он просил Дауни подержать голову. Дауни никогда не относил себя к тем, у кого пошаливают нервишки, однако труп человека, который погиб несколько дней назад, вызывал жуткий страх; вдобавок череп мертвеца был мягким, как бы резиновым, волосы выпадали клочьями, а глаза, остекленевшие и пустые, упорно таращились на Дауни, в ноздри которому била вонь обгоревшей плоти и собственного пота…

Телефон зазвонил на третьи сутки, как раз в тот момент, когда Дауни уничтожал остатки обеда. Он держал в левой руке вилку, а правой сжимал пульт дистанционного управления телевизором. Дауни уменьшил звук, отложил пульт и потянулся за трубкой. Судя по голосу Дженнифер, она приняла решение. Договорившись о встрече ровно через час в спортивной секции универмага «Хэрродз», Дауни, который вел беседу непринужденным тоном, повесил трубку. По телевизору шла прямая трансляция футбольного матча из Мюнхена: мяч метался туда-сюда по зеленому полю, за ним, как угорелые, носились игроки. Внезапно камера на мгновение переключилась на трибуны, затем вновь вернулась на поле. Футболисты смотрели на судью, который стоял, поставив ногу на мяч.

Снова план трибун. На Дауни уставился ротвейлер; по выражению на морде пса можно было предположить, что он уже встречался с американцем и эта встреча оставила в его памяти не слишком приятные воспоминания. Собака оскалила острые белые зубы, а затем высокомерно отвернулась. Дауни выключил телевизор, почесал живот, пересек комнату и принялся рыться в одежном шкафу в поисках чего-либо темного в полоску, чтобы смахивать на банкира, – удобно и надежно.

* * *

Он любовался затейливой резьбой на прикладе двустволки «Пурди» и вдруг заметил в отдалении Дженнифер. Дауни приложил ружье к плечу, прицелился в голову белому манекену, облаченному в рыбацкий бушлат и болотные сапоги. На плече у манекена лежала удочка, с нее свешивалась леска, на конце которой болталась разноцветная пластиковая форель. Дауни поправил прицел, взял на мушку булавку у белоснежного горла манекена. Продавец осторожно и встревоженно кашлянул.

Дауни снял палец с курка и положил оружие на прилавок.

Продавец поставил ружье в стойку из полированного красного дерева и пропустил через скобу цепь из углеродистой стали.

Поскольку Дауни появился в универмаге заблаговременно, он успел разузнать, что тут где, и повел Дженнифер к лагерю в джунглях, а там усадил женщину на складной стульчик – полые алюминиевые трубки в качестве каркаса, веселый материал – возле ярко-голубой палатки. На поляне имелся костер, но никто, к сожалению, не позаботился его включить. Дауни сел рядом с Дженнифер, подался вперед, как бы норовя создать атмосферу интимности и доверия, и спросил:

– Ты говорила с Синтией? – Дженнифер кивнула. На щеку ей упала прядь волос. Она убрала локон быстрым, слегка раздраженным движением руки. Между тем Дауни продолжал:

– И какова была реакция?

– Приблизительно как я и ожидала. Она не хочет ехать ни в Швейцарию, ни куда-либо еще.

– Разумеется, – проговорил Дауни, стараясь не показать своего изумления. – Что ей там делать?

– Моя невестка согласилась присмотреть за девочкой. Я сказала ей то, что ты мне посоветовал: что мой отец, по слухам, жив и что я лечу на Ближний Восток, чтобы самой все выяснить.

– Больше ничего? – справился Дауни, поднимая крышку котелка, что висел над костром на стальном треножнике, и заглядывая внутрь: в котелке оказался цыпленок из папье-маше.

– Она вызвалась поработать в магазине.

– Пусть это тебя не беспокоит. В деньгах недостатка не будет.

– Я еду с тобой не из-за денег.

– Конечно, конечно! Однако когда вокруг валяется видимо-невидимо монет, просто грешно не поднять хотя бы малую толику.

Дженнифер молча смотрела на мертвый костер.

– Когда ты будешь готова к отъезду? – поинтересовался Дауни.

– Я готова.

– Что у нас здесь? – проговорил Дауни, извлекая из кармана пачку бумаг, а затем снял колпачок с ручки. – Обычные документы конторы. Отказ от претензий и все такое прочее… Страховка… Если ты не возражаешь, я укажу Синтию как твою единственную наследницу. – Дженнифер кивнула и расписалась внизу на доброй дюжине страниц. Чернила были иссиня-черными. Дауни забрал у женщины ручку и вручил ей тяжелый ключ.

– Это от чего?

– Ячейка сто двадцать девять, аэропорт Хитроу. Там все, что тебе понадобится, в том числе кожаный чемодан, который обошелся мне почти в четыре сотни фунтов. – Пальцы Дженнифер сомкнулись вокруг ключа. – Паспорт у тебя с собой?

– Разумеется.

– Давай сюда. Он тебе ни к чему. В ячейке найдешь новый. С Синтией все будет в порядке, или мне попросить, чтобы за ней приглядели?

– Не надо, – ответила Дженнифер, подумав, что ее дочери будет скучно у тетки в крохотном городке под названием Элнвик на границе с Шотландией, – скучно, зато безопасно.

– Билет лежит в паспорте. Компания «Эйр Иджинт», рейс 318. Если поедешь в аэропорт сейчас, как раз успеешь.

– С чего ты решил заранее, что я соглашусь? – спросила Дженнифер.

– Увидимся в Каире. – Дауни поднялся. Он вовсе не собирался раскрывать своих тайн: дело заключалось в том, что все билеты в Египте были распроданы по крайней мере на две недели вперед и ему с немалым трудом удалось отыскать одно-единственное свободное место. Он помахал Дженнифер и решительным шагом пошел прочь, ожидая, что женщина вот-вот окликнет его и скажет, что передумала.

Дженнифер потерла большой палец, на котором осталось чернильное пятно. Внезапно ей показалось, что за нею наблюдают. Она встала. Нелепый складной стульчик упал на пол со стуком, который привлек внимание продавца. Дженнифер направилась к лифту, спустилась вниз, вышла на улицу. У тротуара стояло свободное такси, водитель, похоже, дремал за рулем. Дженнифер сделала было шаг к машине и тут увидела на заднем сиденье Дауни, который сидел, широко разинув рот.

Их взгляды встретились. Дауни сунул в рот шоколадный батончик размером с перепелиное яйцо, подмигнул, распахнул дверцу, вылез из автомобиля и жестом пригласил ее садиться.

– Он знает, куда тебя везти. Проезд оплачен.

Дженнифер скользнула в салон. Машина тронулась, резко вклинилась в поток уличного движения. Женщина обернулась. Дауни куда-то исчез. Она поудобнее устроилась на сиденье: до аэропорта путь неблизкий.

Ячейка сто двадцать девять находилась в самом конце длинного ряда. Дженнифер попыталась вставить ключ и выяснила, что тот не подходит к замку. Она сверила номера на ячейке и на замке. Те совпадали. Повторная попытка прошла без сучка и задоринки. В ячейке помещались два кожаных чемодана и «дипломат». Дженнифер вытащила последний, заперла ячейку, бросила в паз монетку, сунула ключ в кошелек и направилась на поиски туалета, а когда отыскала, зашла в пустую кабинку и задвинула щеколду. На ручке «дипломата» имелась прямоугольная медная табличка с затейливо выгравированными инициалами «Дж. М.», а внутри обнаружилось энное количество египетских купюр достоинством в десять фунтов каждая и конверт, в котором лежал буклет компании «Эйр Иджинт» с билетом первого класса из Лондона в Каир. Кроме того, в конверте помещались: видавшие виды британский паспорт, водительская лицензия, справка о медицинском освидетельствовании, карточка «Баркликард» и прочие документы, из которых следовало, что Дженнифер Форсайт ни с того ни с сего превратилась в Дженнифер Макфи. Она перелистала паспорт. Данные, перечисленные над фотографией, – дата рождения и тому подобное – ничуть не изменились, если не считать того, что в графе «Родственники» значилась фамилия человека, о котором Дженнифер и слыхом не слыхивала. Судя по отметкам в паспорте, она, не выезжая из Лондона, ухитрилась побывать в Барселоне, Париже и Гамбурге, а также несколько раз заглянуть в Вашингтон. Дженнифер пересчитала деньги. Ровно тысяча фунтов.

Внезапно – от неожиданности она даже вздрогнула – в дверь кабинки постучали, и чей-то голос осведомился:

– Эй, красавица, ты там не заснула?

Дженнифер спустила воду, закрыла «дипломат», встала и вышла из кабинки, в которую, пробормотав слова благодарности, тут же прошмыгнула молодая женщина в шубке из искусственного меха и с обилием краски на лице. Дженнифер взяла из ячейки чемоданы и направилась к стойке «Эйр Иджинт». Там смуглый низкорослый мужчина в накрахмаленной белой рубашке с темно-бордовым галстуком-бабочкой выдал ей багажные ярлыки и пропуск на посадку. По расписанию самолет вылетал через сорок пять минут. Дженнифер купила в киоске несколько журналов, потом зашла в бар, села за столик и заказала бокал вина.

Дауни не спускал с нее глаз, что было совсем нетрудно даже на значительном расстоянии, ибо Дженнифер выделялась из толпы своей красотой и величавостью манер. Кроме того, во всем ее облике ощущалось некое спокойствие, которое почему-то сводило на нет любые подозрения. Дауни попробовал разобраться в собственных чувствах, отделить их друг от друга и выяснить в конце концов, в чем их суть и смысл, однако не сумел осуществить свое намерение. Что же такое есть в Дженнифер? То, с чем либо рождаются, либо нет? Хорошенькое объяснение, такое никуда не годится. Может, дело в том, что она выглядит так, словно имеет полное право находиться в том или ином месте? Куда бы ее ни забрасывала судьба, она везде и всюду производит впечатление человека, что называется, из местных. Продолжая наблюдать за Дженнифер, Дауни заметил, что на нее таращится половина из сидевших в баре мужчин; что касается другой половины, то ее составляли, должно быть, гомики или мужья-подкаблучники, которые не рискуют заглядываться на посторонних женщин. Дауни знал – Дженнифер нервничает, и с одобрением отметил про себя, что она держится просто замечательно: ни единого взгляда на часы над стойкой бара! Похоже, все идет как по маслу. Дауни откусил от шоколадки «Марс», повернулся к Дженнифер спиной и пошел прочь. До встречи в Каире, крошка.

* * *

Абдель аль-Хони заплатил за «Клеймор», который купил у американского военнослужащего, ни много ни мало три тысячи долларов. Его попытка подкупить горничную в отеле «Мэйфэр» оказалась безуспешной. Тогда Абдель придушил глупую девицу, забрал у нее ключ, проник в номер Дауни, сунул труп под кровать, а затем установил «Клеймор» и включил ударный механизм. Противопехотная мина взорвалась во втором часу пополудни.

Начальник службы безопасности отеля, который заглянул в номер Дауни, чтобы проверить донесение одного из агентов – мол, туда заходили известные проститутки, следовательно, Дауни может заниматься сутенерством, – сам того не желая, привел мину в действие; а по коридору в тот момент проходили юристы-новобрачные из Орландо, штат Флорида. Им удалось раздобыть билеты на рок-оперу «Я и моя девушка», и по дороге к лифту они оживленно обсуждали планы на вечер. Начальник службы безопасности вежливо кивнул молодоженам, вставил в замочную скважину ключ и открыл дверь номера. Сила взрыва была такова, что все трое погибли на месте, а их тела, нашпигованные семьюстами стальными дробинами, которые помещались внутри мины, превратились в кровавое месиво.

Дауни, сидевший в салоне «Боинга», который мчался в направлении Египта со скоростью четыреста пятьдесят узлов на высоте в тридцать тысяч футов, ничего не слышал. Начальник службы безопасности гостиницы раньше работал в Скотланд-Ярде, а потому боевики Ирландской республиканской армии не преминули позвонить в редакцию «Таймс», заявив, что этот взрыв – очередное предупреждение английским ублюдкам. Абдель аль-Хони с довольной усмешкой прочитал заметку, в которой приводился текст заявления ИРА, не подозревая, что уже попал в поле зрения полиции.

Глава 19
Каир

Толщина папки, которая лежала на столе Ричарда Фостера, составляла чуть ли не целый дюйм, однако весила она совсем немного, ибо ее содержимое представляло собой сущую ерунду. Фостер прочел все до единого документа и не обнаружил ничего такого, что оправдало бы чудовищные расходы на трех агентов, которым было поручено следить за Дауни в Лондоне. Фостер буквально кипел от ярости, поскольку был уверен на сто десять процентов, что каирский американец Чарли Макфи покинул посольство отнюдь не по своей воле. Кто-то помог Макфи, побудил его к бегству. Дауни отрицал свою причастность, однако Фостер практически не сомневался, что именно Джек организовал побег Макфи.

Дауни определенно что-то замышлял; если можно так выразиться, Фостер улавливал «запах кухни». Может, Джек планирует использовать Макфи для установления контакта с ливийским полковником-перебежчиком? Или у него на уме иное? Черт побери, Дауни вечно занят какими-то махинациями, причем их столько, что проследить за всеми попросту невозможно!

На столе Фостера лежала еще одна папка, с факсами от адвокатов жены Макфи. Уйма вежливых фраз, смысл которых сводился к одному: что, в конце концов, стряслось с мужем их клиентки? Интересный вопрос. Фостер и сам хотел бы это знать. Он перевернул страницу отчета лондонских агентов. Несмотря на то, что материал поступил в посольство менее суток назад, папка уже выглядела так, будто ею пользовались чуть ли не год – края обложек явно пообтрепались. Фостер уставился на фотографию Дауни, сделанную в баре аэропорта Хитроу. Дауни, обычно добродушное лицо которого выражало бесповоротную решимость, сидел за столиком и смотрел на бутылку пива и пакет хрустящего картофеля. Фостер принялся изучать следующие снимки, в числе которых был тот, что запечатлел Дауни на маленькой площади поблизости от Кингз-роуд: округлое лицо Джека казалось неестественно бледным на фоне раскрытого черного зонта.

Вдобавок в папке имелся добрый десяток фотографий весьма привлекательной женщины, с которой Дауни встречался в Лондоне. Дженнифер Форсайт. Фостеру бросился в глаза снимок, на котором Дауни, сидя в полутемном ресторанчике, наливал Дженнифер вино из бутылки стоимостью тридцать долларов. Он оставил фотографии и переключился на сопроводительный текст. Агент полагал, что во взаимоотношениях Дауни и Дженнифер Форсайт не было и намека на любовную интрижку. Фостер разделял мнение агента – эта женщина явно не подходила на роль очередной пассии Джека.

Однако какие у того могли быть мотивы? Фостер мог назвать лишь два: во-первых, деньги, а во-вторых, власть. Едва просмотрев донесение, он распорядился, чтобы ему через некоторое время представили полный, со всеми подробностями, материал о прошлом и настоящем Дженнифер Форсайт.

Что же связывает с нею Джека? Фостер повертел в руках фотографию девочки, которая выбежала из антикварного магазина через одиннадцать минут после того, как туда вошел Дауни. Должно быть, девочке лет двенадцать-тринадцать, очень симпатичная – и удивительно похожа на свою красавицу мать. Фостер отложил фотографии в сторону и вернулся к тексту. Из Хитроу Дауни поехал на автобусе в Лондон, агенты следовали за ним по пятам. Так, перебранка в некоей забегаловке по поводу чашки чая и булочки с корицей. Господи Боже! Затем Дауни купил в табачном киоске пакетик мятных леденцов, которые тут же съел, а пакетик сунул в карман, хотя на его месте любой другой горожанин бросил бы его на тротуар. Любопытно, подумал Фостер. Оказывается, Дауни у нас чистюля. Впрочем, Фостеру было известно, что Джек Дауни, который немало поездил по свету, обожает Лондон. Возможно, здесь кроется объяснение его столь неожиданной аккуратности. А возможно, и нет.

Фостер потер виски и перелистнул страницу. В зоопарке Лауни имел контакт с пятью или шестью людьми, большинство которых составляли служители. Мужчина у ворот продал ему входной билет, женщина с тележкой – бумажный стаканчик с кофе и упаковку попкорна. И то и другое полетело затем в урну. Агент сделал специальное примечание, в котором говорилось, что вместе с попкорном Дауни вполне мог получить какое-либо сообщение. Что ж, разумно. Фостер перевернул страницу. Взяв сдачу, Дауни было направился прочь, но потом вдруг вернулся и позаимствовал со стойки толстую пачку бумажных салфеток. Еще одна возможность получить сообщение. А может, просто хотел высморкаться.

Далее. Битый час Дауни бесцельно бродил по территории зоопарка площадью тридцать шесть акров, затем миновал Восточный туннель и вошел в инсектарий. Его поведение застало агентов врасплох; впрочем, те были уверены, что туннель, когда по нему проходил Дауни, был пуст. Фостер вздохнул и почесал переносицу.

Стремясь не утратить визуальный контакт, один из агентов последовал за Дауни в инсектарий. Очевидно, тот служил излюбленным местом встречи гомосексуалистов. Дауни решил, что его пытаются соблазнить, отвесил агенту оплеуху, вышел наружу и по мосту через канал двинулся к Сноудоновскому птичнику. Агент, утирая кровь с лица, поспешил за ним, а потом исчез. Сгинул без следа. Последнее сообщение гласило, что кровь заливает лацкан пиджака, к которому крепился микрофон. Напарник бедняги прибавлял, что слышал нечто вроде всплеска, но, поскольку находился в тот момент в туалете, ничего конкретного сказать не может. Затем Дауни сел в автобус, доехал до метро, которое довезло его до станции «Слоун-сквер»; выйдя наверх, он заглянул в магазин мужской одежды, где разругался с продавцом, который пытался всучить ему зонт не той модели, после чего кружным путем направился к антикварному магазину Дженнифер Форсайт на Кингз-роуд. Дауни вошел внутрь, а одиннадцать минут спустя на улицу выбежала дочь Дженнифер, Синтия. Через десять минут после ее ухода Дженнифер и Дауни тоже вышли из магазина. Она выглядела растерянной, он держался натянуто. Они прошли три квартала и спустились в подвал здания, где помещалась прачечная самообслуживания.

В этом подвале, сообщал агент, находится французский ресторанчик, в котором в соответствии с правилами пожарной безопасности две двери – парадная и черная, зато нет ни одного окна. Предположив, что объекты наблюдения за едой будут разговаривать и что содержание беседы может представлять интерес, один из двух уцелевших агентов – женщина – решил войти в ресторан. Она уселась за столик в другом конце зала, поэтому, чтобы услышать хоть что-то, ей пришлось притвориться, будто у нее расстройство желудка; во время очередного путешествия в туалет она услышала фразу Дауни: «Надеюсь, ты догадалась, почему я здесь?»

Безусловно, интересно, однако до сих пор неясно что к чему. Твердо можно сказать лишь одно – слежка за Дауни обошлась в кругленькую сумму. Фостер стал читать дальше, его взгляд задержался на третьем абзаце сверху. Получив счет, Дауни попросил Дженнифер поставить на нем свои инициалы. С какой стати? И для чего ему понадобилось убирать счет в бумажник? Неужели речь шла о делах конторы? Или Джек имеет привычку пополнять таким образом свою мошну? Фостер вновь принялся изучать фотографии. Он посмотрел на снимок, запечатлевший Дженнифер в ресторане, потом взглянул на те, где она сидела на деревянной скамейке под сенью платана напротив витрины своего магазинчика. С определением на взгляд возраста у Фостера всегда было туговато; тем не менее он рискнул предположить, что Дженнифер тридцать с хвостиком, наверняка не больше тридцати пяти.

Очень привлекательная женщина, настоящая красавица. Крепкий костяк, изящная фигурка, совершенно потрясающие волосы. Фостер сказал себе, что возможность романтического увлечения, пожалуй, все же не стоит сбрасывать со счетов, хотя, сколько ни старался, так и не смог придумать, что могло привлечь такую женщину в Джеке Дауни. А если она работает на проклятых британцев? Фостер отодвинулся от стола, встал, подошел к кофейному автомату, налил себе полную чашку, бросил туда кусочек сахара и добавил сливок.

Там, на деревянной скамейке напротив магазинчика, Дауни, по сообщению агентов, разливался соловьем, а женщина лишь слушала и не произнесла ни слова. Потом начал накрапывать дождь. Дауни тут же вскочил, раскрыл зонт и вышел из-под платана на открытое место – не подозревая, по всей видимости, что риск быть подслушанным существенно возрастает. Разумеется, агент не преминул воспользоваться случаем. Дауни повысил голос – вероятно, с той целью, чтобы Дженнифер слышала его, несмотря на расстояние между ними и на звук дождевых капель, которые стучали по зонту и падали на листву, поблескивая крохотными искорками. Агент разобрал фразу: «У меня есть фильм, который тебе следует посмотреть». Вдаваться в подробности Дауни не стал, а Дженнифер, как и прежде, промолчала. Тем временем дождь усилился; судя по прилагаемой квитанции из прачечной, которая была сплошь в чернильных пятнах, он превратился в настоящий ливень. Дауни повел Дженнифер через площадь.

Внезапно, словно по волшебству, появилось такси. Агент заметил номер машины. Лондон обещал проверить и сообщить Фостеру, если обнаружится что-либо любопытное. Итак: таксист, кассир в кафе, продавцы в зоопарке и магазине мужской одежды; кроме того, все те, с кем Дауни сталкивался в том же зоопарке. Их обязательно установят и выведают всю подноготную. Однако Фостер почему-то был уверен, что ключ к тайнам Дауни – Дженнифер Форсайт.

Он в очередной раз просмотрел фотографии, ища какую-либо подробность, которую, быть может, упустил. Интересно, как выглядит ее тело, без этого строгого пиджака и свободной плиссированной юбки? Можно смело биться об заклад, что в постели она ого-го, видно по глазам. Фостер постучал пачкой снимков о стол, выровнял их относительно друг друга, затем пришпилил скрепку и положил фотографии обратно в папку, после чего сунул ту в стенной сейф, скрытый портретом президента Буша. Он запустил пальцы в карман и извлек на свет дедовы часы марки «Марлин» в гравированном золотом корпусе, с белым эмалевым циферблатом.

Десять минут второго. Фостер подкрутил заводную головку.

Часам было без малого сто лет, а потому, чтобы они шли точно, их следовало заводить как можно чаще. Он положил часы в карман, разгладил пиджак, смахнул с лацкана пылинку… Через двадцать минут у него свидание с молоденькой машинисткой по имени Шейла, которая прилетела из Вашингтона всего лишь два дня тому назад. Разумеется, правила запрещали интрижки между рабочим персоналом и служащими конторы, однако те все равно случались достаточно регулярно, чем, по мнению Фостера, и объяснялась сравнительно высокая текучка кадров в машбюро. Значит, в запасе двадцать минут. Как раз достаточно, чтобы принять душ и побриться.

Фостер нажал кнопку на селекторе и сообщил Дороти, что его не будет до конца дня. В голосе Дороти чувствовалось напряжение, ответ прозвучал несколько неразборчиво, – должно быть, девушка обедала на рабочем месте. Доказательств у Фостера пока не было, но он не сомневался, что рано или поздно поймает Дороти в самый интересный момент. Ричард Фостер отличался исключительным терпением; кроме того, он обладал талантом застигать врасплох людей, занятых совсем не тем, что от них требовалось. По крайней мере, так ему казалось.