Текст книги "Пожар любви"

С высоко поднятой головой Анжелина вышла из столовой. За ней последовала Мария, удостоившая мужа лишь недовольным взглядом.

Чарли задумчиво крутил двумя пальцами бокал. Его руки, привыкшие к оружию и лошадям, рядом с хрупким хрусталем, заполненным жидкостью богатого красного цвета, смотрелись большими и неуклюжими.

– Теперь мы остались только вдвоем, – сказал Альварес.

– Похоже на то. Вы любите мучить женщин?

– Только некоторых.

– Я бы сказал, что это довольно трусливое поведение. – Чарли взглянул на Хуана и заметил вспышку гнева в глазах испанца.

– А я вас не спрашивал.

– Справедливо замечено. – Чарли отодвинул бокал с нетронутым вином, не спуская пристального взгляда с Альвареса. – Хотелось бы покурить. Выйдем?

Услышав вежливый вопрос, Альварес вопросительно поднял брови, но кивнул и прошел вперед.

Когда они дошли до середины двора, он остановился и озадаченно посмотрел на Чарли.

– Вы хотели курить. Где же ваш табак? Чарли удовлетворенно рассмеялся скрипучим голосом, и от этого звука Альварес вздрогнул.

– А я об этом уже и позабыл. У меня ничего не осталось. Сестра все сожгла.

– Тогда, почему... – Альварес замолчал, поскольку до него только сейчас дошла истинная причина того, зачем они вышли из дома. – Вы, что, только теперь, наконец, решились защитить честь своей женщины? Честно говоря, я думал, что вы это сделаете гораздо раньше. Но вы просто подтвердили мою теорию, что никчемные anglos не уважают своих женщин.

– Я проявляю больше уважения к сестре, чем грязное подобие джентльмена-креола, вроде вас, могло бы себе представить. Я только хотел выйти из дома, чтобы обсудить с вами проблемы уважения. И прежде чем мы уедем, вы принесете сестре свои извинения. – Чарли подошел к Альваресу вплотную и понизил голос до шепота. – И вы сделаете так, чтобы она поверила, будто вы действительно хотите попросить у нее прощения, даже если мы оба будем знать, что это не так.

– Черта с два. Не стану я извиняться перед этой маленькой puta ни за какие деньги.

– Хотите поспорить?

Чарли даже глазом не моргнул, ударив кулаком в живот Альвареса. Когда Хуан сложился пополам, Чарли ударил его коленом в подбородок. Альварес упал на спину в пыль, и Чарли встал рядом с ним на колени, схватив его за рубашку. И хотя от удара у Хуана все поплыло перед глазами, он все же смог сосредоточить туманный взгляд на лице Чарли, когда тот потряс его как следует.

– Слушайте меня, Альварес. Вы не мужчина, а только его мерзкое подобие. Я не хочу больше слышать от вас ни одного порочащего Анжелину слова. И позаботьтесь, чтобы ваши люди тоже держали языки за зубами. Потому что, если я когда-нибудь услышу что-либо из того дерьма, которое вы извергали из своего грязного рта сегодня, то я найду вас и под землей. И в следующий раз отделаю вас так, что вы останетесь в гораздо более худшей форме.

Чарли встал и направился к дому, собираясь забрать Анжелину и тотчас же убраться с ранчо Альвареса.

– Чарли, сзади!

Вопль Анжелины, раздавшийся из окна спальни, заставил его упасть в пыль. Выстрел эхом прокатился по двору, и возле его щеки просвистела пуля. Он перекатился по земле вплотную к Альваресу и выхватил из его рук «деррингер». Потом нанес прямой удар в его аристократическую челюсть. Альварес потерял сознание в тот самый момент, когда Анжелина выбежала из дома и бросилась Чарли на грудь.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

– Боже... Господи Боже мой, – Анжелина рыдала, припав к груди Чарли. – Я так боялась, что он вас убьет.

– А он как раз и собирался это сделать. Если б вы меня не окликнули, он, пожалуй, снес бы мне голову.

От одной этой мысли Анжелина вздрогнула и еще крепче обняла Чарли. На шум из флигеля выскочили работники и встали полукругом вокруг них. Мария тихо плакала.

– Нам бы лучше побыстрее уехать отсюда, сестра, пока кто-нибудь не догадался нас задержать. Думаю, не стоит дожидаться, пока Альварес придет в себя.

– Вы правы, не стоит. – Анжелине пришлось заставить себя оторваться от него. «Он жив, а для меня это важнее всего». Но оказалось, что довольно трудно выбросить из головы мысль о том, что ей хотелось бы никогда не выпускать Чарли из своих объятий. Она взглянула на него, и он подбадривающе улыбнулся в ответ. Анжелине показалось, что его щека испачкана, и она попробовала ее вытереть.

От ее прикосновения Чарли вздрогнул.

– Вы ранены... – она с ужасом посмотрела на кровь, окрасившую ее пальцы.

– Так, царапина. Я же сказал, что он снес бы мне голову, если бы не вы.

– Вы хотите сказать, что вас задело пулей?.. – Ей вдруг стало дурно. Комок тошноты подкатил к горлу, голова закружилась, и она покачнулась.

– Осторожнее, сестра. – Чарли подхватил ее под руку. – Что с вами? Я думал, что вы привыкли к виду крови.

– Только не к вашей.

– Мне это тоже не очень-то нравится. Но, пожалуй, нам пора бы поторопиться. Падать в обморок будете потом.

Анжелина кивнула. К счастью, как раз перед тем, как выглянуть в окно на шум во дворе, она успела сменить розовое платье на амазонку, которую на время позаимствовала из гардероба сеньоры Альварес. Возвращаться в дом теперь уже не имело смысла. Анжелина подошла к Марии, стоявшей на коленях возле мужа.

– Очень жаль, что все так получилось. Мы уезжаем.

Мария кивнула, но ничего не ответила. Анжелина посмотрела на Чарли. Он вынул револьвер и напряженно наблюдал за людьми, стоявшими вокруг. Она подбежала к нему, и они вместе направились к конюшне.

– Вы сможете оседлать лошадей? – прошептал он. – Сейчас, мне кажется, с них глаз спускать никак нельзя.

– Конечно, – ответила Анжелина, и пока Чарли охранял ворота, она уже оседлала обеих лошадей.

Когда они выехали со двора, Хуан только начинал приходить в себя. Никто даже не попытался их остановить, и Анжелина вздохнула с облегчением, когда ранчо скрылось из виду.

Они проехали около часа, когда Анжелина вдруг остановила свою лошадь.

Чарли тоже придержал коня и, крутясь вокруг нее, раздраженно спросил:

– На кой черт вам понадобилось здесь останавливаться? Они же могут сидеть у нас на хвосте. Если один раз нам удалось оторваться, то теперь они больше не будут хлопать ушами. А мне одному не справиться с дюжиной вооруженных людей, сестра.

Анжелина спешилась и спокойно оторвала кусок ткани от темной юбки сеньоры Альварес. «Не забыть бы отправить этой женщине новое платье», – подумала она.

– Что вы делаете? – Чарли спрыгнул на землю и подошел к ней.

– Собираюсь промыть вашу рану.

– Не сейчас. Я же сказал вам, что со мной все в порядке.

– Я не двинусь отсюда, пока вы не дадите мне осмотреть ваше лицо.

– Анжелина... – прорычал он и это прозвучало как предупреждение.

Не обращая на него никакого внимания, она достала флягу и смочила водой кусок ткани.

– Они не посмеют нас преследовать, Чарли. Успокойтесь.

– Откуда вы знаете? Я уверен, что Альварес бесится от злости.

– А я уверена, что у Хуана такая головная боль, что ее не вместит весь Мехико-Сити.

– Он может послать в погоню за нами своих людей.

– Нет, – отрезала Анжелина. – Он не посмеет этого сделать. Он мог оскорблять нас в своем поместье, но не посмеет послать за мной вдогонку вооруженных людей, тем более когда мы так близко от гасиенды отца.

– Ваш отец настолько влиятелен?

– Да, – сказала она просто. – Поверьте, никто нас не преследует.

Ее искренность, должно быть, убедила Чарли, так как он слегка успокоился и подошел к ней поближе.

– Тогда покончим с этим, – прорычал он и подставил щеку.

Полная луна ярко светила в вышине, бросая на его лицо голубоватый свет. Кровь на щеке запеклась черным пятном.

– Вам лучше присесть. Отсюда я не смогу хорошо разглядеть рану.

Чарли беспрекословно повиновался, и Анжелина присела рядом с ним. Пока она оказывала ему помощь, он отводил глаза, не смея встретиться с ее пристальным взглядом. Мягкими движениями девушка смыла кровь, позволив ране слегка покровоточить, чтобы она очистилась.

– у вас может остаться шрам, – заметила она.

Чарли даже не взглянул на нее.

– Недурно, а то я всегда казался себе слишком смазливым.

– Я бы этого не сказала. – Анжелина прижала чистый кусочек ткани к ране, чтобы остановить кровь.

Теперь он сверлил ее черными глазами. «Неужели я когда-то думала, что глаза у него холодные и пустые? Не может быть. Сейчас они пылают жаром», – от изумления у нее даже захватило дух.

– Не сказали бы? – спросил он, и его хриплый голос показался ей нежным. – А что же вы скажете, Анжелина? – Он медленно поднял руку и прижал ее ладонь к своей щеке там, где она держала ткань на ране.

– Не смазливый, – она проглотила комок в горле, – а красивый.

– Чересчур красивый?

– Возможно.

– Наверное, вы знаете, что красивое лицо не всегда отражает характер человека.

– Конечно, – ответила она, хотя все ее внимание занимало то, как его большой палец двигался вверх и вниз по ее руке, поглаживая, успокаивая, возбуждая.

– Да, сестра, и вы знаете, что главное в человеке – это душа. А моя душа ужасно темная.

Анжелина буквально тонула в черных омутах его глаз, переполненных чувствами, для которых в этот момент она не смогла бы даже найти подходящих названий – тоской, страстью, жаждой. Его глаза казались ей бездонным колодцем печали, притягивавшим ее к себе и все больше и больше.

– Я смогу вам помочь, – прошептала она, и ее губы коснулись его губ. Их долгий поцелуй становился то жестким и требовательным, то мягким и нежным, то соблазняющим – но в следующую секунду он все равно воспринимался иным. Этот поцелуй значил для них все сразу и даже более того.

Его губы, прижавшиеся к ее рту, источали тепло и покой. Анжелина погрузилась в объятия, невольно соскользнув к нему на колени. Чарли нежно охватил ее, убаюкивая и прижимая к себе. Она приблизила к нему лицо и раскрыла рот, чтобы встретить его язык. Где-то в глубине ее сознания еще теплилась мысль, что не стоило бы прикасаться к нему, не следовало бы его целовать. Но эта мысль только мелькнула и в следующий момент исчезла, сметенная нахлынувшими чувствами. Чарли тихо простонал, и ее руки скользнули ему на затылок, боясь, что он перестает к ней прикасаться, трогать и ласкать ее. Но будто почувствовал это, его язык стал исследовать ее рот и губы, пока, наконец, не встретился легким касанием с ее язычком. Она нечаянно столкнула шляпу с его головы, и золотистые волосы каскадом рассыпались и накрыли их лица, мягко поглаживая ее щеку.

Она обняла его, даже через рубашку чувствуя пальцами жесткие выпуклости шрамов на спине. Осторожно поглаживая их, Анжелина успокаивала Чарли долгими, медленными движениями рук вверх и вниз по его спине и бокам, предупреждая попытку отстраниться от нее. Она вспомнила мертвенно-бледные, почти белые рубцы, портившие совершенство его красивой мускулистой спины, и положила ладони ему на плечи, чтобы крепче обнять.

Анжелина затерялась в этом чуде по имени Чарли. Его губы, руки, волосы – каждая его частичка – очаровывали ее. Она хотела знать все о том чудесном чувстве, которое росло между ними с тех пор, как они впервые увидели друг друга. Это чувство было таким искушением, таким сладким соблазном.

Чарли мог бы научить ее. И все, что ей оставалось делать, так это только позволить ему...

С тревожным придушенным криком Анжелина оторвалась от Чарли.

– Что такое? – спросил Чарли, прижимая ее еще крепче, когда она попробовала вырваться. – В чем дело?

Его голос стал даже грубее, чем обычно, весь пронизанный страстью и желанием. Анжелина вздрогнула и подняла голову вверх, на яркий диск луны. Она не могла смотреть на его красивое лицо. Она не могла заглянуть в его горящие черные глаза. Он велел ей не целовать его, не прикасаться к нему. Жажда страсти стала для него слишком большим искушением.

Но искушение охватило не только Чарли. Подобно тому, как Христос испытал соблазн в пустыне, в другой пустыне Анжелина узнала истинное значение этого слова, но, не имея того божественного дара, которым обладал Христос, она не знала, как сопротивляться соблазну.

Когда губы Чарли жгли ее, когда искушение стало слишком велико, чтобы ему сопротивляться, Анжелина вдруг испытала еще одно откровение. Причина, по которой она не могла найти способ, как помочь Чарли, как выполнить свою миссию, состояла в том, что Чарли оказался для нее вовсе и не миссией.

«О нет...»

Он стал ее искушением.

Укус ядовитой змеи задержал Дрю на две недели. В бреду он, по всей вероятности, звал Клэр, как с ним обычно случалось во сне. К счастью, люди, заботившиеся о нем, очень плохо понимали английскую речь. И поэтому ему не пришлось объяснять им свой бред, хотя в прошлом его не раз просили об этом. Например, когда он по ошибке называл другим именем женщин, с которыми ему доводилось лежать в постели.

Когда он, наконец, смог снова сесть в седло, то с ближайшего телеграфа отправил сообщение в штаб техасских рейнджеров, сообщив своему начальству о несчастном случае и прося считать его в отпуске на неопределенное время.

Дрю и в самом деле не боялся потерять свою должность. Любыми путями он хотел добиться того, чтобы Чарли Колтрейн понес наказание по заслугам.

Он прикрыл глаза от солнца и, наверное, уже в десятый раз за этот день осмотрел местность вокруг. Ничего и никого.

«Где же они могут быть? Скорее всего, – в Мексике...»В этом он почти не сомневался. Границу Дрю пересек еще утром. Он понимал, что Колтрейн с Анжелиной намного опережали его. Но у него оставался еще один козырь, о котором они наверняка забыли, а он намеревался использовать его, как только на пути попадется первый же городок.

Уже затемно Уинстон въехал в поселок под названием Вилла или что-то вроде этого, поскольку дожди, ветер и солнце стерли половину написанного на дощечке. Дрю привязал лошадь у коновязи и вошел в салун. Там, где есть спиртное, кости, карты и женщины, всегда можно получить нужную информацию.

Он подошел к бармену и заказал виски. Тот долго с большим интересом разглядывал пару кольтов в кобурах на поясе у Дрю, прежде чем выполнил заказ. Дрю опрокинул стаканчик, но от второго отказался. Ему еще предстояло ехать всю ночь, чтобы наверстать упущенное время.

– Найдется минутка для пары вопросов? – спросил он бармена.

Бармен пожал плечами. Почувствовав, что разговор можно продолжить, Дрю оперся локтем о стойку бара.

– Я ищу мужчину. Высокого, с желтыми волосами. Голос хриплый, еще с войны. Видели его?

– Нет.

– Он мог быть с женщиной. Такая маленькая, симпатичная креолочка.

– Нет.

Дрю вздохнул. Так он далеко не уедет. Тогда он выложил на стойку монету и подтолкнул ее к бармену. Деньги исчезли в руке бармена.

– Теперь вспомнили их?

– Нет, сеньор. Если б эти люди проезжали через город, то нас бы не миновали. Меблированные комнаты и кухня есть только у нас. Нет, таких здесь не бывало.

Дрю кивнул медленно и задумчиво. В первые часы после змеиного укуса он пребывал в полудремотном состоянии, как в тумане, и теперь почти ничего не мог вспомнить из того, что с ним происходило. Но кое-что он все же запомнил. Например, как Колтрейн носил его на руках, а он был слишком слаб, чтобы возражать. Он помнил нежные руки и озабоченные карие глаза... Но лучше всего ему запомнилось ее имя.

– Анжелина... Рейес, – произнес он нерешительно. – Слышали когда-нибудь фамилию Рейес?

Глаза бармена от удивления округлились.

– Si, Senor. Мигель Рейес владеет самой большой гасиендой в северной Мексике.

Дрю Уинстон улыбнулся. Бармен ответил ему улыбкой и продолжал улыбаться, пока не разглядел выражение глаз Уинстона. То, что он в них увидел, моментально согнало улыбку с его лица, и он попятился, наморщив от недоумения лоб.

– Где? – Голос Дрю звучал напряженно с едва скрываемым волнением. – Где в северной Мексике?

– Около Чихуахуа. Когда доберетесь туда, спросите любого и вам скажут, где найти ранчо Рейеса.

Дрю кивнул в знак благодарности и вышел из салуна. Вскочил в седло и поскакал в направлении...

– Чихуахуа, – прошептал он торжествуя.

Анжелина и Чарли остановили лошадей на гребне холма, под которым раскинулось ранчо ее отца. Они смотрели вниз на суматоху, как всегда царившую в имении.

«Родной дом».

Эти слова хлестнули Анжелину словно удар кнута. Отступать некуда. Ей придется выдержать и встречу с отцом и перенести все не самые приятные ощущения, которые могут последовать за этой встречей.

От этой мысли ее сердце забилось быстрее.

Анжелина искоса взглянула на Чарли. Но он на нее даже не смотрел. Что-то новое? Чарли теперь редко смотрел на нее после инцидента позапрошлым вечером. Тогда она поняла истинное предназначение Чарли в своей жизни, но бормотала какие-то глупости, пытаясь оправдать то, что оторвалась от него в самый неподходящий момент.

«О, с тех пор он стал вежливым. Даже слишком вежливым и предупредительным...»Близость, увеличивавшаяся между ними в течение всего времени, что они провели вместе, вдруг сменилась отстраненной любезностью, которую она так ненавидела. И хотя ей следовало бы чувствовать себя спокойнее от того, что из-за изменившегося отношения к ней со стороны Чарли, исходящее от него искушение как бы перестало мешать ей трезво думать, но... Ей так хотелось попросить его хоть разок взглянуть на нее так, как он бывало смотрел на нее раньше.

Анжелина выпрямилась в седле, вздрогнув от боли, пронзившей спину при этом движении. «Что же, в конце концов, со мной происходит? Мне бы возблагодарить Господа за то, что опротивевшая поездка почти подошла к концу. Ведь как только Чарли уедет, я больше никогда не увижу его лицо, никогда не услышу его хриплый голос, никогда не поцелую его грешные губы. Я, наконец, избавлюсь от когтей соблазна, сжимающих мою волю. Тогда я с честью выйду из назначенного мне Богом испытания...

Но почему мне так хочется плакать?»

– Неплохая планировка, – Чарли все еще продолжал рассматривать двухэтажный дом, сарай с конюшней, рабочим бараком и загоном для лошадей.

Дом сиял на солнце, свежепобеленный до полного совершенства. Мигель Рейес никогда не допустил бы, чтобы его дом смотрелся иначе, чем дворец, каким он и задумывался.

– Самая большая гасиенда в этой части Мексики, – сказала Анжелина, хотя гордость, которую по этому поводу испытывал ее отец, полностью отсутствовала и в тоне ее голоса, и в ее сердце.

– Хм-м. И все ваши братья тоже живут здесь?

– Нет. Каждого из них мой отец женил на наследнице крупных поместий и таким образом почти удвоил размеры земель семьи Рейес. Каждый из моих братьев управляет своей частью его империй.

– Похоже, ваш отец интересный человек.

– Я бы не стала называть его интересным.

– А как бы вы его назвали?

Анжелина перебрала несколько определений, но – с сожалением отвергла все, из-за их вульгарности.

– Padre, – ответила она. – Я называю его только padre.

Не вдаваясь в дальнейшие комментарии, она резким толчком послала лошадь в галоп, направляясь к дому.

Перед этим ей бы следовало вспомнить, что от внимания Мигеля Рейеса ничто не ускользало. К тому моменту, когда она спешилась перед домом, он вместе с женой уже поджидал ее на открытой веранде у входа. За этот год, что она отсутствовала, родители почти не изменились. Быть может, только мать немного похудела, хотя седина еще не тронула ее густые черные волосы, а на лице не видно было морщинок, и оно по-прежнему оставалось красивым. Только усталые глаза выдавали возраст.

– Анжелина, – мать встретила ее с искренней радостью в голосе. Она было шагнула вперед, протянув руки, чтобы обнять дочь, но муж остановил ее одним взмахом руки.

– Что все это значит, дочь моя? – Как и прежде, его голос и глаза оставались такими же холодными. Мускулистая, коренастая фигура слегка располнела в талии, хотя он по-прежнему держался чопорно, сознавая силу собственной важности.

– Что именно? – спросила Анжелина.

– Почему ты здесь, да еще одетая таким вот образом? Где твоя монастырская одежда?

– Это – длинная история. Разве мы не можем сначала войти в дом, а уж потом обсуждать все это?

Когда послышался приближавшийся топот копыт, ее отец пристально посмотрел мимо нее на ворота. От одной мысли, что Чарли решил присоединиться к ней вместо того, чтобы, не попрощавшись, уехать навсегда, Анжелина стиснула зубы, стараясь не показать радости, которая всегда охватывала ее в его присутствии.

– А это еще кто такой? – Губы отца скривились от отвращения, и он в упор взглянул на Анжелину. По его глазам она видела, что он пытается догадаться о чем-то, но удержалась и глаз не отвела. Она давно знала, что любое проявление ее слабости лишь усиливает его контроль над нею.

– Это Чарли Колтрейн... Он сопровождал меня сюда из Техаса.

– Одну? – Голос ее матери от волнения сорвался.

– Да, madre. Одну.

– Ты могла бы придумать этому хоть какое-то объяснение, Анжелина, – процедил отец. – Идите в дом. Обе. Я желаю услышать все от начала до конца. – И он равнодушно посмотрел на Чарли. – А вы сначала напоите свою лошадь, а потом зайдите на кухню. Повар вас накормит, – с этими словами он направился к дому.

– Нет! – Анжелина так выкрикнула это слово, что в нем прозвучал открытый вызов. Она внутренне сжалась, когда отец медленно повернулся, чтобы посмотреть на нее.

– Прошу прощения? – произнес он, высокомерно растягивая слова.

– Чарли вовсе не работник и не раб, которому вы можете отдавать приказания. Он не раз спасал мне жизнь. И вы с ним не станете так обращаться.

– Это я-то не стану?

– Анжелина, все в порядке...

При звуке хриплого голоса Чарли ее родители вздрогнули. Оба посмотрели на него так, будто его конь попросил чаю. Рука матери, дрожа, потянулась к горлу, что явно свидетельствовало о ее неловкости и испуге.

Анжелина взглянула на Чарли. А он спокойно смотрел на ее отца. Но теперь-то она хорошо знала этот взгляд. Холодная ярость переполняла Чарли, хоть он этого и не показывал.

– Ничего подобного, – ответила она Чарли, но он продолжал испытующе смотреть на ее отца. – Поставьте Гейба на конюшню и присоединяйтесь к нам, – сказала Анжелина и снова повернулась к родителям. Ее отец, должно быть, увидел решимость в ее глазах и собирался – не важно по какой причине – не обращать внимания на ее вызывающий тон. Он пожал плечами в знак согласия и вошел в дом. Мать, как всегда, последовала за ним. Анжелина обернулась к Чарли.

– Нет смысла затевать из-за меня такой шум, – сказал он, наконец посмотрев ей в глаза, хотя его лицо и не выражало никаких эмоций. – Я пообещал, что доставлю вас домой. Теперь вы дома, так что я, пожалуй, поеду.

– Нет, подождите. – Анжелина отчаянно пыталась не поддаться панике, которая росла в ней при мысли, что он все-таки может уехать. – Вы, по крайней мере, можете остаться здесь на ночь, пообедать, принять ванну. Я должна отблагодарить вас хотя бы этим. И еще я заставлю отца заплатить вам тотчас же.

– Заплатить мне? За что? Вы же хотели ехать в монастырь, а я затащил вас сюда.

– Вам не оставалось иного выбора, кроме как привезти меня сюда. Теперь я в безопасности. Я жива. И мой отец может позволить себе заплатить вам за это.

По выражению лица Чарли она видела, что он колеблется. Казалось, он собирается с ней спорить. Потом Чарли кивнул и спрыгнул на землю.

– Я бы, конечно, мог сказать вам, что не хочу брать деньги. Но дело в том, что они мне все-таки нужны. Какое-то время мне придется скрываться здесь, прежде чем я смогу вернуться в Техас и выяснить, кто прикрывался моим именем.

– Я тоже хочу, чтобы у вас были деньги. Мы с вами заключили соглашение. И хотя не все сложилось так, как я планировала, вы сдержали свое слово самым лучшим образом.

Взгляд черных глаз Чарли скользнул по лицу Анжелины, и от этого во рту у нее пересохло.

– То, что между нами есть, – намного больше чем сделка, о которой вы говорите, мой ангел. И вы это знаете... – И прежде чем она успела ему ответить, он повернулся и увел Гейба.

– Анжелина, – голос отца призывал ее, и она неохотно, со вздохом оторвала взгляд от удалявшегося Чарли. Ей бы следовало позволить ему уйти насовсем. Жизнь стала бы намного проще... если бы Чарли Колтрейн ее оставил. Но она не могла заставить себя попрощаться с ним. Пока еще не могла.

Она нашла родителей в гостиной. Мигель и Тереза Рейес сидели на диване вместе, хоть и старались не прикасаться друг к другу. Отношения между ними совсем не изменились с тех пор, как Анжелина уехала из дома год назад. Они просто сосуществовали, избегая лишних контактов. Классический пример брака без любви, в котором состояли ее родители, мог вызвать у Анжелины только отвращение к браку по расчету. И уж если бы ей предложили прожить остаток своей жизни под одной крышей с нелюбимым человеком, то она, скорее, предпочла бы умереть.

– Итак, дочь... – Отец сложил руки на коленях и уставился на нее. Он всегда так делал, когда собирался кого-нибудь наказать. Это ей запомнилось с детства. Тогда под его холодным взглядом она испуганно сжималась. Теперь же упрямо и внешне спокойно смотрела на него. – ...Мы крайне удивились, увидев тебя на пороге нашего дома. Мы ведь считали, что ты в монастыре.

– Поэтому вы, несомненно, удивились и рассердились.

– Да, я неприятно удивлен, увидев, что ты приехала с anglo, да еще и вооруженным бандитом.

– Он – не бандит.

– Нет? Ну хорошо. Неважно. Я все-таки желаю, чтобы ты объяснилась. И немедленно.

Поскольку Анжелина не видела возможности избежать объяснений, она вздохнула и, очертя голову, пустилась в пространный рассказ, начав с описания того, как она уехала из монастыря Корпус-Кристи, затем натуралистично изложила убийство ее друзей и то, как ее саму чуть не изнасиловали, а закончила тем, как ее спас Чарли. Но она не стала вдаваться в подробности их последующей поездки, не сказала о том, что Чарли разыскивает полиция, ну и, тем более, о своих видениях во сне, как и о своих чувствах к этому мужчине.

Тихий, сочувственный и страдальческий вздох заставил Анжелину замолкнуть и поднять глаза на мать. Тереза побледнела. Ее черные глаза широко раскрылись от ужаса и переживаний за дочь. Тереза безмятежно жила на гасиенде родителей, а затем – на гасиенде мужа. Поэтому до сих пор ей не приходилось сталкиваться с мрачными сторонами жизни, а ее покой чаще всего нарушал лишь деспотичный Мигель Рейес. Но даже он, каждый день доставлявший ей большие неприятности, не шел ни в какое сравнение с тем, о чем только что расссказала Анжелина.

– Простите меня, madre, – сказала Анжелина. – Мне не следовало рассказывать все подробности.

Нетерпеливым взмахом руки отец как бы отмахнулся от переживаний обеих женщин.

– Тереза, иди и позаботься о ванне для своей дочери, – пролаял он. – От нее пахнет дорожной пылью. – Без малейшего возмущения мать Анжелины встала и вышла из гостиной. – Так, значит, ты пообещала этому человеку, что я заплачу ему за то, что он привез тебя сюда?

– У меня не было выбора. Я осталась в прерии совсем одна, а он был единственным, кого я смогла уговорить. Что же, по-вашему, мне оставалось делать?

– А почему ты сразу не вернулась в монастырь?

– Мне захотелось повидать маму. – «Только маму, но не вас и не этот дом», – добавила Анжелина мысленно. Она гордо вздернула подбородок и вызывающе посмотрела на отца. – А это что, преступление?

– Да нет, я только удивлен. Еще год назад ты никак не могла дождаться того, чтобы поскорее уехать отсюда. А теперь вдруг захотела повидать свою мать. Очень интересно.

– Ничего интересного в этом нет. Я побуду с ней недолго, а потом вернусь в Корпус-Кристи и принесу свой обет.

– Но есть еще одно любопытное обстоятельство. Когда я посылал тебя в монастырь, то полагал, что ты начнешь свое послушничество через шесть месяцев. И вот, после того, как ты уехала, уже прошел целый год, и ты мне сообщаешь, что до сих пор все еще кандидатка в послушницы. Почему?

Анжелина стиснула зубы, пытаясь сохранить спокойствие. Ее раздражала манера отца задавать вопросы, ибо она представлялась ей намеренным искажением ее слов и поступков.

– Мать-настоятельница захотела, чтобы я еще подумала о том, действительно ли готова стать монахиней.

Отец вопросительно поднял брови.

– Выходит, что мать-настоятельница сомневается в том, что ты вполне уверена в своем призвании?

– Она не знает меня настолько хорошо, как остальных. Большинство постуланток жили в той округе и посещали монастырскую школу, где преподают сестры. Как только я стану послушницей, то приму монашеское имя и надену рясу этого ордена. Подобный шаг слишком серьезен, и просто недопустимо идти на это легкомысленно. А мать-настоятельница хочет лишь убедиться в том, что я готова к этому.

Его кивок мог означать, что он согласился с ее доводами.

– А что с этим Чарли? – как бы невзначай поинтересовался отец.

– Он останется и переночует здесь. А что он захочет делать потом – его личное дело.

Однако в голосе девушки прозвучало нечто такое, что, видимо, выдавало ее истинные чувства, так как отец, прищурившись, бросил на нее пытливый, можно сказать, тяжелый и подозрительный взгляд. Анжелина изо всех сил пыталась сохранять спокойствие. Стоило ей только показать ему свою слабость, как он тут же набросился бы на нее, как койот на раненого кролика.

– Что ж, ладно, – сказал он, вставая. – Я заплачу твоему провожатому. Пойди поищи свою мать, вымойся и переоденься. Увидимся за обедом. – Он важно вышел, даже не обернувшись.

Оставшись одна, Анжелина несколько минут посидела в гостиной. Ей бы следовало чувствовать облегчение, поскольку допрос, наконец, закончится. Еще ребенком она часто задавалась вопросом, не изучал ли ее отец методы инквизиции. Но в этот раз он почему-то отпустил ее слишком легко. Вполне возможно, он все-таки понял, что его дочь уже стала взрослой женщиной, которую нельзя запугать так же легко, как ее мать.

Анжелина успокоилась и глубоко вздохнула. Она добилась того, чего хотела. Отец заплатит Чарли, и этот короткий, пугающий и захватывающий эпизод ее жизни закончится. «Что ж, тем лучше... после такого приключения можно будет вернуться в монастырь.

Потом темными и тихими ночами я в одиночестве стану вспоминать о Чарли Колтрейне и мечтать о нем».

Чарли закончил чистить Гейба и занялся лошадью Анжелины. Он знал, что ему следовало бы пойти в дом к семейству Рейес, как просила Анжелина, но никак не мог пересилить себя.

Что-то в ее отце чувствовалось такое, что заставляло его стискивать зубы. Возможно, манера, в которой отец говорил с Анжелиной, словно она была его собственностью, а не человеком со своими чувствами и желаниями. Но возможно, это привычный для Рейеса способ смотреть на людей, как будто они для него не более чем насекомые, выползающие из-под камня. Так или иначе, но Чарли не горел желанием встретиться с ним в их гостиной.

– Могу я оторвать вас на минутку?

Чарли обернулся и встретился с хитрыми, темными глазами, пристально глядевшими на него. Мигель Рейес. В его мозгу немедленно прозвучал сигнал тревоги. «Этот человек от меня чего-то хочет. Но чего?»