Текст книги "Пожар любви"

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Прошло три недели. Три недели надежд Анжелины на то, что у нее все-таки будет ребенок г Чарли. «Если мои молитвы будут услышаны, то мне как-нибудь удастся передать ему весточку...»

Ни на минуту она не сомневалась в том, что он жив.

«Он не совершал того убийства, в котором его обвиняют, а потому и повесить его не могут, – думала она. – Когда рейнджер узнает точно, что Чарли не убивал Клэр, то и он поступит по справедливости и отпустит Чарли. Дрю Уинстон – порядочный человек, и он не взял бы денег, чтобы убить безвинного». Она в это верила. Это было единственное, что ей оставалось делать.

Вопреки упрямым утверждениям Чарли, что он для нее не слишком хорош и ей следует вернуться в монастырь, она даже не допускала мысли, что он сможет бросить своего ребенка. Если б ей только удалось вернуть Чарли, она сумела бы сделать так, чтобы он ее полюбил. Она свято верила в силу своей любви.

Когда появилось неопровержимое доказательство, что ребенка у нее не будет, Анжелина забралась в постель и проплакала весь день.

Когда ей стало плохо так же, как она выглядела, Анжелина встала, оделась и потребовала, чтобы ее выпустили из заточения. Она собиралась съездить в город и дать в Даллас телеграмму. Если она расскажет Чарли о своих неприятностях и бедах, то он приедет за ней. А она попала в настоящую беду.

Отец, услышав эту хорошую для него новость, улыбнулся и милостиво разрешил ей съездить с матерью в Чихуахуа за покупками, необходимыми перед отъездом в монастырь. Когда все шло по его плану, Мигель Рейес становился очень щедрым.

Анжелине удивительно легко удалось отделаться от своей рассеянной матери. Она оставила Терезу Рейес с магазине посреди зала с продуктами и перебежала на другую сторону улицы, в отделение телеграфа.

– Мне надо послать телеграмму в Даллас, штат Техас, – сказала она оператору.

Он кивнул, не поднимая глаз, и подал ей листок бумаги, чтобы она написала текст.

Чарли Колтрейну точка Ты немедленно нужен на ранчо Рейес точка Пожалуйста приезжай точка Анжелина

Она перечитала написанное и удовлетворенно кивнула. Неплохо. Кратко. Неопределенно. Если она хоть немного дорога Чарли, ему придется приехать. Она была уверена, что он приедет к ней. Могла за это поручиться своей жизнью.

Оператор взял бумажку и деньги.

– У-гм-м, – Анжелина покраснела, понимая как может быть воспринята ее просьба. Но она не могла без нее обойтись: – Вы можете сообщить оператору в Далласе, что адресат, возможно, находится в тюрьме.

Телеграфист равнодушно кивнул и отвернулся.

Через несколько минут он вернулся с листком бумаги, содержащим короткое сообщение.

Чарли Колтрейн осужден приговорен повешен за убийство точка

Анжелина тупо поглядела на бумажку, а потом на то, как бумажка выпала у нее из рук и медленно опустилась на пол. Написанные на ней слова продолжали кричать ей страшную новость.

– Нет! Нет! Нет!

Истерично громкие слова испугали ее, но она тут же поняла, что они неслись из ее собственного горла. Прижав руку к губам, Анжелина пыталась остановить свой пронзительный крик, но не могла.

Пока обычно безразличный, но теперь явно испуганный оператор подбегал к ней, она уже рухнула на колени. Подняв упавшую телеграмму, Анжелина успела смять ее в кулачке за мгновение до того, как весь мир вокруг нее почернел.

Чарли оставался в Далласе еще несколько дней.

Он пьянствовал с утра, допоздна играл в карты и напивался снова. Воздерживался он только от одного – ото сна, ибо каждый раз, засыпая, видел во сне Анжелину.

Ночь, которую они провели вместе перед его отъездом, запомнилась ему как самая прекрасная в его жизни. Конечно, он мог притворяться сердитым на нее за то, что она соблазнила его, – себе он объяснял это тем, что был полупьян, – но у него не было никаких оправданий тому, что они тогда же занимались любовью и во второй раз.

Когда он проснулся посреди той ночи, его голова была совершенно ясной. Все тело горело. Анжелина лежала рядом, тесно прильнув к нему спиной, а ее обнаженные ягодицы прижимались к его напряженному стержню. Он зарылся лицом в ее волосы, целуя нежную шейку. Она простонала его имя и толкнулась спиной еще теснее к нему.

Вначале он подумал, что она спит, но когда Анжелина взяла его руку и положила на свои груди, он понял, что она, как и он, проснулась. Ее аромат чистоты и состоявшейся женщины так подействовал на него, что его тело, против воли, немедленно ответило само.

Он поглаживал ложбинку между ее грудями, подхватывал их ладонью, ласкал и дразнил набухшие соски. Она со страстным вздохом прошептала его имя, и он потерял способность сдерживаться.

«Ущерб уже нанесен, – подумал он тогда, – подвел я ее. Но зато теперь, перед отъездом, я могу насладиться еще раз, чтобы потом унести с собой в могилу еще одно воспоминание о ней».

Нежно и осторожно он подвинул ее тело так, чтобы скользнуть внутрь. Ее вздох был полон наслаждения и изумления. Притянув Анжелину к себе поближе, он сам застонал, когда она сжала его собой.

Он взял ее за бедра и начал свои движения. Ее голова откинулась ему на плечо, и он бесконечно целовал изгибы ее шейки. Она притянула его голову, чтобы захватить его губы своим ртом. Ее вскрик наслаждения совпал с их поцелуем и его последним толчком. Он наполнил ее своей любовью – единственным, что мог ей предложить, – хотя она больше не услышит о нем никогда.

– Колтрейн.

Глаза Чарли моментально открылись. По-настоящему он и не спал, лишь сидел в полудреме, прислонившись головой к стойке бара. Он глянул на человека, садившегося рядом на высокий стул, и немного успокоился.

На его счастье, это был Уинстон. Если б он не был осторожным, то давно бы погиб, вот и на этот раз с трудом, но все же избежал петли. Чарли оглядел прокуренный зальчик салуна, отметив нескольких забулдыг, хитро глядевших на него из-под полей надвинутых на глаза шляп. «Нет, в такихместах все же нельзя расслабляться», – подумал он.

Обе его руки опустились к паре новеньких «кольтов», висевших на бедрах – конечно, не таких, какие он потерял, отдав их Мигелю Рейесу. Те у него оставались еще со времен войны, и он тосковал по ним, как по дорогим боевым товарищам. Револьверы, которые он купил взамен тех, были «пиисмейкеры» системы Кольта, 45-го калибра, – точно такие же, как у рейнджера. «Новейшие изобретения», – презрительно думал Чарли, но все же носил их. Револьверы работали исправно, а это для него пока что было главным.

– Уинстон, – кивнул он приятелю и дал знак бармену подать еще стакан виски. – Думал, ты уже приступил к обязанностям у рейнджеров.

– Нет, я уволился.

Чарли проглотил только что взятый виски и почувствовал, как огонь прокатился по его поврежденному горлу.

– Как это?

Уинстон пожал плечами.

– Я никогда не был настоящим полицейским. Я и к рейнджерам поступил, чтобы добраться до тебя. А теперь, когда все закончилось, я оттуда ушел.

Чарли кивнул.

– И куда теперь?

– Не знаю. Подумывал заняться перегонкой скота и отправиться в Канзас. Недавно слышал, что мои знакомые там уже обосновались.

– Жаль, что ты мне не сказал обо всем этом раньше. Когда я играл в тюрьме в покер, выиграл целый танцевальный зал. Он в каком-то городишке неподалеку от Доджа. Называется «Последний шанс». – Чарли коротко хохотнул. – Да-а... местечко с таким названьицем должно быть интересным. Мне кажется на него стоит поглядеть. Я бы с тобой туда съездил...

Уинстон резко повернулся к нему, и Чарли подумал, что бывший рейнджер хочет снова с ним поспорить, и нахмурился. Ему совсем не хотелось опять выслушивать рассуждения Уинстона о любви, жизни, браке. С минуту они упрямо смотрели друг на друга, потом Уинстон с силой стукнул стаканом по стойке и встал.

– Ты хочешь ехать в Канзас, что ж, мне это подходит. В этом году по Западному тракту погонят еще одну партию скота, – громко сказал ему вдогонку Чарли.

Уинстон прошел по залу до двери, так и не обернувшись. Чарли вздохнул, вынул из кармана уже поистрепавшуюся и поблекшую красную ленточку и поднес ее к лицу. Он почувствовал мягкость атласа и слабый запах своей жены.

– Прощай... – произнес он шепотом и убрал талисман обратно, прежде чем отправиться вслед за Дрю Уинстоном к двери и далее... на тракт.

Когда они выезжали из Далласа, Уинстон молчал. Чарли это вполне устраивало. У него не было настроения ехать с болтливым спутником до самого Канзаса. По поведению Уинстона он понял, что тот тоже был намерен разговаривать только в крайних случаях или о чем-нибудь важном.

Уинстон откашлялся, и Чарли подозрительно взглянул на него.

– Мне надо бы рассказать тебе кое-что о Мигеле Рейесе.

Услышав это имя, Чарли насторожился. Его тесть всегда приносил одни беды.

– Давай, выкладывай. Немедленно.

– Перед тем, как мы с тобой выехали с его ранчо, он предложил заплатить мне любые деньги, если я постараюсь, чтоб ты умер.

Чарли изумленно посмотрел на Уинстона и задумчиво перевел взгляд на пыльную дорогу, простиравшуюся перед ними. Его руки, державшие поводья, сжались в кулаки, и даже Гейб повел от этого напряжения головой, неодобрительно фыркнув.

– Так. Значит, ты меня вытащил из города, чтобы сообщить эту приятную новость без свидетелей? – Чарли одобрительно кивнул. – Никогда бы не сказал, что ты глуповат, Уинстон. Ну, и почем моя голова идет на рынке сегодня?

– Если для меня... то ничего не стоит. Я ему сразу и отказал. – Дрю довольно рассмеялся. – Он с ума сходил от ярости.

– Да уж наверное. Он любит такие штучки. – Тут Чарли с любопытством повернулся к Уинстону. – И зачем ты только отказался? В тот момент ты хотел, чтобы я умер, ну и взял бы за это хоть какие-то деньги.

Дрю пожал плечами, глядя на дорогу.

– За деньги я не убиваю. И кроме того, мне многое не нравится в этом человечке.

– Нам обоим.

Дрю быстро посмотрел на Чарли и снова устремил взгляд на дорогу.

– Если ты такого же мнения, то почему оставляешь с ним свою жену? Ты же знаешь, что он вечно будет заставлять ее делать то, что нужно ему, и то, что он хочет.

– Никто на заставит Анжелину делать что-нибудь против ее воли.

– Получается, что она вышла за тебя добровольно?

Чарли хмуро поглядел на Уинстона. «Наверное, этот парень за те несколько часов, что провел на ранчо, узнал про оба хождения Анжелины к алтарю», – подумал он.

– К чему ты клонишь, Уинстон? – прорычал он.

– Того, кого я по-настоящему люблю, с таким человеком, как Рейес, я бы не оставил. Рейес опасен. По крайней мере, забрал бы ее оттуда, а там уже и решал бы.

– Для себя я уже решил. Я ушел из ее жизни. И я еду с тобой в Канзас.

– Ты-то, может, и решил. А как насчет нее? Ты вот все время повторяешь, что она молода, а ты – стар и ей не подходишь. Но из того, что я видел, я понял, что она тебя любит. И ей надо, чтобы кто-то дал ей шанс самой разобраться в своих мыслях, чувствах и намерениях. А ты ведешь себя точно так, как и ее отец, который диктует ей, что хорошо для нее, а что плохо.

Чарли недовольно насупился, ему явно не нравился новый поворот в разговоре и особенно то, что его сравнили с Мигелем Рейесом.

– Я только пытаюсь сделать что-то правильное, хоть раз в своей жалкой жизни...

– А что, если ты ради справедливых целей совершаешь несправедливость?

– Перестань трепаться и говори прямо, чего ты хочешь?

– Я вот только что подумал, что вы должны дать друг другу шанс. Эта женщина никогда не станет монахиней, это не ее призвание. Я же видел, какими глазами она на тебя смотрит. Кое-кто из работников на ранчо порассказал мне, как она любит детей. И именно из-за дегей она пошла в монашеский орден, занимающийся их обучением. Она хотела быть рядом с детьми, хоть у нее могло никогда не быть собственных. В монастыре всю оставшуюся жизнь она будет несчастной. Ты хочешь для нее именно этого?

Чарли не ответил, упрямо уставясь в одну точку – где-то впереди, между подергивающимися ушами Гейба.

– А что, если она беременна? От прямого и откровенного вопроса Уинстона Чарли вздрогнул.

– Она ни разу не пыталась со мной связаться пока я был в Далласе.

– Откуда ты знаешь? В Далласе Колтрейна давно считают мертвым.

Страх ледяным холодом сковал сердце Чарли при мысли о том, что могло случиться в Мексике за время его отсутствия, и о том, что Анжелине приходится справляться со всеми неприятностями одной.

– Черт возьми, – пробормотал Чарли и, дернув поводья, остановил Гейба.

– Что ты делаешь?

– Еду в Мексику забирать свою жену. Дрю криво ухмыльнулся:

– Нужна компания?

Чарли тоже ухмыльнулся. Вопреки самому себе, он начинал по-дружески относиться к этому никудышному полицейскому-янки.

– Естественно.

Он слегка прикоснулся каблуками к бокам Гейба, и массивное белоснежное животное, присев на задних ногах, замолотило воздух передними копытами.

– Постарайся не отставать! – крикнул Чарли через плечо, когда его конь сорвался с места и начал свой бег.

Анжелина оставалась в постели еще целую неделю. Окрепнув настолько, чтобы подняться, она стала искать красную ленточку – единственный предмет, оставшийся у нее от Чарли. Не найдя этот атласный лоскуток сразу, она перерыла всю комнату, побросав на пол вещи и перебирая их снова и снова.

Найти его сувенир она нигде не могла.

В дверях появилась служанка, встревоженная странными звуками, доносившимися из ее комнаты.

– Где она? – гневно выкрикнула Анжелина.

– Что вы ищете, сеньора? – спросила девушка, в испуге отступая назад.

– Моя ленточка. Красная ленточка. Я надевала ее на прием, а теперь она исчезла. Я должна ее найти.

Анжелина и сама слышала в своем голосе истеричные ноты, и, прежде чем служанка побежала вниз сказать ее матери, чтобы та быстро шла наверх, она поняла, что переборщила. Казалось, она ничего не может с собой поделать. Ленточка была единственным, что осталось от Чарли, и она всеми силами стремилась ее найти.

Мать попыталась ее успокоить, но эта мягкая и безвольная женщина смогла только опросить прислугу. Никто не видел красной ленточки у нее в комнате.

Анжелина выгнала всех из своей спальни, заперлась и легла в постель. Она плакала до тех пор, пока не уснула. На следующий день она отказалась выходить из спальни. Врач пришел и ушел ни с чем, если не считать того, что он поговорил с ее родителями о чем-то по-испански, как и в первую неделю, когда она слегла. С ее здоровьем почти все было в порядке, по крайней мере, не было ничего такого, что требовало бы врачебного вмешательства.

Анжелина чувствовала, что ее сердце разбито. Она хотела бы свернуться клубочком и умереть. Одной. Так же, как умер Чарли. И хотя его повесили при стечении народа, он все равно умер одиноко вдали от той, что его любила и будет любить всегда.

Каждую ночь, ложась в постель, которую она делила с Чарли, Анжелина вспоминала его. Она глубоко переживала, что, проведя только одну ночь вместе, они не смогли зачать ребенка. У нее хотя бы осталась маленькая частичка Чарли. И, несмотря на то, что говорил ее отец, никто не посмел бы отнять у нее ребенка Чарли. Никто.

Отец в эти дни ей на глаза не показывался. Поскольку доктор сказал, что его дочь поправится, Мигель занялся хозяйственными и политическими делами. Заботу о дочери он поручил домашнему врачу и жене, не отходившей от единственной дочери и опекавшей ее чересчур усердно, вселяя смутные надежды, проявляя излишнее беспокойство, болтая глупости и... почти ничего не делая.

Поэтому когда через несколько недель после того, как она упала в обморок на телеграфе, отец появился на пороге ее спальни, Анжелина поняла, что он пришел сообщить ей о своем решении, как ей провести остаток жизни. Ей было все равно.

– Завтра, дочь, твои братья сопроводят тебя обратно в монастырь Корпус-Кристи.

Анжелина даже не удостоила его взглядом. Она по-прежнему лежала, глядя в потолок.

– Все мои братья? Зачем же теперь вам созывать всех своих ученичков?

– Ты поедешь в закрытой карете, а братья нужны для твоей защиты.

– От кого?

– Чтобы сгладить возможные трения после скандалов, которые ты навлекла на семью Рейесов, я был вынужден пообещать дать за тобой большое приданое.

Анжелина слишком хорошо знала своего отца, чтобы не расслышать в его словах скрытый гнев, хотя чужой человек вряд ли уловил бы в них вообще какие-либо чувства. На людях Рейес мог притворяться и делать вид, что между ними все идет хорошо, но он никогда не простит ее за доставленные ему неприятности. Сейчас ей не хватало ни душевных, ни физических сил, чтобы думать о том, как он к ней относится, а тем более задумываться о том, куда он ее отправляет.

– К чему так беспокоиться о деньгах? – спросила она. – Мне же все равно, куда я поеду. Отошлите меня туда, где никто и никогда не слышал вашего драгоценного имени.

Наконец, отец переступил порог, и Анжелина в первый раз за весь разговор подняла на него глаза. Он подошел к кровати с перекошенным и раскрасневшимся от бешенства лицом. От вида такого необычного для него состояния Анжелина не смогла удержаться от вопросительной гримасы.

– А мне не не все равно, куда ты поедешь, – резко бросил он ей в лицо. – Как это будет выглядеть, если сестры, с которыми ты связана торжественным обещанием, не примут тебя обратно? А если это произойдет, то неужели ты думаешь, что сможешь остаться в этом доме? Нет, мы не потерпим, чтобы твое посеревшее, болезненное лицо мелькало здесь и напоминало каждому, кто к нам придет, о твоей неудачной привязанности к преступнику. Да и во всем Чихуахуа теперь не найдется мужчины, который согласился бы взять тебя в жены... – Он на время замолк, чтобы нервно и прерывисто схватить глубокий глоток воздуха. – Нет, дочь, ты уедешь отсюда и вернешься в монастырь. И я надеюсь, что больше никогда не увижу тебя. Принеси клятвы и обеты, о которых ты при всех кричала на первой свадьбе, и доживай свои дни монахиней. Скандал затихнет очень быстро, если только ты своим присутствием здесь не станешь о нем напоминать. К тому же, мне подсказали, что в католической стране государственному деятелю престижно иметь дочь служащую делу церкви. В конце концов, все должно сложиться превосходным образом...

Анжелина со смешанным чувством негодования, изумления и отвращения смотрела на собственного отца. Это были ее первые сильные чувства, испытанные с того момента, как она прочитала весть о гибели Чарли.

– Как тебе будет угодно, Мигель. – Она решила, что отныне больше никогда не назовет этого человека отцом. Он всегда ее недолюбливал и смотрел на нее только с той точки зрения, что она может ему принести. – Завтра я уеду. Но сделаю это потому, что я сама так решила. Я не вижу смысла жить в твоем мирке, и в этом отношении, церковь мне ближе. Я уеду, куда глаза глядят, лишь бы тебя никогда больше не видеть.

Анжелина упрямо смотрела в холодные черные глаза отца и удивлялась тому, как ее мать смогла вынести столько лет замужества с этим мерзким эгоистом. Но он, после того, как его единственная дочь заявила, что не хочет видеть его снова, просто улыбнулся, довольный тем, что все идет по намеченному им плану.

– Так, значит, мы друг друга поняли?

– Вполне. – Анжелина подняла глаза и принялась снова рассматривать уже до отвращения знакомый потолок, пока отец не вышел из комнаты.

В эти минуты ей было совершенно безразлично, где придется провести остаток своих дней, хотя на мгновение она задумалась, как поедет обратно в монастырь. Анжелина ничуть не сомневалась, что сестры встретят ее с распростертыми объятиями, даже полагала, что они ее будут слегка баловать, чтобы хоть чем-то помочь пережить все ужасные несчастья, выпавшие на ее долю в этом грубом, окружающем их мире. Но она всегда будет не такой, как они: она познала любовь и страсть к мужчине. Ей придется страдать по нему каждую ночь. В глазах каждого ребенка, которого ей доведется учить, ей будет видеться упущенная возможность того, что могло бы состояться.

Она всем сердцем поверила словам ангела и крепко держалась своей веры и любви.

«В чем же я совершила роковую ошибку?»

Чарли и Дрю остановили коней на вершине гребня холмов, опоясывающих гасиенду Рейеса.

– Есть план? – спросил Дрю.

– Руки чешутся спуститься вниз и расквасить нос милому тестю. Потом забрать жену и удрать отсюда. Но, мне кажется, это не выход.

Дрю поморщился.

– Да, думаю, ты прав.

– Так, а что, если я поеду один и поговорю с женой. Ты пока останешься здесь, но так, чтобы тебя не было видно, и прикроешь меня в том случае, если Рейес и его ученички захотят меня подстрелить, прежде чем я что-нибудь успею сказать?

– Ученички?

– Это долгая история. Смотри за шестью парнями, помоложе, но точной копией Рейеса. Они неплохо держатся в седле и револьверы у них не игрушечные.

Дрю кивнул и отъехал назад, укрывшись вверху, за группкой деревьев.

Чарли еще спускался по склону холма к дому, когда увидел, что к нему с другой стороны приближается Рейес с двумя вооруженными работниками. Все трое держали оружие на изготовку. Вокруг не было видно ни одного сына-ученичка, только трое мужчин с револьверами. Чарли демонстративно держал руки подальше от своих «пиисмейкеров». Тесть в любую минуту может выстрелить, если только спровоцировать его малейшим движением. Так что Чарли намеревался – хотя бы вначале – быть покладистым.

Выражение искреннего удивления, появившееся в тот момент, когда Рейес узнал Чарли, быстро исчезло.

– Я слышал, что вы умерли...

– Не совсем. – Чарли не мигая смотрел на Рейеса. Он хотел добиться своего так или иначе. – Я приехал за женой.

Тонкие губы Мигеля скривились в сожалеющей и удовлетворенной улыбке.

– Ее здесь нет...

– Где же она?

– Вы думаете, что я вам скажу?

Чарли вздохнул. Обстановка требовала тактичного поведения, хотя в этот момент ему как раз не доставало готовности к этому. Наверное, на переговоры с Рейесом следовало бы послать Уинстона, а самому остаться за холмом. Но ему так хотелось поскорее увидеть Анжелину, что некогда было думать.

– Она – моя жена и я хочу забрать ее с собой. Вы не имеете права ее удерживать и не сможете этому воспрепятствовать.

– Почему? Смогу. Я знаю, где она находится, а вы – нет. К тому же у меня наготове револьвер. Так что убирайтесь с моего ранчо. – Чтобы подкрепить сказанное, Мигель взвел курок. То же сделали и его подручные.

Чарли попытался изменить тактику. Он понизил голос и начал заговорщическим тоном:

– Вам она всегда была безразлична. Я знаю, что наша свадьба оказалась для вас только помехой. Обещаю, что увезу ее и здесь никто о нас двоих никогда больше не услышит. И вам больше не придется иметь из-за нас неприятности.

– Вы правы. Вы принесли мне одни неприятности. А Анжелина, – что ж, – она всю жизнь только и делала, что создавала мне всякие трудности. Признаюсь, я рад тому, что она уехала. Но я, наконец-то, устроил все так, как хотел. И не позволю вам снова помешать моим планам. Можете обрыскать здесь все, но тут вы ее не найдете.

Чарли собрался спорить и дальше, но Рейес нажал на курок, и под ногами Гейба взметнулся фонтанчик пыли, а сам Гейб попятился. Чарли успокоил коня ласковыми словами и поглаживанием по холке. Когда он поднял глаза на Рейеса, тот со своими работниками уже скакал прочь.

– Мерзавец, – пробормотал Чарли и обернулся, чтобы дать знать Уинстону, что с ним все в порядке. Уинстон вышел из-за дерева и помахал в ответ, показывая, что понял.

Чарли глянул на окно спальни Анжелины: «Может быть, несмотря на уверения Рейеса, она все же там?»Он сомневался в том, что Рейес пустит его в свои владения. И все же не мог уехать, так и не удостоверившись в том, что его жену силой не держат где-нибудь взаперти.

Чарли шагом направил Гейба к дому и спешился. Одного взгляда вслед Рейесу с его помощниками было достаточно, чтобы убедиться – они почти исчезли в клубах пыли, поднятой копытами лошадей.

Продолжая глядеть на удалявшегося Рейеса, Чарли ступил на первую ступеньку веранды и замер, так как входная дверь начала медленно отворяться перед ним. Он увидел, что на веранду вышла Tepеза Рейес.

Она улыбалась, хотя в глазах еще виднелся испуг. Чарли заставил себя улыбнуться так, чтобы не испугать ее еще больше. Но ему это не удалось. Она так же медленно отступила назад и прижала к горлу дрожащие пальцы.

– Не бойтесь меня, – сказал Чарли почти нежно. Но при первых же звуках его скрипучего голоса она все-таки вздрогнула. – Я только хотел спросить, где Анжелина. Вы можете мне сказать?

Тереза оглядела пустой двор.

– Он уехал, – подсказал ей Чарли. – Уехал на запад с двумя помощниками. Он никогда не узнает того, что вы мне скажете. Клянусь.

Задумавшись и немного поколебавшись, она кивнула.

– Он отправил ее обратно в монастырь Корпус-Кристи. Вчера. Все мальчики уехали с ней, хорошо вооруженные.

– Зачем? – Чарли нахмурился. – Он же думал, что я умер. От кого они намерены ее защищать?

– От любого. От всех. Он же отправил в монастырь большую сумму денег, чтобы сестры приняли ее обратно. Они охраняют деньги, а не ее...

– Невероятно, но я так и подумал. – Чарли повернулся и вскочил в седло.

Тереза пошла было за ним, но на верхней ступеньке задержалась и тяжело опустилась на нее, словно испуганная птица, готовая взлететь.

– Мистер Колтрейн? – окликнула она его. – Передайте ей, я хочу, чтобы она была счастлива. Это все, чего я всегда хотела... Сама я никогда не могла ее защитить. А вы сможете. Вы сделаете так, чтобы она была счастлива, ведь правда?

– Мэм, я приложу все свои силы.

Она улыбнулась: – Я так и думала. Будьте осторожны, ладно? Мои сыновья бывают опасны.

– Я тоже. – Чарли приложил пальцы к шляпе, прощаясь со своей тещей, и слегка поклонился, готовясь развернуть Гейба в сторону вздымавшихся невдалеке холмов.

Дрю встретил его на вершине.

– Извини, что я позволил Рейесу выстрелить. Но поскольку он в тебя не попал, я решил до поры не вмешиваться. К тому же не хотелось затевать маленькую войну, когда ты на нейтральной полосе.

Чарли кивнул.

– Мерзавец старался припугнуть меня.

– Так где же она?

– На пути в монастырь Корпус-Кристи.

Дрю кивнул.

– На сколько они нас опережают?

– На день.

– Нет проблем. Будем скакать всю ночь и к полудню их настигнем.

– Тебе не стоит в это ввязываться, Уинстон. Рейес отправил с нею всех своих шестерых сыновей-ученичков. Они везут с собой много денег и много оружия. Может быть опасно.

Дрю пожал плечами.

– Жить вообще опасно. А мне сейчас как раз нечего делать. К тому же страшно хочется проучить сеньора Рейеса.

Чарли ухмыльнулся:

– Мой тесть трудно сходится с людьми.

– Особенно с такими, как я. Итак, что должны сделать двое, чтобы забрать одну женщину из рук шестерых вооруженных охранников-мужчин?

– Почему это я должен разрабатывать план?

– Ты – беглый преступник. А я – бывший полицейский. Когда дело доходит до похищение тебе и карты в руки. Вот когда тебе понадобится совет, как поймать негодяя или спасти женщину, тогда ты попросишь меня.

– Вполне справедливо. – Чарли криво улыбнулся. Уинстон начинал ему нравиться. Чувство юмора этого парня доставляло ему удовольствие.

– Итак, каким же будет план действий?

– Я расскажу тебе потом, – ответил Чарли и пустил Гейба в галоп. – Когда сам придумаю, – пробормотал он себе под нос.

Несмотря на то, что Анжелина ехала в семейном экипаже Рейесов, она покрылась толстым слоем дорожной пыли. Сама она предпочла бы ехать верхом, но Мигель строго-настрого наказал сыновьям, чтобы те держали ее в карете, подальше от чужих глаз. Поскольку случившееся с ней нервное расстройство серьезно ослабило ее, Анжелина особенно не удосуживалась спорить с братьями. Напротив, она плотно задернула на окнах тяжелые занавески, сравнительно успешно скрывавшие от глаз грязно-пыльный ландшафт северной части Мексики.

Анжелине, сидевшей на жестком и тряском сиденье, то и дело приходилось менять положение, при этом каждый раз больно толкаясь коленками в большой ковровый мешок на полу. Словно рассерженный ребенок, она пнула его ногой, и он завалился набок поперек небольшого пространства между сиденьями. Мешок наполняли ее нехитрые девичьи пожитки и объемистый пакет – значительная взятка монастырю наличными деньгами. Экипаж дернулся, накренился и замедлил ход. Анжжелина настороженно выпрямилась. «Для остановкина ночлег еще слишком рано. Тогда почему мы так тихо едем?»– подумала она и, протянув руку, отодвинула тяжелую занавеску и выглянула.

Люк и Джон ехали как раз напротив ее окна. Оба они всматривались в даль, глядя на что-то, чего она видеть не могла.

– В чем дело? – крикнула она им.

Люк взглянул на нее и пожал плечами. Анжелина поморщилась. Ее братцы цедили скупые слова, словно скряги, складывающие золото в столбики. Иногда она сомневалась в том, что они вообще могут говорить, пользуясь нормальными словами, а не только им одним понятными междометиями.

Экипаж дернулся и остановился. Ее качнуло в сторону двери и она чуть не упала на пол. Бормоча слова, которые еще несколько месяцев назад вообще не рискнула бы употреблять, Анжелина поднялась. Одернув серое платье, она ногой отворила дверь и вышла на жаркий и пыльный воздух. Люк, Джон, Тимоти и Питер – все верхом – окружали экипаж, а Мэтью и Марк сидели на козлах. Все шестеро вглядывались в даль прямо возле дороги.

Анжелина прищурилась от яркого солнца. Примерно на расстоянии мили впереди них в небо поднимался столб черного дыма.

– Что это? – спросила она. Все шестеро пожали плечами. Никто не проронил ни слова. – Индейцы?

Шесть голов дернулись, давая отрицательный ответ.

– Разве не надо посмотреть, нет ли там раненых?

Пять пар глаз повернулись к Мэтью, старшему, которому и надлежало принимать решение.

Не отвечая, он револьвером сделал Анжелине знак убраться обратно в карету. Как только он уселась, экипаж медленно тронулся. Из окна она могла видеть, как остальные братья – с приготовленным к стрельбе оружием – приближались к месту пожара, а их черные, глядевшие с подозрением глаза судорожно подергивались.

Через несколько минут экипаж остановился снова.

– Оставайся здесь, – прошипел в окно Люк, когда Анжелина двинулась, чтобы опять выйти наружу. Но поскольку он проехал вперед, она проигнорировала его приказ и вышла.

Черный дым поднимался над остатками какого-то горящего предмета. Два тела валялись на земле рядом с костром. Лошадей поблизости видно не было.

– Ограбление и убийство, – проговорил Мэтью, убирая револьвер в кобуру. Остальные последовали его примеру. – Принесите лопату, ребята, мы их похороним.

Анжелина наклонила голову, сосредоточенно пытаясь приглядеться к лежащим телам – что-то в них показалось ей знакомым. Она недоверчиво покачала головой. «Мне померещилось. Наверное, от тоски и страдания разыгралось воображение», – подумала она и решила, что ей самой, еще до того, как братья примутся за похороны, следует убедиться в том, что эти люди действительно умерли, а не тяжело ранены.