Текст книги "Судьбе вопреки"

– Как можно это объяснить, – начала она, – человеку, не знавшему ее раньше, какой она была? Она была как… как канатоходец под куполом цирка. Видели бы вы ее! Днем работала в реанимации, а вечером своей музыкой сводила с ума слушателей. Она была очень талантливой. Это может прозвучать странно, если вы не специалист, но она могла ввести в вену больного иглу для вливания раствора, а тот даже не чувствовал этого. Она могла успокоить самых маленьких детей, заставить их улыбаться в то время, как хирург их зашивал. Она любила всех, кому помогала, а они любили ее.

Патрик слушал. Он представил себе улыбку Марисы и понял, что верит каждому слову Сэм.

– Она помогла организовать Дом горизонта прямо по соседству с госпиталем. Это организация для медицинской помощи женщинам и детям из бедных семей. Для людей, которые не могут позволить себе такой уровень помощи, в котором нуждаются. – Сэм опустила голову и долго смотрела вниз, будто изучая свои туфли. Когда она вновь подняла глаза, они блестели. – Я так ею гордилась!

– Так вот почему вы сейчас занимаетесь такой работой, – понял он.

– Кто-то же должен это делать… – Она не закончила фразу.

– Потому что Мариса этого не делает? – спросил он

Она издала что-то среднее между коротким смешком и фырканьем.

– Мариса, – повторила она. – Это прозвище всегда нас смешило. Его дал ей Боно в маленьком кафе в Париже, где мы познакомились с ним и напились все втроем.

– Но теперь она пользуется им не поэтому, – сказал Патрик.

Правильно, – согласилась она. – Теперь она скрывается под этим именем. Хотите знать, что самое смешное во всем этом? Многое, из того что делает Дом горизонта, связано с помощью женщинам, подвергшимся насилию. И моя сестра знала, как это обычно бывает, и все равно это случилось с ней самой.

– Именно поэтому вы не можете ее простить? – спросил Патрик. Вопрос прозвучал грубо даже для его ушей, и Сэм посмотрела на него так, будто он дал ей пощечину.

– Вы ничего не знаете, – ответила она. – Вы не знаете ни меня, ни мою сестру, не знаете, какими мы были раньше.

Она сильно покраснела, а глаза наполнились слезами.

– Тогда расскажите мне, – попросил Патрик. – Пожалуйста!

– Мы были так близки, – начала Сэм, а ее щеки все еще пылали. – Мы рассказывали друг другу все-все. Если она была мне нужна, она тут же приезжала. Когда Пол – ее первый муж – умер, я взяла месяц отпуска, чтобы оставаться с ней и Грейси. Я была им нужна, а они были нужны мне. Я любила Пола как брата! – Она сдержала рыдание, отвернувшись в сторону.

Патрик сидел не шевелясь, наблюдая, как она встала, подошла к стене с фотографиями и, сняв одну, дала ему. На ней была изображена Мариса в свадебном платье, рядом Сэм и Пол – высокий блондин, полный жизни и веселья. Потом Сэм протянула ему другое фото, на котором были сестры с маленьким ребенком.

– Моя племянница, – сказала Сэм, вытирая слезы. – Я любила ее как свою дочь. Я ее крестная мать, и никто не относился к этим обязанностям серьезнее меня.

– Уверен, что это так, – согласно кивнул Патрик, видя, как она внимательно смотрит на снимок.

– После того как Пол умер, моя сестра очень страдала. Она буквально сошла с ума. Я знаю это, потому что была с ней тогда. Она совершенно не могла сдерживать эмоции! Вот почему мне пришлось оставаться с ней целый месяц. У нее был этот советник по инвестициям…

– Эдвард Хантер, – подсказал Патрик. Сэм бросила на него быстрый взгляд:

– Мы звали его Тед. Вы знаете его?

– Да. Я был полицейским детективом, а он подозреваемым в одном из дел, которые я вел.

– Тогда мне нет нужды рассказывать вам про него.

– Точно.

– Он был… был потребителем. Я сдерживала себя и не говорила ей, что на самом деле думаю о нем, – она выглядела такой счастливой. Он оказался там – в нужное время, в нужном месте. Сестра рассказывала, что он помогает ей собирать в целое осколки ее жизни. А на самом деле она разбилась еще на миллион кусочков.

– Она не хотела вас слушать?

– Она бы даже не стала со мной разговаривать! Патрик увидел, как в ее глазах блеснула злость, когда она вновь посмотрела на фото сестры и племянницы.

– Он забрал ее у меня, – продолжала она. – Сначала она перестала мне звонить. Затем стала избегать моих звонков. Обычно мне звонила Грейс и рассказывала, что ее мама лежит в постели и плачет. Я просила соединить меня с ней, но Патти не брала трубку. Когда же я наконец уговорила ее, она заявила, что все хорошо, она в полном порядке, Тед прекрасный человек и они все очень счастливы. Меня чуть не стошнило!

– Вы, наверное, действительно очень переживали.

– Переживала и расстраивалась. Еще очень злилась. Я даже подумывала отправиться туда и забрать у них Грейс. В конце концов я ее крестная мать.

– Может быть, это была не такая уж плохая мысль.

– Через некоторое время моя сестра вообще не захотела, чтобы я с ней общалась. Она занималась тем, что защищала Теда. Просто кошмар.

– Уверен, для нее это тоже было ужасно, – сказал Патрик.

Сэм посмотрела на него долгим и жестким взглядом:

– Она сама сделала свой выбор.

– И это говорите вы? – спросил он

– Что вы хотите сказать?

– Вы, сестра милосердия Международной организации здравоохранения, – напомнил он, – которая заботится о благополучии женщин. А кто же позаботится о вашей сестре?

– Той сестры, которую я знала и обожала, больше нет. Она больше не существует.

– Откуда вы знаете? – спросил Патрик. – Вы уже давно не виделись с ней.

– У меня нет сил ее видеть, – произнесла Сэм. – Слишком тяжело видеть женщину, которая боится собственной тени и которая учит дочь бояться своей.

– Это последствия эмоциональной травмы, – разъяснил Патрик. – Именно поэтому им нужно, чтобы рядом с ними были их любимые, которые могут помочь им выздороветь. Я слышал, что музыка – очень хороший способ докричаться до другого.

Сэм покачала головой. Патрик узнал это упрямство, которое уже видел у другой сестры.

– Музыкальный фестиваль в Кейп-Хок будет потрясающим событием. Там идет отчаянное соревнование, и ваша сестра хочет в нем участвовать. Думаете, так бы вела себя женщина, которая боится собственной тени?

– Я не поеду, – категорически сказала Сэм.

Патрик глубоко вздохнул. Он видел, что она утвердилась в своем мнении, и понимал, что лучше не спорить. Встав и бросив последний взгляд на фото ее сестры, он вновь посмотрел на Сэм.

– У вас есть магнитофон? – спросил он.

– Зачем он вам?

Он достал кассету из кармана и протянул ее Сэм. Она нажала кнопку, и комната вдруг наполнилась музыкой и пением «Падших ангелов»:

Можно уехать далеко,

Далеко от родного дома,

Далеко от родных гор,

Далеко от морской пены на берегу.

Но из всех прекрасных мест, что я видел,

Ни одно не сравнится

С утесами Дууниина.

Патрик видел, как у нее из глаз брызнули слезы, и почувствовал, что его собственные глаза тоже увлажнились. Интересно, помнила ли она тот вечер, когда они вместе с сестрой пели эти слова? Он знал, что она слышит гармонию в их голосах, он видел, как она посмотрела сначала на фото, а потом на свою скрипку.

Откашлявшись, он протянул ей свою визитку.

– На тот случай, если вы передумаете, – сказал он. – Я еду туда через несколько дней.

– Спасибо, – ответила она, беря его визитку и кладя ее на стол. Но она даже не посмотрела на нее.

Патрик хотел попросить ее вернуть ему кассету, но потом подумал, что она ей сейчас нужна больше, чем ему. Они попрощались, и, когда Патрик спускался по ступенькам крыльца, ему казалось, что он чувствовал ее взгляд у себя на затылке. А позади него звучала музыка, заполняя собой ночь, и Патрик все еще слышал ее, даже когда уже далеко отъехал от дома Сэм.

Глава 12

Вернувшись домой в тот вечер, Лили пошла искупаться. Соленая вода обмывала ее, охлаждая кожу и успокаивая душу. В бухте она чувствовала себя ближе к Лайаму и Роуз. Она качалась на небольших волнах, представляя, что они идут с востока, из Атлантики, и наверняка проходят мимо Род-Айленда.

Небольшие рыбки толкались в ее ноги, но она даже не поморщилась. Может, они были частью феномена «Призрачных холмов». Может, они были предвестниками появления Нэнни. Лили закрыла глаза и подумала, что если бы она только смогла увидеть любимого кита Роуз, то все было бы в порядке. Ей нужно что-то такое же волшебное, как Нэнни, чтобы поверить, что все будет хорошо.

Она вышла на берег, вытерлась полотенцем, поднялась к дому и села на ступеньках веранды. Она знала, что Эдвард вернется – это только вопрос времени. Но, взглянув через деревянную решетку для цветов, она увидела Бей и Тару, спускающихся по ступенькам через розовый сад. Они были одеты в шорты и кроссовки, а в руках держали теннисные ракетки.

– Время проверить твой удар слева, – крикнула ей Тара. – У тебя осталась ракетка?

– Уже почти стемнело, – ответила Лили.

– Одно из самых больших изменений, произошедших в Хаббардз-Пойнт за годы твоего отсутствия, – сказала Бей, – это появление освещения на теннисном корте.

– Ну пойдем! – воскликнула Тара. – Никаких отговорок не принимаем. Давай поиграем!

Лили посмотрела на море. Она чувствовала себя разбитой сегодня, продежурив у постели Мэйв, которая так и не проснулась. Она очень скучала по дочери. И еще каждой клеточкой своего тела она скучала по Лайаму, своей единственной настоящей любви. Она просто не способна была сегодня снова куда-то идти.

– Не могу, – сказала она.

– Лили, если в состоянии Мэйв наступит изменение, – не отставала Тара, – тебе позвонят из больницы на мобильный телефон. И Лайам позвонит, если ты будешь нужна Роуз.

Если ты будешь нужна Роуз… Лили знала, что она нужна Роуз постоянно, так же как Роуз нужна ей. И вообще, что она делает вдали от своих любимых?

– Мы недолго, – уговаривала Бей. – Всего полчасика.

– Только погоняем тебя немножко, чтобы ты хорошо спала, – вторила ей Тара, потянув Лили за руку.

– Хорошо, – медленно ответила Лили. – Дайте только переодеться и найти ракетку.

И скоро три подруги спешили по дороге, держа в руках теннисные ракетки. Уже сильно стемнело, и соленый воздух в Хаббардз-Пойнт наполнился ароматами роз, жимолости и сосен. Дул легкий освежающий ветерок, в котором чувствовалась нелетняя прохлада, напоминая им, что август почти на исходе и скоро наступит сентябрь. Через ветви деревьев над головой проглядывали звезды, а в домах стали зажигаться огни.

С каждым шагом Лили чувствовала себя бодрее. Идя по дорожкам Хаббардз-Пойнт, она вновь ощущала себя ребенком. Рядом с ней были ее лучшие подруги. Ее бабушка любила ее и будет беречь ее всю жизнь. Ничего плохого случиться не может.

Когда они пришли на корты, там уже никого не было. Все корты были заасфальтированы. Поскольку корты были построены на дальнем конце автостоянки у песчаного пляжа, то их постоянно затопляло. Покрытие трескалось, и служащим приходилось все время их ремонтировать. Тара подошла к деревянному ящику, установленному на высоком столбе. Открыв дверцу, она щелкнула выключателем. Загорелись лампы, заливая корты ярким светом.

– Да будет свет! – шутливо произнесла она.

– Не могу поверить, что администрация пляжа раскошелилась на освещение, – сказала Лили. – Как все изменилось с тех пор, как мы играли в темноте. Мы даже мяча не видели, но нам было так весело, что мы не могли остановиться.

– Но многое осталось прежним, – сказала Бей, дружески ее обнимая. – Нам по-прежнему весело.

Лили сделала вид, что ей нужно завязать шнурки. Она не хотела, чтобы Бей видела ее лицо, которое вовсе не выражало веселья.

– Будем играть втроем? – спросила Тара. – Мы с тобой против Бей?

– Конечно, – ответила Лили. – Как хотите.

– Именно этого я и хочу, – сказала Тара, тоже обнимая Лили и отдавая ей мяч.

Лили отбежала к задней линии. Свет отбрасывал длинные тени на серое покрытие корта. Разметку на нем недавно обновили, и линии ярко блестели. С другой стороны сетки Бей разминалась, играя мячом на ракетке. Где-то вдалеке за болотом раздался хриплый крик ушастой совы.

– Готовы? – спросила Бей. – Тогда держите!

– Выбей из себя все плохое, – посоветовала Тара. – Пусть мяч возьмет все на себя.

Бей подала, мяч отскочил от асфальта, Лили взмахнула ракеткой и отбила его обратно. Бей снова ударила. Теперь была очередь Тары. Удар – мяч вернулся на половину Бей. Сердце Лили учащенно колотилось. Она слегка согнула колени, готовая принять мяч.

Она бросила теннис больше девяти лет назад, еще до рождения Роуз. Сколько раз она с подругами играла на этом самом корте, колотя по мячу до тех пор, пока руки не уставали так, что она не могла ими пошевелить? Тогда Лили очень нравилась эта игра. Почти каждый год она принимала участие в турнирах, проводимых в День труда. Она играла в старших классах школы и занимала третье место среди одиночных игроков своей школы.

Удар, удар…

Как-то она обсуждала с одним нью-йоркским издателем выпуск своего собственного журнала, посвященного вышиванию, и тогда планировала посвятить один номер теннису, как способу свести вместе женщин – читательниц, спортсменок и поклонниц вышивания. Он должен был выйти весной – в апреле или мае. Она уже представляла себе ракетку и желтый мяч на обложке. В этом номере хотела поместить интервью с лучшими теннисистками. И еще статью о подругах, выросших, играя вместе в теннис.

Удар…

Лили стояла на задней линии. Мяч попал к ней, и она ударила его изо всех сил. Он снова вернулся, и она ударила его еще сильнее. Бей послала мяч чуть ли не в коридор, но Лили взяла его, ударив слева. Он пронесся над сеткой, как пуля. Она сжала зубы, снова и снова ударяя по мячу. Бей послала «свечу», она ее отбила. Мяч вернулся, и Лили послала его в дальний угол. Бей ответила тем же, и Лили далеко выставила ракетку.

К этому времени Тара ушла с корта. Теперь он полностью принадлежал Лили. Она «гасила» все мячи, какие могла. Она чувствовала силу в своей руке, и эта сила перетекла в ракетку. «Выбей из себя все плохое», – сказала Тара, и именно это сейчас происходило с Лили.

Она выбивала из себя все зло, что причинил ей Эдвард, возвращая себе все, что он у нее забрал. Каждый удар был за Роуз и Мэйв. За Лайама. За каждую мечту, которая у нее когда-либо была. За жизнь, которая все еще бурлила в ее теле, несмотря на то что Эдвард сделал все, чтобы раздавить ее. Лили думала о своем журнале, который так никогда и не вышел, о годах, когда она скучала по своим подругам, которых не было рядом, о том, что Лайам и Роуз были сейчас далеко от нее.

– Не сдавайся, Лили! – услышала она голос Тары.

Ударяя по мячу, Лили чувствовала, как из глубины души поднимаются рыдания. Ночь была тихой, слышны были только крики сов, звук скачущего по корту мяча, удары ракеток да громкое дыхание, вырывавшееся из груди Лили, когда она пробивала себе дорогу назад в прошлое, пытаясь вновь стать той девушкой из Хаббардз-Пойнт, которая раньше видела в жизни только хорошее.

По дороге домой из Балтимора Патрик сильно переживал по поводу случившегося. Он не выполнил свою миссию. С каждой милей он чувствовал себя все более подавленным, понимая, что должен позвонить Марисе. По крайней мере сказать ей, что с Сэм все в порядке, что она дома, но сделать это было очень трудно. Добравшись до съезда с шоссе, он поехал по прибрежной дороге. Захватив Флору из мастерской Анжело, он направился в Хаббардз-Пойнт, решив сначала, как и обещал Лайаму, навестить Лили. Ему хотелось оттянуть тот момент, когда придется сообщать неутешительную новость Марисе.

Но когда он добрался до дома Мэйв и постучал в дверь, там никого не оказалось. Машина Мэйв стояла у дома, в кухне горел свет, но самой Лили не было. Сердце Патрика глухо забилось – она уже однажды исчезла из этого дома. Он подумал об отпечатке пальца, найденном на водонагревателе, и обошел дом, чтобы попасть в подвал.

Дом Мэйв очень походил на корабль. Он стоял прямо на выступе скалы, выходящей в пролив Лонг-Айленд. Хотя на небе сияли звезды, а на востоке уже начала подниматься почти полная луна, было темно. Идя через розовый сад на заднем дворе, выходившем в сторону моря, он вдруг заметил совершенно невероятную вещь. Внимательнее поглядев на темную воду, он вновь увидел, как там мелькнуло что-то белое.

Это что-то поднялось из глубины и теперь возвышалось над поверхностью. В лунном свете оно выглядело блестящим и твердым, как огромный отполированный ствол дерева, который долго носило по волнам. Но когда Патрик подался вперед, то увидел, что у этого предмета были глаза. Огромные, влажные темные глаза, которые, мигая, смотрели прямо на него.

– Черт возьми! – воскликнул Патрик, отскакивая назад.

Флора зарычала. Спрыгнув на берег, она стала бегать взад-вперед чуть выше луж, оставшихся после отлива. Морское существо даже не пошевелилось. Не обращая внимания на собаку, оно просто отдыхало на поверхности воды в двадцати метрах от берега, глядя прямо на Патрика.

Флора залаяла. Потом уперлась в песок передними лапами, указывая на левиафана, и начала подвывать. Патрик был рыбаком; он частенько выводил «Вероятную причину» на лов полосатых окуней. Однажды он даже поймал на крючок голубую рыбу, которая потянула почти на двадцать килограммов. Но по сравнению с этим чудовищем все, что когда-либо ловил Патрик, казалось мелочью. В длину оно, должно быть, метра четыре. А поскольку он не раз посещал Аквариум и побывал в Новой Шотландии, то понял, что перед ним – кит-белуха.

Родина китов-белух – Кейп-Хок. Когда он там был месяц назад, впервые встретив Лили и Роуз, он слышал всю историю о Нэнни. Они считали, что она приплыла в Бостон, когда Роуз делали операцию на сердце. А может, это тот самый кит, теперь уже в водах Хаббардз-Пойнт? Может, это часть той океанографической аномалии, о которой говорил Лайам?

Откуда бы ни приплыл кит, казалось, он не торопился покидать это место. Сердце Патрика колотилось, как барабан, да так быстро, что он едва мог дышать. Флора, кажется, наоборот, успокоилась и примирилась с существованием этого монстра. Она лежала на берегу и тяжело дышала, высунув язык. Кит поднялся на поверхность, глядя прямо на Патрика.

Пока Патрик следил за китом, он почувствовал, как его сердце начало успокаиваться. Он ощутил, как какая-то легкость и свобода заполняют все его тело. Было что-то поразительно прекрасное в этом огромном животном; его глаза казались почти человеческими, будто за ними глубоко внутри находилась настоящая душа. Оно давало ему ощущение спокойствия.

И вдруг Патрик понял, что он должен сделать. Почти не думая, он достал мобильный телефон, набрал номер, который раньше редко набирал, но каким-то образом сразу запомнил.

– Алло? – отозвался женский голос.

– Мариса, – позвал он, – это Патрик.

– Привет, Патрик! – сказала она.

– Мне нужно было тебе позвонить, Мариса. Я сегодня кое-куда ездил.

– Правда? И куда же ты ездил? – спросила она.

– В Балтимор.

– Ох! – воскликнула она взволнованно. – Мы там раньше жили с Сэм. Она туда скоро вернется, если только не приедет сюда, на фестиваль.

– Мариса, я ездил повидаться с Сэм, – сообщил он.

– Но она же в Перу, – отозвалась она озадаченно.

Патрик посмотрел на кита. Его темные ласковые глаза глядели на него из морских волн. Он хотел как-то смягчить то, что ему придется говорить. Он держал телефон обеими руками, будто держал Марису за руку.

– Она дома, – сказал он.

Мариса ничего не отвечала несколько долгих мгновений.

– Не может быть… – наконец произнесла она.

– Мне очень жаль, – ответил он. – Он вернулась домой на прошлой неделе.

– Почему же она мне не позвонила? – прошептала Мариса.

По ее голосу Патрик понял, что она шокирована. Он представил себе лицо Сэм, волнение в ее глазах, когда она говорила о том, как изменилась ее сестра. Он не смог заставить себя рассказать об этом Марисе, не мог выносить даже мысли о том, что она будет так уязвлена.

– Мне кажется, она была очень занята все это время, – проговорил он. – Поездка и…

– А как же Грейси? – спросила Мариса, впервые называя Патрику первое имя своей дочери. – То есть Джессика…

– Она сообщила мне, что она ее крестная мать.

– Она единственный человек, кому я бы смогла доверить свою дочь, – тихо, потерянно прошептала Мариса.

– Я уверен, что она любит ее, – сказал Патрик. – Любит вас обеих.

– Она сама это сказала?

– Ей и не нужно было этого делать, – ответил он. – Ее дом полон вами. Повсюду ваши фотографии, твои медные подсвечники и хрустальная сова.

– Я думала… – начала Мариса, а потом опять надолго замолчала. – Я думала, она все выбросила, думала, она хочет забыть обо мне и Джесс.

– Как она может забыть тебя? – спросил Патрик, жалея, что не может обнять ее сейчас. – Никто не смог бы забыть тебя, Мариса.

Он подождал несколько секунд, слушая, как до нее доходит смысл его слов. Знает ли она, как много он думает о ней? Он хотел сказать ей, что мечтает слушать ее пение дни и ночи напролет, что она ему снится… и что он так хотел привезти к ней Сэм.

– Это было очень мило с твоей стороны, что ты попробовал… тебе не обязательно было это делать – ездить в Балтимор, чтобы проведать ее, – сказала она. – Это для меня очень многое значит. Даже если…

– Не теряй надежды, – посоветовал Патрик. – Дай ей возможность все обдумать. Она же рыжая, не забывай! А мы, рыжие, упрямы, как черти.

Она рассмеялась, и он почувствовал, как и на его губах появилась улыбка, самая счастливая улыбка за последнее время.

– Как ты думаешь, на кого я сейчас смотрю? – спросил он.

– Понятия не имею.

– На белого кита, – сообщил он. – Прямо тут, у берега Коннектикута. Буквально в двадцати метрах от места, где я стою.

– Это Нэнни? – спросила Мариса взволнованным голосом.

– Думаю, да, – ответил Патрик. – Но почему она здесь?

– Ну, может, из-за Роуз.

– Из-за Роуз… – повторил Патрик.

Он смотрел на кита, а тот смотрел на него. Это было самое необычное ощущение, будто кит на самом деле знал его. Глаза Нэнни моргали в переливчатом свете луны. Они были темными и очень выразительными, словно кит знал что-то такое, чего не знал Патрик.

– Да-а, – протянула Мариса. – А как это еще можно объяснить?

– Интересно, что бы сказал Лайам по этому поводу? – произнес Патрик. – Он, кажется, думает, что здесь в районе происходит что-то таинственное в области океанографии.

– Ну, здесь я с ним полностью согласна. Любовь всегда таинственна.

– Любовь? – спросил Патрик, чувствуя, как вновь учащенно забилось его сердце.

– А почему бы не любовь? Киты – млекопитающие. Они знакомятся и ощущают привязанность в точности так же, как и мы.

Патрик не мог вымолвить ни слова, слушая ее нежный голос.

– Я медсестра, – сказала она. – Я изучала анатомию. Между нами много общего с физиологической точки зрения. А может быть, и с эмоциональной?

Патрик нахмурился. За годы работы в полиции он повидал всякие взаимоотношения между людьми. Он побывал на многих местах преступлений, где мужья убивали своих жен, жены – мужей, родители – детей. Он насмотрелся на всевозможные переплетения боли и зла, известные человечеству. После развода он чувствовал горечь и с тех пор боялся поверить в любовь. Однако когда он разговаривал с Марисой, его душа странным образом наполнялась чувством покоя и умиротворения.

– Ты мне не веришь, – проговорила она.

– Я хочу… – начал он и замолчал.

– Она все еще там? – спросила Мариса.

– Нэнни? Да, – ответил он, вглядываясь в темную воду. И точно, кит был все там же, отдыхал на поверхности. Волны и наступающий прилив иногда разворачивали кита, и он делал круг, чтобы опять смотреть на Патрика. Восходящая луна набросила вокруг Нэнни серебристую сеть, но она была свободна, без оков, и просто плыла по волнам.

– Патрик? – позвала Мариса через несколько секунд.

– Я здесь, – отозвался он, все еще глядя на воду. Ветер принес легкие облака, закрыв яркую луну прозрачным покрывалом. Он испугался, что не сможет больше видеть белуху, но животное по-прежнему было недалеко.

– Спасибо тебе за сегодняшний день, – сказала Мариса. – За то, что ездил навестить Сэм.

– Не за что!

– Я просто хочу…

– Что?

Я просто хочу, чтобы вы оба приехали сюда, – неуверенно произнесла она. – Ты и Сэм. На фестиваль. – И быстро, словно больше не могла говорить, попрощалась и повесила трубку.

Патрик сидел на ступеньках веранды, пытаясь перевести дух. Она сказала, что хочет, чтобы он приехал… и Сэм. Но и он тоже! Он опустил голову и уставился на свой телефон. Он не хотел, чтобы разговор кончался, не был готов к тому, что она положит трубку.

Патрик глубоко вздохнул, мобильным телефоном сделал снимок Нэнни и отослал его Марисе. Он надеялся, что она захочет увидеть кита, это напомнит ей, что на свете могут происходить чудесные, невероятные вещи.

Потом он встал и направился к плетеному креслу-качалке Мэйв и, усевшись в него, стал наблюдать за китом, плывущим по серебряной лунной дорожке. В ушах у него до сих пор звучал голос Марисы, и его же он чувствовал в своем сильно бьющемся сердце. Он подумал о Лайаме, который был слишком далеко отсюда. Разговор с Мари-сой прояснил для него некоторые вещи, поэтому он послал фото кита и Лайаму, вместе с короткой запиской. Как раз тогда он услышал, как кит громко выдохнул, и увидел, как тот, выгнув блестящую спину, исчез в черной морской воде.

Патрик откинулся в кресле, пытаясь понять, что же все-таки произошло.