Текст книги "Шпионка Гарриет"

ГЛАВА ПЯТАЯ

Вечером за ужином все было как обычно, то есть мистер и миссис Велш то и дело перекидывались замечаниями о всяких пустяках, а Гарриет наблюдала за их разговором, как будто это был теннисный матч. Неожиданно Гарриет вскочила и заорала:

– Будь я проклята, если пойду в школу танцев!

– Гарриет! – пришла в ужас миссис Велш. – Как ты смеешь произносить такие слова за столом?

– И в любом другом месте, – добавил мистер Велш.

– Хорошо, РАЗРАЗИ МЕНЯ ГРОМ, если я пойду в школу танцев, – Гарриет стояла и продолжала кричать. Она решила закатить истерику. Она приберегала истерики на самый крайний случай, но даже в разгар истерики где-то в глубине души уже знала, о своем проигрыше. Однако никто не скажет, что она сдается без борьбы.

– Где ты научилась таким словам? – высоко подняла брови миссис Велш.

– Это даже и не слова, они ничего не значат, – сказал мистер Велш. Оба с любопытством смотрели на Гарриет, как на развлекательную передачу по телевидению.

– Не буду, не буду, не буду, – орала девочка. Никто не откликался – тут был какой-то подвох.

– Будешь, дорогая, – спокойно ответила миссис Велш. – Там совсем не так плохо. Просто ты не знакома с этим.

– Я ненавидел танцы, – мистер Велш снова принялся за еду.

– Я знакома, – Гарриет устала стоять и орать. Ей хотелось сесть, но садиться было нельзя. Это походило бы на то, что она сдается. – Я однажды ходила с Эллин, когда у нее ночевала. Там нужно надевать парадное платье, а все мальчишки такие коротышки, и ты чувствуешь себя сущим гиппопотамом, – выпалила она залпом, а слово «гиппопотам» даже прокричала. Мистер Велш рассмеялся:

– Должен признать, весьма верное определение.

– Дорогая, ты растешь, и мальчики тоже растут.

– Я просто не хочу, – каким-то образом Гарриет чувствовала, что теряет почву под ногами.

– Там совсем не так плохо, – повторила миссис Велш и вернулась к своей тарелке.

Это уже было слишком. Ничего не получалось. Они глубоко погрязли в своем самодовольстве. Гарриет набрала в легкие побольше воздуха и снова, как можно громче, заорала:

– Будь я проклята, если пойду туда!

– Хорошо, уже достаточно, – встала миссис Велш. Она была ужасно сердита. – Пойди прополощи рот мылом. Мисс Голли, мисс Голли, можно вас на минутку? – Ответа не последовало, и миссис Велш позвонила в колокольчик, стоящий на столе. Появилась кухарка.

Гарриет окаменела от ужаса. Мылом!

– Позовите сюда мисс Голли, – когда кухарка вышла, мать брезгливо взглянула на Гарриет. – Иди в свою комнату. Мисс Голли скоро к тебе поднимется.

– Но…

– В комнату, – твердо повторила миссис Велш, указывая на дверь.

Чувствуя себя последней идиоткой, Гарриет вышла из столовой. Она поколебалась секунду, не остаться ли внизу и не попытаться ли подслушать под дверью, но это казалось слишком опасным.

Она пошла в свою комнату и стала ждать. Оле-Голли появилась через несколько минут.

– Ну, что там такое со школой танцев? – дружелюбно начала она.

– Я туда не пойду, – кротко проговорила Гарриет. Кричать на Оле-Голли глупо – это она всегда чувствовала. С Оле-Голли у нее никогда не возникало, как с родителями, ощущения, что ее просто не слушают.

– А почему? – с интересом спросила Оле-Голли.

Гарриет на минутку задумалась. Все, пришедшее на ум, было не так уж важно. Дело в том, что мысль о школе танцев почему-то задевала ее чувство собственного достоинства. В конце концов она, торжествуя, выразила свою мысль:

– Шпионы не ходят в школу танцев.

– Совсем наоборот, – возразила Оле-Голли.

– Конечно, не ходят, – грубо ответила девочка.

– Гарриет, – Оле-Голли набрала в легкие побольше воздуха и села, – ты когда-нибудь задумывалась о том, как шпионы учатся?

– Да, они учатся языкам и партизанской войне и всему-всему о стране, если их схватят, они будут знать названия всех старых футбольных команд и все такое прочее.

– Это мальчики, Гарриет. Ты не подумала хорошенько.

Больше всего на свете Гарриет ненавидела, когда Оле-Голли говорила, что она не подумала хорошенько. Хуже мыла во рту.

– О чем ты говоришь? – тихо спросила она.

– Как насчет девочек? Чему они учатся?

– Тому же самому.

– Тому же самому и кое-чему другому. Помнишь телефильм о шпионке, которую звали Мата Хари[9]9
  Мата Хари (1876-1917) – шпионка, двойной агент, работавшая на Францию и на Германию во время Первой мировой войны.


[Закрыть]?

– Да…

– Ну, подумай. Где она шпионила? Там не было никакой партизанской войны, правда? Она ходила на приемы, да? Помнишь ту сцену с генералом – или кто он там был? Она ведь танцевала с ним, помнишь? Как же ты собираешься быть шпионкой, если не умеешь танцевать?

«Должен же быть на это какой-то ответ», – молча размышляла Гарриет, но ничего не могла придумать. Она только громко сказала:

– Гм-гм. – И тут ей пришло в голову: – Мне придется надевать эти дурацкие платья? Я что, не смогу носить шпионскую одежду? В ней куда удобней учиться танцевать. Мы, когда учимся танцевать в школе, надеваем гимнастические костюмы.

– Конечно, нет. Можешь ты себе представить, чтобы Мата Хари танцевала на балу в гимнастическом костюме? Прежде всего, если ты носишь шпионскую одежду, всякий догадается, что ты шпионка, и чего ты добьешься? Нет, ты должна одеваться, как все остальные, тогда у тебя все получится и никто ни о чем не догадается.

– Да, это правда, – Гарриет была ужасно несчастна. Она и впрямь не могла представить себе Мату Хари в гимнастическом костюме.

– Теперь, – Оле-Голли встала, – ты бы лучше спустилась вниз и сказала родителям, что передумала.

– Как мне сказать? – смутилась Гарриет.

– Просто скажи – передумала.

Гарриет решительно встала и промаршировала вниз в столовую. Родители пили кофе. Она встала в дверях и громко провозгласила:

– Я передумала.

Оба недоуменно уставились на нее. Она повернулась и вышла из комнаты. Больше говорить было не о чем. Поднимаясь по ступенькам, она услышала, как отец произнес:

– Ну и дела, мисс Голли просто волшебница. Что бы мы без нее делали?

Гарриет не знала, как сказать Джени о своем поражении, но твердо решила это сделать. Во время завтрака Спорти и Джени сидели и смеялись над новым изданием школьной газеты. У каждого класса средней школы и у старшеклассниц там была своя страница. Ученики младших классов считались еще настолько глупыми, что им своей страницы не полагалось.

– Посмотри, ну просто смешно, – Джени показала на статью Мэрион Хоторн о валяющихся повсюду фантиках от конфет.

– Она это написала, потому что мисс Уайт говорила о фантиках на общем собрании в первый день, – фыркнула Гарриет.

– А о чем еще? У нее не хватит сообразительности придумать свое, – Спорти откусил кусок сваренного вкрутую яйца. Спорти сам готовил свой завтрак и чаще всего ограничивался яйцами.

– Глупо и скучно, – отозвалась Гарриет. – Вот послушайте: "Мы не должны бросать обертки от конфет на землю. Их надо класть в мусорные корзинки, которые приготовлены для этой цели ". Хоть бы придумала чего-нибудь новенькое. Мы это слышим практически каждый день.

– Я бы ее саму положила в мусорную корзинку, – злорадно произнесла Джени.

– Мой отец говорит, что нужно сразу же зацепить внимание читателя, а потом удержать его, – сказал Спорти.

– Ну, она его уже потеряла, – вставила Гарриет.

– Ты должна писать, Гарриет, ты же писатель, – предложил Спорти.

– Я этого делать не стану, даже если бы они мне приплатили. Пусть сами пишут для своей дурацкой газеты, – нахмурилась Гарриет, дожевывая бутерброд.

– Их всех надо взорвать, – сказала Джени.

Они жевали в молчании.

– Джени… – последовала такая пауза, что двое других удивленно взглянули на Гарриет. – Похоже, они меня достали, – грустно проговорила она.

– Бутерброд отравлен? – вскочила Джени.

У Спорти кусок яйца выпал изо рта.

– Нет, – быстро сказала Гарриет. Самое трудное было позади. Она добавила угрюмо: – Я имею в виду школу танцев.

Джени села и так посмотрела на Гарриет, как будто та сказала что-то ужасно невежливое.

– Школа танцев? – расхохотался Спорти, подбирая крошки с колен.

– Да, – грустно кивнула Гарриет.

– Как же я рад, мой отец слыхом не слыхивал о таком, – Спорти продолжал хихикать.

– Похоже, – грустно продолжила Гарриет, – я должна это сделать, если хочу быть шпионкой.

– Кто когда слышал о танцующих шпионках? – Джени так рассердилась, что даже не смотрела на подругу.

– Мата Хари, – тихо сказала Гарриет, но поскольку Джени не повернулась, добавила погромче. – Ничего не поделаешь, Джени.

Джени взглянула на нее.

– Я знаю, – сказала она грустно, – я тоже иду.

Теперь все было в порядке, и счастливая Гарриет принялась за второй бутерброд с помидором.

После школы, вернувшись домой, чтобы пополдничать молоком с печеньем, Гарриет вспомнила, что сегодня четверг и, значит, вечером Оле-Голли выходная. Пока она бежала вниз на кухню, ее осенила интересная мысль, и она остановилась, как вкопанная. Если у Оле-Голли есть друг, а Оле-Голли сегодня вечером выходная, может быть, она пойдет встречаться со своим другом. И… если она пойдет встречаться с другом, то Гарриет может проследить за ней и взглянуть на него. Потрясающая идея. Придется быть особенно осторожной и необычайно искусной, чтобы узнать, когда, где и с кем Оле-Голли проводит вечер. Если Оле-Голли отправится куда-нибудь в ночной клуб, как ее родители, тогда Гарриет не удастся за ней проследить. Это никак невозможно, придется подождать, пока она станет, как Мата Хари.

Но ЕСЛИ, например, друг Оле-Голли зайдет за ней, ТОГДА Гарриет по крайней мере сумеет на него посмотреть. Грохоча каблуками по лестнице, Гарриет продолжала обдумывать свой план. Оле-Голли пила чай. Гарриет уселась за стол, кухарка поставила перед ней печенье и молоко.

– Ну, – ласково произнесла Оле-Голли.

– Ну? – отозвалась Гарриет. Она теперь по-новому смотрела на Оле-Голли. Как Оле-Голли относится к своему другу? Так же, как Гарриет к Спорти?

– Ну, если дождь не польет, будет продолжительная засуха, – тихо сказала Оле-Голли и улыбнулась в чашку.

Гарриет с любопытством взглянула на нее. Как хорошо, что Оле-Голли никогда не задает дурацких вопросов типа «Как сегодня было в школе?», «Как у тебя с арифметикой?» или «Собираешься пойти погулять?» На подобные вопросы нельзя было ответить, и Гарриет казалось, что Оле-Голли была единственным взрослым человеком, который это знал.

– Куда ты идешь сегодня вечером? – внезапно спросила Гарриет. Она не могла придумать, как бы узнать по-хитрому, чтобы Оле-Голли не догадалась. Иногда спросить напрямую лучше всего.

– Ну, это в сущности не твое дело, – отозвалась Оле-Голли, – но я тебе отвечу. Я собираюсь встретиться кое с кем и ухожу в пять часов, а когда вернусь, ты должна уже крепко спать.

«Я бы не была в этом так уверена», – подумала про себя Гарриет и спросила:

– Родители тоже уходят вечером?

– Да, ты со мной остаешься, – проворчала кухарка.

Такие вечера Гарриет не любила. Кухарка не хотела ничем заниматься, только читала свой журнал, а потом шла спать. Гарриет ненавидела тишину в доме, пустоту, которая обнимала ее, как только дверь за родителями захлопывалась, после их веселого напоследок «Будь хорошей девочкой и ложись вовремя». Она не возражала, если они уходили в те вечера, когда Оле-Голли была дома, потому что они вдвоем играли в шашки или вместе смотрели телевизор.

– А как там погода? – неожиданно спросила Оле-Голли.

– Неплохая, – отозвалась кухарка. «Ага, – подумала Гарриет, – похоже, она собирается встретиться с кем-то на улице». Девочка встала из-за стола.

– Ну, – сказала Оле-Голли, – я тебя только завтра увижу?

– Почему?

– Ты ведь собираешься пойти погулять?

– Нет.

– Нет? – недоуменно переспросила Оле-Голли.

– Нет, – с оттенком торжества в голосе ответила Гарриет, – я собираюсь побыть у себя в комнате.

– Ну, тогда я тебя увижу перед тем, как уйду. Я ухожу около пяти, – Оле-Голли налила себе еще одну чашку чая. Гарриет вышла из комнаты. Пять часов. Наверно, стоит около пяти затаиться где-нибудь, откуда видна входная дверь. Это очень интересно. Добравшись до своей комнаты, она записала в блокнот:

КУДА ЛЮДИ ХОДЯТ В ПЯТЬ ЧАСОВ? ЧАЙ ОНА УЖЕ ПИЛА. НЕ ПОЙДЕТ ЖЕ ОНА СНОВА ПИТЬ ЧАЙ. КИНО? ОЛЕ-ГОЛЛИ НЕ ЛЮБИТ КИНО. ОНА ГОВОРИТ, КИНО ОТРАВЛЯЕТ МОЗГИ. ЦИРК СЕЙЧАС В ГОРОДЕ, ЕСЛИ БЫ Я С КЕМ-НИБУДЬ ВСТРЕЧАЛАСЬ, Я БЫ ПРЕДЛОЖИЛА ПОЙТИ В ЦИРК. Я ЛЮБЛЮ ВСЯКИХ УРОДЦЕВ. МОЖНО ПЕРЕЙТИ ЧЕРЕЗ ДОРОГУ, И СПРЯТАТЬСЯ ЗА ДЕРЕВОМ В ПАРКЕ, И ОТТУДА СЛЕДИТЬ ЗА ВХОДНОЙ ДВЕРЬЮ.

Без четверти пять она прокралась мимо комнаты Оле-Голли. Гарриет слышала, как Оле-Голли одевается и насвистывает. Похоже, она в хорошем настроении, если свистит.

Девочка нашла подходящее дерево и затаилась. Она ждала и ждала, каждые две минуты поглядывая на часы. Полицейский прошел мимо и поглядел на нее. Она постаралась принять самый обыкновенный вид, будто просто на минутку прислонилась к дереву. Такси проезжали мимо. Женщина припарковала машину. Разносчик прикатил на велосипеде, у которого сзади был большой ящик, и остановился перед домом. Она посмотрела, не Малыш ли это Джо Карри, но разносчик оказался гораздо старше и носил маленькие черные усики. Он подошел к двери. Внезапно Гарриет осенило. Может быть, он и есть друг Оле-Голли? Девочка следила за тем, как он нажимает на звонок. Должно быть, это он. Миссис Велш все покупала у Дей Санти, а на его куртке было название другого магазина. Тут дверь открылась, и вышла Оле-Голли. Так и есть, это ее друг. Гарриет внимательно оглядела его с головы до ног, пока они, смеясь и болтая, стояли на пороге дома.

Он был довольно полный, но крепко сбитый и приятный на вид. Голова круглая. Зубы очень белые. Усики ровно подстриженные. Кожа довольно смуглая, черты лица приятные и какие-то веселые. На нем, естественно, была куртка разносчика, но при этом он был одет в красивые серые фланелевые брюки, а коричневые ботинки были так начищены, что просто сверкали.

Он взял Оле-Голли под руку, они вместе спустились с крыльца, болтая, смеясь и не спуская друг с друга глаз.

Пока они спускались, друг Оле-Голли, казалось, смущенно улыбаясь, за что-то извинялся. Потом он мгновенно снял куртку разносчика, достал из ящика серый фланелевый пиджак и надел его. На нем был яркий синий галстук, и все вместе произвело на Гарриет самое благоприятное впечатление. Они с Оле-Голли улыбнулись друг другу и направились к парку, оставив велосипед около дома.

Гарриет совсем скрючилась, чтобы спрятаться, и из-за куста наблюдала, как эти двое вошли в парк. Они, несомненно, собирались погулять у реки. Они выбрали тропинку неподалеку от Гарриет, и она просто подождала, пока они отойдут подальше, а затем побежала параллельно тропинке вслед за ними. Таким образом, если они шли по тропинке, а она пробиралась по кустам, ее совершенно нельзя было заметить за густой листвой, а она при этом могла слышать все, что говорилось.

– Мистер Вальденштейн, – Оле-Голли говорила ужасно правильно, тщательно выговаривая каждое слово, – заметили ли вы, как аккуратно пострижена трава?

– Да, мисс Голли. Этот парк очень хорошо содержится. Куда лучше, чем парк на площади Вашингтона, где вся эта молодежь лежит на траве. От них ужасная грязища остается, – голос у мистера Вальденштейна был очень приятный, хотя в нем слышалась какая-то хрипотца.

– Да, я всегда нахожу удовольствие в подобной прогулке вдоль реки. Особенно я люблю наблюдать за буксирами, – Оле-Голли была совсем не такая, как обычно, даже голос казался куда выше, будто она немножко взлетала над землей.

– Прогулка вдоль реки в компании такой приятной молодой особы, как вы, мисс Голли, всегда удовольствие, – с этими словами мистер Вальденштейн слегка наклонился в ее сторону.

Гарриет в ужасе наблюдала, как Оле-Голли от подбородка до корней волос залилась багровой краской. «Ну и ну, – подумала девочка, – ну и дела!»

– Что вы, мистер Вальденштейн, – только и могла вымолвить Оле-Голли и тут же постаралась сменить тему разговора. – Посмотрите-ка на этот пароход. Разве он не велик для Ист-Ривер[10]10
  Ист-Ривер – пролив, отделяющий Манхеттен и Бронкс от Бруклина и Квинса.


[Закрыть]?

– Не имел в виду вас обидеть, мисс Голли, – обеспокоено произнес мистер Вальденштейн, – просто хотел сказать, что мне очень приятно проводить четверги в вашей компании.

Алая краска снова залила лицо Оле-Голли, сделав ее страшно похожей на краснокожего индейца с ястребиным носом.

«Вождь краснокожих Голли, – подумала Гарриет, – что с тобой происходит?»

Действительно, с Оле-Голли что-то происходило. Она сегодня была совсем не похожа на себя. Всегда такая строгая, сильная, все держащая под контролем, она, казалось, готова была в обморок упасть. Гарриет задумалась об этом, наблюдая, как они сворачивают на широкую аллею над рекой. Теперь невозможно было следовать за ними незаметно, поэтому девочка решила оставаться за кустами и наблюдать, пока они не повернут обратно. Она по-прежнему могла их видеть, но ей ничего не было слышно. Она остановилась, чтобы записать в блокнот:

ЖИЗНЬ – ЭТО ВЕЛИКАЯ ТАЙНА. НЕУЖЕЛИ ВСЕ СТАНОВЯТСЯ СОВСЕМ ДРУГИМИ, КОГДА ОНИ С ДРУГИМИ ЛЮДЬМИ? ОЛЕ-ГОЛЛИ НИКОГДА ТАК СЕБЯ НЕ ВЕЛА. НЕУЖЕЛИ ЛЮДИ ТАК СЕБЯ ВЕДУТ, КОГДА СОБИРАЮТСЯ ЗАМУЖ? КАК ЖЕ ОНА МОЖЕТ ВЫЙТИ ЗАМУЖ? ЧТО ТОГДА, МИСТЕР ВАЛЬДЕНШТЕЙН ТОЖЕ БУДЕТ ЖИТЬ С НАМИ? ЕСЛИ ХОТЯТ, ПУСТЬ ПОМЕСТЯТ РЕБЕНОЧКА В МОЕЙ КОМНАТЕ. Я НЕ ВОЗРАЖАЮ. ДА, Я НЕ ПРОТИВ, ЕСЛИ ЭТО ТОЛЬКО НЕ ТАКОЙ РЕБЕНОК, КОТОРЫЙ ПОВСЮДУ СУЕТ СВОЙ НОС И НОРОВИТ ЧИТАТЬ МОИ ЗАПИСИ. ТОГДА Я ЕГО ПОБЬЮ.

Мистер Вальденштейн и Оле-Голли были так далеко, что казались на расстоянии маленькими фигурками. Гарриет закрыла блокнот и побежала через парк, вверх и вниз по холмикам, до тех пор, пока чуть ли не вплотную приблизилась к прогуливающейся парочке. Тут они свернули с широкой аллеи на небольшую тропинку, прямо у особняка мэра города. Гарриет по-прежнему кралась вслед за ними. Теперь она снова могла слышать каждое слово.

– Не доставит ли вам удовольствие сходить со мной сегодня в кино, мисс Голли?

– Конечно, просто замечательная идея.

Гарриет так и раскрыла рот от удивления. Оле-Голли никогда не ходила в кино, а сейчас она улыбалась, как будто пойти в кино – самое большое для нее удовольствие. Ну и ну! Гарриет снова схватилась за блокнот.

ЕСЛИ ЕЙ ТАК НРАВИТСЯ КИНО, ПОЧЕМУ БЫ ЕЙ НЕ СВОДИТЬ МЕНЯ НА КАКУЮ-НИБУДЬ КАРТИНУ?

– А что сейчас интересного идет? – голос Оле-Голли становился все выше и выше, все тоньше и тоньше.

– Мне кажется, какой-то хороший фильм идет в кинотеатре на Восемьдесят Шестой улице, такой, как вы любите. Но если не захотите пойти на этот, там поблизости еще три кинотеатра, будет из чего выбрать. Думаю, мы могли бы сначала поужинать в ресторане «Бахус», если не возражаете. А если не в этом, то поблизости много других ресторанов, – мистер Вальденштейн проговорил все это весьма нежным тоном, все время поглядывая на Оле-Голли, чтобы проверить, как ей нравятся его планы.

– О, это все просто прекрасно. Что за чудесный вечер!

НУ, ЭТО УЖЕ СЛИШКОМ. Я ТОЧНО ЗНАЮ, ЧТО ОЛЕ-ГОЛЛИ ТЕРПЕТЬ НЕ МОЖЕТ НЕМЕЦКОЙ ЕДЫ. ОНА МНЕ ОДНАЖДЫ СКАЗАЛА, ЧТО ЕСЛИ ЕЩЕ РАЗ УВИДИТ ВЕНСКИЕ СОСИСКИ НА ТАРЕЛКЕ, ЕЕ СРАЗУ СТОШНИТ. ЭТО КОГДА У НАС БЫЛА НЕМЕЦКАЯ КУХАРКА, ДО ТОГО, КАК ПОЯВИЛАСЬ ТЕПЕРЕШНЯЯ. СПОРИМ, КОГДА ОЛЕ-ГОЛЛИ ВЕРНЕТСЯ ДОМОЙ, ОНА БУДЕТ ВМЕСТЕ СО МНОЙ СМЕЯТЬСЯ НАД УЖАСНЫМ ВЕЧЕРОМ С ГЛУПЫМ И ТОЛСТЫМ КОРОТЫШКОЙ.

Тут они снова вышли на Ист-Эндский проспект, и Гарриет больше не могла подслушивать. Она притаилась за деревом и наблюдала, как они направились к дому. Дальше было невероятно смешно. Мистер Вальденштейн взял велосипед, Гарриет решила, что он еще не закончил доставку. Но не тут-то было, она застыла от ужаса, наблюдая, как Оле-Голли весьма уверенно и весело вспрыгнула на ящик, укрепленный на велосипеде. И пока мистер Вальденштейн, слегка пыхтя, катил вниз по склону, она, прямо держа спину, сидела там, полная достоинства. Гарриет с открытым ртом наблюдала за ними, пока они не скрылись за углом Восемьдесят Шестой улицы. Она была так изумлена, что села прямо на землю и записала:

НУ-НУ, Я БЫ ТАКОГО НИКОГДА НЕ СДЕЛАЛА. Я ВСЕ ВИДЕЛА. СПОРИМ, ОЛЕ-ГОЛЛИ ДО СМЕРТИ СМУЩЕНА. ОНА И ВПРЯМЬ БУДЕТ ГРОМКО СМЕЯТЬСЯ, КОГДА ВЕРНЕТСЯ ВЕЧЕРОМ ДОМОЙ.

Гарриет повернула к дому. Она немножко поделала уроки, немножко почитала, а затем стала сама с собой играть в Город. Когда родители пришли, она немножко посидела с ними, затем поднялась наверх побыть с мамой, пока та переодевается, чтобы идти на ужин. Гарриет было смертельно скучно. Ей казалось, что голова у нее устала и как будто ватная. Пытаясь развеселиться, она начала задавать матери вопросы.

– А как ты встретилась с папой?

– На пароходе, плывущем в Европу, – сражаясь с волосами, ответила миссис Велш.

– Это я ЗНАЮ.

– Ну, что еще ты хочешь услышать?

– Я имею в виду, как ты с ним познакомилась. Как это было?

– О чем ты говоришь? Ты хочешь знать, как именно мы познакомились? Я выходила из столовой и столкнулась с ним. Был ужасный шторм, и его вырвало.

– Вырвало прямо на тебя?

– Ну, не то чтобы прямо на меня. Просто немножко на ноги попало, – засмеялась миссис Велш. – Не слишком было приятно. Он страшно покраснел, долго-долго извинялся, а потом ушел. Он просто застыл от ужаса, когда увидел меня в следующий раз.

– А что, все всегда краснеют, когда встретят кого-то, на ком собираются жениться?

– Ну нет, дорогая, сомневаюсь. Понимаешь, его вырвало, поэтому он и покраснел.

– Я понимаю, но я имею в виду…

– Что?

– Не знаю, – угрюмо начала Гарриет. Она не могла придумать, как задать вопрос. – Я имею в виду… а что ты при этом чувствовала?

– Когда его на меня вырвало? Не очень-то было приятно, – похоже, миссис Велш не слишком прислушивалась к разговору.

– НЕТ, – прямо завопила Гарриет, – я имею в виду, что ты чувствовала, когда встретила человека, за которого собралась замуж?

– Ну, дорогая, я же ведь не знала этого заранее… ну, я имею в виду…

– Ну… ну, а когда ты уже знаешь?

Миссис Велш медленно повернулась и посмотрела на дочь. Ее глаза потеплели, она улыбнулась и с любопытством посмотрела на Гарриет.

– А ты уже планируешь?

– Что?

– Замужество.

– Я? – возмутилась Гарриет. Взрослые становятся все глупее и глупее год от года. – Мне только одиннадцать.

– Я просто спросила, – слегка растерянно проговорила мама. – Ты так волнуешься.

– Я вовсе не волнуюсь, – вертясь на месте, ответила Гарриет. «А что же я тогда задаю все эти вопросы? – подумала она. – Мне просто любопытно». – Я интересуюсь, как это бывает, – слегка надулась она.

– Ну, – миссис Велш перестала краситься и оценивающе взглянула на свое отражение в зеркале, – я думаю, это у всех по-разному. Я чувствовала… я чувствовала… твой отец – самый красивый человек на свете. И то, что его вырвало, меня насмешило, а не разозлило, как случилось бы, будь это любой другой человек. На следующей вечер, когда он не появился в столовой, я решила, будто ему совсем плохо, и стала носиться с мыслью узнать, что случилось. – Тут она очень по-деловому вернулась к подкрашиванию глаз. – Я совершенно не имею понятия, какие могут быть у кого-то еще чувства.

«Мама вообще не слишком часто думает о других людях», – заметила про себя Гарриет, а вслух весело заявила:

– Если бы Спорти на меня вырвало, я бы ему зубы повыбивала.

– Ну нет, не стала бы.

– А вот и стала.

– Ну нет, ты не стала бы, – расхохоталась миссис Велш и, повернувшись, принялась щекотать дочь. Гарриет захихикала и свалилась со стула. Миссис Велш встала и пошла к шкафу. Надевая платье через голову, она произнесла сквозь материю:

– Нам еще долго ждать, пока ты начнешь думать о таких вещах, как замужество, – тут ее голова вынырнула из ворота платья. – Ну, это и хорошо, – добавила она, оправляя подол.

– Я, может, вообще замуж не выйду, – лежа на полу и широко раскинув руки и ноги, мечтательно произнесла Гарриет. – Может, я поеду в Европу, чтобы там встречаться с разными генералами.

– Что-что? – рассеянно переспросила мама.

– А, ничего.

В дверях появился мистер Велш.

– Ты еще не готова, – раздраженно начал он, вставляя запонки в манжеты.

Гарриет посмотрела на отца, одетого во фрак. Он красивый? «Никогда не видела, чтобы его вырвало, – подумала она, – не знаю, как он при этом выглядит, но может, все выглядят одинаково». Она однажды видела, как Джени вырвало, когда они пошли смотреть фильм про гориллу и Джени съела четыре шоколадки и три пакетика воздушной кукурузы. Это было ужасно.

– Почему бы тебе не спуститься и не вывести машину, дорогой? Я уже практически готова, – миссис Велш носилась по комнате в поисках нужных вещей.

Мистер Велш весьма неодобрительно хмыкнул и раздраженно ответил: «Хорошо», потом обернулся к дочери и произнес положенные слова:

– Спокойной ночи, Гарриет. Ложись вовремя. Будь хорошей девочкой. Не устраивай никаких проблем мисс Голли.

– Ее сегодня нет, – Гарриет села.

– Нет, дорогой, сегодня она с кухаркой, это четверг. Иди, выведи машину.

– ХОРОШО, – громовым голосом произнес мистер Велш и выскочил из комнаты.

– Ну, – сказала Гарриет. Она уже чувствовала, как наступающая в доме тишина обволакивает уши.

Она елозила ногами, вычерчивая на ковре какие-то узоры, пока мама не кончила собираться и не прошла мимо нее к двери, оставляя после себя аромат духов. Она спустилась вслед за матерью вниз и заставила себя перетерпеть поцелуй у входной двери.

– Будь хорошей девочкой…

– Знаю, знаю, никому не создавай проблем, иди в постель вовремя и не читай под одеялом, – противным голосом закончила Гарриет.

Миссис Велш рассмеялась, снова поцеловала дочь и ущипнула ее за щеку.

– Хорошо, дорогая, желаю приятно провести время, – с этими словами она выплыла за дверь.

«Это что-то новенькое», – подумала Гарриет. Она захватила книгу и спустилась на кухню, где кухарка читала журнал.

– Ну и дела, – Гарриет уселась за стол.

– Хочешь ужинать? – пробормотала кухарка.

– ДА! – изо всех сил заорала девочка. Молчание в доме было оглушающим.

Гарриет пыталась не заснуть, дожидаясь Оле-Голли, но не смогла.

На следующий день, после школы, она, прежде чем идти на кухню, зашла в комнату к няне. Гарриет так разбирало любопытство, что она даже была готова нарушить привычный распорядок дня. Она как бы невзначай встала в дверях, отрезая Оле-Голли путь к чашке чая.

– Что такое? Как ты быстро справилась с печеньем! – улыбнулась та.

– Нет, я еще не начинала. Ты хорошо провела время? – Гарриет попыталась произнести вопрос как можно равнодушнее.

– Что? А, вчера? Просто замечательно, – еще шире расплылась в улыбке Оле-Голли.

– ДА? – изумилась Гарриет.

– Конечно, а почему бы и нет? Я посмотрела великолепный фильм, а перед тем прекрасно поужинала… – Оле-Голли направилась вниз.

– А что ты ела? – перегнулась через перила девочка.

– Какие-то такие венские сосиски, которых раньше никогда не пробовала, очень вкусные, с картошкой. Просто замечательный был вечер, – с этими слова Оле-Голли исчезла внизу.

Гарриет постояла минуту, напряженно думая. Потом медленно пошла в свою комнату. Ей было необходимо немедленно сделать несколько записей в блокнот.

В ЭТОЙ ШТУКЕ, КОТОРАЯ НАЗЫВАЕТСЯ «ЛЮБОВЬ», ЧТО-ТО ЕСТЬ. ПРИДЕТСЯ ОБ ЭТОМ ХОРОШЕНЬКО ПОДУМАТЬ, НО НЕПОНЯТНО, ДО ЧЕГО Я ДОДУМАЮСЬ. МОЖЕТ, ОНИ ВСЕ ПРАВЫ, ГОВОРЯ, ЧТО ТУТ ЕСТЬ ТО, ЧЕГО Я ВСЕ РАВНО НЕ ПОЙМУ, ПОКА НЕ СТАНУ СТАРШЕ. НО ЕСЛИ ПРИ ЭТОМ НУЖНО ЛЮБИТЬ ВЕНСКИЕ СОСИСКИ, НЕ УВЕРЕНА, ЧТО МНЕ ЭТО ПОНРАВИТСЯ.

Она захлопнула блокнот и побежала вниз.

Вечером, когда они с Оле-Голли смотрели кино по телевизору и одновременно играли в шашки, Гарриет заявила, думая о Гаррисоне Витерсе:

– Когда люди все время одни, мне их жалко.

– «И думы одинокий час блаженством наполняет нас», – спокойно произнесла Оле-Голли.

– Кто это?

– Вордсворт, «Одиноким облаком брожу».

– Ну а ты?

– Что я?

– Тебе их жалко?

– «Как сладко, как мимолетно сладко одиночество».

– А это?

– Уильям Купер, «Отдохновение».

– Оле-Голли, – повысила голос Гарриет, – ты пытаешься мне что-то сказать?

– Да.

– Тогда объясни.

– «Одиночество – страж посредственности и суровый друг гениальности».

– ЧТО ЭТО? – Гарриет уже почти кричала.

– Эмерсон, «Нравственная философия».

– ОЛЕ-ГОЛЛИ, – Гарриет встала. Она действительно страшно рассердилась. – Так тебе жалко или не жалко тех людей, которые одиноки?

– Нет, – ответила та, вопросительно глядя на девочку, – нет, мне не жалко.

– А мне жалко, – сказала Гарриет и снова села, а няня продекламировала:

Всего превыше: верен будь себе.

Тогда, как утро следует за ночью,

Последует за этим верность всем.[11]11
  У. Шекспир. «Гамлет», пер. Б. Пастернака.


[Закрыть]

«Иногда мне хочется, чтобы она просто заткнулась», – подумала девочка.