Текст книги "Шалако"

Лора ушла, а Ирина долго всматривалась в звезды над горами. Генерал барон фон Хальштат, несомненно, сильный и храбрый человек, интересный мужчина во всех смыслах, но кое-что ее в нем настораживало. Временами, правда, не так часто, чтобы вынести окончательный суд, он выказывал полное пренебрежение к чувствам окружающих, в том числе и ее.

Барон умел быть безжалостным. Таким же был и Шалако, неожиданно занявший так много места в их мыслях одним своим появлением. Шалако безжалостен, она поняла это тотчас, но его безжалостность направлена на врагов, а не на близких.

Одиночка, живущий и разъезжающий сам по себе, он все же далек от эгоизма. То, что он покинул их и уехал в пустыню, с его точки зрения просто проявление здравого смысла.

Их не приглашали в этот край, начиналось все как своего рода шалость, кровь горячило предвкушение охоты на бизонов, но внезапно приключение обернулось опасным недомыслием.

Когда она приняла приглашение барона на охоту в прериях и горах, путешествие представлялось поразительно волнующим. Многие европейцы приезжали на Запад поохотиться на равнинах. Охотники рассуждали об охоте на бизонов в Америке так же, как об охоте на львов в Африке или на тигров в Индии.

Возможность опасности со стороны враждебных племен прибавляла идее лишь особую прелесть, угроза казалась весьма отдаленной. Одно дело говорить о враждебных индейцах в фешенебельных ресторанах Нью-Йорка и Саратоги, совсем другое – встретиться с ними лицом к лицу посреди пустыни.

То, что вызывало приятное волнение в разговоре у Дельмонико в Нью-Йорке, здесь наводило ужас, и хладнокровие фон Хальштата не успокаивало.

Факт оставался фактом: Пит Уэллс мертв и частично по ее вине.

Частично это их общая вина, заключающаяся в том, что они пришли сюда. Сколько еще людей умрет прежде, чем их путешествие закончится? Если утром нападения не будет, они должны уйти. Внезапно она приняла решение. Безотносительно к другим, она отправится, как советовал Шалако, в Форт-Каммингс, а затем – домой.

Раздался хруст гальки за спиной, пахнуло нестираной одеждой.

– Кого-то ждете, мадам? – Это был Боски Фултон. – Если да, то вы дождались.

Она обернулась и смерила его холодным взглядом/

– Я никого не жду. Посторонитесь-ка!

Фултон не шелохнулся.

– Вам понадобится друг, поэтому не смотрите так свысока, мэм. Смените гнев на милость, иначе окажетесь в руках апача, а это гораздо хуже… Гораздо. – Он хихикнул.

– Вы наконец отойдете?

Фултон помедлил, нагло улыбнулся и отступил в сторону. Когда она направилась к фургону, он сказал:

– Если не хотите, чтобы вашего генерала убили, передайте ему мои слова.

Когда она дошла до фургона, ее трясло от негодования, колени дрожали. Она вспомнила ходившие по лагерю толки о том, что Боски Фултон убил на дуэлях несколько человек.

Внезапно опасность стала грозить отовсюду, ночь наполнилась скрытой угрозой.

Она хотела залезть в фургон и остановилась, Не безопаснее ли на верхнем этаже конюшни? Если она, Лора, и другие?..

Шуршание песка приближалось, Шалако сел поудобнее и поднял кольт.

Из ночи, словно привидения, показались всадники. Они двигались вереницей; выезжая на край обрыва, всадник на мгновение отчетливо вырисовывался на фоне неба, затем он, спускался в ущелье и исчезал, словно мишень в тире. Всадников было шестеро.

Промелькнувшие тени, шорох копыт по песку, перестук камней на дне русла, и все стихло.

Шалако тронул арабского скакуна, сдерживая его ход, чтобы апачи не учуяли пыль, как учуял он. Могли объявиться и Другие.

Он направлялся в каньон, тянувшийся на юг к пику Гиллеспи, там Шалако рассчитывал спрятаться. В каньоне он знал место, где весной время от времени собиралась вода.

Жеребец прошел шагом примерно три мили, затем Шалако чуть пришпорил его, и тот перешел на рысь.

Араб бежал без устали, пока перед ними не возникла стена гор. Шалако нашел вход в каньон по неожиданно выбившейся волне прохладного воздуха и повернул араба.

Дважды он проезжал его, пока не заметил маленькую щель, закрытую утесами и заросшую кустарником. Там был примерно акр редкой травы – ее жизнь поддерживала вода из источника. Путник расседлал коня и пустил его пастись, затем расстелил одеяла и со вздохом облегчения растянулся на них, расслабив утомленные мышцы и закрыв глаза, уставшие от напряженного вглядывания вдаль под сверкающим солнцем. Он еще раз открыл глаза, чтобы взглянуть на шпили гор, и, засыпая, слышал, как его конь мирно щиплет и жует траву.

Подполковник Джордж А. Форсайт, комендант Форт-Каммингса, бросил письмо на стол, и на мгновение его охватила бессильная ярость. Он сжал губы и некоторое время сидел молча, сдерживая гнев, прежде чем взглянуть на лейтенанта Макдональда.

Подполковник швырнул письмо через стол.

– Полюбуйтесь! Надо же быть такими дураками!

Макдональд взял бумагу и прочел ее дважды, прежде чем УЯСНИЛ, в чем дело.

«Форт-Кончо, Техас

3 апреля

Коменданту,

Форт-Каммингс,

территория Нью-Мексико

Сэр, по нашим сведениям, в районе вашего расположения находятся барон (генерал) Фредерик фон Хальштат и его спутники, последний раз их видели в окрестностях озера Потерянной Лошади, они охотились на бизонов. Восемь фургонов, более двадцати человек, в том числе четыре белых женщины. Среди последних – леди Ирина Карнарвон и дочь сенатора Соединенных Штатов И. Ф. Дэвиса. Отыщите их и выведите из опасной зоны.

Командующий

генерал Джон А. Рассел».

Лейтенант Макдональд был потрясен.

– Боже! Четыре женщины! В такое время!

Подполковник Форсайт постучал карандашом по краю стола и стал изучать карту. Если фон Хальштата видели вблизи озера Потерянной Лошади до третьего числа, то, вероятно, они уже добрались до озера. Но что им там делать?

Из крупного зверя там встречаются только антилопы, но в той стороне, откуда они идут, антилоп больше. В горах водились большерогие бараны, но их тоже легче встретить севернее. Пустынные горы юга, суровые и беспощадные к пришельцам, мало что имели и сулили еще меньше.

Ветеран войн с индейскими племенами, тяжело раненный в битве на острове Бичер, когда был убит Орлиный Нос, Форсайт с уважением относился к воинскому искусству индейцев и знал, что на свете мало воинов коварнее Чато.

Широкогрудый плосконосый апач на коротких ногах обладал боевым духом, которого хватило бы на десяток таких мужчин, как он. Почти час назад пришло известие, что Чато перешел границу и движется на север.

Более того, из резервации вырвались Начита и Локо с ватагой жаждущих драки молодцов, и оба отряда, несомненно, встретятся на юге. И как раз в центре наиболее вероятного района их встречи оказалась компания случайных туристов, не знакомых ни с пустыней, ни с апачами. Если с ними что-то случится, ему придется потом два года оправдываться перед военным министерством.

Силы Форсайта были слишком Малы, а район предполагаемого поиска слишком велик. Гораздо более многочисленным войскам не удавалось отыскать молниеносно передвигающиеся шайки апачей. Чато наверняка пойдет на северо-восток, одновременно стараясь увеличить свой отряд за счет недовольных элементов Сан-Карлоса.

Не первый месяц лазутчики Форсайта в резервации предупреждали его о назревающих беспорядках,

– Лейтенант, – сказал наконец Форсайт, – возьмите своих разведчиков и следуйте на запад к пику Стайна, там повернете немного назад, на юго-восток, и выдвинетесь к горам Хетчет. Если наткнетесь на след фургонов, идите по нему на помощь. Ясно?

– Да, сэр. Я слышал, сэр, что у фон Хальштата тяжелый характер.

– Вы солдат, Макдональд. Приведите его.

– Так точно, сэр.

– Лейтенант Холл вышлет своего разведчика, поэтому смотрите в оба. Я отправляюсь за ним с шестью взводами Четвертого кавалерийского полка.

Когда Макдональд ушел, Форсайт сел в кресло и погрузился в раздумье. Это был красивый мужчина с волевым подбородком, шрамы на его теле говорили о боевых способностях индейцев. Индейцы всегда знают о передвижениях в районе… нет ни малейшего шанса, что Чато прозевает группу фон Хальштата.

Холл зайдет с юга и запада, Макдональд – с юга и востока, если фон Хальштат там, они наверняка наткнутся на его след. В то же время они могут взять Чато в клещи. А он с Четвертым кавалерийским полком спустится с севера.

Изучая карту, Форсайт поморщился: чего стоят все его планы? Проблема в том, что почти ничего никогда не происходит по плану: к примеру, Чато и его банда рассыплется по пустыне и апачи придут на место встречи мелкими группами. Он знает такие случаи, индейцы оставляли такую путаницу следов, что их невозможно было распутать никакими силами.

У фон Хальштата есть лошади, и, когда апачи наткнутся на него, кони им понадобятся.

Так мало людей и так много пространства. Форсайт подошел к окну и выглянул наружу. Где-то в этой коричневой пустоте застыли пыльные коричневые фигуры с неподвижными лицами и узкими глазами, точно также вглядывающиеся в пустыню.

Дело сделано, осталось только ждать результатов. Его задача – найти фон Хальштата раньше апачей и, если возможно, пленить или разгромить индейцев.

Он в сердцах выругался. Кучка легкомысленных охотников открыто и беспечно забрела туда, где с опаской проходят Целые роты солдат.

Ирина не могла заснуть на своем тюфяке на верху конюшни. Она использовала все доводы, чтобы убедить спутников в Необходимости перебраться из удобных постелей в фургонах в конюшню, но даже сейчас она не была удовлетворена.

Только Лору Дэвис не пришлось долго уговаривать, у Лоры уже было собственное мнение на этот счет. Эдна Даггет жаловалась на неудобства. Жюли Паж посмеивалась, впрочем, не без доли ехидства.

Жюли давно положила глаз на барона фон Хальштата, о чем, похоже, не ведал только он сам, и у нее вызывала досаду та легкость, с которой Ирина увела ее пассию.

Лежа в темноте и глядя в потолок, Ирина мысленно оценивала людей, с которыми ей придется, если суждено, встретить опасность.

За исключением графа Анри, все они никогда не знали трудностей и совсем не были подготовлены справляться с ними.

Фредерик – образцовый офицер образцовой армии, он привык отдавать приказы, которые выполнялись беспрекословно, сама организация армии не оставляла офицерам свободы инициативы.

Он брал верх над дезорганизованным, отступающим врагом, состарившимися на своих постах генералами, что мыслили категориями давно минувших войн. Фредерик выслушивал приказы и отдавал приказы, в привычной для него армии не было места импровизации.

Граф Анри по возрасту немного старше Фредерика, хотя в каких-то отношениях моложе. Он воевал против Фредерика во франко-прусской войне, но, что важнее, сражался в африканской пустыне против врага, очень похожего на их нынешнего противника. Слов на ветер он не бросает.

Она не сомневалась в храбрости Фредерика, но все более и более убеждалась, что он не только большой эгоист, но еще и начисто лишен воображения.

Чарлз Даггет никогда не воевал. Ловкий дипломат, милый и приятный компаньон. Он впервые оказался в местах, более диких и далеких, чем окраины Парижа и Лондона. Кроме того, он не привык к походной жизни.

Эдна Даггет – хрупкая красавица, с некоторой склонностью к истерии… в обычных обстоятельствах – приятная и грациозная женщина.

Лора Дэвис – единственная среди них американка. Очаровательная девушка, ей чуть-чуть недостает блеска, чтобы стать настоящей красавицей, прекрасная наездница. Она ездила в Европу, жила в Вашингтоне и Нью-Йорке, охотилась в Вирджинии и Кентукки.

Ханс Крюгер в конце франко-прусской войны недолго служил помощником Фредерика. Серьезный, способный молодой человек из бедной, но почтенной семьи. Так же, как Фредерик и Анри, он без промаха стрелял из винтовки.

Эдна ненавидела оружие. Чарлз до этого путешествия никогда не брал его в руки и оказался никудышным стрелком. Жюли замечательно держалась в седле, но стрелять не любила… Сама Ирина с детства охотилась вместе с отцом, в четырнадцать убила первого медведя – отец стоял рядом, а в семнадцать – первого льва.

Ирина задремала, но спустя час очнулась и, широко открыв глаза, посмотрела на потолок. Какое-то мгновение она не могла вспомнить, где находится. На стене комнаты через настежь открытую дверь отражался слабый свет затухающего костра.

Кругом было темно, снаружи не доносилось ни звука. Осторожно и бесшумно, чтобы не побеспокоить остальных, она поднялась и на цыпочках пошла к двери.

От костра остались одни красные угли. Редкие язычки пламени плясали свой странный танец. У костра возле черного бревна сидел часовой. Он уронил подбородок на грудь и, очевидно, спал.

Фургоны и строения замыкали пространство примерно в тридцать ярдов длиной и двадцать шириной. Парусиновый верх фургонов отражал свет костра, отбрасывая от колес диковинные пляшущие тени. Под фургонами спали несколько человек.

Ничего не нарушало спокойствия, и на мгновение она замерла, наслаждаясь тишиной ночи и красными тлеющими углями. Внезапно краем глаза она уловила у костра движение. Часовой клюнул носом, а черное бревно возле него исчезло!

Она кинулась за ружьем, но только успела его нащупать, как индеец поднялся, сверкнул нож, и часовой повалился ничком в кострище.

Она выстрелила неудачно… слишком торопилась. Индеец обернулся, опешил от неожиданности и взглянул на нее. Она увидела широкое, будто вытесанное из камня лицо и темные провалы глазниц, а затем эхом прогремел второй выстрел. Индеец сделал два неуверенных шага и упал лицом вниз.

Внезапно раздались пронзительные крики и топот бегущих лошадей и мулов… наконец, шум затих, на каменистой земле остались только мертвый часовой и обнаженное пропыленное коричневое тело индейца.

Отовсюду сбегались люди, но тут же все бросились искать Прикрытие, поскольку начался обстрел. Она никогда не видела, чтобы люди так быстро попрятались.

Эдна Даггет села, придерживая на груди одеяло, и спросила:

– Что происходит?

– Нападение, – Ирина удивилась своему спокойствию. – Убит человек.

Ирина быстро одевалась, рядом с ней одевалась Лора. Испуганная Эдна Даггет смотрела на них во все глаза. Ирина взяла ружье и пошла к лестнице.

– Куда ты? Почему все одеваются? Еще даже не рассвело.

– Всем надо одеться и быть наготове, чтобы помочь. Убит человек.

– Убит! – Пронзительный крик Эдны Даггет поглотил всхлип ужаса, и она тоже начала торопливо одеваться.

На мгновение стрельба утихла. Тишина теперь пугала, а не успокаивала. На небе сияли звезды, ночь окутывала бархатной мягкостью. Нелепо, что умер человек… двое людей.

Ирина подошла к часовому и оттащила его за рукав от костра, куртка на нем уже тлела.

Баффало тихо окликнул ее.

– Мэм! Со света, живо!

Она быстро отскочила от костра. На том месте, где она только что стояла, пуля выбила искры.

Ирина опустилась на колени у заднего колеса фургона рядом с Баффало. Вид его крепкой фигуры как-то успокаивал. Он был небрит и, вероятно, не мылся, но излучал уверенность, что вызывало у нее доверие. Для дополнительной защиты Баффало поставил перед собой старый глинобитный кирпич и пару камней.

– Еще немного, и удалось бы спасти часового. Я заметил индейца только перед тем, как он встал. Догадываюсь, что это вы стреляли. Вы его поставили прямо передо мной. Хорошо придумано, мэм.

Невероятно довольная комплиментом, Ирина пригнулась еще ниже, глядя в темноту. Кроме креозотовых кустов, ни чего не было видно. Только сейчас она задумалась о том, что же произошло и что это значит для них. Апачи распугали их тягловых лошадей, и теперь им придется бросить все вещи Верховые лошади находились внутри – люди последовали-таки совету Шалако.

– Снаружи были часовые.

– Двое. Присмотритесь, видите, вон лежит один. Счастливчик – он мертв.

В памяти всплыли туманные истории – она слушала их вполуха – про то, что индейцы делают с пленными.

Замок в Уэльсе, где они жили, Лондон, Нью-Йорк… казалось, все это было в другом мире.

– Какие у нас шансы?

Другим женщинам Баффало Харрис солгал бы, но эту девушку он уважал за хладнокровие и ум и считал ее достойной доверия. К тому же она ловко обращалась с ружьем и одолжила Шалако коня.

– Меньше, чем пятьдесят на пятьдесят. Мэм, не хочу врать, придержите пулю для себя, слышите?

Ирина не задумывалась о смерти, о том, что это может случиться с ней… умирали старики, люди погибали от несчастных случаев, она слышала об этом, читала в газетах, но ее это редко трогало. Люди с поразительной легкостью воспринимают чужие беды.

Она понимала, что когда-нибудь умрет. Мы приходим на свет с этим знанием или приобретаем его вскоре после рождения, но смерть всегда кажется нам делом далекого будущего. Сознание, что у нее, леди Карнарвон, нет никакой защиты… что она может умереть кровавой и мучительной смертью в этих песчаных холмах наполняло ее ужасом и отвращением.

– Он был прав, когда уехал от нас, – сказала она.

– Очень независимый человек. Но лучше бы он остался.

Баффало тоже задумался. Как его угораздило попасть в такую западню? Сколько он уже знаком с индейцами? Когда ему было шесть лет, спрятавшись с сестрой в кукурузном поле, он слушал ужасные предсмертные крики отца и матери. Он воевал с сиу, кайова, команчами и должен был смекнуть, что к чему, прежде чем связываться с новичками.

Иногда совершаешь непонятные поступки. Он болтался без Дела и даже не спустил еще все деньги, как вдруг подвернулось это предложение, другие согласились, ну и он за компанию. Казалось, впереди несколько месяцев легкой и сытной жизни… а теперь он будет счастлив, если унесет свой скальп Целым.

– Вы давно его знаете?

Баффало перебросил табак за другую щеку. Странный бывает вкус у хорошего табака, когда ждешь чего-то опасного.

– Пожалуй. Он занят своими делами и никогда долго не задерживается на одном месте. Я хочу сказать, он приезжает и, если ничто его не заинтересует, смотришь – его и след простыл. Немного занимается золотоискательством, иногда перегоняет скот. Пару раз проходил со стадом коров по канзасскому тракту. В общем так или иначе он все время занят делом.

Когда тьму сменили серые сумерки, из пустыни, словно привидения, нестройной боевой цепью молча выбежали апачи. Баффало – он все это время не спускал глаз с пустыни – достал пулей первого, кто поднялся с земли.

Колено индейца дрогнуло под его пулей, затем выстрелила девушка и всадила пулю в грудь раненому. Индейцев как ветром сдуло… но теперь они залегли ближе.

Баффало повернул лохматую голову к Ирине и улыбнулся.

– На нашем счету двое. Мэм, вы, должно быть, много стреляли.

Подбежал фон Хальштат и пристроился рядом. Его глаза горели от возбуждения.

– Они быстро двигаются. Один упал вон там… – Барон указал стволом винтовки. – Когда он встанет, я его убью.

– Он сменил позицию сразу, как только упал, – возразил Баффало. – Они всегда так делают.

Фон Хальштат с досадой посмотрел на него и отвернулся. Светало… Трудно поверить, что на расстоянии ружейного выстрела укрываются тридцать или сорок человек.

Словно обращаясь только к Ирине, Баффало заговорил об апачах:

– Будете считать их похожими на себя, и вас убьют. Для выстрела в апача есть только мгновение, а в таких случаях они всегда нападают пешими, рассыпавшись в цепь. И они умеют ждать… для индейца время ничего не значит.

– Почему они не атакуют? – нетерпеливо спросил фон Хальштат.

– Скорей всего едят ваших лошадей. Они понимают, что нам некуда деться.

У Ирины пробежали мурашки по коже. Лежа на холодной земле, она внимательно смотрела вперед, но ничего не видела. Услышав за спиной движение, она оглянулась: к колодцу торопливо шел погонщик с ведром. Не успела она повернуть голову, как он качнулся, колени его подогнулись, и под грохот выстрела упал лицом в песок.

Фон Хальштат быстро вскинул ружье, но стрелять было не в кого, просто не в кого!

– Трое убиты, один пропал, – Баффало сплюнул на песок, – а мы убили в лучшем случае двоих.

Шли часы. Ирина покинула свою позицию и осторожно, от укрытия к укрытию, вернулась в конюшню.

Лора развела костер и варила кофе. Мако разбивал на сковородку яйца. У дома, где спали большинство работников, горел второй костер. Грохнул случайный выстрел.

Чарлз Даггет неловко ломал на дрова перегородку между стойлами.

Час был ранний, но солнце уже припекало.

Вдруг утренний воздух разорвал жуткий вопль смертельной агонии. Глаза Ирины расширились от ужаса, Эдна заткнула уши. Вопль раздался снова – хриплый, сдавленный вопль живого существа, испытывающего невероятную боль.

– Во имя Господа, что это?! – воскликнул фон Хальштат.

– Теперь мы знаем, – Баффало перебросил табак за другую щеку и сплюнул, – теперь мы знаем, что со вторым человеком.

Шалако разбудили выстрелы. Лежа на спине, он смотрел на звезды и слушал, потом достал любовно свернутую прошлой ночью самокрутку и сунул ее в рот. Когда он чиркнул спичкой, послышались новые выстрелы. По крайней мере их не взяли во сне. Теперь они поборются.

Во рту был отвратительный вкус, щетина на подбородке зудела.

Он отбросил одеяло и сел, одновременно оглядывая холодным, цепким взглядом скалы вокруг. У него не было оснований считать, что все апачи там, у Хетчетов. Он тоже мог нарваться на них.

Араб тихо заржал и подошел, чтобы его приласкали и погладили.

Прежде всего, Шалако оседлал коня: при необходимости надо иметь возможность быстро ускакать. Затем взял винтовку и подвел коня к воде. Его вмешательство ничего не изменит, и он не видел смысла рисковать своей головой из-за чужих просчетов. У него достаточно своих, чтобы платить еще и за чужие.

Он ничего не имеет против молодых генералов. Молодым Удается сделать больше всего, история и время это неоднократно подтверждают. Наполеон провел итальянскую кампанию в возрасте двадцати пяти лет. В битве при Каннах Ганнибалу было тридцать три, Александру Великому в битве при Арбеле – двадцать пять, а Вулфу в битве при Квебеке – тридцать два. Шалако мог вспомнить еще имен пятьдесят.

Старики медленнее меняют приемы, стремясь выигрывать Новые битвы тем же способом, каким выигрывали старые.

Время от времени раздавались одиночные выстрелы… вероятно, защитники видели индейцев там, где их не было.

Он отломил от куста несколько веток и протянул арабу. Тот с сомнением понюхал странное подношение, округлил губы, помедлил, но, уразумев, что человек почему-то хочет, чтобы он это съел, попробовал угощение, ветки ему понравились, и он принял еще.

– Привыкай, мальчик. Пока ты со мной, овес у тебя будет нечасто.

Шалако покинул ночной лагерь и укрыл коня в скалах повыше, где рос антилопий куст и еще одно съедобное растение – «шерстяной жир». Затем уселся у камня, представлявшего наилучшую позицию, и стал обдумывать положение.

Возникшую проблему не решить суетой и пальбой. Если ее вообще можно решить, то исключительно путем тщательного размышления.

Резонно предположить, что у ранчо собралась лишь небольшая часть апачей. По дымовым сигналам он понял, что Чато ждал подкрепления из Сан-Карлоса и что оттуда уже двигаются к нему индейцы.

Более того, из-за трудных условий выживания в пустыне, апачи из Мексики никогда не шли одной группой, а значит, нельзя определить заранее, откуда они появятся.

Подполковник Форсайт выйдет из Форт-Каммингса и попытается окружить индейцев.

Если бы каким-то образом отвлечь нападающих от ранчо, то экспедиция сможет добраться до Форт-Каммингса или по крайней мере занять более выгодную оборонительную позицию в горах. На ранчо индейцы постепенно оттеснят их к постройкам и отрежут от воды.

Представив себя на месте Форсайта, Шалако пытался угадать его действия. Обе долины Анимас и Плайас предоставляли апачам путь для отступления. Значит, отряды непременно пойдут вдоль Хетчетов и Пелончилос.

Как обычно в юго-восточных пустынях, воздух на этих высотах был невероятно чист. Со своего камня Шалако прекрасно различал постройки ранчо и белые крыши фургонов. Он не мог рассмотреть людей, но лагерь видел ясно и четко.

Каково старое правило для определения расстояния? Стволы больших деревьев различимы за милю; за две с лишним мили – скажем, за две с половиной – можно разглядеть окна и дымовые трубы; ветряные мельницы – за шесть миль и за девять миль – церковные купола.

Это средние цифры для обычной атмосферы, в чистом воздухе пустыни их надо увеличить. Здесь влажность меньше и, следовательно, видимость намного лучше.

Сидя на камне под утренним солнцем, Шалако наблюдал за ранчо, прикидывая возможные варианты развития событий. Был шанс, что дымовой сигнал сработает, и он решил попробовать.

Над неподвижной пустыней колыхалось марево зноя. Лежа на животе в углу жилого дома ранчо, Фредерик фон Хальштат, барон и генерал, ощущал во рту горький вкус поражения.

Со лба стекал пот и попадал в глаза. Время от времени он вытирал ладони о штаны и слизывал капли пота с верхней губы. Перед ним было марево зноя, он щурился в призрачную картину пустыни, ощущая под ложечкой холодный страх.

Слева, в сорока ярдах от лагеря, откинув руку, лежал апачский воин. Насколько мог судить Хальштат, это был единственный убитый им индеец, хотя он истратил по меньшей мере тридцать патронов.

Фон Хальштат с досадой выругался по-немецки. Не такого хода боевых действий он ожидал и не к такому привык. Барон оглянулся на остальных.

Анри держал под прицелом южные подступы к конюшне. Баффало Харрис, с окровавленной повязкой на голове, смотрел на запад. Чарлз Даггет неумело сжимал ружье у северной стены, рядом с ним – Рой Хардинг из Огайо и вонючий, остролицый Боски Фултон. Рио Хокетт засел в доме.

Рано утром один из погонщиков мулов залез в фургон и украл бутылку коньяку. Но вместе с бутылкой он украл свою смерть.

Теперь пустая всего на треть бутылка валялась в песке, ослепительно сверкая на утреннем солнце. Достаточно было нескольких глотков, чтобы погонщик потерял осторожность и побежал к конюшне по открытому пространству. Пуля попала ему в ухо и на выходе разворотила половину черепа.

В самом прохладном месте на первом этаже конюшни лежал Ханс Крюгер. Красивый молодой человек, прекрасно танцевавший на балах в Вене, Берлине и Инсбруке, лежал на тюфяке у стены. Он решил достойно умереть, потому что ничего другого ему не оставалось, а у него была на этот счет своя гордость.

Чистосердечный молодой человек всю жизнь старался хранить честь и достоинство. Он был горд, но не заносчив; он сам поставил себе рамки, в которых ему следует держаться, и жил, следуя своим принципам.

Как и фон Хальштата, его удивляло, что вопреки всем правилам их потери больше, чем у атакующих.

Ханс Крюгер лежал на спине и глядел в потолок. Всякий раз, когда наверху двигались, сквозь щели на него сыпалась пыль. Пауки ловили в серые сети случайные лучи солнца… На его лице выступала испарина, он боролся с болью и думал, как мало знает человек о своем будущем.

Как он гордился тем, что стал помощником генерала фон Хальштата! Как радовались его родители, когда он получил приглашение сопровождать генерала в его охотничьей экспедиции в Америку в роли отчасти помощника, отчасти гостя.

Его спутниками оказались те, кого редко мог встретить молодой человек из бедной семьи на своем пути. Казалось, перед ним открываются уникальные перспективы. Разве он думал, что принимает приглашение на смерть?

Теперь ему только и оставалось встретить смерть достойно, как подобает истинному джентльмену.

Выведенный из борьбы пронзившими его тело пулями, он наблюдал за людьми. Лора Дэвис как-то сразу повзрослела. Она уже была не только дружелюбной, симпатичной девушкой, в ней появилось спокойствие и уверенность в себе. Она делала все быстро и ловко. Молодая, красивая, волнующая Лора Дэвис… А он умирает…

Эдна Даггет – он считал ее хрупкой, но очаровательной – сейчас была хрупкой и изможденной, от ее очарования осталось одно воспоминание. Она беззвучно шевелила губами и вздрагивала при каждом выстреле. Несколько дней назад он восхищался ее острыми шутками и хладнокровием, но в критическую минуту она показала себя пустышкой.

А ее муж, о котором она всегда отзывалась презрительно, проявил удивительную силу духа. Он словно был рад схватке. Совершенно незнакомый с военным делом, он выказал недюжинную наблюдательность, быстро набирался опыта и не полагался на случай. От боли и усталости Ханс Крюгер прикрыл глаза и попытался воскресить в памяти цветущие яблони у себя на родине, в Хофгейме, под Франкфуртом. Он почувствовал, как Лора вытирает пот с его лица, открыл глаза и взглянул на нее, гордый своим умением скрывать боль.

В какие волнение пришла его семья, когда он стал помощником барона! Это могущественный и влиятельный потомок старинного рода, говорили родные и уверяли Ханса, что его будущее обеспечено. Как мало они знали!

А как узнать? Как догадаться, какое именно решение, часто совсем не последнее, приводит к успеху, неудаче или внезапной смерти? Как догадаться, с какого момента ты обречен, в какой момент зубцы шестеренок совпадут и каждая будет поворачивать колесо все ближе и ближе к концу? Как догадаться, что, когда ты смеешься за стаканом вина, гордо шагаешь, тихо беседуешь с девушкой на террасе… ты приближаешься к концу? А поверни ты в другую сторону, встреть другую девушку, выпей вина в другом кафе, ты прожил бы еще лет десять… или даже тридцать?

Наверху конюшни место Ирины у окна занял Боски Фултон.

Девушка оглядывала пустыню, как вдруг услышала за спиной движение и почуяла сильный запах заношенной одежды. Она повернулась – на нее нагло уставился Боски Фултон, из воротника рубашки, обведенного черной каймой, торчала грязная шея.

Он схватил ее за руку и притянул к себе, затем отпустил, изумленную и разгневанную.

– Эй, не надо на меня так смотреть! Ты еще рада будешь убеждать отсюда с любым, кто сможет о тебе позаботиться.

– Я сама о себе могу позаботиться.

– Неужели? – Он показал на лестницу. – Иди и готовь жратву. И подумай вот над чем: или ты сменишь гнев на милость или останешься здесь добычей апачей. Я могу тебя спасти, а этот твой Фриц-Барон и себя не сможет защитить.

Ирина спускалась по лестнице, дрожа от гнева. Впервые она испугалась так сильно.

Один за другим появлялись люди, пробиравшиеся в конюшню под прикрытием фургонов и построек.

Разговоров почти не слышалось. Все ели быстро, серьезно и возвращались тем же путем назад. Только Чарлз Даггет был возбужден.

– Кажется, я попал в одного, – сказал он. – Напугал, во всяком случае.

Ирина почти не слышала его. Надо ли рассказать кому-то о Фултоне? Верит ли он сам в свои слова? Или просто запугивает?

Он верил. Внезапно она поняла – он верил. Боски Фултон считал, что им не выстоять.

После того, что сказал Шалако, она понимала серьезность их положения. Но по-настоящему ее испугало другое: настроение Фултона, его петушиная самоуверенность, презрение к участи окружающих. И тут она осознала, что никто ее не защитит. Фон Хальштат – человек несомненной храбрости, как и граф Анри, но она слышала в лагере достаточно разговоров, чтобы понять: что-то готовится. Даже самые сильные мужчины обходили стороной Боски Фултона.