Текст книги "Майло Тэлон"

Глава 19

Люди Ролона Тейлора определенно решили расправиться с Джоном Топпом. Может, причиной послужили мои слова? Но когда я открыл дверь, человек, шедший за Джоном, уже переходил улицу по диагонали. Как только он оказался на другой стороне, еще один с винтовкой в руках вышел из парикмахерской.

Они думали, что поймали его в вилку, но с такими, как Топп, никогда не знаешь, чем дело кончится. Хороший стрелок из револьвера не тот, кто умеет из него стрелять, а тот, кто знает, когда стрелять и в кого, который продумал свои действия и проверил себя не в одной опасной ситуации, а потому точно знает, что ему нужно делать.

Человек из парикмахерской начал поднимать винтовку, а Топп, вместо того чтобы остановиться или отпрыгнуть в сторону, побежал прямо на него и оказался между двумя убийцами. Если бы один из них выстрелил, то мог бы попасть в другого; оба заколебались.

Ковбой с винтовкой попытался отступить в сторону, чтобы уйти с линии огня своего напарника, но Топп стоял слишком близко и действовал уверенно. Он выстрелил, увидел, что человек с винтовкой начал падать, и схватился рукой за столб, чтобы, используя его как точку опоры, быстро развернуться лицом ко второму противнику. Следивший за ним парень нажал на спуск, когда увидел, что напарник падает, и Джон Топп, как только его правая нога коснулась земли, пустил пулю в ответ. Его противник приподнялся на носках, сделал два осторожных шага вперед и рухнул лицом в пыль.

Джон остался на месте, глядя на дверь, где стоял я. Меня он не видел и не знал вообще, стоит ли кто-нибудь в дверях, но, если бы из ресторана кто-то вышел, в следующее мгновение он был бы мертв.

Сделав шаг назад, я взглянул на стол, где сидели люди Ролона Тейлора. Двое из них начали подниматься, один все еще сжимал вилку и нож, четвертый медленно опускал чашку на стол.

– У тех ребят не все гладко получилось, – заметил я. – Но на вашем месте я бы закончил ужин.

Несколько человек вышли из магазинов. Одна женщина в шоке уставилась на трупы, поднеся руку ко рту. Из лавки мясника выглянул приказчик в белом переднике.

– Я все видел. – Я произносил слова ясно и отчетливо. – Они хотели убить его. Он защищался.

– Этот парень, Топп, живет тут несколько дней. Никого не беспокоит. Мирный человек, занимается своими делами.

– Люди Тейлора, – сказал кто-то, – настоящие бандиты.

– Как надоели их выходки: скопом приезжают в город, творят черт знает что. Пора организовать отряд виджилантов с хорошей веревкой.

Дверь осталась открытой, и за столиками было слышно все до последнего слова.

Вернувшись к Молли, я позвал Германа.

– Как насчет еще одной чашки кофе, приятель? Улица сейчас не то место, где можно появляться без вреда для здоровья.

Один из команды Тейлора произнес:

– Я убью его. Пусть это будет последним, что я сделаю в жизни…

Посмотрев на них через зал, я ответил:

– Попробуй, и это точно будет последним делом в твоей жизни. Вы, ребята, сначала разузнали бы о нем получше. Выглядит он тихоней, а на самом деле – старый драчун.

Перед окнами ресторана собралась разгневанная толпа. Реплики стандартного образца: «на людей нападают», «пора выгнать их из города», «сколько можно терпеть» – висели в воздухе.

Я больше не слушал. Пока все были заняты, у нас появилась возможность скрыться незамеченными. Поднявшись, я взял чашку и пошел на кухню. Спрятавшись за дверью, позвал Молли.

Солнце уже садилось, когда мы выскользнули из ресторана. На мне болтался старый пиджак Германа. Дворами мы добрались до дома Мэгги. Оставалось только как-то с ней поладить. Ведь другой случай мог и не представиться.

Когда мы отошли на сотню ярдов, то остановились и прислушались. На улице продолжали кричать, но преследователи не объявлялись. Повернув, мы обогнули рощицу и наконец вышли на дорогу к дому Мэгги.

Она жила в бревенчатом двухэтажном особняке, на первом этаже которого со стороны, выходящей к городу, горел свет. В другом его крыле тоже горел свет, и, когда мы приблизились, из дома вышла женщина и выплеснула воду из кастрюли. Затем она постояла, глядя на город, явно удивляясь выстрелам, и уже поворачивалась к широко распахнутой двери на кухню, когда услышала шаги. Остановившись, посмотрела в нашу сторону.

– Мэм? Мэгги дома?

– Дома, – ответила женщина, – но ее нельзя беспокоить.

– Это очень важно, – мягко настаивал я, – важно для безопасности молодой леди. В городе беспорядки.

– Да, стреляли, – согласилась кухарка.

– Мне надо увезти отсюда молодую леди, – объяснил я. – Мы хотели одолжить у Мэгги лошадей.

– Лошадей? Да вы с ума сошли. Миссис Тайберн никому не одалживает своих лошадей. Никому, поверьте мне.

– Можем мы повидать ее? Вы не передадите ей, что мы хотим поговорить?

Женщина неохотно пошла к дому. Когда мы вошли в полосу света, падавшего из открытой двери на кухню, она оглянулась и внимательно на нас посмотрела.

– Ну… – в нерешительности сказала она, – я передам. Но имейте в виду, ничего не обещаю. Она никого не принимает неделями и не хочет принимать.

Сняв фартук, кухарка повесила его на спинку стула и открыла внутреннюю дверь. Донесся звук музыкального инструмента и женский голос, поющий «Золотое тщеславие».

Дверь закрылась, и мы остались стоять возле нее. Молли выглядела испуганной.

– Майло? Если она не даст нам лошадей, что мы будем делать?

За закрытую дверь не доносился шум города, но бандиты уже могли спохватиться, что нас нет, и начать поиски. Если у них есть голова на плечах, они будут искать осторожно, потому что у жителей любого западного городка терпение не безгранично и, насколько я знал, в городке не было представителя закона. В таких случаях народ сам решал свои проблемы, и со злодеями горожане обычно не церемонились.

В безукоризненно чистой теплой кухне, пахнущей свежим хлебом и кофе, ждать доставляло удовольствие. Вдруг дверь на улицу открылась, и вошел огромный индеец. И он на самом деле оказался огромным. Я тоже не маленький и, говорят, довольно сильный, но из этого индейца получилось бы двое таких, как я. Может, он и состарился, но глядя на его громадные ручищи, я бы не сказал, что он даже пожилой.

– Меня зовут Майло Тэлон, – представился я.

Он не отрываясь смотрел на меня, как мне показалось, достаточно долго, потом произнес:

– Я тебя знаю. – Помолчал и добавил: – Иногда ты ездил на пятнистой лошади.

Я не садился на ту кобылу в яблоках вот уже несколько лет. Да и ездил на ней далеко отсюда.

Прежде чем я успел спросить его, где он меня видел на пятнистой лошади, женщина открыла внутреннюю дверь, поманила нас и повела по коридору, заставленному полками с книгами, затем, должно быть, через гостиную в дальнее крыло. Она легко постучала, открыла дверь и, сделав нам жест войти, закрыла ее за нами.

Мэгги сидела в огромном кресле на возвышении, и вначале я подумал, что это больное самолюбие заставило ее сесть на то, что казалось троном. Затем я понял, что, добавив восемь дюймов к обычной высоте кресла, она могла наблюдать за происходящим в городе и его окрестностях.

Ее ранчо находилось на холме высотой около ста футов, и город открывался перед ней как на ладони, если кому-то нравятся городишки с одной улицей на лысой равнине. Рядом с креслом стояла подзорная труба на треноге, которая позволяла ей не только видеть, что делается в городе, но и различать лица горожан.

Мэгги оказалась маленькой женщиной, не больше пяти футов двух дюймов, но довольно пышной, с хорошим цветом лица и молодой упругой кожей. Больше того, она была симпатичной. Ее черные волосы едва тронула седина. Я с удовлетворением заметил, что к правой стороне ее кресла пристегнута кобура с кольтом 44-го калибра.

Несколько минут она молчала, изучая нас, затем указала на пару кресел:

– Садитесь, пожалуйста.

Она взглянула в сторону двери и сказала:

– Эдит? Будьте добры, принесите нам кофе. Да, и мне тоже.

Потом обратилась ко мне:

– Вы, должно быть, Майло Тэлон. Я о вас много слышала, молодой человек. – Не ожидая ответа, она повернулась к Молли. – А вы нам очень поможете. Вы как раз то, что нам нужно. Вы молоды, вы хорошенькая, и ковбои пронесутся лишних пятьдесят миль, не касаясь земли, если вы им улыбнетесь. Что касается меня, то в свое время я проезжала по пятьдесят миль, только чтобы мне улыбнулся мужчина.

– Простите меня, – сказал я, – но мне не верится, что это было необходимо.

Мэгги поглядела на меня, в глазах ее появилось сияние.

– Да, вы точно Тэлон.

– Вы знали кого-то из Тэлонов?

Она пропустила вопрос мимо ушей, но добавила:

– Многие наслышаны о кладах Тэлона, о пиратской добыче, которую припрятал или закопал ваш предок по всему свету. Мне кажется, вы должны знать где.

– Я ничего не знаю, – ответил я. – Если эти истории правда, то они такая же загадка для меня, как и для других. Судя по рассказам, он был старым дьяволом и не верил, что человек должен что-то получить за просто так. Что бы ни прятал, если вообще что-нибудь прятал, он закопал это будь здоров как.

Молли смотрела на нас явно озадаченная, и я объяснил:

– У меня есть предок, первый в нашей фамилии, он корсар. Это вежливое название пирата. История гласит, что тот Тэлон пришел в Тихий океан из Индии с несколькими кораблями, набитыми сокровищами. Но к тому времени, как достиг Западного побережья, его корабли оказались сильно потрепанными в бурях, и ему ничего не оставалось делать, как зарыть сокровища в нескольких местах.

– Правда?

– Кто знает? Судя по рассказам, старый мошенник любил веселые шутки. Он мог пустить слух о сокровищах, чтобы подразнить народ.

– И все же он имел кучу денег, – мечтательно произнесла Мэгги, – и жил хорошо. – Она взглянула на Молли. – Сумел пройти в Атлантику вокруг мыса Горн и в конце концов обосновался в Квебеке.

Она снова повернулась ко мне:

– Чего вы хотите?

– Двух лошадей. Двух ваших лучших лошадей. Я должен увезти отсюда Молли, прежде чем ее убьют.

– Я никому не одалживаю лошадей. Лошади – моя прихоть. Мои игрушки. Это чудесные животные.

– Я так и слышал.

– От кого вы убегаете? – спросила она. – От Джефферсона Хенри или от Прайда Хоуви?

Она о них знала? Сколько же еще ей было известно? Я вдруг насторожился. Неужели мы попали в западню?

– Наверное, от обоих. Или ни от того, ни от другого. У нас беда, и мы не хотим спровоцировать новую – вот и все.

Несколько минут она смотрела в окно, постукивая пальцами по мягкой обивке кресла.

Для своих лет она выглядела красоткой – пухленькой и хорошенькой. Кто же она? Очень, очень хитрая женщина, решил я. И почему живет здесь, в отдалении от города и так одиноко? Почему так внимательно рассматривает улицу города? Просто из любопытства? Или ожидая гостей, о которых ей хотелось бы знать заранее?

Насколько хорошо она осведомлена о том, что происходит в городе?

Взглянув на Молли, я увидел, как широко раскрылись ее глаза, а лицо побелело. Что она заметила? Что подозревает?

Я оглядел комнату, пытаясь найти ключ, намек, какую-нибудь…

Красные вельветовые шторы, плюшевая мебель, несколько фотографий полузнакомых актеров и актрис в рамках, все подписаны. Я сидел слишком далеко от них, чтобы разобрать подписи. Она актриса? Вот новость!

– Мы отнимаем у вас слишком много времени, – сказал я. – Надеюсь, вы позволите нам уехать в течение часа или лучше – через несколько минут?

– Они не станут вас здесь искать. Они не дураки.

– Но когда же мы уедем?

– Я не одалживаю лошадей, – повторила она.

Я встал.

– Благодарю вас. Мы пойдем.

– Садитесь, – приказала она, и в ее голосе зазвенела сталь.

Неожиданно Мэгги повернула голову и посмотрела мне в глаза.

– Вы приходили в вагон Джефферсона Хенри. Зачем?

– Он нанял меня, чтобы найти девушку,

– Ее? – Она кивнула на Молли.

– Другую девушку, дочь Натана Альбро.

– Вы нашли ее?

– Я знаю, где она. Или, по крайней мере, где она была.

– И вы доложили ему об этом?

– Пока нет. Однако я подозреваю, что он уже знает. Я не единственный, кто ее искал.

– А сейчас вы хотите удрать?

Выражение мне не понравилось.

– Уехать, да. Увезти отсюда Молли, пока ее не убили.

– А вы?

– А я хочу уехать, пока мне не пришлось кого-нибудь убить.

Она постучала по креслу своими пухлыми пальчиками, унизанными перстнями, затем заявила:

– Я дам вам коня и разрешу вам уехать. – Она ткнула в Молли пальцем. – Она останется со мной.

Глава 20

Хорошо вести переговоры, но приходит пора и действовать.

Прежде чем Мэгги сообразила, что происходит, я выхватил револьвер из кобуры на ее кресле одним молниеносным движением.

– Оставайтесь на месте, Мэгги. Мне не приходилось стрелять в женщин, но не вынуждайте меня к этому.

Я быстро отступил, чтобы одновременно видеть и ее, и дверь.

– Молли, мы уходим. Пошли отсюда.

– Вы дурак, – усмехнулась Мэгги.

– Тут много дураков, – парировал я. – Не знаю, что вы надеетесь из этого извлечь, но играете явно в чужую игру.

– Да? – воскликнула она с горечью. – В чужую? Думаете, я счастлива торчать в такой дыре? Я живу здесь, потому что не могу себе позволить большего на грошовую прибыль от этого дешевого ресторанчика и отеля. Она… – Мэгги указала пальцем с перстнями на Молли, – знает, где спрятаны пять миллионов золотом. Или знает, где найти к ним ключ. Оставьте ее со мной, и я позабочусь, чтобы она получила свою долю. Увезете ее от меня, и ее убьют. Я знаю Прайда Хоуви и Джефферсона Хенри. Один другого стоит.

А кстати, какова ваша доля в деле? Вы вмешались из-за того, что хотите получить свое, как и все мы. – Она перевела взгляд своих голубых глаз на Молли. – А эта дурочка ему доверяет!

– Молли, мы идем?

Она шла передо мной по коридору на кухню. Женщина у плиты увидела у меня в руке револьвер, но промолчала, и мы покинули дом.

Огромный индеец ждал. Я все еще держал револьвер, но не направлял на него.

– Оседлай двух лошадей. Одну с седлом «амазонка». Я отвезу Молли туда, где она будет в безопасности.

Не промолвив ни слова, он отправился на конюшню, вывел двух прекраснейших лошадей, которых я когда-либо видел, и быстро оседлал их. Я наблюдал за домом и за ним тоже, желая убедиться, что он как следует затянул подпругу.

Индеец подвел лошадей к ступенькам крыльца, где я бросил мешок с провизией, которую нам приготовил Герман Шафер и о котором я почти позабыл, привязал его к седлу моей лошади, затем вновь вернулся в сарай и вывел третью лошадь.

Глянув в сторону города, я заметил, что на улице собралось несколько всадников. Они направятся сюда.

– Садитесь в седло, Молли, – сказал я, держа свою лошадь. Все мое внимание было сосредоточено на доме.

– У нее есть ружье, – сообщил индеец. – Она скоро приходить. Вы ехать. Я тоже ехать.

– Ты уходишь от нее?

– Теперь она меня не любить. – Он помолчал, обдумывая что-то. – Она никогда меня не любить.

Молли уже отъезжала, и я прыгнул в седло, когда дверь с силой распахнулась. Мэгги бросила двустволку к плечу, но отскочившая от стены дверь ударила ее по руке, и ружье пальнуло в небо над конюшней.

В тот же миг, как она появилась в дверях, я повернул лошадь за угол дома и скрылся у нее из виду. Она поспешила за мной и выстрелила из второго ствола, но я уже обогнул другой угол и помчался вслед за Молли. Бросив взгляд назад, не увидел индейца.

Молли попридержала лошадь, чтобы дать мне ее догнать. Когда мы поравнялись, она сказала:

– А теперь мы стали конокрадами.

– Мы их отпустим, как только достанем других.

Я оглянулся. Всадники, которых я видел на окраине города, приближались к дому Мэгги. Однако двое нас заметили и кинулись за нами.

Прерия, расстилавшаяся перед нами, казалась ровной, но на самом деле она постепенно поднималась к далеким горам. Мы скакали на запад, к низким холмам Хукер-Хилс.

– Они не смогут нас поймать, – успокоил я Молли. – У нас большая фора и отличные лошади.

– А как же индеец? Думаете, он догонит нас?

Индеец исчез. Выстрелов я больше не слышал, но беспокоился намного сильнее, чем делал вид. Индеец мог бы помочь нам, поскольку лучше меня знал местные горы, но теперь ему не догнать нас. Это, однако, была наименьшая из моих тревог. Преследователи скоро нападут на наш след. Если за нами гонится команда Ролона Тейлора, то она давно изучила округу, так как ездила по ней годами, и легко сведет на нет достигнутое нами преимущество.

Мэгги упомянула Прайда Хоуви. Он скрывался где-то рядом. Хотя я не знал, каким образом Хоуви причастен к делу, он наверняка хотел видеть Молли живой, а меня мертвым, так же как и Джефферсон Хенри. Хоуви слишком хитер, опасен, он все обдумает, оценит нашу скорость, вычислит возможное направление и выйдет нам наперерез.

Наш единственный шанс на успех – перехитрить его.

Мы оставили позади Хукер-Хилс и въехали в овраг, который вел к югу. По дну тек маленький ручеек, и мы пустили лошадей по нему, хотя я сомневался, что вода смоет наши следы, прежде чем подоспеют преследователи. И все-таки это был шанс, которым грех не воспользоваться.

Добравшись до Уэрфано-Ривер, мы двинулись по ее руслу, где оставалось очень мало воды, на юго-запад, в сторону каменистых холмов.

Холеные лошади в прекрасной форме давали нам шанс добраться до холмов. Но что потом? Нам не позволят скрыться и выйти из игры, где на кону стояло пять миллионов долларов и стоимость железной дороги. Мне-то эти пять миллионов не нужны. Возможно, я сумасшедший, возможно, когда постарею, поумнею, но все, о чем я мечтал, – это хороший конь, расстилающаяся передо мной земля и никаких преследователей сзади.

По-моему, нет ничего лучше, чем взобраться на высокий гребень и, сидя в седле, ощущать, как ласковый ветер приносит запах сосен из лежащих внизу долин, видеть, как сверкает солнце на далеких снежных вершинах. Мне ужасно хотелось попробовать студеной воды из неизвестных горных ручьев, половить рыбку в заводях горных речушек и оставить Свои следы на этой прекрасной, нехоженой земле.

Мы молча ехали по тропе. Я не люблю разговаривать, когда еду по тропе, и Молли, должно быть, почувствовала это или у нее самой было похожее настроение. Прежде всего, когда много болтаешь, не можешь прислушиваться к посторонним звукам. Узкая тропа не позволяла нам вести коней рядом. Не произнося ни слова, мы любовались сменяющимися пейзажами, наблюдая, как наливаются пурпуром холмы, как вытягиваются длинные тени в каньонах.

Никто лучше меня не знал, что горы легко становятся ловушкой. В одном горном хребте редко бывает больше двух-трех перевалов и нескольких троп. И уходить с проторенной дороги в горах рискованно. Тропа обязательно куда-то приведет, а если ее нет, то и идти некуда. Можно прошагать несколько миль по скалам, а потом вдруг выйти к пропасти высотой в тысячу футов или больше и проделывать весь путь обратно.

Я не сомневался, что нас с Молли хотели убить, особенно Молли. Если бы я смог увезти ее куда-нибудь, где она пожила бы в безопасности, тогда я попытался бы найти способ все поправить. Больше того, я выполнил свою работу. Я нашел Нэнси Хенри, или Альбро, или как ее там еще, и она оказалась той девушкой, которую я знал когда-то как Энн. Теперь я не считал себя обязанным защищать Энн. И она, и Джефферсон Хенри хотели запустить руки в один котел с золотом, они стоили друг друга.

Молли представляла для них угрозу, потому что знала о прошлом Энн. Но если Молли владела тайной денег Альбро, ее смерти хотела не только Энн.

Пабло говорил мне о старой, заброшенной тропе, огибавшей пик Сент-Чарльза, по которой я мог выйти к истоку Офир-Крик и объехать вершину Дир-Пик.

Уставшие до смерти, мы разбили лагерь у Офир-Крик, к западу от Дир.

Сварив кофе, я затушил костер, и мы проехали еще с милю. Напоив лошадей, я привязал их на небольшой поляне среди деревьев. Единственным живым существом, которое мы заметили, была сойка, прыгавшая по лагерю и подбиравшая упавшие кусочки пищи.

Никто из нас двоих не мог уснуть, хотя мы здорово устали.

– Майло? Я боюсь.

– Да, нас преследует подлая банда.

– Но Мэгги! Я почему-то думала…

– Когда в горшке столько меда, к нему всегда слетаются пчелы. Мэгги такая же, как все, у нее нет денег, чтобы жить, как ей хочется и где хочется. Вот она и старается их добыть. Пять миллионов золотом плюс собственность железной дороги! Когда речь заходит о такой сумме, никому нельзя доверять.

– Даже вам?

Мне? Прежде чем ответить, я подумал немного.

– Мне вы можете доверять, потому что у меня не хватает здравого смысла быть жадным до денег. Может, такое время и наступит. А сейчас я счастлив тем, что смотрю на эту землю с седла своего коня. Когда в долинах станет тесно, вот тогда придется думать о богатстве.

– Чего вы хотите от жизни, Майло?

– Поездить по стране, подыскать себе место для ранчо, как сделал Па. Встретить хорошую девушку, которая не станет бредить богатством. Жениться, растить детей, сажать цветы и разводить лошадей. Заготавливать сено и мясо, чтобы их кормить. Некоторым нужны огни городов, восхищение женщин и слава, которая приходит с успехом. А я мечтаю, чтобы передо мной бежала тропа, открывался красивый вид с вершины холма и пах смолой дым костра.

– Вам легко быть счастливым.

– Наверное. Иногда люди пытаются взять от жизни слишком многое. У меня есть брат. Он жаждет успеха. Старается пробиться наверх. И наверняка окажется там. Но есть другие радости. Я – за простые удовольствия.

– Вы думаете, нас будут преследовать?

– Ага. Точно будут. Они– постараются угадать, куда мы направляемся, а потом попытаются отрезать нас. Вот тут мы должны их перехитрить: сначала убедить, будто они правильно угадали наши планы, а потом уехать в другое место.

– Я начинаю ненавидеть их!

– Не надо. Не стоит, Молли. Я ни к кому не испытываю этого чувства и никогда не испытывал. Человеку кажется, что он делает то, что обязан, даже если ошибается. Сами поступки приведут его к тому или иному финишу, так что не стоит тратить силы на эмоции. Если необходимо, стреляйте в противника, но ненавидеть его нельзя.

– Вы странный.

– Не совсем. Я всего лишь предпочитаю ясность в отношениях. Если на меня нападают – защищаюсь. Если за мной охотятся – я считаю, что имею право открыть ответную охоту. Вот и все. Теперь пора немного отдохнуть. Перед рассветом встанем и поедем точно на север. Обогнем с запада Гобблерс-Ноб и последуем дальше мимо Хардскреббл-Маунтин. Я не очень хорошо ориентируюсь в этих горах, но там есть тропа, которая спускается по Оукс-Крик. Туда мы и направимся.

«Туда мы направимся, – сказал я себе, – но не поедем».

Соорудив ложа из сосновых иголок и травы, мы спокойно проспали всю ночь. Никто нас не побеспокоил. А хорошо выспавшись, перед рассветом отправились в путь.

Когда мы встали, было еще холодно и темно. Стряхнув с себя сосновые иголки, я оставил Молли заниматься утренним туалетом, отвязал лошадей и отвел их на водопой. Пока они пили, стоял, дрожа от ночной прохлады, и смотрел на исчезающие звезды.

Мой конь поднял голову, с его губ капала вода.

– Пошли, мальчик, – тихо позвал я. – У нас впереди длинный день.

Он повернул голову, ткнулся в меня носом, и я почесал его между ушей. Это были великолепные животные, и мне будет жалко расставаться с ними, но отпустить их необходимо. Мэгги и так имела все основания подать на нас в суд за конокрадство.

Молли следила, как я седлаю лошадей.

– Майло, мы уйдем от них?

– Уйдем, – пообещал я твердо и пожалел, что не чувствовал такой уверенности, какую постарался придать своему голосу. Преследователей было слишком много, и они лучше знали местность.

Мы ехали ходким шагом, пока не оказались вровень с Гобблерс-Ноб, хотя его вершина и находилась от нас на некотором удалении. Затем я взял немного к западу, чтобы обогнуть отрог лежавшей впереди горы.

Стояла безветренная погода, не раздавалось ни звука, кроме стука копыт лошадей. Я внезапно повернул, – нечего облегчать им жизнь, – и въехал в ручей Джанкинс-Крик. Мы следовали по нему до последней возможности – более двух миль. Расставшись с ручьем, я повел наш маленький караван через седловину в долину Хардскреббла. Когда над нами нависла вершина Медвежьей горы, мы остановились на часок передохнуть. В этом месте протекал ручей и росла сочная трава. Мы поели сами и дали попастись лошадям.

С того времени как покинули лагерь, нам с Молли не пришлось перекинуться ни единым словечком. Нас терзали тревоги, хотя и каждого по-своему. Я боялся больше за нее, чем за себя, но понимал, когда они догонят нас, разгорится перестрелка, и Бог знает сколько противников поднимет против меня свое оружие.

Когда мы снова сели в седло, свежесть утра уже исчезла. Теперь я ехал осторожно, оставляя как можно меньше следов или только те, которые свидетельствовали бы, что мы держим курс на север и немного на восток. Я надеялся сбить их с толку и заставить подумать, будто мы пробиваемся к Дубовому ручью и к тропе в Кэнон-Сити.

В устье каньона я оставил для преследователей несколько отпечатков копыт, не слишком явных, но указывающих на то, что мы начали спускаться по тропе, ведущей вдоль Дубового ручья. Проехав полмили вверх по течению, мы вернулись по дну ручья, заметая оставшиеся следы и засыпая их пылью и сухими листьями.

Обойдя стороной основание Керли-Пик, прошли немного вдоль Виноградного ручья, затем повернули по другому ручью, который тек с запада. Нас охватила смертельная усталость, начали выдыхаться и лошади. Пока что мы никого не встретили, хотя дважды спугнули оленей. Вдруг мой Конь настороженно поставил уши, и через секунду я услышал их.

Прямо впереди, не более чем в пятидесяти футах, разговаривали мужчина и женщина.