Текст книги "Корабль мечты"

Глава 27

– Неаполитанская болезнь…

– Нет, португальская.

– Чушь! В Неаполь ее привезли французские шлюхи, увязавшиеся за войском Карла VIII. Поэтому ее нужно называть французской болезнью[8]8
  Неаполитанская болезнь, португальская болезнь, французская болезнь – эвфемизмы для слова «сифилис».


[Закрыть], это неоспоримо.

– Простите, глубокоуважаемые коллеги, но ее нужно называть испанской болезнью, ведь достоверно известно, что матросы Колумба…

– Заткнитесь, придурки! – крикнул капитан Ланцафам. – Мне плевать, как она там называется!

Владелец аптеки «Золотая голова» умолк, укоризненно и оскорбленно качая головой. Уголки его рта опустились, лорнет свалился с кончика носа. Его юный подмастерье тут же нагнулся, чтобы поднять линзы. Оба врача, споривших с аптекарем, с одинаковым выражением лица приподняли брови.

Капитан Ланцафам, небритый и нечесаный, вытолкнул Исаака вперед.

– Дайте доктору Негропонте то, что он требует. И хватит языком молоть, – приказал вояка.

– Скажите, что вам нужно. – Аптекарь смерил Исаака взглядом и с невеселой улыбкой на бескровных губах повернулся к врачам. – Он не знает, о какой болезни идет речь, но знает, как ее лечить. Ладно, давайте поучимся у него.

– Женщине плохо. Вам кажется, это подходящее время, чтобы острить? – отрезал Исаак. – Ну что, вы мне поможете или нет?

Капитан Ланцафам воткнул нож острием в прилавок.

– Я уверен, что они тебе помогут.

Все четверо отпрянули.

– В этом нет необходимости, капитан. – Исаак выдернул нож из прилавка и вернул Ланцафаму. – Они помогут мне, потому что это люди науки. И они давали клятву. Верно ведь?

Аптекарь все еще качал головой, словно она плохо держалась у него на шее. Оба доктора сунули большие пальцы подмышки, будто пара танцоров. Они не могли сразу согласиться, гордость им не позволяла, потому нужно было еще немного поломаться. Но юный подмастерье, не столь изощренный в искусстве притворства, сдался сразу же.

– Конечно, господин. – Мальчик произнес это с таким рвением, что все остальные смутились.

Они не одобряли поведение юноши, но, поскольку их план разыграть комедию провалился, все кивнули.

– Кроме названия… мне об этой болезни ничего не известно, поскольку я не сталкивался ни с чем подобным, – сказал Исаак. – Она похожа и на чуму, и на чесотку…

– Вы и не могли сталкиваться с этой болезнью. Она появилась совсем недавно, – с важным видом заявил один из врачей.

– Кое в чем вы правы, коллега, – кивнул второй. – Хотя она и отличается от названных вами болезней, по сути своей она относится к тому же роду хворей, что и описанная Галеном ignis persicus[9]9
  Гангрена (лат.).


[Закрыть].

– Каковы же ее причины? – спросил Исаак.

– Важнейшая ее причина – расположение звезд в домах Юпитера и Марса в ноябре года тысяча четыреста девяносто четвертого. И в доме Сатурна и Марса в январе года тысяча четыреста девяносто шестого, – заявил первый врач.

Второй одобрительно кивнул.

Исаак едва сдержал нарастающий гнев.

– Есть ли… более приземленные причины? – стиснув зубы, выдавил он.

– Что ж, общеизвестно, что болезнь связана с открытием Америки, – вмешался аптекарь, слегка поклонившись врачам. – Тамошнее население утоляло свою похоть с обезьянами, на которых, должен заметить, местные жители невероятно похожи. В конце концов, они сами недавно спустились с деревьев. Они заразились этой хворью от животных. В особенности эта болезнь липла к женщинам, и те мерзкие распутницы заразили моряков Колумба. – Мужчина печально развел руками. – А моряки завезли эту напасть в Европу.

– Как бы то ни было, Господь наслал на нас эту хворь, чтобы наказать греховные народы христианского мира, – изрек подмастерье.

Аптекарь одобрительно кивнул.

– А нет ли… нет ли объяснения попроще? – спросил Исаак. – Чего-нибудь более конкретного?

– Конкретного? – Аптекарь произнес это слово, точно оно было руганью.

Капитан посмотрел на Исаака. Тот не мог больше сдерживать свой буйный нрав. Выхватив из рук капитана нож, он всадил лезвие в дерево.

– Проклятье! – рявкнул доктор.

– Болезнь заразна, – поспешно произнес один из врачей. – Нужно избегать половых сношений с больными женщинами. Нарушение телесных жидкостей в теле может быть вызвано также погодными условиями, в особенности влажностью.

– Болезнь быстро развивается. Вначале язвы появляются в промежности, затем они распространяются по всему телу. – Второй врач опустил голову.

Глаза капитана помутились от вина и горя. Он не понимал ни слова из того, что говорили ему врачи, и потому вопросительно посмотрел на Исаака.

– В сущности, вам ничего не известно об этом заболевании, – удостоверился Исаак.

Все промолчали, не решаясь возразить.

– Как же вы его лечите?

– Отвечайте! – прикрикнул на них капитан.

– Строгая диета, – сказал первый врач.

– Кровопускание, – добавил второй.

– И слабительное, – в отчаянии произнес Исаак.

– Именно, – хором согласились оба доктора.

– И териак, противоядие, которое я делаю сам, – гордо заявил аптекарь.

Исаак посмотрел на Ланцафама.

– Диета, кровопускание и слабительное, – простонал он. – От сердечных заболеваний и геморроя, от рака и куриной слепоты… Все лечится только диетой, кровопусканием и слабительным.

– Еще есть териак, – повторил аптекарь.

– Заткнись, придурок! – рявкнул капитан. – И?

Исаак покачал головой. За этот день он много раз думал о том, что следует признаться капитану. Он не был врачом и из уважения к Ланцафаму хотел сообщить ему об этом. Исаак чувствовал себя в долгу перед этим человеком. Но он так и не сознался. В конце концов, эти четверо в аптеке «Золотая голова» знали не больше. Исаак готов был сделать все, что они ему посоветуют, лишь бы спасти эту женщину, которая мучилась от боли, стонала и металась в постели капитана Ланцафама. Но даже эти умудренные книгочеи не знали, как лечить эту хворь. Такие дела.

– Дайте мне мазь из тысячелистника и хвоща. – Сейчас Исааку вспомнились не лекарства его отца, а целебные мази, которыми пользовались старые женщины на острове Негропонте. Христиане сжигали этих женщин как ведьм. – Еще мне понадобятся чертов коготь, корень лопуха, ладан и календула. Все в виде настойки.

– Не териак? – возмутился аптекарь.

– Засунь себе это дерьмо в задницу, – буркнул Исаак. – Неси то, что я сказал, да поживее.

Через полчаса Исаак и Ланцафам вышли из аптеки.

– Я слышал, что тот монах, который поносит евреев, прибыл в Венецию, – заметил Ланцафам на обратном пути.

– Вот как? – невозмутимо осведомился Исаак.

– Он произносит тут свои дурацкие проповеди, – продолжил капитан. – Сейчас к нему никто не прислушивается… Но в Венеции, как и в любом другом городе… полно дураков.

– Да…

– А в наше время много говорят о евреях.

– Да…

– Да пошел ты, доктор. Со своими «да».

– Спасибо, капитан.

– Не за что.

Они молча дошли до жилища Ланцафама.

Немая служанка встретила их на пороге. Она сварила куриный бульон с тмином и гвоздикой, как ей и говорил Исаак. Но больная ничего не хотела есть, жестами объяснила служанка.

Ланцафам обеспокоенно уставился на Исаака.

– Капитан… – начал тот.

– Принимайся за работу, доктор, – перебил его солдат. – А ты купи ликер, – приказал он служанке. – Да побольше. Сегодня я останусь здесь.

– Возможно, вам не следует столько пить… – осторожно заметил Исаак.

– Я не твой пациент, – отрезал Ланцафам. – Лучше позаботься о той, кому это действительно нужно.

Исаак пошел в комнату к больной. Глядя на женщину, он видел следы былой красоты, уничтоженной болезнью. Страдания несчастной были столь ужасны, что она даже не заметила, что к ней кто-то подошел. У нее болели кости и суставы, тело сжигал жар, временами женщина теряла сознание. Исаак осмотрел ее раны. Казалось, ее плоть объели крысы. Он нащупал еще два гнойника, один на скуле, один на шее. Язвочки были твердыми. Капитан рассказал ему, что две открытые раны раньше тоже выглядели как гнойники.

– Простите… я должен… там… ну, между… – сконфуженно пробормотал Исаак.

– Осмотреть нарыв у меня между ног? – слабо улыбнувшись, спросила женщина. Ее голос срывался от боли, но она не теряла присутствия духа. – Тебя это смущает, доктор?

– Нет, синьора… Я думал, что…

Женщина устало рассмеялась, но усталость эта, как показалось Исааку, была вызвана не болезнью. Была у нее какая-то другая причина. Может, этой причиной была сама жизнь.

– Одним больше, одним меньше… – произнесла она.

– Что вы имеете в виду, синьора?

– Хватит уже ломаться! Надо осмотреть – осмотри ее, – рявкнул капитан Ланцафам. – Она шлюха, ты что, еще не понял?

Исаак остолбенел.

Собравшись с силами, женщина сдвинула одеяла в сторону, задрала юбку и раздвинула ноги, глядя на Ланцафама.

– Ну, смотри, доктор. Можешь прикасаться ко мне, можешь делать все, что тебе вздумается. Верно, капитан?

Не ответив, Ланцафам развернулся и вышел из комнаты.

Исаак ощупал гнойник у нее в промежности. Похоже, воспаление постепенно спадало.

– Что вы делали с этим местом? – спросил он у женщины.

– Ну уж точно не то, что обычно, – усмехнулась она.

В ответ на ее шутку Исаак промолчал, ожидая ответа на вопрос. Он знал, что женщина напугана и страдает.

– Ничего, – наконец ответила она.

Исаак очистил ее раны, промокнул их льняной тканью и нанес на вскрывшиеся гнойники мазь из тысячелистника и хвоща, чтобы остановить вызванное промыванием кровотечение. Затем он сделал на гнойники компресс из настойки лопуха и календулы, чтобы раны закрылись.

В дверном проеме возник Ланцафам.

Встав, Исаак подошел к нему.

– Я должен с вами поговорить, капитан, – на одном дыхании произнес он. – Я не врач. Мой отец был врачом, а я лишь…

Ланцафам схватил его за отворот камзола. Белки его глаз вокруг голубой радужки покраснели.

– Ты врач, – с нажимом произнес он. – Я видел, как ты ампутировал конечности моим солдатам, видел, как ты зашивал раны, видел, что ты не веришь во всю эту астрологическую ерунду. Для меня ты настоящий врач. – Он притянул Исаака к себе. – И держи при себе свои признания, иначе, богом клянусь, я тебя хорошенько отметелю.

Рядом с этим человеком Исаак чувствовал себя и сильным, и слабым. Он не понимал, как решился признаться. Ни один мошенник не станет раскрываться добровольно, так же как ни один фокусник не откроет непосвященным основ своего искусства. Но, с тех пор как Хава, жена Исаака, устами Джудитты огласила его новую судьбу, что-то в его душе изменилось.

– И в будущем тебе лучше доверить обращение с оружием мне, – улыбнулся капитан. – Врач должен оставаться спокойным и терпеливым. Позволь яриться человеку войны. – Он опустил руку Исааку на плечо. В его взгляде светилось уважение. – И никогда больше не отбирай у меня нож!

Исаак приказал служанке принести куриный бульон и подмешал в чашку ладан и чертов коготь, чтобы сбить жар.

Но женщина отказывалась пить.

Капитан грубо вырвал чашку у доктора из рук, схватил грязную ложку, отер ее о край рубашки и сел на кровать.

– Так, сейчас ты сожрешь этот бульон, или я утоплю тебя в нем и заберу свою постель, ты, упрямая капризная шлюха! – мрачно произнес он, покачивая ложкой у нее перед носом.

Во взгляде женщины промелькнула насмешка.

Капитан поднес ложку к ее рту, но женщина сомкнула губы. Аккуратно опустив ложку в бульон, Ланцафам замахнулся. Женщина с вызовом посмотрела на него, крепче сжимая губы. Он отвесил ей оплеуху.

– Капитан… – вмешался Исаак.

– Не лезь. Это дело, которое касается только солдата и его шлюхи. – Он вновь поднес ложку к ее губам.

На этот раз женщина набрала бульон в рот и выплюнула все это Ланцафаму в лицо.

Мужчина схватил ее за горло.

– Все равно рано или поздно она умрет. И не важно, от этой болезни или от моей руки, верно?

Женщина молча смотрела на него.

Отпустив ее, капитан вновь замахнулся, словно собирался еще раз влепить ей пощечину. Женщина и бровью не повела. Она не зажмурилась, не попыталась уклониться. Ладонь капитана замерла у нее перед щекой, и Ланцафам нежно провел по ее коже кончиками пальцев.

– Ешь. – Он протянул ей ложку бульона с целебными травами.

Женщина сделала глоток.

– Какая пакость, – сказала она.

Капитан попробовал бульон.

– На вкус и правда мерзость. – Он опять протянул ей ложку.

Она вырвала у него чашку из рук и выпила все до дна.

– Ты медлителен, словно улитка, – усмехнулась она.

Они посмотрели друг другу в глаза. Затем капитан встал и подошел к Исааку.

– Иди к дочери.

– В этом нет необходимости. Она с Доннолой. Они ищут нам жилье.

– Необходимости нет в том, чтобы ты оставался здесь, – возразил Ланцафам.

– Тогда я пойду и поговорю с врачами. Опрошу всех, кого смогу, – заявил Исаак. – Сейчас я лечу не саму болезнь, а симптомы.

Капитан молча кивнул.

– Ты хороший врач, – тихо сказал он.

– Я не врач.

– Ты хороший врач, – повторил Ланцафам, поворачиваясь к нему спиной.

Взяв стул, он сел рядом с женщиной.

Остановившись в дверном проеме, Исаак оглянулся.

Женщина протянула капитану руку, но тот не шелохнулся.

– Спи, – сказал Ланцафам.

Она не опускала руку.

– Надоедливая шлюха, – вздохнул он.

– Да, капитан.

Он сжал ее руку.

– Спи, Марианна.

– Да, Андре, – прошептала женщина, закрыв глаза.

Исаак повернулся, собираясь уходить, когда заметил, что на него смотрит немая служанка.

– До свидания, – сказал он, пытаясь обойти ее.

Но служанка преградила ему путь. Она достала деревянную иконку с грубым рисунком девы Марии и младенца Иисуса, поцеловала ее, коснулась иконы большим пальцем правой руки и нарисовала этим пальцем на лбу у Исаака крест.

– Я еврей.

Женщина пожала плечами, показывая, что ей нет до этого дела.

– Да бааслоии ея оодь…

– Оставь его в покое, ты, проклятая немая корова! – рявкнул Ланцафам.

На мгновение воцарилась тишина.

– Она сказала: «Да благословит тебя Господь», доктор, – вздохнул капитан.

Старуха со счастливым видом улыбнулась. Рот у нее был беззубым, как у младенца.

Глава 28

Меркурио и Бенедетта еще довольно долго прятались на заболоченном берегу Гранд-канала за Фондако деи Тедески. Там Меркурио снял женское платье, смыл белила и остальной грим и сложил все реквизиты в сумку. Оттуда они направились в сторону площади Сант-Апонал и в отличном расположении духа вошли в лавку травника.

– Паоло, погляди-ка. – Меркурио положил на прилавок кольцо с бриллиантом. – Вот что нам подарил ювелир с площади Сан-Бартоломео.

Травник изумленно распахнул глаза, кончиками пальцев взял кольцо и перекатил его на ладонь. В его движениях чувствовалось напряжение, точно он держал в руках не драгоценность, а таракана.

– Ювелир с площади Сан-Бартоломео? – В его голосе слышалось и восхищение, и страх. – Ты с ума сошел?

– А что такое?

– Его двоюродный брат – один из магистрата.

– Что?

– Магистрат, чиновники, которые занимаются финансовыми делами Светлейшей Республики.

– И что это значит?

– Это значит… – Травник замялся. – Что ни в коем случае нельзя…

– Что ни в коем случае нельзя? – осведомился Скарабелло, заходя в лавку в новой меховой накидке.

Он окинул взглядом наряд Меркурио. Под камзолом виднелась женская нательная сорочка с шалью, скрывавшей фальшивые драгоценности.

– Ты что, та старая карга, о которой судачит весь Риальто?

– Послушай, Скарабелло… Мне жаль… Я ведь не знал, что тот ювелир… – обеспокоенно проговорил Меркурио. – Ну откуда же мне было знать, что…

– Так это и правда ты притворился той пердящей старухой? – оглушительно расхохотался Скарабелло.

– Ты не злишься? – опешил Меркурио.

– Нисколько. Ты гений, мальчик. Твоя выдумка войдет в историю преступности Венеции, заверяю тебя. – От смеха он едва мог говорить. – Жаль, что ты не снискал аплодисменты за великолепное представление.

– Но Паоло сказал…

Подойдя к травнику, Скарабелло дружески опустил ему ладонь на плечо.

– Паоло старый трус. И у него душа раба, верно, Паоло?

Травник пристыженно опустил голову.

– Нет в том его вины, – без тени насмешки в голосе сказал Скарабелло. – Каждый рождается либо псом, либо волком. И если ты родился псом, то рано или поздно побои заставят тебя слушаться. Но если ты родился волком, то до последнего вздоха будешь нападать на тех, кто хочет тебя выдрессировать. – Помолчав, он взглянул на Меркурио. – Кто же ты такой, мальчик? Пес или волк?

Меркурио посмотрел на Паоло. Он точно не узнавал себя в этом смущенном слабом человечке. Но в то же время он не чувствовал в себе той силы, которой обладал Скарабелло.

– Итак, волк или пес?

– Лис, – заявил Меркурио.

Скарабелло склонил голову к плечу. Он не ожидал такого ответа. С другой стороны, этот мальчишка всякий раз удивлял его. И Скарабелло не знал, следует ли наслаждаться выходками этого мальца или же прислушаться к инстинкту, говорившему, что когда-нибудь Меркурио отберет у него бразды правления.

Беловолосый медленно кивнул.

– Объясни мне вот что, лис, – улыбнувшись, сказал он. – Люди в районе Риальто говорят, мол, старухе удалось обмануть ювелира только оттого, что у нее были при себе золотые монеты.

– Фальшивые золотые монеты, – поспешно отметил Меркурио, понимая, что разговор принимает опасный оборот. – Театральный реквизит. Как и это платье старухи, эти украшения…

– Фальшивые монеты? И как же, скажи на милость, ювелир мог поверить в подлинность этих монет, если ими не обманешь даже глупых зрителей в театре? – На лице Скарабелло не осталось и следа приветливости.

Бенедетта заметила возникшее между ними напряжение и встала рядом с Меркурио.

– А ты не лезь, – осадил ее Скарабелло.

– Да, прекрати ко мне липнуть, – раздраженно сказал ей Меркурио.

– Да пошел ты! – прорычала Бенедетта.

– Ты от меня ничего не скрываешь? – спросил Скарабелло, делая шаг вперед.

«Волк показывает свою истинную натуру», – подумал Меркурио. И он очень надеялся на то, что и лис свою оправдает.

– Мы можем быть друзьями. Или врагами, – продолжил Скарабелло. Он стоял так близко к Меркурио, что тот чувствовал его дыхание. – Тебе решать, мальчик.

И тогда Меркурио бросился к нему на шею и сжал белоголового в объятьях.

– Я тебе столь многим обязан…

Скарабелло грубо оттолкнул его.

– Что это значит, придурок?

– Прости меня… Я тебе стольким обязан, – повторил Меркурио, смиренно опустив голову. – И я клянусь тебе в верности. Почему ты сомневаешься во мне?

– Тебе меня не провести, – отрезал Скарабелло. – Разведи руки.

– Зачем?

Белоголовый молниеносно выхватил нож.

– Когда я говорю тебе сунуть руку в огонь, ты делаешь, ясно?

Меркурио развел руки.

Скарабелло обыскал его. Белоголовый стянул с его шеи платок, прикрывавший фальшивые украшения, и швырнул на пол. Отобрал у Меркурио полотняную сумку, осмотрел, тряхнул камзол и перчатки, взвесил на руке фальшивые кольца. Нашел он и шелковый кошель. Не спуская с Меркурио глаз, он развязал тесемки, и монеты со звоном покатились по полу лавки.

– Снимай штаны.

Меркурио скинул легкие штаны и остался в подштанниках. Скарабелло сунул руку ему между ног. Юноша покраснел, но не шелохнулся.

– Снимай рубашку и нательную сорочку, – скомандовал Скарабелло.

Бенедетта похолодела от страха.

Меркурио разделся. Он остался в подштанниках и нательной сорочке из овечьей шерсти. Белье ему подарила Анна дель Меркато.

Беловолосый приподнял его сорочку, глядя Меркурио прямо в глаза. Затем, не отводя взгляда, он схватил Бенедетту за руку и изящным, точно па, движением подтянул девушку к себе.

– Паоло, проверь, нет ли монет у девчонки.

Травник не двинулся с места.

– Паоло! – рявкнул Скарабелло.

Тот смущенно приблизился. Белоголовый не отпускал Бенедетту. Острием ножа он задрал девушке юбку, перехватил край подола и разрезал тесемку на ее исподнем.

– Ищи, – приказал он Паоло, все еще глядя на Меркурио.

Бормоча извинения, травник принялся ощупывать девушку. Бенедетта закрыла глаза.

– В этом нет необходимости! Оставь ее в покое! – крикнул Меркурио.

Скарабелло на это не ответил. Он приставил лезвие ножа к горлу девушки. Острие скользнуло ей в вырез. И все это время белоголовый смотрел только на Меркурио. Ножом Скарабелло раздвинул ворот нательной сорочки, обнажив белоснежную кожу красавицы.

– Проверь тут, – приказал он Паоло.

– Там ничего нет. – Лицо травника сделалось багровым.

Все с тем же изяществом, сквозившим в каждом его движении, Скарабелло притянул Бенедетту к себе, а затем отстранился.

– Одевайся, – разрешил он Меркурио. – А ты, – альбинос повернулся к Паоло, – спрячь костюм старухи. Сейчас вся Венеция ищет его хозяйку. – Затем Скарабелло посмотрел на Меркурио. – Похоже, ты не обманул меня, мальчик.

Юноша с облегчением перевел дух. Подтянув штаны, он прикрыл лицо руками. Глаза его увлажнились.

– Благодарю тебя, Скарабелло! – Теперь Меркурио мог проявить страх, который он сдерживал все это время. И вновь он бросился на шею беловолосому. – Спасибо… Спасибо… Спасибо…

– Прекрати! – Скарабелло оттолкнул его.

– Прошу, прости меня, Скарабелло. И спасибо тебе, спасибо, спасибо…

– Ну хватит уже, довольно. Все эти бабские сопли начинают действовать мне на нервы. – Белоголовый повернулся к травнику. – Паоло, достань бриллиант из кольца, а золото расплавь. У меня еще есть кое-какие дела. Я зайду к тебе попозже. – Затем от ткнул пальцем в сторону Бенедетты. – А ты постарайся не высовываться. – Он подошел к девушке так близко, будто собирался поцеловать ее. – Здесь, в Венеции, такую воровку, как ты, могут приговорить к четвертованию. Привести на площадь Сан-Марко, привязать к четырем лошадям, а когда те разорвут тело, останки сбросят в канал. Ты поняла? Сейчас люди ищут старуху и ее красавицу-служанку…

Бенедетта просияла.

– …которую ювелир с легкостью узнает.

– Спасибо.

– Ты не поняла меня. – Скарабелло направился к двери лавки. – Я сказал, что люди ищут дуру-служанку.

Меркурио расхохотался, и девушка бросила на него испепеляющий взгляд.

– Очень хорошо, Меркурио, – бросил Скарабелло напоследок.

Юноша поспешил за ним.

– Если бы мне нужно было кого-то найти… – шепнул Меркурио, – ты мог бы мне помочь, верно?

– Возможно. Кого ты ищешь?

– Одного человека, который недавно прибыл в город, – еще тише произнес юноша, поворачиваясь к Бенедетте спиной.

– И почему… твоя сестра не должна знать об этом?

– Ну… потому что…

– Может, ты ищешь какую-то женщину, а сестренка тебя приревновала? Не стоит вызывать в женщинах ревность. Ни к чему хорошему это не приводит.

Меркурио опасливо оглянулся, видя, что Бенедетта подошла поближе.

– Доннола, – одними губами прошептал он. – Это мужчина. И его зовут Доннола.

– Доннола? – удивился Скарабелло. – Мальчик, как по мне, так у тебя слишком много тайн.

– Но его и правда зовут Доннола.

– Я знаю, кто это. Но я бы не сказал, что он недавно прибыл в город. Его каждая собака в Риальто знает. И его легко найти. Нужно лишь пойти на рынок, он всегда слоняется там в поисках работы. Впрочем, недавно я слышал, что он подался в солдаты.

– Он уже вернулся.

– Доннола… – Беловолосый покачал головой. – Ох, мальчик, чует мое сердце, ты еще натворишь дел.

Меркурио повернулся к Бенедетте.

– Пойдем.

– Что он там говорил о Донноле?

– О ком? Ты, наверное, ослышалась. – Меркурио отвел глаза.

Он не понимал, почему, будучи мошенником, не мог лгать Бенедетте. Но, может, все это лишь плод его воображения. Как бы то ни было, лучше поостеречься в будущем.

Едва они свернули в узкий переулок, Бенедетта толкнула Меркурио, прижав его к стене.

– Как ты это сделал?

– Что? – Юноша сделал вид, что не понимает ее.

– Монеты. Настоящие монеты. Куда ты их спрятал? Я уж было подумала, что Скарабелло тебя убьет.

– У меня не было при себе настоящих монет, – ухмыльнулся Меркурио. – Только реквизит из театра.

– Ну, рассказывай!

– Честно. Когда Скарабелло меня обыскивал, при мне не было золотых монет.

– Эй, дурилка, хватит мне голову морочить. Выкладывай все как есть. – Бенедетта нетерпеливо пихнула его под бок.

– Так все и было. При мне золотых монет не было. Они были у Скарабелло.

– Что?

– Ты заметила, как я обнял его, прежде чем он начал меня прощупывать?

– Поверить не могу…

Меркурио рассмеялся.

– Но так все и было.

– Ты сунул ему кошель в карман, а затем… Нет! Так вот почему ты полез к нему обниматься во второй раз! Ты доставал у него из кармана наш кошель! – Его слова произвели на Бенедетту огромное впечатление. – А я думала, ты у нас дурак.

– Сама ты дура. О чем тебе Скарабелло и сказал.

– Он назвал меня красавицей.

– Уши мыть надо, вот что.

Тем временем они дошли до Кампьелло-дель-Гамберо. Пересмеиваясь и пихая друг друга под бок, они юркнули в толпу.

Бенедетту толкнули, и, чтобы не упасть, девушка повернулась… В ткацкой лавке она увидела еврейскую девчонку, которая так нравилась Меркурио.

Джудитта, махая рукой, пошла ей навстречу.

Улыбка застыла на лице Бенедетты. И вновь в ней вспыхнула ярость, столь же сильная, как и пару дней назад. Не раздумывая, девушка опустила руки Меркурио на плечи. И впилась поцелуем ему в губы.