Текст книги "Корабль мечты"

Глава 17

Ночь в доме Анны дель Меркато прошла спокойно. Огонь мерно потрескивал в печи. На рассвете Анна раздула угли и разогрела остатки супа.

Когда монах вышел до ветру, Меркурио, жуя корку вымоченного в супе хлеба и половинку луковицы, склонился к Цольфо.

– Когда он вернется, ты с ним попрощаешься, и мы уйдем.

– Нет, я останусь с ним, – ответил мальчик.

– Ты что, дурак? – опешил Меркурио. – Что ты надумал? Стать его служкой?

– Останься с нами, Бенедетта. – Не обращая на него внимания, Цольфо повернулся к девушке.

– Я с церковником ходить не стану, – решительно заявила Бенедетта.

– Мы будем вместе бороться с евреями и отомстим за Эрколя.

– Да что у тебя в голове творится?! – возмутился Меркурио.

– Брат Амадео сказал, что я должен рассказать о случившемся. Тогда христиане поймут, что евреи – хуже саранчи, карой небесной обрушившейся на египтян, – выпалил Цольфо. – Брат Амадео мне как отец. Он мой идеал, и я счастлив, что нашел его.

– Что ты несешь?! – напустилась на него Бенедетта. – Этот монах просто вкладывает свои слова тебе в рот…

– Оставь его. Он всего лишь глупый мальчишка, – осадил ее Меркурио и повернулся к Цольфо. – Наши отцы даже не узнали о нашем рождении, а наши матери бросили нас на произвол судьбы. Они оставили нас у приюта, и им было все равно, доживем ли мы до следующего утра. Если ищешь отца, то мог бы и со Скаваморто остаться.

– Мне все равно, что ты говоришь. – Цольфо скрестил руки на груди и посмотрел на Бенедетту. – Так ты со мной останешься?

Девушка молча посмотрела на него, в ее глазах вдруг вспыхнула давняя боль.

– Мать продала меня священнику. Он был первым, кто возлег со мной, – прошептала она, закусывая губу, чтобы не разрыдаться. – Нет, я не останусь.

Меркурио смутился, но Цольфо продолжал вести себя так, словно признание девушки ничуть его не тронуло. Впрочем, Меркурио знал, что так мальчик борется со своим страхом.

– Пойдем с нами. – Он сжал запястье Цольфо.

Ребенок отпрянул.

– Отдай мне мою долю.

Бенедетта посмотрела на Меркурио, и тот кивнул. Девушка отсчитала шесть золотых монет и положила на стол. Цольфо тут же схватил их.

Вернувшись, брат Амадео заметил напряжение за столом. Он подошел к Цольфо и по-отечески опустил ладонь на плечо мальчику. Бенедетта и Меркурио сидели напротив.

И тогда Цольфо разжал пальцы и протянул монаху деньги, словно бросая своим бывшим попутчикам вызов.

При виде монет брат Амадео широко распахнул глаза от изумления.

– Господь благословил наш священный поход этими деньгами.

– Скаваморто хотя бы честно отобрал у тебя монеты, идиот, – буркнул Меркурио. Он опустил на стол серебряный. – Это для Анны дель Меркато. Надеюсь, эта монета не окажется в твоем кармане, монах. – Не сводя с церковника глаз, он встал и направился к двери. – Пойдем, Бенедетта.

Девушка смотрела на Цольфо. Она знала, что за этой равнодушной личиной скрыта ранимая душа мальчонки. И Бенедетта понятия не имела, как ему помочь. Покачав головой, она пошла за Меркурио.

Анна дель Меркато возилась в огороде. Она видела, как уходят ее вчерашние постояльцы. Так было всегда – вечером они приходили, утром уходили. Но этот мальчик был не таким, как все остальные. И он носил теперь одежду ее супруга. У женщины болезненно сжалось сердце. Она подняла сапку, махнув детям на прощание. Заливаясь слезами, Анна сама не заметила, как выполола стебель горчицы, переживший зиму.

– Куда теперь? – осведомилась Бенедетта.

Меркурио погрузился в раздумья. Он до сих пор не пришел в себя после признания Бенедетты. Мать продала ее священнику. Да, всех их жизнь не пощадила, это Меркурио понял уже давно. Но сейчас он в полной мере осознал смысл слов Скаваморто – «Знаешь, иногда лучше бы ребенку оказаться в сиротском приюте, чем жить с родителями».

– Так что, куда идем? – повторила Бенедетта.

– Знаешь, что мне сегодня утром сказала Анна дель Меркато? Спросила, есть ли у меня цель.

– И что это значит?

– Она сказала, что у каждого человека должна быть цель в жизни, иначе он словно бы и не живет вовсе.

– А у нее какая цель? – насмешливо спросила Бенедетта.

– Ее цель состояла в том, чтобы заботиться о муже, – несколько неуверенно протянул Меркурио. – А теперь он мертв. Она сказала мне, что с ним умерла и частичка ее души.

– А нам до того какое дело?

– Не знаю… – Меркурио пнул камешек, валявшийся на дороге. – Я просто подумал, что у меня в жизни никогда не было цели. По крайней мере, мне так кажется.

– А как по мне, то все это бабьи сказки.

– Хм…

Они молча пошли дальше. Меркурио отбрасывал с дороги все камешки, которые попадались ему на пути. Бенедетта обхватила ладонями плечи, ее знобило.

– Итак, какая же у нас цель? – наконец спросила она.

Меркурио повернулся к ней, и на мгновение ему почудилось, будто перед ним стоит Джудитта.

– Нам нужно найти лодку, на которой мы переправимся в Венецию. Пойдем на рыночную площадь.

Площадь, где можно было не только купить всякую всячину, но и решить любую проблему, полнилась людьми. Меркурио расспросил лодочников, но все сказали ему, что в военное время в Венецию никого нельзя было перевозить. Гуляя по площади, Меркурио заметил лавку с голубым пологом, перед которой мялось несколько человек. Вид у них был печальный. Подойдя поближе, юноша понял, что в лавке принимают в залог драгоценности.

– Как зовут ростовщика? – спросил Меркурио у прохожего.

– Исайя Сараваль.

Заглянув внутрь лавки, Меркурио увидел громилу. Громила подозрительно уставился на него. Юноша поздоровался, но силач не ответил на его приветствие, не сводя с него глаз. Меркурио понял, что этот тип работает в лавке охранником. Ростовщик оказался приветливым мужчиной лет пятидесяти, с узким лицом, обрамленным платком из дамасского шелка. На шее у ростовщика болталась цепь с увеличительным стеклом. Наверное, Исайя смотрел сквозь него, когда оценивал цепочку Анны дель Меркато, подумалось Меркурио.

– Что теперь будем делать?

Напротив лавки ростовщика юноша приметил трактир. Туда-то они и направились. Невзирая на утренний час, Бенедетта с аппетитом съела свою порцию, а вот Меркурио почти не притронулся к отварной свинине с цветной капустой. Он все время поглядывал на лавку ростовщика. Наконец туда зашел парень подходящей наружности.

– Жди здесь, – шепнул Бенедетте Меркурио, вышел из таверны и остановился перед лавкой.

Вскоре громила выставил парня за дверь.

– Если ты еще раз сюда придешь, мой господин пожалуется на тебя властям.

– Проклятый жид, – ругнулся парень и побрел прочь.

Меркурио догнал его.

– Добрый день, друг мой.

Юнец подозрительно уставился на него.

– Ты пытался продать то, что тебе не принадлежит, не так ли?

– Ты кто такой? Проваливай отсюда!

– Я один из ваших, дружище, – успокоил его Меркурио. – И я ищу лодку, на которой смогу переправиться в Венецию. Я могу заплатить.

– Так бы сразу и сказал, друг, – оживился парень. – Сколько можешь заплатить?

– Нас двое.

– Серебряный с носа.

– Серебряный за двоих.

– Согласен.

Парень был похож на крысу.

– Давай деньги, а завтра встретимся у канала Сальсо.

– Думаешь, я настолько глуп? – ухмыльнулся Меркурио.

– Но мне нужно найти лодку…

– Когда мы будем на борту, получишь свои деньги. Так что, согласен или нет?

Парень обреченно покачал головой.

– Ладно. Завтра на рассвете у канала Сальсо. А где ты собираешься ночевать? Если хочешь, я за полсольдо найду тебе хорошую ночлежку.

Меркурио прекрасно понимал, что этот тип и его дружки той же ночью перерезали бы ему глотку.

– На рассвете у канала Сальсо.

– На рыбацкой пристани, – смирившись, кивнул парень. – Лодка «Старая дева». Скажешь, что тебя прислал Царлино. Это я, – подмигнул молодой плут. – Не ошибешься.

– Я вообще не ошибаюсь, Царлино.

Меркурио вернулся в трактир. Тем временем Бенедетта уже съела его порцию свинины и выпила все вино.

– Надо найти место для ночлега, – сказал Меркурио.

– Жаль, что Цольфо с нами нет, – пробормотала Бенедетта.

Меркурио спросил трактирщика, нельзя ли ему и его сестре снять здесь комнату. Как оказалось, в таверне как раз освободилось место. Трактирщик заверил его, что там отличные лежанки, набитые отрубями, и почти нет клопов.

Меркурио помог Бенедетте подняться наверх. Едва коснувшись головой постели, девушка уснула. Меркурио встал у маленького окошка, разглядывая рыночную площадь. Голубой полог лавки, принадлежавшей Исайе Саравалю, развевался на ветру.

Когда Меркурио вышел из дома, уже стемнело. Он вытащил у Бенедетты кошель с золотыми монетами, осторожно, чтобы не разбудить девушку.

Какое-то время он ходил по рынку. Решившись, юноша направился в лавку.

Бенедетта проснулась, когда Меркурио закрыл за собой дверь. Голова казалась тяжелой от выпитого вина, но девушка сразу заметила, что ее деньги пропали.

Вскочив на ноги, она выглянула в окно, но Меркурио не было видно.

– Ах ты мелкий пакостный ублюдок! – прошипела Бенедетта.

Рядом с лежанкой стояло ведро с холодной водой. Умывшись, девушка сразу почувствовала себя лучше. Она подошла к окну и успела заметить, как Меркурио сворачивает в переулок.

– Мелкий пакостный ублюдок! – повторила она, выбегая из комнаты.

Бенедетте удалось прокрасться за ним незамеченной. В голове у нее крутились мысли о мести. Вор. Хуже того, предатель! Но затем она с изумлением обнаружила, что Меркурио украдкой пробирается в дом Анны дель Меркато. Уже через минуту юноша вновь вышел на улицу. Бенедетта притаилась за деревом.

Когда Меркурио был в паре шагов от нее, Бенедетта преградила ему путь.

– Что ты тут делаешь? – опешил Меркурио.

Бенедетте показалось, что за напускным изумлением ее друг пытается скрыть угрызения совести.

– Это я у тебя хочу спросить.

– Тебя это не касается.

– У тебя мои деньги. Еще как касается.

Меркурио попытался пройти мимо. Он явно торопился, точно успел уже натворить что-то дурное.

Бенедетта не понимала, что происходит. Она вновь загородила ему дорогу. И тут из дома донесся крик. Девушка узнала голос Анны дель Меркато.

– Что ты сделал? – ужаснулась она.

Крик повторился, и только теперь Бенедетта поняла, что его причиной стала радость.

– Пресвятая Дева Мария! – голосила дель Меркато. – Моя цепочка! Моя цепочка!

Меркурио затолкал Бенедетту за дерево. Укрывшись в зарослях, они увидели, как Анна выбежала из дома. Отерев слезы, женщина поцеловала цепочку.

– Где бы ты ни был сейчас, ты заслужил свое место в раю, мальчик мой! – крикнула она.

– Что за цепочка? – переспросила Бенедетта, когда дель Меркато вернулась в дом.

– Пойдем в таверну.

– Это как-то связано с болтовней о великой цели? – настаивала девушка.

– Оставь меня в покое. Почему бы тебе не заняться своими делами? – Меркурио направился к рыночной площади.

– А я уж подумала, что ты меня бросил. – Бенедетта обхватила Меркурио руками, обнимая его сзади.

– Хватит на меня вешаться, – прикрикнул Меркурио.

Бенедетта украдкой улыбнулась.

Глава 18

Брат Амадео да Кортона родился вовсе не в Кортоне, как можно было бы предположить по его имени, а в нищебродском трактире в Бергамо.

Его матери было пятнадцать. Она умерла при родах.

Мать Амадео была дочерью трактирщика.

Сходя с ума от горя, трактирщик завернул младенца в залитое кровью одеяло и вышел в ночь, не внемля стонам и мольбам жены.

Все постояльцы пошли за ним, и каждый из них знал, кто отец этого ребенка.

Дойдя до доминиканского монастыря, трактирщик так долго колотил кулаком в ворота и орал, что разбудил привратника. Тот открыл смотровое отверстие и выглянул наружу.

Трактирщик накричал на него, требуя позвать монастырского лекаря. Испугавшись, привратник побежал в монастырь, где уже разжигали первые свечи к заутрене, и рассказал своим собратьям, мол, под воротами собралась разъяренная толпа и требует лекаря.

– Вот твой ублюдок! – У рассвирепевшего трактирщика чуть глаза из глазниц не вылезли, когда монастырский лекарь со своими братьями приблизился к воротам. – Он убил свою мать, когда родился на свет! Да падет наказание за сие преступление на тебя, ибо это ты зачал его! Да горит твоя душа в вечном пекле! Я проклинаю тебя, распутный монах! И ублюдка твоего проклинаю! – С этими словами трактирщик опустил курлыкающего младенца на оледеневшую землю, повернулся к монастырю спиной и отправился в свою таверну, подкошенный смертью дочери, которую соблазнил монах.

Монаха звали Реджинальдо да Кортона.

Когда толпа разошлась, озябнув на холоде, Реджинальдо вышел к младенцу, взял его на руки и вернулся в тепло под неодобрительными взглядами собратьев по вере. Монах отпоил своего сына козьим молоком, и ребенок выжил. Но тут поднялся вопрос о том, что же с малышом делать. Конечно, следовало бы отдать его в сиротский приют. Но брат Реджинальдо да Кортона испросил разрешения оставить ребенка себе как напоминание о слабости и грехе.

– Как крест. – Как часто бывает с фанатичными слугами Господними, он думал только о себе, а не о том, что этим накажет и ребенка.

Ребенка крестили Амадео – на радость монахам, усмотревшим в его имени особый смысл и называвшим малыша Ama-Deo-e-non-le-donne – «Люби Господа, а не женщин». Он рос воплощенным напоминанием о грехе отца, и Реджинальдо повсюду водил его с собой. Люди в городе, еще не знавшие о скандальной истории, все выяснили в последующие годы. На Амадео все таращились. Если отец случайно встречал незнакомого человека, то торопился поскорее рассказать чужаку о своем грехе, винясь и стуча себя кулаком в грудь. Даже в присутствии малолетнего сына он не упускал из истории ни одной пикантной подробности. За столь чистосердечное раскаяние братья в Бергамо простили распутника, ему даже удалось вернуть их уважение. Муки, выпавшие на долю маленького Амадео, очистили его отца от греха, а мальчик так и остался «крестом». Так его и называли. У него просто не было возможности стать кем-то другим.

Когда Амадео исполнилось десять лет, он поздним вечером сбежал из монастыря. Мальчик знал, куда идет – в таверну, где он родился. В таверну, где умерла его мать.

В темном грязноватом трактире мальчик сразу увидел своего деда и женщину, в которой признал бабку. Амадео робко приблизился к трактирщику. В зале воцарилась тишина – даже постояльцы таверны узнали его. Трактирщик тоже понял, что это за мальчик.

– Мне жаль, что из-за меня умерла моя мать. – Голос Амадео срывался.

Ребенок опустился на колени. За эти годы он научился у отца только одному – нужно каяться в своих грехах.

Душу трактирщика разрывали противоречивые чувства. Его тронули слова ребенка. Да и его жену тоже – женщина, ахнув, зажала рот ладонью.

Но затем ненависть победила.

– Она была моей дочерью пятнадцать лет, а твоей матерью – всего пару мгновений, и эти мгновения ты потратил на то, чтобы убить ее. Не смей называть ее в моем присутствии своей матерью!

Те слова больно ранили ребенка. От унижения он склонил голову, но нашел в себе силы произнести:

– Мне жаль, что из-за меня умерла твоя дочь.

Его бабка разрыдалась. Если бы муж не удержал ее, она бросилась бы к внуку и заключила его в объятия. У ребенка были точно такие же голубые глаза, как и у ее доченьки. Но трактирщик озлобился еще больше.

– Убирайся отсюда, греховное создание! – рявкнул он, указывая на мальчика пальцем.

И по какой-то необъяснимой причине – тот трактирщик вовсе не был фанатиком и особо не раздумывал над вопросами веры – ему в голову не пришло ничего лучше, чем сказать:

– В этом мире хуже тебя только евреи. – Он не нашел других слов, чтобы выразить ненависть к своему внуку.

Когда Амадео вернулся в монастырь, его наказали за побег. Но с тех пор он начал выяснять, кто же такие евреи. Оказалось, что это они убили Господа Иисуса Христа, распяли его на кресте. Грех, свершенный на Голгофе, пятном лег на весь народ.

И тогда в детском сознании Амадео сложилась четкая картина: вполне логично, что евреи хуже него. В конце концов, они убили Сына Божьего, а он всего лишь простую девушку. Впервые в жизни Амадео испытал облегчение. Он был не самым ужасным человеком на свете.

И впервые в жизни он обрел того, кого можно презирать, – точно так же, как остальные презирали его.

Евреи стали его освобождением. Евреи стали всем смыслом его жизни. Амадео изливал на них свою ненависть, и от этого ему становилось легче. Впервые в жизни он выступал на стороне Добра.

Амадео удалось убедить себя, что его ненависть к евреям – акт любви к Господу. И он предавался этой любви через ненависть.

Со временем Амадео позабыл и своего деда, и произнесенные им слова. Прошли годы, он сам стал доминиканцем и уже не помнил, как возникла его ненависть к евреям. Он воспринимал ее как данность. И Амадео сумел найти нужные слова, чтобы разжечь такую же ненависть в сердце Цольфо. Он прекрасно разбирался в людях и сразу отличал слабых и добрых. Именно поэтому он снимал комнату у Анны дель Меркато.

Теперь же Амадео понимал, что можно сделать Цольфо символом своей борьбы.

– Мы расскажем о том, что случилось, и тогда все поймут, какими тайными тропами пробирается в наш мир Сатана, а проводят его по этим тропам верные слуги зла – евреи, – повторял он, направляясь к каналу Сальсо. – Правда, нужно будет… немного подправить твою историю. Например, не нужно упоминать, что вы ограбили купца. Так грех всего еврейского народа становится нагляднее, понимаешь?

Цольфо кивнул, он был готов к любому лжесвидетельству, лишь бы отомстить евреям за смерть Господа нашего Иисуса Христа, а главное – за смерть Эрколя.

– Нам нужно пробраться в Венецию, – продолжил брат Амадео. – Венеция – город евреев. Там они проводят свои колдовские ритуалы, там процветает их проклятая торговля. И там наш очищающий поход нужен как нигде.

На пристани монах приблизился к большой рыбацкой лодке, перевозившей рыбу на рынок Риальто.

– Добрый человек, – обратился к рыбаку брат Амадео. – Не доставите ли вы нас в Венецию?

Мужчина растерянно уставился на него, покосившись на большую плетеную корзину в лодке. Верх корзины закрывала зловонная окровавленная тряпка, измазанная рыбьими внутренностями.

– Мы можем заплатить, – добавил Цольфо, угадавший мысли рыбака.

– Сколько? – осведомился мужчина, не сводя глаз с монаха.

– А сколько ты хочешь? – не унимался Цольфо. Судя по всему, он умел улаживать подобные дела намного лучше, чем Амадео.

И тут Цольфо показалось, будто в корзине что-то шевельнулось. Будто бы между двумя ивовыми лозами мелькнули чьи-то тонкие пальчики. Цольфо шагнул вперед, встав на скользкую ступеньку пристани, и присмотрелся внимательнее.

Рыбак явно забеспокоился.

– Сколько? – повторил Цольфо.

Мужчина уже готов был ответить, но в этот момент вдалеке показалось двое стражников.

– Уходите, пожалуйста! – громко воскликнул он.

Цольфо оглянулся на стражников. До тех оставалось шагов двадцать.

– Ну же, сколько? – прошептал мальчик, глядя на корзину. Теперь он был уверен, что там вовсе не рыба. – Если не ответишь, я скажу страже, что ты перевозишь в этой корзине беглого преступника.

Рыбак побледнел.

– Уходите, прошу вас.

– Сколько? – повторил Цольфо, наклоняясь к корзине.

Ему достаточно было протянуть руку, чтобы перевернуть ее.

И тут мальчик услышал голос, доносившийся из-под грязной тряпки:

– Цольфо, не выдавай нас!

Цольфо узнал этот голос. Бенедетта.

Он в изумлении отпрянул, покосившись на брата Амадео и рыбака. Те ничего не слышали.

В корзине Бенедетта тряслась от страха. Меркурио сжал ее руку.

– Не шевелись, – шепнул он.

Они заплатили плуту, с которым Меркурио вчера познакомился на рыночной площади, и их отвели к этой лодке. Вот уже час они сидели в корзине, задыхаясь от тошнотворного запаха рыбы. В щель между лозами Меркурио и Бенедетта наблюдали за происходящим, понимая, что их в любой момент могут обнаружить.

Они увидели, как Цольфо отошел от лодки, пытаясь оттеснить монаха подальше.

– Мы найдем другой способ переправиться, – увещевал он брата Амадео.

– Нет, я хочу, чтобы в Венецию нас доставил именно этот рыбак! – не успокаивался Амадео.

– Он не может отвезти вас в Венецию, – миролюбиво заметил один из стражников, подходя поближе. – Это запрещено.

– Но мне нужно в Венецию! – высокомерно отрезал монах. – Этого хочет Господь!

– В Венецию можно попасть только тогда, когда этого захочет дож, – усмехнулся стражник.

– Так значит, ты помешаешь слуге матери нашей Церкви… – начал брат Амадео, вперив палец в небеса.

– Вражескому шпиону не составило бы труда раздобыть доминиканскую рясу, – перебил его стражник. Он больше не улыбался. – В военное время лагуна закрыта для чужаков.

– Так значит, ты хочешь помешать мне?! – Монах угрожающе ткнул в стражника пальцем. Он нисколько не сомневался в могуществе креста на своей шее. – Я взойду на борт этой лодки.

– Тогда мне придется задержать тебя, монах.

– Это мы еще посмотрим!

Из своего укрытия Меркурио и Бенедетта наблюдали за тем, как первый стражник подзывает второго.

– Держи мальца, – бросил он, грубо хватая доминиканца за рукав. – Во имя Светлейшей Республики я арестовываю тебя по подозрению в шпионаже. – Стражник потащил его в сторону гарнизона.

– Что будем делать? – испуганно прошептала Бенедетта.

– Не шевелись, – шикнул на нее Меркурио, выглядывая из корзины.

Лодка отчалила от пристани – рыбак воспользовался суматохой и приказал своим людям сняться с якоря.

– Но их же арестовали! – возмутилась Бенедетта, в ужасе глядя на Цольфо.

– Не дергайся! – прошипел Меркурио.

Гребцы оттолкнулись от пристани, сели на лавки и вложили весла в уключины.

Бенедетта подалась вперед, словно собираясь выбраться из корзины.

– Я должна помочь ему.

Меркурио молчал. Лодка уже была достаточно далеко от берега, и девушку все равно бы не услышали, поэтому не имело больше смысла вновь и вновь повторять, чтобы она не дергалась. Вскоре они увидели, как стража отпустила Цольфо и брата Амадео. Пристыженно опустив головы, они пошли прочь. Наверное, к Анне дель Меркато, подумалось Меркурио.

Остановившись на углу улицы, Цольфо оглянулся и в последний раз взглянул на лодку. Бенедетте он показался печальным.

– Терпеть не могу этого монаха.

– Этот доминиканец – сущий дьявол, – согласился с ней Меркурио.