Текст книги "Корабль мечты"

Глава 5

– Моя мать была актрисой.

Наступило утро. Меркурио спустился с платформы и обвел взглядом своих гостей.

– Вернее… она была актером. Вы же знаете, что женщинам нельзя выступать в театре?

Бенедетта и Цольфо переглянулись.

– Ну конечно, – солгала девушка.

– Ага, как же, как же, – усмехнулся Меркурио. – Так вот. Моя мама много лет переодевалась в мужское платье, чтобы выступать на сцене. И все верили, что она на самом деле мужчина. Представляете, даже в мужском облике она была настолько прекрасна, что ей постоянно доставались женские роли.

Бенедетта и Цольфо зачарованно слушали. История о том, как женщина притворяется мужчиной, чтобы сыграть на сцене женщину, сбивала их с толку. К тому же они не понимали, к чему Меркурио ведет.

Юноша схватился за край грязного штопаного полога, висевшего за платформой.

– Готовы? – спросил он и театральным жестом отдернул полог.

Бенедетта, Цольфо и Эрколь разинули рты от изумления.

Они словно очутились в мастерской какого-то портняжки. Или в магазине одежды. Перед ними висели: сутана священника, монашеская ряса, черный наряд писаря, полосатое облачение слуги, стеганка конюха из папских конюшен, штаны испанского солдата (одна штанина малиновая, вторая – шафрановая), жакет с блестящими позументами и буфами с прорезью, передник кузнеца, черная шляпа и вощеный сюртук путника, что собрался в дальнюю дорогу. Плетеная корзина из ивовых прутьев полнилась париками, шиньонами, очками, моноклями, накладными бородами, свитками и кошелями, во второй корзине лежало оружие, инструменты и всякая всячина: короткий меч, кузнечный молот, аркан конюшего, кожаный пояс с зубилом и стамеской, как у резчика по дереву, бритва брадобрея, пила столяра, штемпельная подушка писаря, гусиные перья, чернильницы, полуботинки, сапоги, тапочки, деревянные башмаки рыботорговца. И, наконец, висело за пологом три женских облачения: роскошный наряд придворной дамы, кобальтовый, усыпанный поддельными драгоценностями из яркого стекла; скромное темно-зеленое платьице девушки из хорошего дома; серовато-коричневая одежда служанки, с передником, большой сумкой и белым чепчиком.

– Пресвятая Богородица! – вырвалось у Бенедетты.

Меркурио так и раздувался от гордости.

– За работу! У меня есть идея, как отобрать золотой у трактирщика.

– Откуда у тебя все эти вещи? – спросила Бенедетта, словно не услышав его последние слова.

– Мне они достались в наследство от матери, – пояснил Меркурио. – У нее же я научился переодеваться. Вот только… я немного другой актер, чем она, – рассмеялся он.

– Так значит, ты не сирота? – спросил Цольфо.

– Сирота. Но на смертном одре моя мать попросила актера из театральной труппы найти меня и передать все эти вещи и ее благословение.

Меркурио смерил взглядом троицу, не сводившую с него глаз.

– Ну, это долгая история. Короче говоря, моя мать переспала с одним актером из своей труппы. Ну, тот знал, что она женщина. Так я и родился. Моя мать вынуждена была…

– Оставить тебя в коробке для подкидышей, как было со мной и Эрколем. – Цольфо сплюнул.

– Подкидыш, подкидыш, – засмеялся Эрколь.

– Тише ты, дурак.

– Нет, мама меня не бросала. Она отдала меня кормилице и заплатила ей, чтобы та за мной присматривала. Но эта женщина подбросила меня в сиротский приют святого архангела Михаила, а деньги забрала себе.

– Вот дрянь!

– Да. А потом моя мама заболела и умерла. И глава труппы нашел меня и передал мне все ее вещи. Эти костюмы… Моя мама играла все эти роли. Актер рассказал мне ее историю. Сказал, что она была лучшей в труппе и что она…

– Всегда любила тебя? – В глазах Цольфо светилась надежда.

– Именно.

– Но как этот человек тебя нашел? И откуда он вообще узнал, что ты это ты? – вмешалась Бенедетта.

– Ну, все сложно, – сменил тему Меркурио. – Сейчас нам нужно заняться трактирщиком. Вымой лицо и руки, – приказал он Бенедетте. – Там, в ведре, вода.

– И не подумаю, – взвилась девушка.

– Вымойся, – повторил Меркурио.

– Это еще зачем?

– Потому что это важно для моего плана.

– Какого плана?

– Вымоешься, и тогда все узнаешь. – Он взял зеленое платье добропорядочной горожанки. – Должно подойти тебе по размеру. – Он протянул платье девушке.

– Уф, вода холодная, – пожаловалась Бенедетта, протирая двумя пальцами глаза.

– Ты должна казаться чистой. Не упрямься.

– Ненавижу мыться, – надула губки девушка.

– Уверяю тебя, это чувствуется, – рассмеялся Меркурио.

Бросив на него испепеляющий взгляд, Бенедетта опустила обе руки в воду, а затем принялась тщательно отмывать лицо.

– Хорошо, а теперь переодевайся, – заявил юноша, проверив, чистые ли у нее ногти.

– Где?

Меркурио удивленно уставился на нее.

– В смысле?

– Ты что, думаешь, я стану перед вами раздеваться?

– Ну, у меня другой комнаты нет, ты же знаешь.

– Отвернитесь и не смейте подглядывать, – сдалась Бенедетта.

Послышалось шуршание платья.

– Я готова.

Цольфо и Эрколь разинули рты.

– Ты выглядишь прекрасно, – сказал мальчик.

– Эрколь тоше шитает, ты прекрашна.

Бенедетта покраснела.

– Оба вы идиоты, – сказала она, глядя на Меркурио.

– А теперь уходите, – никак не ответив на ее слова, заявил юноша. – Я вас догоню и расскажу мой план.

Полчаса спустя они уже шли по дороге, преисполненные решимости.

– Какую роль она играла в этой одежде? – спросила Бенедетта, шагая рядом с Меркурио.

– Кто?

– Твоя мама.

– А… она играла… герцогиню.

– Герцогиню? – Хихикнув, Бенедетта провела ладонью по подолу платья и выпятила грудь.

Некоторое время они шли молча.

– Знаешь… Прости меня за вчерашнее… – сказала она.

– Ты о чем?

– Я не всерьез это сказала… ну, о том, что пускай ты утонешь в катакомбах в собственном дерьме. Я же не знала…

– Все, замяли.

Бенедетта опустила ладонь ему на плечо, но юноша отпрянул.

– Мне друзья не нужны.

– Думаешь, мне они нужны? – отрезала Бенедетта. Она задумчиво смерила Меркурио взглядом. – А ты и правда похож на настоящего священника.

Парень довольно улыбнулся. На нем была длинная сутана с красными пуговицами, на груди было вышито окровавленное сердце в терновом венке, на голове красовалась блестящая черная шляпа.

– Мой образ еще не совершенен, – задумчиво протянул Меркурио.

Подойдя к двум ослам, стоявшим у яслей, он набрал полные пригоршни сена и запихнул его себе под сутану.

– В отличие от нас, священники едят по три раза в день: утром, днем и вечером, поэтому они все такие толстые.

Проходя мимо лотка с фруктами, Меркурио мимоходом стянул яблоко, на ходу отрезал от него два куска и сунул себе за щеки.

– Шмотри, щаш хорошо, – рассмеялся он. – Нушно поштупь потяшелее шделать. – Меркурио изменил походку.

– Это безумие! – воскликнула Бенедетта.

– Переодеваящь, недоштатошно…

– Ни слова не понимаю, – перебила его девушка.

Вытащив куски яблока изо рта, Меркурио выбросил их.

– Нет, так не пойдет. Еще одно правило: не перегибать палку. Если трактирщик меня не поймет, то это все коту под хвост. Я хотел сказать, что, когда ты переодеваешься, недостаточно просто надеть другую одежду. Нужно представить себе, что этот наряд – действительно твой, и двигаться в нем настолько естественно, словно ты такое платье каждый день носишь.

– Что же мне теперь, разгуливать по улицам что твоя герцогиня? – осведомилась Бенедетта.

– Ну да. Могла бы и задом повилять.

– Ой, иди ты, Меркурио, – возмущенно фыркнула девушка, но и правда принялась покачивать бедрами.

Они свернули на Вико-де-Фунари.

– Подожди здесь. И оставайся на виду, – сказал Меркурио Бенедетте. – А вы двое не высовывайтесь.

Владелец таверны на Вико-де-Фунари оказался сильным грузным мужчиной, отмеченным печатью пьянства. Он стоял между двумя раскладными дверьми, ведущими в таверну «У поэтов». С дверьми как раз возились слуги. Помещение таверны было светлым и просторным. Раньше здесь находился склад. Две гигантских винных бочки, стоявших у правой стены, подчеркивали богатство владельца.

– День добрый, брат.

Трактирщик оглянулся.

– У меня нет ни братьев, ни сестер, – неприветливо ответил он, глядя на молодого священника.

– Я прислан сделать тебе предложение… – начал Меркурио, слащаво улыбаясь.

Трактирщик недоверчиво смерил его взглядом.

– Если ты надеешься на подаяние, то ты не в ту дверь постучал, – отрезал мужчина, уже собираясь повернуться к Меркурио спиной.

– Ты не понял меня, добрый человек. Господь наш в неизмеримой доброте своей предоставляет тебе возможность… – продолжил Меркурио.

– Какую еще возможность? – перебил его трактирщик, морща лоб.

– Возможность исправить оплошность, брат.

Скрестив руки на груди, трактирщик прислонился к стене и поджал губы, глядя на молодого священника.

Меркурио молча смотрел на него, не отводя взгляда.

– Что ты несешь? Какая еще оплошность? – сдался наконец трактирщик.

– Его высокопреосвященство епископ Карпи, монсеньор Томмасо Барка ди Альбиссола, у которого я имею честь работать секретарем, in saecula saeculorum atque voluntas Dei[4]4
  Во веки веков воля Божья да… (лат.)


[Закрыть]…

– Прекрати трепаться на латыни. Говори ясно и понятно. Да покороче, – проворчал трактирщик. Услышав имя Томмасо Барка, он растерял былую уверенность.

– Немногое нужно мне сказать тебе. Ты должен лишь взглянуть на сию юную деву, и тогда сам все поймешь.

С этими словами Меркурио повернулся и указал на Бенедетту, стоявшую на углу улицы.

– Ты узнаешь ее?

– А должен? – Трактирщик заметно напрягся.

– Вчера вечером ты отобрал принадлежавшую ей золотую монету, – громогласно объявил Меркурио.

– Да будь я проклят, если это так…

Меркурио покачал головой, с нарочитым разочарованием поджимая губы.

– Господь наш в милости своей неизмеримой… рукою смиренного слуги своего… меня то есть… дает тебе такую возможность, а ты столь глупо отказываешься от нее? Я представляю здесь волю Божью и его высокопреосвященства. Деньги, которые ты отобрал у девушки, принадлежали епископу, который, как он делает каждый год, прибыл в Рим, чтобы нанести визит главе Святого Престола. А епископу еще ничего не известно о случившемся…

Трактирщик не знал, что ему делать. Он боялся, что его пытаются обмануть, но не решался спорить с секретарем столь могущественного представителя духовенства. С одной стороны, ему не хотелось расставаться с монетой, ставшей для него необычайно легкой добычей, с другой стороны, он знал, сколь суровым может быть наказание, если ты переходишь дорогу облеченному властью человеку.

– Она выглядела как воровка, вся грязная, в лохмотьях… – буркнул он.

– Да, конечно. Она только прибыла из сиротского приюта святого архангела Михаила, в котором его высокопреосвященство выбирает своих… личных служанок. А вчера девушка должна была пройти первое испытание. «Испытание золотой монетой», как его называет его высокопреосвященство, наш досточтимый господин епископ. Каждой новой служанке мы даем золотую монету и отправляем куда-нибудь купить еды. Если она возвращается с ужином, то достойна получить надлежащее воспитание. Если же девушка забирает монету себе и убегает, то его преосвященство сообщает о ней страже, и с ней обходятся как и с любой воровкой. – Меркурио снял шапочку, чтобы отвлечь внимание своей жертвы. Его задача состояла в том, чтобы не дать трактирщику возможность сосредоточиться и подумать.

– А откуда мне знать, что ты не мошенник? Ты слишком уж молод… – Как Меркурио и предполагал, трактирщик не спешил ему поверить. Глазки толстяка беспокойно бегали. – Если ты монах, то где же твоя тонзура?

– Я novizium saecolaris[5]5
  Послушник в миру (лат.).


[Закрыть], – ответил Меркурио, радуясь тому, что давно уже придумал такое наименование, которое помогло ему обстряпать не одно дельце.

Достав льняной кошель с монетами, которые он украл у купца, Меркурио распутал завязки. Монеты звякнули, когда юноша вытряхнул их на ладонь и сунул под нос трактирщику.

– Поступать так меня заставляет вера в завет милосердия, недоверчивый ты человек. Посмотри на эти монеты. Разве они не выглядят так же, как та, что ты отобрал у девушки? Разве они не одной чеканки, с одной стороны лилия, с другой – профиль Иоанна Крестителя? Такие монеты не в ходу в Риме.

Трактирщик подался вперед, рассматривая золото, а затем достал из кармана монету Бенедетты.

– И откуда мне было знать? – проворчал он, нервно подбрасывая и ловя монету.

Меркурио молчал.

Трактирщик подкидывал монету все выше, не сводя глаз с Бенедетты.

– Откуда мне было знать? – повторил он.

Было видно, что трактирщик готов сдаться.

Но в этот момент на Вико-де-Фунари раздался душераздирающий крик:

– Воры! Проклятые воры!

Трактирщик резко повернулся и увидел еврея, тычущего пальцем с сторону Бенедетты, мальчика и громилы.

Теперь он понял, что его пытаются надуть, но монета была еще в воздухе! Меркурио оказался быстрее своего собеседника. С ловкостью кошки мнимый священник подпрыгнул и на лету перехватил монету.

– Ну ты и дурак! – Юноша расхохотался трактирщику в лицо и бросился бежать.

– Держи вора! Держи вора! – завопил трактирщик и помчался за ним.

Меркурио бегал быстрее, но ему пришлось двигаться в сторону купца, все еще оравшего на Бенедетту, Цольфо и Эрколя.

Юноша ловко протиснулся в узкий проем между купцом и стеной, но на бегу у него из-под сутаны начало сыпаться сено.

Шимон Барух не узнал его, и Меркурио беспрепятственно последовал дальше, однако дорожка сена, отмечавшая его след, вызвала у купца некоторые подозрения. Присмотревшись, он понял, с кем имеет дело, и тут же пустился в погоню за Меркурио.

– Вор! Держи вора!

За ним мчался трактирщик.

– Вор! Держи вора! – уже хором кричали они.

Так как они оба преследовали только Меркурио, Бенедетта, Цольфо и Эрколь оказались спасены. Вначале они пустились наутек, двигаясь в противоположном направлении. Глаза Эрколя расширились от страха. Троица успела отбежать не так уж далеко, когда Бенедетта резко остановилась, свернув за угол.

– Мы должны помочь ему, – решительно заявила она.

Меркурио бежал со всех ног, пытаясь отделаться от преследования, но ему мешала длинная, до самой земли, сутана.

Трактирщик вскоре отстал. Меркурио видел, что он остановился в первом же переулке, запыхавшись и согнувшись от боли в боку. Но всякий раз, когда юноша оглядывался, оказывалось, что купец немного приблизился к нему. И еще немного. И еще. Меркурио свернул в переулок, ведущий к Сан-Паоло-алла-Регола. За этой церковью тянулся лабиринт узких улочек, где легко было спрятаться.

Тем временем купец уже почти догнал его. Оглянувшись, Меркурио заметил Бенедетту. Подобрав платье, девушка мчалась со всех ног, точно одержимая. Последовав ее примеру, Меркурио подобрал сутану, стиснул зубы и набычился. Ноги вязли в грязи, легкие горели. Если бы сейчас парень выбросил кошель с монетами, купец наверняка бы остановился, чтобы поднять его, и Меркурио был бы спасен. Но парню не хотелось расставаться с деньгами.

Свернув к Сан-Сальваторе-ин-Кампо, он заметил, что перебирать ногами становится все труднее. «Не сдаваться!» – подумал он.

Меркурио петлял переулками. Когда он в очередной раз оглянулся, купца сзади не было видно, но парень знал, что тот может появиться в любой момент.

Он свернул в грязную улочку… и понял, что очутился в ловушке. Впереди был тупик. Меркурио услышал, как к нему приближается купец. Затаив дыхание, он вжался в стенную нишу между двух колонн из красного кирпича.

Шимон Барух добежал до развилки. Невзирая на то, что евреям запрещено было носить оружие, он купил кинжал с длинной рукоятью и обоюдоострым лезвием. Впереди было три пути – две улицы справа и маленький переулок слева, засыпанный отбросами с находившегося неподалеку овощного рынка.

– Будь ты проклят! – воскликнул Шимон, сворачивая в переулок.

Он остановился, думая, что потерял след вора. Купца охватило отчаяние.

– Проклятый мерзавец! – повторил он, уже направляясь к выходу из переулка.

И тут он услышал позади какой-то плеск. Как ужаленный, Шимон резко дернулся в сторону, повернулся и побежал назад.

Меркурио поскользнулся в грязи и так привлек к себе внимание купца.

– Попался, вор! – заорал Шимон Барух. – А ну отдавай мои деньги!

– Господин! – Меркурио поднял руки в примирительном жесте. – У меня нет ваших денег…

Но Шимон не успокаивался. В него точно бес вселился: глаза налились кровью, ноздри раздувались, он запыхался от быстрого бега, из открытого рта брызгала слюна.

Рука с кинжалом дрожала, но купец не отступал.

– Отдавай деньги! – Он сделал выпад в сторону Меркурио.

За спиной Шимона возникли Бенедетта, Цольфо и Эрколь. Бенедетта жестами показала Меркурио, чтобы он их не выдал, а затем принялась что-то шептать на ухо Эрколю. Громила покачал головой, в его глазах отражался ужас.

Шимон же надвигался на Меркурио, даже не подозревая о том, что происходит за его спиной.

– Ах ты мерзкий ублюдок, хотел меня со свету сжить? А ну отдавай мои деньги, не то прирежу!

В движениях Шимона сквозила неуверенность, точно купец никак не мог решиться, нападать ему или убегать. Похоже, он и сам испугался охватившей его ярости. Шимона била крупная дрожь, глаза расширились, в горле пересохло. Он приставил кинжал к груди врага, вжавшегося спиной в стену дома в переулке. Чтобы набраться храбрости, купец кричал.

Меркурио замер, точно окаменев. Он закрыл глаза.

Бенедетта подтолкнула Эрколя.

– Эрколь боитша! – жалобно пролепетал великан.

И в тот самый момент, когда Цольфо толкнул своего приятеля вперед, купец резко повернулся. Громила с широко разведенными руками двинулся к Шимону, чтобы его обезоружить, но то ли от страха, то ли от неуклюжести Эрколь поскользнулся и полетел в сторону купца. От неожиданности Шимон выставил оружие вперед, и оно вошло в тело великана.

Меркурио услышал удивленный возглас Эрколя, сменившийся сдавленным стоном.

Открыв глаза, он увидел, как залитое алой кровью острие кинжала вышло из спины громилы.

Шимон отпрянул назад, вытащив клинок из тела, и испуганно уставился на Эрколя.

– Я не хотел… – пробормотал он. – Не хотел…

Великан медленно осел на землю.

– Эрколю… больно…

– НЕЕЕЕЕТ! – в отчаянии завопил Цольфо.

– Я не хотел… – беспомощно повторил Шимон Барух, а потом его охватила новая волна ненависти. Словно обезумев, он набросился на Меркурио: – Это все ты виноват! Ты виноват, только ты! – кричал он.

На этот раз Меркурио не стал закрывать глаза. Ему удалось схватить купца за руку. Страх придавал юноше силы, и Меркурио удалось отразить первую атаку. Он опустился на колени, но запястье Баруха так и не отпустил. Окровавленное лезвие царапнуло стену над его головой.

– Это все ты виноват! Ты виноват, только ты! – вновь и вновь повторял купец.

Меркурио, сжимая его руку, резко повернулся, дернув Шимона в сторону. Купец повалился в грязь, потянув юношу за собой.

В голове Меркурио пульсировала только одна мысль: ни в коем случае нельзя отпускать руку с кинжалом.

И вдруг хватка купца ослабела, он ударился спиной о стену, локоть и запястье неестественно вывернулись. Не рассчитав движение, Меркурио дернул его вниз, и лезвие вошло купцу в горло.

Меркурио услышал, как сломались шейные позвонки. Этот звук напомнил ему хруст, который раздается, когда давишь ногой таракана. В лицо ему брызнула кровь.

До смерти перепугавшись, парень отпрыгнул, увидев свое отражение в уже гаснущих глазах Шимона.

Купец замер, все еще сжимая кинжал в руке и глядя на своего противника, но затем его хватка разжалась, и оружие со звоном упало на землю.

– Нет… – тихо простонала Бенедетта.

Сбросив оцепенение, Меркурио выхватил льняной кошель с монетами.

– Вот тебе! Забирай! – точно обезумев, завопил парень и швырнул кошель на грудь купцу.

Хрипя, Шимон лежал на земле, зажимая рукой шею.

– Пойдем, Меркурио! – Бенедетта коснулась его плеча.

Парень повернулся. Казалось, он не узнал ее. Он молча смотрел на свою подругу, пока его мысли не упорядочились. Только тогда Меркурио вспомнил, кто она.

Тем временем на животе Эрколя расползлось кровавое пятно. Подбежав к товарищу, Меркурио помог ему подняться.

– Поддерживай его с другой стороны, – приказал он Цольфо.

Мальчик плакал.

– Держи его! – рявкнул Меркурио. – Пойдем. – Он кивнул Бенедетте.

Пройдя мимо купца, они скрылись в лабиринте переулков.

Когда подоспела стража, старушка, видевшая все из окна, сказала:

– Его убил священник.

Один из стражников склонился к Шимону.

– Но он жив.

– Нет. Его убил священник, – повторила старушка.

Глава 6

Трактирщица, подняв голову, посмотрела на Джудитту. Женщина казалась испуганной – наверное, так ведут себя все бедняки, когда им нежданно улыбается удача.

– Что ты сказала? – переспросила она.

– Мой отец… он… – пролепетала Джудитта.

Трактирщица медленно повернулась к Исааку.

– Добрая женщина… – начал он, едва заметно качая головой. Он пытался подобрать подходящие слова, чтобы выпутаться из этой ситуации.

– Вы врач? – перебила его трактирщица. – Вам не нужно будет платить за комнату, и я приготовлю вам все, что только пожелаете. Прошу вас, спасите моего ребенка! – отчаянно забормотала она. – Спасите ее, доктор!

Исаак с упреком посмотрел на дочь. Он чувствовал себя загнанным в ловушку.

– Я сделаю все, что в моих силах, – неуверенно произнес он. – Отведите меня к больной.

Трактирщица метнулась вверх по лестнице.

Исаак покосился на пьяных за соседним столом.

– И ты тоже пойдешь со мной, – заявил он, не глядя на Джудитту.

– В прошлом году мой муж умер от лихорадки, – рассказывала трактирщица, ведя их по узкому коридору на втором этаже. – Теперь у меня осталась только дочь.

Она открыла дверь.

– Подожди здесь, – сказал Исаак Джудитте и вошел в комнату.

Потолок был настолько низким, что мужчине пришлось нагнуться. Сняв желтую шапочку, он свернул ее и сунул за пояс. В углу на низком табурете сидела старуха в черном. В полумраке комнаты ее едва можно было заметить. Женщина невозмутимо смотрела вперед: как и все старики, она делала вид, что не замечает приближение смерти, чтобы смертушка ее не увидела.

«Наверное, мать трактирщицы или ее усопшего супруга», – мелькнуло в голове у Исаака.

А потом он увидел у постели больной монаха в грубой рясе, подпоясанной бечевкой. Похоже, когда-то эта ряса была черной, но теперь различить ее цвет было довольно сложно. Исаак видел его грязные босые ноги – монах стоял на коленях, повернувшись спиной к двери. На кровати беспокойно металась девочка лет десяти. Она стонала.

Исаака охватило недоброе предчувствие. Он всегда не любил церковников. Оглянувшись, он увидел в полутьме коридора Джудитту и с изумлением понял, что больше не сердится на нее за неосторожные слова. В глубине его души даже шевельнулось что-то вроде благодарности за этот поступок.

Монах прижался лбом к соломенному матрасу и не стал поднимать голову даже тогда, когда в комнату кто-то вошел. Он шептал молитвы.

Исаак опустил руку девочке на лоб. Ее лихорадило. Затем он поднял одеяло. Малышка лежала на одном боку. Подумав о том, как поступил бы в такой ситуации его отец, Исаак попытался перевернуть девочку на спину, и ребенок тут же завопил от боли, прижав ладонь к животу.

Только тогда монах поднял голову. Ему не было еще и тридцати, но его лицо было как у покойника, слишком уж сильно заострились черты лица. Щеки ввалились, кожу избороздили глубокие, похожие на шрамы морщины. Похоже, он постился уже много недель.

Белок глаз испещряли тонкие сосуды, в синеве радужки светилась фанатичная вера. Увидев желтую шапочку у Исаака на поясе, монах вскочил, выставив вперед нательный крест.

– Сатана! – завопил он. – Что тебе здесь нужно?!

Исаак прервал осмотр.

– Он врач, брат, – пояснила трактирщица. – Он пришел сюда из-за моей дочери.

Монах повернулся к женщине и сурово смерил ее взглядом, точно только что она осквернила имя Господне.

– Он жид, – мрачно произнес он.

– Он врач, – повторила трактирщица.

Монах вознес очи горе.

– Отец, почто послал ты сию змею подколодную рабе твоей Еве?

Затем его горячий взор вперился в Исаака.

– Пошли змею сию мне, чтобы раздавил я гадину.

– Что с моей дочерью, доктор? – поспешно спросила у Исаака трактирщица, словно понимая, что времени у них не так много.

Раньше Исаак уже видел, как отец лечит таких больных – подобная хворь часто разила детей.

– Нужно сделать вот тут небольшой надрез, и тогда… – начал он, не спуская с монаха глаз.

– Молчи, безбожник! – завопил церковник, а затем опять повернулся к матери больной девочки. – Ты сошла с ума, женщина? Как ты можешь допустить, чтобы грязные руки этого еврея касались твоей дочери, крещенной во славу Господа нашего Иисуса Христа? От прикосновения сего грешника ее болезнь лишь усилится, глупая ты баба. Неужто ты не понимаешь, что эта тварь хочет украсть ее душу, а потом продать повелителю своему, Сатане? Если Господу нашему на небесах угодно будет спасти твоего ребенка, то он исцелит твою дочь, услышав мои молитвы. Если же он решит призвать ее к себе, то петь ей в хоре небесных ангелов. Ты же, неблагодарная, призвала к ней жида. Если умрет она от руки безбожника, то попадет в ад, и гореть ей там с такими же свиньями, как он! – На мгновение монах прервал свой поток слов и покрепче перехватил распятие. – Vade retro, Satanas[6]6
  «Отойди, Сатана» – цитата из Евангелия от Марка (лат.).


[Закрыть]. Убери свои грязные лапы от бедной больной девочки! Vade retro, Satanas. Тебе не заполучить души сего невинного ребенка.

– Нужно сделать надрез, – повторил Исаак, медленно отступая назад. Он не сводил взгляда с женщины, будто пытаясь дать ей понять, что это она должна принять решение.

– Уходите, – скрепя сердце сказала трактирщица.

– Ты не должна пускать под свой кров безбожников, об этом говорится в Священном Писании, – преисполнившись фанатизма, провозгласил монах. – Иначе грехи безбожников осквернят твой дом.

Выйдя в коридор, женщина отвернулась и, не глядя на Исаака, сказала:

– Идите с дочерью в комнату. Я никого не выгоню из дома на ночь глядя. Даже если он еврей.

– Женщина, послушай, ребенку нужна помощь! Нужно сделать надрез и… – еще раз попытался убедить ее Исаак.

Трактирщица отчаянно затрясла головой, не желая слушать его слова.

– И не показывайтесь тут никому на глаза, – предупредила она, давая ему свечу и огниво.

Исаак и Джудитта заперлись в комнате.

– Это все я виновата, – удрученно протянула девушка.

Исаак не ответил. Он даже не посмотрел на дочь. Не сказав ни слова, он растянулся на лежанке.

К рассвету девочка умерла.

Исаак понял это по исполненным отчаяния крикам матери, раздавшимся в таверне. В тот же миг прозвонили к утрене. Бой колоколов сливался с воплями несчастной, точно разделяя ее боль. Приглушенные удары еще долго эхом отражались в тумане. Было слышно, как монах читает на латыни молитву.

– Вставай, быстро, – шепнул дочери Исаак. – Нам нужно уходить отсюда.

Они открыли дверь комнаты, тихонько спустились по лестнице и направились к выходу.

Они как раз были во дворе, проходили мимо загона для кур – деревянные столы оплетала сеть из камыша, – когда трактирщица распахнула на втором этаже маленькое окошко, чтобы душа ее дочери могла вознестись к небесам. Увидев, как отец и дочь крадутся по двору, она принялась вопить – женщину переполняла боль, к тому же она еще не отошла от вчерашней проповеди монаха, с которым всю ночь просидела у лежанки дочери.

– Проклятые жиды! Вы принесли горе в наш дом! Да покарает вас Господь!

– Не оглядывайся, просто иди дальше, – предупредил дочь Исаак.

Из соседних домов стягивались крестьяне – они торопились выразить свои соболезнования соседке и поддержать ее, может быть, помолиться вместе.

– Да покарает вас Господь! – полностью утратив самообладание, надрывалась трактирщица.

Какой-то крестьянин с огромными, точно лопаты, ладонями с ненавистью смерил Исаака и Джудитту взглядом и сплюнул им под ноги.

Рядом с трактирщицей показался монах. Сжимая в руке крестик, он перегнулся через подоконник, едва не вывалившись наружу, и громогласно провозгласил:

– Они народ Сатаны! Народ Сатаны!

Исаак заметил, что Джудитта готова оглянуться.

– Не поворачивайся! – одернул он дочь. – И не беги.

– Жиды, приспешники Сатаны, – повторила старуха, шедшая в толпе. Остальные тоже поддержали возглас монаха, осыпая отца и дочь ругательствами.

Камень ударил Исааку в затылок. Охнув, мужчина на мгновение припал на одно колено, но затем, поправив шапочку, поднялся и спокойно пошел дальше. Многолетний опыт мошенничества подсказывал ему, что в такой ситуации нельзя бежать. Краем глаза он заметил, что Джудитта отважно идет рядом с ним, расправив плечи и выпрямив спину. Лицо девочки заливали слезы.

– Пошли прочь отсюда, мразь жидовская! – заходилась трактирщица.

В этот момент отец и дочь свернули за угол и очутились на дороге. Где-то с четверть мили они шли в полном молчании, так и не ускоряя шаг и не оглядываясь. Поравнявшись с небольшой рощицей, Исаак свернул к деревьям. Дойдя до поваленного ствола, опаленного молнией, мужчина присел и жестом предложил дочери последовать его примеру. Из заплечного мешка он достал вчерашнюю краюху хлеба и разломил ее пополам.

– Ешь, – сказал он. – Ничего другого у нас нет.

Джудитта вытащила из своей сумки три зачерствевших ржаных лепешки с изюмом и миндалем.

– Вот еще осталось, – всхлипнула она.

Отец обнял ее за плечи.

– Никогда не думал, что меня могут так обрадовать черствые лепешки, – улыбнулся он.

Они почти доели, когда со стороны деревни донесся шум.

– Сними шапку, – приказал Исаак.

– Но по закону…

– Сними эту проклятую шапку! – прошипел Исаак.

Он встал так, чтобы ему была видна дорога, но при этом его никто не заметил бы, а затем присел за кустом. Джудитта пристроилась рядом. Она увидела монаха во главе крестьян, вооруженных вилами и косами. Толпа прошла мимо.

– Это мерзкие богохульники, не признающие нашего Господа Иисуса Христа сыном Божьим! – зычно вещал монах.

– Аминь! – хором вторила ему толпа.

– Эти жалкие создания не достойны жить на этом свете пред ликом Господа нашего!

– Аминь!

Какой-то крестьянин из толпы крикнул:

– И они крадут наших младенцев, чтобы пить их кровь!

А потом все заорали хором, точно из одной глотки:

– Смерть жидам!

Джудитта испуганно прижалась к отцу.

– Но почему? – одними губами спросила она. Слезы градом катились по ее лицу. Девочка заглянула в огромные темные глаза отца.

– Пускай я и говорю тебе «малышка», ты уже не маленькая, – буркнул он. – А теперь прекрати реветь.

Джудитта отстранилась. На мгновение ей стало обидно, но затем девушка заметила, что и правда перестала плакать. И уже не боится.

Исаак притянул ее к себе.

– А теперь я научу тебя, как поступает лисица, когда охотники спускают на нее псов.