Текст книги "Победа, ставшая судьбой"

Глава 2
Твоё величие, Россия

Твоё величие, Россия

Нам – быть с тобой,

Нам – славословить

Твоё величие в веках!

В. Брюсов.

 
Твоё величие в веках:
Прошедших, бурных, незабвенных,
В твоих просторах и лугах,
В сердцах Российских – откровенных,
В снегах метельных, в волнах пенных
Твоих морей и в сыновьях,
Сложивших головы смиренно
За Русь Святую, в матерях
И жёнах их, благословенных.
 
 
Твоё величие в трудах,
Делах, традициях старинных
И в колокольных звонах дивных,
В богатырях твоих былинных,
В степных ветрах, в дорогах длинных,
В весенних песнях соловьиных
И в полустанках на путях,
В заботах, детях, стариках
Двужильных, жизнью утомлённых,
В летящих клином журавлях
Под кров дубрав твоих зелёных.
 
 
Мне ярче Брюсова в стихах
Не петь цветам твоим долинным!
Являя нам Эдемов сад,
Цветут ковром необозримым
 
 
На землях Матушки-России
Цветы и травы полевые,
И наполняет соком винным
Живое всё их аромат.
 
 
Твоё величие в веках —
Грядущих, славных и нетленных,
В цветенье жизни обновленной,
В духовной силе и военной,
В учителях самозабвенных,
И в осознании Вселенной
Твоих владений суверенных,
И в бесконечно сокровенных
Народных песнях и стихах.
 

Родина навечно и одна

 
Я горжусь тобой, моя Россия,
Ты всегда мне родиной была.
Под небесной необъятной синью
Мне звонят твои колокола.
 
 
Ты сильна, как вольная стихия,
И судьбой нелёгкою светла.
И любовь, и боль, моя Россия,
Всё, что ты – то я перенесла.
 
 
Мы с тобой бедой не разделимы,
Родина навечно и одна.
Над тобой и мной неопалимы
Золотом сияют купола.
 
 
На двоих и праздники, и горе,
Ну, а неким твой мороз суров.
Мне зимой под ветром, в чистом поле
Так тепло под звон колоколов.
 
 
По твоим полям и косогорам
Расплескалась вечная весна.
Всё, что я охватываю взором,
В то и бескорыстно влюблена.
 
 
И сады на радость расцветают
От избытка твоего тепла,
А в Крещенские морозы тают
От любви и нежности сердца.
 
 
Принимаю все лихие беды
И твои великие дела.
Пусть во имя мира и Победы
Громче нам звучат колокола.
 
 
_________________________________
Но однажды я уйду из жизни,
Мне речей не надо, ни венков.
Я хочу на поминальной тризне
Слышать звон твоих колоколов.
 

Мостовая переправа через Керченский пролив

 
В берега легко и мерно
Ударяется прибой,
То пролив, как рыцарь верный,
Катит волны, словно перлы,
В Крым вернувшийся домой.
 
 
Берег левый, берег правый
Взгляд восторженно манят.
Мостовою переправой
Скоро их соединят!
 
 
Вот опоры слева, справа
В русле встали четко в ряд.
Скоро выплывут как павы
Арки, гордо величавы,
На победный свой парад.
 
 
Над волнами кружевами
Как виденья расцветут,
И тогда со всей Державы
Многотонные составы
В Крым товары повезут.
 
 
По мосту машины полны
Понесутся чередой,
А внизу одарят волны
Нас лазурной бирюзой.
 
 
На строительной площадке,
Многоликой и живой,
Расцветает – сердцу сладко
От уверенности той —
Мир особого порядка —
Легендарный «Мостострой».
 
 
Здесь немалые заботы
От утра и до утра,
Здесь трехсменные работы,
Инженерные расчеты —
Сердце нового моста.
 
 
Кадры здесь не для забавы —
Проф. престижность высока,
В золотой короне славы —
Ратный труд мостовика!
 
 
Темпы, качество и сметы,
Новой техники секреты —
Вот знакомые приметы
Торжествующего взлёта
Уникального моста.
 
 
Точно в кратере вулкана
Жизнь кипит во весь накал:
Крановщик стрелою крана,
Исполина-великана,
Сваи в волны опускал.
Закреплял на них умело
Наголовник на болтах,
Вибромолот фыркал смело
И рычал, и грохал: «Ба-а-ах!»
 
 
И дышала, и кипела
Стройки жаркая душа.
 
 
Грозный молот делал дело,
Погружая не спеша
Многотонные стальные
Сваи в волны голубые,
Дно песчаное круша.
 
 
Звезды в небе как алмазы,
Ветерок свежит висок.
Большегрузные КАМАЗы
На причал везут песок.
 
 
Девятнадцать километров
Воспаряют над водой.
Сколько судеб, встреч заветных
Станут здесь одной судьбой?!
Мост на Крым в волнах игривых —
Талисман для всех счастливых —
И, конечно, тех, плечистых,
Нескончаемых туристов,
Вездесущих, в путь несущих
Рюкзаки (а кто и без),
Ждущих «манную» с небес —
Мост, как чудо из чудес!
 
 
Уникальную по праву
Мостовую переправу
С неба Божия рука
Освятила на века.
Берег левый, берег правый —
То России берега.
 
 
Нарастают децибелы,
За российские пределы
«Вышел» стройки коллектив,
Мир, дыханье затаив,
Ждет и верит в нашу славу,
В мостовую переправу
через Керченский пролив
 
 
Словно манит высь пилотов,
Так строителей моста
Ждет и манит высота.
С прирастанием пролетов
Станет явью мост-мечта!
 

Возрождение святыни

 
Не тёплый греческий Афон,
Не юг, что был дарами сытым,
Суровый Север, крытый льдом,
Под лихолетьем войн и злом,
 
 
Веками русским миром чтимый
И Божьей милостью хранимый,
Лежал замёрзшим и забытым.
 
 
Кресты, погосты – память Славы,
Руины склепов и церквей —
Всё покорили буйством травы:
Чертополох, полынь, репей.
 
 
Колодцы, тропы и могилы,
Места святой духовной силы,
Скиты в холмах, ручьи игривы,
Берёз раскидистые гривы,
Что вкруг руин монастыря —
На всём знаменье забытья —
Печать «разгула» Октября.
 
 
Померкли росписи, оклады,
Разор повсюду: тут и там,
До долу склонены ограды,
Но не погибнул Валаам!
 
 
Здесь лихо шло не стороною,
Взметалось пламя к небесам,
Когда фашистскою пятою
Попопран был славянский храм.
 
 
Тогда с молитвою святою,
Припав губами к образам,
Молилась Русь за Валаам.
 
 
Здесь быль, всё – боль! И место диву:
Крепчал норд-ост, готов к порыву
Сломить стволы, что выше гор,
Но вдруг весь Ладожский простор
Зарделся чудным переливом
Во всех пределах без границ —
Сияньем северных зарниц
И светом радуг, пеньем птиц.
 
 
И молодой орёл двухглавый
Раскрыл крыла, набравшись сил,
Чтобы Отечеству по праву
Вернуть сполна былую Славу
Его Господь благословил!
 
 
И зачастили переправы,
На Валаам везя «гостей»,
Не усомнившихся, что правы
И славны верой жизни всей,
Дабы узреть часовень главы,
Что становились всё святей.
 
 
На благолепные деянья
Звал колокольный звон тугой,
И тёк с великим ликованьем
На Валаам поток людской:
 
 
Монахи-братья, богомольцы
И трудолюбцы всех мастей,
И волонтёры-добровольцы,
Отцы и матери семей.
 
 
Туристы, даже иноверцы
И паства всех других церквей,
И стар, и млад России всей,
И «отворялись» настежь дверцы
В сердцах трудившихся людей.
 
 
Старались день-деньской и нощно,
И в стужу зимнюю, и в зной,
И вот над ладожской волной
Под небеса легко и мощно
Поднялся купол золотой.
 
 
Назло врагам и временам, —
Российским доблестным сынам
Далось Собор «поднять с колен».
О, как пленителен твой «плен»,
Святой и гордый Валаам!
 
 
Ещё недавно тени ада
Здесь мрачно жались по углам,
Теперь же – Рай, душе услада,
Российский край – очам отрада,
Где утки цвета шоколада
По вольным ладожским волнам
Плывут домой, на Валаам.
 
 
По всем краям и вдаль, и вширь
Неусыпаемый Псалтырь
Все слышат: Волга и Сибирь.
 
 
И Божий край расцвёл возрос
И веру в истину разнёс
По всем славянским берегам;
Будь здрав, прекрасный Валаам!
 
 
Андрей – Апостол Первозванный,
Сложив в щепоть свои персты,
Просил с небесной высоты,
Молился Господу: «Спаси!» —
И слал поклоны неустанно
И Валааму, и Руси.
 
 
На радость людям, на века,
От Валаама широка
И благодатна, и светла
Дорога к Богу пролегла.
 

Счастливая национальность

 
Я – лицо национальности счастливой,
(В паспорте не сказано – какой?)
Надо мной и над страной красивой
Под заветным именем – Россия —
Купол неба ярко-голубой.
 
 
Ах, какие здесь восходят зори! —
Редкой, первозданной тишины,
В них: покой, восторг и вечным горем
Память о трагедиях войны.
 
 
Здесь поля раскинуты, как море,
Вдоль дорог берёзы шелестят,
С часовыми поясами споря,
От изысканной Камчатки до Карпат
Поезда крылатые летят…
 
 
Я готова многократно снова
Обнимать моей страны друзей,
И с фамилией российской – Иванова —
Есть частичка Родины своей.
 

Вечно жить!

 
И вопреки завистливым «прогнозам»
Российских недругов, не устававших «выть»:
«Под санкциями, НАТОвской угрозой
России не «подняться» и не быть…» —
Попробуйте-ка, русский дух сломить!
 
 
Победы славные, утраты, боль и слёзы,
Поля пшеничные и белые берёзы,
Сады вишнёвые, крещенские морозы,
Кремлёвские рубиновые звёзды
В сердцах российских будут вечно жить!
 

Берегите сердце Президента

 
От Восточного до Западного края,
Золотом на маковках играя,
Простирает земли Русь Святая.
Где Руси начало? Где конец?
 
 
И свою страну благословляя,
На родных просторах проживают
Миллионы бьющихся сердец.
 
 
Все сердца в одно объединяет
Полнокровная живая «жизни нить»:
Воздух, небо, речь, земля родная —
С этим жили мы, живём и будем жить!
 
 
Святы нам российские просторы,
Ратные пути страны своей,
Блеск побед и горечь от раздоров,
Красота дворцов, мостов, соборов,
Пары белоснежных лебедей,
Трепетная сень от триколоров —
Гордость и любовь России всей,
 
 
Предков зов и памятные даты,
Павшие за Родину солдаты,
Память стариков и детский смех,
Связь времён и поколений всех,
 
 
И, конечно же – Георгиевская лента
На груди у нас и Президента —
Будем её славить и носить!
С этим жили мы, живём и будем жить!
 
 
Не преувеличив суть момента,
Я желаю здравия и силы
Пламенному сердцу Президента
Нашей славной Родины – России.
 
 
Став российским лидером – Атлантом,
Президент своим умом, талантом,
Мирного содружества гарантом,
Русь обрёк на славу и успех,
 
 
Берегите сердце Президента,
Есть оно одно у нас на всех!
 

Заботы и забавы Петра Великого
Поэма в 3-х частях

О мощный властелин судьбы!

Не так ли ты над самой бездной,

На высоте, уздой железной

Россию поднял на дыбы?

А.С. Пушкин. Медный всадник.

1833.

I.

А берег Невы прирастал чудесами…

 
В недавние поры, сокрыты лесами —
Теперь берега расцвели чудесами.
Вдоль топкого берега грузные чёлны
Качали приливные невские волны,
В них рой копошился согбенных фигур:
Чухонцы в тужурках из заячьих шкур,
Сибирцы, прикрытые рванью рогож,
И пахнущих дурно остатками кож.
Орловцы в тулупах, затёртых до дыр,
Казахи, где каждый умелец – «батыр».
Туля ки в лаптях, на орловцев похожи
Уральцы под бронзой обветренной кожи,
Киргизцы степные из войлочных юрт,
В оленьих кафтанах седые поморы,
И даже адыги, забывшие горы,
От «дел» отошедшие тати и воры,
И всякий российский затрёпанный люд.
И все, не жалея ни сил и ни жил,
Надорванных спин и натруженных рук,
Вне меры и времени, боли и мук,
По трапам и палубам скользким снуют
И правят, и славят свой каторжный труд:
По топям гранитные плиты тащили,
По сходням стволы вековые катили,
Кострища палили, пилили, смолили,
По пояс в воде подгоняли торцы,
Чтоб царский указ воплощать во дворцы.
 
 
В натуге ловили ветра парусами,
Разливами правили рек и огнём,
Дивили ремёслами – «сами с усами!»
Поярусно клали настилы с «лесами»
Вдоль стен и причалов, омытых дождём.
 
 
Трава пропиталась их кровью и потом,
И косточки гнили по топким болотам,
Пропахла водица и дёгтем и дымом.
Десятским надзором жестоко гонимым,
Тем «духам» земли из теней преисподни
Стал жертвенный труд им наградой Господней.
Над всем этим действом светили, слепя,
Решимость и страсть властелина-царя.
 
 
Он – царь! Он рождён для великого дела!
О, сколько же надо и воли, и гнева,
Терпения, знаний, труда без предела,
И горькой настойки тройной для «сугрева»? —
Чтоб в недрах болот из туманного чрева,
Из омутной жути, где гибель и смрад,
Поднять несравненный и сказочный град!
В смятенье и зависти было полмира:
«Откуда взялась на болотах Пальмира?»
 
 
Гонцы-иностранцы потоком стекались,
Гневились угрозами, дружбой ласкались,
Тряслись дилижансы с седыми послами,
Войсками стращали, шальными деньгами,
Беседой томили, судили-рядили,
Грозили пожаром, мечом и огнём…
 
 
А берег Невы прирастал чудесами
Под царским надзором и ночью, и днём.
 
 
Он – царь! Он шагал косолапо по рейду,
Глядел исподлобья на невскую дельту,
Грыз ногти, рачил небывалому действу —
Здесь быть назначалось Адмиралтейству!
 
 
Дремучесть порушив, сметая преграды,
Себе и другим не давая пощады,
Чтоб царственный шпиль Адмиральской громады,
Под северным небом омытый дождями,
Победно сиял золотыми лучами,
И славил, и славил Россию века,
Как чудо Форосское – свет маяка,
Надежду вселял, осветив берега.
 

II.

Царское веселье

 
На самой утренней заре
Шла суматоха при дворе.
Все изразцы усердно мыли
Да печи до красна топили.
 
 
Царь сам прислужкам наказал:
«Готовить ассамблею-бал!»
 
 
Сход к вечеру всем начинать,
Нарядно пред царём стоять,
Гулять да пить, табак курить.
А кто не будя, всё презрев —
Того ждёт лютый царский гнев.
 
 
Под вечер гости появились,
По лавкам чинно рассадились.
Столы обилием «ломились»,
И ароматы нежно вились.
 
 
И вот вошёл в палату царь,
России славный государь,
В сырых ботфортах, с ним денщик,
Тут рядом Меньшиков возник,
Слегка надвинув свой парик,
Был пьян, но выправка осталась.
На общем фоне выделялась
Округлость царского лица,
Пошёл к столам и сел с торца.
 
 
Пыхнув дымком из чубука,
Кому-то царь кивнул слегка,
В его глазах огни метались,
На самобранке оказались
Два сжатых царских кулака.
 
 
Все смолкли. Лысый Шаховской,
«Хранитель» царского двора,
«Ума палата», друг Петра,
Читатель книг, ехидный, злой,
К поблажкам царским попривык —
Не надевал совсем парик,
Зашёл откуда-то с угла
И со спины спросил Петра:
«Ну, что? Ужо и пить пора?»
 
 
«Немедля да! И балом правь!
Тройной перцовой жбан поставь!»
Царёво варево сурово:
В том зелье – главная основа
Тройной густой настой перцовый.
В народе слух: оно полезно —
Излечен им султан Хорезма,
И жжёт нутро, ну чисто – пламень,
Будь ты хоть сталь или хоть камень —
Настой «завалит» в пять минут.
И Франц Лефорт уж тут как тут —
За ним настоя жбан несут.
 
 
Царь, морщась сквозь табачный дым,
Глотнул дыханием одним
Большую чарку без еды.
Ах, далеко ли до беды?
 
 
Придвинув две сковороды,
Куски немалые сгребая,
В подливу жадно хлеб макая,
Ел шумно, быстро, пил, икал,
И головы не поднимал,
Пирог с морковью поглотил
И целый час сидел, курил.
 
 
С трудом насытившись, хмелел
И, наконец, повеселел.
 
 
А дальше? Хочешь, верь – не верь,
Блеснул глазами, аки зверь —
Он заприметил Катерину,
В камзоле потном, выгнув спину,
К ней поскакал, не чуя хмель,
Как длинноногий журавель.
Притиснув грудь её тугую,
Всю напоказ, почти нагую,
В уста почмокав разов пять,
Задорно гикнул: «Всем плясать!»
 
 
Все задробили каблуками,
Стучали в пол, как кирпичами.
Дрожало пламя над свечами.
Неслось веселье вдаль и вширь —
Гремела царская кадриль.
 
 
Штук шесть потешных музыкантов
В трико, гипюрах, ярких бантах
«Пилили», дёргали, терзали
Фанфары, флейты, скрипки «рвали»,
Губами дудки «смаковали»,
Сипели рьяно в контрабас —
Аж искры сыпались из глаз!
 
 
В углу гвардейцы бушевали
И, как могли, изображали
То ли кадриль, то ль «фатер-грасс»?
 
 
Под весом пол, натёртый воском,
Наперекор дубовым доскам,
Качался, трескаясь не раз.
 
 
Среди гостей в какой-то миг
Светлейший Меньшиков возник,
К затылку царскому приник
И зашептал «за воротник».
 
 
Затем, по мере пьяных сил,
Сам чарки с зельем разносил,
Желая всем гостям придворным,
Хоть понарошку и притворно,
Скорейшим делом «освинеть» —
Сам царь хотел на то смотреть.
 
 
Царёву хмелю все угодны:
Бояре древних, знатных родов,
Все без бород, в «парижских модах»,
С детьми боярыни дородны,
Великотучные вельможи —
При париках, на львов похожи,
 
 
И с насурмлёнными бровями
Купчихи с сытыми сынками,
С весьма мясистыми боками,
Все нарумяненные густо,
При необъятно-пышных бюстах,
Устав, валились на скамьи,
Не забывая болтовни:
 
 
«Гуд морген, фрау. Вас ис дас?
Зер, битте-дритте, сколький час?»
 
 
С утра хмеленные ост-зейцы,
Высокорослые гвардейцы,
Купцы, драгуны, с неких пор,
Пропахший зельем царский двор —
Все разодеты «в пух и прах».
 
 
В пудовых платьях, в завитках
Девицы грузно танцевали
И ненароком налегали
На кавалеров в париках.
 
 
Те на потеху отступались,
Галантно шаркнув: «Битте, ах!»
В большом «конфузе» поскользались
И, очутившись на полу,
Немедля с дамой целовались
На пьяный смех всему двору.
 
 
В хмельном угаре, как в бреду,
Не зная на свою беду —
И где же всё-таки оне?
В круженье пьяном ли? В аду?
Или в дурном каком-то сне?
 
 
С камзолов, с платьев, шитых блеском
Слетали пуговицы с треском,
И букли пышных париков
У молодых и стариков
Под утро висли, мутно блекли,
Всю ночь мотаясь в душном пекле
Из пота, пудры и духов
И дыма тлевших чубуков.
 
 
Судьи, чиновники, князья —
За первой чаркой – все друзья.
Но дальше – больше, все в дурмане,
Уж ставят «стенку» в пьяной брани
И кулаки держат в карманах
В расшитых золотом кафтанах.
 
 
Пошла потеха на пиру
Гостям на радость и Петру:
 
 
То свист и визг, то дробный топот,
То брань и гик, и громкий ропот,
«Птенцов Петра» задорный хохот,
 
 
А в том углу тягучий храп,
Петра любимчик спал – арап.
 
 
Текло веселье, как река.
Музыка, гвалт, и с потолка
Глядел тверёзым меж страстей
Бессменный «страж» хмельных гостей —
Угар от сотен двух свечей.
 
 
Облиты зельем, соусами,
Кисельной гущей, сбитнем, щами,
И кофиём, и хлебным квасом,
Хмельные гости тем же часом,
Чтобы беды не наживать,
Старались мигом замирать,
Когда нахмуривался царь —
Со всех слетала дурь и хмарь.
 

III.

Большие заботы

 
О пирсы волны ледяные
Дробятся, стонут и ворчат,
В возке гнедые, выездные
Царя «прошпектом» новым мчат.
 
 
А ночь темна, морозна, вьюжна,
Объят дремотой Невский край,
Кричат лишь стражники натужно:
«Посторонись, дорогу дай!»
 
 
Охрана царская в тулупах,
Из алебард неровный строй,
На лошадиных сытых крупах
Попоны синие с каймой.
 
 
Царь сыт и пьян – вот усмирённость!
Ему бы суток двое спать,
Но пробуждается опять
Лихая неуспокоённость,
Никак ничем ту неуёмность
Не остудить и не унять.
 
 
Не оглушить её ни зельем,
Ни пиром царским, ни весельем,
Ни делом важно-канительным,
Ни бабьей нежностью и лаской
И ни заморской дивной сказкой:
Под хмелем в яви и во сне
Царю одно лишь на уме —
Построить город на Неве.
Петру давно и ясно стало:
Дни коротки, и жизни мало.
 
 
От этой яростной тревоги
Сжимает судорогой ноги
И губы кривятся от дрожи.
 
 
Спихнув возницу осторожно,
«Задав» гнедым по мере сил,
Он так рванул тугие вожжи,
Что чуть возок не завалил.
 
 
Затем окликнул: «Но-о, каналии,
Давай, до Тайной канцелярии,
Варлашке там на дыбе быть —
Хочу с ним лично говорить!»
 
 
К крыльцу подъехав, цыкнул строго
На двух служивых у порога:
«Не видишь, кто? – Глаза протри,
Да размети к дверям дорогу,
Тут не проехать, не пройти».
 
 
В треухе царь, кафтан до полу,
Послал Варлама привести:
«И кто ж тебе хулу-крамолу
Велел на мой Указ плести?»
 
 
Варлам с облезлой бородёнкой
Стоял, как в обморочном сне,
И под его холстиной тонкой
Дрожали внутренности все.
 
 
«Ответь, Варлам, не кличь беду,
Я завтра мучить вновь приду».
 
 
Мычит Варлашка, как в бреду,
Босыми пятками сучит,
Да дыба жалобно скрипит.
 
 
И нет царю отдохновенья,
В трудах он летом и зимой,
Заполонён весь устремленьем —
Построить город над Невой.
 
 
В кибитках, верхом, в дилижансах,
В санях рогожных и возках,
На удивленье иностранцам
Везде царь сам, при всех делах:
На стапелях, при парусах
Как страж бессменный на часах.
 
 
В Азове, в Выборге, на Рейне,
На Гданьских верфях, в Малой Стрельне,
То в кузне сам, то в богадельне,
То на Демидовских литейных,
То в шумных доках корабельных
На Олонецких островах.
 
 
Как ненасытившийся зверь,
Он чинит кары «мракобесам»,
Нет, не успел в Европу дверь
Он распахнуть, и с «политесом»,
Согласно русским интересам,
Свои флоты с зерном и лесом
Направить в Ревель и Марсель.
 
 
Нет, не была ещё сестрой
Его Россия для Европы.
За то платили головой
Царю неверные холопы.
 
 
Рубил он головы стрельцам
Стальной секирой лично сам.
Казнил жестоко, сгоряча,
Рубил с размаху от плеча.
 
 
Не скоро заросли травой
Их кровью политые тропы.
 
 
Не разом царь желал без меры
По вере жить и умереть,
Сам православный, русской веры —
Грехи не мог преодолеть…
 
 
И в плаху лезвие секиры
Впивалось глубже, чем на треть.
 
 
От Бога то ему дано:
Коль нет дверей – руби окно.
 
 
И Пётр восстал во весь свой рост,
Немерный груз, как крест, понёс —
Хотел Россию взвить до звёзд.
 
 
Великий царь, Творец судьбы —
«Россию поднял на дыбы!»
 

Столица

 
И тень, и свет, хула и слава —
Ложилось всё к твоим «стопам»,
Ты погибала и сгорала,
И вновь, как Феникс, возрождалась
И чудным светом озарялась
Назло хулителям-врагам.
 
 
Тебя ничто не умаляло,
Ты шла вперёд и побеждала
К своим «высоким берегам».
 
 
Твоя история в делах,
Твоя «Виктория» в веках,
В святом единстве устремлённом.
В великом братстве миллионном
Сердец, стучащих в унисон
Сквозь пламя войн и бег времён.
 
 
В Столице – всё! Судьба и слава,
Надежды, планы и начала,
Победы, праздники и кров,
 
 
Твой житель жизнь отдать готов
В строю недрогнувших сынов
За дом, за веру, за любовь,
За всю любимую страну,
Столица, я в твоём «плену»!
 
 
Под гул мечей, копыт и ног,
«Лавины» дикого Чингиза,
Клубя пустынный грунт дорог,
К Москве явились на порог,
Но подчинить своему «капризу»
Ордынский хан Москву не смог.
 
 
И модный франт Наполеон
Был русским духом покорён,
Москву, «спалённую пожаром»,
Не покорил «французским жаром» —
Уполз в Париж, как битый пёс…
 
 
Его французский нежный нос
Морозил русский Дед Мороз.
 
 
А бесноватый Фюрер-псих?
Бредовый замысел лелея,
Осуществить хотел «блиц-криг»,
Москва ответила злодею
Победой славною своей:
 
 
Под колокольный звон церквей,
Сплотив своих богатырей,
Разбила «фрицев» легионы.
 
 
Во прах повергла «грозный блиц»,
Его сгоревшие знамёна,
Мешаясь с пылью, пали ниц,
Гробов оставив миллионы.
 
 
В Москве-столице всем близки:
Метро, Кузнецкий, Лужники,
Дворов арбатских сквозняки,
Реки-Москвы голубизна,
Окрайных улиц кривизна
И стен Кремлёвских старина…
 
 
Люблю объяты утром ясным
Проспекты, скверы, купола,
Смотрю и вижу, как прекрасно
Цветёт великая Москва.
 
 
Превосхищения полна
Её «крутая» новизна!
 
 
Всем дарит веру и надежду
Свет от рубиновых лучей!
Какая прелесть ночью снежной
Идти Тверской вдоль фонарей
С москвичкой трепетной и нежной,
Правнучкой старых москвичей.
 
 
Дорог премного на земле,
Но есть в России главных две:
То к храму путь и путь к Москве.