Текст книги "Мужской гарем"

Глава 33

Проводив строптивого Сибирцева, Далила уставилась на часы – ее волновало, придет ли Левицкая?

«А вдруг она уже приходила!» – осенило Далилу.

Она выглянула в приемную и с надеждой спросила у секретарши:

– Даша, Ирина Сергеевна за своей сумочкой не приходила?

– Нет пока. А зачем ей раньше времени приходить? Вы же на шесть вечера ей назначили. Осталось десять минут. Эта Левицкая пунктуальная, вы же сами мне говорили.

– Ты права, – согласилась Далила, возвращаясь в свой кабинет.

«Странно, – удивилась она, – почему я зациклилась на этой Левицкой? Подумаешь, видела она нас с Матвеем. Мы взрослые люди, все понимаем. Матвей не любовник, а муж. Тогда возникает вопрос: а Левицкая это знает?»

Далила на себя рассердилась: «Знает, не знает – какое ей дело. Давно пора выбросить эту Левицкую из головы. Будто нет у меня настоящих проблем. До шести подожду и ухожу. Я о ней просто забыла! Все! Ее нет!»

Далила снова вышла в приемную. Секретарша, не отрывая глаз от монитора, по-свойски спросила:

– Что-то хотели?

– Дашенька, приготовь, пожалуйста, кофе. Покрепче, – попросила она.

В этот миг дверь офиса распахнулась, на пороге появилась Левицкая. Встретившись с Далилой растерянным взглядом, она вспыхнула и спросила:

– Я опоздала?

Даша глянула на часы и сообщила:

– Вы пришли минута в минуту.

– Проходите, я вас жду, – пригласила Далила, с удовольствием отмечая, что неловкость прошла. – Вы, кажется, сумочку забыли вчера, – невозмутимо сказала она.

– Точно, забыла, – подтвердила Левицкая.

– Дашенька, пожалуйста, два кофе, – попросила Далила, принимая из рук секретарши сумочку и передавая ее Левицкой.

В кабинете, устроившись в кресле, она с любезной улыбкой спросила:

– Вы анкету заполнили?

– Да, – смутилась Левицкая.

– Отлично. Оставляйте, Даша ее обработает.

А сейчас, Ирина Сергеевна, мы еще побеседуем. Скажите, давно у вас дискомфортное состояние?

– Около года.

– Оно всегда одинаковое или меняется?

– Ухудшается. Теперь вот появилось отвращение к пище.

Далила скользнула взглядом по фигуре Левицкой в кресле, отметив про себя, что истощенной ее не назовешь.

– Вы работаете? – спросила она, хотя этот вопрос (да и предыдущие) был в анкете.

Левицкая потрясла головой:

– Нет. Я не работаю, нет.

– Почему?

– Нет необходимости.

Подумав, она добавила:

– И муж не разрешает.

– Чем же вы занимаетесь?

– Домашним хозяйством, – вздохнула Левицкая. – Я музыкальный педагог, пробовала вернуться в профессию, но неудачно.

Вообще-то Далила собиралась изучить опросник Левицкой дома, но она не решилась опять отложить прием. Было очевидно: женщине надо выговориться. Она чувствует себя брошенной и никому не нужной.

«Если отправлю ее, получит новую травму, – подумала Далила. – Надо просто с ней поболтать, по-женски, без всяких анализов. Сейчас это ей полезней».

Далила частенько становилась подругой своих пациенток, если считала, что это поможет делу. Вот и теперь она оживленно спросила:

– А подробней можно о неудаче?

– Можно, – кивнула Левицкая и снова вздохнула. – Я пыталась давать уроки музыки на дому. Не для денег, от скуки. Муж запретил мне бросать дом, ученики ко мне приходили. Я дала объявление.

– И много у вас набралось учеников? – для поддержания разговора осведомилась Далила.

– Нет, немного. В основном детишки и все бездарные. Если бы не Полина, я забросила бы музыку. А Полина, удивительная девочка. Очень талантливая.

Глаза Левицкой загорелись и мгновенно потухли.

Далила спросила:

– Сколько Полине лет?

– Кажется, двадцать. Или двадцать три. Или двадцать пять. Я не знаю. Я паспорта у нее не спрашивала, а Полина все время врет. Точнее, врала.

– Врала? С ней что-то случилось?

– Поля пропала, – с жалобной безысходностью прошептала Левицкая и разрыдалась. – Полина откуда-то из провинции, – сквозь всхлипывания выдавила она. – Поля очень талантливая, а снимать квартиру в Питере дорого.

– И она жила в вашем доме, – догадалась Далила. Левицкая перестала плакать, вытерла слезы и со вздохом сказала:

– Да. Муж разрешил. Его все равно не бывает дома. Он и ночевать не всегда приходит. Вот Поля у нас и жила. Я была рада.

«Поля жила в их доме и дожилась. Она разбудила материнский инстинкт в Левицкой и половой в Левицком», – оценила ситуацию Далила.

– А сейчас Поля беременна? – спросила она.

Ирина Сергеевна опешила:

– С чего вы взяли? Нет, Поля пропала.

– Как пропала? Куда?

– Я ничего о ней не знаю. Она просто ушла. Вдруг. Ни с того ни с сего.

«Все ясно, – решила Далила, – Левицкий снял Полине квартиру».

Она осторожно поинтересовалась:

– А как ваш муж относился к Полине? Не он ли ее обидел?

– Ну что вы, его дома почти не бывает. Они, считай, и не виделись.

– А как муж отнесся к исчезновению Поли?

После короткого размышления Левицкая сообщила:

– Мне кажется, он тоже переживал, только вида не подавал.

– И после ухода Полины у вас пропал аппетит и наступила бессонница, – заключила Далила.

– Нет, – потрясла головой Левицкая. – Полина не живет у нас уже года три. Или больше. Я переживала, но не слишком. С ней было значительно веселей, наш дом ожил, но дело не в этом. Вы просто спросили, чем я занималась, вот я и вспомнила про Полину. С тех пор, как она пропала, я и сама не хочу работать.

– Почему?

– Не знаю. Появилось отвращение к ученикам, к этим дурацким урокам. Кому нужна сейчас музыка? Родители мучают бедных детей, учат их для престижа, а потом рояли пылятся в домах. Мне теперь кажется, что и Полине не музыка была от меня нужна, хоть она и талантливая.

Далила изобразила удивление:

– Если не музыка, тогда что?

Левицкая пожала плечами:

– Не знаю. Может, ей просто жить было негде. Или она воровка.

– У вас что-то пропало?

– Да так, мелочи всякие. Ерунда. Я про эту Полину почти и забыла. Мое плохое самочувствие к ней отношения не имеет. Не в Полине дело.

– А в чем?

Левицкая снова со вздохом пожала плечами:

– Если бы знать. Я не знаю.

В кабинете повисло молчание. Вошла секретарша.

– Я свободна? – спросила она, протягивая Далиле выданные компьютером результаты тестирования.

– Всего хорошего, – рассеянно бросила та, немедленно погружаясь в чтение.

«Она что-то скрывает, – читая, размышляла Далила. – Явно был стресс. Недавно. Жизнь у нее слишком однообразная: стирка, уборка, готовка. Одиночество – ее проблема, но дело не в том. Был стресс, о котором ни слова. Даже намека нет. О, осуждает женщин, у которых любовники. А напротив вопроса „Были ли любовники у вас?“ поставила такое жирное „нет“, что по одной толщине букв можно определить, что их не было и не будет».

В памяти мгновенно всплыл вчерашний конфуз. Далила подумала: «Надо бы ей пояснить, как-нибудь вскользь, что Матвей не любовник, а мой муж, раз уж она застала нас в таком неприличии».

Левицкая вздохнула и, нетерпеливо поерзав в кресле, спросила:

– Как там?

– Пока все нормально, – не отрывая глаз от листа, успокоила пациентку Далила.

– Да, нормально, – вздохнула та, – как у человека, пролетающего между девятым и восьмым этажом.

– Нет, у вас несколько лучше, – пошутила Далила, мысленно отмечая: «Чувства к мужу у нее сохранились, но есть большая обида».

Взглянув на Левицкую, она вдруг спросила:

– Ирина Сергеевна, чего вы ждете от наших встреч? Чего вам хотелось бы?

Та смутилась от неожиданности и пролепетала:

– Я люблю всякие тесты. Мне интересно знать, какая я. Вы меня потестируете?

«Внимания ей не хватает», – определила Далила.

– Нет ничего проще, – сказала она и два часа возилась с Левицкой.

Не обращая внимание на головную боль и ломоту в позвоночнике, Далила была особенно добросовестна. И чем больше узнавала она Левицкую, тем большей симпатией к ней проникалась. Уже прощаясь, Далила вспомнила, что забыла оправдаться перед ней за вчерашнее.

– Ирина Сергеевна, я хотела вам объяснить… – начала было она, но закончить мысль не успела.

Дверь распахнулась – на пороге появился Матвей. Глаза его щурились в лукавой улыбке.

Далила, вздохнув с облегчением, гордо воскликнула:

– Ирина Сергеевна, познакомьтесь, пожалуйста, это мой муж Матвей.

Левицкая вспыхнула и пролепетала:

– Очень приятно.

Глава 34

– У тебя что, свидание с Левицкой в моем кабинете? – ядовито поинтересовалась Далила, едва они с мужем остались одни.

Матвей широко улыбнулся, показывая ровные белые зубы, и сообщил:

– На Левицкую мне плевать, а вот на стол твой, пожалуй, нет. Стол мне очень понравился. Не отнести ли его домой? Я весь день о нем думал.

Она удивленно вскинула брови:

– О столе? Не обо мне?

– Я думал о вас! – воскликнул Матвей, с распростертыми объятиями бросаясь к жене.

Далила катапультировалась из кресла и, шустро отскочив от стола, предупредила:

– Я сегодня опять на машине.

– Чудесно, зато я на такси.

– Почему?

– У проректора внезапно случился большой юбилей. Пришлось наспех выпить.

– Алкоголик, – рассмеялась Далила. – Ты мои планы попутал. Лучшая подруга на склоне лет родила, а я навестить ее все не выберусь.

– Зато я навестил, – похвастал Матвей и тут же пожаловался:

– Приперся в роддом как старый дурак с апельсинами, а меня не пускают. Вы кто? Отвечаю: «Конечно, отец!» Не признаваться же им, что я единственный в Петербурге мужчина, с которым Галина не переспала.

– Какие твои годы, – успокоила мужа Далила. – Еще переспишь.

Матвей замахал руками:

– Чур, меня! Чур! С меня хватит того, что она от тебя родила.

– Что за глупости?

– Галка записку прислала. Я ей чиркнул: «Кто отец?» А она мне в ответ: «И глазки у девочки умненькие, и волосики разгустые». А внизу приписка: «Вылитая Далилка».

– Узнаю родную подругу. Значит, ты апельсины Галюсику передавал? Разве не знаешь, что роженицам нельзя есть апельсины?

– Почему? – удивился Матвей.

– Аллергия у деток от них.

– Я сегодня у Галины был в первый раз. Так что предыдущие апельсины не от меня.

– От кого же? – удивилась Далила.

– Мало ли от кого.

Матвей с таинственным видом засунул руку в карман плаща и с криком «але-оп!» достал букетик фиалок. Далила пришла в восторг:

– Какое чудо!

– Немного примялись.

– Как ты мог держать их в кармане? – спросила она, нюхая цветы и выходя из кабинета.

– Я и тебя охотно в карман посадил бы, – шагая за женой, признался Матвей. – Мне опять предлагают в Германии лекции читать. Грозятся хорошо заплатить, а как тебя одну тут оставить?

– Никаких лекций! – приказала Далила. – На «Мерседес» заработал и хватит.

– За «Форд» кредит выплатили бы, да и ремонт в квартиру просится.

– Нет! Никаких лекций! Остаешься при мне! Это приказ!

Краем глаза она заметила, как доволен ее приказом Матвей. Он так оживился, что до самого дома травил анекдоты – давно Далила так не смеялась.

– Ну что, алкоголик, – спросила она, въезжая во двор, – протрезвел? В гараж-то машину поставишь? Не промахнешься мимо ворот?

– А что, я похож на пьяного? – наивно хлопая глазами, воскликнул Матвей. – Если и пьян, то от любви.

– Как ты мил, когда нетрезв, – улыбнулась Далила. – Жаль, это редко бывает.

– О чем ты жалеешь? О том, что я мало пью? Это несложно исправить.

– О, нет! – рассмеялась Далила. – Я люблю тебя натуральным.

Слово «люблю» случайно слетело с губ, но она-то знала, что случайно такие слова не слетают.

Матвей сел за руль и направился к гаражу, а Далила вошла в подъезд. Открыв дверь квартиры, она не порхнула, как обычно, в гостиную, а задержалась в прихожей. Далила долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале, размышляя, увы, не о муже.

Она думала об Александре: «Уехать бы с ним на недельку, туда, где только он, море и я. Перестаралась с этой его ревностью, самой уже тошно».

Телефонный звонок прервал ее размышления. Звонил Александр.

– А я только что думала о тебе! – обрадовалась Далила.

Он насторожился:

– И что ты думала?

– Хорошо бы уехать куда-нибудь из дождливого Питера. Куда-нибудь поближе к теплу.

– Я за, но ты же боишься оставить семью.

Далила поняла, что получила отказ.

– Хорошо, что ты позвонил, – сказала она, собираясь нанести ответный удар. – Сегодня взяла новую пациентку, и, к сожалению, эту неделю и следующую я вынуждена работать после шести. Наши свидания, видимо, придется слегка отложить.

Александр взорвался:

– Тебе что, на жизнь не хватает?

– Перестань, ты прекрасно знаешь, что дело не в деньгах. У женщины тяжелейшее состояние. В любой момент она может свести счеты с жизнью.

Далила врала, Левицкая уже не производила на нее такого впечатления. Ей просто хотелось допечь Александра.

– Я понял, – зло сказал он. – Предлагаешь мне подождать, пока ты вселишь в нее жизнелюбие. Я согласен. Насаждай оптимизм в души истеричек, я тоже найду себе дело.

– Да нет, ты не правильно понял, – испугалась Далила.

– Я правильно понял. Салют, – сказал Александр, и в трубке раздались гудки.

Взгляд Далилы уперся в зеркало. Она не узнала себя. Затравленно и растерянно на нее смотрела поблекшая женщина лет сорока.

«Это расплата за профессиональный цинизм, который у меня появился, – подумала она. – Нельзя ставить эксперименты на людях. Это отвратительно, больно и заслуживает наказания».

Скрипнула дверь, в квартиру вошел Матвей.

– Что случилось? – спросил он, вешая на гвоздик ключи и одновременно всматриваясь в лицо жены.

– Все в порядке, – вздохнула Далила.

Опустив телефонную трубку, она повторила:

– Все прекрасно.

Но губы ее дрожали.

«Если он сейчас начнет задавать вопросы, – подумала она, – не выдержу и расплачусь».

Матвей не проявил любопытства. Поменяв туфли на домашние шлепанцы, он молча прошел на кухню. Далила поплелась за ним.

– Жрать хочу! Слопал бы и слона, – шутливо прорычал он, распахивая дверцу холодильника.

– А как же юбилей? – удивилась Далила. – Там что, не кормили?

– Там кормили, но больше поили. О, это то, о чем я мечтал! – радостно воскликнул Матвей, извлекая из холодильника засохший кусок колбасы, заплесневелый сыр и майонез, покрывшийся коркой. – Иди переоденься, а я пока «матвейбургер» сооружу. Надеюсь, батон в доме есть.

Далила пожала плечами:

– Вот уж не знаю. Зарабатываем как средний класс, а жрем, как бомжи.

Отправившись в спальню, она упала на кровать и оживила в памяти эпизод, поразивший ее неприятно. Недавно они с Александром лежали в номере, разгоряченные после жарких минут любви. Далила попросила воды. Он поднялся и принес, но сделал это так неохотно, что она о просьбе своей пожалела.

«Мой Матвей не такой, – подумала она, поднимаясь с кровати и стаскивая платье. – Ему не надо ничего объяснять».

Далила с содроганием вспомнила, что еще совсем недавно мечтала выйти замуж за Козырева.

Это желание возникло в ней на втором витке их романа, когда она одержала над Александром победу. Осознание, что добиться этого нелегко, лишь возбуждало в Далиле азарт. Будущее казалось прекрасным. Ради него стоило принести в жертву прошлое. О своем муже и о жене Козырева Далила даже не думала.

Жену Александра она представляла себе нудной, невзрачной и глупой женщиной.

Впрочем, жизнь этой женщины не была ей известна. Александр избегал разговоров о семье, и Далила ценила в нем эту мужскую черту.

Она многое в нем ценила: легкость нрава, спортивность, оптимизм, отсутствие физической и душевной лени. Эти качества, помноженные на необыкновенное везение во всем, за что бы он ни брался, делали Александра привлекательным не только в глазах женщин, но и мужчин.

В этом, правда, таилась и опасность для семейной жизни, но Далила была уверена, что знает, как бороться со всеми опасностями.

Теперь же она во всем сомневалась. Галантность незаметно с Александра слетела. Сквозь образовавшиеся бреши проглядывало лицо самовлюбленного эгоиста.

Стряхнув грустные мысли, Далила надела халат и вернулась на кухню. И сразу получила возможность убедиться, как хорош ее муж. На столе источал аромат громадный (в размер батона) золотистый бутерброд, сооруженный на скорую руку и запеченный в духовке Матвеем.

– Садись быстрей, остывает, – озорно сверкая глазами, сказал он и азартно потер руки.

Далила вспомнила лекцию, которую она прочитала в женском клубе по просьбе Лизы.

«Женщина, цель жизни которой лишить мужчину инициативы, во всем опекая и поучая его, проиграет во всем. Выигрывает лишь та, которая демонстрирует мужу беспомощность, полагаясь на трезвость мужского ума. Восхищаясь достоинствами супруга, мы получаем право на ответное восхищение».

Подруги Лизы, отчаянные феминистки, освистали тогда Далилу.

«Женщина – человек, а не игрушка. Не пристало ей комедию перед мужчиной ломать. Плевать хотим на политику! На мужскую прямолинейность ответим женской прямолинейностью, – галдели пьяные дамочки. – И не смейте мужчинам подсуживать!»

Далила тогда расстроилась, заспорила с ними, сказала, что не подсуживает, что муж вообще оценивает все ее книги как изощренное раздувание межполовой вражды. Оправдаться ей так и не дали: затопали и захлопали.

Теперь же, глядя на своего хозяйственного Матвея, она с усмешкой подумала: «Практика подтвердила теорию. И из мужчины можно сотворить человека, если за дело возьмется женщина. Александр никогда не станет хорошим мужем. Жена за него не взялась, она слишком его испортила. Теперь, даже если сильно постараться, он будет далек от идеала. Время безнадежно упущено».

– Ну, рассказывай, – весело воскликнул Матвей, разливая по чашкам чай, – что поведала твоя Левицкая Ирина Сергеевна? Кстати, простила она тебя?

– Тебя, ты хотел сказать.

– Меня-то она простила. Я увидел это сразу, как только вошел в кабинет.

– Надо же. То-то я смотрю, ты имя ее с налету запомнил. И зачастил на работу ко мне заходить. Да, дорогой, за тобой только глаз да глаз. Но должна тебя огорчить: Левицкая отрицательно относится к любовникам. Просто терпеть их не может.

Матвей уточнил:

– К своим или к чужим?

– Ко всяким, – состроив рожицу, разочаровала его Далила.

– Вот оно что. Теперь мне ясно, почему ты так поспешила ей сообщить, что я муж. Я мгновенно лишился всех очков, набранных в прошлый раз.

– Ты о чем?

– Как только ты объявила, что я муж, Левицкая потеряла ко мне интерес.

Далилу заинтриговал вывод мужа, пусть и шутливый.

– Поясни, – потребовала она.

– А тут и так все ясно, – отмахнулся Матвей. – Я ей понравился.

– Нет, в самом деле, тебе точно так показалось или ты просто дурачишься? Ты заметил с ее стороны интерес?

– Не знаю, интерес там или любопытство, но, когда ты представила меня своим мужем, она испытала разочарование, – заверил Матвей.

– В таком случае мне понятно разочарование Ирины Сергеевны, – рассмеялась Далила. – У такой красотки, как я, муж мог бы быть и красивей.

– Ты думаешь?

– Убеждена.

– Куда же красивей? – выразил недоумение Матвей, свободной от бутерброда рукой делая жест вдоль своего могучего торса. – Посмотри на меня. В здоровом теле здоровый дух. Гигант мысли, аж целый профессор.

Далила состроила рожицу и простонала:

– Фи-и-и.

Матвей усмехнулся:

– Ну не знаю, чего тебе надо. Студентки от меня без ума.

– Студентки твои без ума, поэтому они от тебя без ума. Им просто не хочется учить твою алгебру. Это единственный стимул их безумной любви.

– Глупости, не такой уж я варвар, чтобы мордовать хорошеньких девушек математикой.

Матвей рассмеялся, обнажая свои ровные белые зубы. Вернувшись из Германии, он хвастал, что выдавал родные зубы за вставные фарфоровые.

– Зачем? – удивилась Далила.

– Для пристижу.

– Для «пристижу» твои зубы за фарфоровые надо здесь выдавать. В Германии этим никого не впечатлишь.

– Не скажи, – возразил Матвей. – Еще как впечатлял. Визитку моего дантиста все сразу просили.

Вспомнив об этом, Далила подумала: «Какой он у меня озорной. А Сашка зануда. И хорошо, если бросит меня».

Глава 35

После разговора с Сибирцевым, Далила окончательно запуталась в своих мыслях и предположениях. В конце концов, она не выдержала и решила посоветоваться с тетушкой Марой.

Тетушка обладала фантастически ясным складом ума. На любой сложный вопрос она мгновенно давала простой и короткий ответ. Казалось, все она знает. Когда юная Далила мятежно вопрошала: «Что такое любовь?», тетушка невозмутимо ей отвечала: «Не более чем приятное заблуждение, деточка».

Разумеется, Далила с ней не согласилась тогда, но чем больше она жила, тем сильней открывался ей смысл сказанного. А смысл был таков: женщине нельзя полагаться только на чувства и не стоит придавать чувствам большого значения.

Возможно, рассудочность и не всегда хороша. Излишняя рассудочность помешала тетушке Маре создать семью.

«Но в моем деле рассудочность тетушки не помешает», – решила Далила и, собравшись с духом, рассказала ей о приключениях последних дней.

Щадя больное сердце пожилой женщины, Далила не собиралась рассказывать все. Она приоткрыла лишь необходимое, но проницательная тетушка остальное сама угадала.

– Что волнует тебя? – спросила она, когда Далила закончила свой рассказ.

– Я не знаю, как поступить. Складывается впечатление, что кто-то мною играет.

Тетя Мара согласилась с племянницей:

– Твое участие в этом деле совсем не случайно. Играют не только тобой.

– И как я должна поступить?

– Не зная правил игры, глупо включаться в игру. Отключись от этого дела.

Далила опешила:

– Как?

– Совсем, – посоветовала тетушка. – Просто забудь о Соболевых.

– А Вета? А Женька?

– О Вете отец позаботится, а наш Евгений совсем не беспомощный. Разберется. Ты слишком его опекаешь.

– А если кто-то как раз хочет, чтобы я отключилась?

Тетя Мара, решительно тряхнув седой головой, приказала:

– Тогда тем более отключись. Это становится просто опасно. Продолжая лезть в это дело, ты ставишь под удар не только себя, но и Евгения.

Заметив волнение тетушки, Далила пообещала:

– Хорошо, считай, что про Соболевых я напрочь забыла. А как быть с Ветой? Она у Женьки живет.

– Пусть живет. Не выгонять же ее. Не переживай, сердце мне говорит, что у Евгения неприятностей от Веты не будет.

«Когда это тетя Мара прислушивалась к голосу сердца? Прожив жизнь с позиций рассудка, она не изменит привычкам», – подумала Далила и поняла, что тетушка чего-то не договаривает.

У нее есть соображения, которыми она не поделилась с племянницей.

«Но как бы то ни было, а тетка права, – решила Далила. – К тому же, у меня полно своих дел. На носу день рождения мужа, работа, Галина. Димка скоро приедет».

Галине надоела больница, она упрямо рвалась домой. Далила советовалась с докторами. Они считали, что инкубатор ребенку уже не нужен. Девочка радовала врачей своим крепким здоровьем. Она быстро росла и хорошо набирала вес, что удивительно для семимесячного младенца, родившегося в машине на улице.

«Однако выписываться мамаше рано еще», – твердили доктора в один голос.

Но Галина капризничала, ныла, и в конце концов ее отпустили домой. Радостная, она позвонила подруге и попросила:

– Завтра же меня забирай.

Матвей в этот день был загружен работой, а без мужчин как-то не принято из роддома мамочек с младенцами забирать, поэтому Далила прихватила с собой племянника.

Встречу организовали торжественную, с шампанским, тортом, цветами. Как только смущенная Галина появилась с драгоценным свертком на руках, Евгений отличнейшим баритоном исполнил: «Здравствуй, племя молодое незнакомое!»

Торт подарили врачам, цветы нянечкам и новоиспеченной мамаше, с хлопком открыли шампанское, поздравили Галину, восхитились ребенком и засобирались домой. Усадив подругу с младенцем в свой «Форд», Далила оглянулась на двери роддома – хотела шутливо воскликнуть: «Дай бог, не последний раз!» – и осеклась.

Она встретилась взглядом с тем незнакомцем, который принимал у Галины роды. Он прятался за углом и, когда понял, что Далила его обнаружила, быстро шмыгнул в машину, дал по газам и уехал.

«Так вот кто апельсины нам присылал», – прозрела она, но подругу на этот счет просвещать не стала.

Зная слабость Галины к мужчинам, Далила подумала: «Еще разволнуется, нафантазирует, закрутит роман, из которого „пшик“ получится».

Дома Галина разволновалась и без всяких мужчин. Уложив младенца в кроватку (Далила побеспокоилась о приданом), она разрыдалась. Плакала громко, с надрывом, всхлипывая и задыхаясь. Евгений струхнул, а Далила быстро сообразила:

– Истерика!

– И что делать? – испуганно тараща глаза, воскликнул Евгений.

– Предоставь это мне, а ты пока на кухню иди, о праздничном столе позаботься.

Далила знала, что делать с подругой – Галина быстро в себя пришла. Истерика у нее прекратилась, но плакать она не перестала. Зато могла говорить.

– Из-за чего ты убиваешься? – строго спросила Далила.

Галина выдавила сквозь плач:

– Я так старалась, планировала, мечтала. И вот. Это мне за грехи. Я во всем виновата. Плохо жизнь прожила, а она теперь будет расплачиваться.

В комнату робко просочился Евгений.

– Из-за чего сыр-бор? – спросил он.

– Семимесячная! – прорыдала Галина.

– Доктор сказал, что девочка абсолютно здоровая, – успокоил ее Евгений.

А Далила добавила:

– Твое счастье, Галка, что она раньше времени родилась, так ты ее раскормила. Через два месяца пришлось бы кесарево сечение тебе делать.

Евгений, сообразив, что ничего страшного не происходит, расслабился и пошутил:

– О женской фигуре заботиться надо с пеленок. Галка, ты параметры ее замеряла? У нее есть 90–60 – 90 или уже пора диету вводить?

Далила усмехнулась, а Галина, не реагируя на юмор, продолжала рыдать.

– Почему ты ревешь? – рассердилась Далила.

– Теперь ее будут дразнить недоношенной, – всхлипывая, сообщила подруга.

Далила уставилась на племянника:

– Жека, понять не могу, из-за чего эта глупая переживает?

– Галка боится, что ее дочь теперь станет политиком, – возвестил компетентно Евгений.

– Вот именно, – наконец улыбнувшись, согласилась Галина. – И задатки уже есть у нее. Ждать не умеет, ни с кем не считается, из меня напролом полезла и в роддоме горлопанила громче всех детишек.

– И ожидания своего избирателя обманула, – вставил Евгений.

– Да, – вытирая слезы, уже рассмеялась Галина. – Я рассчитывала без нее Новый год встретить, а теперь буду сидеть под елочкой в памперсах и пеленках.

Малышка, словно узнав, что говорят про нее, запищала в кроватке. Галина взяла ее на руки, прижала к себе, и девочка успокоилась.

– Ты наконец решила, как ее назовешь? – спросила Далила.

– Назову Ангелиной.

– Ангельское воспитание хочешь ей дать? – поразился Евгений.

Галина заверила:

– Да, уж по моим стопам она не пойдет. Будет серьезная, высоконравственная девушка.

Евгений с иронией осведомился:

– А как же ты, великая грешница, потянешь такое строгое воспитание?

Далила заверила:

– Галка потянет. Кто много грешил, тот ожесточенно требует нравственности от других. Надеюсь, ты не будешь излишне строга? – спросила она у подруги.

Галина с нежностью дунула на темечко малышки, вздыбливая мягкий светлый пушок волос, и простонала:

– Я буду ее баловать. Знаете, что я испытываю, прижимая ее к себе? Это как… – Она запнулась, подбирая нужное слово. – Это как ангел коснулся крылом.

Евгений заржал:

– Ну, не знаю. Таких глюков у меня еще не было.

– А у меня теперь каждый день будет только такое. Я от нежности круглосуточно изнываю и так счастлива. Передать не могу.

– Да-а? – удивилась Далила. – Кто бы мог такое подумать! Да еще про тебя.

– Себе, что ли, забеременеть? – с завистью воскликнул Евгений.

– Не так уж это и фантастично, – усмехнулась Галина.

Далила поддержала подругу.

– Да, – сказала она, – морских коньков, чтобы ты знал, на свет производит самец.

Евгений поежился:

– Надеюсь, у людей до этого дело не скоро дойдет.

– Я тоже надеюсь, – согласилась Галина. – Мужчины так не любят себя ограничивать, что все дети еще в утробе отца в алкоголиков превратятся.

– И в развратников, – добавила Далила.

– По части алкоголизма и разврата современные женщины не отстают, – отбил нападки Евгений. – Или вы считаете, что все мужчины предаются разврату друг с другом?

– Слава богу, «натуралы» не перевелись, – порадовалась Галина и, укладывая малышку в кроватку, воскликнула:

– Кстати, о гомиках. Страшную историю я вам сейчас расскажу. В соседней палате лежала Кристина, москвичка. Родная сестра каждый день к ней приходила и по-сестрински бедняжку тиранила. Все уговаривала бросить питерца-мужа. У Кристины молоко от переживаний чуть не пропало.

Евгений удивился:

– А гомики тут при чем?

– Не перебивай, – рассердилась Галина. – Гомиком оказался банкир Филиппов, муж Лены, старшей сестры Кристины.

– Ну, надо же, – рассмеялась Далила. – Оказывается, Красноволосая так допекла своего муженька, что он сексуальную ориентацию поменял.

Галина поразилась:

– Ты знаешь сестру Кристины? Откуда?

– В роддоме твоем познакомились. Она даже визитку свою мне дала.

– Можешь выбросить эту визитку. Она тебе не пригодится.

Далила, почуяв неладное, побледнела:

– Что случилось с Филипповой?

Галина, помрачнев, сообщила:

– Несколько дней назад Елену Филиппову застрелили в ее же машине.