Текст книги "Вид транспорта – мужчина"

Глава 4

В салон самолета Денисия вошла, почти ничего не соображая. Проводы доконали ее: слишком много эмоций, хоть и совсем неплохих. В душе смятение, ураган чувств: и благодарность, и облегчение, и страх неизвестности, и много чего еще. Как-никак, а не каждый день она под чужим именем в Париж летает. На таможне перетряслась, взгляд стюардессы показался подозрительным, все пугало ее, страшило…

В общем, полный мандраж!

Продвигаясь по проходу, полными слез глазами Денисия отыскала свое место и уселась. Не замечая вокруг ничего, погрузилась в собственные мысли, принялась перебирать в памяти, все ли сделала, не забыла ли чего.

Так увлеклась, даже не заметила, что к ней проявляет интерес молодой симпатичный мужчина – Аронов Матвей, телезвезда собственной персоной. Летит с ней одним самолетом и тоже в Париж. Такое вот совпадение. – , Он узнал ее сразу, несмотря на дурацкий парик, на очки в старомодной оправе, на смешную, но стильную шляпу – Лариска свою подарила, настояла в последний момент и, как ни сопротивлялась подруга, на голову ей натянула, шепнув:

– Для конспирации.

В этой шляпе Денисия и заснула. Шляпа сбилась на левое ухо, полями прикрыла глаза, удачно заслоняя и от света, и от внешнего мира.

«Так страус прячется глупой своей головой в песок, как эта дурочка в шляпу», – с усмешкой подумал Аронов.

Он долго за ней наблюдал, размышляя: «Но куда ее понесло? И зачем? И вообще, что все это значит?»

В конце концов Аронов решил, что нет нужды себя обнаруживать и, обратившись к стюардессе, пересел в соседний салон, подальше от глаз Денисии. Вымотанная прощанием, она спокойно спала до самого Парижа, а когда самолет приземлился, впервые ступила на землю Франции, так и не узнав, с кем туда прилетела.

При этом Аронову даже прятаться не пришлось, в таком раздрае находилась Денисия. Она по-прежнему ничего вокруг себя не замечала. Не заметила и Аронова. Пронеслась мимо него, унося на себе жуткое нагромождение несуразных вещей, от допотопных очков до стильной шляпы. Аронов с усмешкой посмотрел ей вслед и загадочно прошептал:

– Ну-ну…

А Денисия, ни секунды не тратя даром, сразу бросилась делать дела, ради которых покинула Россию. Как и было решено на татарском семейном совете, она не стала пользоваться туристической путевкой, купленной Рашидом в Москве, а отыскала отель, который очень хвалил Эльмир, младший сын Асии Махмутьевны и отец Гюльджагеры, под чьим именем и прилетела Денисия. Гостиница действительно была неплохая, подходила и ценой, и местом расположения. Устраиваясь, Денисия наивно обратилась с вопросом к молодому портье:

– Вы не подскажете, как я могу отыскать очень известного господина, Бертрана Машикули?

– А кто это? – удивился портье.

– Это политический деятель, – просветила его Денисия.

– Я политикой не интересуюсь и такого не знаю, но одно вам скажу точно: в справочнике вы вряд ли его отыщете.

– А как же его искать? – растерялась Денисия.

Портье пожал плечами:

– Не знаю. Обратитесь к администратору, может, он вам подскажет.

Администратор был старше портье и мгновенно припомнил Бертрана Машикули, даже перечислил посты, которые тот занимал, но выразил большие сомнения, что обычному человеку удастся отыскать такую важную птицу.

– Но я обязательно должна с ним сегодня встретиться! – в отчаянии воскликнула Денисия.

Администратор изумленно спросил:

– А Машикули об этом знает?

– Боюсь, что нет, – сникла она и поплелась в свой номер.

Оставалось одно: звонить Добрыниной, но и здесь Денисию поджидало разочарование. Номер, который дала ей Лариса, был долго занят, а когда наконец удалось дозвониться, трубку сняла не сама Добрынина, а ее референт.

– Мария Владимировна сейчас занята, – сообщила она и безразлично поинтересовалась:

– Хотите ей что-нибудь передать?

– Нет, не хочу, – ответила Денисия и позвонила через час.

Но снова попала на референта, и разговор состоялся тот же.

– А когда освободится Мария Владимировна? – скрывая раздражение, спросила Денисия и услышала в ответ:

– Мария Владимировна очень занята, каждый день ее расписан буквально по минутам, поэтому если у вас с ней личной договоренности нет, то вряд ли она в ближайшие дни сможет вас принять.

– Но она же правозащитник! – поразилась Денисия. – Как же она защищает права народа, если народ не может к ней попасть, так она у вас занята.

Референт вежливо пояснила:

– У Марии Владимировны есть приемные дни.

Вас записать?

– Конечно, запишите.

– Вы по какому вопросу?

– По личному, – отмахнулась Денисия. – По какому же еще вопросу я могу к ней прийти? Она же не мой начальник, производственных дел у нас нет.

– Но по личным вопросам она не принимает, – ядовито сообщила референт.

Денисия взорвалась:

– Девушка, у меня беда. Я к вам не развлекаться рвусь, мне помощь нужна. Запишите, пожалуйста, по любому вопросу. По какому вам в голову взбредет.

Какая разница? У Марии Владимировны всего два уха, и слушать меня она будет только ими, по какому бы вопросу я ни пришла.

– Хорошо, март следующего года вас устроит? – зло буркнула референт.

Денисия пришла в ужас:

– Март следующего года? Вы что, издеваетесь?

Да я просто не доживу! Это что за правозащитная организация? Вижу, вы тут бюрократы все!

Референт рассердилась:

– Если вам помощь нужна, приходите к нам и расскажите о своей проблеме, но вы же сами не хотите. Вам Марию Владимировну подавай, а она очень занята. Но у нас здесь не только она. Она президент Конгресса и не может все текущие дела решать одна.

Сейчас она вообще на заседании пленарного совета, а завтра отправится в Вену на встречу правозащитников Европы. Если вы найдете время посетить наш офис, с вами побеседуют наши лучшие специалисты и расскажут, что и как надо делать.

– Нет, мне ничего рассказывать не надо. Мне нужна Мария Добрынина! Лично! – отрезала Денисия.

– Тогда я записываю вас на март, и это при условии, что она в марте будет в Париже, – устало сообщила референт.

– Нет, спасибо. Лучше скажите, где проходит этот ваш пленарный совет.

– Этого я вам сказать не могу, да вас туда все равно и не пустят.

– Вот и поговорили! – рявкнула Денисия и бросила трубку.

«Как же Ларка связывалась с этой неуловимой Добрыниной? – удивилась она. – Впрочем, Ларка же представлялась и обрисовывала свои задачи, а я по телефону это сделать не могу».

Денисия глянула на себя в зеркало и решила, что теперь уже можно умыться, раз она никуда не пойдет.

Сидеть в номере она не собиралась (было бы глупо так поступить, попав в Париж), но для того, чтобы разгуливать по Елисейским Полям, раскосые татарские глаза не нужны, следовательно, грим, пожертвованный ей артисткой Айзой, невесткой Асии, можно смело смывать. Тем более что он изрядно ей стянул кожу.

Умывшись и сняв с себя броский наряд, надетый по совету сестры Рашида, психолога Фатьмы (чтобы пограничники и таможенники меньше на лицо глазели), Денисия скромно оделась и отправилась на прогулку по Парижу.

Нельзя сказать, что прогулка получилась веселой. На душе было тяжело, мучила неизвестность, и подкрадывалось отчаяние. Хотелось позвонить Асии или Ларисе, рассказать о своих неприятностях, испросить совета, но Денисия не хотела друзей расстраивать.

Без всякого удовольствия побродив по городу (не так она мечтала встретиться с Парижем), Денисия вернулась в отель – вся в грустных мыслях. Когда обратилась к дежурному за ключом от номера, с удивлением услышала:

– Мадемуазель Гюльджагера, вам письмо.

– Мне? – оторопела она. – От кого?

Дежурный пожал плечами:

– Не знаю. А вы внутрь загляните. Думаю, там написано.

Денисия мгновенно вскрыла конверт, жадно пробежала глазами по листку бумаги и ахнула.

«Если вы ищете господина Машикули, то вот его адрес и номера телефонов», – было написано по-русски, а ниже прилагался адрес, ряд цифр и приписка:

«Вряд ли господин Машикули ждет вас с нетерпением, поэтому советую предварительно ему позвонить.

Лучше по первому номеру».

Денисия растерянно уставилась на дежурного.

– Кто это принес? – спросила она.

– Я уже вам сказал: не знаю. Мне этот конверт доставил мальчик-разносчик, а от кого он его получил, я не спрашивал, но, если вам это очень важно, можно вызвать его и спросить.

– Нет-нет, не надо, – отказалась Денисия и поспешила в свой номер.

Там она сразу бросилась к телефону и набрала номер, рекомендованный неизвестным доброжелателем. На этот раз дела пошли живей: трубку снял не какой-нибудь референт, а сам господин Машикули.

Когда он услышал имя Воровского, то сразу припомнил, что тот недавно ему звонил и просил позаботиться об одной милой крошке.

– Не та ли вы крошка? – игриво поинтересовался господин Машикули.

– Та! Именно та! – обрадовалась Денисия.

– И что, вы действительно так милы, как расписывал мне старина Боровский?

– Что проку вам в моих словах, когда об этом можете судить вы сами? с шекспировским пафосом изрекла Денисия.

– Мило, мило, – похвалил Машикули и сделал заключение:

– Следовательно, крошка уже в Париже.

Денисия подтвердила:

– Да, это так. Крошка не просто в Париже, она в отчаянном положении: ищет защиты и вашего благорасположения.

– Что ж, вам повезло: я болен, а потому свободен и могу вас принять. И жена моя весьма кстати в отъезде. Что? Крошка ахнула или мне показалось?

– Крошка лишь насторожилась, не более.

– Не пугайтесь, – усмехнулся мудрый Машикули, – отсутствие моей супруги вам ничем не грозит, зато очень мне, старику, полезно. Знаете ли, нервничать не рекомендуют врачи, а жена моя страшно вспыльчива и ревнива. Вряд ли ревность ее и пыл поспособствуют нашему с вами общению. Даже рекомендации старины Воровского нас не спасут. Кстати, как он там поживает? Надеюсь, в добром здравии?

«Машикули не знает еще ничего», – ужаснулась Денисия и смущенно ответила:

– Боюсь, это не телефонный разговор.

Он удивился:

– Даже так? Что ж, тогда поспешите. Вы разожгли мое любопытство, а это качество, знаете ли, присуще всем политикам.

– Я готова к вам ехать хоть сию же минуту, – призналась Денисия.

– Прекрасно, принцесса, – одобрил Машикули. – Назовите ваш отель, и я пришлю экипаж.

Глава 5

Старик жил в огромном, ошеломляюще красивом замке, окруженном древним бесплодным садом с неубранной опавшей листвой.

Несмотря на его домашний вид, Денисия мгновенно узнала Бертрана. Там, в Москве, на приеме у посла, он привлек ее внимание своими тонкими комментариями деятельности мировых политиков.

Денисия, на приеме представленная Машикули как Зоя Воровская, специалист по старофранцузскому, его покорила. Он не без кокетства остроумно и много шутил, просил называть его просто Бертран…

Возможно, поэтому она известной его фамилии и не запомнила, зато прочно врезались в память его непослушный вихор на морщинистом лбу, обширная плешь на макушке и склеротические жилки на собранных в задорную улыбку щеках. Старик был колоритен, энергичен, образован, умен – светский лев, лишившийся гривы, но не утративший желания жить и любить.

Узнал ли он ее?

Денисия терялась в догадках. Прическа, одежда, дорогая косметика меняют женщину порой неузнаваемо, но они весь вечер общались…

И Машикули глядит на нее так хитро.

Что он помнит? Что думает, знает?

«Возьму и спрошу», – решила Денисия, тем более что делом интересоваться старик не спешил, словоблудил вокруг да около, не давал и рта ей раскрыть, зато комплиментами сыпал без меры, расправляя облезлый павлиний хвост.

В общем, старый ловелас осторожно щупал ее на предмет интрижки. Денисия потеряла терпение, даже рассердилась и, не скрывая раздражения, с очевидным намеком спросила:

– Я вам еще не надоела своими пустыми разговорами?

Она хотела продолжить: «Может, перейдем наконец к делу?», но Машикули ее перебил:

– Ну что вы? Не часто доводится забытому всеми больному болтливому старику отвести душу с милой, юной и образованной собеседницей. Вы напомнили мне жену Воровского, в которую, каюсь, я с первого взгляда влюбился.

Денисия попыталась удивиться:

– Мы похожи?

Машикули кивнул:

– О, да. Она так же образованна и мила. На приеме у нашего посла мы с ней чудесно и долго болтали, а потом она так же внезапно исчезла, как и появилась, а я, уезжая из заснеженной России, увез в своем сердце ее милый и грустный образ.

– Почему – грустный? – удивилась Денисия, припоминая, что на приеме она была счастлива.

Машикули развел руками:

– Простите старика, если ошибся. Ведь это были вы?

Денисия вспыхнула:

– Я не Зоя, я Гюльджагера.

– Вы и не Зоя, и не Гюльджагера.

– С чего вы взяли? – похолодела она.

– Ну… во-первых, вы и та девушка, которая назвалась Зоей, фактически одно лицо, – хитро прищурив глаза, сообщил Машикули.

– А во-вторых?

– А во-вторых, Боровский вас называл Денисией. Разрешите и мне вас так называть.

– Вы обманули меня? – вспыхнула она.

– Почему – обманул?

– Потому, что в начале нашей беседы вы утверждали, что Воровский вам ничего не говорил, только просил вас помочь некой крошке, и все. Остальное вы намеревались узнать от меня, – напомнила Денисия и вызвала наивностью своей добрую улыбку Машикули.

Ответ его прозвучал откровенно:

– Я лгал. Я привык. Я все время лгу. Я политик.

Политики очень хитры. Ждать от них прямодушия – по крайней мере неумно. Политика – это искусство лгать в свое благо и немножко во благо народа. Разве вы не знали?

– Нет, – она изумленно покачала головой, – нет, я не знала.

– Как же вы сами собирались политиком стать? – насмешливо удивился Машикули.

– Разве я собиралась?

– Ну да. Я вас спросил, кем мечтаете быть, и вы ответили, что хотите быть полезны народу. Я поинтересовался, кто ваш кумир, и вы признались, что Валев Эльдар и Мария Добрынина. Я вас одобрил и еще раз вам повторю: очень похвальный выбор.

– Правда? – зарделась Денисия.

Машикули усмехнулся:

– Да, это так, хотя, на мой зрелый вкус, женщине больше идет лоно семьи. Природа на нее возложила, безусловно, главнейшую миссию продолжение рода. Муж и дети – ее идеальный жребий, остальное, поверьте, лишь суета, а политика еще и грязное дело.

Зачем вам служить народу, когда вы чудесно можете послужить семье, а через нее и обществу?

– Вы рассуждаете несовременно, – рассердилась Денисия.

– Согласен, – рассмеялся Машикули. – Я вообще устарел, я ископаемое, полезное ископаемое.

Точнее, уже бесполезное ископаемое и, простите за каламбур, очень болезное. Вот спросите, что у меня здесь, – он указал на свою спину.

– Что у вас там? – послушно поинтересовалась Денисия.

Машикули артистично закатил глаза и с протяжным вздохом ответил:

– Раньше здесь у меня были талия и стать, а теперь радикулит и пиелонефрит. И это все от политики. Ну… и немножко от старости. Вот скажите, прекрасный бутон, зачем это вам? Хотите грязи и суеты?

– Нет.

– А чего вы хотите?

– Проще сказать, чего не хочу.

– Скажите.

– Я не хочу влачить серое и бесцельное существование. Хочу больших и важных дел, хочу служить своему народу. Поверьте, в нашей стране очень мало порядка, жить там совсем нелегко. И чем в это время занимаются мужчины, отвечающие за все и вся? Интригуют, сплетничают, каждый тянет одеяло на себя, им плевать на горе простых людей.

Машикули осуждающе покачал головой и воскликнул:

– Женщина – это цветок, политики же – шмели. Вашим нектаром полакомятся, но меда не будет.

Денисия растерялась:

– Простите за глупость, но я не поняла ваших сложных аллегорий.

– Не так уж они сложны. Политика делает женщин бесплодными и пачкает их. Вы же не станете утверждать, что Боровский ваш муж?

– Нет, конечно. Он мой родственник, дальний.

Будто не слыша ее, Машикули продолжил:

– Раз Боровский не муж, следовательно, он ваш любовник. А вы, абсолютнейшая сирота из бедной провинции, получаете великолепное образование и мечтаете о невероятной карьере. Не на этого ли влиятельнейшего мужчину вы уповаете, залетая в самые эмпиреи амбиций?

Денисия отшатнулась. Она была оскорблена таким грязным предположением и гневно воскликнула:

– Ну что вы! Как вы можете так говорить? В университет я поступила сама! Я всегда и везде пробивалась только своими мозгами и дальше так намерена жить.

– А напрасно, – грустно вздохнул Машикули и мечтательно добавил:

– Вагина в сочетании с хорошим портвейном творит чудеса.

Денисия вскочила:

– Что-то я не пойму, куда вы клоните? К чему этот пустой разговор? Я пришла к вам со своей бедой, вы обещали помощь…

– Присядьте, крошка, – строго прикрикнул Машикули, и она, испугавшись, присела.

– Да, я обещал вам помощь, – неприязненно продолжил он, – и понять не могу, чем заслужил ваш укор. Чем, по-вашему, я занимаюсь, если не пытаюсь вам помочь?

Она молча пожала плечами, а он вдохновенно воскликнул:

– Видимо, вы не правильно истолковали мои советы. Вы с чего-то решили, что я пожелал вам вреда, а на самом деле я всего лишь делюсь тем, что добыл сам годами унижений, утрат, каторжного труда, страданий и разочарований. Вы знаете, что ваши кумиры, Валев и Добрынина, редко бывают в России?

– Да, – смущенно кивнула Денисия, ругая себя в душе последними словами.

Как испорчена она, если посмела плохо подумать об этом добром и мудром человеке, как неблагодарна.

– О чем это вам говорит? – насмешливо поинтересовался Маши кули.

– Не знаю, – пискнула она.

– Прекрасно. Не знаете. А я знаю, – сказал он и – замолчал.

Она виновато спросила:

– О чем же?

Машикули сменил гнев на милость, ласково посмотрел на Денисию и сообщил:

– Это говорит только о том, что настоящая политика делается здесь, в Европе. Ваше общество напоминает мне контурные карты, которые позабыли раскрасить. В нем лишь черное и белое, добро и зло, нищие и богатые, дураки и умные. Никаких полутонов и уж тем более цветов. У вас нет главного компонента цивилизации – настоящих общественных организаций, которые действительно могли бы позаботиться о народе, а потому были бы полезны и политикам, и чиновникам, и капиталистам. Поэтому ваши общественные организации полезны только Западу, поэтому защищают все ваши правозащитники только наши интересы. Кто платит, тот и музыку заказывает. Вы наконец поняли, крошка, как я предлагаю решить вашу проблему?

Теперь уже Денисия вообще ничего не поняла, а потому спросила:

– Разве вы можете знать, как решить мою проблему, если и сути ее еще не услышали?

Старик Машикули тряхнул своим задорным мальчишеским чубом и воскликнул:

– А плевать! Я предлагаю вам все проблемы оставить там. Я предлагаю цивилизацию и карьеру, которых вам не может дать покойный господин Воровский. Да, я старше, Боровский годился мне в сыновья, но это его хватил удар, а я хоть и болезное ископаемое, но умирать не собираюсь. Так что, крошка? Идет?

По рукам?

Машикули с нежной улыбкой ожидал ответа, но растерянная Денисия не знала, что отвечать.

– Простите, – смущенно сказала она, – я не поняла. Что – идет? В чем по рукам?

– Ну, крошка, вы меня уморили, – со смешком досады воскликнул Машикули. – Битый час вам твержу, а вы все не понимаете. Теперь уж и я не понимаю. Вот и водись после этого с русскими барышнями. Моих аллегорий она не приемлет, несмотря на все свое образование. Долго загадывала мне заумные загадки, а как я простую ей загадал, она не понимает.

Что непонятного тут? Я вам помощь свою предлагаю!

– Помощь или постель? – окончательно прозрела Денисия.

Господин Машикули вскочил и засеменил вокруг стола.

– Просто анекдот, – возмутился он. – Видимо, русским барышням тонкий намек отвратителен. Им «приходи на сеновал» гораздо понятней.

Денисия, обезумев от унижения, тоже вскочила и бросилась на старика Машикули.

– Как вы посмели? – потрясая кулачками, закричала она. – Это у вас, в загнившей цивилизации, все продажно насквозь, а я даже под угрозой смерти не буду собой торговать!

– И очень глупо, – отступая, не сдавался мудрец Машикули. – Вам бы в своих университетах новый предмет ввести: «Капитализм. Курс выживания». Вы, русские, напоминаете мне пловцов, которые учатся плавать в пустом бассейне.

– Возможно, мы плавать и не научились, – воскликнула Денисия, – но зато мы умеем за себя постоять!

– О, да! – забиваясь в угол, согласился Машикули. – Здесь вам равных нет. Бедный наш Наполеон!

И, видимо, бедный я!

Она наступала, он отступал. Неизвестно, чем дело кончилось бы, но внезапно дверь кабинета без стука открылась и вбежал, вернее, вкатился маленький кругленький человечек. Голосом, полным трагизма, он завопил:

– Мсье, ваша жена! Ваша жена!

Машикули, охваченный паникой, сгреб в охапку Денисию и, приговаривая: «О боже! Моя жена!» – зачем-то потащил девушку в спальню.

– Прячьтесь! Скорей прячьтесь! – закричал он.

– Куда? – растерялась Денисия.

В центре комнаты стояла разобранная кровать с балдахином, по стенам выстроились в ряд многочисленные платяные шкафы. Машикули распахнул первую попавшуюся под руку створку.

– Здесь прятаться некуда, – прошептала Денисия. – Одни полки.

– Сам вижу, – плаксиво откликнулся Машикули, – я пропал, если она вас увидит, мне…

Продолжить он не успел – из покинутой ими комнаты раздался кокетливо дребезжащий женский голос:

– Мой птенчик! Мой голубок! Где ты?

– Я здесь, моя курочка, – патокой разлился Машикули и, дав Денисии хорошего тычка, неистово зашипел:

– Дьявол! Прячьтесь скорей!

– А что мне за это будет? – удивляясь самой себе, спросила она.

– Что-о?!! – опешил Машикули.

– Капитализм. Курс выживания, – невинно просветила она его и деловито осведомилась:

– Если спрячусь, вы мне поможете?

Машикули дернулся и хотел было подальше девицу послать, но в этот момент вновь раздался голос его жены.

– Петушо-о-ок! – сладко пропела она из кабинета.

Отступать было некуда.

– Черт с вами, помогу, – согласился старик.

– Бескорыстно?

– Не бескорыстно, а за то, что вы хорошенько спрячетесь, – шепнул он и умчался к своей престарелой курочке.

Денисия распахнула другую створку шкафа, здесь висели пальто. В них она и забилась.

– Где ты был? Что ты там делал? – бушевала курочка.