Текст книги "Социализм. Экономический и социологический анализ"

Как политическая тактика синдикализм представляет собой особое средство борьбы организованных рабочих для достижения их политических целей. Такой целью может быть и создание истинного, централизованного социализма, иными словами – обобществление средств производства. Но термин «синдикализм» используется и в ином смысле, как обозначение особого рода социально-политической цели. При этом синдикализм понимается как направление, стремящееся к установлению общественного строя, при котором рабочие являются непосредственными собственниками средств производства. Здесь нас интересует синдикализм только как цель; синдикализм как движение, как политическую тактику мы рассматривать не будем.

Синдикализм как цель и синдикализм как политическая тактика не всегда совпадают. Многие группы, взявшие на вооружение синдикалистский метод «прямого действия», стремятся к созданию социалистического общества. В то же время попытки реализовать цели синдикализма не обязательно связаны с рекомендованным Ж. Сорелем насилием[182]182
  Жорж Сорель (1847–1922) – французский социолог и философ, теоретик революционного анархо-синдикализма. Революцию Сорель рассматривал как волевой стихийный порыв народа. Его взгляды нашли наиболее полное воплощение в книге «Размышления о насилии» (1906). Резко критикуя парламентско-реформистскую практику социал-демократических партий, Сорель признавал единственной революционной силой синдикаты (профсоюзы), а политической борьбе противопоставлял прямые действия пролетариата: бойкот, всеобщую стачку и т. п. Начав свой идейный путь как марксист, Сорель затем стал одним из основоположников анархо-синдикализма, а в последние годы жизни сблизился с националистами. Его взгляды оказали влияние на формирование идеологии итальянского фашизма: Муссолини называл Сореля своим духовным отцом. В то же время Сорель выступал в поддержку Октябрьской революции, призывал к оказанию помощи большевистской России.


[Закрыть].

В сознании рабочих масс, причисляющих себя к социалистам или коммунистам, синдикализм как цель великого переворота по меньшей мере столь же жизнен, как и социализм. «Мелкобуржуазные» идеи, с которыми боролся Маркс, широко распространены даже среди социалистов марксистского толка. Множество людей стремятся не к подлинному социализму, т. е. не к централизованному социализму, а к синдикализму. Работник хочет быть господином средств производства, которые используются на его предприятии. С каждым днем общественные движения все более отчетливо показывают, что именно это, и ничто другое, есть желание работников. В противоположность социализму, который является плодом кабинетных исследований, идеи синдикализма есть плод ума обычного человека, всегда враждебного «незаработанному» доходу, достающемуся не ему, а другим. Подобно социализму синдикализм стремится к тому, чтобы устранить отчуждение работника от средств производства, правда, иными методами. Не все работники станут владельцами всех средств производства; работники конкретного этого предприятия или отрасли получат средства производства именно этого предприятия или отрасли. Железные дороги – железнодорожникам, рудники – горнякам, заводы – заводским рабочим. Таков лозунг.

Нам следует игнорировать всякие причудливые планы реализации синдикалистских программ, обратив все внимание на анализ того общественного строя, который логически должен возникнуть вследствие реализации главных принципов учения. Это нетрудно. Все меры, нацеленные на то, чтобы отнять средства производства у предпринимателей, капиталистов и землевладельцев без того, чтобы передать эти средства всем гражданам, проживающим на данной территории, должны рассматриваться как синдикализм. Не имеет никакого значения, как и какие ассоциации сформированы в таком обществе. Неважно, охватывают ли ассоциации отдельные отрасли производства, либо отдельные предприятия, либо даже отдельные цехи. В сущности, результат почти не меняется даже от того, крупнее или мельче клетки, на которые делится общество, – подразделяется ли оно по вертикали или по горизонтали. Единственным решающим моментом является то, что гражданин такого общества владеет долей некоторых средств производства и при этом как собственник противостоит другим, не владеющим долей в них, а в некоторых случаях, например при неспособности к труду, не владеющим вовсе ничем. Вопрос о том, будет ли при этом существенно меняться доход работника, для нас также неважен. Большинство рабочих имеют абсолютно фантастические представления о росте благосостояния, которого можно ожидать при синдикалистском переустройстве собственности. Они уверены, что даже простое перераспределение того, чем владели предприниматели, капиталисты и землевладельцы при капитализме, должно существенно увеличить доход каждого из них.

Кроме того, они ожидают значительного роста производства в промышленности потому, что они сами – опытные эксперты! – будут управлять предприятием и потому, что каждый работник будет лично заинтересован в процветании предприятия. Работник будет отныне работать не на чужака, а на себя лично. Либерал представляет себе все это иначе. Он отмечает, что распределение среди рабочих от ренты и прибыли лишь незначительно увеличит их доходы. Кроме того, он полагает, что предприятия, управляемые не предпринимателями, преследующими личные интересы, а рабочими лидерами, не вовлеченными в предпринимательство, будут приносить меньший доход. В результате рабочие станут зарабатывать не больше, а существенно меньше, чем в условиях свободной экономики.

Если синдикалистская реформа просто ограничится передачей отдельным группам работников собственности на используемые ими средства производства, оставив в остальном капиталистическую систему собственности, результатом будет всего лишь примитивное перераспределение богатства. Перераспределение благ с целью восстановления равенства собственности и доходов есть тайная мысль каждого обывателя, когда он задумывается о реформировании общества. Эта же идея составляет основу всех популярных предложений по социализации. Это вполне понятно в случае наемных сельскохозяйственных работников, для которых высшей целью является приобретение дома и достаточного для содержания себя и семьи земельного участка: в условиях деревни перераспределение есть популярное и вполне понятное решение социальных проблем. В промышленности, в горном деле, в системах связи, в торговле и в банковском деле, где физическое перераспределение средств производства неосуществимо, мы встречаем стремление к перераспределению прав собственности при сохранении единства отрасли или предприятия. Такой простой передел в лучшем случае сможет на время устранить неравенство в распределении дохода и имущества.

Но через короткое время часть новых собственников промотает свои доли, а другие обогатятся, приобретя доли хозяйствующих менее удачно. Значит, появится нужда в постоянном перераспределении, которое будет служить просто наградой мотовству и расточительству – словом, всем видам неэкономности. Не будет стимулов для экономии, если плоды труда прилежных и бережливых постоянно передавать в руки ленивых и расточительных.

Но даже этого результата – временного достижения равенства доходов и имущества – нельзя достичь в результате синдикализации, ибо она ни в коем случае не обещает всем рабочим одно и то же. Ценность средств производства в различных отраслях непропорциональна числу занятых рабочих. Нет нужды говорить о том, что есть продукты, на производство которых расходуется относительно большее количество такого фактора производства, как труд, и меньшее количество природных факторов. Даже в историческом начале производственной деятельности распределение факторов производства вело к неравенству. В еще большей степени с этим столкнется синдикализация на далеко продвинутой стадии накопления капитала, когда делению подлежат не только природные производственные факторы, но и произведенные средства производства. Ценность того, что достанется отдельному работнику при такого рода распределении, окажется весьма различной: некоторые получат больше, другие – меньше, а в результате некоторые будут извлекать больший доход от собственности (незаработанный доход!), чем другие. Синдикализация никоим образом не является средством достижения равенства доходов. Она устраняет существующее неравенство доходов и собственности и заменяет его другим. Конечно, можно рассматривать синдикалистское неравенство как более справедливое, чем неравенство капиталистическое, но по этому вопросу у науки не может быть суждения.

Если синдикалистская реформа должна значить что-то большее, чем простое перераспределение производительных благ, тогда нельзя допустить сохранения капиталистической организации собственности на средства производства. Придется изъять из оборота производительные блага. Придется запретить отдельным гражданам отчуждение выделенных им долей в средствах производства. При синдикализме эта долевая собственность будет намного более тесно связана с личностью владельца, чем в либеральном обществе. Можно по-разному регламентировать, при каких условиях и каким образом допустимо ее отделение от личности.

Наивная логика защитников синдикализма предполагает, что общество будет пребывать в совершенно неизменном состоянии, а потому не уделяет ни малейшего внимания проблеме адаптации системы к изменениям в условиях хозяйствования. Если предположить, что не будет никаких изменений ни в методах производства, ни в структуре спроса и предложения, ни в технике, ни в населении, тогда все окажется в полном порядке. Каждый работник заводит только одного ребенка, и покидает этот мир в тот момент, когда его единственный преемник и наследник становится пригодным к работе; сын заступает непосредственно на место отца. Пожалуй, можно представить себе, что будет позволен добровольный обмен профессиями и рабочими местами при одновременном обмене долями в соответствующем производстве. Но в остальном синдикалистское общество с неизбежностью предполагает жесткую кастовую систему и полное прекращение каких-либо изменений в производстве, а значит и в жизни. Такое простое событие, как смерть бездетного гражданина, разрушит это общество, вызовет проблемы, которые окажутся совершенно неразрешимыми в логике этой системы.

В синдикалистском обществе доход гражданина состоит из дохода от его доли в собственности и из заработной платы. Если долю в собственности на средства производства можно свободно передавать по наследству, тогда в очень короткое время возникнут различия в обеспеченности собственностью, даже если все остальное будет неизменным. Даже если в начале синдикалистской эпохи будет преодолено отчуждение работников от средств производства, так что каждый гражданин будет одновременно и предпринимателем, и работником собственного предприятия, может случиться, что чуть позже граждане, не имеющие отношения к какому-либо предприятию, станут его совладельцами. И это очень быстро приведет к новому отделению труда от собственности, хотя и без преимуществ, которые предоставляет капиталистическое устройство общества[242]242
  Отсюда следует, что называть синдикализм «рабочим капитализмом» – ошибка, которую совершил и я в книге Nation, Staat und Wirtschaft, S. 164 [Мизес Л. фон. Нация, государство и экономика. С. 242].


[Закрыть].

Каждое изменение в экономике чревато проблемами, которые разрушат синдикализм. Изменения в структуре и объеме спроса или в технике производства могут сделать необходимыми изменения в организации производства, влекущие за собой перевод работников с одного предприятия или из одной отрасли в другие.

Немедленно возникает вопрос: что же делать с собственностью работников на средства производства? Нужно ли позволить рабочим и их наследникам сохранить право собственности на долю в тех предприятиях, на которых они трудились в начальный момент синдикализации, а на других производствах быть простыми работниками, получающими свой заработок и не имеющими никакого права на долю в доходе? Либо при таком переходе у них следует отбирать прежнюю долю и наделять их новой собственностью на средства производства на новом предприятии, равной тому, чем владеют новые коллеги? Любое решение ведет к быстрому разрушению принципов синдикализма. Если к тому же работнику позволить распоряжаться своей долей в собственности на средства производства, тогда условия постепенно вернутся к тому, что было до реформы. Если работник при переходе с места на место будет менять одновременно и свой пай в средствах производства, тогда те работники, кому предстоит потерять от такого перехода, будут, вполне естественно, со всей энергией сопротивляться любому изменению производства. Внедрение новинок, ведущих к повышению производительности труда, будет встречено сопротивлением, если оно чревато перемещением работников с места на место. В то же время работники каждого производства или отрасли будут сопротивляться любым изменениям, влекущим за собой появление новых работников и как следствие сокращение дохода от собственности. Короче говоря, синдикализм сделает практически невозможным любое изменение производства. Там, где он воцарится, не может быть и речи об экономическом прогрессе.

Синдикализм как цель настолько абсурден, что, вообще говоря, он не нашел даже последователей, которые бы взялись открыто выступить в его защиту. Те, кто отстаивал его под именем «социализма содружества», никогда не продумывали проблемы до конца. Синдикализм не что иное, как идеал грабящей толпы.

Естественное право собственности на средства производства делимо. В капиталистическом обществе, как правило, так оно и происходит[243]243
  См. выше, с. 35 сл.


[Закрыть]. Но власть распоряжаться, которая принадлежит тому, кто управляет производством, и которую мы только и обозначаем как собственность, неделима и не может быть ограничена. Она может принадлежать одновременно нескольким людям как совместная собственность, но не может быть разделена в том смысле, что право распоряжаться нельзя разделить на отдельные права отдавать команды. Власть распоряжаться использованием средств производства может быть только единой; невозможно представить, чтобы ее можно было разделить на отдельные элементы. Собственность в естественном смысле не может быть ограничена; когда говорят об ограничениях, имеют в виду либо уточнение слишком вольных юридических формулировок, либо тот факт, что владельцем в естественном смысле является в данном конкретном случае кто-то другой, а не личность, которую закон признает владельцем.

В силу этого рассуждения нужно оценить все попытки компромиссного снятия противоположности между общественной и частной собственностью на средства производства как ошибочные. Собственность всегда там, где есть право распоряжения[244]244
  Об интервенционизме см. мою книгу «Kritik des Interventionismus» (Jena, 1929, S. 1 ff.) [Мизес Л. фон. Критика интервенционизма // Мизес Л. фон. Интервенционизм и бюрократия. М.; Челябинск: Социум, 2015].


[Закрыть]. Следует признать, что системы государственного социализма и плановой экономики, которые хотели бы сохранить формы частной собственности, подчиняя при этом собственника государственным распоряжениям, ведут к обобществлению собственности и являются в полном смысле слова социалистическими системами. Частная собственность существует только там, где индивидуум может распоряжаться своей собственностью на средства производства наиболее выгодным для себя образом. То, что при этом он служит и другим членам общества, поскольку в обществе с разделением труда каждый является слугой всех, а все являются господами каждого, никоим образом не отменяет того факта, что индивидуум сам выбирает путь лучшего служения.

Компромисса не достичь и в том случае, если предоставить часть средств производства в распоряжение общества и оставить остальное индивидуумам. Такие две системы просто существуют рядом, без взаимосвязи, и каждая из них действует только в своей сфере. Подобная мешанина в принципах социальной организации должна каждому казаться бессмысленной. Для каждого естественно стремление воплотить до конца тот принцип, который он считает верным. Ни с какой стороны нельзя обосновать утверждение, что та или иная система является наилучшей для определенной группы средств производства. Там, где мы встречаемся с такими утверждениями, на самом деле провозглашается требование, чтобы эта система была распространена по крайней мере на одну группу средств производства или чтобы она охватывала не более чем одну группу. Компромисс является всегда только временной передышкой в борьбе двух принципов, а не результатом логического продумывания проблемы. С точки зрения каждой из сторон, полумеры есть только временная передышка на пути к полному успеху.

Самые известные и уважаемые компромиссные построения исходят из того, что полумеры могут оказаться постоянными установлениями. Реформаторы сельского хозяйства хотят социализации природных факторов производства, но в остальном намерены сохранить частную собственность на средства производства. Значит, они исходят из предположения, рассматриваемого как самоочевидное, что общественная собственность на средства производства приносит больший доход, чем частная собственность. Поскольку для них земля представляется самым важным средством производства, они хотят передать ее в руки общества. Когда опровергнуто утверждение, что общественная собственность дает лучшие результаты, чем частная, идея земельной реформы также терпит поражение. Тот, кто рассматривает землю как важнейшее из средств производства, должен, конечно же, защищать частную собственность на землю, если, конечно, он считает частную собственность более прогрессивной формой организации хозяйства.

Часть III
Предполагаемая неизбежность социализма

Раздел I
Социальная эволюция

Социализм черпает силу из двух разных источников. С одной стороны, он представляет собой этический, политический и экономико-политический вызов. Социалистическое устройство общества, которое реализует требования высшей нравственности, должно заменить «аморальную» капиталистическую экономику; «экономическое господство» немногих над массой должно уступить место строю сотрудничества, который один только сделает возможной истинную демократию; плановая экономика, единственная рациональная система, работающая согласно единым принципам, сметет прочь иррациональную частную экономику, анархическое производство ради прибыли. Социализм в результате предстает в качестве цели, к которой следует стремиться ради ее моральной и рациональной желательности. И задачей человека, желающего блага, становится преодоление сопротивления социализму, поскольку оно держится только на непонимании и предрассудках. Такова основная идея того социализма, который Маркс и его ученики называют утопическим.

С другой стороны, однако, социализм предстает как неизбежная цель и конец исторической эволюции. Темная непреодолимая сила влечет человечество шаг за шагом ко все более высоким уровням социального и морального бытия. История есть прогрессивный процесс очищения, который достигает совершенства в форме социализма, и это – конец истории. Такое направление мысли не противоречит идеям утопического социализма. Скорее оно включает их, поскольку предполагает как нечто самоочевидное, что социалистическая жизнь будет лучше, благороднее и прекраснее, чем несоциалистическая. Это направление мысли идет даже дальше: оно рассматривает движение к социализму как прогресс, как эволюционное восхождение к более высокой стадии, нечто независимое от воли человека. Социализм – природная необходимость, неизбежное порождение сил, движущих общественную жизнь, – такова основная идея эволюционного социализма, который в марксистской своей форме выбрал гордое имя «научного» социализма.

В недавние еще времена ученые пытались доказать, что основные положения материалистической или экономической концепции истории были выдвинуты домарксистскими авторами, в том числе такими, которых Маркс и его сторонники презрительно называли утопистами. Эти исследования и содержащаяся в них критика материалистической концепции истории, однако, слишком сузили проблему. Они сконцентрировались на марксистской теории эволюции, на экономической природе движущих сил этой эволюции, на вытекающем отсюда значении классовой борьбы и забыли при этом, что это также учение о совершенствовании, теория прогресса и развития.

Материалистическая концепция истории содержит три элемента, образующих замкнутую систему, но при этом обладающих и отдельной значимостью для марксистской теории. Во-первых, особый метод исторических и социальных исследований, призванный объяснить отношения между структурой экономики и всеми особенностями жизни изучаемого времени. Во-вторых, социологическая теория, поскольку она утверждает определенную концепцию классов и классовой борьбы. Наконец, теория прогресса, учение о предназначении рода человеческого, о смысле и природе, о целях и задачах человеческой жизни. На этот аспект материалистической концепции истории было обращено меньше внимания, чем на два других, при том что только он один имеет отношение к теории социализма как таковой. В качестве простого метода исследования, эвристического принципа познания эволюции общества материалистическая концепция истории не может ничего сказать о неизбежности социалистического строя. Из исследований экономической истории нельзя с необходимостью заключить, что человечество движется к социа лизму. То же самое справедливо и относительно теории классовой войны. Если история всех предыдущих обществ является историей борьбы классов, непонятно, почему эта борьба должна внезапно прекратиться. Почему не предположить, что то, что всегда было содержанием истории, останется им до самого конца. Только являясь теорией прогресса, материалистическая концепция истории может поставить вопрос о конечной цели исторической эволюции и высказать утверждение, что упадок капитализма и победа пролетариата равно неизбежны. Вера в неизбежность социализма больше, чем любая другая идея, ответственна за популярность социалистических идей. Она зачаровала даже большую часть противников социализма: их сопротивление оказывается бессильным. Образованный человек боится упрека в несовременности, если он не выказывает близости к социалистическим идеям: ведь эра социализма, исторический день четвертого сословия[183]183
  В феодальной Франции все облагаемое податями население именовалось третьим сословием (в отличие от первых двух, привилегированных, сословий – духовенства и дворянства). Накануне Французской революции и в ее ходе в публицистике и в народных наказах появился термин «четвертое сословие» как обозначение наемных работников, пролетариев.


[Закрыть] уже наступили, и всякий, кто все еще привержен идеям либерализма, – реакционер. Каждая победа социалистической идеи, приближающая нас к торжеству социалистического способа производства, оценивается как прогресс; каждое мероприятие по защите частной собственности – как отступление. Одна сторона вызывает сожаление или еще более сильные эмоции, другая – восхищение: эпоха частной собственности уходит, и все убеждены, что история осудила ее на окончательное уничтожение.

Как теория прогресса, выходящая за пределы опыта и практики, материалистическая концепция истории представляет собой не науку, но метафизику[184]184
  Первоначально под метафизикой понималась часть философии, рассматривающая первопричины всего сущего. С течением времени термин неоднократно переосмысливался. Мизесовское противопоставление метафизики и науки восходит к распространенному во второй половине XIX в. истолкованию метафизики как спекулятивных рассуждений, не опирающихся на опыт.


[Закрыть]. Сущностью всякой исторической и эволюционной метафизики является доктрина начала и конца, происхождения и назначения вещей. Все эти темы воспринимаются либо космически, с охватом всего мироздания, либо антропоцентрически, сосредоточиваясь лишь на человечестве. Метафизика может быть религиозной или философской. Метафизические теории антропоцентрической эволюции известны как философия истории. Религиозные теории эволюции неизбежно являются антропоцентрическими, поскольку высокое значение человека в религиозном учении может быть оправдано только антропоцентрической доктриной. Эти теории, как правило, предполагают райское начало, Золотой век, из которого человек уходит все дальше и дальше, чтобы прийти, наконец, к столь же, а если возможно, и еще более блаженному времени совершенства. Обычно во всем этом участвует идея спасения. Возвращение Золотого века спасет человека от грехов, которые довлели над ним в эпоху зла. И вся доктрина в целом оказывается посланием о земном спасении. Ее не следует путать с теми доктринами, в которых спасение ожидает человека не в этой жизни, а в ином мире, и которые представляют собой самое возвышенное выражение религиозной идеи. Согласно этим доктринам земная жизнь человека не есть конец всего. Это просто приготовление к иной – лучшей и лишенной страданий – жизни, которая может быть даже предвосхищена в состоянии несуществования, в растворении во всем или в разрушении.

Для нашей цивилизации весть о спасении, идущая от иудейских пророков, приобрела особую значимость. Иудейские пророки не обещали спасения в лучшем потустороннем мире, они провозглашали царство Божие на земле. «Вот наступят дни, – говорит Господь, – когда пахарь застанет еще жнеца, а топчущий виноград – сеятеля; и горы источать будут виноградный сок, и все холмы потекут»[245]245
  Ам 9, 13.


[Закрыть]. «Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей: ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море».[246]246
  Ис 11, 6–9.


[Закрыть] Такое послание принимается с восторгом, только когда спасение обещано в ближайшем будущем. И действительно, Исайя[185]185
  Исайя (вторая половина XIII в. до н. э.) – один из четырех библейских больших пророков. «Книга пророка Исайи» открывает ряд пророческих книг, входящих в канонический Ветхий Завет.


[Закрыть] говорит, что «еще немного, очень немного» отделяет человека от заветного часа[247]247
  Ис 29, 17.


[Закрыть]. Но чем больше приходится ждать, тем нетерпеливее становятся верующие. Что за благо для них в Царстве спасения, если они не доживут до этой радости! В силу этого обещание спасения должно претвориться в доктрину воскрешения мертвых, так что каждый предстанет пред Господом, чтобы взвесили его добро и его зло.

Иудаизм был полон такого рода идеями в то время, когда Иисус явился среди своего народа как Мессия. Он пришел не только для того, чтобы провозгласить близкое спасение, но и во исполнение пророчества – как податель царства Божия[248]248
  Нас сейчас не интересует вопрос, считал ли сам Иисус себя Мессией. Для нас единственно важно то, что Он провозгласил близкий приход царства Божия и что первая община верующих видела в нем Мессию.


[Закрыть]. Он ходит среди людей и учит, но мир следует старыми путями. Он умирает на кресте, но все остается как встарь. И это поначалу глубоко потрясло веру его учеников. На какое-то время они сникли в изнеможении, и первая малая община верующих распалась. Только вера в воскрешение распятого Христа вернула им воодушевление, наполнила новым восторгом и дала силы завоевывать новых приверженцев доктрины спасения[249]249
  Pfeiderer, Das Urchristentum, Bd. I., 2. Aufl., Berlin, 1902, S. 7 ff. [Пфлейдерер О. Возникновение христианства. СПб., 1910. С. 76].


[Закрыть]. Они проповедуют то же послание о спасении, что и Христос: Господь близок, а с ним и великий Судный день, когда мир обновится, и царство Божие займет место земных царств. Но по мере того как надежды на скорое второе пришествие не оправдывались и умножившиеся общины настраивались на долгое ожидание, вере в спасение также пришлось изменяться. Устойчивая мировая религия не могла быть основана на вере в близость царства Божия. Каждый день неисполненного пророчества вел бы к подрыву авторитета Церкви. Фундаментальная идея первоначального христианства, что царство Божие уже рядом, должна была преобразиться в культ Христа: в веру в то, что воскресший Господь таинственно присутствует в общине верующих и что Он спас этот грешный мир. Только так могла быть создана христианская церковь. С момента этой трансформации христианское учение порывает с ожиданием царства Божия на земле. Идея спасения была сублимирована в учение о том, что в результате крещения верные становятся частью Христова тела. «Уже в апостольские времена царство Божие сливается с Церковью и место ожидания царства Божия занимает прославление Церкви, презрение к земному и суетному и освобождение сияющего сокровища из смертной оболочки. В остальном царство Божие было заменено эсхатологией Рая, Ада и Чистилища, бессмертия и потустороннего бытия – какой контраст с превозносимыми Евангелиями. Но даже этот компромисс перестал действовать, и наконец место Церкви заняла идея Золотого века[250]250
  Troeltsch, Die Soziallehren der christlichen Kirchen und Gruppen / / Gesammelte Schriften, Bd. 1., Tübingen, 1912, S. 110.


[Закрыть].

Был, однако, и другой способ выйти из трудности, созданной долгим неисполнением обещанного пророчеством. Верующие могли найти прибежище в учении, которое некогда поддерживало пророков. Согласно этому учению будет установлено земное тысячелетнее царство спасения. Осужденное Церковью как ересь, это учение о зримом возвращении Христа постоянно возрождается не только как религиозное и политическое верование, но прежде всего как идея социальной и экономической революции[186]186
  В представлении ряда религиозных сект тысячелетнее земное царствие Христа должно наступить перед концом света. Хилиазм был осужден церковью в 225 г., однако хилиастические идеи вновь и вновь возрождались, как это было, например, во время крестьянской войны в Германии (XIV–XV в.).


[Закрыть].

От христианского хилиазма, который прошел сквозь столетия, постоянно находя новые источники силы, лишь один шаг до философского хилиазма, ставшего в XVIII веке рационалистической интерпретацией христианства, а от него, последовательно, через Сен-Симона, Гегеля и Вейтлинга – к Марксу и Ленину[251]251
  Gerlich, Der Kummunismus als Lehre vom tausendjahrigen Reich, München, 1920, S. 17 ff.


[Закрыть],[187]187
  Теоретики марксизма неоднократно подчеркивали, что французский утопический социализм и немецкая классическая философия – источники формирования марксистского учения. Поэтому вполне правомерна проводимая Мизесом линия от Сен-Симона и Гегеля к Марксу и Ленину. Вильгельм Вейтлинг (1808–1871) – деятель немецкого рабочего движения, создатель своеобразной системы уравнительного коммунизма.


[Закрыть]. Достаточно забавно, что именно эта разновидность социализма, возникшая из мистических идей, происхождение которых теряется во мраке истории, назвав себя научным социализмом, пыталась ославить как «утопический» тот социализм, который возник из рациональных построений философов.

Во всех существенных моментах философская антропоцентрическая метафизика эволюции напоминает религию. В ее пророчестве о спасении обнаруживается та же странная смесь экстатичной и экстравагантной фантазии с тусклой пошлостью и грубым материализмом, что и в большинстве древних мессианских пророчеств. Подобно христианской литературе, которая стремится истолковывать Апокалипсис, она пытается доказать свою жизненность истолкованием конкретных исторических событий. В этих попытках она часто выставляет себя в смешном виде, когда спешит истолковать каждое значительное событие с помощью доктрины, претендующей одновременно быть конкретным знанием и описанием истории всего мироздания. Сколь много таких систем философии истории возникло во время мировой войны!