Текст книги "Социализм. Экономический и социологический анализ"

Военный социализм есть социализм государства, в котором все установления подчинены целям ведения войны. Это государственный социализм, в котором иерархия социальных статусов и доходов определяется исключительно или преимущественно местом гражданина в вооруженных силах. Чем выше военный чин, тем выше общественная ценность индивидуума и его доля в национальном доходе.

Милитаризованное государство, т. е. государство воинов, в котором все подчинено военным целям, не может допустить существования частной собственности на средства производства. Постоянная готовность к войне недостижима, если наряду с ведением войны у индивидуума могут быть и какие-либо иные жизненные цели. Всякий раз, когда для жизненного обеспечения военной касты ее членам предоставляли доходы от владения землей или имуществом, собственные земельные хозяйства или даже производственные предприятия с подневольными работниками, результатом была с течением времени потеря воинского духа. Феодальный властитель оставлял хлопоты о войне и воинской славе, когда его поглощали экономические заботы и прочие, невоинские интересы. Во всем мире феодализм привел к демилитаризации воинов. Рыцарям наследовали юнкеры[164]164
  Юнкерами именовались прусские помещики.


[Закрыть]. Право собственности обращает человека воюющего в человека хозяйствующего. Только исключение частной собственности может способствовать сохранению милитаристского характера государства. Только тот, у кого, кроме войны, есть лишь одна сфера деятельности – подготовка к войне, всегда готов воевать. Люди, думающие о хозяйстве, могут вести оборонительные войны, но они не приспособлены к длительным завоевательным войнам.

Милитаристское государство есть государство разбойников. Изо всех видов доходов оно предпочитает трофеи и дань. По отношению к этим источникам доходы от хозяйственной деятельности играют только подчиненную роль, а иногда и вовсе отсутствуют. Поскольку трофеи и дань поступают из-за рубежа, ясно, что они не могут поступать непосредственно индивидуумам, но только в общую казну, а уж оттуда распределяются в соответствии с воинским рангом. Армия, от которой одной зависит поддержание этих источников дохода, не потерпит никакого иного способа распределения. А отсюда следует, что и произведенное внутри страны должно распределяться по тому же принципу и доставаться гражданам как дань и оброк с крепостных.

Так объясняется «коммунизм» липарских пиратов[165]165
  В античные времена, особенно в I в. до н. э., Средиземное море кишело пиратами, образовывавшими даже свои квазигосударственные структуры. Одним из центров организованного пиратства были Липарские острова, расположенные у берегов Сицилии.


[Закрыть] и всех других разбойничьих государств[218]218
  О липарских пиратах см.: Poehlmann, Geschichte der sozialen Frage und des Sozialismus in der antiken Welt, I. Bd., S. 44 ff.


[Закрыть]. «Это коммунизм грабителей и пиратов»[219]219
  Max Weber, Der Streit um den Charakter der altgermanischen Sozialverfassung in der deutchen Literatur des letzten Jahrzehnts // Jahrbücher für Nationalökonomie und Statistik, XXVIII. Bd., 1904, S. 445.


[Закрыть], возникающий при поглощении всех общественных отношений идеей войны. Цезарь замечает о свевах[166]166
  Свевами, или свебами, античные авторы называли группу родственных германских племен, проживавших в бассейнах Верхнего Рейна, Эльбы, Майна, Неккара.


[Закрыть], которых он называет «gens longe bellicosissima Germanorum omnium»[167]167
  «Самое воинственное из всех германских племен» (лат.).


[Закрыть], что они ежегодно посылали воинов в чужие земли за добычей. Остававшиеся дома поддерживали хозяйство ушедших в поход; на следующий год роли менялись. Земля не могла быть в исключительной собственности индивидуума[220]220
  Caesar, Di bello Gallico, IV, 1 [Цезарь Г. Ю. Записки о галльской войне. Т. 1. С. 74].


[Закрыть]. Только обеспечив каждому долю в военной добыче и в плодах хозяйствования, объединив всех общей целью и общими опасностями, может государство воинов сделать каждого гражданина солдатом и каждого солдата гражданином. Как только оно позволит некоторым быть только солдатами, а остальным предоставит заниматься собственным хозяйством, так скоро эти два состояния придут в противоборство. Либо воины должны подчинить себе гражданское население, но в этом случае сомнительно, чтобы они смогли выступить в захватнический поход, когда дома останется притесненное население. Либо гражданское население одержит верх, но в этом случае воины будут низведены до положения наемников, которым не позволяют отправляться за добычей, поскольку нельзя допустить чрезмерного возрастания их могущества. В любом случае государство с необходимостью утрачивает свой чисто милитаристский характер. Отсюда следует, что любое ослабление «коммунистических» установлений ведет к ослаблению военной природы государства, и общество воинов постепенно перерождается в общество предпринимателей[221]221
  Herbert Spencer, Die Prinzipien der Soziologie, Übersetzt von Vetter, III. Bd., Stuttgart, 1899, S. 710 ff. [Спенсер Г. Основания социологии. Т. 2. СПб., 1877. С. 597 сл.]


[Закрыть].

Действие сил, влекущих военное государство к социализму, можно было наблюдать во время мировой войны. Чем дольше длилась война и чем полнее было преобразование европейских государств в воинские лагеря, тем яснее делалась политическая невозможность сохранять различия в положении солдат, которые несли на себе тяготы и опасности войны, и тех, кто оставался дома, чтобы пожать плоды военного бума. Слишком неравным было распределение тягот. Если бы этому различию было позволено утвердиться, а война продлилась бы еще дольше, страны, безо всяких сомнений, раскололись бы надвое и армии, в конце концов, обратили бы оружие против сородичей. Социализм армий, сформированных воинской повинностью, требует дополнения в виде социализма трудовой повинности в тылу.

Тот факт, что для сохранения своей милитаристской природы государства нуждаются в коммунистической организации общества, не делает эти государства более сильными на поле сражения. Для них коммунизм есть необходимое зло, источник гибельной слабости. В первые годы войны Германия двигалась к социализму под внушением духа воинственного этатизма, который и несет ответственность за политику, приведшую к войне и ввергнувшую страну в государственный социализм. К концу войны меры по социализации общества проводились тем более энергично, что – по уже отмеченным причинам – было необходимо сблизить условия жизни в тылу и на фронте. Но государственный социализм не облегчил положение Германии, а ухудшил его; он привел не к увеличению, а к ограничению производства; он не улучшил, а ухудшил снабжение армии и тыла[222]222
  См. мою работу: Nation, Staat und Wirtschaft, S. 115 ff., 143 ff. [Мизес Л. фон. Нация, государство и экономика. С. 170 сл., 210 сл.]


[Закрыть]. И нужно ли доказывать, что именно дух этатизма виновен в том, что в чудовищных потрясениях войны и последовавшей за ней революции народ Германии не выдвинул ни одного сильного человека?

Меньшая производительность коммунистических методов хозяйствования делает уязвимым государство воинов, когда оно сталкивается с более богатыми, а значит, лучше снабженными оружием и всем другим армиями государства, признающего право частной собственности. Неизбежное при социализме разрушение индивидуальной предприимчивости оставляет такое государство в решающие часы сражений без лидеров, способных указать путь к победе, и без подчиненных, способных осуществлять должное. Коммунистическая империя инков[223]223
  Винер[457]457
  Винер Шарль (1851–1913) – французский историк.


[Закрыть] приписывает легкость покорения Империи инков отрядами Писарро тому факту, что коммунизм обессилил народ (Wiener, Essai sur les institutions politiques, religieuses, économiques et sociales de l’Empire des Incas, Paris, 1874, p. 64, 90 ff.).


[Закрыть] была легко разгромлена горсткой испанцев[168]168
  Так называемая Империя инков – индейское государство, сложившееся в середине XV в. на обширных территориях, ныне входящих в состав Перу, Боливии, частично Эквадора и Чили. В этом государстве земля считалась собственностью правителя – Верховного Инки и находилась в общинном пользовании. Урожай с общинных земель шел духовенству и государству, которое занималось его последующим перераспределением. Общинники отбывали также трудовую повинность на строительстве ирригационных сооружений, дорог, храмов, крепостей и т. п., на работах в рудниках. Отсюда представление об Империи инков как о воплощении коммунистических начал. В 1532–1536 гг. испанский отряд во главе с Франсиско Писарро завоевал государство инков, и оно прекратило существование.


[Закрыть].

Если врага, с которым государству воинов приходится сражаться, ищут внутри страны, можно говорить о коммунизме господствующих (Communism of overlord). Макс Вебер назвал социальную организацию дорийцев в Спарте «коммунизмом казино»[224]224
  Max Weber, Der Streit um den Charakter der altgermanischen Sozialverfassung in der deutchen Literatur des letzten Jahrzehnts, S. 445.


[Закрыть] из-за их обычая совместных трапез[169]169
  Население древней Спарты делилось на спартиатов, принадлежащих к племени завоевателей – дорийцев, и покоренных ими илотов. Илоты считались собственностью государства и не пользовались никакими правами. Все спартиаты, достигшие совершеннолетия и тем самым вошедшие в число воинов, вносили денежные и продуктовые взносы, за счет чего организовывались обязательные общественные обеды – сисситии. Во время сисситий все спартиаты получали одинаковую пищу. Вебер иронически сближает сисситии с «бесплатной» выпивкой и закуской, предоставляемой завсегдатаям игорных домов.


[Закрыть]. Если правящая каста вместо укрепления коммунистических установлений раздаст землю вместе с ее обитателями во владение индивидуумов, рано или поздно эта каста будет ассимилирована побежденным народом. Каста преобразуется в землевладельческую знать, которая кончает тем, что начинает набирать вооруженные отряды из числа побежденных. Таким образом, государство утрачивает свою природу военного государства. Подобное развитие имело место в королевстве лангобардов, у вестготов и франков, и повсюду, где завоевателями были норманны[170]170
  Лангобардское королевство было основано в VI в. германским племенем лангобардов на завоеванной ими территории нынешней Италии. Просуществовало до 774 г., когда было завоевано франками. Вестготы – германское племя, создавшее в начале V в. свое государство в захваченной ими Южной Галлии. Впоследствии вестготы распространили свою власть на Пиринейский полуостров, но в 711–718 гг. их государство пало под ударами арабов. Франки – группа германских племен, составившая ядро франкского королевства, просуществовавшего с конца V в. до 843 г. Франки завоевали бо́льшую часть Галлии, а затем Тюрингию, Баварию, Лангобардию и некоторые другие земли. Одной из причин краха всех этих государств было имущественное расслоение среди завоевателей. Так, в первой половине VIII в. состоятельные лангобарды являлись на военную службу с конной дружиной, менее состоятельные – со щитом, луком и стрелами, а обедневшие вообще не несли воинской службы. Ассимиляция германских завоевателей галло– и испаноримлянами также имела место во всех трех государствах, хотя и в разной степени. С конца VIII и до середины XI в. Европа пережила многочисленные захватнические походы норманнов – скандинавских народов. Норманны образуют герцогство Нормандию в Северной Франции, покоряют значительную часть Англии, основывают свои поселения в Ирландии. Норманнские завоеватели были сравнительно быстро ассимилированы подчиненными им народами.


[Закрыть].

Теократическая организация государства возможна либо при наличии самодостаточного семейного хозяйства, либо при социалистической организации производства. Она несовместима с экономическим порядком, который дает индивидуумам свободу для развития своих сил и возможностей. Простодушная религиозность и экономический рационализм несовместимы. Невообразимо общество, в котором священники управляли бы предпринимателями.

Церковный социализм, распространившийся в последние несколько десятилетий среди бесчисленных последователей всех христианских церквей, представляет собой просто разновидность государственного социализма. Государственный и церковный социализм настолько близки, что между ними почти невозможно провести границу, так же как почти немыслимо определить, к какой из этих ветвей принадлежит данный индивидуальный социалист. Христианский социализм еще в большей мере, чем этатизм, привержен представлению, что экономическая жизнь была бы совершенно стабильна, если бы спокойное ведение хозяйства не подвергалось давлению людей, стремящихся к прибыли и личной выгоде исключительно ради удовлетворения своих материальных интересов. Выгоды от совершенствования методов производства при этом признаются, но с ограничениями; при этом христианские социалисты не вполне отдают себе отчет, что именно эти усовершенствования нарушают мирное течение хозяйственной жизни. Если допустить, что они это понимают, придется признать, что они предпочитают существующее положение дел какому бы то ни было прогрессу. Сельское хозяйство, ремесло, и, быть может, мелочная торговля – единственные достойные занятия. Торговля и спекуляция излишни, вредны и с нравственной точки зрения должны быть прокляты. Заводы и крупная промышленность суть порочные плоды «еврейского духа»; они выпускают скверные товары, которые всучиваются затем потребителям – к их ущербу – большими универмагами и другими чудищами современной торговли. Задача законодателей – пресечь эти злоупотребления, порождаемые духом предпринимательства, и вернуть ремеслу его место в производстве, которого оно лишилось из-за махинаций крупного капитала[225]225
  См. критику экономической политики австрийской христианской социалистической партии: Sigmund Мауег, Die Aufhebung des Befähigungsnachweises in Österreich, Leipzig, 1894, S. 124 ff.


[Закрыть]. Большие транспортные предприятия, без которых нельзя обойтись, следует национализировать.

Основная идея христианского социализма, сквозящая решительно во всех высказываниях, выглядит чисто стационарной. Ее приверженцы воображают себе хозяйство, в котором нет предпринимателя, нет спекуляции и «незаконной» прибыли. Цены и заработная плата – «справедливы». Каждый доволен судьбой, поскольку в противном случае это было бы восстанием против божественных и человеческих установлений. Неспособных к труду будет поддерживать христианская благотворительность. Считается, что идеал был уже достигнут в Средние века. Только неверие могло увести человечество из этого рая. Чтобы восстановить идеал, мир должен прежде всего вернуться к церкви. Просвещение и либерализм – источник всех страданий, которые постигли сегодня мир.

Поборники христианского переустройства общества, как правило, не признают общественный идеал христианского социализма в какой-либо степени социалистическим. Но это просто самообман. Христианский социализм кажется консервативным потому, что намеревается сохранить существующие отношения собственности, или, говоря точнее, он кажется реакционным потому, что хотел бы восстановить и укрепить отношения собственности, существовавшие в прошлом. Верно и то, что он весьма энергично противостоит намерениям социалистов всякого иного толка ликвидировать частную собственность и в отличие от всех остальных утверждает, что его цель – не социализм, а социальная реформа. Но консерватизм может быть реализован только через социализм. Там, где частная собственность на средства производства существует не только формально, но и на деле, там доход не может распределяться в соответствии с историческим или предустановленным образцом. Где есть частная собственность, там только рыночные цены могут влиять на формирование доходов. По мере уяснения этой истины христианский реформатор общества шаг за шагом движется к социализму, и для него это может быть только государственный социализм. Он должен согласиться, что ни в каком ином случае не удастся тот возврат к традиционному порядку вещей, которого требует его идеал. Он должен понять, что фиксированные цены и заработная плата могут существовать только там, где всякое отклонение пресекается вмешательством высшей власти. Он должен признать, что цены и заработную плату нельзя устанавливать произвольно, согласно идеям того, кто пришел усовершенствовать этот мир, ибо всякое отклонение от рыночных цен разрушает равновесие хозяйственной жизни. А значит, ему придется перейти от идеи регулирования цен к требованию централизованного контроля над производством и распределением. Эту эволюцию уже проделал реальный этатизм. В обоих случаях итог – жесткий социализм, который чисто формально сохраняет частную собственность, а на деле передает все управление средствами производства в руки государства.

Только часть христианских социалистов откровенно приняла эту радикальную программу. Остальные уклоняются от открытого признания. Они трусливо избегают логических выводов из своих построений. Они утверждают, что их цель – борьба только с издержками и недостатками капитализма; они отбрасывают упрек в малейшем намерении уничтожить частную собственность. Они постоянно подчеркивают свою противоположность марксистскому социализму. Но очень характерно, что эта противоположность сводится в основном к различию мнений о способах достижения наилучшего общественного устройства. Они не революционеры и ожидают прогресса только от растущей популярности реформ. Во всем остальном, как они постоянно декларируют, они не намерены нападать на частную собственность. Но им удастся сохранить только оболочку частной собственности. Если контроль над частной собственностью передать государству, владелец станет просто чиновником, представителем хозяйственного ведомства.

Несложно видеть, как именно соотносится современный христианский социализм с экономическим идеалом средневековых схоластиков[171]171
  Учение о «справедливой» цене разрабатывалось Фомой Аквинским (1225–1274) – крупнейшим представителем схоластики – религиозно-философского направления Средневековья. «Справедливыми» ценами, считал он, являются цены, с одной стороны, отражающие трудовые затраты производителя, а с другой – обеспечивающие производителю доход, позволяющий ему вести образ жизни, достойный его положения в обществе.


[Закрыть]. Они совпадают в требовании «справедливых» цен и заработков, т. е. исторически обусловленного распределения дохода. Только осознание того, что это невозможно, пока существует частная собственность на средства производства, толкает современное движение христианских реформаторов в сторону социализма. Для достижения своих целей им приходится оправдывать меры, которые даже при формальном сохранении частной собственности ведут к полной социализации общества.

Позднее мы покажем, что этот современный христианский социализм не имеет ничего общего с гипотетическим коммунизмом ранних христиан, на который так часто ссылаются. Социалистическая идея – новинка для церкви. Этого не опровергает даже тот факт, что новейшее развитие христианской теории общества привело церковь к признанию фундаментальной оправданности частной собственности на средства производства, тогда как раннее учение церкви, подчинявшееся указанию евангелий на греховность всякого хозяйствования, избегало даже упоминаний о частной собственности[226]226
  До сих пор мы говорили о церкви в целом, не учитывая различий между конфессиями. Это вполне оправданно. Эволюция в сторону социализма роднит все конфессии. Католичество энцикликой Льва ХШ «Rerum Novarum» в 1891 г. признало укорененность частной собственности в природе вещей; но одновременно церковь установила ряд фундаментальных этических принципов, которым должно подчиняться распределение дохода и которые могут быть реализованы только при государственном социализме. На тех же позициях стоит и энциклика Пия XI «Quadragesimo anno» от 1931 г.[458]458
  Папские энциклики (послания всем верующим католикам) принято именовать по первым словам. Энциклика «Rerum Novarum» («О новых вещах») – программный документ католицизма по социально-экономическим вопросам. В нем частная собственность объявлена «божественным правом», а социализм – «фальшивым лекарством». В то же время в этой энциклике содержатся призывы к социальным реформам во имя справедливости, приветствуются христианские профсоюзы. В ознаменование сорокалетия «Rerum Novarum» опубликована энциклика «Quadragesimo anno» («В сороковой год»), повторяющая те же положения, однако содержащая более резкую критику социализма и коммунизма и в то же время положительно оценивающая идеи корпоративного строя, пропагандируемые фашизмом.


[Закрыть] В немецком протестантизме идея христианского социализма столь тесно связана с государственным социализмом, что вряд ли между ними есть малейшее отличие.


[Закрыть]. Следует понять, что церковь признала оправданность частной собственности только для противодействия усилиям социалистов опрокинуть существующий порядок. На деле церковь не желает ничего иного, кроме определенного рода государственного социализма.

Природа социалистического способа производства не зависит от конкретных методов, какими его пытаются достичь. Каждое устремление к социализму должно быть остановлено нереализуемостью чисто социалистической экономики. Социализм обречен на провал именно по этой причине, а не из-за морального несовершенства человечества.

Можно принять, что моральные качества, требуемые от членов социалистического общества, лучше всего воспитываются церковью. В социалистическом обществе должна господствовать та же атмосфера, что и в религиозной общине. Но чтобы преодолеть трудности, неизбежные на пути построения социализма, потребуются такие изменения в природе человека или в законах окружающей его природы, что даже вера не сможет их обеспечить.

Так называемая плановая экономика (Planwirtschaft) есть новейшая разновидность социализма.

Каждая попытка реализации социализма быстро наталкивается на непреодолимые трудности. Это и случилось с прусским государственным социализмом. Провал политики национализации был столь велик, что его нельзя было игнорировать. Состояние обобществленных предприятий никак не вдохновляло на расширение государственного и муниципального управления хозяйством. Всю вину за это возложили на должностных лиц. Они сделали ошибку, исключив «деловых людей». Так или иначе, но дар предпринимательства должен быть поставлен на службу социализму. Из этой идеи возникло «смешанное» предприятие. Вместо полного огосударствления или муниципализации мы получаем частное предприятие с участием государства или муниципалитета. Таким образом, с одной стороны, удовлетворены запросы тех, кто полагает неправильным, что государство и муниципалитеты не имеют доли в прибылях предприятий, существующих под августейшим присмотром. Конечно, государство способно извлечь и извлекает свою долю с помощью налогов, причем намного эффективнее и без опасности ущерба для общественных финансов. С другой стороны, предполагается таким образом поставить активность предпринимателей на службу общим интересам. Но это грубая ошибка, ибо, как только представители правительства начинают участвовать в управлении, вступают в действие все силы, парализующие всякую чиновничью инициативу. «Смешанный» характер предприятия позволяет исключить формально его служащих и рабочих из-под действия правил, связывающих государственных чиновников, и как следствие ослабить ущерб для прибыльности, проистекающий от привнесения официозности в предпринимательство. «Смешанные» предприятия ведутся в целом куда лучше, чем чисто правительственные. Но то, что при некоторых благоприятных условиях оказывается возможным успешное ведение национализированных предприятий, работающих в окружении частного бизнеса, не доказывает возможности полной социализации экономики.

Во время мировой войны власти Германии и Австрии пытались в условиях военного социализма оставить предпринимателей руководителями национализированных предприятий. Вынужденная трудными условиями войны поспешность мер по социализации, так же как и то, что никто не представлял себе ни фундаментальных последствий новой политики, ни ее продолжительности, просто не оставляли другого выхода. Управление отдельными отраслями производства было поручено принудительно созданным ассоциациям предпринимателей, работавшим под правительственным надзором. Установление твердых цен и большие налоги на прибыль с несомненностью свидетельствовали, что в данном случае предприниматели были просто служащими, которые получили долю в прибылях[227]227
  О военном социализме и его последствиях см. мою работу Nation, Staat und Wirtschaft, S. 140 ff. [Мизес Л. фон. Нация, государство и экономика. С. 206 сл.]


[Закрыть]. Система работала очень скверно. Тем не менее, раз уж не отказывались вовсе от идеи социализма, приходилось принимать именно такое решение, поскольку лучшего никто не придумал. Меморандум германского министерства экономики от 7 мая 1919 г., составленный Висселем и Меллендорфом[172]172
  Рудольф Виссель (1869–1962) и Меллендорф Вихард (1881–1937) – немецкие экономисты, социал-демократы; Р. Виссель был после ноябрьской революции 1918 г. министром национальной экономики Германской республики.


[Закрыть], сухо констатирует, что социалистическому правительству ничего не остается, как сохранить систему, названную во времена войны «военной экономикой»[173]173
  В феврале 1919 г. президентом Германской республики стал социал-демократ Фридрих Эберт, а правительство возглавил социал-демократ Филипп Шейдеман. Руководимое социалистами правительство просуществовало до июня 1920 г., но сколько-нибудь заметных шагов в направлении социалистической экономики не предприняло.


[Закрыть]. «Социалистическое правительство, – говорит меморандум, – не может игнорировать тот факт, что, отталкиваясь от ряда злоупотреблений, заинтересованные группы настроили общественное мнение против обязывающего планирования экономики; оно может улучшить систему планирования; оно может реорганизовать старую бюрократию; оно может через самоуправление перенести ответственность на самих трудящихся; но при этом оно должно заявить о своей приверженности системе обязывающего планирования; иначе говоря, о приверженности в высшей степени непопулярным понятиям долга и принуждения»[228]228
  Denkschrift des Reichswirtschaftsministeriums (воспроизведено у Висселя[459]459
  Речь идет о книге Р. Висселя «Praktische Wirschaftspolitik» (Berlin, 1919).


[Закрыть], с. 106).


[Закрыть].

Модель плановой экономики предлагает такую организацию социалистического общества, при которой была бы решена неразрешимая проблема ответственности органов управления. Не только идейная основа этой модели порочна, но и предложенное решение является чистой фикцией. Тот факт, что этого обстоятельства не видят создатели и сторонники этой модели, говорит лишь об исключительных свойствах интеллекта чиновничества. Самоуправление отдельных территорий и подразделений производства имеет подчиненное значение, ибо центр тяжести хозяйственной деятельности лежит в согласовании интересов территорий и подразделений. Это согласование должно осуществляться как нечто единое; если этого не будет, мы получим синдикалистскую модель. На самом деле Виссель и Меллендорф предусматривают создание государственного экономического совета, который будет осуществлять «верховное управление хозяйством Германии в сотрудничестве с высшими компетентными органами государства»[229]229
  Ibid., S. 116.


[Закрыть]. В сущности это предложение означает только, что ответственность за результаты хозяйственного управления будет разделена между министерствами и органами второго ранга.

Социализм планового хозяйства отличается от прусского государственного социализма времен Гогенцоллернов[174]174
  Династия Гогенцоллернов правила Германской империей с 1871 по 1918 г. При Гогенцоллернах форсированно осуществлялось строительство государственных железных дорог, проводилась политика государственного покровительства образованию крупных картелей и других монополистических объединений, а с другой стороны, были заложены основы государственного социального страхования наемных работников.


[Закрыть] главным образом тем, что привилегия управлять деловой активностью и распределением доходов, которая в последнем случае принадлежала юнкерам и бюрократам, здесь передается бывшим предпринимателям. Это изменение порождено новизной политической ситуации, сложившейся в результате катастрофы, постигшей монархию, бюрократию, знать и офицерство; что же касается проблемы социализма, то здесь не содержится ничего нового.

В последние несколько лет было найдено новое слово для обозначения того, что прежде называли плановой экономикой: государственный капитализм. И нет сомнения, что в будущем появится еще множество рецептов по спасению социализма. Мы узнаем много новых имен для обозначения того же самого. Но имеет значение суть, а не ее название, и все новые модели такого рода не изменят природы социализма.