Текст книги "Социализм. Экономический и социологический анализ"

Общество – это не только взаимодействие. Взаимодействуют и животные, например когда волк ест ягненка или когда волк и волчица спариваются. Однако мы не говорим об обществе животных или об обществе волков. Волк и ягненок, волк и волчица являются членами одного организма – организма природы. Но у этого организма отсутствуют специфические характеристики общественного организма: он пребывает вне воли и деятельности. По той же причине отношения между полами не являются сами по себе общественными отношениями. Когда мужчина и женщина сходятся, они следуют закону, который предписывает им место в природе. В этот момент они подчиняются инстинкту. Общество существует только там, где волеизъявление делается совместным, а действие превращается в содействие. Совместно стремиться к целям, которые для отдельного человека недостижимы вовсе или достижимы с меньшей эффективностью, кооперироваться – вот в чем общество[264]264
  В силу этого следует отвергнуть идею Гюйо[467]467
  Жан Мари Гюйо (1854–1888) – французский философ, склонный к биологическому истолкованию нравственности и других социальных явлений.


[Закрыть], который выводит общественные связи непосредственно из разделения полов: Guyau, Sittlichkeit ohne Pflicht, Übers. von Schwarz, Leipzig, 1909, S. 113 ff. [Гюйо Ж. М. Нравственность без обязательств и без санкции. М., 1923. С. 58 сл.]


[Закрыть].

Таким образом, общество является не целью, но средством, с помощью которого каждый отдельный член общества стремится достичь собственных целей. И само-то общество возможно лишь потому, что воля одного человека и воля другого находят связь в общем стремлении. Общая работа возникает из стремления к одному и тому же. Поскольку я могу получить желаемое, только если и мой ближний получит желаемое, его воля и его деятельность становятся для меня средствами, с помощью которых я достигаю собственных целей. Поскольку моя цель с необходимостью включает его цель, моим намерением не может быть разрушение его воли. На этом фундаментальном факте строится вся общественная жизнь[265]265
  Фулье[468]468
  Альфред Жюль Эмиль Фулье (1838–1912) – французский философ, социолог, этнопсихолог и этик.


[Закрыть] следующим образом опровергает утилитаристскую теорию общества, которая называет общество moyen universal [универсальное средство (фр.)]: «Каждое средство имеет только временную ценность; в тот день, когда средство перестает мне служить или делается для меня вредным, я его отбрасываю. Если общество есть только средство, в тот день, когда я решу, что оно действует вопреки моим целям, я освобожу себя от существующих в обществе законов и средств действия. <… Никакие социальные соображения не в силах предотвратить восстание, если не объяснить человеку, что общественные цели первичнее и выше всех его целей, и, более того, они просто не имеют отношения к удовольствию или собственной пользе, которая представляет собой все то же удовольствие, ожидаемое в будущем…> Именно идея собственной пользы разделяет людей, хотя при некоторых обстоятельствах совпадение интересов может порождать и сотрудничество» (Foillée, Humanitaires et libertaires au point de vue socioligique et moral, Paris, 1914, p. 146 ff.); см. также: Guyau, Die englische Ethik der Gegenwart, Übers. von Peusner, Leipzig, 1914, S. 372 ff. [Гюйо Ж. М. История и критика современных английских учений о нравственности. СПб., 1898. С. 287 сл. ] Фулье не видит, что временные ценности, используемые обществом как средства, действуют до тех пор, пока сохраняются неизменными природные условия жизни человека и пока человек сохраняет понимание преимуществ, даваемых сотрудничеством людей. «Вечность», а не временность общества, является следствием вечности условий его существования. Находящиеся у власти могут требовать, чтобы теория общества дала им средства предотвращать бунт индивидуума против общества, но это далеко не научное требование. Кроме того, никакая теория общества не может с такой легкостью побудить индивидуума примкнуть к общественному союзу как утилитариста. Но когда индивидуум проявляет себя как враг общества, последнему ничего не остается, как обезвредить его.


[Закрыть].

Принцип разделения труда пролил свет на природу общественного бытия. Как только было осознано значение разделения труда, знание об обществе стало быстро углубляться, что легко видеть, сравнив Канта с теми, кто пришел после него. Выдвинутое экономистами в XVIII веке учение о разделении труда было еще далеко не разработано в тот период, когда писал Кант. Доктрине еще недоставало точности, которую внесла Рикардова теория международной торговли[201]201
  Работы, в которых Кант изложил свои воззрения на общество, относятся к последним десятилетиям XVIII в. («Идея всеобщей истории…» – 1784; «О вечном мире» – 1795). Учение о сравнительных издержках как основе международного разделения труда и международной торговли было разработано Робертом Торренсом, Джеймсом Миллем и Давидом Рикардо во втором десятилетии XIX в.


[Закрыть]. Но учение о гармонии интересов уже содержало все далеко идущие приложения, столь важные для теории общества. Кант не был затронут этими идеями. У него было единственное объяснение общества: существует некий импульс, побуждающий людей жить в обществе, и противоположный импульс, направленный к расколу общества. Противостояние этих двух тенденций используется природой, чтобы вести человека к конечным, предустановленным ею целям[266]266
  Kant, Idee zu einer allgemeinen Geschkhte in weltburgerlicher Absicht / / Samtliche Werke, I. Bd., S. 227 ff. [Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Соч. Т. 6. С. 11.]


[Закрыть]. Трудно вообразить нечто более плоское, чем эта попытка представить общество турниром двух импульсов: к «общественной жизни» и к «самоизоляции»[202]202
  Кант считал, что природа человека противоречива, вследствие чего люди одновременно склонны сотрудничать и противодействовать друг другу. Прогресс, конечной целью которого является достижение всеобщего правового гражданского состояния, осуществляется только через борьбу этих двух начал. Что касается роли разделения труда в функционировании и развитии общества, то Кант связывает именно с международным разделением труда и международной торговлей возможность будущего вечного мира, полного отказа от войн между государствами.


[Закрыть]. Она столь же глубока, как объяснение действия опия его virtus dormitiva, cuius est natura sensus assupire[203]203
  Virtus dormitiva, cuius est natura sensus assupire – свойство вызывать сон, природа которого в притуплении чувств (лат.).


[Закрыть].

Поскольку возникновение общества происходило по ту сторону пробуждения человеческой мысли и воли, под господством инстинктов, – оно не может быть предметом социологического рассмотрения. Но это не значит, что социология должна передать объяснение становления общества другой науке и принять сеть общественных связей как данность. Ведь если мы решим, – а таков непосредственный вывод из отождествления общества и разделения труда, – что образование общества не завершилось с появлением мыслящего и целеполагающего человеческого существа и что этот процесс продолжался в ходе исторического развития, то нам следует найти принцип, который бы сделал всю эту эволюцию умопостижимой. Этот принцип дает нам экономическая теория разделения труда. Существует высказывание, что цивилизация стала возможной в силу счастливого случая, который сделал хозяйство с разделением труда много более продуктивным, чем без разделения. Сфера использования принципа разделения труда расширяется вместе с осознанием того, что чем дальше зашел этот процесс, тем производительнее сам труд. В этом смысле расширение сферы применения принципа разделения труда означает прогресс хозяйства, его приближение к цели – максимально возможному удовлетворению потребностей. Это одновременно является и социальным прогрессом, поскольку предполагает интенсификацию общественных отношений.

Только в этом смысле, при полном исключении всех телеологических или этических оценок, можно использовать термин «прогресс» в исследовании истории общества. Мы предполагаем, что условия общественной жизни изменяются в определенном направлении, и мы подвергаем каждое такое изменение отдельному исследованию, чтобы проверить, действительно ли и в какой степени оно совпадает с нашим предположением. Может случиться, что будут выдвинуты разные предположения, каждое из которых окажется в той или иной степени соответствующим опыту. Возникнет проблема об отношениях между этими предположениями: независимы ли они друг от друга или между ними есть внутренняя связь. Затем нам придется идти дальше и выяснять природу этой внутренней связи. Но все это останется в рамках научного исследования, свободного от ценностных суждений, основанного на гипотезах о направлении последовательных изменений.

Если отбросить наивные теории эволюции общества, основанные на ценностных суждениях, в большинстве остальных мы найдем два крупных недостатка, которые делают теории совершенно неудовлетворительными. Первый недостаток состоит в том, что принцип эволюции никак не связан с самим обществом. Ни закон Конта о трех стадиях развития интеллекта, ни пять стадий социально-психического развития Лампрехта[204]204
  По О. Конту, человечество в своем развитии проходит три этапа: теологический (когда все объясняется исходя из религиозных представлений), метафизический (когда на смену религии приходит объяснение мира некими абстрактными сущностями, первопричинами и т. п.) и позитивный (когда мир понимается научно). Карл Лампрехт (1856–1915) – немецкий историк. Под влиянием Конта он создал учение о пяти культурно-исторических стадиях развития человечества («анимизм», «символизм» и т. д.), различающихся по социальной психологии масс, параллельно изменениям которой меняется экономика.


[Закрыть] не дают нам ключа к пониманию внутренних и необходимых зависимостей между эволюцией разума и эволюцией общества. Нам показывают, как действует общество, когда оно переходит на новую ступень развития, но нам-то нужно знать больше: какой закон управляет созданием и изменением общества. Изменения общества истолковываются такими теориями, как результат воздействия извне; но нам-то нужно понять их как действие неизменного закона. Второй недостаток состоит в том, что все эти теории являются теориями стадий. В стадиальных концепциях на самом деле нет места для эволюции, т. е. для непрерывных изменений, в которых мы могли бы усмотреть определенное направление. Эти концепции не выходят за пределы утверждений об определенной последовательности событий; они не доказывают наличия причинных связей, которые объясняли бы эту последовательность. В лучшем случае они устанавливают параллелизм развития разных народов. Но одно дело – разделить человеческую жизнь на детство, юность, зрелость и старость и совсем другое – найти закон, управляющий ростом и упадком организма. Каждой концепции стадий свойственна некая произвольность, и определение стадий очень изменчиво.

Современная немецкая история народного хозяйства сделала, конечно же, правильный выбор, положив в основу теории эволюции принцип разделения труда[205]205
  Имеется в виду так называемая «новая (молодая) историческая школа», сформировавшаяся в Германии в конце 60-х годов XIX в. и господствовавшая в немецкой экономической науке до 30-х годов XX в. Представители этой школы считали, что государство, активно вмешиваясь в общественную жизнь, обеспечит постепенное утверждение социализма. Называемые ниже Мизесом немецкие экономисты Карл Бюхер (1847–1930) и Густав Шмоллер (1838–1913) – основоположники этого направления, а Ойген Филиппович (1858–1917) – его сторонник.


[Закрыть]. Но она не сумела освободиться от старой традиционной схемы стадиального развития. Ее теория до сих пор остается теорией стадий. Так, Бюхер различает стадию замкнутого домашнего хозяйства (производство только для собственного потребления, хозяйство, не знающее обмена), стадию городской экономики (производство по заказу, стадия прямого обмена) и стадию народного хозяйства (производство на рынок, стадия товарооборота)[267]267
  Bücher, Die Entstehung der Volkswirtschaft, First collection, 10. Aufl., Tübingen, 1917, S. 91 [Бюхер К. Возникновение народного хозяйства. Пг., 1923. С. 54].


[Закрыть]. Шмоллер различает периоды деревенского, городского, территориального и государственного хозяйства[268]268
  Schmoller, Grundriss der allgemeinen Volkswirtschaftslehre, München, 1920, II. Bd., S. 760 ff. [Шмоллер Г. Народное хозяйство, наука о народном хозяйстве и ее методы. М., 1902. С. 213 сл.]


[Закрыть]. Филиппович различает замкнутое домашнее хозяйство и торговое хозяйство, а в рамках торгового хозяйства он усматривает эпоху местной торговли, эпоху торговли, контролируемой государством и ограниченной территорией государства, и эпоху свободной торговли (развитое национальное хозяйство, капитализм)[269]269
  Philippovich, Grundriss der politischen Okonomie. 1. Bd., 2. Aufl., Tübingen, 1916, S. 11 ff. [Филиппович Е. Основания политической экономии. СПб., 1901. С. 16 сл.]


[Закрыть]. Против этих попыток загнать эволюцию в общую схему было выдвинуто много серьезных возражений. Не стоит обсуждать ценность таких классификаций для обнаружения свойств определенных исторических эпох или степень полезности их как вспомогательного средства представления общей картины. В любом случае пользоваться ими нужно с большой разборчивостью. Бесплодный спор о хозяйственной жизни древних народов показывает, сколь легко страсть классифицировать ведет к подмене исторической реальности схоластической игрой в слова. Для социологических исследований теории стадий бесполезны[270]270
  О теории стадий смотри также мою работу «Grundprobleme der Nationalökonomie» (Jena, 1933, S. 106 ff.) [Мизес Л. фон. Эпистемологические проблемы экономической теории // Мизес Л. фон. Эпистемология и методология экономической теории. М.; Челябинск: Социум, 2016].


[Закрыть]. При рассмотрении одной из самых важных исторических проблем – о непрерывности исторического развития – они заводят нас в тупик.

Решение этой проблемы пытаются найти обычно, либо принимая, что общественное развитие (под которым мы понимаем развитие разделения труда) представляет собой непрерывную восходящую линию, либо утверждая, что каждый народ всегда должен проходить заново все ступени прогресса. Оба предположения несообразны. Абсурдно говорить о непрерывности эволюции, когда мы отчетливо различаем в истории периоды упадка, периоды регресса в разделении труда. В то же время прогресс, достигнутый отдельными народами в совершенствовании системы разделения труда, никогда полностью не утрачивался. Достижения схватывались другими народами, что ускоряло их развитие. Крушение античного мира, конечно же, отбросило на века развитие хозяйства. Но недавние исторические исследования показали, что связи между экономической культурой античности и культурой Средневековья были гораздо сильнее, чем принято думать. Экономика обмена, конечно же, сильно пострадала от великого переселения народов, но пережила его. Города, служившие центрами обмена, не были полностью разрушены, а бартерный обмен стал соединительным звеном между остатками городской жизни и новым развитием торговли[271]271
  Dopsch, Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europaischen Kulturentwicklung, Wien, 1918, 1 Bd., S. 91 ff.


[Закрыть]. Городская культура сохранила фрагменты социальных достижений античности и перенесла их в жизнь Средневековья.

Прогресс системы разделения труда целиком зависит от реализации ее преимуществ, т. е. – более высокой производительности. Эта истина впервые была высказана во фритредерских доктринах физиократов и в классической политэкономии XVIII века[206]206
  О фритредерстве, физиократах и английской классической политэкономии см. комм. 16 и 133.


[Закрыть]. Но элементы ее обнаруживаются во всех аргументах в пользу мира, прославляющих мир и осуж дающих войну. История являет нам борьбу двух принципов: принципа мира, способствующего развитию торговли, и принципа милитаристско-империалистического, который трактует человеческое общество не как дружелюбную систему разделения труда, но как насильственное подавление одних членов общества другими. Империализм побеждает вновь и вновь. Либерализм не может устоять до тех пор, пока свойственная массам склонность к мирному труду не будет осознана как важнейший закон эволюции общества. Там, где господствует империализм, мир может быть только локальным и временным явлением: он длится не дольше, чем позволяют обстоятельства. Интеллектуальная атмосфера империализма не благоприятна для развития и расширения системы разделения труда внутри государственных границ и практически враждебна распространению системы разделения труда через воздвигнутые между государствами военно-политические баррикады. Система разделения труда нуждается в свободе и мире. Только когда либеральная мысль в XVIII столетии выдвинула философию мира и общественного сотрудничества, был заложен фундамент удивительного развития экономической цивилизации того периода, который позднейшие империалистические и социалистические доктрины заклеймили как эпоху грубого материализма, эгоизма и капитализма.

Нет ничего более превратного, чем вывод, который в этой связи сделал исторический материализм: общественный строй зависит от достигнутой ступени технического развития. Совершенно ошибочно широко известное высказывание Маркса: «Ручная мельница дает вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница – общество с промышленным капиталистом»[272]272
  Marx, Das Elend der Philosophie, S. 91 [Маркс К. Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 133] В более поздних формулировках своей исторической концепции Маркс избежал ригидности этой ранней версии. За такими неопределенными выражениями, как «производительные силы» и «производственные отношения», скрываются критические сомнения, которые должен был испытывать Маркс. Но невнятность формулировок, допускающая множество толкований, не делает разумной эту нелогичную теорию.


[Закрыть]. Этот вывод даже формально некорректен. Попытка истолковать развитие общества как результат развития техники является просто способом обойти проблему, никак ее не решая. Как в рамках такой концепции можно объяснить само развитие техники?

Фергюсон[207]207
  Адам Фергюсон (1723–1816) – шотландский философ и историк, учитель Адама Смита.


[Закрыть] показал, что развитие техники зависит от общественных отношений и что каждый век развития техники дает лишь то, что позволяет достигнутая ступень общественного разделения труда[273]273
  Ferguson, Abhandlung über die Geschichte der burgerlichw Gesellschaft, Übers. von Dom, Jena, 1904, S. 237 ff. [Фергюсон А. Опыт истории гражданского общества. Ч. III. Кн. IV. СПб., 1817–1818. С. 1–20]; см. также: Barth, Die Philosophie der Geschichte als Soziologie, 2. Aufl., Leipzig, 1915, I. Bd., S. 578 ff. [Барт П. Философия истории как социология. СПб., 1902. С. 256].


[Закрыть]. Технические усовершенствования возможны лишь там, где разделение труда создало почву для их использования. Механизированное производство обуви предполагает такое общество, где на небольшом числе предприятий можно сконцентрировать производство обуви для десятков тысяч или миллионов человек. В обществе самодостаточных крестьянских хозяйств нет места для паровой мельницы. Только разделение труда может натолкнуть на мысль о механизации мукомольного производства[274]274
  Все, что осталось от исторического материализма, столь шумно явившегося миру, – это открытие, что всякое индивидуальное и общественное поведение решающим образом зависит от редкости благ и тягостности труда. Но марксисты в наименьшей степени эту заслугу могут приписать себе, поскольку все их высказывания относительно будущего социалистического общества полностью игнорируют эти два условия хозяйственной жизни.


[Закрыть].

Сведение всех общественных явлений к развитию системы разделения труда не имеет ничего общего с грубым и наивным материализмом технологических и других материалистических концепций истории. Но это не означает и недопустимого ограничения концепции общественных отношений, как склонны утверждать последователи идеалистической философии. Такой подход не сводит общество только к материальным аспектам бытия. Находящаяся вне хозяйственных отношений, сфера общественной жизни представляет собой конечную цель, но продвижение к цели необходимо подчинено закону всякого рационального действия; когда необходимо определить путь – мы попадаем в сферу экономического поведения.

Самым важным результатом системы разделения труда является то, что она превращает независимого индивидуума в зависимое общественное существо. Под действием системы разделения труда общественный человек изменяется подобно клетке, которая приспосабливается к жизни организма. Он приспосабливает себя к новым способам жизни, отбрасывает некоторые прежние силы и органы и развивает другие. Он делается односторонним. Целое племя романтиков, непреклонных laudatores temporis acti[208]208
  Laudatores temporis acti – восхвалители былых времен (лат.) – ставшее крылатым выражение Горация.


[Закрыть], оплакивало этот факт. Для них человек прошлого, чьи силы были «гармонически» развиты, является идеалом, которому больше не соответствует наше выродившееся племя. Они сторонники свертывания системы разделения труда, чем и объясняются их похвалы сельскохозяйственному труду, а в конечном счете – самодостаточному крестьянскому хозяйству[275]275
  Адам Мюллер говорит о «порочной тенденции к специализации труда во всех видах частной и правительственной деятельности», а также о том, что человек нуждается в «округлой, я бы мог сказать в шаровой, сфере активности». Если «система разделения труда в больших городах, в промышленных или добывающих центрах штампует из человека, совершенно свободного человека, колеса, шарикоподшипники, колонны, спицы и пр., делает его совершенно односторонним для работы в односторонней области деятельности для удовлетворения одной-единственной потребности, как можно после этого требовать, чтобы этот фрагмент человека согласовывался с целостной, совершенной жизнью, с ее законом и правом; как могут ромбы, треугольники и всякие другие фигуры оказаться в согласии и соответствии с великой сферой политической жизни и ее законами?» (Müller, Ausgewählte Abhandlungen, Jena, 1921. S. 46).


[Закрыть].

В этом деле современные социалисты оказываются впереди всех. Маркс обещает, что при достижении высшей стадии коммунизма «исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда … исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда»[276]276
  Marx, Zur Kritik des Sozialdemokratischen Parteiprogramm von Gotha, S. 17 [Маркс К. Критика Готской программы // Соч. Т. 19. С. 20]. Бесчисленные пассажи в его работах показывают, сколь ложно представлял Маркс природу труда в промышленности. Так, он полагал, среди прочего, что «разделение труда на фабрике характеризуется тем, что труд совершенно теряет здесь характер специальности. Фабрика устраняет обособленные профессии и профессиональный идиотизм». Он клеймит Прудона, который не понимал «даже этой единственно революционной стороны фабрики» (Marx, Das Elend der Philosophie, S. 129 [Маркс К. Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 160]).


[Закрыть]. Будет учитываться «потребность человека в разнообразии». «Чередование умственного и физического труда» «обеспечит гармоничность развития человека»[277]277
  Bebel, Die Frau und der Sozialismus, S. 283 ff. [Бебель А. Женщина и социализм. С. 464 сл.]


[Закрыть].

Мы уже имели дело с этой иллюзией[278]278
  См. выше, с. 142 сл.


[Закрыть]. Если бы можно было осуществить все цели с затратой лишь того количества труда, которое не тяготит человека и одновременно избавляет его от раздражения, вызываемого бездействием, тогда труд вовсе не был бы экономическим фактором. Даже независимый в экономическом отношении работник должен, как правило, трудиться и тогда, когда трудовые усилия уже не приносят удовлетворения. Можно предположить, что труд для него менее тягостен, чем для специализированного рабочего. В отличие от последнего он в начале каждого вида деятельности получает свежее чувство удовольствия от деятельности самой по себе. Но человек, несмотря ни на что, все дальше уходит по пути специализации труда в первую очередь потому, что рост производительности специализированного труда более чем вознаграждает его за потерю удовольствия от самого труда. Система разделения труда не может быть ограничена без снижения производительности труда. Это справедливо для всех видов труда. Ошибочно думать, что можно сохранить достигнутый уровень производительности труда и одновременно уменьшить уровень специализации труда.

Упразднив систему разделения труда, мы не устраним вреда, причиняемого душе и телу работника специализацией, без общественного регресса. Заботиться о полноте человеческого бытия надлежит самому индивидууму. Средство от болезни – в преобразованиях в сфере потребления, а не труда. Игра и спорт, наслаждение искусством, чтение – вот очевидные пути избавления.

Поиски гармонично развитого человека у истоков хозяйственного развития – тщетная задача. Почти совершенно независимый в экономическом отношении человек, каким мы его знаем на примере дальних хуторян, ничем не напоминает то благородное, гармонически развитое существо, которое воспето романтиками. Цивилизация есть продукт досуга и душевного мира, которые становятся возможными только благодаря системе разделения труда. Нет ничего более ложного, чем предположение, что человек появляется на арене истории с уже развитой, независимой индивидуальностью и только в ходе развития, ведущего к великому обществу, он утрачивает вместе с материальной свободой и свою духовную независимость. Все исторические свидетельства, факты и наблюдения за примитивными обществами прямо противоречат этому предположению. У человека примитивного общества вовсе отсутствует индивидуальность в нашем понимании. Два полинезийца похожи друг на друга гораздо больше, чем два современных лондонца. Личность не была дарована человеку изначально. Она была приобретена в ходе эволюции общества[279]279
  Durkheim, De la division du travail social, p. 452 ff. [Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. С. 325 сл.]


[Закрыть].

Эволюция общества в смысле развития системы разделения труда есть результат воли: она целиком зависит от воли человека. Мы не будем вдаваться в вопрос, можно ли каждый шаг в развитии системы разделения труда, а значит, и каждое усиление общественных связей рассматривать как подъем на высшую ступень; нам следует задаться другим вопросом: является ли такое развитие необходимостью? Является ли поступательное развитие общества содержанием истории? Возможны ли остановка развития или регресс общества?

Мы должны a priori отбросить любое предположение, что историческое развитие имеет цель в соответствии с «намерением» или «скрытой целью» природы, как это воображали Кант и Гегель и предполагал Маркс; но нам не обойтись без исследования вопроса: нет ли какого-либо закона, который делает рост общества неизбежным? Первым требует рассмотрения закон естественного отбора. Более развитые общества становятся богаче, чем менее развитые. В силу этого у них больше возможностей предохранить своих членов от нищеты и убожества. Они лучше снаряжены для защиты от врагов. Нас не должно вводить в заблуждение то, что более богатые и более цивилизованные народы часто терпели поражение в войнах от народов менее богатых и менее цивилизованных. Народы, пребывающие на более высоком этапе общественного развития, всегда были способны по крайней мере устоять перед превосходящими силами менее развитых народов. Только клонящиеся к упадку народы, внутренне разложившиеся цивилизации поддавались натиску восходящих народов. Там, где более организованное общество уступало под ударами менее развитого народа, дело кончалось тем, что побежденные средствами культуры подчиняли себе победителей, – те принимали хозяйственный и социальный порядок и даже язык и веру покоренного племени.

Превосходство более развитого народа определяется не только материальным благосостоянием, но также численностью членов общества и качественно более высокой, надежностью внутренней структуры. Ведь более высокое развитие общества состоит именно в расширении сферы общественной жизни, включении в систему разделения труда большего числа людей и более сильном захвате этой системой каждого индивидуума. Развитое общество отличается от менее развитого более тесным союзом своих членов; это предотвращает насильственное разрешение внутренних конфликтов и создает замкнутую линию обороны перед любым внешним врагом. В менее развитых обществах, где общественные связи слабее, а союз между различными частями общества представляет собой скорее конфедерацию на случай войны, чем истинную сплоченность, основанную на совместном труде и экономическом сотрудничестве, разногласия разрушают общество легче и быстрее. Ведь военная конфедерация не создает такой уж прямой и сильной связи. По самой своей природе это просто временный союз, который скрепляется перспективами минутного преимущества, но распадается тотчас после победы над врагом, когда начинается схватка за добычу. В борьбе против менее развитых обществ важнейшим преимуществом более развитых всегда оказывалось отсутствие единства во вражеских рядах. Пребывающие на низших ступенях развития народы только изредка умудрялись организовать сотрудничество ради больших военных начинаний. Внутренняя раздробленность всегда бывала причиной быстрого распада их армий. Примером могут служить набеги монголов на центрально-европейские страны в XIII веке и попытки турок проникнуть на Запад[209]209
  В 1241 г. монголы под предводительством хана Батыя (Бату) вторглись в Венгрию, разбили под Лигницей войска польских и немецких князей, дошли до Адриатического моря, но вынуждены были повернуть обратно. Турки-османы неоднократно вели войны на европейской территории. Мизес, вероятно, имеет в виду XVII в., когда при попытках новых завоеваний в Европе турецкие войска терпели серьезнейшие поражения от Австрии, Венгрии и Венеции, в том числе в 1664 г. при Сенготхарде, в 1683 г. под Веной.


[Закрыть]. Превосходство промышленного общества над военным, если использовать выражение Герберта Спенсера, определяется главным образом тем, что чисто военные союзы всегда распадаются в силу отсутствия внутреннего единства[280]280
  Свойственное романтически-милитаристским идейным кругам представление о военном превосходстве народов, мало затронутых капитализмом, полностью опровергнутое недавним опытом мировой войны, есть результат веры в то, что на войне главное – физическая сила. Это было не вполне верно даже для войн эпохи Гомера. Решает бой не физическая сила, а сила разума. Она определяет выбор оружия и тактики борьбы. Азбука военного искусства требует превосходства сил в решающий момент, при том, что в целом можно численно уступать противнику. Азбука приготовления к войне – создать как можно более сильную армию и наилучшим образом экипировать ее. Это приходится подчеркивать только потому, что эти истины стремятся забыть, стараются провести различие между военными и экономико-политическими факторами победы и поражения. Было и останется истиной, что победа или поражение определяется до начала сражения – совокупностью общественных возможностей враждующих сторон.


[Закрыть].

Развитию общества способствует и еще одно. Доказано, что все члены общества заинтересованы в расширении влияния общества. Для высокоразвитого общественного организма далеко не безразлично, продолжают ли другие народы вести экономически самодостаточное существование, оставаясь на низшей ступени развития общества. Более развитые организмы заинтересованы в том, чтобы вовлечь менее развитые в хозяйственную и социальную общность, даже несмотря на то, что неразвитость делает их в политическом и военном планах безвредными, а оккупация их территорий, отличающихся, допустим, неблагоприятными природными условиями производства, не обещает немедленных преимуществ. Мы видели, что расширение круга вовлеченных в разделение труда всегда выгодно, так как и более развитые народы могут выигрывать от сотрудничества с менее развитыми. Именно это столь часто подталкивает народы высокоразвитых обществ к расширению радиуса хозяйственной деятельности за счет поглощения прежде недоступных территорий. Преодоление замкнутости отсталых регионов Ближнего и Дальнего Востока, Африки и Америки расчистило путь для создания мирового хозяйственного сообщества, так что накануне мировой войны нам уже грезилось вселенское общество. Прекратила ли война полностью развитие в этом направлении или просто на время приостановила его? Возможно ли, что это развитие может прекратиться и что общество может даже регрессировать?

При подходе к этой проблеме не обойти другую – проблему смерти народов. Принято говорить о том, что народы стареют и умирают, о молодых и старых обществах. Сравнение хромает, как и все сравнения. При обсуждении такого рода вещей следовало бы избегать метафор. В чем же сердцевина этой проблемы?

Ясно, что мы не должны путать ее с другой, не менее трудной проблемой изменения национальных особенностей. Тысячу или полторы тысячи лет назад германцы говорили не на таком языке, как сегодня, но в связи с этим мы и не подумаем сказать, что средневековая культура Германии «умерла». Напротив, мы видим в культуре Германии непрерывную цепь развития, идущего от «Хелианда» и «Евангелия» Отфрида[210]210
  «Хелианд» – эпическая поэма, относящаяся к IX в. «Евангелие» – написанное в то же время произведение Отфрида Вейсенбургского, в котором, как считается, впервые в немецкой литературе использован рифмованный стих.


[Закрыть] (не говоря об утраченных памятниках литературы) до наших дней. Мы и на самом деле говорим о народах Померании и Пруссии, которые были ассимилированы в ходе германской колонизации, что они вымерли, но вряд ли кто-либо заявит, что эти народы были «дряхлыми»[211]211
  На расположенных на южном побережье Балтийского моря землях, носящих со средних веков наименование Померании, жило славенское племя поморян. Западные поморяне, попавшие в конце XII в. в зависимость от германских феодалов, подверглись в течение XIII–XVII в. онемечиванию. Между Вислой и Неманом примыкающие к морю земли были заселены группой племен, носивших собирательное название пруссов. В XIII в. пруссы, родственные по языку летто-литовцам, а по материальной культуре отчасти близкие славянам, были завоеваны Тевтонским орденом. Большая часть пруссов была истреблена, а оставшиеся онемечены. От пруссов территория получила наименование Пруссии.


[Закрыть]. Чтобы избежать путаницы, приходится говорить о народах, умерших в молодости. Нас здесь не интересует трансформация наций; наша проблема иная. Не идет разговор и об упадке государств. Это явление, хотя иногда и выглядит как результат одряхления народов, нередко вызвано совершенно иными причинами. Падение древнего польского государства не связано с каким-либо упадком польской цивилизации или польского народа. Оно не остановило развитие польского общества.

Факты, упоминаемые при разговоре о старении культур, обычно таковы: сокращение населения, уменьшение благосостояния и упадок городов. Историческая значимость всех этих явлений делается ясной, как только мы начинаем видеть в дряхлении народов процесс свертывания системы разделения труда. Упадок Древнего мира, например, был результатом движения общества вспять. Упадок Римской империи был всего лишь результатом распада древнего общества, которое сначала достигло высокого уровня разделения труда, а затем скатилось к почти безденежной экономике. В результате этого города обезлюдели, деревенское население уменьшилось, а нищета и убожество распространились повсеместно просто потому, что хозяйство, стоящее на более низкой ступени развития системы разделения труда, менее производительно. Постепенно технические навыки были утрачены, искусства пришли в упадок, научная мысль иссякла. Слово, наиболее адекватно описывающее этот процесс, – разложение. Классическая культура умерла, потому что классическое общество регрессировало[281]281
  Об упадке античной греческой цивилизации см.: Pareto, Les Systèmes Socialistes, Paris, 1902, vol. I, p. 155 ff.


[Закрыть].

Смерть народа – это регресс общества и деградация общественного разделения труда. Что бы ни было причиной этого, в каждом отдельном случае в конечном счете все определяется ослаблением воли к общественному сотрудничеству. Прежде это могло представляться нам непостижимой загадкой, но теперь, когда мы с ужасом наблюдаем, как это происходит, нам легче понять проблему, хотя мы по-прежнему не в силах осознать самые глубокие, конечные причины изменений.

Дух общества, дух общественного сотрудничества – это то, что определяет возникновение, дальнейшее развитие и сохранение общества. Как только он утрачен, общество распадается на составные элементы. Смерть народа есть результат регресса общества, возврат от системы разделения труда к экономической самодостаточности отдельных производителей. Общественный организм распадается на клетки, с которых он и начинался. Человек остается, но общество погибает[282]282
  Izoulet, La Cité moderne, p. 488 ff.


[Закрыть].

Ничто не свидетельствует о том, что развитие общества должно идти по восходящей прямой. Стагнация и регресс общества – исторические факты, которые мы не можем игнорировать. Мировая история представляет собой кладбище умерших цивилизаций, и сейчас в Индии и Восточной Азии мы видим масштабные примеры стагнирующей цивилизации.

Наша литературная и художественная клика, чье преувеличенное мнение о своей пустяковой продукции столь противоположно скромности и самокритичности действительно великих художников, заявляет, что не столь уж важно сохранение экономического развития, если растет внутренняя культура. Но ведь любая внутренняя культура требует внешних средств ее реализации, а эти внешние средства могут быть добыты только хозяйственными усилиями. Когда в результате регресса общественного сотрудничества падает производительность труда, следом идет падение внутренней культуры.

Все прежние цивилизации возникли и расцвели, не осознавая вполне внутренние законы развития культуры и значимость системы разделения труда и сотрудничества. В ходе своего развития им часто приходилось противостоять тенденциям и движениям, враждебным цивилизации. Нередко они выходили победителями, но рано или поздно сдавались. Они подпадали под власть духа распада. Через социальную философию либерализма человек впервые пришел к осознанию законов развития общества и, также впервые, уяснил, на чем основывается прогресс культуры. В тот период можно было смотреть в будущее с большими надеждами. Казалось, что открываются огромные перспективы. Но случилось иное. Либерализму пришлось столкнуться с противодействием милитаристско-националистических и прежде всего социалистическо-коммунистических доктрин, которые традиционно являются источниками сил, разлагающих общество. Националистическая теория называет себя органической, социалистическая называет себя социальной, но в действительности обе по своему действию являются дезорганизующими и антисоциальными.

Среди всех претензий к системе свободной торговли и частной собственности нет более дурацкой, чем обвинение, что это антиобщественная и индивидуалистическая система, ведущая к атомизации общества. Торговля не разъединяет, как утверждают романтические энтузиасты автаркической организации небольших районов, а объединяет. Первым источником общественных связей является система разделения труда: это чистый и простой источник социальности. Защитники хозяйственной самодостаточности государств и народов стремятся к разложению общемирового общества. Стремление к тому, чтобы методами классовой войны разрушить систему разделения труда в обществе, есть стремление антисоциальное.

Упадок общемирового общества, которое медленно формировалось два последних столетия под влиянием постепенного распространения либерализма, был бы абсолютно беспрецедентной мировой катастрофой. Ни один народ не будет пощажен. Кто же будет отстраивать разрушенный мир?