Текст книги "Нация, государство и экономика. О политике и истории нашего времени"

Причины этих явлений кристально ясны, пусть даже люди того времени могли иметь о них весьма смутное представление. По мере того как непрерывное развитие средств транспорта заметно удешевляло стоимость грузовых перевозок, все очевиднее становилось превосходство природных условий производства в других странах. Люди же попытались объяснить меньшую конкурентоспособность германского производства по-другому; однако при этом они направляли свое внимание главным образом на второстепенные вопросы, совершенно не учитывая огромную важность сущностных источников проблемы, что на самом деле в целом характерно для обсуждения проблем экономической политики в Германии в ходе последних нескольких десятилетий.

Если бы люди осознали фундаментальное значение этих проблем и постигли глубинную взаимосвязь вещей, им пришлось бы признать, что Германия относительно перенаселена и, чтобы восстановить распределение населения по всей поверхности земного шара в соответствии с условиями производства, некоторой части немцев придется эмигрировать. Всякий, кто не разделял опасений национальной политики по поводу сокращения численности населения или даже просто прекращения прироста населения в Германии, должен был согласиться с такой оценкой. В любом случае он должен был утешать себя тем, что отдельные отрасли промышленности частично переместятся за рубеж в результате того, что немецкие предприниматели будут основывать свои предприятия за рубежом, так что расходование предпринимательских доходов будет происходить в немецком государстве и, таким образом, будет увеличивать запас продовольственных ресурсов немецкого народа[67]67
  [В таком положении, в частности, находилась Великобритания до Первой мировой войны. В одном из выступлений в 1943 г. Мизес говорил: «В некоторых странах Европы – прежде всего в Великобритании —…их иностранные инвестиции были сосредоточены в преимущественно аграрных странах. Часть необходимого этим европейским странам сырья и продуктов питания поступала в виде уплаты процентов или дивидендов» (Мизес. Политическая экономия войны и мира. М.; Челябинск: Социум, 2024. С. 256). – Прим. ред.]


[Закрыть].

Патриот, видящий свой идеал в многочисленности нации, должен согласиться с тем, что его цель недостижима без снижения уровня жизни нации, если не будет создана возможность сохранения – через приобретение колоний для поселения – части избыточного населения в составе нации, даже несмотря на ее эмиграцию из родной страны. В этом случае ему следует направить свои усилия на приобретение земель для поселения. В середине 70-х годов XIX в. и даже в следующем десятилетии обстоятельства еще позволяли достичь этой цели. В любом случае ее можно было достичь только в союзе с Англией. В тот момент и еще достаточно долгое время впоследствии Англия испытывала сильное беспокойство: ее тревожило то, что ее индийским владениям может всерьез угрожать Россия. В связи с этим она нуждалась в союзнике, который был бы в состоянии сдерживать Россию. С этой задачей могла справиться только Германская империя. Германия была достаточно сильна, чтобы гарантировать Англии сохранение господства в Индии. До тех пор пока у России отсутствовала бы полная уверенность в нейтралитете Германии на ее западной границе, она даже не помышляла бы о нападении на Индию[68]68
  Чтобы исключить любые недоразумения, следует особо подчеркнуть, что здесь отсутствует всякое намерение занять позицию по вопросу, который много обсуждался в Германии и состоял в том, какую ориентацию следовало избрать Германии: «западную» или «восточную». Обе ориентации имели империалистическую направленность, т. е. вопрос стоял о том, на Россию или на Англию должна будет напасть Германия. Германия должна была вступить в союз с Англией, чтобы поддержать ее в оборонительной войне с Россией. Несомненно, однако, что в таком случае эта война никогда не состоялась бы.


[Закрыть]. За эту гарантию Англия могла бы предоставить весомую компенсацию и, безусловно, предоставила бы ее. Возможно, она уступила бы Германии свои обширные южноафриканские владения, где в то время располагалось лишь весьма немногочисленное англосаксонское поселение, не исключено, что она также помогла бы Германии заполучить обширную территорию для заселения в Бразилии или Аргентине или на западе Канады. В том, насколько это было вообще достижимо, можно сомневаться[69]69
  Тем не менее следует отметить, что Англия до тех пор, пока не разразилась мировая война, неоднократно предпринимала попытки провести мирные переговоры с Германией и была готова приобрести мир даже ценой уступки некоторых земель.


[Закрыть]. Но не подлежит сомнению то, что если в то время Германия и могла чего-то достичь в этом направлении, то сделать это она могла только в союзе с Англией. Однако великая прусская империя юнкеров-помещиков с восточных берегов Эльбы была против любого союза с либеральной Англией. По внутриполитическим причинам Союз трех императоров как продолжение Священного союза[70]70
  [Союз трех императоров — совокупность соглашений между Россией, Германией и Австро-Венгрией, заключенных в 1873,1881 и 1884 гг. Распался в 1886 г. О Священном союзе см. выше предисловие американского переводчика, с. xiii. – Прим. ред.]


[Закрыть] казался Пруссии единственным подходящим союзом, в который она могла бы вступить. Когда этот союз в конце концов доказал свою несостоятельность и Германская империя, столкнувшаяся с необходимостью выбора между объединением с Россией против Австро-Венгрии или с Австро-Венгрией против России, предпочла союз с Австрией, то и тогда Бисмарк по-прежнему настойчиво стремился сохранить дружественные отношения с Россией. В результате существовавшая в то время возможность для Германии приобрести обширные территории для поселенцев осталась неиспользованной.

Вместо попыток в союзе с Англией обзавестись колонией для поселения, Германская империя начиная с 1879 г. осуществила переход к протекционистским тарифам. Как всегда во время важнейших поворотных моментов в политике, здесь люди также не поняли ни огромной значимости проблемы, ни смысла внедряемой новой политики. Для либералов протекционистский тариф выглядел временным откатом к прежней системе. Практики от Realpolitik[71]71
  [Realpolitik (нем. реальная политика) – беспринципная политика «момента», временных союзов; расчетливая политика переговоров и компромиссов, не признающая приверженности никаким идеям. Государственный курс под таким названием проводил канцлер Германской империи в 1871–1890 гг. Отто Бисмарк. Само понятие Realpolitik предложено немецким историком и общественным деятелем Людвигом Рохау в 1853 г. в книге «Основы реальной политики в применении к государственному устройству Германии». См. также ниже, с. 124. Подробнее о факторах, определяющих политическое могущество (о соотношении силы и идеологии) Мизес написал в своем главном трактате: Мизес. Человеческая деятельность. М.: Челябинск: Социум, 2024. С. 179–182. – Прим. ред.]


[Закрыть], этой смеси цинизма, беспринципности и плохо скрытого эгоизма, оценивали данную политику исключительно с точки зрения своих собственных интересов как путь к увеличению доходов землевладельцев и предпринимателей. Социал-демократы продемонстрировали свои весьма смутные представления о трудах Рикардо; провести более глубокий анализ ситуации, который, безусловно, было бы легко сделать с помощью такого инструмента, им помешала доктринерская привязанность к марксистской теории. Лишь гораздо позднее, но и тогда весьма нерешительно, было осознано, насколько огромное значение этот политический сдвиг имел не только для немецкого народа, но и для всех народов[72]72
  Когда Ленш (Lensch. Drei Jahre Weltrevolution. Berlin, 1917. S. 28 ff.) определяет сдвиг в экономической политике 1879 г. как одну из самых глубоких причин современной мировой революции, то с ним определенно следует согласиться, но совсем по иным причинам, нежели те, которые он приводит. Учитывая произошедшие с тех пор события, уже не имеет смысла опровергать его дальнейшие рассуждения.


[Закрыть].

Наиболее примечательным в протекционистской таможенной политике Германской империи было отсутствие у нее сколь-нибудь глубоких обоснований. Для сторонника Realpolitik она была достаточно обоснованной уже потому, что получила признание большинства в немецком рейхстаге. Любое же теоретическое обоснование теории протекционистских пошлин выглядело крайне неубедительно. Апеллирование к листовской теории таможенного тарифа[73]73
  [Немецкий политик и экономист Фридрих Лист (1789–1846) был сторонником политики «воспитательного протекционизма», которую он считал необходимой для формированной индустриализации промышленно отсталых стран, прежде всего Германии. Основным инструментом для поощрения развития промышленности считал протекционистские таможенные пошлины, с помощью которых внутренние производители ставятся в одинаковые условия конкуренции с иностранцами. Под защитой пошлин промышленность начинает развиваться и постепенно достигает такого совершенства, что может выдержать соперничество с заграничной. С этого момента миссия протекционизма должна считаться оконченной, промышленность окрепла, пошлины могут быть сняты. Лист не был абсолютным приверженцем покровительственных пошлин, а считал их уместными только при переходе от земледельческого состояния к промышленному. Стеснения международной торговли, по его мнению, вредны и нежелательны в периоды дикого состояния, пастушеского быта и первобытного земледелия, равно как в тот период, когда нация достигла высокого расцвета внутренней промышленности. С другой стороны, Лист считал покровительственную систему возможной только там, где существуют необходимые для развития промышленности условия, как то: округлость территории, многочисленное население, богатство естественных сил природы, прогрессирующее земледелие, высокая степень цивилизации и политическое развитие. – Прим. ред.]


[Закрыть] для защиты молодой отрасли[74]74
  [Вот как в «Человеческой деятельности» Мизес формулирует аргументацию сторонников защиты отраслей, находящихся в младенческом состоянии (infant industry): «Сторонники аргумента начального этапа становления отрасли утверждают, что для развития предприятий обрабатывающей промышленности в местах, где природные условия для их работы более благоприятны или по меньшей мере не менее благоприятны, чем в тех районах, где располагаются признанные рынком конкуренты, им требуется временная защита. Более старые предприятия обрели преимущество в результате более раннего старта. В настоящее время их развитию способствует исторический, случайный и очевидно „иррациональный" фактор. Это преимущество препятствует упрочению положения конкурирующих заводов в местах, условия которых обещают сделать производство более дешевым или по меньшей мере таким же дешевым, как и на старых заводах. Можно признать, что защита отраслей в период становления временно требует значительных средств. Но принесенные жертвы с лихвой компенсируются доходами, полученными позже». Ясное и лаконичное объяснение ошибочности этого рассуждения, развивающее положения, излагаемые ниже в этом абзаце, см.: Мизес. Человеческая деятельность. М.; Челябинск: Социум, 2024. С. 482. – Прим. ред.]


[Закрыть] просто не выдерживало критики.

Утверждение о том, что протекционистская система находит применение бездействующим производственным силам, отнюдь не опровергает доводы в пользу свободной торговли. То, что они не используются в отсутствие протекционизма, говорит о том, что их применение менее продуктивно, чем использование производственных сил, занятых вместо них. Тариф для защиты молодых отраслей также нельзя оправдать с экономической точки зрения. Старые отрасли имеют множество преимуществ перед молодыми отраслями. Возникновение новых отраслей следует считать продуктивным в целом только тогда, когда их менее высокая продуктивность в самом начале будет по меньшей мере компенсирована более высокой продуктивностью позднее. Но тогда новые предприятия не только продуктивны с точки зрения всей экономики, но прибыльны и с частной точки зрения, они были бы построены и без внешней поддержки. Каждая вновь основанная фирма учитывает такие первоначальные издержки, которые должны окупиться в дальнейшем. Часто приводимый в ответ на это аргумент о том, что практически все страны поддерживают рост промышленности с помощью протекционистских тарифов и других протекционистских мер, несостоятелен, поскольку остается открытым вопрос о том, не произошло бы становление жизнеспособных отраслей и без подобной поддержки. В рамках территорий отдельных государств изменение географического размещения предприятий происходит без внешней помощи. На территориях, где раньше отсутствовала промышленность, мы видим подъем отраслей, которые не только успешно работают наряду с отраслями на старых промышленных территориях, но нередко полностью вытесняют их с рынка.

Более того, ни одну из германских таможенных пошлин нельзя было рассматривать как пошлину для защиты молодой отрасли: ни пошлины на зерно, ни пошлины на железо, ни любая другая из нескольких сот других протекционистских пошлин не вправе носить это определение. А другие пошлины, кроме пошлин для защиты молодых отраслей, Лист никогда не отстаивал; по сути, он был сторонником свободной торговли.

Более того, в Германии вообще не было предпринято попыток изложить теорию протекционистского тарифа[75]75
  Шюллер излагает теорию установления ставок таможенных пошлин в: Schuller. Schutzzoll und FreihandeL Wien, 1905; по поводу его аргументов в пользу протекционистских тарифов см.: Mises. Vom Ziel der Handelspolitik H Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. Bd. 42. (1916/1917.) S. 562 [Мизес. О целях торговой политики // Мизес. Политическая экономия войны и мира. М.; Челябинск: Социум, 2024. С. 2–3]; Philippovich. Grundriss der politischen Okonomie. 2. Bd. 1. Teil. 7. Aufl. Tubingen: 1914. S. 359 f.


[Закрыть]. Многословные и внутренне противоречивые рассуждения о необходимости защиты для всего национального труда и тарифа без пробелов[76]76
  [Протекционистский лозунг «защиты для всего национального труда», популярный в странах Западной Европы, проводивших политику усиленного протекционизма (прежде всего во Франции, Германии и Италии) в последней трети XIX в., требовал защиты таможенными пошлинами максимально большого количества отраслей промышленности, в результате чего получался «тариф без пробелов», о котором см. выше прим. 6 на с. xxxiv. – Прим. ред.]


[Закрыть] не могут претендовать на это звание. Они действительно указывают направление, в котором следовало искать мотивы для протекционистской таможенной политики; однако они не годятся – и именно потому, что заранее исключают экономическую логику и ориентируются сугубо на политику силы – для рассмотрения вопроса о том, можно ли с помощью данных средств достичь поставленных целей.

Обращаясь к аргументам сторонников протекционистского тарифа, для начала необходимо оставить в стороне военный аргумент или, как сейчас принято говорить, «военно-экономический», касающийся автаркии[77]77
  [Автаркия — экономический режим, предполагающий самообеспечение страны и отсутствие торговли и взаимных инвестиций с другими странами. – Прим. ред.]


[Закрыть] в случае войны; он будет рассмотрен ниже. Все остальные аргументы отталкиваются от того факта, что природные условия для самых крупных и важных отраслей производства в Германии менее благоприятны, чем на других территориях, и что неблагоприятные естественные условия должны быть компенсированы протекционистскими тарифами, если производство должно осуществляться исключительно в Германии. Для сельского хозяйства в этом случае вопрос может стоять только о сохранении внутреннего рынка, для промышленности – только о сохранении зарубежных рынков, а это цель, которая могла быть достигнута только за счет демпинга со стороны отраслей производства, объединенных в картель под защитой тарифа. Германия как относительно перенаселенная страна, в которой целый ряд отраслей производства работает в условиях менее благоприятных, чем в других странах, должна была экспортировать либо товары, либо людей. Решение было принято в пользу первых. При этом был упущен тот факт, что экспорт товаров возможен только, если они конкурентоспособны с товарами, производимыми в странах с более выгодными условиями производства, т. е. если, невзирая на более высокие издержки производства, страна поставляет продукцию столь же дешево, как и страны с более низкими издержками. Это, в свою очередь, означает понижение заработной платы рабочих и уровня жизни народа в целом.

На протяжении многих лет немцы могли питать чрезмерные иллюзии на этот счет. Чтобы понять данную взаимосвязь, требуется мыслить в экономических категориях, а не с точки зрения этатизма и политики силы. Однако рано или поздно до каждого должно было с неопровержимой логикой дойти, что в конечном счете протекционистская тарифная система обречена на провал. До тех пор пока еще наблюдался абсолютный прирост национального богатства, можно было обманываться по поводу того, что протекционизм не угрожает относительному благосостоянию немецкого народа. Однако наблюдатели, внимательно следившие за развитием мировой экономики, не могли не выражать опасений по поводу дальнейшего развития германской внешней торговли. Что ожидает немецкий товарный экспорт, если в странах, которые до сих пор служили рынком для немецкой промышленности, возникнет самостоятельная промышленность, которая будет иметь возможность вести производство в более благоприятных условиях?[78]78
  Из огромного корпуса литературы по этому вопросу см.: Wagner. Agrar– und Industriestaat. 2. Aufl.


[Закрыть]

В этих обстоятельствах в немецком народе в конце концов созрело стремление овладеть обширными колониями для поселения, а также тропическими территориями, которые могли бы снабдить Германию сырьем. Поскольку на пути реализации этих замыслов стояла Англия, поскольку Англия имела в своем распоряжении обширные территории, на которых могли бы поселиться немцы, и поскольку Англия обладала крупными тропическими колониями, возникло намерение напасть на Англию и победить ее в войне. Именно эта идея заставила Германию заняться строительством военно-морского флота.

Англия вовремя осознала угрозу. Вначале она пыталась договориться с Германией мирно и готова была заплатить за это высокую цену. Когда все ее усилия разбились о скалы германской политики, Англия произвела соответствующие приготовления. Было принято твердое решение не дожидаться, пока Германия обзаведется флотом, превосходящим английский, и начать войну раньше. При этом Англия заручилась поддержкой стран, заключивших союз против Германии. Когда в 1914 г. Германия вступила в войну с Россией и Францией по поводу балканского вопроса, Англия тоже приняла участие в войне, поскольку знала, что в случае победы немцев ей пришлось бы в течение нескольких лет вести войну с Германией в одиночку. Строительство германского военного флота не могло не привести к войне с Англией еще до того, как германский флот достигнет превосходства над английским. Ведь англичане понимали, что немецкие корабли могут быть использованы только для нападения на флот Англии и ее побережье. Германия пыталась скрыть свои подлинные намерения, заявляя, что мощный флот необходим для охраны ее расширяющейся океанской торговли. Однако в Англии знали, как это понимать. В свое время, когда еще существовали пираты, торговые суда действительно нуждались в охранном сопровождении военных кораблей на таивших угрозу морских просторах. С тех пор как на море установилось спокойствие (примерно с 1860 г.), необходимость в этом отпала. Строительство боевого флота, пригодного для плавания только в европейских водах, совершенно невозможно объяснить желанием обезопасить торговлю.

Кроме того, кристально ясно, почему уже с самого начала практически все страны мира симпатизировали Англии, а не Германии. Многим приходилось опасаться Германии, жаждавшей обзавестись собственными колониями. В Европе очень мало наций, находящихся в положении, похожем на положение Германии, которая, оставаясь в пределах своих собственных границ, имеет возможность кормить свое население, опираясь на гораздо худшие условия производства, нежели существуют в остальном мире. К таковым относятся в первую очередь итальянцы, а также чехи. Вина за то, что две эти нации тоже оказались на стороне наших противников, лежит на Австрии[79]79
  То, что Япония и Китай тоже оказались не нашей стороне, следует отнести на счет пагубной колониальной политики в Цзяо-Чжоу. [В период Первой мировой войны ни Китай, ни Япония не питали добрых чувств к Германии. После убийства толпой двух немецких миссионеров в 1897 г. в портовом городе Цзяо-Чжоу, Германия отправила туда свой военно-морской флот, захватила город и навязала Китаю 99-летнюю аренду порта и залива. После поражения в японо-китайской войне 1894–1895 гг. империя Цин передала Японии Ляодунский полуостров с незамерзающими портами Далянь и Порт-Артур и некоторые другие земли, но под давлением со стороны России, Германии и Франции Япония была вынуждена вернуть империи Цин все полученные территории. – Ред.]


[Закрыть].

Сегодня война уже позади, и она проиграна. Экономика Германии основательно подорвана длительным периодом «военной экономики», вдобавок ей придется нести тяжкое бремя репараций. Однако гораздо хуже этих прямых последствий войны выглядят последствия для позиции, занимаемой Германией в мировой экономике. Прежде Германия оплачивала жизненно необходимые ей поставки сырья частично посредством экспорта промышленных изделий, частично из доходов от зарубежных предприятий и инвестиций ее граждан. В будущем это будет невозможно. В период войны иностранные инвестиции немцев были экспроприированы или потрачены на оплату импорта товаров. Между тем после войны экспорт промышленных изделий столкнется с невероятными трудностями. За время войны многие рынки были потеряны, и их будет весьма нелегко завоевать вновь. Здесь также война отнюдь не создала новые условия, а лишь ускорила естественный ход событий. Вызванные войной препятствия для торговли привели к возникновению на бывших рынках Германии новых отраслей. Они появились бы и без войны, но немного позднее. Теперь, когда они уже существуют и работают в более благоприятных условиях для производства, чем немецкие предприятия, они будут составлять серьезную конкуренцию немецкой экспортной продукции. Немецкий народ будет вынужден сократить свое потребление. Ему придется работать за более низкую оплату, т. е. жить хуже, чем другие народы. В результате понизится общий уровень германской культуры. В конце концов, культура – это богатство. Без благосостояния, без богатства культуры не бывает.

Да, возможность эмиграции может по-прежнему сохраниться. Однако жители территорий, которые могут рассматриваться для этого, не желают допускать к себе любых немецких переселенцев. Они опасаются численного превосходства со стороны немецких элементов, они опасаются того воздействия, которое иммиграция неизбежно окажет на уровень заработной платы. Еще задолго до войны Вагнер был уже вправе ссылаться на тот факт, что, за исключением евреев, только немецкий народ «рассыпан на такое множество фрагментов нации и отдельных ее представителей среди других цивилизованных народов и других наций практически по всему земному шару. Зачастую они образует здесь вполне дееспособный элемент, даже своего рода культурное удобрение, хоть и редко занимают ведущие позиции, гораздо чаще обретаясь на средних и ближе к низшим, маленькие люди». Он добавляет, что «немецкую диаспору» жалуют немногим больше, хотя и больше уважают, чем евреев и армян, и она нередко является объектом столь же сильной антипатии со стороны местного населения[80]80
  См.: Wagner. Agrar– und Industriestaat. 2. Aufl. S. 81.


[Закрыть]. Как же все сложится теперь, после войны?

Только сейчас можно в полной мере оценить тот ущерб, причиненный немецкому народу отказом от принципов либеральной политики. Насколько лучше сегодня было бы положение Германии и Австрии, если бы не тот роковой возврат к протекционистскому тарифу! Разумеется, численность населения была бы не столь высокой, как сегодня. Однако меньшее по численности население могло бы жить и работать в условиях не менее благоприятных, чем в других странах мира. Германский народ был бы более богатым и более счастливым, чем теперь, у него не было бы никаких врагов и завистников. Голод и анархия – вот результат протекционистской политики.

Итог германского империализма, обрекшего германский народ на мучительные невзгоды и превратившего его в народ-изгой, доказывает, что те лидеры, за которыми он следовал в последнем поколении, избрали неверный путь. На этом пути нельзя было снискать ни славы, ни почестей, ни счастья, ни богатства. Идеи 1789 года[81]81
  [Идеи 1789 года — стремление к свободе и политическому равенству, проявленное в начале Французской революции. См. выше в предисловии американского переводчика, с. xv – xvi. – Прим. ред.]


[Закрыть] не привели бы германский народ к его сегодняшнему положению. Разве деятели эпохи Просвещения, которых сегодня упрекают в недостатке государственного чувства[82]82
  См.: Sprengel. Das Staatsbewusstein in der Deutschen Dichtung seit Heinrich von Kleist. Leipzig, 1918. S. 8 ff.


[Закрыть], не лучше понимали, что является благом для немецкого народа и всего мира? Гораздо нагляднее, чем это могли бы сделать любые теории, сам ход истории показывает, что правильно понимаемый патриотизм ведет к космополитизму, что благополучие народа заключается не в угнетении других народов, а в мирном сотрудничестве. Все, чем обладал немецкий народ, его интеллектуальная и материальная культура была бессмысленно принесена им в жертву фантому, никому во благо и лишь себе во вред.

Нация, которая верит в свои силы и в свое будущее, нация, которая придает особое значение уверенности в том, что ее представители связаны между собой не только самим фактом рождения, но и совместной культурой, обладающей наивысшей ценностью для каждого из них, сохраняла бы полную невозмутимость, наблюдая переход некоторых из своих членов в другие нации. Народ, обладающий чувством собственного достоинства, воздержится от того, чтобы насильственно удерживать тех, кто пожелал уехать, и принудительно включать в национальное сообщество тех, кто не присоединяется к нему по собственной воле. Позволить притягательной силе своей собственной культуры проявить себя в свободной конкуренции с другими народами – только такое поведение достойно гордой нации, только в этом состоит настоящая национально-культурная политика. Инструменты силы и политической власти для этого совершенно не нужны.

То, что обласканные судьбой нации владеют обширными территориями для поселения, не может предоставить убедительных оснований для избрания другой политики. Да, эти колонии действительно были добыты отнюдь не с помощью сладких речей, и лишь с гневом и содроганием можно вспоминать об ужасных массовых убийствах, подготовивших почву для многих из ныне процветающих колониальных поселений. Но все остальные страницы мировой истории тоже были написаны кровью, и нет ничего глупее, чем попытки оправдать сегодняшний империализм со всеми его жестокостями ссылкой на зверства поколений, живших в далеком прошлом. Следует признать, что время завоевательных экспедиций прошло, что сегодня по меньшей мере уже недопустимо применять силу против людей белой расы. Кто бы ни пытался отвергнуть этот принцип современного политического мирового порядка, это проявление либеральных идей эпохи Просвещения, не мог не противопоставить себя всем остальным нациям мира. Роковой ошибкой было стремление добиться передела мира с помощью артиллерии и броненосцев.

Нации, сталкивающиеся у себя на родине с относительным перенаселением, ныне уже не могут прибегать к тем способам решения данной проблемы, которые были привычными во времена национальных миграций. Они должны требовать полной свободы эмиграции и иммиграции, а также свободного перемещения капитала. Только так они могут добиться наиболее благоприятных экономических условий для своих соплеменников.

Безусловно, на многоязычных территориях борьба национальностей за государство и государственную власть не может прекратиться совсем. Однако она утратит свою остроту в том смысле, что функции государства будут ограничены, а свобода личности – расширена. Тот, кто стремится к миру между народами, должен бороться с этатизмом.