Текст книги "Таинства Египта. Обряды, традиции, ритуалы"

Очевидно, представление состояло из восьми частей (актов). Первый акт представлял собой шествие, в ходе которого бог загробного мира Упуаут (с головой шакала или волка, «открыватель путей») искал Осириса. Во втором акте появлялся сам великий бог в своей священной лодке, которую несли на руках самые просвещенные из приезжих паломников. О путешествии священного судна рассказывали актеры, одетые как враги Осириса – Сет и его приближенные. Далее следовала сама битва, в ходе которой, судя по всему, актеры получали и наносили самые настоящие раны, однако, подобно Геродоту, Ихернофрет ничего не говорит о смерти бога. Вместо этого описывается священный характер события. Судя по всему, это происходило в третьем акте, который представлял собой аллегорию триумфа Осириса. Четвертый акт говорил о появлении Тота, который, вероятно, отправлялся на поиски тела бога. После этого разыгрывался обряд подготовки к похоронам Осириса, а также начиналось шествие людей к священному месту в пустыне неподалеку от Абидоса – люди шли туда, чтобы положить тело бога в гробницу. После этого разыгрывалась сцена сражения между жаждущим отмщения Гором и Сетом, и, наконец, в заключительном акте появлялся воскресший Осирис. Он входил в храм в Абидосе во главе триумфальной процессии.

Сценарий или, скорее, краткая схема этого мероприятия, которое происходило почти за 15 сотен лет до того, как свидетелем аналогичного представления стал Геродот, выглядит так:

«Я участвовал в «Шествии Упуаута», когда он начал восхвалять отца [Осириса].

Я оттолкнул тех, кто проявлял враждебность к ладье Нешмет, и я победил врагов Осириса.

Я участвовал в «Великом шествии», следуя за богом по пятам.

Я плыл в божественной ладье, когда Тот и… путешествие.

Я поставил на ладье, которую назвал «Сияющая в правде», небольшую часовню; я одел в великолепные одежды Господина Абидоса, когда он отправился в Пекер.

Я повел бога к его гробнице в Пекере.

Я защищал Веннофера [Осириса] в «Тот день Великой битвы»; я победил всех врагов и сбросил их с берега Недыта.

Я повел его к ладье, которая называлась «Великой». Она была прекрасна, как он; я обрадовал сердце восточных горных районов; я дал радость западным нагорьям, когда они увидели красоту лодки Нешмет. Она причалила в Абидосе, и они привели Осириса, первого из района Западной страны, Господина Абидоса, в его дворец».

Эта же церемония описана А. Море: описываемое таинство было известно под названием Peut sat, «великой погребальной процессии», и разыгрывалось людьми, изображавшими богов и богинь Исиду, Нефтиду, Тота, Анубиса и Гора. Сам Ихернофрет исполнял роль Гора, сына Осириса. Он купил ладью, построенную из дощечек акации и инкрустированную золотом, серебром и лазурью. Внутри он поместил деревянную статую Осириса и все необходимые амулеты из лазури, малахита и электрона.

Собиралась процессия, и «тело» Осириса плыло вниз по берегам Нила к Абидосу. Затем ладью переносили через Недыт (неизвестное место). Анубис, как ему положено, искал тело и находил его. Но когда друзья Осириса пытались поместить тело на ладью, начиналась битва между ними и сторонниками Сета. И в этой битве побеждал Осирис.

Кортеж следовал дальше и нес тело к гробнице Осириса. В это время Гор продолжал борьбу с врагами. Победив, он наконец добрался до гробницы Осириса, где статую Осириса одели в одежды бога, и она заняла место своего мертвого образа. Священная ладья после этого возвращалась в Абидос, и Осирис входил в свой храм и занимал место на троне в святая святых.

Периодическое воспроизведение такой мистерии, естественно, способствовало росту популярности Осириса. На табличках, найденных в Абидосе, часто встречаются молитвы паломников, с просьбой разрешить им после смерти принять участие в такой пышной процессии. Эти представления (или, как их еще называли, «игры страсти») распространялись от одного города к другому и несли людям надежду на будущее существование и веру в то, что магические средства, которые использовала Исида для воскрешения мертвого Осириса, будут столь же эффективны и применительно к людям.

Геродот, повествуя об этой священной драме, говорит: «Также и в Саисе, в священных пределах Афины [римск. Минерва. – Ред.], за молельной и в непосредственной близости от основания стены, находится могила того, чье имя я считаю кощунством произносить всуе. На примыкающей огороженной территории стоят обелиски, а поблизости от этого места сверкает озеро, обрамленное каменным бордюром. По величине это озеро примерно такое же, как и в Делосе [Дилосе], которое называется круглым. На этом озере они [египтяне] ночью разыгрывают сценки из приключений этого человека и называют их мистериями. Однако, хотя я подробно знаком с ними, я должен хранить о них молчание».

Создается впечатление, что «отец истории» Геродот считал представление, разыгрываемое в Саисе, строго охраняемой тайной. Действительно, вполне возможно, что то, чему он был свидетелем в Саисе, носило гораздо более тайный характер, чем популярные «страсти», представляемые в Абидосе. Правда, здесь следует принять во внимание значительный период времени, разделяющий представления, описанные Ихернофретом и Геродотом. Вдумайтесь, ровно столько же времени прошло между высадкой Цезаря на нашем острове Великобритания (Цезарь высаживался здесь в 55 и 54 годах до н. э. – Ред.) и Войной Алой и Белой розы! (1455–1485. – Ред.)

Египтолог Александр Море в своей книге «Цари и боги Египта» дает вполне разумное и подробное объяснение сущности священной драмы, разыгрываемой на публике. Он утверждает, что это торжество праздновалось в начале зимы в шестнадцати крупных городах Египта, и его воспроизведение этого действа основано на текстах, найденных в гробницах и храмах.

А. Море рассказывает, что первая же сцена повествовала о смерти Осириса. В этой сцене воспроизводилось расчленение тела Осириса и то, как части его тела были разбросаны по сторонам. На основании текста «Гимна Осирису», находящегося на стеле, которая хранится в Национальной библиотеке Парижа, А. Море делает вывод, что следующая сцена представляла собой воспроизведение поисков частей тела Осириса Исидой, которой помогали Гор, Тот и Анубис.

«Когда Осирис (то есть все части его тела) был найден, начиналось соединение фрагментов тела в одно целое и об этом повествовала следующая сцена. Диодор рассказывает, как Исида возрождает к жизни каждый фрагмент тела умерщвленного бога: «Она вложила каждый фрагмент тела в статую Осириса, сделанную в натуральную величину из воска и ароматических масел». Это описание предполагает совершение некоего магического действия, первым этапом которого было создание изображения Осириса. Это искусственное тело при соприкосновении с куском тела, помещенного внутрь его, должно было, в соответствии с магическим поверьем, ожить. Именно так члены семьи Осириса по кусочкам воссоздали божественное тело. Книга обрядов гласит, что Гор сделал для Осириса большую статую (мы бы сейчас назвали ее мумией), соединив все части расчлененного Сетом тела. «Теперь у тебя опять есть твоя плоть; у тебя опять есть твои корабли; у тебя опять есть руки, ноги и все остальное». Боги участвуют в этой тяжелейшей операции. Геб, отец Осириса, играет главную роль в этой церемонии. «Ра послал с небес бога Анубиса, который с помощью Тота и Гора соединил разрубленные части тела Осириса и спеленал его полосками льняного полотна.

Описание, которое мы видим в книге обрядов, на практике выполнялось неукоснительно. На торжественных празднествах в честь Осириса сооружались две статуи Осириса – они были сделаны из земли, смешанной с пшеницей, благовониями и драгоценными камнями. При этом отдельно вылеплялись фрагменты тела, которые Исида должна была принести в каждый храм Осириса. И когда жрец принес глину, чтобы добавить ее в форму, он сказал: «Я приношу Исиде эти части мумии Осириса».

Поблизости от статуи, уже одетой в облегающее полотно, которое с тех пор стало характерной чертой Осириса, Исида и Нефтида – в траурных одеждах, с распущенными волосами, с синяками на голове и груди от многочисленных ударов. Они умоляют Осириса «вернуться и вновь поселиться в своем восстановленном теле».

По мнению Море, второй акт состоял из сцен, описывающих возвращение души Осириса и воскрешение бога. Возрождение Осириса разыгрывалось в форме аллегории: статую Осириса на семь дней помещали на ветви кедра. При этом число «семь» символизировало семь месяцев, проведенных богом в чреве его матери Нут, богини этого дерева.

Это гарантировало статус возрождения, и эту статую, сделанную из земли, ячменя, пшеницы и благовоний, хоронили под священным деревом в день Праздника Полей, то есть во время посевной, чтобы статуя, полная зерен, «вернулась к жизни» при помощи вегетации.

В Дендере (Дандаре) и Филе сохранились барельефы, иллюстрирующие воскрешение Осириса. Тело бога вытянуто на погребальном ложе, а Исида и Нефтида заняты восстановлением скелета и облачением его в плоть при помощи магических пасов. Понемногу в ответ на магические жесты появляются ноги, руки и голова. Наконец бог начинает шевелиться, поворачивается на бок и поднимает голову. Судя по всему, этот обряд совершается в рамках разыгрываемого представления.

Сохранение возрожденной жизни было предметом третьего акта драмы. Статую одевали в изысканные одежды и расписывали в цвета жизни, натирали благовониями и маслами, причем каждое магическое действие имело собственное значение. Затем бога помещали перед столом, уставленным «всеми хорошими и чистыми вещами, которые дает небо, создает земля и дарит людям Нил, – хлебом, мясом, фруктами и напитками». Наконец статую помещали в священный алтарь, двери которого закрывали и опечатывали. С этого момента Осирис начинал жить своей жизнью. Он был просто типом возрожденной души. Если бог или человек желал так же возродиться в своем втором существовании, он должен был пройти через сходные обряды.

Тот факт, что драма стала частью египетских таинств, многое говорит об их истоках. Как говорит исследователь первобытной религии Маретт, древняя религия скорее вышла из танца, а не из мысли, она была ребенком вдохновения, а не философии. Но тем не менее не стоит верить в то, что вся сущность таинств заключена в драматических обрядах. И это доказано существованием двух вариантов таинств: Малого и Большого.

При этом нельзя упускать из виду, говоря о публичных таинствах, церемонию отца, или tetu. Этот так называемый «фетиш» представлял собой колонну с четырьмя капителями, и некоторые ученые считают его символом позвоночника Осириса. Другие же полагают, что это – символ платана или тамариска, внутри которого, согласно Плутарху, находился Осирис. Когда колонна лежала на земле, она символизировала мертвого Осириса, а в стоячем положении – Осириса воскресшего. На описываемом нами торжестве эта колонна поднималась при помощи веревок, и в этой процедуре принимал участие сам фараон.

Совершенно очевидно, что в основании таинств лежат самые простые вещи – земледелие и потребность в пище. И они странным образом переплетаются с более возвышенными сферами. Если человеку было суждено достичь в загробной жизни полного единения с Богом, то было необходимо обеспечить усопшему достаточно комфортные условия жизни на том свете. Об этом убедительно свидетельствуют египетские тексты. Умерший, как мы можем видеть из этих текстов, постоянно требует у богов хлеб, птицу, питье и другие необходимые вещи.

Специалисту по сравнительному религиоведению вовсе не покажется странным соседство такого относительно «низкого» и приземленного взгляда с куда более благородной идеей о союзе с Богом. Это соседство уходит своими корнями в эпоху, когда душа считалась чем-то материальным. Поэтому голодный призрак представлял собой вполне реальную социальную и религиозную проблему, а сыновья усопшего и его родственники по мужской линии остро чувствовали ответственность за него и несли к его могиле такие подношения, которые могли бы удовлетворить и задобрить его. В противном случае дух становился самым настоящим вампиром.

Эта вера в самом своем начале вряд ли могла как-то согласовываться с идеей единства человека и бога в загробном мире. Однако она продолжала существовать наряду с последней даже тогда, когда идея о духе приняла менее материальную форму. Тем не менее если мы говорим о практике подношения в качестве даров усопшему пищи, то здесь разновидностью магических приемов стало изображение всяческих яств на стенах гробницы. Таким образом, связанная с питанием составляющая «сделки» совершенно ясна. Постепенно, параллельно с появлением обряда «поедания бога», она наложилась на священную идею соединения с божеством и даже стала ее символом. По сути, идея духовного растворения в боге постепенно ограничилась материальным поглощением бога. Древний человек мог придумать только один способ достичь единения с богом – это просто-напросто съесть его, поглотить его, став таким образом частью божественной сущности, которая сначала была представлена в виде животного, а позже – хлеба и зерна.

Ритуал, связанный с расчленением, о котором говорилось в египетском мифе об Осирисе и греческом мифе о Дионисе, был непосредственно связан с сельскохозяйственной природой таинств. Разбрасывание останков бога, возможно, было аллегорическим изображением некоторых сельскохозяйственных работ – сева или просеивания зерна. Эта теория подтверждается рассказом о том, как Исида поместила несколько частей тела Осириса на амбар зерна. И опять-таки вполне вероятно, что это может быть своего рода воспоминанием об обычае приносить в жертву человека, как представителя духа зерна, и разбрасывать части его тела по полям, чтобы удобрить их. Мы согласны с мнением г-на Мането, что у египтян существовал обычай сжигать рыжеволосых людей и развеивать их пепел при помощи веялок. Примечательно, что эти жертвы приносились царями у могилы Осириса, поэтому вполне вероятно, что приговоренные к смерти изображали при этом самого Осириса, или были его «суррогатами».

Вот что говорит по этому поводу Фрезер: «Согласно одной из легенд, Ромул, первый царь Рима, был изрублен сенаторами на куски, и сенаторы захоронили его останки. Поэтому в день его смерти, 7 июля, совершились некие весьма любопытные ритуалы, которые, очевидно, были связаны с искусственным удобрением смоковниц и пальм».

Одна греческая легенда рассказывает о том, что Пентей, царь Фив, и Ликург, царь фракийского племени эдонов, были врагами бога виноделия Диониса, и о том, что непочтительные монархи были наказаны богами, в частности, Пентей был разорван вакханками (в том числе матерью и сестрами). Эти легенды вполне могут оказаться искаженным напоминанием о древних обычаях человеческих жертвоприношений. Это особенно касается божественных царей в образе Диониса, бога, во многом напоминающего Осириса, который, как и он, был расчленен на много кусков. Мы знаем, что на острове Хиос людей, приносимых в жертву Дионису, тоже расчленяли на много частей. Вполне логично предположить, что фракийский Орфей, который был точно так же расчленен на много кусков вакханками, погиб в образе бога, чьей смертью он и умер.

Безусловно, мифы были важнейшим дополнением к таинствам. Это не означает, что несколько богов египетского пантеона, которые были связаны с культами таинств, являлись исключительно мифическими фигурами или плодом бурной фантазии людей. Древний человек не «создавал» богов, как, кажется, считают изучающие сравнительное религиоведение, начисто лишенные воображения, сострадания или религиозного гения. Все происходило совсем не так: он, часто бессознательно, давал имена и приписывал человеческие свойства «силам» или явлениям, которые он справедливо считал проявлением божественного. Так, по крайней мере, на более позднем этапе он стал считать их демиургами или разными лицами одного бога.

Миф, как часть таинств, в большей степени носит характер аллегории или сказочного символизма, которые неотъемлемы от древней религиозной жизни. Как я уже говорил, Маретт в одной из своих работ высказывает предположение, что древняя религия была скорее «вытанцована», а не связана с высшим развитием мысли, которую современные ученые связывают с понятием «религия». То есть это была аллегория или драма из жизни бога, повелителя урожая или домашнего скота, театрализовано показывающая смену времен года и т. д. Такой миф-танец рассказывал о рождении бога урожая (например), его взрослении, вступлении в возраст совершеннолетия и, наконец, смерти. Со временем он стал восприниматься не только как аллегорическое описание жизни божества, но и жизни самого человека, его пути от колыбели к могиле. А период, проведенный богом плодородия под землей в темные месяцы своего земного пленения, или его «похороны», стал символизировать нисхождение человека в царство мертвых (Дуат, Аид и т. д.) и его последующее возрождение.

Не подлежит сомнению тот факт, что такой миф стал составной частью египетских таинств. На это прямо указывает не только обрядовая сторона элевсинских таинств, но и сама природа тех египетских богов, которые самым тесным образом связаны с нильским вариантом этих таинств. Безусловно, Осирис был богом-покровителем зерновых культур, пшеницы или ячменя. На очень многих надгробных и других рисунках Осирис изображен на фоне плодородной земли и обильного урожая. Но это еще не все: у египтян был обычай накрывать гробы крышками с нанесенным на них тонким слоем плодородной почвы с семенами. Со временем семена прорастали, что считалось символом воскрешения человеческого духа и источником симпатической магии, которая делала это возможным.

Дикарь не только ощущает более тесную связь с природой и космическими силами, чем его цивилизованный собрат, но и искренне верит, что эти силы проявляются в нем точно так же, как в почве, в урожае, деревьях и растительности в целом. «Мы, индейцы, не умираем навсегда, – сказал один из индейских вождей миссионеру из Моравии, – потому что, как зерно, наши души будут возрождаться повсюду». Это простое и одновременно поразительное признание, по сути, полностью раскрывает философию древнего человека в том, что касается воскрешения.

Поэтому у нас есть все основания полагать, что, как и в элевсинских и других таинствах, откровения египетских таинств содержали отрывки, которые описывали жизнь, смерть и воскрешение Осириса в образе зернового растения. Это становится особенно очевидно, когда мы знакомимся с отрывком, который описывает драматическое воссоздание жизни Осириса. В той части элевсинских таинств, которая описывает момент высшего откровения, мы читаем, что иерофант поднимает горсть зерна перед неофитом и они торжественно заявляют, что эта горсть зерна воплощает суть и глубину их таинства и что она заключает в себе всю мудрость, которую они так стремятся познать.

Ведь как в благородной простоте заключена высшая гениальность литературы, так и в духовной сфере познать высшую небесную истину можно лишь через простоту, естественность и внешнюю непримиримость. Вспомним, как простой цветок проник в самые глубины души Вордсворта, «вызвав слезы восторга», как Парацельс утверждает, что женщина, сидящая за прялкой, может глубже проникнуть в Великую тайну, чем самый великий ученый.

Точно так же самые потаенные тайны Бога и природы можно лучше понять, если они предстанут перед нами не в виде религиозных символов, а в виде затрагивающих душу природных символов, которые воплощают в себе рождение и смерть, жизнь и увядание, а также «великие движения», как точно назвал их Стивенсон. Что же касается религиозных символов, то они – не больше чем снисходительная шутка самоуверенного жречества, которое считает свой народ слишком невежественным и неспособным осознать глубинные истины иначе как в виде рисунков. Христианская церковь с самого начала использовала простые и даже слишком распространенные объекты, чтобы донести до людей глубинные истины и таинства, – агнца, мать и дитя, хлеб, вино, терновый кустарник, грааль, и они гораздо более эффективны, чем любые из более сложных символов, которые чаще ставят в тупик, нежели облагораживают духовное существование[7]7
  Вовсе не намереваюсь призвать к полному отказу от системы символов, которые являются неотъемлемой частью таинств; я всего лишь осуждаю их иррациональное, излишнее и зачастую лишенное логики использование.


[Закрыть].

Суммируя имеющийся в нашем распоряжении материал, касающийся происхождения египетских таинств, мы видим, что:

– схожие братства, имеющие некую тайную «окраску», существовали у древних народов Азии, Африки, Америки и Австралии;

– они были связаны с тотемными верованиями, но не обязательно уходили в них своими корнями;

– магия стала частью философии и обрядовой стороны таинств как в «симпатической, так и спиритической форме»;

– греки считали, что их особые таинства имеют египетскую основу и для этой веры не нужны археологические доказательства;

– таинства связаны с идеей падения человека. Считалось, что раньше человек обитал на солнце или на небе, но был сброшен оттуда за плохое поведение. Таинства раскрывали путь, следуя которым человек может вернуться к месту своего божественного происхождения;

– миф о народе кич из Страны Нила раскрывает сущность настоящего существования этого верования. Вероятно, оно уходит своими корнями в Древний Египет, но, помимо всего прочего, эта вера выражает инстинктивную идею, живущую в человеке;

– человек предпринимал немало попыток, чтобы при помощи магии получить возможность вернуться к месту своего божественного происхождения. Эти попытки достигли своей кульминации в идее о солнечной ладье либо о корабле-духе, который родился из птицы;

– идея о том, что душа вначале должна преодолеть инфернальные пространства, чтобы появиться на высшем уровне, возникла из-за переплетения ранее существовавших представлений о мифах, о боге-покровителе сельского хозяйства Осирисе, чья история была аллегорически описана через историю растения, выросшего из зерна, проведшего в почве несколько месяцев;

– в Греции расцвет таинств сопровождался зарождением новой философии, носившей характер религиозной революции. Таинства дали толчок появлению всеобщих тенденций в вере. Кроме того, идея о соединении с Богом заняла место очищения через жертвоприношение и привнесла более обнадеживающий взгляд на жизнь после смерти;

– египтяне верили, что солнце – это то место, где происходит постоянное астрологическое действие и противодействие, то есть войны между божественными и злыми силами;

– происхождение египетских таинств, судя по всему, лежит в идее о падении человека и возможности его возвращения в божественные пределы. Постепенно с этой идеей соединилась сельскохозяйственная аллегория о божественных похоронах бога-зерна, что необходимо для перехода души через инфернальные сферы, где он жил часть года.

Что касается места происхождения египетских таинств, а значит, и всех таинств в целом, то я должен признаться, что склоняюсь к теории о том, что они зародились в доисторической Франции и Северной Испании среди кроманьонцев примерно в 16-м тысячелетии до нашей эры (автор имеет в виду мадленскую культуру позднего (верхнего) палеолита, совпадающую по времени с концом последнего, валдайского (вюрмского) оледенения Европы. Ее носители – кроманьонцы, яркие представители европеидной расы. Мадленская культура была распространена и восточнее (откуда, собственно, и двигалась на запад, истребляя населявших Европу неандертальцев) – в Восточной Европе это Мезинская (Черниговская обл.) и Кирилловская (Киев) стоянки, стоянки Елисеевичи (Брянская обл.), Косбёнки (на Дону – важнейшая и древнейшая группа стоянок кроманьонцев), а также на Урале, в Сибири, в Крыму, на Кавказе и др. – Ред.). По-моему, культ быка у кроманьонцев мадленской культуры был прототипом культа критского быка и аналогичного культа в Египте, что подтверждает мою теорию о том, что мистический культ Осириса и быка был завезен в Египет из Испании через северо-запад Африки (основа египетской религии и цивилизации была принесена в Египет скорее другим путем – с севера. – Ред.). Однако, откровенно говоря, мои знания по этому вопросу до сих пор слишком отрывочны, чтобы позволить настаивать на этой версии. Возможно, будет лучше, если мы станем считать, что египетские таинства сформировались в Египте. Ведь так или иначе, но именно в Стране Нила они приобрели не только свой собственный характер, но и дали начало многим другим таинствам.