Текст книги "Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных"
Автор книги: Люси Кук
Жанр: Классическая проза, Классика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Хрди показала, что в мире приматов самцами манипулируют, заставляя их заботиться о детенышах, которые могут быть не от них. Этот недвусмысленный факт явно дискредитирует распространенную теорию о том, что моногамия – лучшая стратегия самки, потому что самцы будут заботиться только о тех детенышах, которые, как они знают, принадлежат им. Эта концепция может быть модной среди эволюционных психологов мужского пола, пишущих популистские бестселлеры в городских офисах, но она не вызывает доверия у антропологов в полевых условиях, которые наблюдают за поведением самок приматов в естественной среде. Как сообщает Хрди, исследования маготов и павианов саванны показали, что либидозные самки используют совокупления, чтобы вовлечь нескольких самцов в сеть возможного отцовства. Это приводит к тому, что они регулярно нянчат, вынашивают или защищают потомство других самцов. Наши предки, возможно, делали то же самое.
«Неконцептивное половое поведение хотя и не увеличивает количество оплодотворений, увеличивает выживаемость детенышей и само по себе является конечной женской репродуктивной стратегией», – говорит Хрди. Она уверена, что эта полиаморная материнская тактика могла бы быть особенно полезна для наших предков-гоминидов, чтобы помогать им выращивать исключительно медленно созревающих младенцев, которые требуют многолетнего ухода, прежде чем достигнут независимости.
Вопрос о том, как трансформировалась женская половая активность за прошедшие 4–5 миллионов лет, остается открытым. Сегодня люди – социально моногамный вид, но то же самое относится и к прекрасному расписному малюру. Биологам-эволюционистам вроде Дэвида М. Бусса может нравиться идея о том, что все женщины в конечном счете стремятся к моногамии, чтобы обеспечить наилучшую заботу о своих детях, но если женщины так естественно склонны к верности, то почему, задается вопросом Хрди, их половая активность в нашей культуре так контролируется? Несмотря на сдерживающие женщин ложные утверждения, запугивание разводом или, что еще хуже, калечащие операции на половых органах, существует почти всеобщее подозрение, что у женщин будут беспорядочные половые связи, если их не контролировать. Альтернативная точка зрения, которую Хрди поддерживает, в том, что сила женской половой активности такова, что патриархальным социальным системам пришлось эволюционировать, чтобы обуздать и ограничить ее. Таким образом, женская верность становится весьма относительным понятием. Чем-то, что не определяется фиксированной гаметной судьбой, какой бы популярной ни была эта парадигма, а зависит только от обстоятельств и предлагаемых вариантов.
Семенники не лгут
Если вам интересно, насколько неразборчива в связях самка того или иного вида, есть пара больших выпуклых физических признаков, которые, как известно, являются надежным показателем. Вес гонад самца (по отношению к весу его тела) обеспечивает общее эмпирическое правило или, возможно, правило семенников, которое раскрывает половые привычки самки.
Возьмем двух обычных британских бабочек. У капустницы есть семенники, которые могут посоперничать с ее аппетитом к домашней капусте (они огромные). Между тем у волоокой бархатницы из семейства Satyridae, названного несколько иронично в честь похотливого лесного греческого бога, по сравнению с капустницей крошечные семенники. Это физическое неравенство отражается в различных стратегиях спаривания самок: капустница полиандрична, а волоокая бархатница нет.
Это явление было впервые задокументировано у приматов австралийским зоологом Роджером Шортом, который заметил удивительную разницу в размере яичек у человекообразных приматов, которая, как ни странно, не соответствует общей массе животного. Горные гориллы слывут тяжеловесами среди человекообразных обезьян – они в три раза больше самца шимпанзе, но их семенники меньше четверти размера таковых у шимпанзе – словно изящная пара клубничин по сравнению с большими грушами.
Все сводится к конкуренции сперматозоидов. Большие семенники быстрее производят сперму, что дает самцу больше шансов либо заполнить репродуктивные пути самки, чтобы там больше не могли откладываться сперматозоиды, либо вытеснить сперму другого самца, которая попала туда раньше. Мышечная масса самца гориллы позволяет ему контролировать доступ к гарему самок, которые остаются ему верны. Самки шимпанзе, с другой стороны, совокупляются 500–1000 раз с большим количеством разных самцов во время каждой беременности. Физическим результатом этого распутства является то, что по отношению к массе тела у шимпанзе яички в десять раз больше, чем у гориллы, так что шимпанзе более конкурентоспособны. Любопытно, что человеческие яички находятся где-то посередине между этими двумя.
Во всем животном мире – от бабочек до летучих мышей – размер семенников оказывается верным показателем верности самок: чем они объемнее, тем активнее и распущеннее самка. Для многих видов вроде лемуров большие гонады – сезонное явление, приуроченное к овуляции самок. Как только потребность в размножении отпадает, они послепенно сдуваются, как воздушные шары на вечеринках, порой даже до крошечной доли их размера в разгар сезона. Если сперма такая дешевая, то зачем эта сезонная корректировка? В конце концов, как сказал Докинз, «для самца слово “избыток” не имеет никакого значения».
«История не была благосклонна к этому заявлению», – иронично заметила Зулейма Тан-Мартинес, почетный профессор биологии Университета Миссури.
Другая сторона уравнения Бейтмана – то, что самцы сверхъестественно «стремятся к любой самке» и их «фертильность редко может быть ограничена выработкой спермы», – тоже подверглась критике. Ряд ученых отметили, что стоимость одного сперматозоида ничтожна по сравнению с яйцеклеткой, однако науке до сих пор не удалось обнаружить самца, который передавал бы только одно такое плавающее чудо за раз. Каждый эякулят содержит миллионы сперматозоидов вместе с коктейлем важнейших биологически активных соединений, неизбежный расход которых увеличивает общий биологический счет,[19]19
Некоторые из белков спермы обеспечивают самку преимуществами, которые будут активно побуждать ее к спариванию со многими самцами. Настоящие кузнечики передают через свою сперму богатые белком «брачные подарки», что является для самки полезной закуской после спаривания, чтобы обеспечить питанием развивающиеся в ней яйца. Известно, что некоторые белки спермы стимулируют выработку яйцеклеток и даже увеличивают продолжительность жизни. Техасские полевые кузнечики – один из многих видов, у которых в сперме содержатся простагландины, повышающие иммунитет самки. Эти простагландины обнаружены в сперме огромного количества видов животных – от насекомых до млекопитающих, что позволяет предположить, что для широкого круга самок наличие большого количества совокуплений с несколькими партнерами на самом деле полезно. Это могло бы объяснить, почему самки тех видов, что неразборчивы в связях, имеют повышенную плодовитость в течение всей жизни по сравнению с теми видами, которые не отличаются подобым поведением.
[Закрыть] так что у млекопитающих самцов совокупная энергетика одного эякулята на самом деле больше, чем у яйцеклетки.
Таким образом, выработка спермы, как правило, ограничена, а «отсутствие спермы» не должно вызывать серьезную озабоченность, поскольку большинству самцов требуется время, чтобы пополнить свои запасы после больших трат. У людей, например, полное восполнение может занять до 156 дней.
Некоторые виды, вроде настоящего лангуста или рыбы-попугая, решают эту проблему истощения в манере Скруджа, корректируя бюджет своего эякулята в соответствии с репродуктивной ценностью самки. Возраст, состояние здоровья, социальное положение или статус самки будут определять, сколько спермы самец готов в нее вложить. Некоторые попросту отказываются от половых домогательств самок. Австралийские палочники, которые весь день жуют листья и притворяются палочками, могут спариваться с новой самкой еженедельно, но им удается настроиться на спаривание только в 30 % случаев. Было замечено, что другие виды, от обыкновенных скворцов до кузнечиков-мормонов, регулярно отказываются от спаривания. Известно, что самцы некоторых видов вроде дупеля могут даже отгонять навязчивых самок.
Возвращение Бейтмана
Все это ставит самцов на место разборчивых самок. На самом деле даже самцы плодовой мушки дрозофилы, с которых можно рисовать плакаты о распущенном образе жизни, были описаны как застенчивые в сравнении с необузданными самками мух, что самым фундаментальным образом подрывает парадигму Бейтмана. Эксперимент был делом рук Патриции Говати, которая хитро проверила теорию анизогамии, используя три вида дрозофил с разным количеством сперматозоидов по отношению к яйцеклеткам. Среди них был один вид, у которого самцы имеют удивительно большие сперматозоиды, превышающие размеры яйцеклетки самки. Будут ли гигантские гаметы сдерживать их половое поведение по сравнению с самцами с обычными крошечными сперматозоидами?
В отличие от Бейтмана, Говати не просто анализировала их брачное поведение на полученном потомстве, поскольку это не раскрыло бы всей половой истории, а только показало бы ее победителей. Вместо этого Говати усердно наблюдала за тем, как трехмиллиметровые мухи играют в свои брачные игры 24/7, для получения более детальной картины.
Было обнаружено, что некоторые самки всех видов были так же активны в стремлении к самцам (или более активны), как самцы в стремлении к самкам, а некоторые самцы были такими же разборчивыми (или более разборчивыми), как и самки, даже несмотря на то, что они отличались своей анизогамией. Все это говорит о том, что размер гамет не имел никакого отношения к их половым стратегиям. «Ярлыки “разборчивые пассивные самки” и “расточительные неразборчивые самцы” не отражали различий внутри и между видами в поведении перед спариванием», – сказала Говати.
Она, конечно, не единственный критик оригинального эксперимента Бейтмана. Тим Биркхед отметил, что самка вида Drosophila melanogaster, используемого Бейтманом, может хранить сперму в течение 3–4 дней. Это уменьшает их потребность в повторном спаривании в течение четырех дней эксперимента. Если бы Бейтман выбрал другой вид плодовой мушки, размышлял Биркхед, который не хранит сперму, генетик мог бы получить совсем другие результаты. Мало того, оказалось, что сперма дрозофилы наполнена анти-афродизиаками, что отражается на поведении самки, вынуждая ее ждать, прежде чем снова начать спариваться; химический пояс верности, который вызывает определенную скромность и искажение результатов у Бейтмана.
Конечная проверка научного эксперимента – это, конечно, его повторение. Повторение экспериментов считается неотъемлемой частью науки. Учитывая «основополагающий характер» оригинальной статьи Бейтмана, Говати сочла важным «удостовериться, что данные Бейтмана надежны, анализы верны, а выводы обоснованны».
Говати взяла на себя смелость повторить тщательно продуманное исследование Бейтмана, используя тот же методологический протокол и тех же мух-мутантов. Это был немалый подвиг: сначала ее команда должна была найти точно такие же штаммы деформированной дрозофилы, а затем выполнить еще более сложную задачу – расшифровать методологию Бейтмана.
«Думаю, я знаю исследование Бейтмана лучше, чем кто-либо другой на земле», – несколько устало сказала она мне по телефону. Старинный документ был «очень труден для понимания, поскольку представлял собой мешанину всего». Говати и ее партнеру по этой детективной работе Тьерри Хоке удалось раскопать оригинальные лабораторные записи Бейтмана в каких-то старых пыльных архивах и повторно проанализировать его исходные данные. Научный ум Говати, подобно лазеру, выявил существенные проблемы, которые указывали на серьезную предвзятость восприятия. Методы Бейтмана «имели недостатки, отклонения, статистическую псевдоповторность и выборочное представление данных». Говати пришла к выводу, что «результаты Бейтмана ненадежны, выводы сомнительны, а наблюдаемые им отклонения аналогичны тем, которые ожидаются и при случайном спаривании».
Короче говоря, Говати сказала, что статья Бейтмана – просто какая-то насмешка.
Бейтман определял самок родителями реже, чем самцов, что, конечно, биологически невозможно, поскольку для появления потомства нужны и те и другие. Он не смог распознать, что унаследование одной из жутких маркерных мутаций от обоих родителей – скажем, обрубки крыльев и безглазая микроголова – может быть смертельным. Когда Говати повторила эти эксперименты, то выяснила, что многие из потомков родителей с двойным уродством «мрут как мухи». Таким образом, эти спаривания остались незамеченными Бейтманом и привели к тому, что он переоценивал испытуемых без партнеров и недооценивал тех, у кого было более одного партнера.
Знаменитое открытие Бейтмана, заключающееся в том, что от беспорядочных половых связей выигрывают только самцы с точки зрения их репродуктивного успеха, на самом деле относилось лишь к двум последним его экспериментам, в которых участвовали неспособные выжить двойные мутанты. Эти (теперь уже сомнительные) результаты были без всякой логической научной причины объединены и выведены в график – знаменитый график Бейтмана, который можно увидеть в миллионах учебников по всему миру. Первые же четыре эксперимента фактически показали, что самки также выигрывают от участия в любовных играх, хотя и в меньшей степени. Говати заметила, что, если бы Бейтман объединил все свои результаты в один график и соответствующим образом проанализировал данные, он мог бы претендовать на первое в истории доказательство преимуществ распущенности самок. Но Бейтман и все после него сосредоточились только на результатах, которые соответствовали предположению Дарвина о неразборчивых в связях самцов и разборчивых самках.
«Бейтман добился результата, который соответствовал его ожиданиям, – сказала мне Говати. – Сейчас он уже умер, и немного нехорошо так говорить про него, но он плохо справился со своей работой».
В то время как некоторые ошибки были скрыты и для их выявления требовались повторные эксперименты, другие, вроде предвзятого объединения результатов, были «настолько очевидны», что Говати не могла понять, почему сотни ученых, цитирующих Бейтмана, также не обратили на них внимания. «Тот факт, что Боб Триверс не распознал это, кажется мне немыслимой ошибкой», – сказала она.
Триверс сделал статью Бейтмана знаменитой, хотя неясно, насколько внимательно гарвардский умник ее прочитал. «Большинство самок не были заинтересованы в совокуплении более одного или двух раз», – писал Триверс о мухах-мутантах. Этого не мог знать даже Бейтман, не имея психической связи с самками дрозофил, поскольку он фактически не наблюдал за их поведением. Бейтман сделал вывод о спаривании, подсчитав получившееся потомство, поэтому его эксперимент показал только то, сколько самцов успешно оплодотворили самок, а не со сколькими самцами самки на самом деле спарились, – ключевое чрезмерное упрощение, которое оказалось везде увековечено. Что еще хуже, когда Тим Биркхед в 2001 году спросил Триверса о том, почему он проигнорировал первый график, который показал, что репродуктивный успех самок выигрывает от многократного спаривания, и сосредоточился только на втором, который показал, что это не так, он беззастенчиво ответил Биркхеду: «Это была чистая предвзятость».
Медленная смерть целомудренной самки
Парадигмы – могущественные штуки, особенно те, которые пропитаны коварными культурными предубеждениями. Их подавляющее влияние может ослепить даже самых прилежных ученых. Они ограничивают наше видение мира и затуманивают свежие перспективы. Слишком долго мировоззрение Бейтмана мешало нам понять не только то, что самки сами домогаются многих партнеров, но и то, что подобное распущенное поведение может принести пользу им и их потомству. Согласно принципам Бейтмана, в любовных танцах самки всегда ведомы самцами и поэтому не заслуживают изучения. Однако невозможно понять, что делает один пол, не принимая во внимание другой. Отрицание различий в репродуктивном успехе самок означало, что мы неправильно понимали стратегии не только самок, но и самцов.
По словам Зулеймы Тан-Мартинес, многие ученые продолжают подвергать сомнению или игнорировать собственные выводы, потому что их результаты не согласуются с Бейтманом. «Это не новость, что некоторые рецензенты и редакторы журналов отвергают статьи, в которых сообщается об увеличении репродуктивного успеха самок в зависимости от количества партнеров, потому что “Бейтман в 1948 году показал, что такие результаты невозможны”».
Говати и ее коллега Малин А-Кинг раскопали десятки эмпирических исследований, которые демонстрируют неразборчивость самок или разборчивость самцов. Авторы этих исследований попросту не смогли добиться их публикации. «Это весьма любопытно, – сказала Говати, – поскольку говорит о том, что люди боятся».
«Доминирующая» природа самцов затрудняет смену парадигм. Даже тем, что, по сути, представляет собой карточный домик, требуется время, чтобы рухнуть. Тот факт, что парадигма Бейтмана не подтверждается данными самого же Бейтмана с эмпирической точки зрения, может показаться окончательным провалом. График Бейтмана не только не может предсказать, что происходит у людей, он даже не может предсказать, что происходит у львов, гульманов или (благодаря тщательному анализу Говати) дрозофил, самого предмета его изучения. Хотя есть некоторые виды, которым график Бейтмана и правда подходит, в настоящее время существуют десятки экспериментальных исследований широкого круга животных – от сусликов до гадюк, которые демонстрируют, что самки и правда повышают свою репродуктивную пригодность за счет беспорядочного спаривания.
Для Говати и других это означает, что принцип Бейтмана следует рассматривать как гипотезу, а не как факт, и преподавать ее как таковую. Но другие цепляются за те немногие виды, которые подходят под предсказания Бейтмана, и утверждают, что «эволюционировавшие половые роли в конечном счете основаны на анизогамии». «Люди верят в теорию анизогамии, как будто она была ниспослана свыше, – сказала мне явно раздраженная Говати. – Нас всех вели по какому-то примитивному пути, в который мы верили, не особо задумываясь о том, что же, черт возьми, на самом деле происходит. Должно быть, у сильных мира сего есть что-то, что зависит от этих глубоких различий между самцами и самками. Думаю, теория анизогамии каким-то образом усиливает женоненавистничество во всем мире».
Дебаты вокруг работы Бейтмана, безусловно, приобрели политический характер. Парадигма, основанная на викторианском шовинизме, была свергнута учеными-феминистками. Но слово на букву «ф» имеет противоречивый эффект, и настолько сильный, что может подорвать серьезные научные исследования. Говати считает, что ее открытая политика помешала широкому прочтению ее научных работ, особенно теми, кому действительно следует их читать. Когда несколько лет назад Анжела Сайни брала у Триверса интервью для ее книги «Нижестоящая», в которой говорится о распространенности сексизма в науке, он заявил, что не читал «статью Говати о Боге и Иисусе». Сегодня в Оксфордском университете, где по-прежнему преподают парадигму Бейтмана, критические исследования Говати не входят в список чтения, поскольку считаются «обусловленными политическими интересами».
«Эмпирически настроенные биологи слышат страшное слово на букву “ф” и предполагают, что оно должно означать “идеологически мотивированное”, – сказала мне Сара Блаффер Хрди. – Что они, естественно, упускают из виду, так это то, насколько маскулинными были многие из их собственных предположений и насколько андроцентричными были теоретические основы их собственного дарвиновского мировоззрения».
Неужели Бейтман во всем ошибался? Может, и нет. Анизогамия, возможно, изменила эволюционные игры у определенных видов, но это не объясняет всего, что происходит с половыми ролями. Гаметы, различающиеся по размеру, являются лишь одним из многих факторов, влияющих на затраты и выгоды различных стратегий. Бейтман рассматривал половые роли как фиксированные: разборчивые и пассивные самки и неразборчивые и агрессивные самцы. Но картина, которая сейчас вырисовывается, такова, что половые роли не только более изменчивы, но и более гибки и подвижны, чем считалось ранее. Социальные, экологические и климатические факторы и даже случайные события – все это способно формировать природу этих ролей. Например, у многих видов сверчков доступность пищи может привести к смене половых ролей на всю жизнь, делая привередливых самок конкурентоспособными и заставляя расточительных самцов быть разборчивыми, если продовольствия мало.
Во всем животном мире самки устроили побег из поместья Playboy [20]20
Вероятно, имеется в виду легендарный особняк в Лос-Анжелесе, в котором на протяжении полувека жил основатель культового журнала Playboy Хью Хефнер и устраивались закрытые вечеринки. – Прим. пер.
[Закрыть] и ведут раскрепощенную жизнь на благо себе и своему потомству, не испытывая при этом никакого стыда. Половые стереотипы Дарвина, возможно, были психологически идеальны для поколений ученых-мужчин, но сегодня они свергнуты армией самоуверенных самок соловьев, гульманов и дрозофил, а также интеллектуально уверенных самок, которые их изучают.
Самки всех видов выходят из тени, отбрасываемой жесткой парадигмой Бейтмана, и раскрывают множество половых стратегий, которые расширяют, а не ограничивают дарвиновскую концепцию полового отбора. В следующей главе мы встретимся с некоторыми ненасытными самками, чьи половые аппетиты убили всю романтику в совокуплениях и показали, что в основе отношений часто лежит не сотрудничество, а конфликт.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?