Текст книги "Невербальная коммуникация"

В своем заявлении гр. Г. называет этот коллаж «хулиганской выходкой, организованной группой лиц, с использованием служебного положения и средства массовой коммуникации». Действительно, данный материал – продукт коллективного творчества. Но если следовать логике заявителя, не рисунок иллюстрирует публикацию, а статья маскирует, вуалирует истинный смысл сопровождаемого статью коллажа, а именно – осквернение памятника народным героям и, тем самым, нанесение урона национальным чувствам читателям газеты. Такой подход представляется надуманным и противоречит здравому смыслу. Подводя итог анализу материала, опубликованного в муниципальной газете, еще раз подчеркнем: в нем не содержится признаков, характеризующих возбуждение национальной вражды.

Из приведенных выше примеров, казалось бы, достаточно очевидно вытекает, что иллюстрации (фото, рисунки, коллажи и т. д.) газетных публикаций сами по себе практически не могут содержать законодательно закрепленных нарушений и/или такие нарушения недоказуемы. Однако надо признать, что на практике все-таки встречаются случаи, когда невербальные компоненты, включенные в текст (или ему сопутствующие), не выглядят «безобидной шалостью» журналистов. Так, главный редактор газеты «Самарская дума» В. Еремеев решением суда был наказан годом исправительных работ за публикацию оскорбительного коллажа с изображением высокопоставленных персон.

Весной 2004 г. в газете, вышедшей в канун выборов депутатов Самарской городской Думы вполне в духе «черного» пиара, был опубликован коллаж с подписью «Последние часы в ставке Лиманского». Сюжет иллюстрации повторял известную картину Кукрыниксов «Конец. Последние часы в ставке Гитлера». На коллаже в форме высших нацистских офицеров были изображены мэр города Г. Лиманский, глава администрации Н. Колесников и экс-председатель городского избиркома С. Никологорский. Они посчитали себя оскорбленными такой публикацией, обратились с иском в суд и потребовали привлечь редактора газеты к ответственности за оскорбление должностного лица в соответствии со ст. 319 УК РФ. Мировой судья не внял доводам редактора, оправдывавшегося тем, что «взял коллаж с изображением чиновников из другой газеты и потому не может нести ответственность за публикацию», и приговорил В. Еремеева к году исправительных работ и перечислению 20% дохода за это время в городской бюджет. Адвокат мэрии, удовлетворенный результатом, посчитал, что этим процессом наконец-то создан прецедент уголовной ответственности журналистов за недобросовестные публикации. А среди журналистского сообщества области такой приговор суда вызвал недоумение, поскольку подобные процессы для СМИ обычно заканчивались лишь частичным опровержением тех или иных растиражированных сведений и небольшим материальным возмещением за оскорбление чести и достоинства[142]142
  По данным Центра экстремальной журналистики, опубликованным на сайте www.cjes.ru


[Закрыть].

Но больше всего сложностей с восприятием и негативной оценкой, а на основании чего и претензий к печатным изданиям возникает по поводу публикации рисованных иллюстраций, в первую очередь карикатур и шаржей. В самом общем виде карикатура – это юмористическое изображение, в котором создается специфический комический эффект за счет соединения реального и фантастического, преувеличения и заострения характерных черт, неожиданными сопоставлениями и уподоблениями. Карикатура – основная изобразительная форма сатиры – часто обладает выраженной социально-критической направленностью, подвергающей осмеянию какие-либо социальные, общественно-политические, бытовые явления, ситуации, реальных лиц или характерные типы людей. Шарж – это изображение (обычно портрет), в котором с соблюдением сходства карикатурно изменены и подчеркнуты характерные черты конкретного человека[143]143
  См.: Советский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 555 и 1523.


[Закрыть].

Сегодня к таким «картинкам», чтобы развлечь читателя, прибегают практически все отечественные печатные издания. Соответственно, случаются и конфликтные ситуации. Так, еще в середине 90-х годов общественный резонанс получил факт «двойного», с интервалом в несколько месяцев, обращения Амангельды Тулеева в Судебную палату по информационным спорам при Президенте РФ по поводу сначала текста публикации «Волк и „Красная шапочка“» в газете «Московский комсомолец» клеветнической, по мнению заявителя, а позднее и сопровождавшей статью «оскорбительной» карикатуры в свой адрес. Хотя в этом случае претензии Тулеева по большей части касались подписи (вербального компонента), сопровождающей рисунок: из уст персонажа, отдаленно его напоминающего, выходила фраза «Вот такой я, Обман-гельды». Судебная палата в своем экспертном заключении отметила, что иллюстрация к указанной публикации «может быть предметом правового анализа, причем обязательно „в совокупности с заголовком и текстом статьи“», а также посчитала, что «некорректное искажение имени заявителя может быть обидным и оскорбительным для него». В то же время Судебная палата уклонилась от решения вопроса об идентификации лица, изображенного на рисунке, посчитав, что это не входит в ее компетенцию[144]144
  Подробнее см.: Информационные споры: как в них победить? Решения и экспертные заключения Судебной палаты по информационным спорам при Президенте РФ/Отв. ред. А. К. Симонов. М., 2002. С. 190.


[Закрыть].

В другом случае, гражданское дело по иску губернатора Приморского края Е. Наздратенко оказалось более результативным. В конце 90-х годов газета «Приморье» опубликовала чрезвычайно острое интервью с бывшим следователем Т. Гдляном о криминальной ситуации в крае. Но в поданном иске суть статьи даже не упоминалась, фактически иск был подан только против сопровождающего ее шаржа: Наздратенко, у ног которого вьется черная кошка, сидит в кресле и читает книгу «Крестный отец». Требования губернатора были просты, он просил суд признать, что «шарж выполнен на низком художественном уровне», и требовал взыскать с газеты в счет компенсации морального вреда, причиненного ему публикацией шаржа, 300 тыс. рублей.

Юристы независимого Центра «Право и СМИ», поместившие информации об этом случае на своем сайте www.medialaw.ru, высказали свое удивление самим фактом принятия судом этого дела к производству, а также последовавшим решением: «несмотря на то, что разрешение вопроса о мастерстве художника находится вне компетенции любого суда, суд признал, что действительно „шарж выполнен на низком художественном уровне“». На основании этого суд посчитал, что «публикацией данного шаржа затрагивается и унижается честь и достоинство истца, поскольку любой средний житель, увидев изображение Е. Наздратенко, предположит, что он является „крестным отцом“». Суд постановил, что газета должна выплатить истцу в качестве компенсации морального вреда 10 тыс. рублей, правда, это значительно ниже начальной суммы иска.

Аналитики Центра, акцентируя внимание на противоречивости судебной практики по делам о карикатурах, считают, что СМИ, их публикующие, нередко попадают в юридическую ловушку: некоторые судьи считают, что обязанность редакции доказывать в суде соответствие действительности сведений, изложенных в публикации, распространяется и на иллюстрирующие ее рисунки. СМИ такие дела чаще всего проигрывают. Однако часть судей отказывает в возбуждении дел о карикатурах либо отклоняют предъявляемые по ним исковые требования. Основанием для этого является то, что к рисункам и коллажам не должны предъявляться требования документальности и соответствия действительности, как к иллюстрируемым ими сведениям, изложенным в публикации. По мнению Центра «Право и СМИ», ст. 152 ГК РФ, устанавливающая, что «гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь и достоинство сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности», не должна применяться к шаржам, коллажам и карикатурам. Во-первых, их нельзя признать «сведениями», поскольку в них не содержатся сообщения о каком-либо событии или явлении. Во-вторых, изначально ясно, что, например, карикатура – это совсем не обязательно воспроизведение подлинной жизненной ситуации. И никто не может быть введен в заблуждение относительно того, что изображенное на ней действительно имело место в реальности. Наконец, в-третьих, – это художественное произведение, созданное фантазией автора, и доказать соответствие плода фантазии действительности часто в принципе невозможно.

Кроме проблемы «достоверности» содержащихся в карикатурах прямых или скрытых намеков на тот или иной порок изображенной персоны, есть и еще одна, пожалуй, главная – в использовании таких рисунков: их юмористичность. Или то, что некоторые называют осмеянием, подразумевая тем самым их подчас язвительный и даже оскорбительный замысел, наносящий таким образом моральный урон, причем не только изображенному лицу, но и любому другому человеку, по мнению которого его чувства оказались задеты. Казалось бы, специалисты давно определили, что критика не есть оскорбление, а юмор (комическое, ироническое и т. п.) не может быть предметом судебного разбирательства, так как связан с восприятием. Одно и то же, например, иронические сообщения разные люди воспринимают по-разному: одни как положительную, добрую иронию, другие – как отрицательную, злую, а третьи – вообще не воспринимают ироническую окраску[145]145
  Некоторые термины и понятия для лингвистических экспертиз // Памятка по вопросам назначения судебной лингвистической экспертизы. М., 2004. С. 26.


[Закрыть].

История развития цивилизации и становления европейской культуры характеризуется во многом как зародившаяся еще в античности тенденция преодолевать «трагичность бытия», серьезность его восприятия именно через юмористическое, ироничное отношение к той или иной действительности, в некоторых случаях опасной и достаточно суровой для человека. Например, игра, как один из механизмов осуществления ироничного, выступает такой формой отношения к миру, которая позволяет избежать абсолютизации только одной из версий возможного опыта и задает реальное пространство свободы. Только человек, способный на юмор, осознает относительность своего языка, сознания, культуры и потому открыт для коммуникации в другом языке и в другой культуре, что только и дает социуму надежду на преодоление жестокости и прорыва к подлинной культуре. В целом, применительно к концу второго тысячелетия, такой подход является знаменем времени. А по мнению известного философа Х. Ортеги-и-Гассета, представляется сомнительным, чтобы современного молодого человека может заинтересовать текст, стихотворение, мазок кисти или звук, которые не несут в себе иронической рефлексии[146]146
  См.: Ирония. Постмодернизм. Энциклопедия. Минск, 2001. Интернет-версия.


[Закрыть].

Но, как показывает практика, люди продолжают считать себя уязвленными некоторыми карикатурными изображениями, приписывая им умышленный оскорбительный характер, и требуют в судебном порядке наказать поместившие их издания. Более того, игнорируя многовековую традицию юмора и сатиры как приемлемой формы общественной критики, многие считают, что именно оскорбительное содержание карикатур их непременный атрибут (а значит, и главная цель). На основе чего проводятся даже специальные исследования по оценке степени оскорбительности тех или иных карикатур и делаются выводы о необходимости учета такой специфики их восприятия (которая, как выясняется, значительно варьирует у людей разных социальных категорий) при оценке степени морального вреда, нанесенного публикацией отдельных карикатур[147]147
  См.: Будякова Т.П. Психологическая оценка оскорбления личности средствами карикатуры // Психологический журнал, 2003. Том 24, № 5. С. 110–118.


[Закрыть]. Поэтому остановимся на этой проблеме карикатур более подробно.

Очевидно, что карикатуры (это следует из самого их определения) апеллируют к чувству юмора их воспринимающих. В обычном словоупотреблении так называют способность человека подмечать в явлениях комические стороны, эмоционально на них откликаясь. Чувство юмора неразрывно связано с умением обнаруживать противоречия в окружающей действительности, например, замечать, а иногда и утрировать сочетание положительных и отрицательных черт в каком-либо человеке, кажущуюся значительность, самомнение кого-либо и не соответствующее этому поведение и т. д. Судить о наличии чувства юмора как раз и можно по тому, как человек воспринимает шутки, анекдоты, карикатуры, улавливает ли он комизм ситуации, способен ли смеяться не только над другими, но и над собой, если становится объектом шутки или попадает в комичную ситуацию[148]148
  Психология. Словарь/Под общ. ред. A. B. Петровского, М. Г. Ярошевского. М., 1990. С. 447.


[Закрыть].

Отсутствие чувства юмора или слабая его выраженность свидетельствуют как о сниженном эмоциональном уровне, так и о недостаточном интеллектуальном развитии человека, и непременно является атрибутом так называемой авторитарной личности. Так называют (Т. Адорно) тип личности, характеризуемой нетерпимым отношением к неопределенности, чрезмерной почтительностью к власти и авторитету, а также враждебностью к любым людям и группам, потенциально нарушающим существующий порядок[149]149
  См.: Крысько В. Г. Социальная психология: словарь-справочник. М., 2001. С. 5.


[Закрыть]. Личности с ярко выраженной авторитарностью присуща зависимость от суждений и мнений значимых людей, «внутренняя несвобода» и тем самым некоторая «антидемократичность», неприемлемость признания свободы на собственное мнение у других людей, особенно если это идет вразрез с устоявшимся, традиционным и понятным представлением, а собственная подавленная враждебность переносится на них.

Отметим, что еще мыслители древности определяли, что не существует комического вне человеческого, а потому умение смеяться это то главное качество, что отличает человека от животного мира. Классик отечественной психологии С. Л. Рубинштейн считал чувство юмора обобщенным, мировоззренческим чувством, аналогичным по уровню обобщенности отвлеченному мышлению, поднимающимся над обычными, предметными чувствами – любовью или ненавистью к определенному лицу, возмущением каким-либо событием или поступком. При этом в юморе, по его мнению, за смешным, за вызывающим смех недостатками чувствуется что-то положительное, привлекательное. А вот когда отрицательные стороны объекта юмора начинают перевешивать положительные, включаются трагические нотки, боль и горечь. Таким, в частности, был юмор Гоголя, который сам характеризовал его как видимый миру смех сквозь невидимые слезы. Ирония в отличие от юмора противопоставляет положительное отрицательному, идеал – действительности, возвышенное – смешному и т. д. А в целом ирония разит несовершенство мира с позиции возвышающегося над ним идеала[150]150
  См.: Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1946. С. 490–498.


[Закрыть].

Другой известный философ и психолог А. Бергсон утверждал, что мы смеемся не над человеком, а над присущим ему пороком. «Порок, делающий нас смешными, приходит к нам извне, как совершенно готовая рамка, в которую мы и помещаемся. Он навязывает нам свою косность, вместо того, чтобы воспринять нашу гибкость. Мы не усложняем его, напротив, он упрощает нас»[151]151
  Цит. по: Бергсон А. Смех // Психология эмоций. Тексты/Под ред. В. К. Вилюнаса, Ю. Б. Гиппенрейтер. М., 1984. С. 187.


[Закрыть]. Именно к этой ситуации и относится сентенция: «Смеясь, человечество расстается со своими недостатками». А. Бергсон считает, наличие у людей таких пороков, нежелание им противостоять и стремиться к совершенству угрожают обществу и должно вызывать всеобщее неодобрение. При этом общество не может пустить здесь в ход материальное или какое-либо другое принуждение. «Общество стоит перед чем-то, его беспокоящим, но это лишь симптом, едва ли даже угроза – только жест. Следовательно, и ответить на это оно сможет простым жестом. Смех и должен быть чем-то в этом роде – видом общественного жеста Смех не относится к области чистой эстетики, потому что он преследует (бессознательно и во многих случаях нарушая требования морали) полезную цель общего совершенствования»[152]152
  Бергсон А. Указ. соч. С. 191.


[Закрыть].

Таковы в общем виде цель и смысл карикатуры как жанра изобразительного искусства и как средства иллюстрирования газетного материала, какой бы остросоциальной и даже кажущейся оскорбительной она ни была. Но очевидно, что если человек не уловил комического в рисунке, не понял «высокого» замысла художника, то чаще всего его откликом будут простые, можно даже сказать примитивные негативные эмоции: «Кто-то позволяет себе смеяться над тем, что я считаю святым, незыблемым». То есть он испытывает недовольство, раздражение, гнев, ненависть (в зависимости от интенсивности, модальности переживаний) – чувствует себя уязвленным и оскорбленным сатирическим изображением, подчас даже больше, чем аналогичными по смыслу словами.

Но это не означает ничего иного, кроме того, что человек испытывает негативные эмоции, которые являются важнейшим регулятором своего собственного (а не чужого) поведения и процессов познания. Известно, что некоторые ситуативные эмоции, такие, как возмущение, обида, ревность и т. п., способны «навязать» человеку определенные поступки, причем даже когда они для него нежелательны[153]153
  См.: Вилюнас В. К. Психология эмоциональных явлений. М., 1976. С. 124.


[Закрыть]. Часто сильные эмоции даже подавляют способность человека рационально размышлять и «позволяют» переносить ответственность за такое возбужденное собственное состояние на внешний раздражитель (автора или публикатора карикатуры, например), приписывая ему вину, специальный умысел, желание побольнее уязвить, обидеть, оскорбить и т. д.

Согласно общепринятым воззрениям сильная эмоция возникает при конфликте осознаваемых и неосознаваемых действий человека. Характерно, что чаще всего не осознаются или вытесняются из сознания те поступки и действия, которые являются социально неодобряемыми либо даже порочными, греховными с точки зрения общепринятой морали – человек «не хочет» замечать в себе плохое, негативное (невротизированная личность). Когда же кто-то публично указал на такие поступки либо соответствующие черты такой личности, особенности характера, то, поскольку человек их у себя не «замечает», не фиксирует, чаще всего он расценивает это как навет, оскорбление и даже преследование завистливыми или недоброжелательными противниками. Однако же возникшее эмоциональное переживание в некоторых случаях как раз и указывает на наличие «внутреннего рассогласования» – причина недовольства, раздражения заключается внутри, а не вовне человека.

Но не только невротическая личность «боится» юмора, не менее опасается насмешек, иронии авторитарная личность – «привычный мир» рушится, когда кто-то ставит под сомнение, осмеивает устоявшуюся систему стереотипизированных представлений и поведение признанных авторитетов. Но более всего уязвим для публичного юмора порок. Порочный человек подчас испытывает настоящую ярость, когда «тайное стало явным». Обладая определенными пороками или хотя бы недостатками, он обвиняет в их обнародовании и осмеянии не себя, а тех, кто сделал их достоянием общественности, совсем как герой Гоголя: «Ненавижу бумагомарателей!», и они должны быть наказаны.

Однако рассмотрим не только проблему восприятия карикатур, но сам процесс и суть их создания, производства.

Кроме обычных целей этих юмористических изображений: привлечение внимания читателей, смысловая разгрузка насыщенных вербальных сообщений, развлечение, а также выраженные в приемлемой форме сатира и социальная критика или индивидуальный упрек какой-либо публичной персоне либо типажу, есть и другие, не менее важные. Основной причиной, по которой художники прибегают к такой форме отображения действительности, является их потенциальная возможность быть средством сублимации.

Сублимация (от лат. sublimare – возносить) – в терминах психоанализа один из механизмов психологической защиты, снимающий напряжение в ситуации конфликта путем трансформации инстинктивных форм психики в более приемлемые для индивида и общества. Частным случаем сублимации является переключение внутренней энергии индивида на процесс творчества, а также шутки, проявления остроумия и подобных действий, мгновенно вызывающих разрядку напряжения в форме санкционированной обществом. Термин широко используется вне психоаналитической трактовки и обозначает переключение активности человека на более высокий, смысловой уровень[154]154
  См.: Психология. Словарь/Под общ. ред. A. B. Петровского, М. Г. Ярошевского. М., 1990. С. 388.


[Закрыть].

Современная жизнь, особенно в местах большего, мультикультурного скопления людей, например, в крупных городах, такова, что обычный человек испытывает огромное нервное напряжение, обусловленное самыми разными причинами. И соответственно, переживает немало разнообразных страхов, как вызванных реальными опасностями, так и совершенно, казалось бы, беспочвенных. К этому добавляются порой достаточно острые социально-политические события, межличностные и особенно межгрупповые конфликты, принимающие подчас острые деструктивные и разрушительные формы. Например, после захвата заложников в театре «Норд-Ост» многие люди стали бояться посещать места массовых зрелищ и развлечений; после взрыва в метро – пользоваться этим общественным транспортом; после трагедии в Беслане – отпускать своих детей в школы и т. д. Без должной надежды на охрану своей безопасности со стороны государства и защиту спецслужб, подчас единственной, по крайней мере, психологической защитой, становится рискованное поведение с игнорированием опасности и ироническое отношение к такой реальности повседневной угрозы.

Собственно, появление разного рода карикатур в печатных, даже официальных изданиях (подчеркнем, в допустимых корректных формах) наряду с вполне естественной социальной критикой таких событий, как раз и является способом и возможностью социальной сублимации, разрядкой напряженности, вызванной этими тревожными событиями. Сублимация нервного напряжения, избавления от негативных эмоций, переключения вызванных ими энергетических импульсов в позитивное русло и помогает человеку в таких ситуациях. Не случайно так широко распространено устное народное творчество в виде бытования различных анекдотов (порой достаточно неприличных, неполиткорректных и даже циничных). Фольклорный устный юмор в таких случаях «освобождает человека от своеобразного внутреннего цензора, от тысячелетиями воспитанного в человеке страха перед священным, перед авторитарными запретами, перед прошлым, перед властью и перед смертью Народный смех никогда не удавалось сделать официальным. Он всегда оставался оружием в руках самого народа»[155]155
  Бахтин М. М. Творчество Ф. Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. С. 107–108.


[Закрыть].

Фотографии или видеосъемка трагедийных событий, физических и моральных страданий людей, например, вследствие терактов или стихийных бедствий, изображения убитых и покалеченных людей часто травмируют психику. В то время как рисованные картинки, с их возможностями абстрагирования и отвлеченности, могут, в принципе, изобразить что угодно без таких негативных последствий. В этом и проявляется реализация их защитной для психики человека функции. Конечно, использование элемента комичности (как граничащее с цинизмом), как правило, в таких случаях не приветствуется, но иногда и это возможно, поскольку позволяет снять остроту переживаний. Собственно, как давно известно, трагическое и комическое в жизни очень часто «идут рядом», тесно переплетаются. Например, факт попадания забитых нерадивыми строителями свай в проходящий поезд метро (если абстрагироваться от реальных переживаний людей, в нем находящихся, которым было явно не до смеха, но в целом юмор помогает и им справится с последствиями пережитой стрессовой ситуации) – недавний факт российской действительности – сам по себе содержит элемент комичности и является отличным поводом для социальной сатиры, в т. ч. и довольно язвительных карикатур в адрес соответствующих бытовых и строительных служб города.

При этом, отметим важную деталь, карикатурным рисунком изображая то или иное событие, даже негативное или трагическое, художник оперирует не реальными событиями и фактами, а их образами, своеобразными «отпечатками», отражениями в индивидуальном и массовом сознании, сформировавшимися по законам социального восприятия, которые никогда не тождественны реальности. Он, отображая их на бумаге, подчас специально утрируя, сгущая краски, доводя до абсурда, фантасмагории и некоторые из них высмеивая, тем самым разряжает социальное напряжение. Например, в духе развитых демократических сообществ известная сатирическая телепрограмма «Куклы», закрытая в итоге по требованию «возмущенной» общественности, иронизировала, подчас довольно остро и жестко, не над представителями власти и другими публичными персонами, как многие считали, а над распространенными массовыми представлениями о них, искаженными обыденными предрассудками («идолами» в терминах философа Ф. Бэкона). Хотя, справедливости ради, нужно отметить, что «путь» этот довольно скользкий, а чувство меры и уместности изображения, обыгрывания реальных событий зачастую может отказать их авторам.

Все выше сказанное обязательно должно учитываться при экспертном анализе и принятии судебных решений по поводу правовых конфликтов, так или иначе связанных с публикацией различных карикатур. Конечно, регулировать степень оскорбительности тех или иных карикатур желательно, особенно это, вероятнее всего, касается ситуаций необоснованной дискредитации публичных персон в духе «черного» пиара и неподобающего изображения разных социальных событий, но менее всего это уместно делать уголовным преследованием.

Практика необоснованного уголовного преследования издателей и художников за включение в текст публикаций «обидных» (спорных) невербальных коммуникативных средств должна быть сведена к минимуму. Чаще всего ненадлежащее использование таких компонентов публикаций можно квалифицировать как нарушение профессиональных и морально-этических норм, которые, однако, регулируются не правом, а входят в сферу компетенции профессиональных и общественных объединений работников СМИ. В тех же случаях, когда невербальные компоненты коммуникации все же становятся предметом судебных разбирательств, необходимо обращаться к экспертам (лингвистам, психологам, искусствоведам), что, например, уже прочно вошло в обиход при разборе дел о злоупотреблениях свободой слова.