Текст книги "Невербальная коммуникация"

Многие произведения актуального искусства сложны для восприятия обычного человека, особенно того, который привык считать искусством в основном классические или реалистические картины: натюрморты, пейзажи, портреты, сцены событий и т. п. Те же работы, где отсутствуют понятные сюжеты, а порой даже какие-либо узнаваемые предметы, вызывают у людей недоумение и озабоченность вопросом: «Что же автор хотел этим сказать?». Так уж устроен человек: всему должно быть найдено объяснение. Каждый в силу своих знаний и навыков по-своему пытается проинтерпретировать то или иное произведение искусства. Понятно, что смысловой разброс «объяснений непонятного» может быть очень широким. Авторы «беспредметных» картин именно на такой «отклик» зрителя и рассчитывают. При этом они активно протестуют против совсем уж одиозных трактовок, а также против того, когда один человек, интерпретируя работу по-своему, пытается навязать эту точку зрения другим, считая, что только его «видение» единственно возможно.

Именно в качестве такого протеста художника против предвзятого толкования своих работ и работ коллег по цеху надо воспринимать экспонат А. Тер-Оганяна (картина из черных крестиков и зеленых точек с подписью: «Это произведение направлено на разжигание религиозной вражды»). Конечно, в этой беспредметной картине нет никакого политического экстремизма, а подпись под ней, какой бы шокирующей и пугающей для обывателя она ни была, ни в коей мере нельзя воспринимать буквально. Это всего лишь тот же самый прием «художественной иронии», о котором упоминалось выше. Автор откровенно и даже в некотором смысле издевательски провокационно иронизирует по поводу любителей публично трактовать картины художников, видеть в них различного рода угрозы, призывы, посягательства, «пощечины вкусу и обществу» и т. д. Художники, как никто другой, хорошо знают психологический закон – большинство людей «видит не то, что видит, а то, что хочет или чего боится». Таким образом, подводя итог анализу отдельных экспонатов выставки «Арт-Москва» на предмет их смысловой направленности, отметим. В них не выявлены признаки, побуждающие к действиям против какой-либо религии или отдельных лиц, как ее представителей.

Конечно, с учетом всего контекста анализируемых работ психологически нельзя не понять возмущение верующих людей, случайно или намеренно оказавшихся на выставке «Арт-Москва»: ряд работ так или иначе касаются религиозной тематики и перемежаются при этом работами эротического характера, порой на грани общественно приемлемого понимания. Такому зрителю кажется, и нельзя сказать, что полностью безосновательно: над ним и его ценностями не просто иронизируют, смеются, а откровенно глумятся, оскорбляют все для него святое. Такой зритель переполняется чувствами раздражения, агрессии и даже злобы, враждебности к этим художникам и организаторам выставки. И более того, если он не владеет навыками самообладания, рефлексии и толерантности, то в полном соответствии с законами психологии осуществляет проекцию своих эмоциональных переживаний на оппонентов, т. е. приписывает им (проецирует на них) свои собственные враждебные импульсы. Такова зачастую скрытая подоплека большинства обвинений художников в разжигании социальной, религиозной и какой-либо иной вражды. Отметим, что любой другой зритель, не испытывающий аналогичных эмоций, посмотрев эту выставку (хотя не исключено и вполне возможно, что многие экспонаты ему не понравятся), не будет испытывать выраженного чувства вражды ни к кому из оппонентов «художники – верующие». Соответственно, как было показано выше, в отдельных экспонатах выставки отсутствуют признаки разжигания религиозной вражды. Вопрос возникает о смысле выставки в целом.

В этой связи необходимо в первую очередь обратить внимание на ее название: «Территория искусства. Без цензуры. Людям с повышенной чувствительностью не рекомендуется». Эти слова, бесспорно, являются предупреждением и необходимым ограничением для искаженного восприятия экспонатов и обвинений в разжигании какой-либо вражды. Этим текстом организаторы как бы говорят: «Мы здесь на своей территории (как известно, „в чужой монастырь со своим уставом не ходят“), но она остается прозрачной, открытой для посещений других людей, которые, возможно, не понимают и не разделяют наших взглядов, но мы готовы к конструктивной дискуссии». Название выставки сообщает посетителям, что здесь место, где собираются творческие люди – единомышленники (правильнее даже инакомыслящие) для обмена мнениями, художественными инициативами, т. е. это место концентрации культурного диалога, причем и на вполне конкретную тематику: взаимоотношения религии и светского общества. Конечно, что происходило на этой «территории искусства» оценить в полной мере не представляется возможным, хотя именно это и является тем самым контекстом, без которого трудно анализировать отдельные экспонаты. В свою очередь, сами эти экспонаты являются художественным «фоном» для подобного культурологического диалога. Таким образом, с учетом сказанного проведенная выставка «Арт-Москва» и в целом не имеет признаков разжигания религиозной вражды.

Дополнительно, в качестве важного комментария отметим, для более глубинного анализа необходимо принимать во внимание и то, что называется социальным контекстом того или иного события социокультурной жизни страны (фактором детерминации художественного дискурса). Организаторы и участники этой выставки, безусловно, в курсе известных событий вокруг выставки «Осторожно – религия!» и решения суда над ее организаторами. Кроме того, они знают и об угрозах со стороны некоторых агрессивно настроенных верующих в отношении художников, которые там выставлялись. Соответственно, можно полагать, что сама эта выставка «Арт-Москва», так же как и выставка «Россия-2», задумывались, с одной стороны, как определенная поддержка организаторов выставки «Осторожно – религия!», а с другой – вероятно, в качестве своеобразного «художественного жеста», протестующего против каких-либо ограничений свободы творчества.

Отметим, что проблема социальных (даже не правовых) ограничений и ответственности художника перед обществом стара как мир. Акцентируется это здесь лишь для того, чтобы показать тот социальный контекст, который многое проясняет в самой выставке, а также ту иронию, как минимум, которую демонстрируют художники в своих работах «на заданную тему». Искусство, как уже отмечалось, бросает вызов самому себе и окружающим начиная с ренессанса. Оно нарушало и собственные каноны, и социальные и религиозные табу. Но лишь в XIX в. способность будоражить умы и порождать скандалы была осознана как едва ли не главная функция современного искусства. История прошлого столетия вся прошла под знаком борьбы художников с цензурой за свободу самовыражения. Хотя быстро выяснилось: практически все табу разрушены, а самые дерзкие вызовы натыкаются на равнодушие. Художники-бунтари стали пускаться в рискованные авантюры, вполне отдавая отчет, что самые стойкие запреты – религиозные. Но даже «Piss Christ» А. Серрано не смог спровоцировать публику на настоящий скандал. А одна католическая монашка даже признала: «Серрано верно показал, что мы, мерзавцы, сделали со Спасителем в наш безбожный век». Получилось, что вызов бросать больше некому[198]198
  См.: Фаликов Б. Взаимовыгодная истерика. Интернет-версия: http: gazeta.ru/comments/2007/04/02


[Закрыть].

Но новейшая история отмечает значительное увеличение числа людей, обращающихся к Богу, религии. Основные причины: рост событий, имеющих характер экологических, техногенных и социогенных разрушительных катастроф, и их «глобализация» посредством СМИ; совершенствование средств уничтожения людей и многочисленные вооруженные конфликты, нарастание экстремистской деятельности и террористических атак; кризис рационального сознания и научного прогресса перед лицом опасностей «нового времени» и т. п. Соответственно, наблюдается и небывалый подъем религиозного консерватизма во всем мире, стремящегося утвердить в обществе традиционные ценности, чему противятся сторонники светского образа жизни. Поэтому противостояние религиозных догматиков и секуляристов – одна из главных примет нашего времени. Скандалы вокруг спорного искусства снова в фокусе борьбы. Для одних оно боевое знамя, для других – объект поношения. Парадоксально при этом то, что усиление религиозного консерватизма продлевает жизнь скандальному, «трансгрессивному искусству» и придает ему новый мощный импульс. Аудитория тех, кто реагирует на эскапады художников, растет на глазах. А глобализация масс-медийного пространства создает для этого идеальные условия[199]199
  Там же.


[Закрыть].

Однако подчеркнем, что деятельность современных художников, надо понимать, направлена в первую очередь против самих понятий «экстремизм» и «фанатизм» как социальных явлений. Вот над чем они иронизируют и что «провоцируют». При этом надо отметить, что выставка «Арт-Москва» не является продолжением той скандальной выставки «Осторожно – религия!». И сам ее контекст шире, продуманность и организация качественнее, а экспонируемые работы более корректны, хотя и эпатаж, и провокационные художественные жесты в ней присутствуют. Главная же цель этой выставки актуального, подчеркнем, искусства – привлечь внимание общества к актуальной проблеме чрезмерной, на взгляд организаторов, экспансии некоторых форм религиозной пропаганды и проявлений религиозной нетерпимости к определенным событиям и фактам современной светской жизни. Важно отметить, что с помощью квалифицированных экспертов правоприменители досконально разобрались в данной сложной ситуации и уголовного преследования в адрес организаторов выставки не последовало.

Тем не менее, «противостояние» российских актуальных художников и православной общественности продолжается. В октябре 2005 г. в Третьяковской галере проходила выставка «Русский поп-арт». Посетившие ее прихожане одного из московских храмов возмутились экспонируемой инсталляцией Александра Косолапова «Давно ли вы ели икру?» (в оригинале: «Have you eaten caviar lately?»). Оскорбительной и разжигающей религиозную и социальную вражду им показалась одна из частей этого произведения, на которой в окладе иконы вместо образа изображена черная икра. Свою позицию они изложили в коллективном письме на имя директора музея. После чего советом руководства музеем было решено устранить эту часть инсталляции из экспозиции. Что вызвало возмущение уже со стороны автора работы. В интервью корреспонденту «Газеты» он заявил: «Смысл моей работы в следующем: с концом коммунизма в России образовалась пустая идеологическая зона, в эту пустоту хлынули коммерческие знаки западной культуры, в большинстве – американские. Меня потрясло, что сегодня Пушкин на Тверской обращен лицом к „МакДоналдсу“ и рекламе „Кока-Колы“. Моя работа дискуссионная, и она отсылает к высказыванию Уорхолла, что основа американской демократии – потребление. При этом, например, „Кока-Колу“ пьет и президент, и нищий. Для меня было интересно рассмотреть русскую авторитарную традицию и создать контрзнак – русский. Однако отличие этой ортодоксальной традиции: президент ест икру, а нищий – нет»[200]200
  Цит. по: Я чувствую себя персонально оскорбленным // Газета, 2005. 10 окт.


[Закрыть].

А. Косолапов, который уже неоднократно подвергался нападкам со стороны религиозных фанатиков (его работы были среди разгромленных экспонатов выставки «Осторожно, религия»; а на выставке «Арт-Москва» посетитель, со справкой о психической невменяемости, разбил стекло и уничтожил его произведение), заявил также, что для него совершенно неприемлема позиция, когда какая-либо группа людей «устанавливала бы идеологический формат одной идеи или одного мнения». Он отметил, что подобный случай не мог произойти ни в одном музее мира. Более того, сообщил, что в это же время точно такая же работа «Икона-икра» выставляется в Бельгии, и выставку открывал Президент РФ. Получается, что «есть лицо, которое Россия хочет иметь в европейских музеях, и то, которое она реально имеет».

В 2007 году протесты православной общественности, как уже отмечалось, вызвала выставка «Запретное искусство-2006». Последовало и очередное заявление в прокуратуру, соответственно, вероятно, будет и очередное судебное разбирательство. Изложенное же выше, на наш взгляд, убедительно показывает, что споры между людьми, чьи чувства выставка оскорбляет, и ее устроителями и художниками, не должен рассматриваться сквозь призму уголовного кодекса. Этот спор, как и все аналогичные конфликты, может решаться только в гражданско-правовом поле[201]201
  Изложенное в этом разделе не означает, что автор разделяет или отстаивает идеологию, позицию и творчество современных трансгрессивных художников, а только демонстрирует приемлемый и по научному взвешенный подход к анализу их произведений с точки зрения современной социальной психологии и права.


[Закрыть].

Заключение

Неречевые средства общения, рассчитанные на определенное смысловое восприятие их другими людьми и довольно широко используемые в повседневной жизни – в самых различных социальных ситуациях и на разных коммуникативных уровнях (межличностном, межгрупповом, публичном или массовом), как показывает практика, могут стать объектом правовых споров и конфликтов и, соответственно, предметом специального психолого-правового анализа. Причем большинство претензий предъявляется, главным образом, к невербальным коммуникативным компонентам масс-медийного дискурса. Связано это с тем, что современные средства массовой информации, добиваясь эффективности своего воздействия, часто прибегают к наглядным образам – изобразительным коммуникативным элементам, которые не просто иллюстрируют текст, но задают и определенное русло его интерпретации. На них аудитория в первую очередь концентрирует внимание и через их посредство воспринимает нечто важное, по разным причинам не высказанное словами. Таким образом, какими бы редкими ни были факты правовой ответственности за нарушающую законодательство публикацию невербальных компонентов текста, потенциально такая возможность существует.

Именно в этих случаях возникают основные сложности в интерпретации содержания и оценке смысловой направленности таких «невербальных сообщений», поскольку в силу их специфики (в первую очередь по причине присущей им условности и многозначности) доказать прямой умысел и убедительно аргументировать его довольно сложная, а подчас и трудноразрешимая задача. И в ходе правовых разбирательств по поводу таких компонентов публикаций в печатных СМИ для их компетентного анализа необходимо обращаться к экспертам. Но проблема заключается в том, что в настоящее время не существует единых четких критериев и проработанной методики для экспертного исследования невербальных коммуникативных средств. Разработка такого нового направления судебной психолингвистической экспертизы – задача ближайшего будущего.

На наш взгляд, базу для подобной экспертизы закладывает настоящая работа, которая, по существу, представляет собой первый опыт перспективного дискурсивного подхода для анализа невербальных коммуникативных средств. В книге достаточно полно и подробно раскрыты основные понятия не только в области психологии невербальной коммуникации, но и с учетом специальных познаний разных научных дисциплин выделены и описаны основные положения анализа иллюстративного материала – паралингвистического дискурса, предлагаются стратегии для его содержательной интерпретации и оценки смысловой направленности.

Нельзя не отметить, что часто правильно понять то или иное невербальное «сообщение», смысл конкретного изображения-иллюстрации бывает значительно легче, чем подробно описать словами его содержание, заложенный коммуникативный посыл и убедительно аргументировать, на каком основании сделаны соответствующие выводы. В этом чаще всего и заключается главная трудность экспертного анализа и правовой оценки. Представляется, что предлагаемая работа, может оказать существенную помощь в этом плане. Обобщая все изложенное выше, кратко обозначим основные правила при анализе невербальных коммуникативных компонентов газетных публикаций или других публично демонстрируемых изображений, ставших объектом правовых претензий и послуживших поводом для судебных разбирательств.

1. Важно в первую очередь целостное восприятие заложенного в изображении смысла, идеи, сообщения. Это будет гораздо проще сделать, если рассматривать их не только в качестве простого иллюстрирования вербальной информации (с той или иной степенью наглядности, успешности и убедительности), а как вполне самостоятельный способ объективации содержания индивидуального и массового сознания, реализуемый невербально и направленный на понимание, отображение и изменение, совершенствование окружающего мира – то есть как особый паралингвистический дискурс.

2. Любые иллюстрации, невербальные коммуникативные средства обязательно нужно рассматривать в единстве с сопровождающими их речевыми сообщениями (объяснительные подписи к изображению, заголовки и текст соответствующей статьи, а в некоторых случаях даже все содержание конкретного печатного издания). Вырванные из контекста публикации они могут иметь совсем другую смысловую интерпретацию. При этом тот или иной порядок дискурса (разграничение конкурирующих дискурсов и выявление доминирующего среди них) определяется дополнительно: в некоторых случаях изображения являются компонентом креолизованного текста публикации, а в других, наоборот, слова, текст – становятся неотъемлемой и подчиненной частью паралингвистического дискурса.

3. Необходимо помнить об условности и многозначности изображенного на иллюстрациях, использованных в них художественных образов, и обращать внимание не только на личностные моменты (индивидуальные особенности видения и представления мира их авторов), но и на ситуационные факторы детерминации такого дискурса.

4. Надо стремиться к непредвзятой оценке и избегать установочного похода к анализу невербальных коммуникативных компонентов и паралингвистического дискурса. Этому должно способствовать знание о существовании ошибок и психологически обусловленных закономерностей их восприятия. Первое впечатление, очевидный (например, с точки зрения заявителя) смысл невербального «сообщения» не всегда является верным и единственно возможным.

5. При анализе иллюстраций нужно, опираясь на отдельные элементы изображения, те или иные стилистические и смысловые маркеры, узловые точки – знаки, вокруг которых строится паралингвистический дискурс, искать возможности для других, не «очевидных» на первый взгляд замыслов его создания – строить различные гипотезы по интерпретации. Это поможет не только вербально верифицировать смысл той или иной интерпретационной гипотезы, но и снять присущую таким «сообщениям» многозначность, если та или иная версия не будет убедительно подкреплена отдельными деталями изображения. Таким образом, не забывая о смысловой целостности иллюстрации, внимание должно быть направлено на составные ее элементы – базовые неречевые коммуникативные средства: знаки, символы и жесты, использованные в данном изображении. На их основе и нужно строить смысловые цепочки эквивалентности – в терминах дискурсивного анализа, который нацелен в первую очередь на устранение двусмысленности.

6. Важно также отмечать специфические приемы, часто используемые современными авторами иллюстраций в духе идеологии постмодернизма (причем независимо от того намеренно или неосознанно прибегает к ним автор в процессе своего творчества). Например: «двойное кодирование» – авторскую игру с разными смыслами, из которых наименее подготовленный человек считывает лишь «верхний», самый очевидный и доступный; элементы «художественной провокации»; прием пастиша (пародийное и самопародийное смешение различных жанровых форм и художественных течений); прямое или скрытое «цитирование» широко известных изображений, произведений искусства и др. Правильная трактовка изображенного позволит определить наличие иронии, метафоры, намеков и аллюзий, понимание и интерпретация которых находятся в зависимости от индивидуальных особенностей восприятия, а, следовательно, практически исключает возможность уголовного преследования публикаторов такого иллюстративного материала.

7. И хотя в процессе судебного расследования главным объектом анализа и источником доказательств является невербальный (изобразительный) компонент публикации или какое-либо публично демонстрируемое изображение, знание социального и культурно обусловленного контекста значительно помогает их правильно интерпретировать и давать взвешенную, объективную оценку.

Следование изложенным правилам и рекомендациям, как представляется, может оказать значительную помощь:

– специалистам (психологам, лингвистам и др.), выступающих в роли экспертов, для анализа, интерпретации и описания содержания невербальных коммуникативных «сообщений» – фиксации значения экспрессивных проявлений, телесных движений и других невербальных знаков, используемых человеком в коммуникативной ситуации;

– правоприменителям для грамотного и квалифицированного разрешения спорных случаев и возникающих конфликтов по поводу опубликованных изображений;

– публикаторам для более продуманного подхода к освещению событий и их иллюстрированию, доступными нелингвистическими способами, не допуская при этом грубых нарушений и злоупотреблений свободой массовой информации.

Однако книга, по мнению автора, решает не только эти, безусловно, важные, но сугубо практические задачи. Возникшая в новейшей российской истории специфическая психолого-правовая проблема надлежащего использования невербальных средств, по сути, дала возможность и стала своеобразной «призмой» для нового взгляда на исследование и описание процесса невербальной коммуникации как такового, т. е. послужила толчком к переосмыслению существующих научных знаний и подходов к его пониманию.

До недавнего времени наука, к сожалению, мало что могла добавить в повышении эффективности овладения людьми этим важным средством общения. Это объяснялось, во-первых, доминированием точки зрения на язык тела как исключительно вспомогательное и даже в некотором аспекте примитивное коммуникативное средство, слабо влияющее на развитие вербального мышления; а, во-вторых, недостаточной разработанностью методологического инструментария для исследования процесса невербальной коммуникации и, главное, отсутствием целостной, по-научному взвешенной концепции.

Конечно, существует немало разного рода научно-популярных пособий и изданий, посвященных языку тела (есть и довольно удачные). Но это проблему не решает. По сути, это лишь отдельные фрагменты толкования некоторых невербальных знаков – их некий условный «алфавит», освоение которого важно и необходимо, но для овладения всем языком таких ограниченных знаний не достаточно. И только с появлением и развитием нового социально-психологического подхода – дискурсивной психологии возникли отчетливые перспективы для разрешения существующей проблемы. Появилась возможность исследовать и описать процесс использования системы неречевых знаков («алфавита» и «языка тела») как производство особого вида дискурса, именно посредством которого и осуществляется невербальная коммуникация. Решению этой задачи и посвящается настоящее издание.