Текст книги "Быть собой. Новая теория сознания. Анил Сет. Саммари"

Быть собой. Новая теория сознания. Анил Сет. Саммари

Оригинальное название:

Being You: A New Science of Consciousness

Автор:

Anil Seth

www.smartreading.ru

Трудная проблема сознания

Мыслящий тофу

«У него форма цветной капусты, вес примерно 1,4 кг и текстура тофу». Именно это пришло на ум Анилу Сету, когда ему впервые довелось лицезреть человеческий мозг во время операции. Не слишком впечатляющая картина. Но невероятно захватывающая, если вспомнить, что именно эта тофуобразная субстанция и есть мы.

Мы можем орудовать скальпелем сколь угодно долго, тщательно разлагать мозг на разные сегменты, потом на нейроны, пока не придем к общепринятой идее о том, что в конечном счете он, как и все остальное на свете, состоит из атомов. Тут-то мы и почувствуем настоящую растерянность.

В какой момент триллионы атомов складываются в то, что мыслит, чувствует, ждет, волнуется и не хочет идти на работу дождливым утром понедельника? В какой момент возникает сознание?

В 1990-е годы таким вопросом задался философ Дэвид Чалмерс. Он назвал его «трудной проблемой сознания». Есть, мол, и «легкие»: скажем, определить, в каком именно отделе мозга рождается страх (в лимбической системе), а в каком – речь (в коре). «Трудная» же проблема потому и трудна, что предполагает самое общее и важное объяснение. И Анил Сет готов его предложить. Ведь «трудная» не значит «нерешаемая», верно?

Где опыт, там и сознание

Полвека назад, в 1974 году, философ Томас Нагель опубликовал статью «Что значит быть летучей мышью?». Суть статьи сводилась к тому, что этого, кроме самой мыши, никто не знает. Каждый из нас (а также каждая из летучих мышей) переживает свой, уникальный, неповторимый опыт.

Именно тут отправная точка рассуждений Анила Сета: «Сознательным будет считаться организм, обладающий той или иной собственной феноменологией. Где есть опыт, есть феноменология, а где есть феноменология, есть сознание».

Да, опыт, а не, скажем, речь (ведь сознанием обладают и животные). Не способность к абстрактному мышлению (ведь сознанием обладают и младенцы). Не поведение (ведь и парализованные люди могут быть в сознании).

Но ведь мы можем быть вполне уверенными только в том, что сами пережили, не так ли? Как удостовериться в реальности опыта другого человека? Уже несколько десятилетий в биологических исследованиях главенствует метод поиска нейронных коррелятов сознания. Суть в том, что любая частичка нашего опыта – от наслаждения утренним кофе до переживания горькой разлуки – зашифрована в определенных группах нейронов. Раздайте людям по кружке горячего кофе и наблюдайте с помощью аппарата МРТ за активацией их нейронных связей – такова суть метода.

Метод хорош, но не идеален, потому что корреляция лишь демонстрирует, но не объясняет. Допустим, мы знаем, какая группа нейронов ответственна за наше ощущение синего цвета. Но что именно в работе этих нейронов создает такое ощущение?

Сознание – столь же широкое понятие, как, допустим, жизнь. Однако о жизни с биологической точки зрения мы знаем немало, потому что разложили это явление на множество составляющих: обмен веществ, фотосинтез… Каждое из них в отдельности неплохо поддается изучению. То же самое Анил Сет предлагает проделать с понятием сознания. Рассмотрим такие его составляющие, как:

1) уровни сознания;

2) содержание сознания;

3) самость (переживание «я»).

Уровни сознания

«Термометр сознания»

Сон, анестезия, кома – все это разные уровни сознания. И это далеко не полный список. Скажем, пациент может не подавать признаков жизни, не шевелить ни одним мускулом, однако прекрасно осознавать все, что говорят ему окружающие (это доказывает реакция нейронов на вопросы врачей).

Трагическая судьба одного из таких пациентов описана им самим. Редактор Жан-Доминик Боби после инсульта впал в состояние бодрствующей комы: не мог шевелиться и даже самостоятельно дышать. Единственное движение, которое позволял телу пораженный мозг, – моргать левым глазом. Так была создана история его жизни: Боби подмигивал на нужной букве алфавита, который снова и снова проговаривала ему ассистентка. Его книга «Скафандр и бабочка» стала бестселлером (автор умер через два дня после того, как она вышла).

Людей, которые, оказавшись в вегетативном состоянии, тем не менее не утратили сознание, больше, чем принято считать. В том-то и проблема, что мы до сих пор не научились четко выделять разные уровни сознания. Быть в сознании – не обязательно бодрствовать: сны тоже осознаются. Нейронная активность спящего мозга не уступает активности мозга бодрствующего.

Нейробиологу Марчелло Массимини принадлежит гениальная догадка, которую он сумел доказать. Во-первых, сознательный опыт создается благодаря коммуникации разных отделов мозга. Во-вторых, стимулируя активность в одной зоне мозга, можно точно измерить, насколько быстро и как именно она распространяется в другие отделы.

У спящего и, скажем, усыпленного наркозом волны электрического импульса расходятся по-разному. При этом характер импульса выражается конкретным числом. По сути, Массимини изобрел «термометр сознания».

Проанализировав с помощью своего метода пациентов в состоянии бодрствующей комы (большинство из них не могут и моргнуть глазом, как Боби), Массимини неопровержимо доказал, что они находятся в полном сознании.

Сознательные системы

Есть и другой дополняющий открытие Массимини подход, описывающий сознательный опыт. Нейробиологи Джулио Тонони и Джеральд Эдельман полагают, что любому сознательному опыту присущи два свойства: информативность и интегративность.

▶ То, что вы переживаете прямо сейчас, непохоже на то, что вы переживали или будете переживать когда-либо. Реализовалось одно из миллиардов возможных в этих обстоятельствах впечатлений, и тем самым несколько снизилась неопределенность вашего положения. А в сугубо математическом смысле это и есть информативность.

▶ Кроме того, вы воспринимаете настоящий момент во всей полноте его вкусов, запахов, звуков. Это интегративность.

Водяной пар – чрезвычайно информативная система, потому что триллионы молекул воды парят в воздухе по самым разным траекториям. Но друг с другом они слабо связаны, и поэтому водяной пар – неинтегративная система. Напротив, в кубике льда все молекулы заперты в единственно возможном состоянии: максимальная интегративность, минимальная информативность. А вот вода в жидком состоянии представляет собой баланс информативности и интегративности: она течет и в то же время распадается на капли.

Так вот, чтобы человек оставался в сознании, миллиарды его нейронов должны найти баланс между информативностью и интегративностью. Иначе мы имеем или психоделический трип (при котором нейроны выстреливают беспорядочно – максимальная информативность, минимальная интегративность), или эпилептический припадок (группы нейронов ведут себя как солдаты на марше – максимальная интегративность, минимальная информативность).

Но это еще не все. Джулио Тонони полагает, что сознательной может быть любая система, если ее целое порождает больше информации, чем ее составляющие. Таков мозг – нечто большее, чем сумма составляющих его нейронов. Таков, вероятно, и город – нечто большее, чем совокупность домов и людей. Количество информации, порожденной «в целом», выражается показателем Ф. Чем выше этот показатель, тем сознательнее система.

Но есть одна проблема: как измерить этот самый Ф.

Выше мы сказали, что информативность – это снижение неопределенности системы. Обычно это фиксируется каким-то внешним наблюдателем. Допустим, вы вытаскиваете из колоды карту за картой, тем самым раз за разом сокращая число вероятностей вытянуть ту или иную масть. Но у Тонони сознание оказывается производным информации. Внешнее наблюдение тут бесполезно: либо вы часть системы, то есть внутри этого сознания, либо не владеете всей полнотой знания об этой системе, она остается для вас черным ящиком.

На это Тонони пожимает плечами: если ученые не могут что-то измерить, то, строго говоря, это их проблема. Не добиваются же орнитологи того, чтобы все птицы сдавали экзамен по аэродинамике. Птицы летают без знания ее законов – они воплощены в их природе.

Теория Тонони остается многообещающей… и принципиально непроверяемой.

Содержание сознания

Мир вне нас

Наша жизнь наполнена звуками, запахами, образами, переживаниями по всяким поводам. Все это и есть содержание сознания. Мы воспринимаем его как должное. Днем должно быть светло, зимой – холодно, а апельсин должен пахнуть как апельсин. Однако за пределами наших черепных коробок ничего этого нет. Есть бесконечный поток разных сенсорных сигналов. Как сказал об этом британский врач Джеймс ле Фаню:

«Пусть мы испытываем необоримое ощущение, что зелень деревьев и синева неба струятся в наши глаза, словно в распахнутое окно, но частицы света, попадающие к нам на сетчатку, бесцветны, так же как звуковые волны, бьющиеся в барабанную перепонку, безмолвны, а молекулы запаха сами вовсе не пахучи. Все эти субатомные частицы материи движутся в пространстве невидимо и невесомо».

Важно, что информация, которую несут фотоны и молекулы запаха, попадает в мозг не мгновенно и обрабатывается с разной скоростью. Скажем, зрительные сигналы доходят до нас дольше, чем слуховые (на целых 30 миллисекунд). Иногда это играет решающую роль – именно поэтому на спортивных соревнованиях используют не вспышку, а стартовый пистолет (хотя скорость света больше скорости звука).

Если вы идете по джунглям, ежеминутно рискуя повстречать тигра, такие запаздывания фатальны. Поэтому эволюция научила мозг не верить входящим сенсорным сигналам, а прежде создавать для самого себя наиболее вероятный прогноз развития событий и только потом сравнивать его с поступившими сигналами.

Теперь оглянитесь по сторонам. Кажется ли вам, что звуки окружающего мира слегка опережают картинку? Вероятно, нет. В том-то и чудо, что на сознательном уровне мы вовсе не замечаем этого прихотливого монтажа. Конечно, возможны несовпадения прогноза и реальности (это демонстрируют авторы оптических иллюзий). Но такие ошибки – редкость: мозг-режиссер ни на мгновение не прекращает процесс согласования прогнозов и внешних сигналов.

Поменьше ошибок

Итак, восприятие – не что иное, как «непрерывный процесс минимизации ошибок предсказания», утверждает Анил Сет. Механизм минимизации ошибок подчиняется строго математической логике, а именно байесовскому методу[1]1
  Формула Байеса и ее житейская польза подробно описаны Стивеном Пинкером в книге «Рациональность: что это такое, почему кажется редким явлением и почему дорогого стоит».


[Закрыть] вычисления вероятностей. Сократить число ошибок мозгу помогают три хитрых трюка:

▶ Набор порождающих моделей. Чтобы распознать в чашке кофе, а не другой напиток, наш мозг должен иметь модель кофе.

▶ Перцептивная иерархия прогнозов. Как уже говорилось, сенсорные сигналы поступают в мозг с разной скоростью, обрабатываются постепенно и все-таки складываются в цельный образ.

▶ Фокусировка внимания. Мозг постоянно фильтрует внешние сигналы в зависимости от своего прогноза. Внимание и есть такой фильтр. Допустим, мы видим в чашке темный напиток, но не уверены, кофе это или крепко заваренный чай. Данных для подтверждения прогноза не хватает, требуется наводка на резкость, и мы наклоняемся над чашкой, чтобы ощутить аромат…

Хитрость в том, что, фокусируясь на одних сенсорных сигналах, мы невольно игнорируем другие. Это хорошо знают фокусники и воры-карманники.

Мы находимся внутри контролируемой галлюцинации

Словом, мы видим вокруг себя не реальный мир, а некий компромисс между возможностями нашего мозга[2]2
  Читайте саммари книги Джеффа Хокинса «Мозг, умноженный на 1000. Новая теория интеллекта».


[Закрыть] и реальностью. Анил Сет называет это контролируемой галлюцинацией.

Чем от нее отличаются галлюцинации в привычном смысле? Тем, что в этом случае мозг перестает учитывать расхождения между внутренним образом и реальностью.[3]3
  Феномен возник 26 февраля 2015 года, когда в интернете была опубликована фотография кружевного платья Roman Originals. Пользователи начали спорить о том, какого цвета платье на фотографии: синее с черными полосками или белое с золотыми.


[Закрыть]

На базовом уровне мы, люди, воспринимаем мир в целом одинаково. Наши контролируемые галлюцинации не слишком противоречат друг другу. Именно это и позволяет нам считать реальность объективной штукой. Но иногда случаются сбои.

Как, например, в начале 2015 года, когда мир до хрипоты спорил о том, черно-синее платье на фото или бело-золотое. Платье было черно-синим, но путаницу внесли и плохое качество фотографии, и фоновый яркий свет, и подсознательные ожидания интернет-пользователей.

Впрочем, тот же самый эффект вызывал яростные споры и сто лет назад, когда импрессионисты познакомили мир со своим творчеством. Полотна Моне и Сезанна не существуют вне зрительской интерпретации, в несовпадении интерпретаций вся прелесть этого стиля.

Противоречивым может быть не только восприятие цветов или вкусов. Иллюзиям подвержено и восприятие движения (найдите в Сети «Вращающихся змей», созданных психологом Акиоши Китаока), и даже восприятие времени. Дело в том, что у нас нет специального сенсорного канала для восприятия времени, поэтому мозг создает его из множества других сигналов.[4]4
  Читайте саммари книги Марии Гориной «Как жить осознанно с помощью медитации».


[Закрыть]

Психологи в ходе одного эксперимента показывали участникам ролики одинаковой продолжительности – одни динамичные, а другие бессобытийные. Ролики с динамичными сюжетами неизменно казались участникам длиннее бессобытийных. Любопытно, что так решила и «посмотревшая» ролики нейросеть, имитирующая зрительную систему. Мы чувствительны к темпу событий, но не их длительности.

Перцептивный опыт может быть вообще не связан с внешними сигналами. Мозг обойдется сам, у него достаточно представлений о том, как оно там, снаружи, за пределами черепной коробки, должно быть. Люди, пережившие психоделический трип или опыт сенсорной депривации, это подтвердят.

Самость

Мы сами тоже контролируемая галлюцинация

Что ж, пусть мир вокруг – плод воображения нашего внутреннего режиссера. Но ведь режиссеры-то – мы сами! Мы ощущаем себя, свои помыслы, мы помним историю своей жизни и планируем ее насколько возможно. Это самое ценное и важное наше переживание.[5]5
  Читайте саммари книги Роберта Сапольски «Предопределено. Наука о жизни без свободы воли».


[Закрыть]

Но и оно – контролируемая галлюцинация.

Это всегда знали буддисты, а теперь понимают и нейробиологи. Начнем с того, что у каждого из нас множество «я»: телесное, воле-изъявляющее, биографическое, социальное. Далеко не всегда они пересекаются: наедине мы ведем себя не так, как в обществе.

А главное: каждого из этих «я», увы, довольно легко лишиться. Болезнь Альцгеймера заставит вас забыть историю своей жизни. Аутизм делает нечувствительным к социальным сигналам. Шизофрения убивает волю. И даже восприятие собственного тела оказывается хрупким конструктом – вспомним синдром фантомной конечности или ощущение выхода из тела, которое переживается при эпилептических припадках.

Переживая за день множество телесных ощущений, осмысляя разнообразные идеи и опыт общения с другими людьми, мозг делает то же самое, что привык делать со вкусами и цветами, – постоянно корректирует свои прогнозы с учетом входящей информации. И ошибки прогноза тут заметнее. Особенно ими чревата наша социальная жизнь. Мы все разбираемся в людях по-разному, их сигналы порой неочевидны[6]6
  Читайте саммари книги Дэвида Брукса «Как узнать человека. Искусство глубоко видеть других и быть глубоко увиденным».


[Закрыть]. Именно поэтому психологи предостерегают нас от иллюзии чтения чужих мыслей, которая портит настроение нам самим.

Мозг всячески старается сгладить происходящие с его обладателем перемены. Если накануне в нашей жизни не случилось ничего выдающегося, нам непросто осознать разницу между собой сегодняшним и вчерашним, хотя она неизбежна. Другое дело – будто чужое «я» десятилетней давности.

Впрочем, у Анила Сета есть более глубокое объяснение: «Мы живем с преувеличенной, крайней формой слепоты к изменениям в себе, и, чтобы понять почему, нам нужно разобраться, почему мы в принципе воспринимаем себя. Мы делаем это не для того, чтобы познать, а для того, чтобы себя контролировать».

Нутро

Люди, страдающие болезнью Альцгеймера, на ее раннем этапе часто признаются, что «теряют себя». Однако жизнь в них теплится и тогда, когда «я» угасает. Всех нас ведет куда более глубокое чувство, нежели чувство самости, – это ощущение жизни. Именно оно объединяет нас с остальными существами. И именно в этом ощущении зарождается осознанность.

Главная эволюционная задача всех живых созданий – не познавать окружающий мир, не любоваться им, а всеми силами стараться в нем выжить, сохранить себя.

Прежде мы рассуждали о тонкостях восприятия мира за пределами нас. Обратимся теперь к миру внутреннему. Ощущение собственной физиологии – важнейшая часть нашего существования. Биологи называют такой тип восприятия интероцепцией. Сердцебиение, артериальное давление, уровень сахара в крови и десятки других показателей – вся эта информация непрерывно поступает от внутренних органов в мозг.

В основном ей занимается ствол мозга, самая древняя его часть. Но некоторые сигналы достигают и коры, ответственной за логику, волю, речь. И тогда мы ощущаем разные эмоции. Иногда мы знаем их причину (скачки сахара в крови чреваты скачками настроения), иногда нет.[7]7
  Читайте саммари книги Джесси Инчаспе «Богиня глюкозы. Нормализуйте уровень сахара в крови, чтобы изменить свою жизнь».


[Закрыть]

Мозг и тут прибегает к любимому трюку – интерпретации. Для него внутренние сигналы ничуть не очевиднее внешних: та же россыпь электрических, химических данных. Однако понимать эти сигналы важно по уже известной причине: чтобы сохранить свою целостность. Это и есть функция контроля.

Тревога, страх и прочие эмоции сугубо функциональны – они переживаются для того, чтобы мы предприняли какие-то действия. Когда мы боимся, сердце бьется быстрее, и это абсолютно логично: страх вызван опасностью, рабочая стратегия тут – «бей или беги», для обеих реакций важен приток крови к мышцам. За миллионы лет мы все реже видим вокруг себя реальные опасности и все чаще фантазируем о них, но реакция по-прежнему одна и та же (работая вхолостую, она грозит инфарктом).

Учащенное сердцебиение и прочая физиология страха – не что иное, как предвосхищающая реакция мозга, его лучший прогноз в предлагаемых обстоятельствах. На самом глубинном, досознательном уровне организм, скорее всего, вообще не видит разницы между объектами страха (именно поэтому мы боимся воображаемых вещей).

А где же в этой дословесной жизни наше дорогое «я»? На фоне глубинных инстинктов оно держится скромно. Выходит, ощущение самости – лишь подходящий инструмент для мониторинга опасностей, опция, которая может быть отключена – например, психическим расстройством. Самый радикальный (и, к счастью, редчайший) пример – синдром Котара, жертвы которого полагают, что уже умерли.

Свобода воли

Несчастный Жан-Доминик Боби лишился почти всего. Почти. Его история производит такое неизгладимое впечатление потому, что Боби не утратил волю, которую и проявил сполна, создавая свою книгу.

Чувство контроля, пусть даже незначительное ощущение того, что можешь повлиять на события, – важнейшее переживание нашего «я». Однако именно свобода воли все чаще подвергается сомнению учеными, начиная с Бенджамина Либета.

В 1950 годы Либет, проводя операцию на открытом мозге, обнаружил, что между электрическим импульсом, стимулирующим группу двигательных нейронов, и мышечными сокращениями есть странная задержка в полсекунды (пациенты, которые при операциях на открытом мозге оставались в сознании, задержку не фиксировали). Как если бы мозг решил сделать движение задолго до того, как его владелец это осознал! Из этого Либет сделал вывод о том, что сознательная воля к действию – иллюзия. Впоследствии, однако, многие исследователи опровергли прямую связь между активностью мозга до совершения действия и намерением совершить действие.

Чувство контроля направлено вовне, но живет в нас самих. Особенно явно это показывают навязчивые ритуалы и суеверия: они никак не влияют на реальность, но успокаивают того, кто им верит. Это не значит, что мы должны отказать себе в чувстве воли. Нам стоит разобраться в нем подробнее.

Допустим, вы решили перекусить яблоком. Это волевой акт в чистом виде: хотели и съели, никто вас не заставлял. Но ведь в некотором смысле вы не могли поступить иначе. Подумайте об этом. Под рукой оказалось именно яблоко… Сыграли роль и ваши вкусовые предпочтения (которые, между прочим, во многом формируются на генетическом уровне)… В общем, возникают внешние факторы.

Хорошо, но ведь вы могли сделать и по-другому: выбрать вместо яблока омлет или вообще отказаться от перекуса? Несомненно. Свобода – не цельное понятие, у нее множество степеней. Мы всегда действуем в предлагаемых обстоятельствах, но всякий раз вольны решать, сколько свободы можем себе позволить.

Более того, сделав выводы о совпадении желаемого и действительного, мы можем задуматься о том, как поступить в будущем («В следующий раз выберу омлет»). И мы в самом деле сможем поступить иначе, если обстоятельства сложатся благоприятно или мы сами изменим их к лучшему. В конце концов, именно в этом залог нашего выживания.