Текст книги "Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной"

14. Подготовка к процессу

Год пребывания в Претории принес мне бесценный опыт. Здесь я получил возможность познакомиться с общественной работой и понять, насколько вообще к ней способен. Именно здесь мой религиозный дух обрел жизненную силу. Здесь я получил представление о юридической практике и научился тому, чему обычно молодой адвокат учится в кабинете у старшего. Здесь я поверил в то, что все-таки не стану адвокатом-неудачником. И здесь же я проник в тайны адвокатского ремесла.

Дело Дады Абдуллы нельзя было назвать мелким. Был предъявлен иск на сорок тысяч фунтов. Дело возникло из сложных коммерческих операций и состояло из множества непростых расчетов. Претензии касались выданных векелей и устных обещаний выдать такие векселя. Защита строилась на утверждении, что документы были неправильно составлены и, соответственно, не считались действительными. В этом запутанном деле было очень много фактов, а кроме того, законы к нему тоже можно было применить по-разному.

Обе стороны наняли лучших атторнеев и юрисконсультов, и я, таким образом, смог изучать их работу. Мне доверили подготовить дело истца для атторнея и отобрать факты, свидетельствующие в пользу клиента. Я учился, наблюдая, что́ поверенный принимает, а что отвергает из проделанной мною работы. Я также смог узнать, насколько полезными для юрисконсульта оказываются эти материалы. С самого начала я понял, что подготовка к процессу даст мне возможность оценить свои способности проникать в суть дела и выстраивать доказатель-ства.

Работа показалась мне очень интересной. Я полностью погрузился в нее, прочитал все коммерческие документы, относящиеся к делу. Работу облегчало то, что моим клиентом был действительно очень умный человек, полностью мне доверявший. Я успел основательно изучить бухгалтерию. Мои способности переводчика тоже постепенно совершенствовались, ведь мне приходилось переводить всю корреспонденцию, бо́льшая часть которой велась на гуджарати.

Хотя, как я уже упоминал, меня очень волновали религиозные и общественные вопросы, которым я прежде уделял часть своего времени, теперь они отошли на второй план. На первом оказалась подготовка к процессу. Чтение законов и по необходимости поиск прецедентов отныне занимали почти все мое время. Ко мне попадали документы обеих сторон, и я скрупулезно изучил факты. Мне кажется, даже сами стороны не знали факты дела так хорошо, как я.

Мне вспомнилась фраза покойного мистера Пинкатта: на фактах строится три четверти закона. Позже это подтвердил известный адвокат из Южной Африки мистер Леонард, тоже ныне покойный. Однажды, разбирая другое дело, я осознал, что, хотя справедливость на стороне моего клиента, закон, как мне показалось, оборачивается против него. В отчаянии я обратился к мистеру Леонарду за помощью. Он тоже увидел, что факты весьма запутанны, и воскликнул:

– Ганди! Я понял только одно: если мы позаботимся о фактах, то закон позаботится о себе сам. Давайте же тщательнее изучим факты по этому делу!

С этими словами он отправил меня разбирать дело дальше и предложил встретиться потом. Я по-новому взглянул на факты, а заодно наткнулся на один из старых южноафриканских процессов, который мог бы помочь в моем деле. Я обрадовался, вновь навестил мистера Леонарда и рассказал ему обо всем.

– Отлично, – сказал он. – Теперь мы выиграем это дело. Нужно только узнать, кто из судей будет его вести.

Но когда я готовил материалы по делу Дады Абдуллы, я поначалу пренебрег фактами. Факты несут в себе правду, а если мы твердо придерживаемся истины, закон непременно приходит нам на помощь. Я увидел, как значительны факты в деле Дады Аблуллы, а следовательно, закон обязан был встать на его сторону. Увидел я и другое: тяжба, если бы мы продолжили настаивать на ней, погубила бы и истца, и ответчика, которые приходились друг другу родственниками и жили в одном городе. Никто не знал, как долго продлится процесс. В суде дело могло разбираться бесконечно, но так и не принести пользы ни одной из сторон. А потому стороны хотели по возможности закончить спор как можно быстрее.

Тогда я встретился с шетом Тайибом и посоветовал не отказываться от арбитража. Кроме того, я рекомендовал ему обсудить этот вопрос с юрисконсультом. Я предположил, что, если найти арбитра, которому будут доверять обе стороны, дело закончится в кратчайшие сроки. Гонорары юристов росли так стремительно, что грозили разорить клиентов, какими бы солидными коммерсантами они ни были. Более того, дело отнимало у них много времени, так что его попросту не оставалось для работы, а между тем крепла и взаимная неприязнь. Мне стала противна моя работа. Адвокаты и юрисконсульты обеих сторон, как им, впрочем, и полагалось, подолгу выискивали лазейки в законах, чтобы использовать их в интересах своих клиентов. Я узнал, что выигравшая процесс сторона не возмещает понесенных расходов. Согласно постановлению о судебных издержках, последние оплачивались по фиксированным расценкам, но на практике стоимость услуг атторнеев оказывалась гораздо выше. Для меня все это было невыносимо. Я счел своим долгом примирить стороны и очень старался добиться этого. Наконец шет Тайиб согласился. Был выбран арбитр, который рассмотрел дело и вынес решение в пользу Дады Абдуллы.

Однако и это не удовлетворило меня. Если бы мой клиент потребовал немедленно возместить убытки, шет Тайиб не нашел бы сразу необходимой суммы, а меманские коммерсанты в Южной Африке придерживаются неписаного закона, гласящего, что лучше умереть, чем стать банкротом. Шет Тайиб не мог разом выплатить примерно тридцать семь тысяч фунтов плюс судебные издержки. Но он был полон решимости заплатить все до пая; он не хотел, чтобы его объявили банкротом. Оставался только один выход: Дада Абдулла мог разрешить ему выплачивать долг постепенно, небольшими суммами. И мой клиент оказался на высоте, предоставив шету Тайибу рассрочку на очень продолжительный срок. Мне было даже труднее добиться этой уступки, чем убедить стороны согласиться на арбитраж, но в результате оба коммерсанта остались довольны. Их еще больше зауважали. Моя радость была безгранична. Я получил представление о юридической практике, научился видеть в людях их лучшие качества и подбирать ключ к их сердцам. Я понял, что истинная задача адвоката – примирить противоборствующих. Я выучил этот урок и за двацать лет адвокатской практики в сотнях случаев добивался прекращения тяжбы путем частного соглашения. И я ничего не потерял: ни денег, ни, конечно же, своей души.

15. Религиозный фермент

Настало время снова вернуться к рассказу о моем общении с друзьями-христианами.

Мистера Бейкера все больше тревожило мое будущее. Как-то раз он решил взять меня с собой на веллингтонское молитвенное собрание. Христиане-протестанты раз в несколько лет устраивали подобные собрания с целью религиозного просвещения или, иначе, самоочищения. Можно также назвать это попыткой нового религиозного возрождения или возвращения к истокам христианства. Веллингтонское собрание было как раз таким. Председательствовал хорошо известный в этих местах богослов преподобный Эндрю Мюррей. Мистер Бейкер надеялся, что атмосфера религиозной экзальтации на собрании, энтузиазм и глубина веры собравшихся неизбежно приведут меня в лоно его церкви.

Но больше всего он надеялся на благотворное влияние молитвы. Он верил в таинство молитвы и был убежден, что Бог обязательно услышит ее, если она вознесена с искренней страстью. Он ссылался на опыт людей, подобных Джорджу Мюллеру из Бристоля, который полностью полагался на молитву даже в самых своих заурядных повседневных делах. Я выслушал его с бесстрастным вниманием и заверил, что ничто не помешает мне принять христианство, если я почувствую к нему истинное духовное влечение. Причем я давал подобные обещания без тени сомнения, поскольку давно научился следовать советам внутреннего голоса. Я с наслаждением доверял его решениям и подсказкам, и действовать вопреки ему мне было болезненно трудно.

Итак, мы отправились в Веллингтон[59]59
  Здесь не следует путать столицу Новой Зеландии с городом Веллингтон, расположенным в семидесяти пяти километрах от Кейптауна.


[Закрыть]. Мистер Бейкер твердо решил путешествовать в компании цветного, и ему пришлось пережить немало неприятностей из-за меня. В один из дней мы были вынуждены прервать поездку, поскольку было воскресенье, а мистер Бейкер и его единомышленники не могли путешествовать в «день отдохновения». Хотя управляющий гостиницей при вокзале после долгих препирательств согласился предоставить мне номер, он наотрез отказался пропустить меня в столовую. Но мистер Бейкер не сдался. Он напомнил управляющему о правах постояльцев. Впрочем, я отчетливо сознавал, ка́к это для него трудно. В Веллингтоне я тоже поселился вместе с мистером Бейкером, и, несмотря на все его попытки скрыть, сколько это причиняет ему неудобств, я видел каждое из них.

Множество набожных христиан собралось на этом мероприятии. Меня искренне обрадовала их поразительная вера. Я был представлен преподобному Мюррею, а затем увидел, что многие из собравшихся молятся за меня. Мне понравились некоторые их псалмы, звучавшие очень мелодично.

Собрание длилось три дня. Я смог понять и по достоинству оценить религиозное рвение его участников, хотя при этом не видел причин изменять своей собственной вере, своей религии. Я не смог уверовать, что вознесусь на небеса и получу спасение, просто обратившись в христианство. Когда я откровенно сказал об этом некоторым из своих добрых друзей-христиан, они очень удивились. Но поделать я ничего не мог.

Мои затруднения были весьма серьезными. Дело не в том, что я не мог поверить в то, что Иисус был земным воплощением сына Господня и что вечную жизнь получит только тот, кто верует в него. Если Бог мог иметь сыновей, тогда все мы должны считаться его детьми. Если Иисус был подобен Богу или сам был Богом, тогда все люди подобны Богу или сами боги. Мой рассудок не позволял мне уверовать в то, что Иисус своей смертью и кровью искупил все грехи, совершаемые в этом мире, хотя метафорически здесь могла быть крупица истины. Но опять-таки: согласно христианскому учению, только люди наделены душой, а у всех остальных существ ее нет и их смерть означает полное исчезновение, однако моя вера говорила мне нечто противоположное. Я мог принять Иисуса как мученика, как воплощение жертвенности и как божественного учителя, но не как самого совершенного человека, когда-либо существовавшего на Земле. Его мученическая смерть на кресте стала величайшим примером для человечества, но в то, что в его смерти заключалась таинственная, чудесная добродетель, я не мог поверить. Благочестивый образ жизни подлинного христианина не дал бы мне ничего из того, чего не мог бы дать образ жизни человека любой другой религии. Я видел в жизни человека любой веры то же самое стремление к самосовершенствованию, о котором говорили христиане. С философской точки зрения в христианских принципах не было ничего необыкновенного, а в смысле жертвенности, как мне показалось, индусы значительно превосходили христиан. Одним словом, я не смог считать христианство наиболее совершенной религией или величайшей из всех.

Я делился своими мнениями с друзьями-христианами при каждом удобном случае, но их ответы на мои аргументы не удовлетворяли меня.

Получалось, что, если я не мог воспринимать христианство как наиболее совершенную или величайшую из религий, я не мог быть уверен, что такой религией является индуизм. Его недостатки я видел очень ясно. Неприкасаемость была частью индуизма, но только сгнившей его частью, отвратительным пережитком. Мне оставался непонятен сам смысл разделения людей на многочисленные секты и касты. Как следовало толковать утверждение, что веды вдохновлены словом Божьим? А если и так, то разве не приходится ли тогда верить в божественное происхождение Библии и Корана?

В то время как друзья-христиане стремились обратить меня, подобные же попытки предпринимали и мусульмане. Шет Абдулла старался убедить меня изучить ислам, и, конечно же, он всегда находил слова, которые подчеркивали красоту его религии.

Я описал свои метания в письме к Райчандбхаю. Кроме того, я вступил в переписку с другими индийскими людьми, осведомленными в делах религии, и получил от них ответные послания. Ответ Райчандбхая до некоторой степени успокоил меня. Он просил набраться терпения и глубже изучить индуизм. Он также написал: «Если судить бесстрастно, ни одна другая религия не обладает такой утонченностью и глубиной мысли, как индуизм, его особым видением души и милосердием».

Я купил Коран в переводе Сейла и взялся за чтение, а также приобрел другую исламистскую литературу. Я связался с христианскими друзьями в Англии. Один из них упомянул Эдварда Мейтленда, с которым я тоже начал переписываться. Он прислал мне «Путь к совершенству» – книгу, написанную им в соавторстве с Анной Кингсфорд. В этом труде подвергалось жесткой критике современное христианское учение. Он же прислал мне другую книгу – «Новое толкование Библии». Обе мне понравились. Мне показалось, они в чем-то поддерживают индуизм. Но по-настоящему захватила меня книга Толстого «Царство Божие внутри вас». Она произвела на меня неизгладимое впечатление. Перед независимым мышлением Толстого, силой его нравственности и правдивостью все прочие труды, которыми меня снабжал мистер Коутс, меркли и теряли значение.

Так и получилось, что мои искания завели меня не совсем туда, куда предполагали привести меня мои друзья-христиане. Моя переписка с Эдвардом Мейтлендом продолжалась довольно долго, а с Райчандбхаем – до самой его кончины. Я прочитал некоторые из присланных им книг. Среди них были «Панчикарана», «Маниратнамала», «Мумукшу Пракарана», «Йога-Васиштха», «Шаддаршана-самуччая» Харибхадра Сури[60]60
  Все перечисленные тексты посвящены в основном философским аспектам индуизма.


[Закрыть] и прочие.

И хотя я пошел таким путем, на какой мои христианские друзья отнюдь не желали меня направить, я навсегда останусь у них в долгу за то, что они пробудили во мне стремление к религиозным поискам. Общение с ними навечно осталось в моей памяти, а последующие годы принесли мне еще больше подобных близких и дорогих сердцу знакомств.

16. Человек предполагает, а Бог располагает

Поскольку процесс закончился, у меня не оставалось причин задерживаться в Претории. Я приехал обратно в Дурбан и стал готовиться к возвращению домой. Однако шет Абдулла был не из тех, кто позволил бы мне ускользнуть без проводов. В мою честь он устроил прощальный прием в Сиденхеме.

Мне предложили провести там целый день. Листая газеты, я случайно заметил в углу полосы заметку под заголовком «Индийцы и право голоса». В ней говорилось о некоем находящемся на рассмотрении законопроекте, согласно которому индийцы лишались права избирать членов натальского парламента. Я прежде ничего не слышал о таком законопроекте. Не знали о нем и остальные гости, собравшиеся на приеме.

Я обратил на это внимание шета Абдуллы. Он сказал:

– Что можем мы понимать в таких вопросах? Мы разбираемся только в своей торговле. Как вам известно, нашу торговлю в Оранжевой Республике попросту ликвидировали. Мы, конечно, протестовали, но все оказалось без толку. В конце концов, мы покорные и необразованные люди. Газеты покупаем лишь для того, чтобы следить за ценами и так далее. Что мы можем знать о законодательстве? Нашими глазами и ушами служат здесь европейские юристы.

– Но ведь среди вас много молодых индийцев, которые родились и получили образование здесь, – возразил я. – Разве они не в состоянии помочь вам?

– Вот вы о ком! – в сердцах воскликнул шет Абдулла. – Они почти не общаются с нами, и, по правде сказать, мы сами не стремимся сблизиться с ними. Приняв христианство, они подпали под влияние белых священнослужителей, которых наставляет правительство.

Теперь я все понял. А я-то думал, что эти индийцы – с нами! Так вот какие цели преследовало христианство? Неужели же они перестали быть индийцами только потому, что стали христианами?

Совсем скоро я должен был отплыть на родину и не решался высказать вслух мысли, возникшие у меня на сей счет. Я лишь сказал шету Абдулле:

– Если этот законопроект станет законом, наша жизнь только усложнится. Это первый гвоздь в крышку нашего гроба. Сильнейший удар по нашему самоуважению.

– Быть может, – отозвался шет Абдулла, – но я должен рассказать вам, как вообще возник вопрос о нашем избирательном праве. Мы прежде ничего не знали, пока мистер Эском, один из наших лучших юристов, с которым вы уже знакомы, не объяснил нам. Вот как все произошло. Он обожает спорить. Его противник – инженер порта, и Эском опасался, что тот наберет больше голосов и победит его на выборах. Тогда Эском объяснил нам наши права и настоял, чтобы мы все зарегистрировались как избиратели и голосовали за него. Теперь вы понимаете, что право голоса для нас не имеет той ценности, какую вы ему приписываете? Но мне понятна ваша точка зрения. Что вы нам посоветуете?

Другие гости с величайшим вниманием прислушивались к нашему разговору. Один из них сказал мне:

– Хотите знать, что нужно делать? Вы вернете свой билет на этот пароход, останетесь здесь еще на месяц, и мы станем бороться под вашим началом!

Его дружно поддержали остальные:

– Да, в самом деле! Шет Абдулла, вы должны задержать Гандибхая!

Шет был проницательным человеком. Он сказал:

– Я не могу удержать его один. У всех вас есть точно такое же право просить его остаться. Давайте же вместе убедим его! Вы ведь помните, что он адвокат? Как насчет его гонорара?

Упоминание о деньгах болезненно отозвалось во мне, и я запротестовал:

– Шет Абдулла, ни о каком гонораре и речи быть не может! За общественную работу не платят. Я могу остаться только как преданный слуга общины. Я знаком не со всеми присутствующими здесь вашими друзьями, но, если вы уверены, что они будут со мной сотрудничать, я задержусь на месяц. И еще кое-что. Хотя вам не придется платить за мою работу, некоторые средства все же потребуются. Например, понадобится рассылать телеграммы, печатать буклеты, много ездить, консультироваться с местными юристами, а поскольку я не знаю законов Наталя, понадобятся и книги по праву. Без денег все это невозможно. Совершенно ясно, кроме того, что один человек не справится с таким объемом работы. Кому-то придется помогать.

В ответ я услышал хор голосов:

– Аллах велик и милостив. Деньги мы найдем. Будут и люди. Пожалуйста, останьтесь, и все будет хорошо!

Так прощальный прием стал собранием рабочего комитета. Я предложил поскорее покончить с ужином и разойтись по домам. Мысленно я сразу же разработал план предстоящей кампании. Выяснив имена тех, кто был включен в список избирателей, я решил задержаться еще на месяц.

Бог заложил фундамент моей жизни в Южной Африке и посеял семена борьбы за национальное самоуважение.

17. Обосновавшись в Натале

В 1893 году шет Хаджи Мухаммад Хаджи Дада считался главным лидером индийской общины в Натале. Абдулла Хаджи Адам был богаче, но, в общественных делах он, да и все остальные уступали пальму первенства шету Хаджи Мухаммаду. А потому собрание, на котором было принято решение выступить против законопроекта об избирательном праве, проходило под его председательством в доме шета Абдуллы.

Мы составили список добровольцев. На собрание были приглашены рожденные в Натале индийцы – преимущественно обращенные в христианство молодые люди. Присутствовали также мистер Пол, переводчик дурбанского суда, и мистер Субхан Годфри, директор миссионерской школы, и именно они сумели привести на совещание много христианской молодежи. Имена всех этих молодых людей пополнили наш список.

Разумеется, в списке значились многие местные торговцы, среди которых следует выделить шетов Давуда Мухаммада, Мухаммада Казама Камруддина, Адамджи Миякхана, А. Колондавеллу Пиллая, С. Лачхирама, Рангазами Падиачи и Амода Дживу. Значился в списке и Парси Рустомджи. Из клерков были мистер Манекджи, мистер Джоши, мистер Нарсинхрам и другие – все они служили в фирме «Дада Абдулла и Кº» или других крупных фирмах. Все без исключения оказались приятно удивлены тем, что принимают участие в общественной работе, ведь это совершенно новый опыт. Возникшая перед общиной угроза заставила их забыть различия между родовитыми людьми и людьми скромного происхождения, между бедняками и богачами, между хозяевами и слугами, между индусами, мусульманами, парсами, христианами, между гуджаратцами, мадрасцами, синдхами и так далее. Мы были прежде всего детьми и слугами нашей родины.

Приближалось второе чтение законопроекта. Раз индийцы не протестовали против ограничивающего их право голоса закона, им и не нужно такое право, заявили некоторые из выступавших.

На собрании я объяснил наше положение. Первое, что мы сделали, это отправили телеграмму председателю собрания и потребовали отложить дальнейшее обсуждение законопроекта. Такого же рода телеграмму мы послали премьер-министру сэру Джону Робинсону и мистеру Эскому, другу Дады Абдуллы. Председатель сразу же ответил, что обсуждение откладывается на два дня. Даже это отозвалось радостью в наших сердцах.

Мы составили петицию, собираясь представить ее в законодательное собрание. Необходимы были три ее копии и еще одна для газет. Было предложено собрать под петицией как можно больше подписей, но сделать это нужно было в течение всего лишь одной ночи. Добровольцы, владевшие английским языком, и еще несколько помощников провели бессонную ночь. Мистер Артур, пожилой уже человек, славившийся своим каллиграфическим почерком, написал первый экземпляр. Остальные писались под диктовку. Таким образом, в нашем распоряжении оказалось пять экземпляров петиции. Добровольцы из торговцев отправились за подписями в собственных и наемных экипажах. Они управились быстро, и теперь петиция была готова к распространению. Газеты опубликовали ее, снабдив благосклонными комментариями. Произвела она впечатление и на законодательное собрание, а также обсуждалась в парламенте. Сторонники этого законопроекта, как все признавали, привели весьма слабые контраргументы, однако законопроект все же был принят.

Мы все понимали, что подобный результат был неизбежен, но эта небольшая кампания вдохнула в общину новую жизнь, убедила, что община едина и неделима и что долгом каждого стала борьба за политические права, как прежде таким долгом была борьба за право торговли.

Министром по делам колоний тогда был лорд Рипон. И мы решили направить ему громадную петицию. Она потребовала долгой и кропотливой работы, которую нельзя было сделать за один день. И снова добровольцы пришли на помощь и внесли каждый свою лепту.

Я тоже внес, но прежде мне пришлось перечитать всю доступную литературу по этому вопросу. Свою аргументацию я строил на принципе целесообразности. Я настаивал на сохранении избирательного права в Натале, подчеркивая, что в Индии у нас такое право есть, а также напоминал о том, что в Натале вобще-то не слишком много индийцев, которые им могут воспользоваться.

За две недели мы собрали десять тысяч подписей. Было нелегко получить такой результат по всей провинции, тем более, что для многих добровольцев это стало совершенно новой работой. Мы отрядили наиболее способных помощников, поскольку твердо решили не принимать ни одной подписи, не убедившись, что подписант понимает суть петиции. Деревни располагались далеко друг от друга, и поставленной цели можно было быстро добиться, лишь полностью отдавшись работе. И добровольцы справились. Они с энтузиазмом выполняли свое задание. Когда я пишу эти строки, перед глазами встают шет Давуд Мухаммад, Рустомджи, Адамджи Миякхан и Амод Джива. Именно они собрали наибольшее количество подписей. Шет Давуд целыми днями неустанно разъезжал в своем экипаже. И все это делалось с самой бескорыстной любовью. Ни один из них не потребовал возмещения даже самых крупных расходов. Дом Дады Абдуллы стал одновременно караван-сараем и нашей штаб-квартирой. Многие наши помощники обедали и ужинали там, и, конечно, расходы были велики.

Наконец петиция была готова. Мы напечатали тысячу экземпляров для распространения. Эта петиция заставила многих индийцев впервые задуматься о своем положении в Натале. Я также отправил копии в газеты и знакомым журналистам.

Газета «Таймс оф Индиа» в передовой статье, посвященной петиции, выступила в поддержку требований индийцев. Петицию получили периодические издания Англии и журналисты, представляющие различные политические партии. Лондонская «Таймс» тоже поддержала нас, и теперь у нас появилась надежда, что на законопроект все-таки наложат вето.

Отныне я не мог покинуть Наталь: мои индийские друзья окружили меня и буквально засы́пали просьбами остаться здесь навсегда. Я не хотел больше жить в Южной Африке за счет общины, так как чувствовал необходимость обосноваться прочно и материально независимо. Мне нужно было найти хороший дом, расположенный в удобном месте. Кроме того, я понимал, что ничего не могу дать общине, пока не буду вести образ жизни адвоката. Я также не представлял, как вести хозяйство без трехсот фунтов в год, а потому мог остаться только при условии, что члены общины гарантируют мне работу, позволяющую получать установленный мной минимальный доход. Я сообщил им о своем решении.

– Вы можете зарабатывать эти деньги, работая на благо общества, – ответили мне. – Мы легко соберем необходимую сумму. И, разумеется, у вас будет возможность получать гонорары за частную адвокатскую практику.

– Нет, я не могу заставлять вас платить за мою общественную работу, – возразил я. – Такая работа не потребует от меня адвокатских знаний. Моей задачей станет организация вашей деятельности. Едва ли совесть позволит мне еще и брать за это деньги. Мне и так придется часто обращаться к вам за средствами, которые потребуются для работы, а если я буду зависеть от вас материально, мне станет трудно просить достаточно крупные суммы и так мы в конечном счете окажемся в тупике. Вы должны понимать, что для дела мне потребуется значительно больше, чем триста фунтов.

– Но мы знаем вас уже достаточно долго и уверены, что вы никогда не возьмете с нас больше, чем действительно необходимо. А поскольку мы сами настояли на том, чтобы вы остались, мы непременно должны будем оплатить ваши расходы!

– Сейчас в вас говорит любовь и вновь пробужденный энтузиазм. Но разве можем мы быть уверены, что подобные чувства вы будете питать всегда? А как ваш друг и слуга общины я буду вынужден порой разговаривать с вами жестко. Одному Небу известно, сумею ли я и тогда сберечь вашу привязанность ко мне. Как бы то ни было, я не должен получать жалованья за общественную деятельность. Для меня достаточно и того, что вы готовы доверить мне все юридические дела общины. Даже это может оказаться для вас затруднительно. Прежде всего, я – не белый адвокат. Я даже не уверен, что суд будет считаться со мной. Кроме того, я не до конца уверен в своих адвокатских способностях. А потому, просто доверяя мне ведение ваших дел, вы идете на определенный риск. Для меня одно только ваше согласие дать мне аванс уже служит достаточным вознаграждением за работу.

В результате этой дискуссии около двадцати торговцев выдали мне авансы за мои юридические услуги для них на ближайший год. Кроме того, Дада Абдулла купил мне всю необходимую мебель на ту сумму, которую собирался вручить перед моим отплытием в Индию.

Так вот и получилось, что я обосновался в Натале.