Текст книги "В поисках духа свободы. Часть 1. Центральная Америка"

Глава 4.4
Морон. Песнь ветра, шум волн и слепящее солнце

Будьте реалистами – требуйте невозможного!

Жан Дювиньо и Мишель Лерис

Я шагаю в тени колоннад Морона. Под ногами мозаика плитки, будто собранная разными людьми в разное время. Неровные стены в синих, зелёных и розовых тонах. Кубинцы любят яркие цвета – возможно, они помогают им забыть о нищете и раскрасить серые будни, а может, это их разноцветное настроение стремится заразить своими красками окружающих. Я так и не решил, к какому из этих вариантов больше склоняюсь, но в глубине души думаю, что всё-таки ко второму. Улицы напоминают мой первый калейдоскоп, который я с таким упоением рассматривал под разными углами, слегка тряся картонную трубку, наполненную стёклышками. Я кручу головой в попытках изменить пейзаж, но улица остаётся всё такой же: те же небольшие магазинчики, аптека, лотки с едой. С рук продаются лепёшки с названием «пицца» всего за 5 песо национале. Я не знаю, бывали ли в гостях у здешних кулинаров итальянцы и читали ли местные жители книги о вкусной и здоровой пище Апеннинского полуострова, но с уверенностью могу сказать, что пиццы они в глаза не видели и сравнивать свои кулинарные творения с оригиналом им не доводилось.

Мужчины на улицах играют в шахматы и домино. Рядом с зарешёченной дверью сидит бабушка с металлическими мочалками для мытья посуды и молчаливо смотрит поверх голов прохожих. Я долго не мог понять, зачем столько людей в городах продают совершенно ненужные, по моему мнению, вещи. Они добросовестно сидят перед небольшим столиком со скромным скарбом и смотрят сквозь решётки окон и дверей на снующих мимо людей; некоторые при этом вяжут или поглядывают в телевизор. Я уверен, день за днём они открывают и закрывают ставни, раскладывают коробки спичек и заколки, губки и прищепки. Они не кричат, пытаясь привлечь внимание, не уговаривают и не просят – они ждут. И только по прошествии времени я понял, что они продают всё это, потому что им больше нечего предложить. Им ничего не остаётся, кроме как сидеть и ждать.

Они заложники ситуации. Как у нас в перестроечное время в пустых магазинах, кроме банок с томатной пастой и рыбными консервами, больше ничего невозможно было найти, так и на Кубе для местных жителей нет ничего – и только в магазинах «Гламур», как в наших «Берёзках», прилавки ломятся от разнообразных вещей и деликатесов. И в погоне за валютой ушлые представители кубинского народа готовы любыми средствами вынудить туристов расстаться с деньгами. Но можем ли мы винить их в том, что они тоже хотят жить? В том, что иногда приходится забывать про совесть, честь, патриотизм, когда желудок пуст? Я полагаю, каждый из нас сам себе судья, но не судья для ближнего своего.

Город прерывается неожиданно, так и не став чем-то большим. Дома теперь напоминают глинобитные хижины: неброские, одноэтажные, кое-где подтопленные. Люди одеты просто. Дети откровенно таращатся на нас, наверно, принимая за диковинных существ. На поваленных стволах деревьев тут и там сидят пожилые женщины, о чём-то шумно беседуя. Минут через двадцать и эти ветхие дома остаются позади – их сменяют хвойные деревья. Проходим вдоль реки, где через каждые пятьдесят метров встречаем ребят с сетями – они охотятся на местного сома. Те, кому повезло, тут же потрошат пойманные туши и складывают их в большие мешки для отправки. По пути попадаются отары овец, сгрудившиеся в кучки, заброшенные строения, когда-то служившие амбарами, да редкие велосипедисты, медленно скользящие по дороге. Асфальт местами подтоплен из-за сильных дождей, запруженные участки приходится переходить по щиколотку в воде.

Добравшись до берега самого крупного озера Кубы, мы понимаем, почему оно называется Молочным. На расстоянии ста метров от нас вода приобретает светло-мутный оттенок, действительно становясь похожей по консистенции и цвету на молоко. Противоположный берег кажется далёким и недостижимым. Здесь особенно заметны последствия затяжных дождей урагана «Сэнди». Мостики захлебнулись в волнах, на некоторые причалы нет доступа, кафе закрыты, а вода озера плещется на подтопленной набережной. По голень в воде мы пробираемся шаткими досками к переходу через реку, который находится у самого её устья. Всё покрыто водорослями и кувшинками. Мостки выглядят скользкими и непрочными, но вид отсюда на гладь озера поистине чарует. Лишь в отсутствие человека так тонко чувствуется грация природы и её извечное спокойствие. Хотя она совсем ненадолго вытеснила отсюда людей, но в очередной раз демонстрирует свой непокорный нрав, как бы сообщая, что бой с человечеством ещё далеко не проигран.

Мы строим города, сваливая миллионы тонн бетона, железа и асфальта на поверхность земли, мы роем туннели, добываем ископаемые, оставляя за собой горы шихты и кратеры от породы, так похожие на язвы на теле планеты. Мы вырубаем леса – и вместо них, словно проплешины, образуются пустыни, мы выбрасываем в воздух газы – и они отравляют природу и даже нас самих, мы разрушаем озоновый слой – и подвергаемся жёсткому солнечному излучению, мы выливаем в моря бессчётное количество нефти и мазута – и они убивают всё живое на многие километры. Наш мусор не разлагается тысячи лет и отравляет источники пресной воды, наши дамбы нарушают формировавшиеся тысячелетиями экосистемы. Мы разрушаем, добываем, используем и выбрасываем. Нас стало слишком много, и с каждым днём мы хотим потреблять всё больше. Планета давно устала от нас, устала от человеческой обузы. Она чешется, пытаясь избавиться от дискомфорта. Землетрясения, цунами, ураганы – просто реакция Земли на наши действия. И я думаю, в какой-то момент ей надоест всё это, и тогда она встряхнётся, как рыба-кит, чтобы избавиться от надоевших созданий, эгоистично копошащихся в её теле. И тогда всё начнётся заново, но нас с нашими мелочными заботами и поминутными прихотями уже не будет.

Опять начинается дождь, и мы поворачиваем обратно в город. По пути нас догоняет автобус. У водителя узнаём, что он едет в центр, и с радостью занимаем свободные места. Старый салон дребезжит, когда наш транспорт подпрыгивает на неровном асфальте или переваливается через ямы, но всё же автобус с торжественным гулом направляется в Морон. Через пятнадцать минут мы уже в центре города, где находим замечательное кафе с ценами в национальных песо. Ужинаем в компании местных жителей, потратив не более 100 песо, при этом угостившись изрядным количеством местного пива «La palma», по вкусу напоминающим разливное «Окское бочковое» десятилетней давности. На улице уже темно, дороги едва освещаются окнами выходящих на проезжую часть фасадов, но это не мешает нам жадно вдыхать незнакомый воздух тропической страны и вслушиваться в ночные шорохи утомлённого города. Чернота каплями дёгтя сползает на кварталы, и ещё недавно цветные фасады захлёбываются густым воздухом, подвластным Луне и сумраку. Сон, призрачный морок уносит нас на ту сторону дня.

На следующее утро мы просыпаемся рано, чтобы до темноты успеть добраться на острова Коко и Гильермо, расположенные в ста километрах от центра. В самом крупном отеле города берём напрокат скутер, отдав ему предпочтение перед дорогостоящим автомобилем. Заправив бак до полного в надежде, что этого хватит до ближайшей заправки на острове, пересекаем городскую черту и устремляемся на север. Густой непроходимый лес с обеих сторон дороги окутывает зелёным маревом всё пространство до горизонта, создавая иллюзию бесконечного изумрудного тоннеля. Кое-где на асфальте греются змеи, обласканные живительными лучами солнца. Над дорогой то и дело кружат огромные птицы, высматривая добычу. Через пару десятков километров лес сменяется пастбищами и фермами крупного рогатого скота. Мы едем всё дальше и дальше, оставляя позади понурые взгляды коров и слабое мычание. Небольшие деревушки, бредущие иногда вдоль дороги люди и старенькие автомобили попадаются вплоть до побережья, где нас ожидают патруль и пропускной пункт для въезда на остров.

Полиция лениво проверила документы, взяла положенную пошлину, и перед нами открылась дорога длиной тридцать километров по насыпной дамбе до острова Коко (Cayo Coco). Яркое солнце, резвые барашки волн и весёлый ветер сменили мелкий кустарник побережья и, словно подхватив, понесли нас к полоске горизонта, размытой из-за дымки. Дорога, окружённая водой, стрелой указывала путь, казалось, не имея при этом намерения когда-нибудь закончиться. И мы готовы были вечно, подставив лица жаркому солнцу, нестись вперёд навстречу ветру сквозь пелену искрящихся брызг.

Морская пена сугробами лежала на обочине дороги. Изредка её кусочки отрывались порывами ветра от основной массы и, устремившись в воздух, пересекали дорогу, снова скрываясь в море. Они кружили хлопьями пуха, заигрывая с проезжающими машинами, и от их быстрого передвижения ещё больше раззадоривались в волшебном вальсе. Волны с шумом накатывали на берег дамбы, будто пытаясь сдвинуть её. Вода устремлялась в переливные трубы, с напором вырываясь с другой стороны, и на каждой трубе сидели пять-шесть рыбаков, с азартом вытягивая каждые 10–15 минут рыбу из воды. Проезжая мимо, мы улыбались им, а они приветливо махали нам руками.

Плавно и незаметно для нас дамба превратилась в остров. То справа, то слева виднелись поля затопленного кустарника. Изредка навстречу проезжали машины или автобусы, но в целом ощущение было таким, как будто люди давно покинули этот остров, а дороги сохранились лишь по чьей-то немыслимой прихоти. Иногда в стороны уходили грунтовки поменьше, теряясь в густом кустарнике, часто на них имелись небольшие таблички с указанием отеля, но некоторые и вовсе оставляли путников в неведении, куда по ним можно добраться. На одну из таких дорог мы и свернули, попав в результате на скалистый берег моря, поросший мелким кустарником практически до самой кромки воды. Воздух был напитан морской свежестью и мелкой взвесью капель воды, долетающих от волн, раскалывающихся о побережье. Мы сели на камни и погрузились в созерцание лазури моря… Не знаю, сколько времени прошло, пока мы осознали, что пора двигаться дальше. Лишь это ощущение заставило нас очнуться и продолжить путь. Остров казался длинным, растянутым, он словно двигался в ту же сторону, что и мы, не позволяя приблизиться к своей западной оконечности. Мы пытались его догнать, но он то нырял под воду – и тогда море едва не лизало нам пятки, то щетинился – и тогда кустарник пытался ухватить нас с обочин за карманы штанов. Белые птицы, похожие на аистов, взмывали рядом с нами и, пролетев совсем немного, опять скрывались в зелени.

По прошествии часа показался мост. Это был мост острова Гильермо (Cayo Guillermo). На той стороне виднелись бунгало, пристани для небольших яхт, прибрежные ресторанчики. Маленький остров выглядел куда более оживлённым, чем его больший сосед. Пересечь этот клочок земли не составило большого труда. Мы оставили скутер на парковке и двинулись по деревянным мосткам к пляжу. Пляж Пилар (Playa Pilar), названный так в честь лодки Хемингуэя (говорят, он любил заплывать на этот остров), оказался довольно людным. Хотя вряд ли его можно назвать людным, если вспомнить столпотворения на пляжах Коста де Соль в Испании или наплывы посетителей в мексиканском Акапулько. Здесь же это просто десятка два счастливчиков, оказавшихся на берегу моря, больше напоминающем край света. Высокие волны, ровным строем подходящие к побережью, белый песок, словно зимний снег, тающий под ногами от нашего тепла, и скалы вдалеке, о которые с шумом разбивается море, пеной разлетаясь в стороны. Это стоило того, чтобы преодолеть такое расстояние.

Солнце клонится к горизонту, и закат уже на подходе. Мы прощаемся с побережьем и устремляемся обратно, чтобы успеть засветло добраться до дамбы. Сидя на берегу плотины в отсветах заходящего светила, мы напоследок ещё раз смотрим в сторону острова, подарившего нам всего за один день столько тепла и радости. Последняя оборка апельсинового солнца тает в море, словно кусок сахара в чашке мокко. Я ненадолго закрываю глаза, пытаясь уловить ускользающие от меня солнечные зайчики, отпечатавшиеся на сетчатке глаз, и вздыхаю. Немного грустно прощаться с удачным днём. Уже в темноте ночи мы добираемся до Морона, чтобы на следующее утро отправиться обратно в шумную Гавану.

Глава 4.5
Куба. День последний

Как мне кажется, на Земле нет большей радости, чем добиться потерянной свободы.

Мигель де Сервантес Сааведра

Гавана. Вечер воскресенья. Снова четырёхэтажные здания, такие огромные после домишек малых городов. И облако людей, подобных частицам в непрерывном броуновском движении. И я.

Этот прекрасный зелёный остров Куба посреди безбрежного океана стал для многих олицетворением несбывшейся мечты. Здесь чистейший песок и свежий морской бриз, высоченные пальмы и заливные луга, поля сахарного тростника и горы, покрытые густыми изумрудными лесами. Это Остров Свободы с несвободной страной на нём, и счастливые люди в несчастном государстве. Борьба противоположностей здесь создаёт гармонию жизни, а из нищеты рождается богатство духа.

Здесь такие же люди, как и мы: они радуются, злятся, обижаются, воображают, но никогда не хандрят. Годы рабства, эксплуатации и бедности убедили их, что хуже быть уже не может и впереди только хорошее. Им удаётся на тысячу рублей в месяц кормить себя и семью. Они готовы прийти тебе на помощь (и лучше за деньги) и уж точно не откажут близкому. Ведь только сообща можно выжить в таких тяжёлых условиях. Их дети допоздна играют в футбол на проезжей части, не боясь несчастных случаев. Их первые этажи зарешёчены, но двери не всегда закрыты на ночь. Они могут пить газировку за рубль и доехать на другой конец страны за полторы сотни. В них нет лицемерия, надменности и жадности, ведь они живут в стране, где всё общее. Здесь можно пойти на любой пляж без опаски упереться на своём пути в забор частного дома или отеля. Здесь с тебя постараются получить как можно больше денег, но не для себя, а на благо Революции.

Куба – страна-заповедник, где холят и лелеют социализм, такой понятный нам, но такой неподходящий для простого неидеального человека со своими ценностями и мечтами. Ведь любой из нас хочет двигаться туда, куда он желает, а не туда, куда ему укажут. На земле осталось всего два уникальных места – здесь и в Северной Корее – где ещё можно наблюдать результаты великого эксперимента двадцатого века по порабощению человеческого ума в едином стремлении и ради «Великой цели». Здесь государство тотально во всём. И если вы параноик – вам здесь не место. Вас записывают в журналы в кассах, вам дают только специальные билеты на автобус, ваши крупные купюры переписывают по номерам, вас изолируют от общения с местными жителями, позволяя контактировать только с лицензированными людьми – официантами, таксистами, проститутками. Вам отведены специальные магазины, специальные отели, специальный транспорт. Вы в заповеднике, а значит, можете только наблюдать, но ничего не трогать, дабы не разрушить привычный ареал обитания. За вами следят – даже не сомневайтесь, но при этом вам нужно расслабиться и просто получать удовольствие.

Познакомившись в последний день с парнем по имени Леонардо, обладателем прекрасной шевелюры а-ля Джимми Хендрикс, и сидя допоздна на набережной около не на шутку разыгравшегося моря, мы узнали для себя немного о «внутренней» Кубе с её запретами, полицией, доносчиками и нелегальной торговлей. Эта тёмная сторона не имеет ничего общего с обложками рекламных буклетов и телевизионными передачами о путешествиях. Это серая безысходная жизнь студентов, не имеющих возможности стажироваться за границей, домохозяек, пытающихся прокормить ораву детей, рабочих, которые, не покладая рук, трудятся в мастерских по пятнадцать часов в сутки, но за полгода едва зарабатывают дневной бюджет туриста. Эта жизнь похожа на нашу в 90-х, ту, которая была так недавно и так давно…

А между тем есть кубинцы, которые едят в тех же кафе, что и иностранцы, катаются на новых авто, ходят в супермаркеты, покупают модную одежду в сети магазинов «Гламур». У молодёжи есть плейеры, и слушают они отнюдь не грампластинки, а в домах стоят телевизоры, иногда жидкокристаллические, и не найти уже в городской черте «Чайку» или «Рубин». Быть может, расслоение по материальному достатку здесь уже достигло критической отметки. И даже российские правдоборцы, кричащие, как трудно нам живётся на фоне многочисленных нефтяных магнатов, узнав всю правду о Кубе, лишь вздохнули бы тяжело. Но если в России всему голова – нефть, то на Кубе это туризм. На туризме держится вся экономика страны, государство молится на него так же, как наше правительство – на чёрное золото. И те, кто оказался у щедрого потока, обеспечили себя на всю жизнь. Исторически сложилось так, что Кубе нечего предложить мировому рынку, кроме того, что дала живописная природа. И так же, как в Египте ждали разлива Нила, здесь с придыханием ждут начала туристического сезона, когда поток долларов окропит землю, позволяя Революции и дальше благоденствовать, с презрением поглядывая на Запад.

Если Испания открыла для Европы большой путь в Латинскую Америку, то Куба стала воротами в покорении этих далёких земель. Благодаря огромному притоку советского капитала в экономику сахарного тростника и сигар, дружбе советских лидеров с бессменным Фиделем и урокам истории Карибского кризиса для русского человека это самая близкая и понятная из всех испаноговорящих стран. Но как же мы ошибаемся, думая так! Это государство сложено из противоречий. Здесь нет частных яхт, но и общественные туалеты найти невозможно. Здесь, благодаря развитому бесплатному здравоохранению, тебе не дадут умереть от болезней, но быть здоровым предпринимателем также не позволят из-за чахоточной тоталитарной экономики. Здесь яркие фасады домов, высокие потолки и живописные барельефы, но лишь потому, что построить новое жильё нет возможности, а если свернуть в переулок, то станет понятно, что дома не красили уже более пятидесяти лет.

Здесь так любят и ждут туристов, что специально для них придумали разорительную валюту. Здесь не терпят Америку, поэтому на обменный курс доллара установили десятипроцентный штраф. Здесь на улицах не курят табак, а только пытаются продать его втридорога «из-под полы», да колоритные бабушки весь день напролёт сидят в чепчиках с огромной сигарой, чтобы получить от туристов немного денег за фото. Здесь человек, работающий на государство, в месяц зарабатывает столько же, сколько уборщица туалетов в музее нелегально получает чаевых в день. Здесь нет ничего советского, а тем более русского. Ни автоматов с содовой, ни бородинского мороженого, ни «Агдама». Знание русского языка ограничивается пятью словами, а фраза «Куба-Россия друзья» и улыбка во всё лицо лишь прячут желание выпить за чужой счёт или получить звонкую монету.

В Гаване, подобно многим другим городам, всё становится туристическим, а самобытность превращается в аттракцион для иностранцев, готовых отдать свои деньги. Вам покажут любой спектакль на ваш выбор, если он будет хорошо оплачен. Вы можете прийти на чужую свадьбу, день рождения, похороны. «Будьте как дома», только не забудьте оплатить своё посещение. Тут своя жизнь, она по-своему уникальна, красочна, но в основном скрыта от чужих глаз в подъездах, на террасах, в семейных тайнах и дружеских сплетнях. А для туристов это грохочущие кадиллаки, льющаяся из баров сальса, яркое солнце и пляжи с умопомрачительно белым песком. Это, без сомнений, «Остров свободы», но за свободу, как и за всё остальное, нужно платить.

В течение всего путешествия по Кубе я долго думал, кто же из нас за решёткой: мы или они. И только сидя в последний вечер около неспокойного моря, я понял, что все мы находимся в клетке. В клетке, из которой нет выхода. В клетке с золотой дверцей, от которой уже давно потеряны ключи, которую куют туристы, а кубинцы разгрызают. Только она и разделяет нас, но мы всё равно пытаемся протянуть друг к другу руки…

Глава 5.1
Мехико. Котёл культур и цивилизаций

Лучше ад, чем рай, разделённый с испанскими мерзавцами.

Атуэй

Земля ацтеков. Здесь создавались и разрушались великие города. Здесь расцветали и исчезали могущественные цивилизации. Эта земля видела подъём и упадок, когда захватчики становились хозяевами, а став ими, подчинялись новым завоевателям. Здесь 13 августа 1521 г. мезоамериканская культура оборвала своё существование, навсегда унеся с собой тайны жизни десятков народов, населявших эти земли. А вместо неё, широко шагая ботфортами, на эти берега вступила Испания.

Мы приземляемся в одном из самых крупных городов на земле. С высоты птичьего полёта он выглядит осьминогом, раскинувшим среди холмов свои щупальца. Он весь лежит в дымке и, кажется, сам задыхается своими выхлопными газами. И не мудрено: более двадцати миллионов человек пытаются существовать здесь рука об руку на высоте 2200 метров над уровнем моря. Сегодня это полноценный мегаполис со своими магистралями, подземными парковками, небоскрёбами и метро. И уже сложно представить, каким был этот ацтекский город, когда его в первый раз увидел Кортес. А это было действительно чудо, сотворённое человеческой волей. Посередине озера – сотни рукотворных островов, соединённых с берегами при помощи мостов, гигантские пирамиды, прославлявшие богов, жаждущих постоянных жертвоприношений, и совершенно уникальная культура, не имевшая ничего общего ни с европейской, ни с азиатской, – вот лишь малая толика того, что предстало перед иноземцами. Это был прекрасный и одновременно жестокий мир, где рекой лилась кровь и ступень за ступенью возводились храмы, всё выше тянувшиеся к солнцу. Люди здесь считали за благо отдать свою жизнь на жертвеннике и бережно хранили не только свою культуру, но и культуру исчезнувших до них цивилизаций.

История распорядилась так, что государство, чья армия имела превосходство по численности и могуществу и сражалась на знакомой территории, пало под натиском людей, которых жажда наживы привела сюда с Востока. Много факторов решили судьбу ацтеков, и вряд ли кто-то найдёт среди них решающий, но не последнюю роль сыграло предсказание о возвращении в год «се акатль» изгнанного из Тулы Кетцалькоатля. Эта дата совпала с появлением на землях ацтеков испанцев, что сильно подорвало у коренных жителей боевой дух и желание сопротивляться. Тенотчитлан пал – и город сровняли с землёй, переименовав в Мехико, а на месте дворца Монтесумы возвели Национальный дворец. История не терпит сослагательных наклонений, и мы уже никогда не увидим Доколумбову Мексику – чистокровные индейцы стали национальным меньшинством, исповедующим католицизм и говорящим на испанском языке, а имена народов и их вождей, некогда такие грозные, используются только для слоганов в рекламных кампаниях крупных корпораций. Сейчас здесь бурлит жизнь, город увеличивается на глазах, обрастая всё новыми районами одноэтажных картонных домиков, куда заселяются приезжающие из провинции индейцы. И, несмотря на то, что по статистике более шестидесяти процентов индейцев живут за чертой бедности, столица всё так же продолжает наращивать свои мускулы, крайне скупо отпуская финансовые вливания для провинций.

Мексика – молодое государство, где более половины населения страны не достигло двадцатилетнего возраста, а это значит, что не далее чем через несколько лет уровень безработицы значительно повысится. Уже сейчас на улицах городов выстраиваются очереди в центры занятости, а каждый мексиканец любым возможным способом пытается заработать свой песо. Местные жители трудолюбивы и, несмотря на мягкий климат, не устраивают сиест. Они дорожат тем, что у них есть, и стремятся сохранить свой образ жизни. И пусть зачастую им тяжело, они не теряют оптимизма и надежды на светлое будущее.

Гуляя по Мехико, постоянно забываешь, что находишься на другом конце света. Здесь стандартные квадратные и прямоугольные площади, характерные для Испании, ажурные каменные дворцы и здания в кастильском стиле, английские и французские парки и бульвары, мадридские улицы – и лишь смуглый цвет кожи горожан возвращает всё на свои места. И всё равно Испания здесь в каждой детали: в фасадах зданий, в уличных музыкантах и артистах, в пекарнях и кондитерских… И повсюду вы слышите знакомый европейский язык: «Como estas?», «Muy bien!»

Потратив немало времени на поиски отеля, мы всё-таки поселились на одной из центральных улиц. С неё были слышны постоянный шум машин и звуки неумолкающей шарманки, на первом этаже располагалось кафе со сводящей с ума выпечкой, а напротив – через дорогу – манил к себе огромный выбор свежевыжатых соков.

Ещё добираясь из аэропорта в центр, мы поразились местному метро. По размерам этот гигант немного уступает московскому, но по импульсивности превосходит его в разы. Целый подземный город затягивает горожан в узкие проходы, подхватывает и несёт их по переходам и станциям. Лотки с едой, наверняка такой же жуткой, как и у нас, стойки с газетами, где на первых страницах «красуются» фото убийств и насилия, мини-макдональдсы, где ничего, кроме мороженого, не найдёшь, и сотни людей, продающие сладости, шоколад, жевательные резинки и чехлы для телефонов.

Поезда на пневмоходу каждую минуту заполняются людьми с платформ и исчезают в тёмных тоннелях. А люди снова плывут одной серой массой. Их лица пасмурны и тяжелы, одежда, такая цветная и красочная на поверхности земли, здесь теряет свой облик, превращая всех в сплошной безликий поток. Я помню, какая ты, российская подземка, и здесь вижу твои отголоски. Но если приглядеться, то в метро Мехико можно увидеть свои уникальные черты. Мы стоим на платформе, большая часть которой свободна для прохода к вагонам, но с правой стороны отгорожено пространство для посадки только женщин и детей, куда нам вдвоём доступ запрещён. Поворачиваю голову к стене: на ней понятные, но своеобразные схемы метро с уникальными значками для каждой станции – это для тех приезжающих из деревень мексиканцев, которые не умеют читать. На выходах из станций – схемы городских улиц. Метро – это огромный урчащий подземный зверь, который дышит, двигается, рычит, но не кусается; он дружелюбен и не раз выручал нас в мегаполисе.

В пяти минутах ходьбы от гостиницы расположена главная площадь Мехико – площадь Конституции (Plaza de la Constitucion). Огромное мощённое камнем пространство зажато между резиденцией городской администрации, Национальным дворцом (Palacio Nacional), Главным собором (Catedral Metropolitana) и Саграрио Метрополитано (Sagrario Metropolitano). Около собора индейцы в ритуальных костюмах проводят свои обряды очищения, пожилые женщины в пёстрых платьях продают украшения, и тут же сидят на парапете безработные в ожидании случайного заработка. Заходим в главный Городской собор, который считается самым большим на континенте. Шум улиц моментально смолкает, звук становится более приглушённым, и только лучи света, проникая сквозь орнамент витражей, цветными пятнами ложатся на мраморный пол возле алтаря. Скамьи из кедра, позолоченные обрамления икон, орган и взмывающие ввысь арочные своды центрального и боковых нефов внушают благоговение и заставляют задуматься, что же могло происходить в душах средневековых горожан (не говоря о провинциальных крестьянах), если им приходилось оказаться здесь. Они должны были ощущать всем телом, насколько они малы по сравнению с Богом и насколько сократилось расстояние до него теперь, когда они пришли в храм. Отсюда любой их шёпот и даже любая мысль непременно будут услышаны наверху.

Мы покидаем собор и направляемся в соседний квартал, к руинам ацтекского храма Темпло Майор (Templo Mayor). Они были обнаружены лишь в середине двадцатого века при реконструкции центра города, когда мировая культура обрела огромное количество находок. На территории раскопок сейчас находится музей с богатой коллекцией найденных здесь вещей. Полчаса мы гуляли среди разрушенных стен пирамид и алтарей, но лишь благодаря макету в музее смогли представить реальный масштаб существовавших здесь когда-то строений. Этот комплекс перестраивался семь раз, каждый раз покрываясь новым слоем земли и облицовываясь камнем, и в итоге за столетия образовал пирамиду, едва уступающую по своему размаху пирамидам Гизы.

Только на следующий день нам открылось, что в действительности представляет собой наследие таких могущественных цивилизаций, как ольмекская, тольтекская, сапотекская, ацтекская и майя. Мы отправились в Национальный музей антропологии, находящийся в одном из самых больших городских парков Латинской Америки – Чапультепек (Bosque de Chapultepec). Его уникальная коллекция, собранная из артефактов, добытых со всех уголков страны, стоит целого дня, потраченного на её осмотр. На первых этажах павильонов выставлены экспонаты древних мезоамериканских культур, а вторые этажи демонстрируют культуру и быт индейцев, проживающих на этой территории по сей день. Правое крыло, откуда начинается осмотр, рассказывает о жизни первобытного человека, путях его развития и заселения всей территории планеты.

Целый день мы бродили среди безмолвных статуй, каменных барельефов и украшений, которые сотни лет покоились в земле, храня память о своих давно умерших создателях, но по воле людей вернулись обратно на свет. Что они могли поведать нам, что скрывало их молчание? История учит не совершать одних и тех же ошибок. И тот, кто желает услышать, сможет понять и тишину. Я всегда думал: что останется от нас следующим цивилизациям? Как будут они представлять нас, откапывая через тысячелетия безликие бетонные и кирпичные коробки, наполненные неразложившимися пластиковыми пакетами и обёртками от чипсов и мармеладок? Что они станут выставлять в своих музеях вместо глиняной посуды и статуэток? Какую «правду» напишут о нас? На уроках истории нашим детям рассказывают о цивилизациях, воевавших друг с другом; о нас же, наверное, будут говорить как о цивилизации, поедающей саму себя, подобно змее, заглатывающей свой хвост. Мы так увлечены, что не желаем останавливаться. И в ход уже идёт не только хвост, но и туловище, и перед нами возникают два возможных пути к концу – поглотить себя до головы или, не успев, поперхнуться. Но пока, со смаком и упоением, слегка прикрыв глаза, мы продолжаем вкушать своё тело, всё больше подстёгивая аппетит, и сдабриваем уже пресное и надоевшее блюдо новыми соусами наших желаний.