Текст книги "Избранный"

3

Путь из Парижа до Авиньона достаточно велик, чтобы молодые люди смогли проделать его в полном молчании, даже если отношения их никак не располагают к оживленной беседе. Несмотря на указания Клодин сидеть тихо, Антуана так и подмывало затеять с девушкой разговор, хотя обычно он стеснялся брать инициативу в свои руки при общении с противоположным полом, ожидая, когда на него обратят внимание. Но чем ближе был Авиньон, тем явственнее Антуан в себе ощущал некие изменения. Может быть, он наконец взрослел?

– Что тебе говорил Легрен? Как нам надо действовать сразу по приезду? – Антуан произнес это почти небрежно, в его словах сквозило мужское великодушие к более слабому существу.

– Комиссар сказал, что отправляет нас в эту командировку для того, чтобы мы смогли по возвращению рассказать ему о Леруа все. Он подчеркнул это особо, имей в виду. Все о жизни этого Леруа. Я хотела ехать одна, но Легрен, ты знаешь, не любит, когда ему перечат. Что там делать нам вдвоем, ума не приложу.

Клодин все еще хотела уязвить Антуана, но он уже никак не реагировал на это. Из всего только что услышанного он сделал единственно верный вывод: Легрен решил не посвящать Клодин в то, что он едет на родину покойного Леруа по собственной инициативе. «Выходит, комиссар решил каким-то образом заставить бороться нас за первенство. Надо будет не забыть сказать об этом Геваро…» Вчерашний вечер, проведенный в обществе старого полицейского, так сильно повлиял на юношу, что он словно перевоплощался, стараясь думать и действовать так, как, по его мнению, думал и действовал бы Геваро.

– Какие еще инструкции он тебе дал?

– Он снабдил меня всей необходимой информацией. У нас есть адрес, где жил Леруа до отъезда в Париж. Это самое главное. Наверняка, есть соседи, найдутся и знакомые…

– Ты думаешь? Может быть, кроме адреса нам потребуется что-то еще?

– Все будет в порядке. Я уверена. Будем действовать по науке. Опрашивать всех соседей и идти от частного к общему. Так нас учит комиссар Легрен… Скажи, а почему ты приходил на улицу Булар с Геваро? Он же хранитель базы, аналитик, что ему на месте понадобилось?

– Просто захотел мне помочь. Он странный. Я его боюсь немного, – соврал Антуан, не желая посвящать Клодин в детали их с Геваро расследования.

– Да, он вправду странный. И обморок у меня был какой-то непонятный…

Антуан ничего не стал отвечать на это. Тема становилась опасной, и он боялся нечаянно проговориться. Геваро уж его за это не похвалил бы. Полицейский должен уметь держать язык за зубами.

– Клодин, как думаешь, нам удастся размотать это дело?

– Нам? Ха-ха!. Не забывай, что я хоть и старшая группы, но руководит всем Легрен.

– Я думаю, что надо все равно искать незнакомца, того, что видела мадам Безансон. Он, скорей всего, и есть убийца.

– Ты рассуждаешь как мальчишка. Да уж! Надо бы попросить Легрена, чтобы он занялся твоим полицейским образованием. А то с таким напарничком хлебнешь еще горя. Если к нему приходил кто-то, из этого совершенно не вытекает, что этот кто-то убийца. Понимаешь?

– Понимаю. Но кто-то же постарался, что Леруа отправился на тот свет. В его организме обнаружен яд.

– Ну а вдруг Леруа сам себя отравил?

– А зачем ему это? – от неожиданности Антуан чуть не поперхнулся. В ушах сразу зазвучали вчерашние слова Геваро о том, что Легрен постарается все списать на самоубийство. «Не с его ли голоса поет Клодин?»

– Это ты так думаешь или комиссар Легрен?

В ответ Клодин только сжала губы. «Как бы побольнее уколоть этого мальчишку?» В голове негритянки уже почти созрел план убийственного, по ее мнению, ответа, как она вздрогнула оттого, что к ее плечу кто-то прижался губами.

4

– Алексей! Как я рад, что ты приехал! Ведь мы могли больше никогда не увидеться!

Высокий, немного неуклюжий, длинноволосый Пьер Консанж бросился к Алексею, возникшему на пороге его квартиры-студии на бульваре Сен-Жермен. Он обнимал его одной рукой, пытался даже прижать к груди. Вторая рука беспомощно болталась на перевязи.

– Что случилось, друг мой?! Эвелина так напугала меня. – Алексей рассматривал Пьера со всех сторон, будто хотел убедиться в том, что это в самом деле его французский приятель.

– О, Эвелина! Эта чудесная женщина! Она так добра была, что вызвала тебя!

– Что все-таки произошло, кто-нибудь объяснит мне?

Из прохода, ведущего в другую часть огромной квартиры, появилась Эвелина.

– Давайте я попробую. Пьер сейчас несколько не в себе.

– Нет. Я в себе. Я так рад, друзья мои, что вы со мной! Пойдемте в гостиную…

Пьер встряхнул своей огромной гривой. Он был очень похож на Паганини, этот знаменитый французский музыкант. И несмотря на довольно острое и не очень красивое лицо, за ним охотилось немало потенциальных невест. Неплохо их подстегивали и гонорары Консанжа, позволяющие ему иметь не только дорого обставленную квартиру недалеко от аббатства Сен-Жермен, но и немало недвижимости в самых разных концах света. Женщин Консанж любил, непрочь был иногда поволочиться за какой-нибудь светской львицей или заманить в постель юную красотку, но сильнее всего на свете он ценил свою скрипку и поэтому руку и сердце не планировал никому предлагать, по крайней мере, в обозримом будущем.

– Все очень просто и, с другой стороны, очень сложно. – Эвелина смотрела на Климова с большим напряжением. – Пьер возвращался домой, чтобы немного отдохнуть перед концертом. Прислугу он сегодня отпустил, поэтому в квартире никого не было. Как только он вошел в прихожую, его внимание привлек шум в комнатах. Ничего не подозревая, думая, что это вернулась служанка и занимается чем-то в своей комнате, он прошел внутрь и обнаружил там троих человек, переворачивающих вверх дном все его имущество. Завязалась борьба. Пьер пытался скрыться от бандитов, но они преследовали его. Хорошо, что удалось добраться до кнопки сигнализации. Это и спугнуло их. Но, как видите, рука Пьера безнадежно вывихнута. Полиция уехала довольно быстро. Но толку от этих надуваний щек обычно никакого. Когда Пьер понял, что ни о каком концерте и речи быть не может, он сразу позвонил мне. Ведь наш холдинг – главный спонсор и организатор этой благотворительной акции, и все детали Пьер как раз обговаривал со мной. Тогда мы и познакомились собственно…

– Очень приятно познакомились. – Пьеру не сиделось на одном месте, он вскочил, начал широкими шагами расхаживать по комнате.

– Я правильно все изложила вашему другу с ваших слов?

– Да, милая Эвелина, все правильно. Но я должен с вами посоветоваться, друзья мои. Я почти убежден, что это не ограбление…

– Почему? – Алексей и Эвелина спросили это почти синхронно.

Консанж перестал ходить и сел на диван напротив своих гостей.

– Посудите сами. Я очень часто гастролирую. Насколько знаю криминальный мир, те, кто грабит квартиры, стараются это делать без людей. Слишком большой риск, да и убийство не их профиль.

– Ну, грабители разные бывают. Ты черпаешь свои познания из детективов, а в жизни все иначе…

– Вам не известно еще одно обстоятельство. Я сознательно утаил его от полицейских. Эти грубые мужланы не в состоянии ничего понять. Дело в том, что я не собирался до концерта возвращаться домой. У меня было одно деликатное дело по женской части. Эвелина, заткните уши. Ну, в общем, перед выступлениями меня это очень укрепляет. Но мне позвонили и попросили срочно вернуться домой.

– И кто же тебе позвонил?

– Ты позвонил, Алексей…

5

Дневник отшельника

Приходилось ли вам когда-нибудь размышлять о том, почему каждое поколение интеллектуалов неизменно поднимает свой тощий, в синих прожилках кулачок на классику? У кого-то такая дерзость вызывает почти что коллапс, доходит до хватания самих себя за голову с истошными воплями: «Какая нынче молодежь ужасная пошла!» Но мне думается, что надо вести себя умнее в этих случаях. Хотя и уподобляться некоторым околокультурным деятелям, пытающимся заигрывать с молодежью, всячески поощрять их нагловатую духовную распущенность, тоже неприлично. Мне теперь достает времени думать и думать над тем, что я почерпнул из первой своей жизни, и я позволю себе такой вывод: черта между теми, кого общество нарекает бунтарями, и теми, кто удостаивается сомнительного титула приличной молодежи, лежит там, где начинается неприятие лжи. Человеческое общество, обретя полную гармонию товарно-денежных отношений, стало жить в череде подмен. Я уже писал о том, что мужчина и женщина нынче сходятся в основном из-за тонкого взаимодействия гормональных фонов. Но я никогда не поверю, что так было всегда. Когда, где это произошло, что любовь была подменена плотским вожделением? Вряд ли это удастся кому-то выяснить. Но в основе этой подмены ложь – она размножается, влечение полов меркнет. И то, что называлось любовью, переходит во взаимное раздражение. Этот порядок вещей насаждается повсеместно, и те, кто еще хоть чуть-чуть верит в любовь, не могут не бунтовать против этого. Жаль, что этот бунт, как правило, с детским еще желанием делать все назло, выражается в невероятной распущенности, готовой отрицать даже влечения полов, превращая близость в нечто второстепенное, очень частое, неважное. Бунт – это всегда отрицание. И молодежь отрицает все, что отрицать ложь. В классике она не видит ответов на свои вопросы, еще не понимая, что в классике нет ответов. Классика за гранью лжи. И за гранью правды. Она – тень истины. Невозможно отрицать тень. Но молодые интеллектуалы тайно верят в невозможное, верят, что могут переделать мир. В этом их краткое человеческое счастье и длинная общественная беда. Общество всегда будет поощрять тех, кто спокойно относится к подменам, принимает эти правила за данность и живет с ними в крови. Такая жизнь тоже очень трудна, часто приводит к мучительному ночному самобичеванию, но почему-то считается весьма достойной.

Подмены касаются не только любви. Дружба подменяется партнерством, предательство – здравым смыслом, материнство – желанием иметь того, кто в старости тебя не бросит. И все это в корневой системе общества, все это символы общества, так же как и классика. Бунтовать против общественного порядка интеллектуалы не особенно любят, за редким исключением, и бунтуют против порядка духовного. Протестуя против подмен, они сами невольно живут в подмене. Помните… Мысль изреченная есть ложь…

6

Борис Нежданов наблюдал, как его дочка с незнакомым мужчиной мило о чем-то беседуют за столом. Он со своего места не мог слышать их разговор, но видел все, что происходит между ними. Любому пожившему человека стало бы сразу ясно, какие отношения завязываются между Мариной и ее спутником. Но эти отношения сейчас волновали Нежданова меньше всего. Все то время, после того как он попал в Круг Пяти и узнал самое страшное, вся его жизнь определялась невероятным напряжением, внутри него зрел выбор. И нынче, когда решение принято окончательно, Борис Аркадьевич успокоился. Пусть его сочтут предателем. Он все равно не сможет жить с мыслью, что мог спасти свою дочь и ничего не предпринял. Теперь его деточка все время будет у него перед глазами. Навыки члена Организации придутся как нельзя кстати. Уж чему-чему, а конспирации он за эти годы научился. Его девочка ни о чем не догадается, а он будет контролировать события…

На первом собрании Круга Пяти он испытал невероятный душевный подъем. Обряд посвящения оказался довольно болезненным, он даже потерял сознание на время, но потом немыслимая высокая радость охватила все его существо. Он никогда не узнает, вместо кого попал в этот великий Круг, но то, что из него уходили только в мир иной, его сразу известил Глава. Этот строгий человек, монашеского вида, обладал уверенным зычным голосом, и слушавшие его ничего не могли поделать с тем трепетом, что он вызывал в них. До сих пор Борис Аркадьевич мог воспроизвести каждое слово:

– Брат Борис, теперь ты один из нас. Тебя выбрали не мы, тебя выбрало время. Ты не можешь уклониться, пути назад у тебя нет, предательство в Круге невозможно. Сейчас ты за Круглым столом обрел Посвящение. Настала пора тебе ознакомиться с Первым свитком. Это свиток есть самая главная тайна России, залог ее будущего. Где находится второй свиток, не знает никто. Его должен найти Избранный! Его появления ждать недолго. Избранного откроют Угадыватели. Мы не можем вмешиваться. Мы – Посвященные. Мы все обязаны помнить. А Угадыватели должны все забыть, выполнив свою миссию.

Все это Глава произносил в полной тишине и темноте. Нежданов даже не понял, слышит ли их кто-то. Витал только запах, идущий от Главы. Это был запах ладана, воска и очень изысканного мужского одеколона.

Закончив свою речь, Глава зажег свечу, взял Нежданова за руку и куда-то повел. Шли бесконечным коридором, то чуть вниз, то вверх. Наконец остановились. Когда зажегся свет, Борис Аркадьевич понял, что они в монастырской келье, но благоустроенной как дорогой гостиничный номер. Пока Нежданов привыкал к свету, в руках Главы очутился длинный свиток, усеянный мелкими, но очень красивыми буквами. Откуда его достал Глава, Нежданов так и не понял.

Борис Аркадьевич прочитал свиток несколько раз. Глава велел выучить его наизусть. Нежданов, с детства обладавший прекрасной памятью, справился с этим легко.

– Это конечно же копия. Перевод! Сам свиток написан на языке, известном теперь немногим. Но когда Избранный обнаружит вторую часть, ее будет кому расшифровать…

Прощаясь с Неждановым, Глава блаженно улыбнулся. Они договорились обо всем. С этого момента Нежданов должен был выполнять все указания Главы беспрекословно.

Первые несколько дней все шло хорошо. Нежданов выполнял все, что требовал Глава. Жизнь наполнилась новым смыслом. Каждую ночь он повторял то, что таил первый свиток, заставлял себя сжиться с этим текстом, как со своим именем.

Однажды Глава сообщил Борису Аркадьевичу, что до того часа, как Избранный начнет действовать, осталось совсем чуть-чуть, и еще он ошеломил Нежданова новостью: Избранный скоро появится в его доме. Точно был назван день и даже час. И Избранный действительно возник. День и час в точности совпали. Но каким ужасом обернулось это появление! Последние строки первого свитка бились у него с этого дня в висках нестерпимой болью.

Выполнив миссию, да исчезнет Избранный с грешной земли вместе с той, что возлюбила его…

Если Избранный – это Алексей Климов, то возлюбившая его, выходит, дочь Нежданова – Марина. Сперва Борис Аркадьевич еще жил надеждой, что связь Марины с Алексеем случайна и в свитке говорится о другой женщине. Он, согласуясь с правилами Организации и Круга Пяти, поведал о своей боли Главе. Но после разговора, когда Глава напомнил ему, что, посвящаясь в Круг Пяти, Нежданов принес клятву, а в ней среди прочего говорилось о том, что дело Организации выше семьи и судьбы близких, надежда рухнула. Принося эту клятву, Нежданов не мог и думать, что его любимая дочь… что клятва окажется такой страшной. Глава смотрел на Бориса строго и бесстрастно. Объяснять ничего не надо было.

Мысль о том, что дочь его исчезнет, не давала покоя, но ослушаться Организацию, которая так много сделала для него, – это не менее страшно. Еще до вхождения в Круг Пяти по заданию Организации он писал книгу о Махно. Помогал ему в этом Угадыватель Беляков, игравший уже много лет роль друга семьи. Правота Организации никем никогда не ставилась под сомнение. Приказы и поручения выполнялись без раздумий. Так, и Нежданов с Беляковым не задумывались, для чего пишется эта книга, а довольно добросовестно и скрупулезно собирали материал, готовили его к печати. Но теперь Нежданов не мог не анализировать ситуацию. Этот анализ приводил его к самым страшным выводам. И в просьбах Главы обязательно упросить дочь довести до жениха желание Нежданова сфотографировать надгробную доску Махно виделось приближение трагической развязки.

Что надломилось в нем после звонка Белякова, сообщившего о выполнении? Может быть, причина в том, что он услышал в его голосе такое облегчение, такое счастье Угадывателя, исполнившего миссию и обреченного ее забыть и вернуться к нормальной жизни? «Теперь Беляков отправится нянчить внуков. А я?» Марина так отчетливо представилась Борису Аркадьевичу мертвой, что захотелось выть от ужаса и неизбежности. Будто что-то на биологическом уровне изменилось в его сознании. Он словно обрел другое качество, смог освободить себя от власти Организации. Надо только сделать первый шаг.

Решение перезвонить Белякову пришло как молния, как озарение. Он даже не успел испугаться собственной дерзости, не понял величины своего отступничества. Спешил предать, чтобы не передумать, малодушно не отступить. И тянул одновременно. Но вот решение пришло. Ждать больше нечего.

В разговоре с Беляковым Нежданов блефовал.

– Саша, это Борис!

– Почему ты звонишь? Я ведь уже должен…

– Рано еще. Ты не того угадал…

– Не может быть…

– Может. Я приказываю тебе снова угадывать и ничего пока не забывать. А действия по ложному варианту прекратить немедленно. Иначе разразится катастрофа. Ты понял? – В конце своей тирады Нежданов перешел на крик.

– Но почему ты сразу не перезвонил? Я уже… Ладно, я попробую…

– Доложи об исполнении.

Отношения между Посвященными из Круга Пяти и остальными членами Организации определялись почти военной дисциплиной.

Беляков перезвонил. Из его слов стало ясно, что он успел предотвратить развитие событий.

Нежданов ликовал, хотя страх быть наказанным за все это терзал. Но он спас дочь, и это главное.

Радоваться пришлось недолго. Вскоре выяснилось, что Беляков обманул Нежданова самым вероломным образом. Марина подтвердила, что Климов все же улетел в Париж. И она успела передать ему просьбу сфотографировать урну Махно. Надо понять, почему Беляков соврал ему. Этот идиот тоже решил предать, сыграть свою бестолковую игру или… Об этом страшно было подумать, но похоже, все именно так и произошло. Организации известно все, и он должен действовать наверняка. Открыто и беспощадно.

7

Все произошло в считанные секунды. Клодин подпрыгнула так, будто ее ужалила змея. Подпрыгнула и приземлилась на колени Антуана. Тот инстинктивно прижал ее к себе, потом отпустил, поскольку она нервно задергалась в его объятиях.

Причиной такого переполоха стало появление в вагоне очень старого, по виду бездомного араба. Увлеченные разговором молодые полицейские не заметили этого субъекта, и он, воспользовавшись моментом, вдруг упал перед ней на колени, бормоча что-то про своих голодающих детишек…

Араб заставил Клодин вздрогнуть, однако она почти молниеносно вскочила и неожиданно для себя приземлилась на колени Антуана, после чего совсем не по-девичьи выругалась вслед убегающему обидчику. Антуан готов был к преследованию, но тут как назло поезд остановился, и Клодин указала Антуану на платформу, по которой сломя голову бежал араб. Догонять его не было никакого смысла.

После инцидента молодые люди некоторое время смятенно молчали, а потом вдруг расхохотались.

Не хватило им опыта и внимания, чтобы разглядеть, что старый араб, так шустро ретировавшийся от них, успел заскочить в последний вагон их поезда.

8

– Господи, Станислав, мы уже два часа здесь сидим, а ваши истории все смешней и смешней…

– Увы, Мариночка, это жизнь. Вам кажется все это смешным, а мне иногда плакать хочется, – Стаська скорчил горестную гримасу.

– Я вам не верю. Просто вы большой мастак смешить женщин. Уж на что у меня плохое настроение было сегодня. Вы, наверное, заметили…

– Да уж. Первые наши сегодняшние минуты не назовешь идиллической встречей старых друзей…

– Зато вы узнали мой стервозный характер, – Марина тихонько хмыкнула.

– Это не очень приятно, признаюсь.

– Ладно, не врите. Мужчин тянет к стервам, и не рассказывайте мне, что это не так. Просто одни скрывают это, а другие нет. Вы как по этой части?

– По какой части, я не понял.

– По части скрывания своей тяги к стервам.

– Это мой секрет. Я вам не скажу.

– Вы меня заинтриговали… Но, впрочем, нам пора прощаться, – Марина взглянула на часы.

– Вы что, спешите? – Рыбкин испугался, что сейчас потеряет ее, и то хрупкое, что уже зазвенело между ними, растает навсегда.

– Если честно, то да, – соврала Марина. Она тоже заметила, что их отношения пошли что-то уж по слишком игривому сценарию. Хочет она этого или нет?

– Тогда у меня есть предложение, – Станислав впился в девушку глазами. – Давайте закажем еще по бокалу вина и выпьем на прощание.

– Да что вы. Я и так уже пьяная.

– Не кокетничайте.

– Ну, считайте, что уговорили.

Станислав подозвал официанта, сделал заказ. Он внезапно вспомнил о жене, о девочках, о некупленных персиках… Его слегка затошнило от всего этого. Сейчас они выпьют. Марина уйдет, а он побежит искать персики, судорожно придумывая оправдания своей чудовищной задержки. Он с трудом расслышал, что Марина его спросила:

– Что вы так на меня смотрите? Вам плохо? – она заглядывала Рыбкину прямо в глаза.

– Нет. Все нормально. Я сейчас вернусь.

Рыбкин быстро пошел к туалетной комнате. Там он увидел в зеркало свое покрасневшее лицо, умылся холодной водой. Рука сама потянулась за мобильником. Звук он отключил, как только они с Мариной сели за столик. Теперь на табло зловеще высвечивалась гигантская цифра непринятых вызовов.