Текст книги "Мечтатели Бродвея. Том 3. Чай с Грейс Келли"

17. Missing you[71]71
  Скучаю по тебе (англ.).


[Закрыть]

Миссис Чандлер угостила их горячим шоколадом собственного приготовления в крошечном кабинете, распухшем от книг. Она то и дело ходила туда-сюда, чтобы заняться читателями: в библиотеке в этот час окончания рабочего дня был большой наплыв.

В минуту затишья миссис Чандлер выглянула и окинула взглядом улицу, но тщетно. Она вернулась в кабинет, где Лизелот и Хэдли уже опустошили свои чашки.

– Мне жаль, – сказала миссис Чандлер. – Его все нет.

– Хватит вам докучать, мы уходим, – решила Хэдли, вставая. – Я должна до работы в «Сторке» забрать Огдена у няни и приготовить ужин…

Миссис Чандлер до сих пор не знала, что Хэдли работает по вечерам в клубе «Сторк». Она молча кивнула, ни о чем не спросив. Лизелот, погруженная в приключения Рипа Кирби[72]72
  «Рип Кирби» – американский комикс 1946–1999 годов, созданный Алексом Рэймондом и Уордом Грином и изображающий приключения частного детектива Рипа Кирби. Издающаяся пять десятилетий серия находилась в руках писателя и художника Джона Прентиса более сорока лет.


[Закрыть], едва повела ухом.

– Я вернусь за книгой и принесу ее тебе, – добавила Хэдли, обращаясь к ней. – Лишний день или два ничего не изменят, правда?

Миссис Чандлер приподняла занавеску на окне, чтобы последний раз выглянуть на улицу, и, поморщившись, опустила ее. Хэдли надела пальто, одела Лизелот и тепло пожала руку библиотекарше.

– Мне жаль, – повторила та. – У него было важное дело, наверно, возникли осложнения. Он казался таким серьезным, это на него непохоже… Конечно, Лизелот, ты можешь взять «Рипа Кирби». В библиотеке есть второй экземпляр.

С порога библиотекарша смотрела, как девочка машет ей рукой, пока Хэдли катит кресло по аллее.

– Сверните направо! – крикнула им миссис Чандлер. – Так быстрее выйдете на проспект. Я хожу этой дорогой к метро.

Улыбки Хэдли и Лизелот вскоре скрылись за углом. Миссис Чандлер еще постояла на узком крыльце, глядя на свой садик. Она вздрагивала, чувствуя себя немного пришибленной. И разочарованной.

Она убрала с крыльца доску и поспешила к стойке, где уже ждали четыре человека.

– Я не смогла дочитать эту книгу, – сказала первая в очереди. – А ведь в ней не так много страниц.

Эта читательница не любила толстых книг. За ней последовала та, что питала слабость к обложкам с фотографией автора, потому что нелишне знать, как выглядит тот, кто рассказывает историю. Потом две школьницы, читавшие одни и те же романы; они часто устраивались вместе за столом и переворачивали страницы дуэтом. Потом…

– Мистер Бернстайн! – ошеломленно воскликнула она.

Он смирно ждал своей очереди. Его светлые волосы были взъерошены. Он бежал.

– Я боялся, что библиотека закроется! – сказал он. – Никак не мог прийти раньше, я увяз в прискорбной истории с галстуком, проблема до сих пор не решена! Я хотел…

– Девочка вас ждала, – ответила библиотекарша с ноткой укоризны, повергшей его в растерянность. – Так глупо, всего десять минут назад…

– Ждала? Вы этого не сказали, миссис Чандлер. Бедный ребенок, если бы я знал… Извините, я очень хотел прийти до закрытия, но…

Он похлопывал себя по щеке, раздосадованный, взволнованный. Взгляд красивых серых глаз миссис Чандлер смягчился.

– За книгой для нее придут. Малышка получит ее попозже, ничего страшного. Вам понравился роман? – спросила она, показывая на возвращенную «Доррит» на стойке.

– Ужасно понравился.

– Тогда возьмите этот, – посоветовала она, доставая с полки толстый том. – Я отложила его для вас. Он тоже вас ждал, – добавила она, и лукавый огонек блеснул за очками. – Надеюсь, вы его еще не читали… так что можете считать это штрафом.

– «Наш общий друг», – прочел он. – Нет, я не читал.

– Диккенс в своем зените, – заверила она. – Лучший. По крайней мере, на мой взгляд.

Она сама предпочитала творчество Чарльза Диккенса и последнюю фразу добавила, чтобы смягчить безапелляционность, которая была на самом деле лишь чистой страстью.

Молодой человек провел пальцем по потертой коже, полистал страницы… Она узнала в глазах Арлана Бернстайна знакомый свет, тот, которым встречают сказочное обещание землетрясения, таящегося в параллелепипеде из тысячи бумажных страниц, длиной 22 сантиметра, шириной 16, толщиной 6.

– Выпишите мне еще один такой же штраф, миссис Чандлер, – сказал он взволнованно. – Я чувствую, что этот окупится сторицей.

* * *

Патронессе с Лонг-Айленда было за пятьдесят, голубые волосы под цвет «Коктейля в лазури», туалета, в котором Шик вертелась под ее пенсне.

С ангельской улыбкой, благоуханная, как цветок, Шик испепеляла ее взглядом. Да или нет, решится ли она наконец, эта супруга короля нейлоновых тапочек? Время шло.

– Чудесно… Просто чудесно… Не правда ли, Бози?

Бози, добрая душа, затянутая в жакетик от «Шанель» конфетного цвета, – кстати, супруга короля маринованных огурцов, – покивала. С Бози тоже было довольно.

И даже с Мушки. А между тем надо было очень постараться, чтобы поколебать вертикальность мисс Поттер, она же Мушка, правой руки и оруженосца его величества Жана-Рене Дакена, божественного монарха парижской моды на 5-й авеню.

– Эта лазурь изумительно пойдет к вашим воло… глазам, – четко выговорила Мушка своим замогильным голосом с другого конца демонстрационного зала.

За занавесом Шик заметила Джоанну и француженку Мюге, они уже переоделись и постукивали пальцами по запястьям, показывая время на несуществующих часах: на запястьях были только дешевые браслетики. Боже милостивый, что же делать?

Шик исподволь порхнула к концу салона, поближе к выходу и к подругам, «живым манекенам», как и она.

– Рубленые тапочки в маринаде, – процедила она сквозь зубы, не переставая улыбаться. – Вот что я из них сделаю, если они не уберутся.

Наконец-то Нейлоновая Тапочка подняла свой зад из кресла, ее примеру последовал Маринованный Огурец – она же Бози.

– Я вижу только один выход: прийти еще раз. Муж имеет право сказать свое слово, не правда ли? В конце концов, он платит.

Мушка (черное платье, черная коса, красная камелия) сопроводила дуэт к лифту. Шик метнулась к кабинам. Ко всем чертям жен королей капитала!

– Ты спросила Мушку? – поинтересовалась Джоанна.

– Не успела, – простонала Шик на грани нервного срыва. – Теперь придется ждать! Ох, вот беда-то…

Мушка все не возвращалась. Тапочка и Огурец наверняка делились с ней своими горестями богатых женщин… Ох, черт побери! Шик готова была расплакаться, когда наконец появилась красная камелия. Джоанна и Мюге незаметно слиняли. Но далеко не ушли.

Мушка, невозмутимая под короной своей косы, принялась расставлять стулья у стены.

– Мисс Поттер, – тихонько окликнула ее Шик. – Вы передали мою просьбу мистеру Дакену?

– Она была передана, – ответил замогильный голос.

Шик ждала продолжения. Продолжения не было, и она открыла было рот, чтобы задать новый вопрос, но тут мисс Поттер заговорила:

– Мистер Дакен оказывает вам огромную честь. Вы это сознаете, я полагаю?

Шик пошатнулась, зажмурилась. Это значило «да»! Мистер Дакен дал свое согласие! Мистер Дакен не против!

Она удержалась, чтобы не броситься Мушке на шею. Последствия могли быть непредсказуемы.

– Я буду очень аккуратна, – пообещала она, смиренно опустив веки.

– Помните, что каждое произведение мистера Дакена уникально. А модель «Моя милая» особенно. Лично я, скажу вам со всей откровенностью, никогда бы не согласилась. Но месье понравилась ваша идея показаться в одной из его моделей. Это, по его мнению, новый способ ее демонстрации. Нечто вроде… рекламы. Он убежден, что современная эпоха движется в этом направлении.

Загробный голос чеканил слоги.

– Мистер Дакен считает, что «Моя милая» на вас в столь престижном месте, как клуб «Сторк», может стать опытом, выгодным для всех.

«Ты хочешь сказать, старая грымза, что „Моя милая“ на мне в клубе „Сторк“ попросту станет сенсацией! Завтра она будет нарасхват во всем Нью-Йорке… благодаря мне!» – подумала Шик, усиленно строя из себя забитую Козетту[73]73
  Козетта – одна из героинь романа Виктора Гюго «Отверженные»; маленькую Козетту, дочь фабричной работницы, умершей от чахотки, отдают в услужение жестокой и мелочной семье Тенардье.


[Закрыть].

– Учитывая ее значительную стоимость, вы подпишете расписку. Мистер Дакен имеет великодушие не требовать с вас залога.

– Я буду очень аккуратна, – повторила Шик, а про себя подумала, не подпишет ли свой смертный приговор. – Вы позволите мне надеть «Мою милую» сейчас же?

Ей пришлось потерпеть, пока мисс Поттер принесла листки с монограммой. Когда Шик подмахнула, не читая, два экземпляра, ассистентка открыла ключом маленькую отдельную студию.

– Я запру, когда вы уйдете, – сказала она и скрылась.

Мираж из атласа, шелкового фая, тафты и золотых кружев, «Моя милая» ждала ее на плечиках.

Нет. «Моя милая» ее жаждала!

Вскоре с индейскими кличами (в меру громкими) в студию ворвались Мюге и Джоанна.

– Мы поможем тебе надеть эту прелесть, – сказала Мюге. – Она как на тебя сшита.

– Она и есть на меня сшита.

– А свою одежду куда сложишь? – поинтересовалась Джоанна.

– В мой шкафчик. Заберу потом.

Любимой деталью Шик была накидка в тон, лаконичная и эфирная. Если распахнуть полы, платье являлось во всей своей красе и во всем великолепии: пурпурная юбка, ажурные золотые кружева корсажа с баской. Все клиентки, видевшие «Мою милую», восторженно ахали, такое не забывается.

Шик натянула чулки, потом, в лифчике и поясе, опустилась на колени, подняв руки, чтобы надеть платье через голову. Она вскочила на ноги прыжком лани, и невидимая молния застегнулась на ее бедре, точно росчерк пера.

– Да, оно твое, – вздохнула Джоанна.

– Настоящая бомба! – заверила Мюге. – Il reste à allumer la mèche[74]74
  Осталось поджечь фитиль (фр.).


[Закрыть].

Через восемь минут, полностью одетая, Шик вышла на 5-ю авеню на охоту за дичью под названием такси.

Разумеется, ни одного на горизонте.

Ее начало трясти. Поймав свое отражение в витрине магазина ножей, она тотчас смягчилась. Боже, как она красива. Мираж кружев и шелкового фая превратил ее в королеву. Мелькнула сочувственная мысль о розовой имитации Мадам Гре Эчики. Конечно, если бы мистер Дакен не согласился, ей бы пришлось…

Но она его получила! Оно ее, оно на ней. О, как зазывно колышется юбка-колокол нью-лук на ее бедрах! Ветерок 5-й авеню играл складками вокруг ее ног. Несказанное ощущение. Среди ряда ножей в витрине вдруг мелькнул желтый блик, еще далекий.

Такси!

Шик круто развернулась – шквал, вихрь – и помчалась по проспекту с быстротой молнии, размахивая руками. Такси поспешило со всех четырех колес к этому небесному видению.

Небесное видение летело к желтой цели… как вдруг на него налетел атакующий слон.

18. Every time I see you[75]75
  Каждый раз, когда я вижу тебя (англ.).


[Закрыть]

Шик, оглушенная, лежала на мостовой 5-й авеню под звуки клаксонов со всех сторон и ломала голову. Откуда взялся слон посреди Манхэттена?

Приподняв одно веко, она увидела крупным планом два круга.

Слон в очках? Интригующе.

Чья-то рука завладела ее рукой. Совсем не слоновья, на первый взгляд. Просто крепкая и теплая рука помощи.

– Ответьте… Вы ранены? – твердил озабоченный голос.

Шик поднялась на ноги под неумолчное гудение клаксонов. Открытый глаз оценил поддерживающую ее руку (мускулы, перстень-печатка, запонка с жемчужиной), скользнул к плечу, потом выше, к очкам.

– Вы!

Он улыбался улыбкой фаталиста.

– Здравствуйте, мисс Девяносто два фунта… Бог любит троицу, я же предсказывал. Вы не пострадали? Кажется, нет.

– Пустите меня.

Он отпустил ее. Клаксоны смолкли. Поспешно подбежавшие зеваки с ленцой удалялись.

– Что… произошло? – пролепетала она.

– О, вы сами знаете. Наше с вами обычное па-де-де. Мы его уже разучили наизусть, не так ли? Вы ловили такси, так вышло, что я тоже его ловил, ясное дело, и… пау!

– Пау? – повторила Шик.

Она постепенно приходила в себя. Лихорадочно обследовала туфли, чулки, швы чулок; рассмотрела под лупой юбку нью-лук. Кое-где следы пыли, но… чудо, все было цело. Накидка тоже.

Накидка?

Накидка!

Подкладка порвалась! Одна-единственная прореха, но длиной в четыре дюйма. Ее не было видно, когда накидка на плечах, но… О боже, нет! Это первое, что заметит Мушка.

Катастрофа раздавила ее. Расписка. Она подписала. Придется возмещать, расплачиваться. Значительная стоимость… Уникальное произведение… модель… Рвать жилы месяцы, годы! Кавалькада цифр, одна другой страшнее, металась в воспаленном мозгу Шик.

И вдруг – буря.

Ураган ненависти и ярости захлестнул ее. Гнев Горгоны воспламенил глаза и щеки. С криком, похожим одновременно на рычание пантеры и на скрип двери, Шик бросилась на очкарика, выставив вперед согнутые пальцы, целясь в щеки.

К счастью для него, молодой человек засек сигнал открытия огня. Он ухватил ее за запястья, прежде чем его испепелило.

– Я куплю вам такую же накидку! Такое же платье! – говорил он (задыхаясь, потому что они боролись врукопашную). – Я искренне раскаиваюсь, приношу свои извинения! Я предлагаю вам… Бокал шампанского?

– Ни в коем случае! – выкрикнула она, противясь его хватке и подступающим слезам, которые грозили испортить ее такой совершенный макияж. – Я ненавижу вас! Ненавижу!

Он выразил искреннее огорчение, однако с широкой улыбкой.

– Не правда ли, это поразительно, даже феноменально? – продолжал он, крепко держа десять красных шипов, рвавшихся его изуродовать. – Вот уже третий раз мы, э-э, гм, мы с вами встречаемся, и…

– Век бы вас не видеть! – взвизгнула она. – Никогда!

– И все же мне кажется, что кто-то там, наверху, пытается нам что-то сказать. Ради бога, давайте успокоимся… Успокойтесь.

Они боролись еще несколько минут. Выбившись из сил, тяжело дыша, Шик капитулировала. Она выпрямилась, воинственно поджав губы, потирая запястья.

– Я очень, очень огорчен, – продолжал он. – И готов возместить вам все убытки.

Он протянул ей визитную карточку. Не взглянув, она щелчком отшвырнула ее в сточную канаву и повернулась на высоких каблуках – по счастью, уцелевших. Такси все еще ждало.

Молодой человек в очках сделал жест, означающий «После вас, барышня» в цивилизованном мире. Он открыл перед ней дверцу. Затем, облокотившись на открытое окно, дал ей вторую карточку, которая улетела на заднее сиденье.

– Я убежден, что добрые духи что-то затевают для нас. Если они бросают нас друг к другу – должен ли я сказать друг на друга, – это значит…

– Езжайте! – крикнула она шоферу, который только этого и ждал.

Она дала ему адрес Уайти и принялась тщательно изучать себя в зеркальце пудреницы. По крайней мере, тут все было в порядке. Гнев даже улучшил цвет ее лица, глаза сверкали.

Машина мчалась в сторону Гудзона. Откинувшись на спинку сиденья, Шик закрыла глаза, сердце бешено колотилось.

Накидка… Проклятая накидка! Она раскинет мозгами. Что-нибудь придумает. Только позже. Сегодня, сейчас она увидит Уайти. Уайти. Уайти.

Она открыла глаза, уловив любопытство шофера в зеркальце заднего вида. Они были уже в Вест-Сайде.

– Не забудьте его карточку, – сказал он. – Парень-то из богатеньких. Таких лучше не дразнить.

Коммунист, что ли? Или таким извращенным способом напоминает ей, что его такси – не корзина для бумаг? Она взяла двумя пальцами с сиденья картонный прямоугольник, сунула его в сумочку, не читая, и с сухим щелчком закрыла замочек.

– Продолжайте изображать Спящую красавицу, – улыбнулось отражение шофера. – Я пытаюсь представить себя принцем.

Точно, коммунист.

* * *

Он пришел в «Сторк» позже обычного, как будто тянул время. В гардеробе А первой его заметила гардеробщица Терри. Она немедля толкнула локтем Хэдли.

Джей Джей был один. Он оставил пальто и шляпу на стойке, взял номерок, который очень демонстративно протягивала ему Терри, вяло смял его в кармане, ловя взгляд Хэдли, но безуспешно. Она занималась сложным гардеробом четырех молодых женщин, судя по всему, сестер. Однако она знала, что он здесь, напротив нее, Джей Джей уверился в этом при виде краски, залившей ее щеки.

Фрэнсис, метрдотель, проводил молодого человека в голубую гостиную, где джазовый гитарист наигрывал меланхоличные мелодии. Обычно музыка субботними вечерами в «Сторке» играла повеселее, но этот гитарист был племянником Саффолка Даунса.

– Я кое-кого жду, – сообщил Джей Джей. – Я просил…

– Мы вам забронировали! – поспешил заверить его Фрэнсис. – Вам там будет спокойно, мистер Тайлер Тейлор.

После первого наплыва клиентов Терри позволила себе короткий перерыв.

– Паузу, пока не горячо? – предложила она, вернувшись.

Хэдли покачала головой. Она наполняла корзину Сью, сигарет-гёрл из пурпурной гостиной, которую опустошили за час.

– Ты сегодня не в своей тарелке, – заметила Терри. – Слова из тебя не вытянешь.

Хэдли подняла глаза, и Терри поразилась, прочитав в них глубокую грусть.

– Что происходит?

Хэдли пожала плечом.

– Ничего.

– Мне-то не заливай, милочка. Это имеет отношение к… – Терри дернула щекой в сторону голубой гостиной, – к… мистеру Парк-авеню?

Хэдли едва заметно улыбнулась. В глазах ее блестели слезы.

– Ты права, – сказала она. – Пойду освежусь холодной водой.

В эту минуту из голубой гостиной появился Фрэнсис и знаком остановил ее.

– Мистер Тайлер Тейлор просит вас присоединиться к нему, – шепнул ей метрдотель. – Кажется, это важно.

– Но я… я не могу уйти… Терри…

– Все улажено. Бетти из гардероба С вас подменит.

Больше она не нашлась что ответить. Подняла откидную дощечку и покорно поплелась в гостиную.

– Постойте! Хэдли, вы не можете…

Фрэнсис удержал ее за руку. Он окинул гардеробщицу красноречивым взглядом.

– Этот наряд не подойдет, Хэдли. Прикройтесь. Мистер Тайлер Тейлор ждет вас в отдельном кабинете.

Ну разумеется. Сесть за столик значило перейти на другую сторону. Она превратится в клиентку (здесь говорили гостью) «Сторка». Сидеть в отдельном кабинете в трико и юбчонке было… немыслимо. Она вернулась за пальто и пошла следом за Фрэнсисом.

В «Сторке» было три отдельных кабинета. Они прятались в глубине ресторана, за обитыми дверями. Их приберегали для элитной клиентуры, для деловых ужинов, любовных свиданий, для уставших от общества знаменитостей. Фрэнсис открыл дверь, не переступая порога, и закрыл ее за Хэдли.

Посередине был накрыт стол со свечами, ослепительно белыми тарелками, серебряными приборами. На стенах, обтянутых бордовым бархатом, в рамах старого золота висели уютные и невозмутимые акварели – Венеция, Париж, Ривьера.

Джей Джей встал, придвинул ей стул. Они были одни.

– Добрый вечер, Хэдли. Вы не обязаны оставаться в пальто, чувствуйте себя как дома. Я заказал форель, вы любите форель?

Она молчала, и он повторил вопрос.

– Да, да, – машинально ответила она.

Она осталась в пальто. Иначе будет стучать зубами. Гитара, приглушенная стенами, оживила свой репертуар: звучал Mister Five by Five[76]76
  Мистер Пятью пять (англ.).


[Закрыть], хит первых военных лет.

Сидя друг против друга, они не произносили ни слова, пока им не подали закуски. Лицо Джей Джея осунулось, заметила она. Он, наверно, мало спал с вечера «Канада Драй».

Хэдли развернула на коленях белоснежную салфетку, потеребила уголки, уставившись на нарисованного аиста на тарелке. Джей Джей резко отложил нож и вилку.

– Довольно. Кто-то из нас должен начать. Вы знаете, почему мы здесь. Хэдли, я не переставая думаю о вас… о нас.

Он протянул руку через стол и приподнял ей подбородок.

– А вы? – тихо сказал он. – Вы думали обо мне? Немножко?..

– Я только о вас и думала. Все время. Вы такой добрый.

Он тихонько прыснул.

– Когда женщина говорит о доброте мужчины, должен ли он этому радоваться?

Хэдли опустила голову.

– Я не хочу вас обидеть, – начала она тонким дрожащим голоском. – Я не могу причинить вам зло. Только не вам, Джей Джей.

– И в самом деле, плохое начало.

Он встал, придвинул свой стул и сел рядом с ней.

– Поцелуйте меня, – сказал он.

Ей вспомнились его мягкие и деликатные губы, когда дедуля на смертном одре потребовал, чтобы они поцеловались. Она вздрогнула, по-прежнему не поднимая лица. Он приподнял ей подбородок, и они посмотрели друг на друга. Он тоже помнил.

– Я уже целовал вас сотню раз, Хэдли. Тысячу раз… Некоторые поцелуи незабываемы. Первый, например…

Лукавый огонек поколебал его маску грусти. Он смотрел на Венецию в золотой раме.

– Первый раз, – повторил он. – Мы оба ходили в школу. Вы были в носочках, э-э, белых… и два бантика под цвет в косичках. Я носил ваш ранец. Я был ранценосцем. Эту роль вы выбрали для меня. Мне это шло.

– Я никогда не носила белых бантиков, – сказала она, невольно улыбнувшись. – И косичек тоже.

– …и в тот раз, – продолжал он, как будто его и не перебивали, – на выходе из школы я вас поцеловал… сюда.

Он запечатлел поцелуй на ее ушке.

– Второй раз был позже. Много позже… На выпускном балу в лицее я был вашим кавалером и танцевал только с вами. На вас было невероятное желтое платье, которое сшила ваша мама, все расшитое маленькими незабудками…

– Мама никогда не умела шить, – улыбнулась Хэдли сквозь слезы. – Разве что подрубала полотенца.

– Однако это желтое платье ей очень удалось. Вы были в нем такой красавицей. И вот после бала, когда я вас провожал, я поцеловал вас… сюда.

Он коснулся поцелуем кончика носа Хэдли. Она отвернулась. Ей было нечем дышать.

– Но самый лучший раз, самый чудесный, – прошептал он, не сводя глаз с Венеции в раме, – был… десять минут назад. Вас еще здесь не было… Мы были на пляже на Лазурном Берегу… Легкий ветерок в соснах, их запах, лунные блики на волнах и ваша… рука в моих волосах. И я поцеловал вас… сюда.

Джей Джей поцеловал Хэдли в губы, но не дождался ни ответа, ни отклика. Он отстранился, и плечи его вздохнули.

Он отодвинул стул, встал и некоторое время, кажется, считал планки на его спинке.

Дверь внезапно открылась, и в кабинет ворвались гитарные аккорды The Merry Ha-Ha. Принесли форель. Закуски остались в тарелках нетронутыми. Джей Джей сделал знак, что их можно унести. Официант суетился вокруг стола в замогильной атмосфере. Дверь закрылась.

– Все это нелепо, – пробормотал наконец Джей Джей. – Не правда ли? Этот тет-а-тет… этот монолог… какой-то драматический гротеск.

Хэдли зашевелилась. Она хотела застегнуть пальто, но поняла, что оно уже застегнуто. Вдруг она уткнулась в грудь Джей Джею и разрыдалась. Он обнял ее, прижал к себе, но руки сковала усталость.

– Вы чертовски влюблены в него, – прошептал он.

– О Джей Джей… Ужасно. Так ужасно.

Она сама не поняла ни что сказала, ни как она это сказала. И не увидела мучительной усмешки Джей Джея.

– Он хоть знает, как ему повезло, этот глупец?

– Мне жаль… Так жаль. Я не хочу обидеть вас, не хочу вас ранить, я только хочу…

– Я знаю, чего вы хотите. Вы хотите сказать мне нет. Вы хотите бежать со всех ног, не причинив мне боли. Пощадить меня, но послать к черту.

– Джей Джей, я не хотела… Только не вас! – повторяла она, горестно всхлипывая. – Я хочу…

– Того, чего вы хотите, не бывает, – вздохнул Джей Джей.

Он отстранил ее мягко, почти вежливо, но его страшного взгляда она видеть не могла. Он развернул квадратик носового платка и подал его ей. Она промокнула щеки, вытерла их, а слезы все лились.

И пока она утиралась, сморкалась и продолжала плакать, Джей Джей Тайлер Тейлор смотрел на нее. Смотрел долго. Потом внезапно повернулся спиной, открыл дверь и ушел из ее жизни.