Электронная библиотека » Мануэла Гретковская » » онлайн чтение - страница 16

Текст книги "Женщина и мужчины"


  • Текст добавлен: 21 декабря 2013, 05:08


Автор книги: Мануэла Гретковская


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

На окне слегка подрагивала занавеска, тронутая солнечным светом. Дыхание мужчины и ребенка смешивались с пением пробудившихся птиц. Но летнее утро в идиллической спальне должно принадлежать ей и Мареку. А Яцек в куртке и джинсах, свернувшийся подобно эмбриону, – не более чем жестокая шутка, жалкое напоминание о нормальной жизни, которую она, Иоанна, утратила.

Каждый раз после прихода Марека Иоанна включала посудомоечную машину на самый длительный режим – сто шестьдесят пять минут, хотя мыть надо было всего один стакан, из которого он пил, или его ложечку и блюдце. Все равно она не изживет его следов, они будут появляться в самый неподходящий момент. «Этот трус и лжец установил самый высокий флагшток в районе! – Злость придала Иоанне сил, и она резко поднялась с кровати. – Громче всех молился… Небось сам себе и молился, святоша чертов. Устроил нам жизнь… жизнь, которая крутилась вокруг этой жерди, вокруг его представлений о порядочной семье!..»

Иоанна закрыла окна и двери, затем вытащила из гаража пилу – Марек от нечего делать пилил ею дрова для камина. Нашла розетку, включила. Она не будет ждать помощи от Яцека. Она не будет больше ждать помощи ни от одного мужика – ни помощи, ни спасения.

Иоанна с трудом удерживала тяжелую пилу, топя в оглушительном скрежете свою ярость:

– Проваливай! Проваливай вместе со своим тотемом!!!


Первое предчувствие, первая мысль о ребенке посетила Клару еще перед Пасхой, в магазине игрушек.

– Выберешь сама. – Юлек привел ее в магазинчик «Фабрика мишек», чтобы Клара выбрала себе подарок на день рождения.

В корзинах, в ожидании набивки силиконовыми шариками и возможности получить собственный голос, лежали разнообразные плюшевые оболочки мишек. Продавцы в старомодных фартуках мастерили мишек прямо на глазах у детей – достаточно было выбрать шкурку и электронный чип с понравившимся голосовым сопровождением. Клара была удивлена тем, что малыши не просто спокойно смотрят на то, как портняжные иглы вонзаются в мишек, но и приходят от этого в неописуемый восторг. Ее, взрослого человека, и то ужасала вся эта порнография, хотя, будучи маленькой девочкой, она не раз потрошила собственные игрушки, желая выяснить, что у них внутри. Она шарила в опилках, натыкалась на проволочки, которые удерживали бусинки глаз, но подобные «вскрытия» не пошатнули ее веры в волшебную подлинность кукол и мишек, способных выслушивать детские тайны и так же, как она сама, испытывать огорчение и радость от наказаний и поощрений.

– Какой тебе больше всего нравится? – извлекал Юлек из корзины меховые заготовки со свисающими лапками.

Стоя позади Клары, он незаметно терся о нее, давая понять, какая у него под плащом мощная эрекция и что он желает ее в любое время и в любом месте.

– Вот этот, темно-коричневый, – выбрала она самого неуклюжего.

– Чипы вон там, – указала набивщица на старшего продавца.

Своим стремлением к совершенству старший продавец напомнил Кларе Минотавра, исправлявшего пациентам носы. В его операционной стоял примерно такой же стук инструментов, долбивших кости, как в мастерской, где обрабатывали мрамор.

– Эй, – окликнул Юлек продавца, поглощенного работой, – мы хотим выбрать голос для нашего мишки.

Продавец принялся демонстрировать имеющийся ассортимент: одни рычали в разных тональностях, другие мурлыкали, третьи храпели, четвертые громко зевали. Звуки были слишком механические и не вызывали приятных эмоций.

– Можно самим записать то, что вы хотите, – предложил продавец и дал им специальное устройство. – Говорить вот сюда, нажимать здесь. Десять секунд. Пожалуйста, идите за ширм очку. – Ему явно не терпелось от них избавиться – отовсюду напирали детишки.

В клетушке размером с кабинку для автоматического фото они, целуясь, тихо, чтобы никто не услышал, записали любовный стон, имитирующий оргазм. Юлек, фривольно причмокивая, в последнюю секунду добавил:

– Клар-р-ра, ням-ням.

Развеселившись, они отдали мишку на упаковку.

– Имя? – официальным тоном спросила девушка, заполнявшая мишкино свидетельство о рождении на коробке.

– Об этом мы не подумали… Винни-Пух? – предложил Юлек.

Чтобы придать игре еще большей правдоподобности, Клара стала яростно бороться за мишкино имя. Остановились на Бартеке.[92]92
  Мишка Бартек – один из героев польско-австрийского мультипликационного сериала «Трое мишек».


[Закрыть]

– Что ж, мишка твой, тебе и называть, – уступил Юлек.

Первый совместный вечер они провели в «Kid's Play». На день рождения вместо обыкновенного подарка Клара получила поход в магазин игрушек. «Павел непременно нашел бы связь между этими двумя фактами, – подумала она. – Возможно, он предположил бы, что Юлек, заставляя меня играть, примеряет на меня материнство…» Клара так и не удосужилась выяснить, почему на протяжении стольких лет у них с Яцеком не получилось завести ребенка, – физиологических препятствий к этому не было, ни один из супругов не страдал бесплодием. «Быть может, вовсе не мы решаем, а действительно гены. – Клара верила в мудрость природы. – Павел говорит, что подсознанию нужно всего три секунды, чтобы отыскать в толпе самого подходящего партнера. Гены учились такому подбору миллионы лет… Вот если бы с Юлеком… Мне кажется, когда я на него смотрю, его организм ежесекундно производит тысячу сперматозоидов. Тысячу новых вариантов меня…»

– Клара! – Юлек вырвал ее из раздумий. – Пани, это не наша коробка, вы перепутали. – Он вернул продавщице мишку из чужой упаковки.

Покидая магазин, они заливались смехом, представив себе мины родителей какого-нибудь ребенка, для которых мурлыкающий оргазм пушистой игрушки стал бы шокирующим откровением.

Узорчатая коробочка под прозрачной крышечкой – как свидетельство о рождении Бартека. Коробку с мишкой Клара засунула в ящик стола в своем кабинете. Этот экстравагантный подарок был единственной неосторожностью, которую она себе позволила, скрывая от Яцека свой роман. Иногда, желая поднять себе настроение, она доставала Бартека и слушала запись.

Однажды, когда вот-вот должен был прийти пациент, механизм заело, выключить его было невозможно. Клара пыталась было замаскировать звуки, закутав мишку в полотенца и спрятав в шкаф, но это не помогло – слышно было все равно. Выбросить его в мусорный бак? Но подумать только: если эти звуки с возгласом «Клар-р-ра!» услышат соседи? Большинство из них не знали акупунктурщицу в лицо, арендующую помещение на первом этаже, но имя наверняка помнили все, поскольку у домофона висела большая золотистая табличка: «Клара Вебер, врачебный кабинет…». Схватив хирургические ножницы, Клара вспорола мишке брюхо по шву, вынула чип и раздавила его каблуком.

«Инфантильный, дурацкий подарочек», – подумала она, но мишку не выбросила, решив, что оставит его будущему ребенку как сувенир, предшествующий его рождению, как напоминание о том, что его родители были счастливы. «Но Юлека ли это ребенок?… С другой стороны – почему после стольких лет бездетности это должен быть ребенок Яцека?…»

Своей беременности Клара радовалась две недели. Потом сильное кровотечение выполоскало из нее месячный зародыш. Сперва Клара не поверила результатам анализов, диагностирующим выкидыш: слишком уж часто в своей практике она встречалась с лабораторными ошибками и вынуждена была отправлять пациентов на повторное обследование. Выйдя из гинекологического отделения, она купила три разных теста, и каждый из них показал только одну черту. Ее можно было трактовать как «минус». Клара минус ребенок равняется… чему? – спрашивала она себя.

Павел посоветовал ей пройти курс психотерапии. Она решила отложить это на потом. Душевное равновесие понемногу возвращалось к ней. «Я – мать? Не гожусь я в матери, – признала она. – Я и не мечтала об этом. Природа на мгновение заколебалась – и тоже отказалась от меня». Кровь вымыла новую жизнь из ее тела – должно быть, оно, это тело, не было в состоянии обезопасить эту новую жизнь. «Может, я лишена инстинкта материнства – этого не зависящего от сознания рефлекса, благодаря которому сначала судорожно сжимаются мышцы матки, чтобы удержать ребенка, а потом рук, чтобы обнимать его, уже родившегося, и не отпускать от себя, пока не вырастет?»

Болезненнее, чем потерю ребенка, которого так и не успела полюбить, Клара переживала уход Юлека. Впрочем, она смирилась как с первым, так и со вторым. Видимо, в геноме зародыша была какая – то ошибка, как было ошибкой и ее знакомство с Юлеком. «Ребенок только бы все усложнил», – убеждала себя Клара.

Передвигалась она осторожно – боль в животе еще давала о себе знать. Вновь и вновь проверяться по тестам, напрасно искать в них шанс, который отобрала у нее действительность, – все это ввергало Клару в отчаяние. «Минус», «минус», «отнять», «отобрать», «вышвырнуть»… Вместе с использованными тестами она положила в мусорный пакет и распоротого мишку.


«Мужчина, собираясь заняться сексом, расстегивает брюки, а женщина раскрывает тело…» – Иоанна в примерочной магазина любуется спиной продавца с хвостиком. Вот его майка пропитывается пятнами пота. Она, Иоанна, опирается локтями на стену. Он проникает в нее, он уже в ней, но он такой маленький, что стоит ей подпрыгнуть в туфлях на высокой платформе, которые она примеряет, – и он уже выскальзывает, вот незадача… Парень теребит ее грудь… впрочем, съехавший бюстгальтер без бретелек волнует его больше. Вот он трется о кружевные трусики, на которых еще болтается ярлык. Напоследок он пытается снова втолкнуть в нее пенис, окутанный кружевами, но не успевает, и сперма выливается на новехонькое белье.

– Пролилось, – нежно говорит Иоанна, растроганная его неопытностью, – почти ребенок.

– Простите, пани.

– За что, дорогой?

Он быстро застегивает брюки и улетучивается из примерочной, хотя ноги у него ватные.

Иоанна идет в кассу.

– Чулки, бюстгальтер и плюс двести за секс, – подсчитывает она.

…Да не за тем она пришла в магазин, чтобы провоцировать мускулистого фетишиста, кокетничающего с покупательницами белья. Но его желание она бы исполнила: разве не мечтает он войти в кабинку и заняться там сексом с полураздетой клиенткой? Разве не потому он здесь работает? Ненавязчивая реклама магазина: «Мы удовлетворим не только ваш вкус». Почему бы и нет?

Кассирша обменивается с парнем понимающими взглядами. Кабинка, последнее спасение для женщин, чей размер больше сорокового… или для тех, кому больше сорока?…

Иоанна обуздала свою фантазию. Ей ведь мужчина нужен, а не смазливый вибратор – мужчина, с которым можно поговорить, которого не стыдно представить детям. А там, в кабине, женщина, мечтавшая о быстром сексе, – это была не она. Не Иоанна. Пристыженная, она склонила голову, проходя под камерами наблюдения. И злая, разъяренная мать – тоже не она. Она делает все, что может.

С Мареком приходилось ругаться из-за денег: он давал меньше, чем обещал. Она обозвала его засранцем. Он не придерживается соглашения. Он разлюбил ее, но это, во-первых, недоказуемо, во-вторых, ненаказуемо. Это он развалил брак – так почему же говорить «мне не повезло в браке» должна она?

Единственное, в чем ей везло и где все хорошо получалось, – это кондитерская. Она наняла еще девушек, уже открывает филиал в Варшаве. Логистика бизнеса? В одиночку воспитывать троих детей – тоже логистика, но куда более трудная.

Клара была беременна, но беременность – самый легкий этап: из тебя в ребенка переливается лишь твоя кровь. Воспитание – гораздо более тяжелая трансфузия.[93]93
  Трансфузия (мед.) – переливание крови


[Закрыть]
Иногда Иоанна кричала, обращаясь сразу к троим:

– Я не знаю, насколько правильно то, что я от вас требую, я не знаю, во что это выльется в будущем, но пока что я этого требую, и вы обязаны меня слушаться!..

…Она возвращалась из магазина и все не могла остыть. Что более унизительно: быть пойманной на горячем в вонючей кабинке или быть оставленной женой?… Продавец лишь делает вид, что хочет женщину, он стопроцентный фетишист, не женщину он хочет, а белье понюхать. Марек в последние годы тоже не занимался с ней любовью по-настоящему. Под видом ласк он засовывал руку ей между ног, нетерпеливо проверяя, мокрая она уже или еще нет. Мокрая, мокрая, она постоянно мокрая – слишком много усилий, пота, слишком много слез, которые приходится глотать молча.


Стоял теплый июньский вечер, и праздник в «Сладких словечках» перенесли во дворик, окруженный белой стеной. Иоанна загодя украсила его деревцами в горшках и китайскими фонариками. Она подумала, что, если декорировать стену тканью и украсить ее венками из золоченых колосьев и цветов, это, пожалуй, будет слишком, ведь, в конце концов, в сфере бизнеса она начинающая. Но ее «Сладкие словечки» процветают, ей – лично ей! – дали кредит, и вскоре она откроет еще одни «Словечки», уже в Варшаве. Это ли не повод устроить вечеринку для друзей и знакомых?

Иоанна осторожно, чтобы не закоптилось стекло, зажигает свечки в миниатюрных фонариках. У нее дрожит веко. Нервный тик случается у нее в моменты расслабленности – такие как сейчас, когда все дела улажены наилучшим образом, а ее гости – кто с бокалами, кто с одноразовыми стаканчиками – прогуливаются среди искусственных деревьев. Вот статная Моника Зелинска, вокруг нее вьется длинноволосый художник. Вот дамы, озабоченные идеями феминизма, – их кружок собирается у нее по субботам. Вот сбились в группу шахматисты – они проводят здесь свои турниры каждый вторник. А те, что в шляпах и в галстуках, – ее клиенты из дома престарелых, и обычно появляются здесь в дни скидок.

Приехали и ближайшие соседи Иоанны по поселку. Для них распад ее брака послужил тревожным сигналом – будто сработала установленная на здании администрации сирена, предупреждая обитателей об опасности. Разумеется, тогда все они, возмущенные уходом Марека, моментально примчались к ней, наперебой предлагая свою помощь и поддержку, хотя впоследствии признали, что их реакция была чересчур поспешной. Не следует осуждать ближних своих: этого не советовал Иисус, этого не рекомендует семейная психология. «Скорее всего, мы переносили на Марека наши собственные фантазии о супружеской измене», – признавались мужья на сеансах брачной терапии под покровительством костела и просили отпущения грехов, связанных с их мужской природой. А жены… те давно знали, кто виноват, считая, что семья и женские амбиции – вещи несовместимые, и кто-то непременно будет страдать. К счастью, в данном случае страдает она. Вот найдет себе мужика, согрешит и не сможет принимать причастия… Соседки уже поджаривали Иоанну на вертеле осуждения, прежде щедро сдобрив ее пикантной приправой своего сочувствия. При этом они попивали кофе из ее фарфоровых чашек, оценивая каждый глоток и каждый кирпичик в здании ее кондитерской.

Иоанна, затянутая в талии широким поясом, выпрямилась, переводя дух. Ей нравится ощущать натиск, преодолевать сопротивление – это заставляет ее совершенствоваться, быть лучше других. И завистливым соседкам, и их очарованным мужьям она посылает ослепительную улыбку от Эльжбеты. Сперва Иоанну угнетала мысль о том, что страдает и плачет она из-за Эльжбеты и что, когда наконец перестанет плакать, то ее белозубая улыбка тоже будет свидетельством мастерства этой блядской дантистки. Подумав, Иоанна решила извлечь из своего положения максимум пользы. «Все то, из-за чего я страдаю, все то, чего не могу из себя вырвать, станет моим достоинством, – пообещала она себе. – Одиночество? Пожалуйста! Я работаю за двоих».

С верхушки фруктовой пирамиды она взяла яблоко и, пока разносила пирожные, усердно его грызла. Время от времени ее посещала мысль, что если бы тогда, на Пасху, она так самоотверженно не готовилась к празднику, не испекла бы тех чертовых пирожных с орехами, Марек не повредил бы зуб, не познакомился с Эльжбетой и сегодня был бы с ними… Ведь у них там на телевидении столько молодых привлекательных девушек… так почему же Эльжбета?… Быть может, Иоанне не следовало быть такой идеальной, такой совершенной домохозяйкой и вполне достаточно было бы выглядеть обыденно, готовить средненько, а все свое совершенство оставить для работы?… Ну что ж, теперь она создает гениальные рецепты пирожных, помогает своим поварам расставлять на них последние акценты – где засахаренную вишенку, где орешек, как будто все эти вишенки и орешки повлияют не только на чей-то аппетит, но и на чью-то судьбу.

Павел привязал Пати к прилавку, а щенка оставил при себе. Героический пафос Иоанны, угождающей гостям, раздражал его: он понимал, что под всем этим глянцем кроется болезненное беспокойство, желание преподать черни урок хорошего вкуса и безупречных манер. Проходя между столиками, Иоанна собирала сливки восхищения: мужественная одинокая мать, настоящая полька, сколько дел переделали эти руки… Павел знал, что вся ее самоотверженность и забота о детях – невидимая броня на обнаженной груди Свободы, сражающейся на баррикадах бытия.

Она подошла к нему.

– Музыка не слишком громкая?

– Нет, они, – он подтянул поводок, указывая на собак, – не боятся шума.

– Я, наверное, куплю детям голдена. У нас когда-то была дворняжка… После ухода Марека собака нас… подбодрит.

– Золотистые ретриверы ласковые, но глупые.

– Да что ты болтаешь, они любят людей, детей обожают.

– Ну вот сама и увидишь, – немного погасил ее энтузиазм Павел. – А у тебя куча знакомых, – с уважением признал он. – Это Габрыся? – помахал он рукой девушке в черном, которая выбирала диски. – Повзрослела.

– Клевая тусовка! – кивнула Габрыся матери на все прибывающих гостей.

– Она обрезала косу?! – подсела рядом Клара. Ее сильно подведенные глаза и губы лишь подчеркивали грусть и печальную гармонию черт, незаметную в повседневности.

– Габрыся? Сама обрезала и даже не пошла к парикмахеру подровнять, – понизила Иоанна голос. – Схватила ножницы – и чик-чик. Отец должен был за ней приехать, но отменил встречу. Она навила косу на палочку, воткнула в цветочный горшок и отнесла ему в офис. Его не было на работе, так она оставила ему записку:

«Лучше цветы в горшках, чем срезанные», и увидела, что Марек убрал их фото со своего стола. Фотографии своей подстилки, правда, не поставил, но детей убрал. Тогда Габрыся сняла блузку и в лифчике пошла на конференцию директоров, продемонстрировав свой вколотый в тело корсет. С Мареком чуть инфаркт не случился – как же, его доченька, голая, с пирсингом, на людях!

– Разумная барышня, можешь за нее не бояться, – убежденно заявил Павел.

– Отплатила ему за все. – Иоанна постоянно следила взглядом за тем, довольны ли ее гости.

Павел отвязал Пати.

– Я пойду собирать ветки.

Он намеревался развести костер в старом песчаном карьере. С ним пошла Клара, ведя на поводке своего Нехочуйского. За кондитерской тянулся реденький лесок. На слабых ветках трепались одноразовые пакетики и ленточки, словно остатки декораций после карнавала покупок в пригородных торговых центрах.

Павел и Клара дошли до впадины, в глубине которой виднелся заржавевший ковш экскаватора. Сойдя вниз, они выбрали место подальше от деревьев; с одной стороны был пологий спуск, с другой – песчаный обрыв. Павел притащил пару заранее припасенных досок, на которых можно было сидеть, и обрубки пней; пригодились и ветки, которые они собрали по дороге.

– Апорт! – бросила Клара палку Пати, чтобы та не растаскивала сложенный хворост.

Павел уже не уговаривал Клару взять Нехочуйского. Со своим психотерапевтом он проанализировал, откуда у него потребность подарить Кларе щенка: это он сам, Павел, нуждался в нежности и, отождествляя себя с собакой, стремился отдать Кларе самую хрупкую часть своего существа. Клара, будучи беременной, искала у него поддержки: правильно ли она поступает, уходя от Яцека и порывая с Юлеком? Тогда, шутя, Павел сказал ей, что самое лучшее воспитание заключается в том, чтобы оградить детей от влияния мужчин. К такому выводу он пришел, выслушивая жалобы своих заплаканных пациенток. Он едва сдерживался, чтобы не сказать им правду: брак – это мезальянс, это союз особей, изначально принадлежащих к разным биологическим видам. Мозг женщины и мозг мужчины различаются между собой. Скрещивание родственных видов, к примеру осла и коня, – возможно, но это вредит потомству, поскольку рождаются бесплодные мулы. «Ваш, пани, брак, ваша любовная связь вредит развитию ваших детей – они вырастут мулами в эмоциональном плане!» Разумеется, он не мог так сказать, это было бы нарушением профессиональных принципов. Но когда он слушал все те ужасы, о которых рассказывали ему заплаканные женщины, его мозг реагировал не по-мужски, проникаясь всей полнотой сочувствия к ним.

Кларе, размышляющей над участью одинокой матери, он подсунул свежий номер «Science»,[94]94
  «Science» – академический журнал Американской ассоциации содействия развитию науки.


[Закрыть]
в котором английские ученые опубликовали результаты исследований строения человеческого мозга у мужчин и женщин. Они пришли к выводу, что у мужчин слабее развиты лобные доли, отвечающие за общественные контакты и планирование деятельности, вследствие чего они способны точно и четко концентрироваться на одной области или же на одной проблеме, обнаруживая слабость в других сферах. Такая особенность функционирования мужского мозга ближе к состоянию аутизма, чем к норме.

– Неужели надо быть английским ученым, чтобы это обнаружить? – сказала Клара, возвращая Павлу журнал. – По-моему, для этого достаточно иметь отца, мужа, брата…

Павел размышлял, не предложить ли ему Кларе жить вместе. Она была единственным человеком, рядом с которым он сам приближался к тому состоянию, о котором ему часто рассказывали пациенты, – потеря контроля над собой, неразумные, ничем не оправданные поступки… Но он уже врос в свое одиночество. Да и за Кларой, увы, тянется хвост привычек, сообщающих ее жизни хрупкое равновесие – такое равновесие можно пошатнуть, всего лишь поставив тарелки на столе в ином порядке… Но Клара была очень важна для Павла. Ради нее он был готов имитировать любовь в миниатюре, довольствуясь ролью заботливого и нежного друга. Он, сторонник глубокого психологического анализа, к своему собственному случаю применил бы даже бихевиористскую терапию, которой всегда пренебрегал. Он бы дрессировал сам себя. Был бы собакой, слюноотделение которой зависит от колокольчика, возвещающего о времени приема пищи. Наградой бы ему стала не любовь – он не верил в нее, – наградой стал бы ребенок, возможность наблюдать его с самого рождения, отслеживать прогресс, процесс его превращения в полноценного человека… И, что немаловажно, – разгадать феномен: почему уже у двухлетнего ребенка интеллект выше интеллекта самой умной собаки?

Человек – самый жестокий хищник в природе, и этот хищник мечтает о безоговорочной любви. Как вот он, Павел. В ресторане, разрезая блюдо ножом, он боялся, как бы не ошибиться на несколько сантиметров и случайно не перерезать горло кому-нибудь сидящему рядом. До безумия же – а ведь безумие и есть истинная природа человека! – расстояние гораздо короче, чем те несколько сантиметров, это-то Павел знал из собственной практики. Однако такие откровения, как и предложение: «Давай жить вместе» – он должен оставить при себе. После того как Клара потеряла ребенка, это тем более неактуально.

Павел поднялся на обрыв. Из-под ног струйками осыпался песок. Павел не двигался. Внизу Клара играла с собаками, носившимися вокруг нее.

– Я прыгаю, – заявил он.

– Ага, как же.

– Честно, – придвинулся он к краю.

Если бы произошел обвал, опаснее падения был бы песок, которым бы его завалило с головой.

– Павел, отойди оттуда.

– Слишком поздно, – дурачился он.

– Отойди, ну отойди же, идиот!

Он послушался, сделал два шага назад, однако не сдался.

– Я сделаю это ради тебя, не могу больше! – Он разогнался и бросился вниз, скользя по песку, уверенный, что приземлится невредимым.

Мягко съехав, он оказался рядом с Кларой. На него сразу же запрыгнули собаки и принялись лизать ему лицо.

– Ну и зачем меня пугать? – легонько толкнула она его ногой в бок.

– А здорово! Прокатись и ты.

– Да ты что, – дотронулась она ладонью до живота.

– Попробуй.

– Как бы не так. Мне больше делать нечего.

– Не веришь мне?

– Верю. Ты бы лучше позвонил Иоське, пусть несет растопку, здесь одной спичкой не обойтись, – оценила Клара внушительную кучу хвороста.

– А возвращаться туда мы уже не будем? – Павел достал телефон.

– Нет.

Клару угнетала теснота в «Сладких словечках». Гормоны беременности еще не полностью улетучились из ее организма, и под их действием она по-прежнему остро ощущала запахи. Помимо дезодорантов, духов и пота – запахи возбуждения, запахи страха. Шквал чужих эмоций душил ее, смешиваясь с ее собственной растерянностью.

Она сидела и ковыряла палкой песок, докопалась до мокрого. Тем временем Павел по телефону уговаривал Иоанну:

– Расслабься ты наконец! Иди к нам. Оставь все на официанток и приходи сюда.

До Клары доносился возмущенный голос Иоанны и приглушенные возгласы гостей.

– Вместе с соседями приехал их районный ксендз – освятить помещение. – Павел отключил телефон. – Он уговаривал ее развестись в костеле. Сказал, куда надо за этим идти. Не поверишь – на Новогродзку, где театр «Рома».

– Ну и что? Отчего Иоанну это так взбесило?

– «Рома» ассоциируется с цыганщиной, плутовством и мошенничеством. К тому же Roma – это Рим, Римско-католическая церковь… Иоанна сказала, что это только через ее труп. Не станет она признавать недействительными столько лет своей жизни. Детей ведь недействительными не признаешь!

– Так что, получить развод можно?

– Не развод – это называется отменой брака. Ей нужно было бы доказывать ошибку относительно личности партнера.

– Какую еще ошибку?

– Ну, что Марек ее одурачил, все эти годы притворялся.

– Притворялся? Что за бред?

– Ксендз назвал это лазейкой. Подсознание – штука более последовательная, чем Церковь. К тому же подсознание не лжет. – Павел принялся ломать ветки для костра. – Подсознание не признает разводов. Даже в снах оно исповедует философию консервативной полигамии: вступать в новые связи возможно, разрывать старые – фигушки!.. Иоанна сейчас придет. После этого всего она на своего ксендза и смотреть не может.

– Бедняга.

– А я так не думаю. – Павел вытер руку о джинсы – Нехочуйский, вырывая у него палки, обслюнявил ему все пальцы.

Клара подозревала, что Павел ревнует ее к Иоанне, соперничает за ее внимание, используя при этом как свои психологические знания, так и откровения самой Клары. В чем-то он был походе на своих собак, приученных к команде «апорт»: когда находишься с ним рядом, ничего не отбросишь, ни от чего не открестишься, в том числе и от неудобных фактов прошлого, – все-то он подхватит и возьмет на заметку, во всем обнаружит тайный умысел или скрытый смысл. Ничего не упустит – ни события, ни жеста, ни неосмотрительно брошенной фразы. Он сжимает их в челюстях до момента, когда их можно будет предъявить в качестве обвинения.

– Мы нужны Иоанне, чтобы было кому восхищаться ее исключительностью. У нее есть возможность по-Божьему освободиться от Марека – так нет же, она умнее самого Папы Римского, католический развод ей до лампочки. Недавно, насколько я помню, она лежала пластом в костеле и пила освященную воду. Теперь она, видите ли, не хочет лишать детей отца, как будто мы живем при царе Горохе.

– Просто она тебе не нравится.

– Мне? Напротив, она мне импонирует. Красивая, энергичная. Всегда лучше всех – кажется, у нее на этом «пунктик». Жаль только, она еще не определилась, что ей больше к лицу – католический брак или католический развод.

– Слушай, ты, самый проницательный из всех психологов, – иронизировала Клара, – что же ты к Иоанне цепляешься, а о Мареке молчишь? Женщину обвинить легче, не так ли? Тем более если она здесь, молено сказать, под рукой, а Марек смотал удочки…

– Не делай из нее жертву. Когда ее все устраивало, она изображала набожную жену и детей отправляла к монахиням. Она ни разу слова плохого не сказала об этих болванах из правого крыла, потому что ей это было невыгодно.

– Она сама тогда думала так же, как они.

– Ага, тогда думала так, а сейчас думает иначе. Так ведь у Марека получилось то же самое! Только ему не повезло, он прокололся с этой фантастикой, и вышло немного цинично. Ну и к черту все эти приличия! Хиппи как говорили? Надо жить «здесь и сейчас». А мы так к нравственности относимся: «здесь и сейчас» приличия вроде соблюдены – вот и ладненько. А что было вчера и что будет завтра – не важно. Никаких тебе стрессов, никаких последствий, каждый день все сначала – по future, по past.[95]95
  Без будущего, без прошлого (англ.).


[Закрыть]
Только сейчас, и только мы! Марек с Иоанной всегда умели составить бизнес-план, добиться кредита, но как быть с планом жизни, что делать с ним? Само собой образуется? Дети помогут? Клара, как ты не видишь, они сами – дети! Ебнутые дети, которые к тому же вредят собственным детям! – Он ходил вокруг кучи хвороста, пиная песок носками ботинок.

– Ну-ка, ну-ка, дорогой мой Павел! А ты, значит, не ебнутое дитя? Ты – нормальный? Где твоя семья? Легче обижать самому, чем быть обиженным, не так ли?

– Легче, – сдался Павел.

Он стоял по другую сторону незажженного костра, памятуя, что у Клары был выкидыш и она еще не пришла в норму – реагирует на все чрезмерно эмоционально, нельзя сейчас с ней ссориться, подливать масла в огонь.

– Ты тоже ебнутый.

– Но я это хотя бы осознаю, в осознании и заключается зрелость. Я не ищу бегства, не пытаюсь скрыться в каких-то дебрях, не становлюсь наглецом, не стремлюсь к показухе любой ценой, не скрываю собственных проколов. Вот она, наша польская особенность: показать себя, наделать шума и продаться кому-нибудь подороже. Возьми любую из этих мазовецких принцессочек в шикарных тачках, которые им покупают вечно замотанные мужья-бизнесмены. Мужа такой принцессочки никогда нет дома, она не знает, с кем она вообще живет, что он делает, где он. Зато у нее мастерски поставленная челка, джип, на котором она по любому бездорожью ездит на массаж, и деньги, которых на все это хватает.

– А я? Что я сделала плохого? Сижу в этой яме, – она обсыпала его горстью песка, – и слушаю твои разглагольствования?…

Она была на него немного обижена за то, что он вовремя не разъяснил ей ее ошибок.

– А ты не мог сказать обо всем этом Иоанне раньше? – попыталась спрятаться она за подругу.

– О чем?

– Сказать ей, чтобы не выходила за Марека, не превращалась в богомольную идиотку? Раз уж ты все знаешь наперед, раз уж тебе известны все рецепты… Тоже мне гуру…

– Ну, не гуру, а кандидат в боги – в прыжках с трамплина, например, есть уровень «кандидат в прыгуны». – Павел сел рядом с Кларой. – Тебе холодно? – Он прикрыл ее своей джинсовой курткой. – А ты, лучшая подруга, – его подмывало доказать Кларе, что и ее доброта в действительности лицемерна; – ты тоже не говоришь с ней искренне. Ты рассказала ей о хламидиозе?… Истинная дружба – это близость, это жестокость правды. Но кто нынче способен на истинную дружбу?!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации