Текст книги "Книга Каина"

Глава двадцать вторая

Они медленно плыли вниз по течению. Небо прояснилось, и все вокруг благоухало после недавнего дождя. Жаркое полуденное солнце жгло кожу. Энки сидел у кормового весла, перекинув ноги за борт и болтая ими в речной воде. А Каин лежал посреди лодки и одной ногой лениво управлял шкотом, стараясь поставить парус по ветру.

Но ветра почти не было.

Сначала они поговорили о людях, что толпились вокруг Каина и низко кланялись ему, пожимая при этом руку. Энки давно отказался от стараний уговорить Каина воздержаться от рукопожатий с каждым встречным. Новый обычай уже распространился среди нодов.

Потом Каин смущенно повел речь о разговоре со жрецом Ана – мол, народ считает, что его легко любить.

Энки смеялся:

– Такое можно услышать повсюду. Люди быстро это поняли. Даже странно: на тебя невозможно злиться.

Каин схватил ковш и плеснул водой в Энки. Но тот продолжал смеяться:

– Только и всего?

В лодке наступила доверительная тишина. Им было хорошо вместе, с самого первого дня. Приязнь и любопытство переросли в дружбу, спокойную, открытую. С теплым чувством, без нажима Энки учил Каина разбираться в самых сложных, видимых и невидимых узорах жизненной ткани Нода.

Но Энки сказал Бек Нети:

– Это я учусь у него.

И Бек Нети кивнул: он все понял. Даже ему самому пришлось признать, что способность Каина смотреть на вещи новыми глазами и другим помогает находить новые точки зрения, обретать новый взгляд.

Каин высвободил энергию дряхлеющей страны. Верховный военачальник и его сын с удивлением наблюдали, как всего за несколько недель новых дел было начато и перемен свершилось куда больше, чем за многие предыдущие годы. Каин легко брался решать затруднения, быстро отыскивал выход, и каждый разговор заканчивался коротким: «Хорошо, так и сделаем».

– В нем нет места сомнениям, ни капли осторожности, – говорил иногда огорченный Бек Нети.

– Зато мы своей нерешительностью чуть не довели страну до гибели, – уточнял Энки.

Обо всем этом размышлял Энки, сидя у весла. Время от времени он поливал голову водой из ковша. Энки плохо переносил жару.

– И еще Ан Нам сказал… – прервал тишину Каин и запнулся в смущении.

– Что? – спросил Энки.

– Он сказал, что народ любит того, кто сам… да, кто сам способен любить.

Каин покраснел, но Энки сделал вид, что ничего не заметил.

– Но это же само собой разумеется, – только и сказал он.

И когда Каин наклонился через борт и окунул гудящую голову в прохладную воду, его ступня выпустила шкот, и парус, как мятая тряпка, обвис вдоль мачты.

– Этого я никогда не понимал, – проговорил он, выпрямляясь.

– Всего труднее разглядеть то, что касается тебя себя, – пояснил Энки. – Другим виднее.

Каин кивнул: возможно, так оно и есть.

Ему хотелось поделиться с Энки еще одной мыслью из того взволновавшего его разговора:

– «Тот, кто не боится, добр», – сказал Ан Нам. И в нем не было ни тени сомнения. «Это так просто», – добавил он.

Энки присвистнул от удивления: мысль была нова и для него.

– Но это я видел лишь с другой стороны, – ответил он.

– С какой?

– Страх часто делает человека злым. Тот, кто поступает дурно, почти всегда пребывает в страхе.

Оба опять замолчали. Каину хотелось обдумать еще одну мысль. Он вновь лег, сделал еще одну попытку поставить парус по ветру.

Вскоре Энки начал рассказывать о жене и детях: сыну еще нет года, но он уже ходит, а дочь такая хорошенькая…

Все это звучало мило, но скучно, и Каин почувствовал, как к нему подкрадывается сон, он попытался сопротивляться дреме, но сдался и уснул. Проснулся он, когда Энки, плеснув воды ему на голову, засмеялся и крикнул:

– Ты самый самовлюбленный человек из всех, кого я когда-либо встречал. Как только разговор переходит с тебя на других, ты тут же засыпаешь.

– Ты прав, – серьезно ответил Каин, задетый за живое.

– Нет, Каин, нет, – возразил Энки. – Я шучу. Правду сказать, мы слишком мало говорим о тебе, ты молчишь о том, кто ты и что чувствуешь.

– Но я всегда думаю о самом себе, – ответил Каин.

– А кто этого не делает? – возразил Энки. И оба рассмеялись.

– Время перекусить, вот я и разбудил тебя. Энки направил лодку прямо к тростниковым зарослям на теневой стороне.

– Хорошо. Но сначала искупаемся. Здесь очень много тины.

– А там слишком глубоко, – возразил Энки. – Хотел бы я знать, чем кончится такое купание.

Энки не увидел хитрого блеска в глазах Каина, удивленно подумавшего: «Он не умеет плавать. Вот потеха».

Они с волчьим аппетитом набросились на хлеб, сыр, копченую рыбу и молотое мясо, сильно приправленное пряностями, ставшее любимым блюдом Каина в Ноде. Энки разбавил вино водой.

– Мы на реке и в лодке должны сидеть уверенно.

Каин рассмеялся:

– Ты явно боишься реки.

Когда после еды они вновь вытолкнули лодку на воду, ветер уже окончательно стих и ставить парус не было никакого смысла. Лодка двигалась медленно, как ленивое послеполуденное солнце по синему небу.

– Надо было взять весла, – заметил Энки.

– Слишком жарко, чтобы грести, – возразил Каин и через мгновение добавил: – Я могу повести лодку.

– О-го! Пойдешь по дну перед лодкой и потянешь? Хорошая мысль. Прошу передать привет богу реки там, на дне.

– Передам, – пообещал Каин, снял одежду, завязал вокруг талии один конец длинной веревки и спиной перевалился через борт лодки.

До того как Каин исчез на глубине, Энки принимал происходящее за шутку. Но теперь он испугался, выпустил из рук весло и схватился за веревку, чтобы вытянуть Каина. Но Каин вынырнул перед лодкой, как пробка, и поплыл вперед, рассекая воду сильными гребками. Лодка набрала большую скорость – Энки даже чуть не выпал за борт, но все же сумел сесть и взять в руки кормовое весло.

– Ты же хотел посмотреть, что значит купаться на глубине, – крикнул ему Каин.

– О Сатана, что ты делаешь? – испугался Энки.

– Плыву, – ответил Каин. – Это умение даровано потомкам богов.

И Энки рассмеялся, да так, что чуть вновь не вывалился за борт.

Река свернула на восток, огибая горную цепь у южной границы Нода. И они увидели высокие горы, синеющие в небе, и почувствовали прохладу, спускающуюся к земле. Вновь подул ветер. Усилилось и течение, словно река решила собраться с силами, чтобы обогнуть гору. Каин наслаждался каждым движением руки, водным привольем и напряжением собственного тела. Подплыв сбоку, он с помощью Энки забрался в лодку, ощущая усталость и счастье.

– Жизнь в Ноде бедна трудом, который требует телесных усилий, – изрек он.

– Надо взять тебя поохотиться на львов, – ответил Энки.

Каин рассмеялся: нет, они по-разному смотрят на труд. И на женщин тоже.

Одеваясь и расчесывая мокрые волосы, Каин стал рассказывать, как Ева, его мать, путешествуя, однажды провела ночь у реки на дереве, у подножия которого бродил лев, и как она справилась со страхом, бросая в зверя горящие щепки. Энки в этом рассказе поразила не опасность положения, а совсем другое.

– Как это можно было отпустить женщину одну в такое путешествие? – недоумевал он. – К тому же столь высокую родом?

Но Каин рассмеялся:

– Знал бы ты мою мать, понял бы, какие смешные вещи говоришь. Она самостоятельный человек, мужественнее я никого не встречал.

Заблестели заросли тростника, показалось открытое поле, сады. Они приближались к усадьбе Энки, укрытой высокими смоковницами.

Каин почувствовал радость: ему так давно не хватало деревьев. «Нам надо разбить сады в Ноде», – подумал он.

Каменная пристань в несколько метров высотой была построена с учетом весенних паводков. От нее к дому вела красивая лестница. Две женщины и трое детей встречали их радостными криками. Одна из них, высокая и стройная, была Натие. Каин послал Энки удивленный взгляд и заметил, как у того дрогнули уголки рта.

– Мой отец продумал каждую подробность этого богатого впечатлениями путешествия, – усмехнулся Энки, и Каин почувствовал биение своего сердца, напряженное и восторженное.

– Я люблю Бек Нети, – выпалил он, и Энки облегченно вздохнул. Он все же немного боялся, не зная, как Каин отнесется к появлению Натие.

Жену Энки звали Шам Ли. Для такого имени имелась причина: солнечные блики и тепло распространяла она вокруг себя, кругленькая и маленькая, как солнце погожим утром. Она была первым человеком в Ноде, кто сам протянул Каину руку. Дети последовали примеру матери, приветствуя его.

– До нас дошли слухи о новом царственном приветствии, и мы долго упражнялись, – сообщила она. – Надеюсь, ты оценишь.

– Конечно, – улыбнулся Каин. Однако, здороваясь с Натие, он обнял ее. – Приятная неожиданность для меня.

И Натие мило покраснела.

Шам Ли расцеловала Энки и сказала:

– Дал бы мне знать, что он так красив.

– Красив! – фыркнул Энки. – Это рыба. – И рассказал, как Каин, плывя перед лодкой, увлекал ее за собой при безветрии. Глаза Натие округлились от удивления, а Щам Ли кивнула: в ее родных краях, среди северных гор, люди плавали в озерах, это она сама видела еще ребенком.

– И все они – божественные потомки – объявил Энки.

На закате солнца они сели за стол на большой террасе, выходящей на реку. После пиров на стойбище Эмера он нигде не едал так вкусно, заверил Каин Шам Ли, благодаря за угощение.

– В башне лишь набивают желудок, чтобы умолк до следующей еды, – пояснил он.

– Но там много искусных поваров! – удивилась Шам Ли.

– Неужели? – спросил Каин. – Мне казалось, что еду доставляют из воинских кухонь вокруг стены.

Все рассмеялись, а Натие подумала: «Каин прав. За время правления Нин всякая радость исчезла из царского двора. Это надо будет изменить».

Сама она в этот вечер ела много и чувствовала биение своего сердца. Как и Шам Ли, она украдкой рассматривала Каина: как он красив, как невероятно привлекателен. А Каин думал: «Как она прекрасна. Жаль, что так молчалива. Холодна? Нет, я ошибался. Она полна ожиданий». И Каин почувствовал жар своей кожи.

Глава двадцать третья

Стемнело. Энки и его жена ушли в дом 1 им хотелось побыть друг с другом и с детьми. Натие и Каин отправились гулять по берегу. Оба чувствовали некоторое смущение. Они поднялись на самый верх каменной пристани, чтобы встретить восход луны, появлявшейся из-за гор.

– Неужели ты действительно можешь передвигаться по воде? – спросила Натие.

– Конечно. Хочешь попробовать?

Натие посмотрела вниз, на глубокую воду у пристани, содрогнулась, прошептала:

– Да, если ты будешь держать меня.

– Мы должны раздеться, – сказал Каин и вызывающе прищурился, разглядывая прекрасную девушку в изящном наряде, расшитом чудесными жемчужинами.

Натие медленно скинула свои одежды, затем распустила длинные темные волосы, сколотые гребнем. Она была нежна, скромна и маняща одновременно. Каин мгновенно разделся, крепко обнял ее, почувствовал, как маленькие упругие груди, уткнулись в его грудь, и подумал: «Я с ума сойду». Потом объявил:

– Когда мы прыгнем, ты глубоко вдохнешь, а потом, в воде, будешь держать рот закрытым.

Она кивнула, бледная от страха.

А он прыгнул, держа ее руками, чувствуя, как она сперва окаменела от ужаса, когда они погрузились на глубину, а потом расслабилась и стала хватать ртом воздух, когда они вынырнули на поверхность. Он положил ее себе на спину:

– Сейчас крепко держись за мои плечи, и мы поплывем к другому берегу.

«Даже сама Инанна не могла бы представить такого», – думала Натие, фыркая.

«И самые плечи тут станут средоточием похоти», – думал Каин, плывя и спиной чувствуя ее груди.

Они добрались до берега, нашли там местечко с мягким и белым песком, и Каин еще раз с удивлением подумал: «Неужто и это устроил Бек Нети?» Потом он взял ее так медленно и так мягко, как только мог, боясь напугать, переполненный нежностью.

Когда звезды взорвались в нем, он перевернулся на спину, ожидая опустошения и одиночества, следовавших обычно за мгновениями любви. Но Натие прильнула к нему, полулежа на его груди, целуя его глаза и волосы, нос и щеки, играя с его губами, шепча, ласкаясь.

Каин почувствовал такую благодарность, что ему захотелось плакать. «Эта девочка, – думал он, – понимает страх одиночества, не закрывается. Она другая».

Он слегка прикусил ей нос, шепнул:

– Ты была мужественна, когда прыгала.

– Да, – ответила она, – находиться в нежных объятиях, а потом плыть верхом на твоей спине – это, конечно, мужественно и весело.

Каин рассмеялся: как она прекрасна!

Потом они опять любили друг друга, и Каин познал игру, такую восхитительную и сложную, какой и представить себе не мог. Она то вела его вверх, к звездам, то увлекала в головокружительное падение к земле, зелени, чтобы затем вновь начать восхождение, снова, снова и снова. Все строилось на гармонии, сыгранности, понял он: когда его движения были слишком быстры для нее, она удерживала его на мгновение, и он научился пережидать в ней, чтобы затем пуститься опять вверх, вверх. С падением они тоже справлялись в полном согласии, и там, внизу, в цветущем саду ее грота, границу земного бытия пересекали одновременно и попадали прямо в Белый Свет.

«Теперь я больше никогда не буду одинок», – подумал Каин, вернувшись к действительности и увидев полумесяц, который уже обогнул горную гряду и удивленно взирал на них.

– Глазей, глазей, я тоже дивлюсь, как и ты.

– Но куда более усталый. Он на взлете, не то что ты, – пошутила Натие.

– Это правда, – рассмеялся Каин, так громко, что эхо разнеслось по всему берегу.

Потом они, как ни странно, начали мерзнуть, Натие даже задрожала.

– Быстро в воду, – велел Каин, и Натие на сей раз узнала, что речная вода ночью теплее воздуха.

Пока Каин плыл, неся девушку на спине, он вспоминал Лету, нежно и грустно. В ней он искал путь возвращения к жизни и к матери, начало начал. Но она сама была еще ребенком, рано познавшим различия между мужчиной и женщиной, и это познание было примитивным и грубым, как это водилось у кочевых племен. Как же ей было понять, чего он искал, что ему было необходимо для выживания?

Часто он поступал с ней скверно и очень этого стыдился.

Жертвами были оба.

Натие и Каин взобрались на пристань, кое-как натянули оставленную там одежду и прошмыгнули в дом, в большую комнату, приготовленную для них. Обувь они забыли на берегу, чуть не до смерти перепугав стража, который нашел ее некоторое время спустя. Он разбудил Энки, тот выскочил в ночь, к ужасу своему, в свете луны увидел брошенные туфли и опрометью кинулся в гостевую комнату.

Там он обнаружил Каина и Натие в объятиях друг друга на большой постели. Их мокрая одежда кучей лежала на полу. Энки подмигнул стражу, и, поняв друг друга с полувзгляда, они оставили обувь перед дверью и разошлись. Энки, очень довольный собой и сестрою, вернулся к Шам Ли:

– Где человек-рыба празднует свадьбу? В реке, а где же еще?

– Ты сын звезды?

Каин проснулся от пристального взгляда круглоглазои девочки, склонившейся над ним. Это дочь Энки пришла со слугами, принесшими завтрак на подносе.

– Да, – ответил он. – И передай твоему отцу, что сын звезды думает остаться в постели всю первую половину дня с русалкой, которую он вытащил из реки.

– А где она? – затаив дыхание, спросила девочка.

– Вон там, – ответил Каин и показал на Натие, дрожавшую от смеха.

– Ай, это же моя тетя!

– Ребенок без воображения. А теперь беги и скажи то, что я велел.

В гостевых покоях вновь началось удивительное путешествие – вверх, на головокружительные пики, и вниз, в мягкие долины.

Каин был счастлив, как дитя, счастливее, чем когда был ребенком.

У Натие были длинные, в пояс, курчавые и темные, как и у брата, волосы. Они не слушались гребня после купания в реке. И Натие теперь вертелась перед зеркалом, пытаясь укротить локон за локоном.

Каин лежал в постели и украдкой рассматривал ее отражение в зеркале: стройное тело, тонкая талия, маленькие упругие груди.

Покраснев, она обернулась, спросила:

– Я хороша, правда?

– Хороша? – не понял Каин.

– Да, в искусстве любви. – Сейчас щеки ее пылали.

Но удивление Каина не проходило.

– Ты вернула мне жизнь, а теперь спрашиваешь, хороша ли ты. Иди сюда, пока я буду причесывать тебя, ты объяснишь мне, что ты имеешь в виду.

Натие села на постель, а Каин, стоя позади нее на коленях, стал терпеливо расчесывать ее локоны.

– Понимаешь, – сказала она, – я стала жрицей Инанны не потому, что хотела иметь мужа – ведь царский дом был обречен умереть вместе с Нин. Я просто хотела вернуть к жизни культ Инанны, познав таинства Великой Матери.

– Понимаю, – тихо сказал он. – Ты этому научена и потому смогла меня возродить.

Натие от удивления вздрогнула: не так она понимала все это. Таинства – одно дело, любовное искусство, которому она обучена, другое. Но конечно же, все не так, он прав. И она вспомнила, что Бек Нети часто говорил о Каине: «Он заставляет тебя иначе смотреть на вещи, улавливать взаимосвязь». И, медленно повернувшись к Каину, она произнесла:

– Знай: я никогда не думала, что смогу любить так, как я люблю тебя.

Каин поцеловал ее, и любовное путешествие продолжилось, и так до бесконечности.

Глава двадцать четвертая

– Вы должны понять: я хочу жить на земле, – взмолился Каин, но Бек Нети и Нин лишь покачали головами.

Нин злилась: вот уже многие столетия башня служила желанным приютом для царей Нода, могла бы служить и для Каина с Натие. А Бек Нети основывал свои возражения на другом: если царь и его семья живут в башне, их легче защитить в случае войны или бунта.

– Бек Нети, – возразил Каин, – что это за война, которая настигает тебя как гром среди ясного неба, да еще так быстро, что не успеешь и до башни добежать? О каком бунте ты говоришь? Разве кто-нибудь из нодов подумывает о бунте?

Бек Нети вынужден был сдаться. Даже Нин замкнула уста. В постоянной радости пребывало ее сердце: народ любит молодого царя, каждый день тому находятся подтверждения. И все же она сказала:

– Ты всегда добиваешься своего, Каин. И самое худшее, делаешь это так, что на тебя невозможно сердиться.

Глаза Каина засияли, от былой тоски не осталось и следа после свадьбы с Натие. «Я знала, я всегда знала: союз между моим домом и домом Бек Нети должен принести благословение. Боги давно этого хотели», – думала Нин, немного печалясь, что милость исполнить волю богов выпала именно Каину и Натие, а не ей.

Уже летом Каина увенчали царской короной. Так захотела Нин. Она стара и устала от дел, желает наконец насладиться покоем, заявила владычица.

Получив власть в свои руки, Каин с неистощимой энергией взялся за дело. Больше всего сил отдавал он земледелию – разработке огромных пространств вдоль реки, прокладке каналов и орошению все новых и новых земель. Но не только этим был он занят. Он стал и великим строителем, повелел воздвигнуть два новых храма у подножия башни, посвятив их Ану и Инанне. А теперь задумал соорудить новый дворец для себя и своей семьи.

Шум крупной стройки сопровождал их жизнь вот уже долгое время. Каин и не думал, что строить так увлекательно, временами он чувствовал, что заворожен своими замыслами, умело воплощаемыми зодчими Нодд в камне и дереве.

Прекрасные храмы, легкие и одновременно прочные, устремились к небесам. Соединить их надлежало новому царскому дворцу, воплощающему собой связь между богами и людьми.

Натие поддерживала рвение Каина. Да, ей удалось наполнить теплом большие залы башни, уставив их цветочными горшками, украсив стены яркими росписями. Но ей не удавалось справиться с темнотой – окон в башне было мало, а потолки высокие.

В чреве Натие начал расти ребенок.

В то утро, когда ожидания ее стали уверенностью, она положила руку Каина на свой живот и рассказала о чуде.

Каин затих и долго лежал рядом с Натие с закрытыми глазами. На какое-то мгновение в ней зародилось чувство страха, она подумала: он жмурится, желая что-то скрыть.

Но когда Каин улыбнулся и поцеловал ее, мысль эта исчезла, как призрак.

Каин лежал, держа Натие в объятиях, и молился богу Ану, богу, которого не знал. Он просил избавить его от страха, от гнева против узурпатора, поселившегося в ней.

Потом он отправился к Ан Наму.

– Как освободиться от злобы? – спросил он.

– Проследить, как она возникает, а потом отбросить, – ответил Ан Нам, всегда его удивлявший.

– Отбросить, – передразнил Каин. – Ты говоришь так, будто я сам избрал себе муки. Неужели ты не понимаешь, что я их жертва?

– Нет, царь, ты не жертва, если только сам не сделал себя ею, – ответил Ан Нам.

Как и много раз прежде, его ответ взбесил Каина, выворачивая наизнанку все нутро.

– Значит, ты утверждаешь, – проговорил он дрожащим от злобы, сдавленным голосом, – что я сам избрал это гнусное чувство, которое мучает меня? А почему же я это делаю?

– Вернись в себя, и ты найдешь ответ, – ответил Ан Нам. – Он кроется, вероятно, в чем-то трудном, случившемся с тобой давным-давно. В прошлый раз, чтобы выжить, ты запер свою душу, оставив дурное воспоминание вовне, и не осмелился его осмыслить. И в тебе остались муки, а на причины их ты закрываешь глаза. И когда с тобой случается что-то напоминающее тебе об этом появляется боль, не познанная твоим разумом. Ты опять закрываешь глаза, и это вошло в привычку.

Со всей пытливостью попробовал Каин уразуметь сказанное.

– Ты думаешь, я вижу действительность не такой, какая она на самом деле?

– Нет. Ты должен исследовать причину а потом попытаться понять: прошлое мертво оно не может вернуться. Каждый день нов, и только усвоив это, мы можем идти дальше.

Каин успокоился, гнев отступил.

Ан Нам опять тихо заговорил:

– Чего ты так боишься, Каин?

– Вновь стать отверженным. – И опять слова ударили его плетью. Каин забыл осторожность. Он вздрогнул, услышав смех друга.

– Эту боязнь ты делишь со всеми.

Каин удивился: неужели это правда?

– Моя мать никогда не смотрела на меня с радостью, – признался он, услышав, как по-детски это прозвучало, и поневоле согласился с другом. Никогда раньше не видел он беспокойства в голубых глазах, обладатель которых взывал к нему:

– Возможно, ты счел за лучшее не видеть этого, избрал муки и просто не хочешь узреть хорошего? Конечно же, бывало, чтобы мать смотрела на тебя, испытывая счастье?

Каин закрыл глаза и внезапно припомнил ветреное весеннее утро несколько лет назад, когда он, бежавший из дома, вернулся. Страх сжимал его сердце, он стоял на опушке леса у склона горы и смотрел на нее, Еву. А потом увидел, как она летит к нему, услышал, как она сказала: «Ты вернулся, ты все же вернулся… Добро пожаловать!»

И вспомнил, как она протянула ему ребенка, братишку, родившегося на этой горе, вестника новых времен для всех них.

Каин любил Сифа. С этого мгновения он делал для него все, что мог. Дитя это было послано как благословение им всем.

Дитя должно родиться и здесь, в Ноде…

Ан Нам с облегчением увидел, что лицо Каина просветлело, и подумал: «Все же одно теплое воспоминание у него есть». Когда Каин вновь открыл глаза, он с удивлением спросил:

– Но почему я никогда не вспоминал об этом?

Ты избрал отторжение, – ответил Ан Нам. – Иное не отвечало образу твоей жизни. Каким бы мрачным он ни был, он давал тебе спокойствие, ты считал его единственным, что дает тебе силы. И то, что ему угрожало, угрожало и тебе самому.

В душе Каина было светло, когда он бежал по лестнице на совет с Ур Ламом, царским казначеем.

Тот, по обыкновению, выглядел обеспокоенным. Крупное строительство тяжело отзывалось на казне Нода, и он обратился к Каину с просьбой погодить с прокладкой каналов на юг вдоль реки.

– Но они вскоре принесут новые доходы, – возразил Каин. – Будут фруктовые сады и другие посадки. Через несколько лет мы будем снимать большие урожаи миндаля смоквы, яблок, получим много меда и сможем продавать их с большой прибылью.

Ур Лам вздыхал, Каин упрямился.

К тому же он был прав.

Но казначей предпочитал иной путь увеличения доходов – через подати, которые надо выжимать из крестьян. Каин сомневался: ему хотелось обложить налогами городскую торговлю, но он пока не знал, как это сделать.

– Нам надо освоить земли на другом берегу реки и построить там новый город, – сказал вдруг Каин. – И мы смогли бы взимать плату со всех судов, проходящих через Нод к морю.

Ур Лам мгновенно оценил эту великую мысль и с живостью осведомился:

– А ты говорил об этом с верховным военачальником, мой царь?

– Нет, еще нет. – Мысль эта была нова и для него самого, он понял ее силу, лишь увидев горячий блеск в глазах казначея. – Я потолкую с Бек Нети сегодня же вечером.

Весь этот день Бек Нети посвятил войскам, стерегущим северную границу, где заканчивалось строительство укреплений. Делам обороны военачальник уделял очень много внимания, и случалось, Каин думал: «Это же целая армия. Все эти воины, оружие, укрепления – вот что опустошает сундуки Ур Лама. А польза?» Но вслух не говорил.

Бек Нети и Энки огорчались: им так и не удалось увлечь Каина делом обороны страны. Его хватало почти на все: он посещал пастбища, где пасли овец, давал дельные советы по разведению скота и заготовке кормов, с любопытством изучал конюшни, долго и много разговаривал со встречными на улицах и площадях, поощрял торговлю. Заложил новую верфь и участвовал в создании нового большого судна. Удивительный интерес проявлял к ворам и убийцам, жестоко боролся с Нин за принятие новых законов, более гибких в определении меры вины и наказания. При нем от севера до юга, от западных границ до самой реки стали лучше возделывать поля зерновых, выводили новые злаки, постоянно снимали обильные урожаи. На южных склонах горы посадили деревья, чтобы через несколько лет поднялись и зашумели высокие леса на радость людям.

Только для воинов у Каина никогда не хватало времени.

– Вы сами хорошо с этим справляетесь – говорил он Бек Нети и Энки Бару. Те только вздыхали, зная: это не вся правда.

– У нас теперь мирный царь, – повторяла счастливая Нин.

В стране шло много разговоров о хитроумных способах, которыми новый царь добивается своего. Притчей во языцех стала история о выведении новых целебных трав и жрецах Сина. Когда настало время сбора трав, жрецы отказались это делать, разыскали Каина и объяснили ему, что сила растений зависит от Луны. Травы надо собирать только в полнолуние.

Каин долго смотрел на них, не говоря ни слова. Потом вызвал стража, попросил его взять с собой воинов и жрецов, выйти в поле и собрать семенные коробочки белены, уже созревшие на новых грядках.

– Сейчас? – удивился страж, знающий, что подобного рода урожай собирают лишь ночью, при свете полной луны.

– Да, сейчас, – ответил Каин. – При ясном свете дня.

Когда воины вернулись с беленой, Каин собственными руками раскрыл коробочки и осторожно высыпал целую ложку семян в чашу. Затем налил воды, помешал и предложил жрецам Сина попробовать:

– Пейте, – сказал он. – От этого не умрешь, ведь яд, собранный в ненадлежащую пору, не имеет силы.

Конечно же, никто не осмелился выпить. Нин смеялась так, что чуть не свалилась со стула, рассказывали в народе. После этого лечебные травы стали собирать по мере созревания и отправляли на сушку к жрецам Сина на самую вершину башни.

И у нодов появилась новая поговорка. «Пей, от этого не умрешь», – произносили, поднимая чаши.

Каин и Натие обедали одни в своих покоях – этого права они добились, преодолев сильное сопротивление Нин и придворных.

Вечерняя трапеза проходила всегда в большом царском зале в присутствии множества приглашенных. Но в середине дня они могли урвать немного времени для себя. Им все еще весело было вдвоем.

Каин не переставал удивляться тому, что с женой можно толковать обо всем, великом и малом, о мыслях и делах.

В этот день к обеду он пришел, переполненный радостью, схватил ее в объятия, танцевал с ней, приложив ухо к ее животу и шепча:

– Ну, как ты там поживаешь?

Натие смеялась:

– Он чувствует себя хорошо.

– Он? – спросил Каин. – Откуда ты знаешь, что это мальчик? Я хочу девочку, похожую на тебя. – И на мгновение тень омрачила его лицо: такое он однажды говорил и Лете.

Потом Каин рассказал жене про новый город, который хотел построить на другом берегу реки. Натие тут же увидела все преимущества, но сказала:

– Это земля шумеров, если мы отберем ее у них, начнется война.

– Но мы можем договориться, – возразил Каин. – Предложить им часть доходов.

– Ты не понимаешь, – пояснила Натие. – Это наши заклятые враги, мы не можем вести с ними переговоры.

– Посмотрим, – обронил Каин с искрой в глазах, как и всегда, когда сталкивался с косным образом мыслей. На новое возражение Натие он ответил: – В Ноде укоренился определенный склад мышления: так нельзя, так мы всегда делали, так нужно делать. Но это всего лишь ваши предубеждения, которые вы объявили истиной, позволив им управлять собой.

«Это я перенял от жреца Ана, – подумал Каин. – Но мне было трудно понять это сегодня утром, когда дело касалось меня. Когда же дело касается других, я все вижу».

После обеда они долго стояли у окна, смотрели на пустошь внизу, где будет стройка, и на другую сторону реки. Там пока лежали болота, бросовая земля, не приносящая пользы никому, кроме комаров.

– И воздух, в Ноде, был бы лучше, если бы мы осушили топь, – заметил Каин.

Во второй половине дня они вдвоем осмотрели строительство, потом отправились через поле к посадкам лекарственных трав, где жрецы Сина наблюдали за работой; порядок и чистота царили повсюду. Каин дружески здоровался, задавал вопросы, вместе они обдумывали, какие новые растения разведут, какие соберут урожаи.

Натие думала: «Даже жрецы не злятся больше на него. Странно».

Потом они отправились к пещере, где все еще жила старая жрица Инанны в ожидании, когда будет завершен новый храм.

– Давайте помолчим и послушаем истину, – объявила она в этот день, как и всегда.

И они молча сели на низенькие табуреточки Каин так и не услышал истины, изреченной вслух, но, когда мысли в нем стихли, он наполнился покоем.

– Когда мысль нема, ты пребываешь с Богом, – возвестила старая ясновидящая.

Вначале эти слова показались ему непонятными, но сейчас он осознал их смысл.