Текст книги "Книга Каина"

Глава двадцатая

Пульсирующая в божественных царских жилах кровь устанавливала союз между звездой и ее народом. А крепился союз стихами и песнями, молитвами и ритуалами.

Но более всего – образами. Мастера Нода столетиями совершенствовали искусство ваяния, воссоздавая живые мифы в недвижном камне и тем самым творя чудо: божественный дух вновь и вновь возрождался в земной материи.

Животворящей силой стали легендарные статуи царей, размещенные вдоль торцовой стены колонного зала. Они были высечены из огромных каменных блоков, внесенных в башню; их яркие краски ничуть не потемнели за века. Сходство изваяний с умершими царями было поразительным: издревле художник снимал гипсовую маску с лика почившего властителя, прежде чем тот обретал вечный покой в царской гробнице.

В первое же солнечное утро Нин провела Каина от статуи к статуе, называя имя каждого царя и годы его жизни.

– Это Ли Эль, великий воин, дед по отцовской линии твоей бабушки со стороны матери. А это Каль Иллу, он закончил строительство башни и основал культ бога Сина.

Четырнадцать царей и две царицы.

Каин слушал ее, кивал. А сам угадывал живую боль во всех каменных ликах – свою собственную боль.

«Ты, – думал он, – и ты, и ты тоже». Все они несли тяжелую ношу, его ношу.

На мгновение он перестал ощущать себя чужестранцем; сознание, что те же муки, ту же боль испытывали его предки, будило глубокое чувство родства.

Долго стоял он перед статуей одного из царей, умершего молодым, в лучшие годы. Всматривался в лицо статуи; живой и мертвый, взирая друг на друга, мерялись болью, заключенной в глазах.

«Брат, – подумал Каин, но тут же поправился: – Нет, не брат, гораздо ближе. – Каину почудилось, будто он ощущает пульсации крови умершего в своих жилах. Он попробовал прогнать это ощущение. – Нет, невозможно. Ведь он мертв. Он всего лишь статуя. – Но в следующее мгновение подумалось: – Нет, не мертв. Он вернулся и вложил в меня свою судьбу и свою боль».

Словно сквозь туман доходили до него слова Нин:

– Он был великим царем. Все ладилось в его руках. При нем царство сложилось, окрепло и обрело порядок.

– Он был несчастным человеком, – возразил Каин.

– Правильно, – подтвердила Нин, невольно понизив голос под влиянием сумрачности Каина.

– Как он умер?

– Мне не хотелось бы говорить об этом.

– Мое право знать, – еще раз возразил Каин, и Нин сдалась.

– Однажды безлунной ночью он поднялся на крышу башни и вонзил в свое сердце священный нож, – горестно сказала она.

И тут боль в глазах статуи обрела оттенок вины, во всяком случае, так показалось Каину. И он подумал: «Ты, наверное, как и я, не сдюжил. И однажды муки твои стали невыносимыми. О Боже, как я понимаю тебя! Наверное, как и я, в поисках первоосновы зла ты отдалился от всех, и все отдалились от тебя. Наверное, как и я, ты хранил жуткую тайну, твой поступок был столь ужасным, что в его реальность нельзя было поверить, а значит, нельзя было и поделиться с кем-либо. Ты был умельцем и, возможно, подобно мне, считал, что все это – лишь мираж:, не имеющий отношения к действительности. Ты никогда не был пленником игры и поэтому играл.

И все же ты попался в собственные сети, как и я».

– Он женился на царице из Эриду, большого города на западе, и очень любил ее. Но она была лишь ребенком, падким на развлечения и дорогие подарки. – Голос Нин звучал отстраненно, казалось, она целиком ушла в воспоминания.

«Ты, как и я, обнимал мечту», – подумал Каин, а вслух сказал:

– Оставь меня, пожалуйста, наедине с ним.

Нин кивнула, она слишком сильно была занята собственными мыслями, чтобы почувствовать себя уязвленной.

Каин долго оставался возле статуи, не давая прерваться связи времен. «Он имеет право знать, кто я», – думал он, уверенный, что и без объяснений тот, другой, его поймет.

И все же он попытался: «Всю жизнь я искал свою судьбу, безмолвно блуждал в отчужденности. Но самоочевидных ответов, тех, которые дарят людям чувство единения, я так никогда и не нашел. Трудно быть немым и искать объяснения в тишине. Ты явно знаешь, каково это.

Потом меня захватили такие запутанные и многогранные события, что слова были лишними. Но именно тут они и возникли, все же я сын Евы. Странно, слова, наверное, всегда были во мне, но я смог отыскать их – или они меня? – только когда твой народ принял меня».

Во взгляде статуи Каин прочел недоумение.

– Ты прав, – сказал он, помолчав. – Что-то другое раскрепостило меня.

И тут он вспомнил утро у реки после убийства Сатаны. В те ранние часы трава была зеленее, а река синее, чем всегда, птичье пение обладало необычайной прелестью, все испускало прекрасные запахи, все было чудесным.

– В то утро я увидел новый мир, – обращаясь к статуе, пояснил Каин, и ему показалось, что та кивнула в ответ.

– В то утро я впервые сумел поговорить с матерью и одержать победу при помощи слов, – продолжал Каин, а изваяние терпеливо взирало на него печальными глазами.

– Когда Сатана умер, слова обрели свободу, так это было. Почему? Ты должен знать: я всегда мечтал попасть туда, в Эдем, – помолчав, признался он. – Думаю, ты понимаешь: это была мечта о свободной жизни, в которой никого не отталкивают, где слова вообще не нужны. Я хотел вернуться к жизни без воспоминаний. Без воспоминаний муки быстротечны. Там, в стране детства, существовало только СЕГОДНЯ, только мгновение, полное переживаний.

«Как в то утро», – опять подумал он.

Но тут ему показалось, будто он слышит, как статуя произносит слова, которые Ева часто повторяла в последние годы: «К прошлому возврата нет».

И он покачал головой, показывая, что понимает: для него дорога в прошлое закрылась, еще до того как он вонзил нож в грудь Сатаны.

Значит, убивать его и не стоило.

Злодеяние не имело смысла.

«Может быть, я совершил месть за мать Евы и за шамана», – подумал Каин, не решаясь смотреть на статую, ибо знал: та насмешливо улыбается. В следующий миг он увидел кровь на своих руках, а потом пятна старой, засохшей и почерневшей крови на статуе. И тогда он разорвал связь времен:

– Нет, я жив. В отличие от тебя, я жив и могу еще что-нибудь сделать.

Он подумал об Энки Баре, который совершил убийство вместо него, из чувства любви к нему, Каину, поклонился статуе, повернулся на каблуках и пошел в направлении трапезной, где его ждала Нин со свежим хлебом и горячим вином.

И вновь удивил царицу, попросив, прежде чем сесть за стол, большую миску с водой и полотенце.

«Чистоплотности он научен», – подумала Нин.

С этого дня все трапезы за царским столом начинались с мытья рук.

Час спустя, слушая Каина, который расспрашивал жрецов Сина, Бек Нети дивился собственному беспокойству. Глянув через стол на Энки, он увидел, что и сыном владеет та же мысль: «Мы что, вызвали к жизни привидение?…»

Жрецов призвали в комнату для переговоров перед колонным залом. За круглым столом сидели восемь служителей бога Луны, Нин и Каин, Энки и Бек Нети. Были здесь и слепая жрица Инанны, а также Ан Ле, лишенный могущества жрец верховного бога.

Разговор начал Каин: до него уже доходили слухи, говорил он, что жрецы Луны из башни Нода лишились издревле ниспосланного им святого дара врачевания. Вот он и призвал слуг Сина, дабы узнать, что тому причиной.

Царица, казалось, испытывала мучения. Син Ака сделал попытку взять слово, но Каин, повысив голос, продолжал: поскольку ему кое-что известно о болезнях и врачевании, он прежде всего хотел бы знать, как обстоят дела с лечебными травами. Кто их собирает, как они хранятся, кто и как их использует.

За столом наступила тишина. Каин обвел взглядом череду жрецов. И в то мгновение, когда Син Ака открыл рот, Каин заметил, что лицо старейшего жреца, самого седовласого и самого неприметного среди восьмерых, пошло красными пятнами. Он жестом остановил Син Ака и обратился к седовласому:

– Тебе, кажется, есть что сказать?

Старик начал с трудом подбирать слова, он явно испугался.

– В стране нет уже колоквинта, – промолвил он. – Его горькие зерна хорошо помогали от нарывов, но вот уже много лет мы не получаем их. Это плохо, поскольку нарывы нередки. Касторового масла тоже давно нет: никто больше не выращивает клещевины.

Лоб Каина сморщился.

– А валериана? – спросил он. – Опиум?

Это-то доступно? А кто собирает крапиву, которая помогает от жара, кто сушит ее и пакует? Если нет колоквинта, почему не попробовать толченую кору смоковницы, смешивая ее с грибом? Это средство даже лучше помогает от нарывов, насколько я понимаю.

Старик запутался в словах, еще больше оробел. Наконец собрался с духом:

– Велика вина моя, но я все же пытался поддерживать знания о лечебных травах и пополнял запасы. Но никто больше не считал это важным.

Тогда Каин впился глазами в Син Ака:

– Я возлагаю ответственность за это на тебя. Почему ты пренебрег важнейшими знаниями – ведь речь шла о лечении больных людей?

Син Ака отвел взгляд, но ответил твердым голосом:

– Сами по себе травы не нужны, ведь исцеляет сила божественной крови, а наша царица стара и малокровна.

– Ты упрям, – возразил Каин. – Целебная сила идет от земли, из нее берут силу растения и превращают в благо для людей. Если ты этого не понимаешь, значит, плохо справляешься со своим делом.

Нин почувствовала, как гнев ее набирает силу, она поняла: юноша, пожалуй, прав. Жрец посмел переложить вину на нее, чьи силы иссякают. Сквозь слепящую пелену негодования доносились до нее распоряжения Каина: немедленно привести в порядок земли около башни, отрядить людей на сбор трав, уже в этом году развести их поболее. Каин обещал, что сам проследит за работами, укажет, какие травы сеять и как их выращивать.

– Я хочу, чтобы этого человека казнили, – резким от гнева голосом изрекла Нин, указав на Син Ака.

Каин заколебался, потом поклонился ей:

– В этой стране право судить принадлежит тебе, я склоняюсь перед твоей волей. Но с твоего разрешения я хотел бы послушать самого Син Ака. Пусть скажет, что сделал для восстановления могущества страны.

Белый как полотно Син Ака взмолился:

– Я понимаю, ты человек больших познаний. Но, как и я, ты ведаешь: сила в божественной крови и святых словах.

– Каких словах? – удивился Каин.

– Молитвах. Несмотря ни на что, я читал их каждую ночь и каждый день, чтобы отводить немощь и зло от Нода.

Какие молитвы? – переспросил Каин, подумав: он безумен, но в его словах есть доля правды.

– Прежде всего, божественный «Длинный ряд», – ответил Син Ака. – Если вы убьете меня, в стране не останется никого, кто их знает, и всем вам будет плохо.

За столом опять наступила тишина. Нин была напугана. Лишь Каин оставался собран и задумчив: о чем говорит жрец? Потом вспомнил заклинания, которые читал Адам, призывая дождь в засушливые годы. Не о том ли речь? А как начиналось заклинание?…

В следующий миг он вспомнил, начал читать, тихо, медленно, задумчиво.

Вот тут-то Каин лишил жреца последнего, что придавало смысл его жизни. На глазах у всех власть Син Ака рухнула, а с ней – и все, что путало остальных.

Не без достоинства поклонился Син Ака Каину:

– Я вижу, ты владеешь и этим знанием. Значит, я больше не нужен. Ты спокойно можешь позволить царице лишить меня жизни.

Но Каин не хотел ничьей смерти. Он искал поддержки у Бек Нети, умоляя Нин.

– Прошу, прояви милость, царица, – сказал он. – Син Ака более не будет верховным жрецом, но позволь сохранить ему жизнь.

Нин, сжимая тонкие руки, думала о том, что вина лежит и на ней. Почему позволила она жрецу Сина забрать столько власти над собой и всей страной? Она знала, когда это началось: конечно же, в те омерзительные ночи, давным-давно. От ее покорности подпитывалась сила жреца, сила же Инанны уменьшалась, а могущество Ана иссякло вовсе.

И, внезапно нарушив тишину, она изрекла:

– За этим столом присутствует та, что более всего пострадала от власти Син Ака. Это старая жрица Инанны. Ей и выносить приговор.

Все глаза обратились к слепой пророчице, а та улыбнулась беззубой улыбкой и тихо, но с ударением на каждом слове молвила:

– Но вы же все видите: он уже мертв. И хватит об этом.

Каин поблагодарил ее кивком головы. На сердце Нин тоже полегчало.

Только Бек Нети подумал: «Не пожалеть бы нам…»

Перед тем как все закончилось, Нин обронила:

– Я только что узнала, что ублюдок умер этой ночью.

И вновь шумок удивления пронесся меж собравшихся.

– Мне не пришлось браться за нож, чтобы он умер, – проговорил Каин тихо, словно самому себе. Он и не представлял, какое действие произведут его слова на собравшихся, которые, не зная о поступке Энки, решили: власть наследника столь велика, что ему не надо никакого ножа, чтобы лишить человека жизни.

Позже они с Энки долго смеялись, осознав, что из этого вышло: хорошо сказано, Каин, надолго запомнится.

Только Бек Нети хмурился: что-то во всем этом ему не нравилось.

Глава двадцать первая

Так никогда никакой бог и не прикоснулся к сердцу Каина. В детстве, слушая молитвы отца под яблонями, он не постигал ни смысла их, ни пользы. Позже он стал рассматривать постоянную борьбу Адама с высшей силой как одно из множества явлений мира людей, чувствуя себя в нем чужим и не понимая его. А бесконечные речи Евы последних лет о Свете в ней самой и во всем живущем на земле производили на него неприятное впечатление, угрожая ему, причиняя боль и мучения.

Живой бог. Нет, этого он не мог осознать. В конце концов он начал думать, что нашел разумное объяснение потребности людей в богах. Боги – образы, превосходящие, вероятно, значением и силой все другие выдумки, измысленные людьми для толкования непонятной им действительности.

Боги – порождение человеческого страха перед необъяснимым, думалось Каину. Удивительно, но на большинство людей это действует.

Неслыханное могущество образов проистекает, очевидно, из страха.

Страх обладает огромной и действенной силой, и божественные образы, подпитываясь страхом людей перед ними, преобразуют ее. Жрецы Сина знают это, ведь их власть основывается на пробуждении у человека страха перед неведомым. Но они так и не научились преобразовывать страх и обращать его силу на пользу людям.

Почему? Об этом часто и много рассуждали Энки и Каин.

– Сами они, наверное, тоже живут в страхе. А может быть, никогда по-настоящему и не верили в своих богов, – сказал однажды Каин.

Энки рассмеялся:

– Конечно же. Легко стать жертвой кошмаров тому, что отправляет обряды в ночном мраке под защитой одной лишь коварной Луны.

Но Каин не слушал его, продолжая рассуждать:

– Если люди не сумеют вдохнуть жизнь в своих богов, они отдадутся во власть страху.

Энки не понял сказанного и, как обычно, подумал: «Он слишком сложен для меня».

Бек Нети не одобрял их разговоров; он старался подталкивать их к действию: созданию новых культов, возрождению старых и введению новых обычаев. Такая работа была бы благодарной, ведь ноды потрясали Каина своими необычайными способностями. Как удивительно быстро удалось ему найти замену верховному жрецу. Старший сын одной из знатных семей, принадлежавшей касте воинов, тот с самого рождения был посвящен богу Ану, Всевышнему.

Ан Нам был высоким, таким же высоким, как и Каин, и красивым, удивительно красивым, как казалось Каину, никогда прежде не видевшему светловолосого человека с голубыми глазами.

Каин сразу же потерялся в этих глазах; сначала ему было трудно слушать то, что говорил этот человек. Что-то напоминал ему светлый блеск в их голубой радужке. А! Реку, реку ранним утром, когда мир обновляется. В этом человеке был тот же покой, что и в текущей воде, каким-то удивительным образом умиротворяющий сердце Каина.

Ан Нам, пристально взглянув в глаза Каина, понял, что наследник не слушает его, а погружен в свои печали. И он тут же замолчал посреди фразы, но не потому, что его не слушали, нет, просто он обратился к Ану с мольбой, прося сил помочь молодому царевичу.

Придворные отсчитывали мгновения многозначительной тишины. Наконец Нин решила вмешаться, но Бек Нети остановил ее движением руки. Он уже понял: что-то произошло в этой тишине, жест его помог и Нин догадаться.

Наконец Каин сам прервал тишину. Покинув мыслями утро и реку и обратись ими к тому, кто обладал чистой радостью струящейся воды, он возгласил:

– Хорошо, ты будешь нашим главным жрецом и моим поводырем на пути к твоему богу. Тебе я передам тайные слова.

Так в Ноде родился новый культ, и отныне страна могла рассчитывать на новую силу. А Каин, одинокий Каин, обрел еще одного друга.

Однако ночью он проснулся от дурного сна и вновь почувствовал муки, сжимавшие его сердце. «Никуда-то вы не делись, – подумал он. – Просто из пространства под грудной клеткой перебрались прямо в сердце». А что он видел во сне?

Хорошо сознавая, что поспешность способна спугнуть сны, Каин постарался осторожно вызвать в себе чувства, связанные с ночным видением; ему это удалось, и он стал потихоньку собирать их в своем сознании. Чувства эти были связаны с Авелем, с тем утром на пашне, когда они совершали жертвоприношения. Да, бог Адама принял жертву Авеля, но отказался от жертвы Каина.

Так сказал тогда Адам.

Не помогли и слова Евы, разумные слова. Каин принес в жертву хлеб на корню, Авель – овцу. Овечья шкура горит как трут, дым поднимается к небу, прямо к Богу; а жертва Каина полна земных соков, она влажная, и дым от нее стелется по земле.

И тогда Каин проклял Бога – сейчас он это вспомнил. А еще то, как из-за этого «проклятого бога» его подхватила буря. Он пожертвовал братом, задушил его.

Нет, он не тот, кто ради осознания своего превосходства станет удивляться власти божественных образов над человеческим разумом. Он на себе ощутил их силу, теперь-то он знает, что может статься с тем, кто разозлится на Бога.

Наказанием за это будут муки.

Причем муки истинные, самые истинные из всего, что пережил Каин. Так, может, и Бог истинен?

Завтра он должен расспросить об этом человека, у которого глаза как вода в реке. Может быть, он знает ответ.

Утром пошел дождь. Зажигая огонь на вершине башни, Каин встретился взглядом с прищуренными глазами Син Ака и возненавидел свою новую жизнь.

Однако он внутренне собрался и по заведенному порядку сопроводил Нин к столу, уже накрытому для утренней трапезы, поел, безотчетно предавшись на короткий миг мечте о синих горах, равнинах, лесах. Ему очень хотелось вернуться к реке и уединению.

Страж объявил о приходе Бек Нети. Тот, войдя, остановился у двери и в одно мгновение понял, что творилось в душе Каина. И когда, по обыкновению, Нин спросила о распорядке дня, Бек Нети ответил:

– Я думаю, что сегодня Каин и Энки совершат поездку вниз по реке в имение у подножия горы. Каину нужен отдых и перемена впечатлений.

Нин была недовольна, а Каин, наоборот, подумал в восторге: «Он читает мои мысли и заботится обо мне. Ради него я должен согласиться». А потом вслух сказал:

– Благодарю тебя. Это будет прекрасно. Надеюсь, и ты поедешь с нами.

– Это невозможно, – возразила Нин.

– Нет, мой царевич, мы не можем оставить царицу. Да и вам явно будет веселее без старика, – улыбнулся Бек Нети.

– Не думаю, но понимаю, – кивнул Каин и быстро добавил: – Но до отъезда я хотел бы встретиться с новым жрецом Ана и передать ему священные слова. А когда я вернусь из поездки, надеюсь, он будет встречать меня на вершине башни по утрам.

Бек Нети вздохнул, сказанное он воспринял как вызов, публичное признание того, что власти жреца Луны пришел конец. Но Каина неожиданно и радостно поддержала Нин:

– Да будет так! Ты действительно храбр и быстр на решения.

На этот раз рассмеялся Каин:

– Я смотрю на это иначе. Но не в моих силах каждое утро встречать Син Ака. Если ничего не изменится, я воткну в него нож!

И поймал себя на мысли: «А ведь это недалеко от истины». Но Нин и Бек Нети улыбались, приняв сказанное за шутку.

Бек Нети ушел предупредить Энки о поездке. Пусть молодые люди не торопясь в небольшой лодке отправятся к загородному дому Энки, до которого надо плыть полдня вниз по течению реки. Там их будут ждать жена Энки и его дети, а Натие отправится туда верхом незамедлительно.

«Любовь, – сказал Бек Нети самому себе. – Чистый воздух, свобода и любовь – вот что я противопоставлю его печали. Они мои сильные союзники». И с удовольствием подумал при этом о своей умной дочери. Пусть покажет, чему научилась у жрицы Инанны.

Вернувшись к себе, он послал за новым жрецом Ана. Потом отправил за жрицей Инанны, вызвал Энки, который принимал военачальников с северной границы. Как только все собрались, он рассказал о своих замыслах и с удовлетворением увидел, что Энки радуется, как жаворонок.

– Я давно мечтал познакомить его с женой и детьми, – сказал Энки.

Натие, в свою очередь, серьезно вникла в намерения отца, кивнула, все же покраснев. Старая жрица возрадовалась: тайная свадьба вдали от мрачной башни как раз то, что необходимо молодым.

– Не беспокойся, – обратилась она к Бек Нети. – Натие прилежно изучила искусство любви. Она освободит наследника от всех мучений, а это ему сейчас необходимо более всего.

«Она тоже знает», – подумал Бек Нети.

В зале для тайных переговоров Каин со всей серьезностью передавал святые слова новому старшему жрецу. Голубоглазый выучил их быстро.

«Один Сатана знает, точно ли я их помню, – подумал вдруг Каин, а еще: – Да ладно, какая разница?» И, обращаясь к Ан Наму, добавил:

– Я очень хотел побольше узнать о твоем Боге. Мне кажется, что я встречался с ним лишь один раз, и то к несчастью для многих.

– Ты встретил не Его, – спокойно возразил Ан Нам. – Бог учит лишь того, кого признает и кто познал самого себя.

Каин затаил дыхание от удивления, подумал немного и добавил:

– Тогда я ничего не знал о самом себе.

– Значит, ты встретил не Его. Теперь ты сам это видишь, – повторил голубоглазый. – Лишь тот, кто многие годы с упорством и смело решается заглянуть в самого себя и вытаскивает все свои темные чувства и скрытые мысли на свет, тот постепенно учится понимать, что такое Бог.

Каин от потрясения с трудом подбирал слова:

– Как раз это я и делаю: каждый миг уединения я использую на то, чтобы заглянуть в себя и разобраться в том, что увидел. А это трудно – чаще всего я нахожу лишь тьму, помрачение рассудка.

Теперь улыбнулся Ан Нам:

– Это хорошо, мой царевич. Ты на пути к Богу.

Каин почувствовал, как румянец негодования залил его щеки:

– Я начинаю думать, что ты безумен, как и все жрецы. Как может быть, чтобы человек заключал в себе лишь мрак и муки?

– Но это неправда, Каин. Муки существуют лишь на поверхности, а мрак ты создаешь сам. И в тебе достаточно мужества, чтобы пройти через все это, добраться до света в твоей душе, а там ты и встретишь Бога.

«Он такой же, как и Ева», – подумал Каин и почувствовал ту же угрозу, что испытал, когда мать говорила о Свете.

– А откуда ты знаешь, что мой мрак не глубок, как преисподняя, и что во мне нет зла?

Голубоглазый ответил, не отводя взгляда от Каина:

– А ты когда-нибудь видел, что происходит, когда среди людей, что заняты общей работой, появляется злой человек?

– Мой опыт общения с людьми слишком мал, – ответил Каин. – Но я могу представить себе, что он быстро отравит жизнь сотоварищам, отняв у них радость и силу.

– Вот именно. А теперь посмотри, что произошло в Ноде, после Того как ты пришел сюда. К людям вернулась радость, страх их покинул, и они вновь обрели надежду.

– Но все это происходит лишь от их пресловутой веры в священную кровь, – возразил Каин, забыв об осторожности.

В голубых глазах мелькнул смех, уголки рта главного жреца вздрогнули. Не выдержав, оба рассмеялись. Но, прогнав веселость, Ан Нам сказал:

– Ты ошибаешься, мой царевич. Многие властители Нода были безумны, внушали ужас, навлекали беду на свой народ. Люди и от тебя не ожидали ничего хорошего. Тебя приняли лишь потому, что с твоим появлением должна была восстановиться магическая связь с богами.

«Возможно, он прав, – подумал Каин. – Руки печальных царей из тронного зала в крови. И в этом причина их печали».

– Ты ничего не знаешь обо мне, – произнес он громко, словно отрезал. – Ты не можешь судить обо мне по той малости, что я успел сделать. Ни ты, ни я не знаем, что может случиться в твоей стране, когда мрак вновь завладеет мной.

Впервые за весь разговор Ан Нам возмутился:

– Ты сам признался, что пробовал проникнуть в глубь себя. А тот, в ком нет ничего, кроме мрака и ужаса, не пытается сделать и первого шага.

Каин хмыкнул:

– Между мной и теми, кто не решается лишь одно различие. Оно состоит в том, что я ничего не боюсь. Я избавлен от страха.

Ан Нам рассмеялся прямо ему в лицо:

– Извини меня, но то, что ты говоришь, невозможно. Весь мрак и вся злоба порождены страхом. У Бога на земле есть лишь один враг – страх, гнездящийся в сердце человека. И если ты не боишься – ты добр, это так просто.